Сидели мы как-то с котом на кухне. Пили черный чай с сушками и яблочным вареньем. Вечерело. За открытым окном радостно щебетали птички.
— Егор Алексеевич, будьте добры, сахар передайте, плиз.
Я молча протянул сахарницу. Кот всегда был предельно любезен и учтив, если что-то натворил.
— Респект, любезнейший! — Кот по-прежнему не смотрел в глаза, жмурился, хрустел сушками с деланным удовольствием и отхлебывал горячий чай.
— Не хотите поведать, что происходит в мире? Вы, я вижу, совсем недавно там побывали…
Кот сразу съежился.
— Зря ты, Егор, на меня бочку катишь, не я это ночью под окном орал. Ты же знаешь, я молчун по натуре, и голос у меня нежнее… сопрано.
— Ясно, значит, партнерша твоя? — я тоже не смотрел на него, безразлично ломая сушки.
— Кхм, Егор, давайте соблюдать приличия; не партнерша, а скажем… мимолетная страсть, последнее увлечение, вспышка чувств… Она просто оказалась слишком страстной, чувствам не прикажешь, эмоции искали выхода! — он запахнул банный халат, который ему был не нужен в силу своего природного меха, но тем не менее к столу он являлся непременно в нем.
— Дворовая?
— К черту вашу социопатию и классовые предрассудки! Загляните наконец в душу, уважаемый оппонент, — усы Кота стали упругими и агрессивными. — Природа наделяет нас точными линиями, силой, здоровьем и умом независимо от количества оборотных средств на счету родителей. И уж тем более сексуальное желание, слава богу, пока еще вызывают физиологические параметры, а не «Мастеркард».
— Так и думал… — я налил себе еще чаю и добавил молока.
— Можно и мне капельку плеснуть, — увидев молоко, кот протянул почти пустую чашку с нерастворенным сахаром на дне. Усы его в этот момент кротко опустились, а вид стал трогательно-просительным, хотя в молоке ему ни разу не отказывали. Я молча налил ему полную чашку: по мере наполнения, усы кота медленно поднимались, как датчик бензина на заправке. — Благодарю, сударь, — коротко поклонился Кот, пододвигая к себе чашку. — Вы продолжаете настаивать на материальной подоплеке в интимных отношениях? — он с вызовом посмотрел на меня, а потом на молоко.
Я промолчал, закурил сигарету и демонстративно развернул вечернюю газету.
— Ну так я вам отвечу: любовь бескорыстна, страсть слепа, а плоть безумна! Мой копирайт, кстати, экспромт. Надо будет запомнить! — кот, довольный собой, пригладил усы.
Я отложил газету и сделал глоток чая.
— Что ты ей пообещал?
— Егор Алексеевич, ну как вы такое могли подумать?!
— Ну, как знаешь… — я затушил сигарету, ногой нащупал под столом теплые тапки и встал из-за стола.
— Хозяин! — умоляюще пропищал кот, — останьтесь, право, мне без вас будет адски скучно допивать чай.
— Уверен, вы, мой полосатый друг, справитесь и без меня. Посуду только на столе не оставляй, а то вряд ли твои бескорыстные кошки ее за тобой уберут.
— Вынужден не обратить внимания на ваш сарказм, потому как, считаю ниже своего достоинства смеяться над чувствами… — окончания очередной пламенной тирады я не услышал, вышел в гостиную и прилег на диван. С удовольствием вытянул ноги, закрыл глаза, положив рядом свернутую газету.
И сон почти сморил меня, когда я услышал в коридоре приглушенное шуршание, Кот что-то явно тащил по полу. Любопытство победило, и я застал кота с пакетиком Вискаса, уже на подоконнике возле открытого окна. Этот пакетик лежал у нас почти месяц без всякой надобности. Кот, в силу своей врожденной интеллигентности, его не ел. Тут же с улицы бесшумно запрыгнула пушистая кошка и принялась уплетать сухой корм, время от времени с благодарностью глядя на великодушного кормильца.
— Ешь, ешь… мне не жалко, — Кот был горд собою, — эти люди ни черта не понимают ни в чувствах, ни в бескорыстности. Главное, чтобы и то и другое было взаимным и соразмерным!