Следствие по-горбачевски…
Но, так или иначе, а с мая 1989 года «Катынское дело» стало предметом как «широкого» (в СМИ), так и аппаратно-закулисного «обсуждения».
23 февраля 1990 г. в служебной записке “Дополнительные сведения о трагедии в Катыни” тогдашний заведующий Международным отделом ЦК КПСС В. М. Фалин сообщил М. С. Горбачеву, что советские историки обнаружили в фондах Особого архива и Центрального государственного архива Главного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального государственного архива Октябрьской революции неизвестные документы и материалы о польских военнопленных, позволяющие «даже в отсутствии приказов об их расстреле и захоронении... сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни — дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова».
Эта записка во многом предопределила решение М. Горбачева о том, чтобы без какого-либо судебного рассмотрения обстоятельств “Катынского дела” передать главе польского государства В. Ярузельскому, во время его визита в Москву, список из 14 589 фамилий польских офицеров, содержавшихся в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях зимой 1939-1940 года. Поляков это, безусловно, порадовало: ведь многие фамилии «горбачевских поляков» встречались и в так называемом «Списке Мощиньского» из 9888 фамилий. Теперь полякам можно было, как говорится «по умолчанию», подразумевалось, что все «горбачевские поляки» – «жертвы Катыни» .
13 апреля 1990 г. в день встречи М. Горбачева и В. Ярузельского в газете «Известия» появилось официальное «Заявление ТАСС о катынской трагедии» с признанием вины «...Берии, Меркулова и их подручных» за гибель примерно 15 тысяч польских офицеров. Жертва Горбачева, как, впрочем, всё, что он делал, оказалась напрасной. Отношения с Польшей не улучшились, наоборот, польское руководство получило прекрасную возможность усилить давление на СССР.
Что онии сделали. Наиболее объективно поведение польской стороны было изложено в записке (№ 06/2-223 от 29 мая 1990 г.) членов Политбюро ЦК КПСС А. Яковлева и Э. Шеварднадзе: «О наших шагах в связи с польскими требованиями к Советскому Союзу».
В записке говорилось:
“Польская сторона, освоившая за эти годы методику давления на нас по неудобным вопросам, выдвигает сейчас группу новых требований, нередко вздорных и в совокупности неприемлемых. Министр иностранных дел К. Скубишевский в октябре 1989 г. поставил вопрос о возмещении Советским Союзом материального ущерба гражданам польского происхождения, пострадавшим от сталинских репрессий и проживающим в настоящее время на территории Польши (по польским оценкам — 200—250 тыс. человек)... Цель этих требований раскрыта в польской прессе — списать таким способом задолженность Польши Советскому Союзу (5,3 млрд руб.)”.
Далее А. Яковлев и Э. Шеварднадзе предлагали выдвижение встречных исков к Польше. Политбюро ЦК КПСС 4 июня 1990 г. согласилось с этими предложениями, но иски так и не были предъявлены, а судьба польского долга СССР до сих пор неясна.
Но… это все лирика… Главное затруднение для поляков в 1990 году состояло в том, что из того, что поляки в этих лагерях содержались, вовсе еще не следует, что они были убиты именно НКВД весной 1940 года, а не германскими айнзатцкомандами осенью 1941….
Тем более, что с численностью расстрелянных поляков возникла заминка – было их в советских лагерях, согласно «горбачевскому списку», 14 589, немцы во время раскопок в 1943 году предъявили 4143 тела, в 1944 году «комиссия Бурденко» выкопала еще 925 – итого в наличии 5 068 тел. «расстрелянных поляков». А где ж тогда остальная 9 521 «жертва Катыни»? Куда еще целая дивизия делась? Но раз уж извинения были принесены, то М.С.Горбачеву уже и самому требовалось «доказать» вину СССР….
Соответствующие поручения были даны генпрокуратуре – и работа закипела.
В сентябре 1990 г. Главная военная прокуратура России приняла к производству дело № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле-мае 1940 г.», открытое в марте 1990 г. Прокуратурой Харьковской области УССР.
Одним из ее результатов «расследования» стало письмо тогдашнего генпрокурора Н.С.Трубина, адресованное незадачливому генсеку. Оно было написано в апреле 1991 года и заслуживает того, чтобы быть воспроизведенным полностью:
Президенту СССР т. Горбачеву М.С.
Уважаемый Михаил Сергеевич!
В соответствии с Вашим распоряжением № РП-979 от 5 ноября 1990 года Главной военной прокуратурой проводится расследование уголовного дела о судьбе 15 тысяч польских военнопленных из числа высшего командного состава, офицеров и других лиц, содержавшихся в 1939-1940 гг. в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях бывшего НКВД.
К настоящему времени проверены все архивные учреждения Главархива СССР, запрошены и получены ответы из соответствующих архивов КГБ СССР и МВД СССР, установлены и допрошены оставшиеся в живых бывшие работники Наркомата внутренних дел СССР, в том числе начальник Управления по делам военнопленных Сопруненко, начальник УНКВД по Калининской области Токарев, отдельные следователи, принимавшие участие в допросах как польских военнопленных, так и советских граждан. В различных регионах страны разысканы и дали показания очевидцы трагической судьбы польских военнослужащих.
Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения Особого совещания при НКВД СССР в течение апреля-мая 1940 года в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей и захоронены соответственно в Катынском лесу под Смоленском, в районе Медное в 32 км от г.Твери и в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова.
Однако пока не удалось отыскать следственные дела на расстрелянных военнопленных и протоколы Особого совещания при НКВД СССР, хотя на их наличие в то время (апрель-май 1940 г.) указывают многочисленные косвенные доказательства.
Кроме того, из показаний свидетелей - бывших ответственных работников НКВД СССР усматривается, что имелось постановление ЦК партии за подписью Сталина о ликвидации через УНКВД польских военнопленных, содержавшихся в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях.
В связи с этим прошу Вашего поручения общему отделу ЦК КПСС проверить наличие архивных материалов (возможно совместных решений ЦК ВКП(б) и СНК СССР) но указанному вопросу и копии их передать в Прокуратуру СССР.
Одновременно информирую о том, что 19 апреля 1991 года в Прокуратуре СССР состоялась встреча с делегацией правоохранительных органов Республики Польша, возглавляемой заместителем Генерального прокурора С.Снежко, но его просьбе.
Польская сторона настаивает на проведении эксгумации в местах вышеназванных захоронений с участием польских экспертов и отдельных представителей общественности этой страны. В соответствии с имеющимся договором о правовой помощи между нашими государствами, предварительно нами дано согласие на совместное проведение указанного следственного мероприятия в августе текущего года.
Польская прокуратура высказала просьбу по окончании следствия, так называемого "катынского дела", полностью скопировать и передать им копии его материалов, на что мною также дано согласие.
Судя по поведению польской стороны, не исключено, что по окончании следствия правительством Польши будет поставлен вопрос о возмещении материального ущерба по каждому погибшему польскому военнослужащему. Об изложенном сообщается в порядке информации.
Генеральный прокурор СССР
(Подпись) Н.С.Трубин
Документ потрясающий!
Во-первых – из него следует, что генпрокурор Н.С.Трубин был просто не в курсе того, что в 1940 Особое Совещание смертных приговоров не выносило. Вообще. Никому. В этом легко убедиться, если посмотреть №11 совершенно официального издания “Собрание узаконений СССР» за 1934 г., с. 84.:
ПОЛОЖЕНИЕ
Об Особом совещании при народном комиссариате внутренних дел
I. Предоставить Наркомвнуделу в отношении лиц, признаваемых общественно опасными, ссылать на срок до 5 лет под гласный надзор в местности, список которых устанавливается НКВД; высылать на срок до 5 лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах СССР; заключать в исправительно-трудовые лагеря и в изоляционные помещения при лагерях на срок до 5 лет, а также высылать за пределы СССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными.
2. Предоставить Наркомвнуделу право в отношении лиц, подозреваемых в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, ЗАКЛЮЧАТЬ В ТЮРЬМУ НА СРОК ОТ 5 ДО 8 ЛЕТ.
3. Для осуществления указанного в п.п. 1 и 2 при народном комиссаре внутренних дел под его председательством действует Особое совещание в составе:
а) заместителя народного комиссара внутренних дел;
б) уполномоченного НКВД по РСФСР;
в) начальника Главного управления Рабоче-крестьянской милиции;
г) народного 'комиссара союзной республики, на территории которой возникло действие.
4. В заседаниях Особого совещания обязательно участвует прокурор или его заместитель, который в случае несогласия как с самим решением, так и с направлением дела на рассмотрение Особого совещания, имеет право протеста в Президиум ЦИК Союза ССР.
В этих случаях решение Особого совещания приостанавливается впредь до постановления по данному вопросу Президиума ЦИК СССР.
5. Постановление Особого совещания о ссылке и заключении в исправителъно-трудовой лагерь или тюрьму каждого отдельного лица должно сопровождаться указанием причины применения этих мер, района ссылки и срока.
Стоит отметить, что за этим документом даже не надо идти в библиотеку – он есть в справочно-информационной системе «Консультант» (существующей с 1992 года) и наверняка был доступен с электронной справочной юридической системе «Эталон», созданной в СССР еще в 1975 году.
О том, что «расстрельные» полномочия у ОСО появились только в ноябре 1941 года, широкой публике стало известно из документа, опубликованного (только не смейтесь!) в супер-демократической «Новой газете» в 1996 году:
“Совершенно секретно
Государственный Комитет Обороны
тов. СТАЛИНУ
15 ноября 1941 г.
...В настоящее время в тюрьмах НКВД республик, краев и областей скопилось 10 645 человек заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, в ожидании утверждения приговоров по их делам высшими судебными инстанциями.
Исходя из условий военного времени, НКВД СССР считает целесообразным:
1. Разрешить НКВД СССР в отношении всех заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, ныне содержащихся в тюрьмах в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями, привести в исполнение приговоры военных трибуналов округов и республиканских, краевых, областных судебных органов.
2. Предоставить Особому Совещанию НКВД СССР право с участием прокурора Союза ССР по возникающим в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР, предусмотренных ст.ст.58-1а, 58-16, 58-1 в, 58-1 г, 58-2, 58-3, 58-4, 58-5, 58-6, 58-7, 58-8, 58-9, 58-10, 58-11, 58-12, 58-13, 58-14, 59-2, 59-3, 59- За, 59-36, 59-4, 59-7, 59-8, 59-9, 59-10, 59-12, 59-13 Уголовного Кодекса РСФСР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. Решение Особого Совещания считать окончательным.”
Во-вторых: в данном тексте признается, что ни искомых протоколов ОСО, ни расстрельных приговоров генпрокурорские следователи с апреля 1990 по апрель 1991 (то есть за целый год (!)) так и не нашли.
В-третьих – в письме Трубина появляется упоминание о некоем постановлении ЦК партии за подписью Сталина, которое бравые прокуроры тоже пока еще не нашли (!), но непременно найдут … чтобы угодить польским товарищам, хотящим провести по-быстрому раскопки и затем предъявить СССР кругленький счетец «за Катынь».
Спрашивается – что же подвигло генпрокурора Н.С.Трубина на написание столь выдающегося докУмента?
Оказывается – были на то причины и обстоятельства.
Дело в том, что уже после извинений М.С. Горбачева, в ноябрьском номере «Военно-исторического журнала» (который в ту пору редактировался страстным сталинистом и антисемитом генералом Филатовым) был перепечатан полный текст официального заключения «комиссии Бурденко», впервые опубликованный в сокращенном виде «Правде» в 1944 году.
А результаты тогдашнего советского расследования свидетельствовали, в частности, о том, что:
1. убиты поляки были пулями калибров 7,65мм, 6,35 мм. и 9 мм – а стволов таких калибров на вооружении ни РККА, ни НКВД не было.
2. в раскопах были найдены гильзы от патронов с немецкой маркировкой
3. местом захоронения была территория пионерского лагеря, находившегося на балансе смоленской Облпромкассы и работавшего и в 1940, и в 1941 году.
4. руки убитых поляков были связаны шпагатом немецкого производства
5. местные жители видели пленных поляков живыми и в июле-августе 1941 года – то есть спустя некоторое время после захвата Смоленска немцами.
6. на телах поляков из недораскопанной немцами т.н. «могилы №8» обнаружились документы, датированные осенью 1940 и даже летом 1941.
7. в рабочем блокноте немецкого бургомистра Смоленска – некоего Б.Меньшагина – обнаружились записи о необходимости содействия германским войскам в отлове разбежавшихся поляков.
Следует, впрочем, отметить, что заключение «комиссии Бурденко» было составлено достаточно неряшливо – в частности в нем не было указано ни точное количество найденных в раскопах немецких гильз, ни точная маркировка на них, ни материал, из которого они были сделаны.
В итоговой части доклада также не было упомянуто о немецком происхождении веревок на руках у убитых поляков (хотя совершенно однозначные утверждения об этом были в показаниях опрошенных свидетелей), не говоря уже о проведении соответствующей экспертизы этих веревок-шпагатов. Кроме того, СССР в 1944 гг. просто скрыл факт осуждения военнопленных Особым Совещанием – и соответственно, не сообщил, что поляки, содержавшиеся в лагерях под Смоленском считались не военнопленными, а заключенными.
Но, тем не менее, даже и в таком виде «доклада Бурденко» совершенно четко опровергал версию о «вине» СССР в расстреле польских офицеров – что и вызвало немалый переполох в польских «правоохранительных органах». Поляки сочли нужным срочно надавить на советскую генпрокуратуру с целью получения новых «неопровержимых доказательств виновности СССР» – в виде «польских могил» где-то еще, кроме Козьих Гор под Смоленском. Тем более что положение М.С.Горбачева весной 1991 года становилось все более и более шатким, а о позиции его возможных преемников в «Катынском деле» полякам можно было только гадать….
Но весной 1991 года Горби был по-прежнему благосклонен – разрешение на проведение раскопок поляки получили достаточно просто и приступили к ним… в середине августа 1991 года.
И тут полякам опять подфартило – 19-21 августа 1991 года произошел путч ГКЧП, в результате которого СССР распался, а М.С. Горбачев утратил власть. Понятно, что в такое время всем стало уже не до Катыни – и поляки могли преспокойно писать о том, что «проведенные в 1991 году раскопки подтвердили, что….»
О том, какие результаты принесли эти раскопки на самом деле – речь впереди, а пока стоит сделать еще одно отступление – про упомянутое в письме Н.С.Трубина «постановлении ЦК партии за подписью Сталина». Это сюжет тоже прелюбопытный…