Амити и Агада. глава 45

Александр Михельман
- Почему она не сказала?! Возопил Шакран, как только проводник, выполнив поручение, покинул нас.               

– А что, это что-то изменило бы? Пожал плечами я. Если бы ты знал, что твоя невеста принесёт тебе малыша, разве не сбежал бы?               
- Нет, не сбежал. Копытный метался по комнатке, как безумный. Мы, патиры не бросаем своих детей, тем более, мальчиков! Не считают у нас, у стражей единорогов, самца полноценным, пока не обзаведётся он наследником.               
– Странно, я думал, у тебя полно наследников по всему материку. Уточнил я. Ты же у нас такой сластолюбец.               
– Может и так. Огрызнулся патир. Но все эти славные девы были не моего племени. Эти дети дороги моему сердцу, но истинного наследника может родить лишь дщерь стражей единорогов. Раньше, пока я не знал, что есть у меня сын, было мне решительно всё равно, но теперь. Мир мой перевернулся. Не знаю я, что делать дальше и как поступить.               

– Для начала, надо тебе встретиться с Цилинем. Уточнил я. Может, ничего и решать не придётся. Из этой заварушки, мы можем и не выбраться живыми. В таком случае, ты должен радоваться, что у тебя есть наследник. Мне, например, так не повезло. Теперь я горько жалею, что отказывал всем тем красоткам, что жаждали моей любви. Некому будет продолжить род мой.               

– Ха, тоже мне горе. Вступила в разговор Гиль. Я вообще не могу забеременеть, как бы сильно не хотела. А теперь оказывается, что наши с Шакки дети, даже появись они, были бы какими то второсортными!               
– Прости, Гильгуль. Шакран порывисто опустился пред вечно меняющейся девой на колени, просто на меня всё это так неожиданно обрушилось, я сам не знаю, что говорю. Ты моя самая любимая женщина. И такой останешься навсегда. Наши дети, это наши дети, но…               

- Никаких но. Гиль оттолкнула рогатого. Называешь ты меня любимой, а я хотела бы быть единственной. Прощала я тебе мелкие интрижки, ибо надеялась, что когда ни будь, ты нагуляешься, но это. Ты думаешь, эта ядовитая красотка бросит твоего брата и власть ради сомнительного удовольствия вытаскивать тебя из застенков раз за разом? Или этот рыжий парень будет рад узнать, что отец его не великий вождь могущественного народа, а бродяга и обманщик, лишённый магии. Что ты можешь дать ему, кроме долгов?               
- Ты права. Копытный сжался на полу. Ты, как всегда, права. Если не прикончит меня единорог, останется мне бежать прочь. И вообще, не стоило мне возвращаться. Жил я свободно и привольно, как птичка божья. Перелетал я с цветка на цветок. Радовался жизни и любви. Молю, Гиль, не бросай меня, без твоей мудрости и поддержки я пропаду.               
– Посмотрим на твоё поведение. Гильгуль дёрнула плечиком. Не уверена я, что ты что то, понял и уж точно не верю в твоё, раскаяние.               
                ***
Единороги не любят толп, потому сопровождали нас лишь стража, жрецы, Пакран и так называемая, Видящая, которая должна была вызвать Цилиня.               

Вот и то место. В первый раз глянешь - лужок как лужок, но вот есть в нём, - в лужке, то есть, - что-то такое, что не опишешь никакими словами. Что-то такое, волшебное. Знаете, как будто предчувствие чего-то такого, что никогда не видел и вряд ли когда ещё увидишь.

Солнце как будто подёрнулось волшебным покрывалом. Ветерок, какой то подул. Таинственный, что ли.

Мы молчали, боясь нарушить волшебство момента.

Видящая остановилась. Она как будто прислушивалась к чему-то, чего нам никогда не услышать, и... запела.

Сначала ничего не произошло, но постепенно из воздуха начало материализовываться что-то цветное. Ещё немного - и перед нами появилось нечто – туловище оленя, шея волка, хвост быка, копыта коня; во лбу торчал рог, заканчивавшийся мясистым наростом. Шкура у Цилиня была разноцветная. Глаза единорога походили на два куска горного хрусталя, - такие же прозрачные и чистые. Ступал он так легко, что не пригибал ни травинки.               

Нисси нервно чирикнула и скакнула мне на голову.               

– Разве это единорог, Гиль? Удивился я. Разве он не должен выглядеть, как белоснежная лошадь!               
- Обычный единорог так и выглядит, но пред нами Цилинь, он иной. Объяснила вечно меняющаяся дева. Другая порода, что ли. Спросишь потом у Шакки, он в этих вопросах лучше разбирается.               

– Если будет, кого спрашивать и кому. Вздохнул я. А рогатый неплохо держится. Не ожидал от него такой выдержки.               
– На миру и смерть красна. Ухмыльнулась Гильгуль. Любой на его месте вёл бы себя так же.               

– Ты не справедлива к нашему другу. Покачал я головой. В тебе говорит обида и гнев. Я, например, не уверен, что был бы столь же хладнокровен в аналогичной ситуации. Легко быть героем, когда тебе ничего не угрожает. Патир же наш наоборот, именно в час великой опасности проявляет себя с лучшей стороны. Я горжусь тем, что странствовал рядом с таким существом…               

Тем временем, Склонился Пакран пред царём единорогов в церемониальном поклоне и произнёс торжественно.               
– О, величайший из великих, мудрый Цилинь, властитель единорогов, обращаюсь к тебе я, младший брат твой, властитель отважных патиров. Молю простить, что побеспокоили тебя, но нуждаемся мы в твоём правосудии. Привели мы к тебе проклятого вора и предателя, того, кто некогда звался Шакраном. Отдаём его тебе, дабы решил ты, что с ним делать. Прикажешь, и побьём его камнями или же изгоним прочь с земель, что принадлежат тебе.               

Подхватили стражи Шакрана и попытались поставить на колени, но легко оттолкнул их копытный. Гордо выпрямился товарищ наш, не спеша направился к царю единорогов и опустился на одно колено.            

- О, Цилинь, властитель священных животных, предстал пред тобой я, Шакран, недостойный младший брат твой. Торжественно произнёс наш рогатый. Немало грехов на душе моей и нет мне прощения. Оставил я поприще своё и любимую деву ради занятий пустых и суетных. Много зла принёс существам, что населяют сей материк. Любое наказание, что пожелаешь назначить ты, приму я со смирением. Молю только, прикажи отпустить товарищей моих, не виновны они в преступлениях моих.               

Не успел я остановить кобелку, как спрыгнула она с плеча моего и помчалась к единорогу. Встала она между нашим рогатым другом и Цилинем и заверещала что-то на своём языке. Внимательно слушал её властитель священных животных, будто и вправду понимал слова её. (А кто его знает, может, и вправду знал сей зверь необычный язык кобелок?)               

Патиры были так шокированы, что не знали, как вести себя. Прикончить ли нарушительницу церемонии или наоборот, молиться на неё.               

Наконец, закончила речь свою страстную Нисси. Поклонилась она единорогу и почтительно отступила она в сторону, как бы предлагая теперь ему принять решение.               

Раздвинула стражей Пара могучими плечами и приблизилась к единорогу, закрыв собой Шакрана. Открылась пасть чудовищная и раздался рык столь громкий, что деревья по краям поляны закачались, а  Патиры в ужасе закрыли уши свои.               

Повелитель единорогов потряс головой, его тоже чуть контузило от рыка моего ездового монстра.               
– Посмотри, шепнул я Гиль, звери наши оказались лучшими друзьями Шакки, чем мы! Ты как хочешь, а я присоединюсь к ним.               
Направился я к рогатому, и встал рядом с товарищем своим.               

– Уважаемый Цилинь, повелитель единорогов, прошу, выслушай слова мои недостойные. Долгий путь проделали мы вместе с сим патиром, Шакраном прозываемым. Когда встретил я его, был сей копытный легкомысленным весьма. Грабил он всех встречных и поперечных, но, со временем, исправился он, о чём свидетельствую я. Многое из того, что похитил, он вернул обратно. Более того, помогал сей копытный всем, кто нуждался в этом. Немало славных подвигов совершил. Теперь он рогез, как и я. Решает он конфликты, и защищает невинных. Молю, позволь другу моему продолжить путь. Ведь если сразишь ты его сейчас, как сможет он окончательно исправиться и искупить грехи свои.               

– Ну, ка подвинься. Гильгуль оттолкнула меня и поклонилась Цилиню. О, величайший из единорогов, подтверждаю я всё, что сказано было товарищами моими. Мы все здесь, пред тобой. Если виновен Шакран, накажи и нас тоже. Вместе проделали мы путь свой, вместе рисковали, вместе решали проблемы и вместе страдали. Пусть и конец наш будет общим.               
Надолго задумался Цилинь.               
С нетерпением ожидали мы решения его.               

Наконец, кивнул единорог мыслям своим, сделал шаг к коленопреклонённой фигуре товарища нашего и осторожно ткнулся мордой в плечо Шакрана, так, как делала обычно моя Пара.               
Копытный поднял голову, не веря своему счастью.
Пакран заскрипел зубами.               
– Неужели Ты, о, Цилинь, простишь сего преступника? Неужели поверишь его сообщникам, что творили с ним вместе преступления!               
- Неужели ты подвергаешь сомнению мудрость повелителя единорогов? Поинтересовался Шакран. Я понимаю, простить ты меня не в силах и это твоё право, но не волнуйся, я постараюсь уйти поскорее прочь, дабы не раздражать тебя.               

– И не надейся, что всё тебе так сойдёт. Пакран сжал посох свой, так сильно, что пальцы побелели. Я вызываю тебя на поединок!               
- Не стану я сражаться с тобой, брат. Покачал головой Шакран, не возьму я на душу свою такой грех.               
– Трус! Взвизгнул Вождь стражей единорогов.               
– Пусть так. Шакран пожал плечами. Можешь считать меня трусом.               

Склонился он пред Цилинем в прощальном поклоне и направился обратно, в деревню.  Мы последовали следом.

Пакрану оставалось только злиться и кусать губы, не мог он ничего предпринять на священной поляне…