Буря в пустыне, война в Заливе...

Яна Голдовская
Конец 80-х...
Удивительное время ожидания, предчувствия нового, время постепенного приоткрывания дверей и окон, в ТВ - "Взгляд",
Б. Гребенщиков, "Асса", В. Цой, "Наутилус-помпилиус",..., совсем другие разговоры...

Ночь. Мы сидим втроём на кухне, остальные – уже ушли, попрощавшись, пожелав всего, что можно пожелать своему приятелю –моему мужу, который на следующий день уезжает в Кувейт.
Это первая его, долгожданная, после 10 лет работы, командировка - на 2 - 3 года(?)...
 
Не волнуюсь, не радуюсь, между нами давно - холод.
От нас отдалилось всё, что ещё как-то временами связывало,
мы даже умудрились изолировать друг от друга и спрятать "своих" Окуджаву, Булгакова,..., музыку и даже скрытое диссиденство.
Всю нашу общность постепенно разрушало  его "внешторговское" пьянство без тормозов и неожиданно  появившийся  цинизм  - под ручку с разгорающейся манией величия. И всё это предназначалось мне в основном. Он всегда был умён, хитёр, и обнаруживал себя во всей красе только с близкими, теми, кого уже можно было не стесняться...
На работе у него были даже верные друзья - в причудливой компании со своими двойными, а то и тройными стандартами...
Это была не моя компания, а такое не прощается...

...Та, из-за которой мы продолжаем сидеть на кухне - одна из них,- но в попойках участия не принимает и видит его таким, каким и я видела когда-то, - она его коллега и приятельница.
Вот с ней мы и разговариваем, - она умница и хорошо воспитана, несмотря на то, что засиделась, и уходить уже слишком поздно...

Я стелю ей на диване, когда он внезапно говорит мне с пьяной гордостью – « ты знаешь, ведь она в меня влюблена...», и  смотрит испытующе... Мне смешно. Но я не подаю вида, отвечая взглядом, в котором, наверное - всё, – и « дай тебе Бог», и «не верю», и – «хотелось бы...», и -"какая разница"...

   Поздним утром, когда посторонних в квартире уже нет, мы фотографируемся на память втроём с 14 – летней нашей обожаемой доченькой, которая, не разрываясь на части, воспринимает нас чуть со стороны, не скрывая тепла, но скрывая мысли ...

    Через месяц – полтора я получаю первое письмо с тамошними фотографиями, - ещё осторожное по отношению ко мне, но уже восторженное по отношению к Кувейту.
У него всегда был прекрасный вкус, и он отдаёт дань красоте и порядку, чудесным садам и паркам, питающимися скрытыми источниками влаги в пустыне – сложной оросительной системой водоснабжения, и  - богатству, позволяющему обеспечить неимущих, – их просто не существует, благодаря роскошной социальной программе властвующих шейхов...
Жизнь каждого обеспечена с рождения...
И это – потрясает. И его и меня, когда я читаю его письма...
 
   Он никогда не умел свободно говорить со мною, но писать – да, и, - прекрасно... Просто я об этом забыла. Последние письма от него я получала в роддоме каждый день, и ничего лучшего никогда не читала...

Ещё в течение 3 мес. мы с дочкой получаем уже не только письма, но и посылки. У нас появляются настоящие джинсы и кожаные босоножки - впервые хорошего качества. И впервые - настоящие подарки от него...
В Кувейте - сухой закон, и сознание его проясняется до ностальгии по чему-то волшебно-прежнему..., он вспоминает первые годы нашей жизни, и я волнуюсь и радуюсь, перечитывая, веря и не веря в это счастье...
 
В одном из последних писем обнаруживается вполне деловое предложение – место доктора на их строящемся предприятии вместо кого-то убывшего, - неизвестно по какой причине...
Я начинаю оформлять документы. И всё уже почти готово...

И тут придурку Саддаму Хуссейну вздумалось завоевать богатый братский Восток.

... И началась "Война в Заливе". И именно, - с Кувейта.
Нападение было внезапным, без сопротивления, - кто мог, просто бежал от нашествия варваров, громящих и грабящих всё на своём пути...
Всех иностранцев, имеющих отношение к нефтеперерабатывающему заводу, захватили в плен. Их оставили жить там, где они жили, и заставляли выходить на работу под охраной, т.е., - под прицелом наставленных на них винтовок, - цепочкой...

    Что больше всего травмировало  мужа, - так это гибнущая мгновенно на 50-гр.жаре растительность,- деревья падали, как подкошенные, потому что первой была перерезана система водоснабжения...
Себя он чувствовал героем. Так это и было.

   А дальше война пошла по-настоящему. Старший Буш обрушился на Хуссейна со всех сторон. "Лагерь с нашими" был освобождён американцами меньше, чем через 2 недели после нападения.
И начался нескончаемый  поток беженцев под бомбами,
среди которых был и полузабытый, возродившийся в письмах и мечтах, дорогой мне когда-то человек, - отец моей дочери...

Мы дважды с его другом мотались ночью в Шереметьево , и только на третий раз( это был последний советский самолёт с беженцами из Кувейта) – как в сказке, наконец увидели его...
Пьяный в дрезину, он крепко держал музыкальный центр и маленький телевизор «sony»... В самолёте сухого закона тогда не было...
Мне не хватило сил выразить весь перенесенный за него страх, всё то, что я снова успела вырастить в себе...

Передо мной был тот же самый человек, с которым я прощалась полгода назад.

И больше никогда у нас обоих не возникало повода для иллюзий, хотя попытки и были...

 Чего только не разрушает любая война...
 Всё, кроме истины.