Впервые увидала её в кинотеатре «Ленинград», перед началом импортного фильма «Фрэнсис» с Джессикой Ланж. Было начало весны 1984-го года. Прозвенел звонок, и несколькими рядами ниже нас, заставляя подниматься уже основательно усевшихся людей в шапках, стуча складными сиденьями, двинулись они – двое, весьма довольных собой, и откровенно не замечающих меня одноклассника с двумя девочками НЕ ИЗ НАШЕЙ ШКОЛЫ.
Девочки были похожи не то на иностранок, не то на учащихся 157-й, английско-математической, где учились дети работников Смольного - то есть были привлекательны, хорошо одеты и отличались свободной плавностью движений.
Потом я познакомилась с ней у Сашки на дне рождения.
«Надежда» - сказала, протянув руку, и так улыбнулась, что от неприязни (всё-таки Сашка был моей официальной неразделённой любовью аж с 4-го класса) не осталось и следа. У неё была характерная манера говорить букву «ж» - немного поднимая верхнюю губу, отчего звук становился чуть глуховатым (я ещё долго, курса до 2-го, говорила так слово «жутко» - тоже её любимое словечко). Похожа Надя была одновременно на Наталью Андрейченко и Нину Русланову, с примесью всё той же Джессики Ланж – может быть, из-за ямочек на щеках, а может быть, из-за фильма Френсис.
На следующей же неделе я была у неё в гостях, в сером сталинском доме на углу Шкиперского Протока и Гаванской, и пила чай в увешанной рушниками кухне. «Я вместо Примы (ст. м. Приморская,) поехала до Васьки (ст. метро Василеостровская , стало быть) и, кого ты думаешь, я там встретила?.. А потом мы пошли в «Конюшню»…Ну конечно, у вас, в Смольнинском районе… (это уже с оттенком презрения. Вообще, говорят же, что многие жители Васильевского острова не подозревают о существовании других частей города)». Она была так самодостаточна, так спокойно уверена в значительности всего, что с ней связано, что слушать её можно было часами, не вникая особо в смысл, просто радуясь тому, что тебя допустили в этот мир. Растрёпанные майским ветром белокурые волосы, смеющиеся глаза, камни на берегу залива, вечернее солнце – и бесконечное ощущение счастья…
Очарование, наверное, длилось бы дольше, не поступи я вскоре в Муху. Конечно же, мы общались, но… Следующий кадр: я после рабочего дня на производственной практике – июнь! Васильевский! - спешу к Наде, приехавшей из Казахстана, куда её увёз внезапно случившийся муж-военный. Почти бегом – наверх по лестнице, долго жду, чтобы мне открыли. В полном недоумении (ведь сказала, что никуда не уйдёт!) выхожу на улицу, и перед подъездом вижу – стоит, также неспешно поводя рукой, по-прежнему вращая мир вокруг себя, разговаривает с соседкой. Уже нет ни Натальи Андрейченко, ни Джессики Ланж. Какой-то оранжевый в белых цветах балахон, припухшие веки и губы – как же я не догадалась! Приехала рожать. И мысль – не дай Бог, я так изменюсь…
Года через три, зимой, муж её приехал сюда повышать свою воинскую квалификацию, и Надежда позвала меня в гости. Поселились они где-то на проспекте Просвещения, в хорошей трёхкомнатной квартире (очень долго, подгоняемая метелью, шла от метро, путалась в нумерации домов и корпусов). Маленькая белокурая дочка называла её «Надя», за что постоянно была одёргиваема «Я тебе мама, мама, запомни!..». Они приехали на время учёбы мужа, и ей повезло устроиться социальным работником – развозила пожилым людям лекарства и продукты. Уже совсем под вечер, после выкуренных на лоджии двух сигарет (муж ругается!) пришёл с учёбы глава семьи, и сразу закрылся у себя в комнате. «Занимается!» - со значением сказала мне Надя.
Всю дорогу до дома ветер бросал мне в лицо мелкий колючий снег.
Надежда больше не звонила.