- Я что-то хочу тебе сказать. – он в задумчивости стал теребить верхнюю пуговицу ворота, как будто бы ему стало душно, хотя из его рта белыми порциями низвергался дым. – Кха-кх-кх. . . Карты врут. . . Карты врут. Вот в чём всё дело. Географические карты врут.
Она, почти что с головой обёрнутая его шарфом, ритмично сплетала и расплетала непослушные пальцы, то, приближая их к лицу близко-близко, то, отдаляя, на сколько позволяли застывшие суставы. Она тщательно разглядывала длинные пальцы, словно видела их впервые. Со стороны её удивление казалось смешным. - Нам все врут.
- и они всем. – Он тяжело закашлялся и виновато спохватившись, принялся дышать на её руки.
- А как они врут? – деланный интерес навевал ещё большую тоску.
- На Земле ещё остались неизведанные клочочки, о которых никто не знает. Совсем никто не знает.
Она резко выдернула руки и прижала их к груди крест-накрест. Подавила всхлип и часто-часто заморгала, запрокинув голову, глядя куда-то в полоток, с усилием сглатывая густую слюну. Шарф распустился по плечам. Теперь она как богиня. - А кто же там живёоооот?
- Никто. Только само естество. Природа и чудесные зверьки.
- Хорошо. Очень хорошо, когда звери чудесные. . .
- Маришечка, там ведь вечное лето, представляешь? – Он чувствовал как внутри кто-то потихоньку гасил свет. Вот это самое страшное. . . когда потихоньку. . .
- Хорошо, когда лето вечное. . . и всё?
- Нет, не всё. Это абсолютный свет. Аккумулятор для тепла, красоты, нежности и свободы. . . – отвернувшись, пристально рассматривая мышиную нору-дыру, он продолжал теребить пуговицу. - Хочешь туда? Нас никогда не найдут и никогда не тронут.
- А можно? – Маришечка нервно оскалилась.
Казалось, холод шатается от стены к стене и разматывает ожидание, обволакивая им пространство.
- Конечно же можно. – задумчивая, неспелая улыбка внезапно разлилась по его лицу, наполнила румяным соком почти что прозрачные щёки.
- хочу. Туда. Хочу, милый мой, хочу, да если бы ты знал. . . – устало выговаривая слова, переходя на рваное бормотанье-бульканье, Марьяночка механически кивала. Да-да-дада-да-да-дада. Ему показалось, что она отсчитывает такт неслышимой мелодии.
- закрой глаза, пожалуйста.
- зачем? - продолжая кивать. . .
- представь эту чУдную землю, Марьяша. – он ласково-дрожащей ладонью погладил её по голове, как несмышлёного ребёночка.
Девушка продолжала кивать невпопад и странно улыбаться даже с закрытыми глазами. В её голове ворковали добрые райские птицы.
Он тоже закрыл глаза. В последние комнаты его души сочилась жуткая тьма, смешивалась с молоком света, оставляя за собою только чёрный. Только холод-д-ддд-д-д-д-д-д-д-д-д-д.
Хлоп. Свет отключили. Никого не видно. Никого нет.
___
Тишина впитывает последние вдохи-выдохи. Воздух выравнивается. Время идёт дальше, оставляя тех, кому оно уже не нужно. Марьяша улыбается и удивлённо-неестественно смотрит вверх.
Он лежит рядом, лежит неудобно, полуклубком, успев еле-еле дотянуться меловой ладонью до Марьяшиной коленки. Противно пищат мыши.