Как мелодичен звон разбившегося стекла для истоскававшихся по истине, усыпленных ложью повседневности, чутких ушей!
Как чудовищно и как прекрасно рассечь сон окружающей тебя тишины одним простым, но решительным движением руки!
Кто не мечтал из нас,- оставив за спиной своей непонимание близкого до самой последней дальности, уязвившего в данную минуту наше ожидание и чувства человека,- подойдя к окну и, вглядевшись в его прозрачную плоть, одним простым и решительным движением руки - разбить его, не слишком выгодно разменяв бесстыдство душевного недомогания на легкий укол боли физической?
Что более останавливало нас в такие минуты: осознание абсурдности этого деяния, или же страх перед видом алой жидкости в нас циркулирующей?
Почему никого не останавливало сострадание к несчастному окну, самооотверженно защищающего нас от ветров и непогоды?
Почему мы не жалеем их, живущих ожиданием наших глаз, любезно предоставляющих нам постоянство пейзажа раз и навсегда распластавшегося перед нашим взором?........
В квадрате окна, схожим с экраном телевизора, я вижу день ото дня всё одно и то же болото реальности: черезчур медленный стриптиз жеманных акаций(обнажающихся зимой и надевающих предсказуемо зеленые топы - летом), между смуглых бедер которых сереет лента пыльного асфальта, с фрагментами сочной травы по бокам; зад улицы, кое-как прикрытый мини- юбкой пожилых домов, чья дикая для нашего времени одноэтажность плохо прикрывает ее срам; всё это архитектоническое безобразие конца 18 века, вяло разлагающееся перед моим взором и наполняющее моё Я духом осени даже посреди вульгарного бала лета, смягчающее яд его жары метафизическим ненастьем своего внешнего вида.
Меняются лишь прохожие, всё новые и новые фигуры и лица проплывают мимо окна в свое теплое Ничто, которое они считают своей Жизнью, но выражения их лиц, их походка, и шлейф тянущихся за ними мыслей остаются неизменными, не взирая на иллюзию их разнообразия.
Усредненность и безликость, серость и анонимность царствуют на этом унылом маскараде,и даже в старых зданиях стоявших на этой улице и поглядывающих на гуляющих по тротуару женщин с лукавством пожилых казанов, было гораздо больше жизни, чем в кишащем под этим небом сомнамбуличном люде.
Поэтому, когда в моем поле зрения появился он, я заинтересовался - слишком уж не похож был этот человек на остальных: нимб отчаяния, сиявший над его головой был виден вполне отчетливо, остановившийся напротив моих окон и отдавшийся какому-то странному ожиданию, он вертел по сторонам своей головой, поднимая ее к голубой скатерти небес в слепой надежде так, что когда я на секунду закрыл глаза, удерживая его образ внутри себя, мне показалось, что я вижу не обычного прохожего, по известной ему одному причине остановившегося посреди улицы, а жалкого, облаченного в средневековый наряд паяца, в кроваво-красной сорочке в черный горох, в туннелях рукавов которой тонули его кисти, наряженного в традиционный шутовской колпак и деревянные туфли с колокольчиками на концах загнутых кверху носков, но главное - за его спиной и вокруг него мне привиделись языки, жалящего его плоть, невинно-алчного пламени, чьи объятия обжигали его корчившуюся от страдания душу....
Было очевидно, что здесь, на противоположной стороне улицы, у него было назначено свидание и что ожидание личности опаздывающей на него, побуждает мужчину поминутно выуживать из недр тщательно отглаженных штанов карманные часы, чтобы затем, одним, впитавшим всё его отчаяние движением, втискивать их снова в ножны узкого кармана.
Я видел, как на моих глазах гибла его надежда: медленно сжигало время письмо написанное им Богу, которое он так долго сочинял и которое теперь превращалось в пепел,скручиваясь в его равнодушной к боли руке под ласковыми пытками огня.
Я лишь наблюдал за этой агонией его мечты, отмечая про себя, как тот, словно конь с надрезанными сухожилиями, покорно рухнул о земь всей тяжестью своего духа, перестав простреливать улицу вопрошающим взглядом глаз, выискивая за спинами прохожих черты той, которая никогда не придет, как прекратил в конце концов возню с часами и даже оставил свою нелепую слежку за перемещениями издевательски прекрасных облаков....
И вдруг...
Пришла она...
Подошла, играя бедрами, элегантная стройная девушка с чем-то непередаваемо плотским в карамельной улыбке тонких, татуированных помадой губ и он....растворился тут же, буквально на моих глазах, растворился как рафинад в кипятке, исчез в собственной благодарности, в собственном восхищении, уничтоженный отражением своего же чувства от поверхности чуждого, слепого к нему, равнодушного, но крайне аккуратного в педантизме расчетливости, существа.
Она вобрала его в себя, поглотив и подпитавшись его опьянением и поклонением, словно самка богомола чинно отужинавшая телом покоренного ею самца, так что теперь, подумалось мне, она может пару месяцев обходиться без пищи и нового убийства, а рядом с ней, тронулась с места и пошла, пустая обезличенная оболочка того, что еще пять минут назад имело и индивидуальность, и дух.
Что он получит в обмен на свою душу?
02.1991г.
http://www.youtube.com/watch?v=2gbegDwCjdA&feature=related