Морские легионеры

Заякин Б. Н.

                Историческая повесть. 

                “Морские легионеры”.               

                Глава 1. Подготовка к нападению.

На вершине холма неясно вырисовывались очертания крепости Налета. По гребням стен двигались огоньки, то ночные дозоры обходили укрепления. Дубовые ворота, окованные железными полосами, были закрыты, единственная дорога, идущая по крутому косогору к крепостным воротам, усиленно охранялась.
Радик оставил на галере всего двадцать человек. Когда остальные солдаты центурии высадилась на берег, он приказал убрать трап, и “Орел” отчалил от окутанного тьмой берега острова.
Весла почти неслышно касались поверхности воды. Корабль будет в полной безопасности, погасив все огни, он растворится в ночи, и наткнуться на него может только судно, решившее зайти в маленькую бухту Родоса.
Валий со своим отрядом ждал распоряжений. Он старался выглядеть спокойным, хотя после шести месяцев берегового патрулирования ощущал возбуждение перед настоящим делом.
Внезапность нападения давала определенное преимущество, но захват крепости - дело непростое и опасное. Валий знал, что при штурме стен погибнет много воинов.
Он еще раз проверил снаряжение, осмотрел каждую перекладину на лестницах, выгруженных с галеры, обошел солдат, напоминая, что сандалии должны быть обернуты тряпками, тогда они смогут двигаться бесшумно, да и на стены легче будет взбираться.
Все было в порядке, и солдаты не жаловались, хотя Валий проверял их уже третий раз после высадки. Он знал, что люди на него не обидятся. Четверо были ветеранами, в том числе Фест, который отслужил на галерах десять лет.
Валий сделал его своим заместителем, потому что видел, как уважают Феста товарищи. Некогда его обошли по службе, но Валий подметил заботливое отношение к оружию и снаряжению и уверенность в угрюмом, почти безобразном лице ветерана. Очень скоро Фест стал надежной правой рукой молодого тессерария.
Остальные шестеро были набраны в римских портах, расположенных на берегах Греции, когда центурион комплектовал экипаж галеры. Естественно, у некоторых было темное прошлое, но когда на галеру набирают солдат, на это обычно не обращают внимания.
Должники и люди, оказавшиеся не в ладах с законом, знают, что служба на море для них последний шанс выжить. Валий не мог пожаловаться на подчиненных.
Каждый из десятка побывал в боях, из их рассказов можно было составить эпопею об усилении могущества Рима за последние двадцать лет. То были жестокие, суровые люди, не страшащиеся грязной и опасной работы, такой, как резня мятежников в Налете нынешней летней ночью.
Радик обходил отряды, инструктируя каждого офицера. Ксерс выслушал, кивнул и отсалютовал. Валий наблюдал за сослуживцем. Он испытывал к Ксерсу необъяснимую неприязнь.
Уже год они находились на одной галере, но между ними установились отношения, которые можно было назвать холодной вежливостью. Ксерс смотрел на Валия как на мальчишку, которому при случае можно дать подзатыльника.
О прежней службе Валия он ничего не знал и только фыркал, когда молодой офицер рассказывал легионерам о триумфе Мария в Риме, в котором он принимал участие.
Для солдат с галеры Рим был далекой сказкой, и Валий чувствовал, что некоторые считают его бахвалом. Это было обидно, но любая попытка затеять ссору, или выяснение отношений грозила понижением в звании.
Поэтому Валий молчал, даже когда услышал, как Ксерс рассказывает, что он сделал с одним хвастливым тессерарием - сильно побил и подвесил болтаться на дереве.
По его тону можно было понять, что он относится к этой выходке как к невинной шутке. Когда же он заметил пристальный взгляд Валия, то сделал вид, что удивлен, потом жестом приказал своему заместителю следовать за ним и удалился.
Радик направился к отряду Валия, и тот заметил, что Ксерс ухмыльнулся в спину центуриону. Валий отсалютовал и вытянулся, ожидая приказа. Радик кивнул и приветствовал его, подняв вверх правую ладонь.
- Если они не знают о нашем прибытии, мы выжжем это гнездо еще до рассвета. Если же их предупредили, то придется драться за каждую пядь земли. Проследи, чтобы доспехи и мечи обмотали тряпками. Нас не должны заметить, пока мы не подберемся к стенам вплотную.
- Слушаюсь, центурион, - тихо ответил Валий.
- Твои люди нападают с южной стороны, там подъем не такой крутой. Быстро подтащите лестницы к стене. У подножия лестниц поставь по человеку, пусть поддерживают их, чтобы не тратить время на поиски ровного места. Люди Ксерса уберут стражников у ворот. Их там трое, можно сделать все без шума. Если услышите крики до того, как доберетесь до стены, бегите к ней. Нельзя дать им опомниться. Все понятно? Хорошо. Вопросы есть?
- Мы знаем, сколько там мятежников, центурион? - спросил Валий.
Радик явно удивился вопросу.
- Мы возьмем крепость, будь их там хоть пятьдесят, хоть пятьсот. Они два года не платят податей, убили своего правителя. Ты что, хочешь дожидаться подкреплений?
Валий покраснел от стыда.
- Нет, центурион.
Радик горько усмехнулся.
- На флоте всегда так. Ничего, ты привыкнешь к постоянной нехватке людей и кораблей, если переживешь нынешнюю ночь. Обойдете крепость и незаметно подберетесь к южной стене. Ясно?
- Так точно, центурион, - отчеканил Валий и снова отсалютовал.
Поначалу трудно быть офицером, даже младшим. Предполагается, что ты знаешь все, что надо, словно вместе со званием получаешь умение. Валий никогда не брал крепостей, ни днем, ни ночью, а теперь должен быстро принимать решения, от которых зависит жизнь его солдат.
Он посмотрел на легионеров и вдруг почувствовал решимость. Он не позволит им погибнуть.
- Вы слышали слова центуриона. Продвигаемся тихо, идем россыпью. Вперед.
Солдаты, как один, ударили правыми кулаками по нагрудникам кожаных доспехов. Валий поморщился, недовольный произведенным звуком.
- И больше никакого шума. Пока не окажемся в крепости, не сообщать, что поняли мои приказы. Не надо орать, когда будем подбираться к стене, ясно?
Кто-то хихикнул, но чувствовалось, что люди напряжены. Медленно и тихо отряд ушел в ночную тьму. К другим участкам стены отправились еще два отряда по десять человек. Сам Радик должен был руководить лобовой атакой на ворота, когда часовым перережут глотки.
Валий подумал о том, что бесконечная муштра дала свои результаты. Люди беззвучно разделились на двойки и взвалили на плечи четыре длинные лестницы.
Место было ровное, и солдаты почти бежали, пригибаясь к земле и стараясь не шуметь. Только бы незаметно добраться до стен, а там уж дело начнется. Неизвестно, сколько в крепости мятежников, поэтому в первой же стычке необходимо перебить их как можно больше.
Заметив, что по стене движутся факелы часовых, Валий жестом приказал воинам затаиться. Вокруг было очень тихо, лишь сверчки стрекотали в траве. Прошло несколько мгновений, огни стали удаляться.
Валий нашел взглядом офицера, который командовал другим отрядом, и, пригнувшись, сделал знак рукой, можно продолжать движение. Он выпрямился, сердце забилось сильнее.
Солдаты тоже встали и подняли на плечи лестницы. Теперь они карабкались по скалистому склону, который вел к южному участку стены. Валию казалось, что топот ног разносится по округе подобно ударам грома.
Люди спешили. Впереди шел Фест. Карабкаясь вверх по неровному грунту, он тащил передний конец лестницы. Темнота была такой плотной, что даже свет луны не доходил до поверхности земли. Радик удачно выбрал время для нападения
Наконец лестницы подтащили вплотную к стене, подняли и установили их так, чтобы обеспечить максимальную высоту подъема. Один солдат прочно держал лестницу внизу, второй быстро забирался по ней наверх.
Спустя несколько секунд половина отряда была уже на стене, оставшимся же внизу пришлось туго, лестницы скользили и шатались на камнях.
Одна чуть не упала, и если бы не Валий, который находился еще у подножия крепости, солдат мог бы разбиться. Офицер дождался, пока тот не переберется на стену, и посмотрел по сторонам. Воины из второго и третьего отрядов уже совершили подъем, и пока было тихо, тревоги никто не поднимал.
Подвигав лестницу, Валий установил ее как можно надежнее и полез вверх, цепко хватаясь за перекладины. Опасаясь лучников, он не стал задерживаться на стене и сразу же спрыгнул вниз.
Вскочив на ноги, он увидел своих людей. Они стояли в узком проходе между двух стен на каменистой земле, покрытой чахлой травой. Ловушка, из которой необходимо выбраться как можно скорее, иначе их перестреляют лучники.
Внутренняя стена была такой же высоты и располагалась в двадцати футах от внешней. Нападающие оставили лестницы снаружи и оказались в западне, как и рассчитывали древние строители крепости.
Валий выругался про себя, солдаты смотрели на него, ожидая распоряжений. Внезапно в крепости принялись бить в колокол, кто-то поднял тревогу.
- Что дальше, командир? - с тревогой спросил Фест.
Стараясь успокоиться, Валий глубоко вздохнул.
- Если оставаться здесь, считай, что мы покойники. Они сбросят вниз факелы и расстреляют нас из луков. Ты самый ловкий, Фест, поэтому снимай доспехи, возьми веревку и попытайся взобраться на внутреннюю стену. Мы тем временем попробуем добраться до наших лестниц. Высота здесь футов пятнадцать, но если встать на плечи друг другу, можно залезть наверх, это сделают самые легкие, надо втащить хотя бы одну лестницу.
На шум, доносившийся из крепости, он не обращал внимания. Мятежники отражали нападение Радика, и времени у отряда было очень мало.
Солдаты быстро поняли его план. Трое самых крепких, согнувшись, уперлись руками во внешнюю стену. Еще двое взобрались им на спины, и нижние закряхтели, металлические наплечники и пластины доспехов врезались в тело.
Воины молча терпели, но Валий видел, что долго выдержать такое напряжение невозможно. Двое последних разделись до набедренных повязок и сняли сандалии.
Валий кивнул, и они проворно полезли по телам товарищей, словно по такелажу на галере. Тессерарий медленно вытащил меч из ножен и стал напряженно всматриваться в темноту.



                Глава 2. Нападение.

В двадцати футах от них Фест прижался лицом к холодному сухому камню стены и обратился к богам с короткой страстной молитвой. Когда он, нащупывая трещины между каменных блоков, начал подъем, пальцы на его руках дрожали от напряжения.
Фест карабкался медленно, отыскивая ногами надежные точки опоры и стараясь не шуметь. Дыхание со свистом вырывалось меж стиснутых зубов, и ему казалось, что кто-нибудь обязательно придет проверить, что это за звук.
В какое-то мгновение он пожалел, что взял с собой тяжелый меч-гладий и обмотал тело веревкой, хотя оказаться наверху без оружия было равносильно самоубийству. Но и свалиться вниз на камни тоже не хотелось.
Над головой в отблесках факелов Фест различал верхний выступ стены. Воин мысленно усмехнулся. Все бросились биться с полусотней легионеров Радика.
Профессионалы сразу же послали бы разведчиков по всему периметру  проверить, нет ли отрядов, пытающихся проникнуть в крепость на других участках. Фест гордился тем, что хорошо знает ремесло солдата.
Он пошарил рукой и нашел в стене удобное углубление, за века дожди и ветры потрудились над ее поверхностью. Руки болели от напряжения, когда его ладони, наконец, легли на парапет, окаймлявший стену поверху.
Несколько секунд Фест просто висел, напряженно прислушиваясь. Он перестал дышать, но все было тихо. Тогда, решившись, воин сжал челюсти, подтянулся, перебросил сначала одну, потом другую ногу, упал через парапет на площадку и замер. Потом очень медленно и бесшумно обнажил меч.
Фест оказался на каменном пятачке, от которого в обе стороны вниз шли ступеньки. Он сразу заметил неподалеку остатки чьей-то трапезы, вероятно, здесь перекусывал часовой, который покинул свой пост, когда поднялась тревога.
Не остался на своем месте, а бросился отражать нападение. Фест машинально отметил это нарушение воинской дисциплины. Он смотал веревку, которой обвязался перед подъемом, и закрепил один конец в кольце, вбитом в стену.
Подергав и убедившись в прочности узла, Фест одобрительно улыбнулся и сбросил свободный конец вниз. Валий видел, что воины из других отрядов стараются вжаться во внутреннюю стену, они тоже оставили свои лестницы на той стороне.
Конечно, в следующий раз солдаты привяжут веревки к верхним ступенькам лестниц, чтобы, взобравшись на стену, втащить их наверх. Обычно люди сильны задним умом. Радику стоило уделить больше внимания подготовке штурма крепости.
Однако сделать это было трудно, укрепление располагалось на холме, и заглянуть за стены не представлялось возможным. Валий запретил себе осуждать действия начальника, хотя какая-то часть его подсознания уверенно подсказывала, что если бы он командовал центурией, то не послал бы людей в атаку, пока не узнал о крепости все, что необходимо для успеха.
По лицам трех легионеров, стоявших в основании башни из человеческих тел, струился пот, но они молча переносили страшную нагрузку.
Сверху донесся скрежет, и на их сторону стены опустилась лестница. Валий подхватил ее, прислонил к камням, а солдаты спрыгнули вниз с плеч и спин своих товарищей.
Нижние, стоявшие в основании пирамиды из человеческих тел, облегченно отдуваясь, разминали затекшие мышцы. Валий ободрил и поблагодарил их, похлопав по натруженным плечам, и шепотом приказал спешить. Все устремились к внутренней стене.
Из темноты наверху донесся близкий крик, и сердце Валия тревожно забилось. Он не разобрал слов, но кто-то явно поднимал тревогу. Их заметили, однако теперь у отряда имелась лестница, да и Фест находился где-то там, наверху, со стены свисала веревка.
- Ставьте лестницу подальше от веревки. Трое поднимаются по ней, остальные со мной.
Не успели римляне начать подъем, как в воздухе засвистели стрелы. Лучники обстреливали солдат из другого отряда, которые в этот момент находились на гребне внешней стены и тоже втаскивали наверх лестницу.
Кто-то закричал, стрелы угодили в цель. Валий насчитал по меньшей мере пятерых лучников. Они били наверняка, предварительно швыряя вниз зажженные факелы.
У подножия внутренней стены оставалась тень, и Валий рассчитывал, что мятежники примут соседний отряд за первых римлян, взобравшихся на внешнюю стену. Они еще не могли знать, что второй отряд притаился прямо под ними.
Валий крепче сжал рукоять меча и, цепляясь левой рукой, начал подъем по лестнице. В памяти мелькнуло воспоминание о мятеже, в котором год назад погиб его отец.
Так вот что чувствуешь, когда первым лезешь на стену. Он отбросил все мысли, остановился на перекладине у самого парапета, заглянул за кромку стены и быстро присел, над шлемом просвистел топор, едва не снеся ему голову.
Потеряв равновесие, Валий какое-то страшное мгновение балансировал на последней ступеньке лестницы, потом выправился и перепрыгнул через парапет.
На анализ сложившейся ситуации времени не было. Он отразил мечом второй страшный удар топора, а когда противника развернуло по инерции в сторону, вонзил ему в бок клинок.
Мятежник навзничь рухнул на камни. Валий добил его ударом в грудь. Что-то ударило по шлему, щелкнув по пластине, защищавшей щеку. Из глаз посыпались искры, и Валий стал отмахиваться мечом, почти не видя противника.
По шее на грудь и живот потекло что-то липкое, горячее, но он не обратил на это внимания. Его солдаты спрыгивали с парапета на стену, начиналась резня.
Трое римлян образовали у вершины лестницы клин, давая товарищам возможность беспрепятственно завершить подъем. Легкие доспехи солдат уже покрылись вмятинами от ударов, но их мечи наводили страх на врагов.
Валий видел, как одному бунтовщику развалили голову мастерским ударом снизу вверх, клинок вошел в челюсть и вышел через череп противника.
Их враги были одеты и вооружены довольно пестро, на некоторых старинные доспехи, в руках клинки странной формы, топоры, копья. По внешности они были греками и переговаривались на этом певучем языке.
Валий выругался, один из его воинов закричал и упал, забрызгивая камни черной от света факелов кровью. Вся крепость заполнилась топотом ног и воплями, словно на помощь мятежникам спешила целая армия.
Еще двое солдат Валия спрыгнули на стену и вступили в бой, заставив неприятеля попятиться. Валий сделал выпад, которому когда-то научил его отец, и вонзил гладий в горло врага.
Удар был сильным и верным, мятежник замертво рухнул на камни. Кем бы ни были эти бандиты, на их стороне только численное преимущество. Навыки рукопашного боя делали римских солдат практически непобедимыми, и даже эту горстку храбрецов на узком проходе бунтовщики не могли одолеть.
Но воины начинали уставать. Валий заметил, как один солдат, поразив врага, не смог извлечь клинок из пластин панциря, который, вероятно, передавался из поколения в поколение со времен Александра.
Солдат громко и яростно ругался, стараясь вытащить гладий, а умирающий мятежник тем временем достал кинжал и ударил своего убийцу в пах, под нижний край доспеха.
Римлянин пронзительно закричал, рухнул на колени и повалился рядом с уже мертвым греком. Меч так и остался торчать у того в груди.
- Ко мне, - крикнул Валий.
Вместе римляне могли пробраться по стене и спуститься в крепость. Невдалеке он увидел ступени, ведущие вниз, и решил прорубаться туда. Волнение прошло, и Валий наслаждался схваткой.
Меч оказался как раз по руке, доспехи давали чувство защищенности, а их веса из-за возбуждения он не замечал. Внезапным ударом с него сбили шлем, и разгоряченную голову остудил прохладный ночной ветерок.
Это было так приятно, что он рассмеялся, шагнул вперед и мощным пинком по вражескому щиту отбросил противника на несколько шагов.
- Орел, - громко крикнул Валий.
Этого было достаточно. С разных сторон донесся ответный клич, отраженный стенами. Валий прыгнул вперед, нырнул под щербатое лезвие, больше похожее на какой-то крестьянский инвентарь, чем на оружие, и ответным ударом перерубил мятежнику ноги. Тот пронзительно закричал и мешком осел на камни.
Все уцелевшие легионеры собрались вокруг Валия, восемь человек из его отряда и шестеро из того десятка, который попал под стрелы лучников. У ног римлян валялись трупы мятежников. Враги заколебались, запал иссяк, и они не спешили напасть снова.
- Мы солдаты Рима, - грозно прорычал какой-то ветеран. - Лучшие в мире. Нечего тут торчать, пошли дальше.
Валий улыбнулся старому воину и снова выкрикнул название корабля. Он надеялся, что Фест слышит его, и очень хотел верить, что этот солдат останется в живых.

                Глава 3. Битва.

Фест нашел на крюке плащ и набросил его на плечи, чтобы спрятать тунику и укрыть меч. Без доспехов ему было неуютно, но спешившие мимо люди даже не смотрели на него. Он слышал рев и крики легионеров неподалеку и понимал, что пора вступать в бой.
Ветеран выдернул факел из скобы в стене и вместе с врагами побежал на лязг мечей.
- О боги, сколько же здесь мятежников?
Внутри крепость представляла собой лабиринт из полуразрушенных стен и пустых помещений, на захват которых потребуется много часов. В каждой комнате можно устроить засаду, из-за любого угла способна вылететь стрела.
Однако враги пока не обращали внимания на Феста. Плутая по темным комнатам, он старался не сбиться с пути, но неожиданно оказался на северной стене.
В нескольких шагах от него группа лучников спокойно пускала стрелы, не торопясь выцеливая противника. Очевидно, часть воинов Радика еще оставалась снаружи, хотя Фест слышал голоса римлян во внутреннем дворе у главных ворот. Значит, воротами они овладели, хотя до конца боя еще очень далеко.
Подбираясь к лучникам, он со злостью думал о том, что в крепости собралось не меньше половины жителей Налеты. Один из стрелков заметил Феста, но только кивнул и не спеша выпустил стрелу вниз.
В этот же момент Фест прыгнул и толкнул в спины сразу двух лучников, сбросив их на камни двора. Тела глухо ударились о булыжник, а трое оставшихся стрелков ошеломленно уставились на легионера, который шел на них, отбросив плащ за спину и занося для удара короткий меч.
- Привет, ребята, - весело и спокойно произнес Фест, быстро шагнул к ближнему лучнику и ударил его клинком в грудь. Пинком он сбросил грека со стены, и в этот момент стрела пронзила его насквозь, ударив в бок.
Из живота торчало только оперение, и, инстинктивно положив на него левую ладонь, Фест зарычал от боли и ярости.
Метнувшись к следующему мятежнику, который трясущейся рукой пытался достать стрелу из колчана, он полоснул его по горлу клинком. Оставался последний стрелок, тот самый, который успел поразить Феста. Он не пытался выстрелить снова, просто завопил и, развернувшись, сиганул со стены, когда легионер направил в его сторону меч.
Тяжело дыша, Фест опустился на одно колено. Положил гладий на камни, завел руку за спину и постарался ухватиться за черенок стрелы. Воин не собирался вытаскивать стрелу полностью.
Если сделать это, то неминуема смерть от потери крови. Сжав скользкий от крови черенок, Фест протащил его сквозь тело, чтобы оперение не сильно выступало из живота, а потом резким движением сломал в том месте, где стрела вышла из спины. При этом римлянин скрежетал зубами, а когда поднялся на ноги, его качало.
- Надо искать остальных, - пробормотал он, набрав в легкие воздуха.
Шок прошел. Трясущейся правой рукой Фест крепко сжал рукоять меча, а левую обмотал плащом наподобие щита. Левой рукой Радик ударил налетевшего мятежника в зубы, а правой вонзил меч ему под ребра.
Оказалось, что в крепости полно разбойников, гораздо больше, чем он ожидал обнаружить на небольшом острове. Очевидно, мятеж поддержали с материка, впрочем, сейчас думать об этом бессмысленно.
Радик вспомнил вопрос молодого офицера и свой ответ. Возможно, насчет подкреплений он был и неправ. Трудно сказать, чем закончится эта ночь.
А начиналось все неплохо. Часовых сняли быстро, в мгновение ока. Десяток солдат поднялся по лестницам на стену и открыл ворота. Все было тихо, и вдруг отовсюду повалили мятежники.
Узкие улочки и двор за воротами взяли на прицел лучники, обосновавшиеся на стенах, и уже через минуту первый легионер поймал зубами стрелу, пронзившую его череп. От быстрого истребления римлян спасла только непроглядная тьма, которую едва рассеивало пламя факелов.
Легионеры с руганью жались к стенам, спасаясь от света, а мятежники не спешили появляться во внутреннем дворе, который лучники со стен осыпали стрелами.
Радик перевел дух. Он давно потерял выносливость настоящего сухопутного бойца. Сколько ни тренируйся на корабле, на суше уже через несколько минут боя силы покидают тело. А может, сказывается возраст, неохотно признался себе Радик.
- Эти мерзавцы не торопятся, - процедил он.
Конечно, защитники крепости могут засесть в помещениях и рубить всех, кто войдет в дверь, а также обстреливать нападавших из окон. Тогда каждый дом придется брать с бою, за жизнь каждого мятежника платить жизнью легионера. А это очень высокая цена.
Радик повернулся к ближайшему солдату, намереваясь отдать приказ, и увидел, что тот с ужасом смотрит себе под ноги. По камням, отражая свет факелов, текла какая-то густая жидкость. Времени на раздумья не было.
- Бежим, - закричал Радик. - Быстро. О боги, всем бежать.
Некоторые из молодых, ничего не поняв, замешкались, но опытные легионеры сразу сорвались с места. Радик бежал последним, стараясь не думать о лучниках, которые только этого и ждали.
Он услышал шум и треск пламени, защитники крепости подожгли разлитый греческий огонь. В воздухе снова свистели стрелы. Одна попала в спину молодому солдату, который бежал рядом с Радиком.
Воин споткнулся и упал. Радик остановился, чтобы поднять раненого, и увидел, что по влажной дорожке к ним стремительно несется пламя. Центурион быстро полоснул солдата мечом по горлу, лучше умереть мгновенно, чем сгореть в греческом огне.
Спиной Радик чувствовал жар, паника переполняла его, когда он отпрыгнул от обмякшего тела. Сандалии уже напитались темной жидкостью и Радик понимал, что если она загорается, то погасить ее невозможно. Центурион бросился вслед за своими солдатами.
Свернув за угол какого-то здания, воины наткнулись на лучников. Тех было всего трое, и они запаниковали, лишь один выпустил стрелу, которая прошла над головами римлян. Лучников изрубили в куски. Почти не задержавшись, легионеры побежали дальше.
Языки пламени разогнали ночную тьму. Солдаты облегченно отдувались, радуясь тому, что остались в живых; со всех сторон сыпались проклятия. Люди были полны сил и яростного желания поквитаться с врагами.
Улочка закончилась двориком, в котором римлян поджидала целая толпа мятежников. Последовал лучный залп, четверо легионеров из авангарда рухнули, пораженные стрелами. Через мгновение дворик наполнился лязгом железа и гневными криками, враги сошлись в рукопашной схватке.

                Глава 4. Спасение.

Валий оцепенел, когда увидел реку пламени, тянувшуюся вдоль улочки по левую руку от него. Огонь разогнал черноту ночи, и на площадке в нескольких шагах перед собой он обнаружил троих убитых.
Дальше виднелась лестница, ведущая куда-то внутрь крепостной стены. Решение пришло внезапно, сбежав по ступеням, Валий прыгнул в арочный проем и тут же резко по дуге справа налево взмахнул клинком.
Какой-то мятежник, поджидавший римлян в узком проходе, согнулся пополам, прижимая руки к животу. Солдаты, не колеблясь, следовали за командиром.
Выбора не оставалось, плана крепости они не знали, времени раздумывать, как соединиться с легионерами Радика, не было. Единственный выход, это двигаться вперед и разить всех, кто попадется на пути.
После яркого света пожарища внутри крепостной стены оказалось пугающе темно. Лестница привела римлян к веренице пустых помещений. В конце прохода они обнаружили комнату, освещенную единственной масляной лампой, расположенной на стене.
Валий протянул руку, снял светильник и выругался, горячее масло обожгло пальцы. Солдаты переговаривались между собой, как вдруг в стену, осыпая легионеров каменной крошкой, ударили стрелы.
В длинной комнате с низким потолком они были не одни. Здесь находилось еще три человека. Двое с ужасом смотрели на римских солдат, забрызганных кровью, третий был привязан к креслу.
По одежде Валий понял, что это римский гражданин. Лицо пленника покрывали синяки, тело истерзано, но глаза жили и светились внезапной надеждой.
Валий шагнул вперед, с легкостью уклоняясь от стрелы, посланной неверной рукой. Не спеша, настиг стрелявшего, и уверенным движением тренированной руки перерезал ему горло мечом.
Второй мятежник ударил его кинжалом, но нагрудная пластина доспеха отразила удар, и клинок молодого тессерария уложил врага на камни.
Внезапно нахлынула усталость, и Валий оперся на меч, переводя дух. Он отметил, что вокруг очень тихо, вероятно, они находятся гораздо ниже уровня земли.
- Отличная работа, - произнес человек, привязанный к креслу.
Валий взглянул на него. Этот римлянин перенес ужасные пытки. Лицо его распухло от побоев, сломанные пальцы неестественно торчали в разные стороны. Тело сводили судороги, видимо, несчастный держался из последних сил.
- Развяжите веревки, - приказал Валий солдатам.
Когда человек попытался встать, молодой офицер поддержал его, силы покидали измученное тело. Одной рукой пленник задел за подлокотник кресла и мучительно застонал. Глаза его закатились, и он едва не потерял сознание, обмякнув в объятиях тессерария.
- Кто ты? - спросил Валий.
- Наместник Гай. Можно сказать, это моя крепость.
Мужчина закрыл глаза и вздохнул, одновременно устало и облегченно. Валий видел его мужество и почувствовал глубокое уважение к этому человеку.
- Еще нет, - заметил он. - Наверху идет бой, и мы должны присоединиться к товарищам. Ты подождешь нас в каком-нибудь безопасном месте. Выглядишь неважно.
В лице наместника не было ни кровинки, кожа посерела, живот ввалился, руки безвольно свисали вдоль тела. По виду ему было за пятьдесят. Валий подумал, что когда-то этот человек был воином, но время и мирная жизнь забрали его силу, по крайней мере телесную.
Собравшись с духом, Гай постарался выпрямиться.
- Пока не потеряю сознание, буду с вами. Руки у меня изломаны, сражаться не могу, но хотя бы выберусь из этой крысиной норы.
Валий согласно кивнул и подал знак двум солдатам.
- Осторожно возьмите его под руки и, если понадобится, несите. Надо идти на помощь отряду Радика.
Он побежал по ступенькам вверх, думая уже только о предстоящей схватке.
- Пойдем, господин. Обопрись о мое плечо, - сказал один из легионеров.
Гай закричал, когда солдаты взяли его под руки, но стиснул зубы и справился с приступом боли.
- Вынесите меня отсюда, как можно скорее, - велел он. - Кто этот офицер, освободивший меня?
- Это Валий, господин, - ответил воин, помогая Гаю подниматься по ступеням.
Они еще не достигли конца лестницы, как силы оставили наместника. Он потерял сознание. Легионеры подхватили его на руки. Теперь маленький отряд мог двигаться быстрее.

                Глава 5. Свидание.

Марий улыбнулся и жадно отпил из серебряного кубка. От вина щеки его раскраснелись, а блеск в глазах пугал Лютецию, присевшую на указанную ей диктатором кушетку.
Люди Мария пришли за ней в полдень, в самую жару, когда беременность причиняла наибольшие страдания. Лютеция старалась скрыть плохое самочувствие и страх перед властелином Рима, но руки предательски дрожали, когда женщина приняла предложенный бокал прохладного белого вина.
Отпив немного для приличия, она подумала, что больше всего на свете ей хочется перенестись из этих раззолоченных палат в тишину и покой родного дома.
Марий следил за каждым ее движением, и в наступившем молчании Лютеция чувствовала себя неуютно под его взглядом.
- Тебе удобно? - спросил он.
Было в тоне Мария что-то, заставившее Лютецию внутренне вздрогнуть. Спокойно, велела она себе. Ребенок почувствует, что тебе страшно. Подумай о Валии. Он надеется, что ты можешь быть сильной.
Когда Лютеция заговорила, голос ее звучал почти спокойно.
- Твои люди обо всем позаботились. Они были очень обходительны, только не сказали, зачем ты желаешь меня видеть.
- Желаю? Странное ты выбрала слово, - негромко заметил он. - Интересно, может ли мужчина желать женщину, которой осталось несколько недель до родов?
Лютеция ошеломленно посмотрела на Мария. Диктатор осушил свой кубок и с очевидным вожделением облизал губы. Потом вдруг встал с ложа, повернулся спиной к женщине и наполнил чашу из амфоры, бросив пробку на мраморный пол.
Лютеция как завороженная следила взглядом за тем, как пробка описывает круги на каменной плите. Когда она, наконец, остановилась, Марий заговорил, и голос его звучал негромко и интимно.
- Я слышал, что женщина достигает расцвета красоты именно в период беременности. Но это не всегда так, верно?
Он шагнул ближе к Лютеции, расплескав вино из кубка.
- Я не знаю господин, что сказать.
- О, я таких видел. Растрепанные, ходят вперевалку, кожа потная, прыщавая. Простолюдинки, быдло. Другое дело истинная римлянка.
Он сел вплотную к Лютеции, и она сделала усилие над собой, чтобы не отшатнуться. Глаза Мария горели похотью, и женщине хотелось закричать, но кто услышит? Кто посмеет войти?
- Истинная римлянка это созревший плод, ее кожа нежна, а волосы роскошны.
Голос Мария понизился до хриплого шепота, а ладонь легла на живот Лютеции.
- Прошу тебя отойди, - шептала она, но он не слушал ее.
Ладонь блуждала по вздувшемуся животу, ощупывая тело.
- О, ты обладаешь этой красотой, Лютеция.
- Прошу тебя, я устала. Мне надо домой. Я верна мужу.
- Валий? Очень непослушный молодой человек. Ты ведь знаешь, он не захотел отказаться от тебя. Теперь я понимаю, почему.
Его ладонь добралась до грудей молодой женщины. На позднем сроке беременности они набухли, неосторожные прикосновения вызывали болезненные ощущения, и нагрудную повязку Лютеция едва затягивала.
Она в отчаянии закрыла глаза. Марий взвешивал ее грудь на ладони, и из глаз Лютеции побежали слезы.
- Какой восхитительный плод, - шептал Марий прерывисто.
Голос его дрожал от страсти. Неожиданно он наклонился и прижался ртом к губам молодой женщины, стараясь протолкнуть свой толстый язык меж ее зубов.
От запаха винного перегара Лютеция непроизвольно срыгнула, и Марий резко отстранился, вытирая губы ладонью.
- Прошу тебя, ты навредишь ребенку, - срывающимся голосом произнесла Лютеция.
Она заплакала, и это не понравилось Марию. Раздраженно кривя губы, он отвернулся.
- Уходи домой. У тебя из носа течет. Все испортила. Ничего, мы еще встретимся.
Содрогаясь от рыданий, Лютеция вышла из покоев. Марий взял амфору и вновь наполнил кубок.


                Глава 6. Конец схватки.

Валий со своим отрядом выскочил в небольшой двор, где отряд Радика бился с последними мятежниками, и нанес удар во фланг грекам. Бунтовщики сразу же запаниковали, а римляне получили численное преимущество.
Стремительнее замелькали клинки, мятежники один за другим падали под разящими ударами. Через несколько секунд их осталось человек двадцать, и Радик грозно закричал:
- Бросайте оружие.
После минутного колебания на камни со звоном полетели мечи и кинжалы. Защитники крепости стояли, тяжело дыша, покрытые кровью и потом, но в их глазах уже появилась надежда остаться в живых.
Легионеры окружили сдавшихся, и Радик отдал приказ собрать все оружие. Бунтовщики угрюмо ждали своей участи, сбившись в плотную толпу.
- Теперь перебейте всех, - отрывисто велел центурион, и легионеры бросились на греков.
Раздались вопли, но все закончилось очень быстро, и в крепости воцарилась тишина. Валий несколько раз глубоко вздохнул, стараясь избавиться от запахов гари и крови, наполнявших легкие.
Откашлявшись и сплюнув на камни, он вытер меч об одежду одного из поверженных. Клинок покрылся зазубринами. Потребуется много часов, чтобы выправить его на точильном камне. Лучше получить новый гладий из корабельной кладовой.
Валий чувствовал легкую тошноту и старался думать о том, что еще предстоит сделать, прежде чем они вернутся на судно. Он смотрел на двор, заваленный телами, вспоминал гибель отца, запах горящей плоти от погребальных костров.
- Думаю, это были последние, - сказал Радик, тяжело дыша.
Он был бледен от усталости и стоял, нагнувшись и упираясь ладонями в колени.
- Подождем до утра и обшарим каждый закоулок. Может, кто-то притаился во тьме. - Центурион выпрямился, в спине хрустнуло, и он поморщился. - Ты чуть не опоздал, Валий. Еще немного, и нам пришел бы конец.
Валий кивнул. У него было, что сказать командиру, но он предпочел промолчать. Ксерс смотрел на молодого тессерария, криво ухмыляясь, и прижимал тряпку к пораненной щеке.
Валий надеялся, что, когда Ксерсу станут зашивать рану, тому будет не до улыбок.
- Он задержался, спасая меня, центурион, - раздался чей-то голос.
Наместник пришел в себя и уже стоял, опираясь на плечи двух воинов. Кисти его рук покрылись синевой и раздулись. Радик смотрел на грязную тогу Гая, покрытую пятнами крови. Глаза наместника были наполнены страданием, однако голос из разбитых губ звучал ровно и уверенно.
- Наместник Гай? - спросил Радик.
Гай кивнул, и центурион отсалютовал ему.
- Мы думали, господин, что ты погиб.
- Я тоже так считал некоторое время.
Правитель поднял голову, слабо улыбнулся и произнес:
- Добро пожаловать в крепость Налета, римляне.

                Глава 7. Тайна.

Когда на пустой кухне Рат обнял Хоту, она заплакала.
- Не знаю, что мне делать, - рыдая, говорила женщина, уткнувшись в его тунику. - Он все время домогается ее.
- Тише, идем.
Рат отстранил Хоту, стараясь унять тревогу, охватившую его при виде измученного, заплаканного лица. Он не слишком хорошо знал няньку Лютеции, обычно это была солидная, здравомыслящая женщина, не склонная расстраиваться по пустякам.
- Что случилось, дорогая? Давай присядем, и ты расскажешь мне все по порядку.
Он старался говорить спокойно, хотя сам сильно волновался. О боги, а если ребенок мертв? Что, если случится выкидыш? Он почувствовал, как холод подбирается к сердцу.
Рат обещал Валию, что присмотрит за Лютецией, пока его не будет в городе, и все вроде бы шло прекрасно. В последние месяцы Лютеция была немного замкнута, но многие молодые женщины пугаются страданий, неизбежных при родах.
Хота позволила усадить себя на скамью возле очага. Она присела, даже не смахнув сор со скамейки, и это еще больше встревожило Рата. Он налил ей чашу яблочного сока, и Хота пила, судорожно вздрагивая от рыданий.
- Расскажи мне, в чем беда, - попросил Рат. - Многие трудности можно преодолеть, даже если они кажутся неразрешимыми.
Он терпеливо ждал, пока она выпьет сок, потом осторожно принял от Хоты чашу.
- Это все Марий, - сказала женщина. - Он мучает Лютецию. Она не хочет рассказывать подробностей, но его люди могут явиться за ней хоть днем, хоть ночью, и госпожа возвращается вся в слезах. А ведь она беременна.
Рат побледнел от гнева и схватил ее за плечи.
- Он сделал ей больно? Причинил вред ребенку?
Хота высвободилась из его рук.
- Еще нет, но с каждым разом дело все хуже. Она говорит, что Марий постоянно пьян и трогает ее, - произнесла она дрожащими губами.
Рат на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться. Его волнение выдавали только крепко сжатые кулаки, а когда он заговорил, в глазах появился пугающий огонь.
- Её отец знает об этом?
Хота схватила Рата за руку.
- Вар не должен знать. Это его убьет. Он обязательно выступит с обвинением в сенате и неминуемо погибнет. Нельзя сообщать ему.
Женщина говорила все громче, и Рат успокаивающе положил ладонь на ее руку.
- От меня он ничего не узнает.
- Мне больше не к кому обратиться с просьбой защитить Лютецию, кроме тебя, - потерянно проговорила Хота, умоляюще глядя на Рата.
- Ты правильно сделала, дорогая. Она носит дитя этого дома. Я должен знать все, понимаешь? Ошибка здесь недопустима. Это очень важно, согласна?
Женщина кивнула и вытерла заплаканные глаза.
- Хорошо, - кивнул Рат. - Как диктатор Рима, Марий пользуется почти полной неприкосновенностью. Можно обратиться с жалобой в сенат, но вряд ли кто поддержит выдвинутое обвинение. Это будет означать для жалобщика смертный приговор. Такое уж у нас правосудие для всех. А было ли преступление? С точки зрения закона - нет, потому что, если Марий трогал и пугал ее, то только боги могут покарать негодяя.
Хота снова кивнула.
- Я понимаю.
- Любое наше действие против Мария это нарушение закона, а если кто-то отважится совершить покушение на диктатора, то это будет означать смерть для Вара, тебя, меня, матери Валия, слуг, рабов Лютеции и ребенка - для всех. А Валия выследят, куда бы он ни направился.
- Ты убьешь Мария? - выдохнула женщина, заглядывая Рату в глаза.
- Если все, что ты мне рассказала, правда, то я, само собой, убью его, - твердо пообещал он.
Хота вновь увидела перед собой не слугу, а вольноотпущенного гладиатора, угрюмого и пугающего.
- Он этого заслуживает. Лютеция сможет спокойно доносить ребенка до родов.
Женщина вытерла глаза и заметно успокоилась.
- Она знает, что ты пошла ко мне? - спокойно спросил Рат.
Хота отрицательно покачала головой.
- Хорошо. Ничего ей не говори. Ни к чему такие страхи накануне родов.
- А потом?
Рат задумчиво почесал коротко стриженый затылок.
- Никогда. Пусть она думает, что это сделал один из его врагов. Их ведь предостаточно. Храни тайну, Хота. У диктатора есть приверженцы, которые даже спустя годы могут потребовать плату за кровь, - если, конечно, правда выйдет наружу. Одно неосторожное слово, поведанное другу, который передаст все приятелю - и у ваших дверей появятся центурионы. Лютецию и ребенка заберут и подвергнут пыткам.
- Я не скажу, - прошептала Хота, глядя Рану в глаза.
Потом отвела взгляд.
Ран вздохнул.
- Теперь расскажи все с самого начала, ничего не пропуская. Беременные часто воображают невесть что. Прежде чем рисковать всем, что мне дорого, я должен быть полностью уверен. Я пошлю гонца к Валию.
Еще целый час они сидели рядом, негромко и спокойно обсуждая страшные вещи. Ладонь Хоты лежала в руке Рата, как знак искренней привязанности.

                Глава 8. Гладиаторы.

Кто не слышал о древних римских гладиаторах? С самого детства нас сопровождает, взятый из многочисленных фильмов и книг, образ этих легендарных фигур.  Кто же были на самом деле гладиаторы?
Начнём всё по порядку. Знаменитые гладиаторские бои были переняты римлянами у греков и египтян и приняли религиозный характер жертвоприношения богу войны Марсу.
В начале гладиаторами являлись военнопленные и приговорённые к смертной казни. Законы древнего Рима позволяли им участие в гладиаторских боях.
В случае победы на полученные деньги можно было выкупить свою жизнь. Бои проводились в театрах, на аренах и площадях. Они получили большую популярность и вскоре гладиаторы начали биться не на смерть, а до первого ранения, или до отказа биться одного из участвующих.
Со временем этому типу борьбы было разрешено даже обучать в римских школах, что-то нечто современного урока физкультуры. Были случаи, когда граждане, в погоне за славой и деньгами, отказывались от собственной свободы и становились гладиаторами.
Среди них случались даже женщины, когда в 63 году нашей эры император Нерон издал указ, разрешающий участвовать свободным женщинам в гладиаторских турнирах.
После него Поццуоли позволяет сражаться женщинам-эфиопкам. А император Домициано в 89 году выводит на арену гладиаторов-карликов. Для того чтобы стать гладиатором, необходимо было принять присягу и объявить себя юридически мёртвым.
С этого момента бойцы вступали в другой мир, где царили жестокие законы чести. Первым из них - было молчание. Гладиаторы объяснялись на арене жестами. Второй закон - полное соблюдение правил чести.
Так, например, гладиатор, упавший на землю и сознающий своё полное поражение, был обязан снять защитный шлем и подставить горло под меч противника, или же вонзить свой нож в собственное горло.
Всего существовало 8 классов гладиаторов, каждый из которых имел свои строгие правила и специальное обмундирование. Некоторые надевали металлические шлемы, другие защищали голову и шею установленным на плече металлическим, или кожаным щитом.
Были среди них обладатели трезубцев и сетей, похожих на рыбацкие. Другие имели короткую шпагу, под названием - гладио, от которой и получили своё название гладиаторы.
Имелись также специальные защитные пластины для рук и ног. Но всё было продумано таким образом, чтобы каждый класс имел свои более открытые уязвлённые места.
Поэтому во время состязаний не было никакой возможности предугадать по обмундированию, кто из гладиаторов сможет победить. Это придавало боям особый интерес.
В фильмах мы часто видим римских императоров, поднимающих, или опускающих большой палец во время гладиаторских боёв. Но этому нет никаких исторических подтверждений, хотя жесты действительно использовались на аренах, поскольку гладиаторы не могли говорить.
Если один из гладиаторов перед боем поднимал вверх указательный палец, это означало, что сражение должно продолжаться до первого ранения. Если рука во время боя была поднята вверх, а большой палец находился в горизонтальном положении - это значило, что гладиатор просит его прикончить.
Хотя иногда просил и о пощаде, когда кулак был сжат. Только судья, присутствующий при гладиаторских боях, мог принимать решения. Если его рука была сжата в кулак - прощение, если кулак был разжат - смерть. Назначение судей происходила исключительно по приказу императора.
Вне амфитеатра жизнь гладиаторов проходила как у современных атлетов - строгая диета и физические упражнения. Жили они в специальных казармах.
Питались калорийной смесью, состоящей из зерновых культур. Но на ужин перед сражением могли употреблять всё, что хотели, включая женское общество.
Многие гладиаторы подрабатывали, служа телохранителями у знатных господ, или участвовали в праздничных дуэлях, где запрещался смертный исход.
По убитым гладиаторам проводили религиозные панихиды и собирали их кровь, так как она считалась священной. Её давали пить больным эпилепсией, поскольку древние римляне верили в её целебные качества.
Существовали самые различные поверья, связанные со смертью гладиаторов. Так, например, богатые невесты во время свадебной церемонии втыкали в свои волосы шпильки, смоченные кровью убитого гладиатора. Считалось, что это сопутствует счастливой семейной жизни, как в наши дни бросать рис на молодожёнов.
С расширением Римской Империи на аренах начали появляться эмигранты, готовые сражаться за более низкие цены. С этого момента начинается упадок гладиаторских боёв.
С принятием христианства положение ухудшается. Постепенно гладиаторы были отстранены от публичных зрелищ, поскольку представляли собой париев. Но, несмотря на запреты, эти сражения продолжались в Колизее до V века нашей эры.
Колизей - это символ Рима и его вековой истории. Он является самым большим и красивым стадионом античного мира, построен в I веке нашей эры и имеет форму амфитеатра.
Колизей был заложен императором Веспазиано в 72 году, эти жестом он желал ещё более распространить кровавый спорт гладиаторов. Закончил же постройку через восемь лет его сын - император Тито.
По этому случаю устроили праздник, продолжавшийся ровно 100 дней. За тот период времени на арене Колизея убили 5 тысяч хищников, привезённых из северной Африки и сотни гладиаторов.
Своё название Колизей получил от имени огромной статуи, находящейся рядом на территории. По-итальянски огромный - “colosso”, отсюда и название стадиона.
Он имеет форму эллипса с диагоналями 188 и 156 метров и периметр 527 метров. Высота неразрушенной части составляет 57 метров. Это четырёхэтажная постройка когда-то была облицована белым мрамором.
Во время Средневековья Колизей пострадал от землетрясений, а в эпоху Возрождения был частично разобран на строительство новых римских зданий, о чём свидетельствуют большие дыры.
Четыре основных входа позволяли совершать быстрый проход на арену, а через 80 арок всего за 10 минут можно было оказаться на пронумерованных зрительских местах.
Часто зрители проводили здесь несколько дней подряд, поэтому приносили с собой еду из дома. Средняя вместимость Колизея составляла около 50 тысяч человек, но могло войти до 68 тысяч.
Всё это говорит о высоком инженерном и архитектурном уровне конструкции. Хотя нужно заметить, что там не было туалетов со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.
В центре Колизея находилась арена, окружённая стрельцами, которые охраняли зрителей от нападения хищников. Вокруг арены сооружена терраса, где располагались императорская ложа и ложи видных сенаторов, судей и пап.
Император со своим приближением имел отдельный вход. Остальные зрительные места были разделены на три яруса. Нижний ярус - знатные вельможи и богатые коммерсанты, второй - для свободных граждан Рима среднего сословия, последний - для простого люда.
На самых верхних рядах сидели рабы, управляющие лифтами. А ещё выше рабов располагались моряки императорского военного флота. Что они там делали?
Они управляли огромным льняным холстом, покрывавшим Колизей сверху таким образом, чтобы арена оставалась всегда открытой. Для этого здесь была сооружена сложная конструкция, состоящая их 240 столбов, поддерживающая гигантскую материю.
А поскольку моряки были отменными мастерами в управления парусов, то именно они являлись ответственными за этот сектор. Под ареной находились специальные проходы, которые использовались при проведении спектаклей, а также клетки с дикими зверями.
В Колизее существовало два специальных выхода: выход жизни и выход смерти. В один выходили помилованные гладиаторы, через другой выносили мёртвых.
Представьте себе, что вход в Колизей был бесплатным. Многие императоры заботились об увеселении своего народа, чтобы легче держать его под контролем.
Для этой же цели перед входом на стадион бесплатно раздавали муку для выпечки хлеба. Среди зрителей насчитывалось много женщин, которые являлись ярыми поклонницами этих кровавых зрелищ.
Гладиаторские бои начинались с рассветом и заканчивались в сумерки, а некоторые праздничные представления продолжались в течение нескольких дней.
Спектакль, обычно, открывался выступлением празднично одетых гладиаторов, под их ногами находился деревянный настил, посыпанный песком для впитывания крови.
Древние римляне любили также бои женщин-гладиаторов с мужчинами-карликами. Но особой популярностью пользовались водные сражения, когда арена заливалась водой.
Для этой цели здесь было построена сложная гидравлическая система. В Колизее работали 36 лифтов, управляемых вручную рабами. Каждый лифт в состояние поднимать до 10 рабов.
На них также перевозили и диких животных. В 523 году нашей эры, после долгих народных протестов, в Риме приняли постановление, запрещающее убийство хищников. Но на этом античном стадионе показ гладиаторских боёв продолжался до V века нашей эры.

                Глава 9. Награда.

- Я рассчитывал выйти в море со следующим приливом, а не устраивать здесь парад, - сердито сказал Радик.
- Тогда считайте, что я труп, - возразил наместник Гай. - Я весь избит, но жив и знаю, как важно показать поддержку Рима. Это заставит задуматься тех, кто покушался на мое достоинство.
- Господин, все бунтовщики, находившиеся на острове, полегли в крепости вместе с теми, кто прибыл поддержать мятеж с материка. Половина здешних семейств оплакивают сыновей или отцов. Мы им уже показали, какие последствия будет иметь неповиновение Риму. Они не посмеют бунтовать снова.
- Вы так думаете? - спросил Гай, криво улыбнувшись. - Плохо же вы знаете этих людей. С тех пор как Афины стали центром мира, они непрерывно сражаются с завоевателями. Теперь сюда пришел Рим, и они борются снова. У погибших остались сыновья, и очень скоро они смогут взять в руки оружие. Этой провинцией трудно управлять.
Дисциплинированность не позволила Радику продолжать спор. Он очень хотел побыстрее выйти на “Орле” в море, однако Гай просил и даже требовал, чтобы ему оставили четверых легионеров в качестве личной охраны.
Радик собрался было возмутиться, однако несколько ветеранов вызвались добровольцами, предпочтя охоте за пиратами сравнительно привольное житье.
- Не забывайте, что случилось с его последними телохранителями, - предупредил Радик, но бывшие легионеры не испугались - от погребального костра, на котором горели тела мятежников, валил жирный черный дым, видимый на много миль вокруг. Прожив здесь несколько лет, они уйдут в отставку.
Радик выругался про себя. Похоже, до конца года придется обходиться сильно сократившимся экипажем. Ветераны, которых привел на галеру Валий, не смогут быстро оправиться от ран.
В ближайшем порту от части раненых придется избавиться, через некоторое время их заберет какой-нибудь торговый корабль, возвращающийся в Рим.
В Налете центурия потеряла треть личного состава. Следует повысить в званиях особо отличившихся, но кем заменить двадцать семь погибших солдат, четырнадцать из которых были опытными гастатами, прослужившими на корабле более десяти лет?
Радик вздохнул. Хорошие воины сложили головы из-за кучки молодых сорвиголов, пожелавших возродить былую славу прадедов. Можно представить себе, о чем они мечтали, однако правда заключалась в том, что именно Рим принес им цивилизацию и понимание того, чего способно добиться сообщество людей.
За что боролись мятежники? За право жить в жалких лачугах, почесывая грязные задницы? Рим не ждал от них благодарности. Он существовал уже достаточно долго, видел слишком многое и требовал от покоренных уважения, а плохо подготовленный бунт на острове Родос говорил о том, что ни о каком уважении к Риму не может быть и речи.
На рассвете легионеры сожгли трупы восьмидесяти девяти повстанцев. Тела погибших римлян унесли на галеру, чтобы похоронить их в море с воинскими почестями.
Все эти невеселые мысли теснились в голове центуриона, когда он в своих лучших доспехах вел пережившую кровопролитие центурию в Налету.
В небе клубились тяжелые темные тучи, грозившие ливнем, воздух был плотен и горяч. Погода соответствовала мрачному настроению Радика. После перипетий ночного боя Валий шагал с трудом.
Он был поражен тем, как много ушибов и легких ран получил, сам того не заметив. По левому боку расползлось багровое пятно, на одном из ребер вскочила большая синяя шишка. Вряд ли оно сломано, но лучше показаться врачу, когда они вернутся на корабль.
Валий считал, что полезно будет пройти по городу маршем. Радик хотел подавить мятеж и исчезнуть, свалив политические проблемы на наместника.
По мнению Валия, очень важно напомнить гражданам, что личность правителя неприкосновенна. Он бросил взгляд на Гая, на его забинтованные кисти и распухшее лицо.
Валий восхищался мужеством этого человека, наместник отказался от носилок, чтобы показать, что не сломлен истязаниями. Понятно желание Гая вернуться в город во главе небольшой армии.
Подобных людей можно было встретить повсюду во владениях Рима. Почти не получая поддержки от сената, они правили в отдаленных провинциях, как мелкие царьки, целиком завися, тем не менее, от доброй воли местного населения.
Валий знал, что в любой момент в таком вот месте жители способны сотворить нечто, весьма осложняющее их собственную жизнь. Ни дров, ни пищи, повсюду насилие, дороги запущены, сами собой загораются жилища. Вроде и не война, но постоянное раздражение, как от занозы в коже.
По речам наместника было видно, что он не боится трудностей. Валий удивился, когда понял, что перенесенные Гаем пытки вызвали в нем не гнев, а печаль, ведь против него выступили люди, которым он верил. Интересно, будет ли он и дальше таким доверчивым, подумал молодой тессерарий.
Легионеры шли по городу, не обращая внимания на испуганные взгляды стариков и матерей, прогонявших детей с их дороги. Римляне устали после ночного боя и были довольны, когда, наконец, подошли к дому Гая, расположенному в центре города.
Они построились прямоугольником перед большим белым зданием с открытым бассейном. Здесь находилась резиденция римского наместника, кусочек самого Рима, перенесенный в греческое захолустье.
Гай громко засмеялся, навстречу ему из дома выбежали дети, бросились обнимать отца. Опустившись на одно колено, он принял их в свои объятия, стараясь уберечь искалеченные руки.
Из дома вышла супруга наместника, и даже из второй шеренги Валий видел радость и слезы в ее глазах.
- Счастливый человек, - подумал он.
- Тессерарий Валий, выйти вперед, - приказал Радик, прервав размышления Валия.
Молодой офицер быстро вышел из строя и отсалютовал. Центурион с непроницаемым выражением лица осмотрел его с ног до головы. Наместник с семьей вошли в дом, а солдаты терпеливо ждали снаружи. На теплом солнце можно и просто постоять, это не служба.
Валий терялся в догадках, почему ему было велено стать в одиночку перед строем? Что скажет Ксерс, если сейчас последует повышение в чине? Наместник не вправе приказать центуриону поощрить Валия продвижением по службе, но и рекомендацию Гая Радик не должен проигнорировать.
Наконец Гай с супругой вышли к легионерам. Глубоко вздохнув, наместник обратился к солдатам со словами благодарности:
- Вы восстановили меня в правах и вернули к семье. Рим благодарит вас за службу. Центурион Радик согласился, что вы можете принять угощение в моем доме. Слуги сейчас готовят для вас лучшие блюда и вина.
Гай умолк и посмотрел на Валия.
- Прошлой ночью я стал свидетелем великого мужества. В наибольшей степени его проявил один человек, который рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою. Дабы отметить такую храбрость, я награждаю его почетным венком. У Рима отважные сыновья, и сегодня, здесь, я свидетельствую это.
Жена Гая шагнула вперед и подняла на ладонях венок из листьев дуба. По знаку Радика пораженный Валий снял шлем, чтобы принять награду. Щеки его пылали. Раздались одобрительные крики легионеров.
Правда, было не совсем понятно, чему они больше радуются, той чести, которой удостоился один из них, или перспективе угощения.
- Благодарю тебя, господин, - запинаясь, выдавил из себя Валий.
Супруга правителя взяла его ладони в свои, и молодой тессерарий смог разглядеть темные круги от пережитых тревог под ее глазами.
- Это ты вернул мне мужа, благодарю тебя.
Радик коротко велел центурии снять шлемы и следовать за наместником к пиршественному столу. Он задержал Валия, и, когда все ушли в дом, попросил показать венок.
Валий, который чуть не прыгал от радости, быстро снял награду и передал центуриону. Старый воин повертел венок из темных листьев в руках.
- Ты его заслужил? - просто спросил он.
Валий растерялся. Он понимал, что рисковал своей жизнью и подвергал опасности жизнь двоих солдат, когда бросился с ними в нижние помещения крепости, но никакой награды за это не ожидал.
- Не больше других солдат, центурион.
Радик пристально посмотрел ему в лицо, потом удовлетворенно кивнул.
- Хороший ответ. Признаюсь, что вздохнул с облегчением, когда ночью ты со своими солдатами ударил во фланг этим ублюдкам.
Он ухмыльнулся, увидев, как смутился Валий.
- Станешь носить это под шлемом, или нахлобучишь сверху?
Молодой тессерарий озадаченно посмотрел на центуриона.
- Я не знаю. Наверное, буду хранить на корабле.
- Полагаешь, это правильное решение? Может, пираты помрут от страха, как только увидят воина с кустиком на голове?
Валий смутился еще сильнее, а Радик захохотал и хлопнул его по плечу.
- Я смеюсь, парень. Это редкая награда. Конечно, я должен повысить тебя в чине. Нельзя оставлять в младших офицерах храбреца, получившего почетный венок. Теперь у тебя под началом будет два десятка воинов.
- Благодарю, центурион, - ответил Валий.
Он был на седьмом небе от счастья. Радик задумчиво гладил листья пальцами.
- Когда-нибудь в городе ты наденешь это на голову. По крайней мере, один раз тебе придется это сделать.
- Почему, центурион?
- Надо знать законы Рима, парень. Если ты появишься в почетном венке в общественном месте, все должны встать. Все, даже сенаторы. Я бы такого случая не упустил. - Радик усмехнулся. - Вот это будет картина. Ладно, приведи себя в порядок и пошли. Уверен, лучшее вино припасли для тебя. Похоже, сегодня у тебя есть повод выпить.

                Глава 10. Расплата за любовь.

В серых предрассветных сумерках Юлий скользнул вниз по стене, обдирая вьющиеся по ней розы. Угодив босыми ногами в колючий куст, он упал ничком, звякнув мечом о камни.
Извиваясь, Юлий высвободился из цепких ветвей и, морщась от боли, с трудом встал. Сверху снова раздался яростный рев, отец Латы высунулся в окно и пожирал глазами незваного гостя.
Юлий посмотрел на него, нагнулся за перевязью с ножнами и зашипел от боли, туника, скользнув по телу, задела за глубоко сидевшие в коже шипы. Отец Латы, бородатый огромный грек, сжимал в руке тяжелый топор и явно прикидывал, сумеет ли попасть в наглеца на таком расстоянии.
- Я тебя поймаю, щенок, - проревел он, брызжа слюной от ненависти.
Не отводя от него глаз, Юлий подобрал гладий, выпавший из ножен, и попятился от стены. Одной рукой накинув перевязь, второй сунул клинок в ножны.
Жаль, что пришлось скинуть сандалии, когда они с Латой занимались любовью. Если отец старается оградить ее невинность, то он опоздал года на три, подумал Юлий.
Ему хотелось выкрикнуть это, но Лата не сделала ему ничего плохого. Хотя могла бы проверить дом, прежде чем втаскивать его в свою комнату через окно.
Она уже сбросила хитон, и было бы просто невежливо рухнуть с ней на ложе в обуви. Теперь учтивость значительно затруднила дальнейшее бегство по спящему городу.
Конечно, его друг еще храпит в комнате, за которую заплатил Юлий. После пяти ночевок на свежем воздухе оба мечтали отдохнуть, сходить в баню, побриться. Но отдыхом наслаждался только его друг, а Юлия потянуло на приключения.
Он переминался с ноги на ногу, прикидывая варианты дальнейших действий. Про себя Брут ругал Арния, во-первых, за то, что приятель спит, когда друг в опасности, во-вторых, за то, что он убедил его продать лошадь, которая-де обходится слишком дорого и может съесть все их сбережения, пока они доберутся до Рима.
Арний считал, что легионеры и без лошадей способны преодолевать любые расстояния. А сейчас Юлия выручил бы даже маленький пони. Разгневанный бородач куда-то исчез, и в окне появилась Лата, вся румяная после недавних утех. Да, хороший, здоровый румянец, подумал Юлий, оценив, как картинно она выставила свои груди на подоконник.
- Беги, - громко прошептала девушка. - Он спускается, чтобы поймать тебя.
- Тогда сбрось мои сандалии. Не могу же я бежать босиком, - зашипел в ответ Юлий.
Через минуту сандалии шлепнулись на камни у его ног, и молодой человек быстро обулся, уже улавливая тяжелые шаги отца Латы внутри дома, тот спешил к дверям.
Юлий слышал, как разгневанный папаша, что-то угрожающе ворчит на ходу, но не стал дожидаться встречи и, не оглядываясь, ударился в бегство. Подбитые железными гвоздями сандалии скользили на булыжниках, позади вопил от позора отец Латы, призывая соседей на помощь.
Похоже, местные жители откликнулись на зов. Юлий в отчаянии застонал, крики усиливались, к погоне присоединялись все новые участники. Он лихорадочно старался припомнить улочки, по которым всего несколько часов назад бродил, мечтая найти недорогое жилье и горячую пищу.
Тогда отец Латы был более гостеприимным и не сжимал в руке топор, показывая двум усталым путникам свою самую дешевую комнату. Свернув на полном ходу за угол, Юлий ударился о стену, увернулся от телеги и отбросил руку возничего, который пытался схватить его.
Где выход? Город казался лабиринтом. Он прыгал то влево, то вправо, не смея оглянуться, задыхаясь от быстрого бега. Ради Латы можно пройти подобное испытание, но если его убьют, то очень жаль, что именно она оказалась последней женщиной в его жизни.
Улочка, по которой он мчался, закончилась тупиком. Из-под ног прыснула кошка. Юлий замер у каменной стены. Дальше бежать некуда. Может, они потеряли его?
Напрягая слух, он крался вдоль стены, однако не уловил ничего, кроме мяуканья напуганного животного, затаившегося где-то неподалеку. Одним глазом он выглянул из-за гребня стены и сразу же спрятал голову.
Соседний переулок был заполнен людьми, и все они двигались в его направлении. Юлий припал к стене, но решил еще раз посмотреть, что там происходит.
Это было роковой ошибкой, его увидели и подняли крик. Юлий, выругавшись, пригнулся. Он немного подучил греческий, когда общался с воинами греками, но этого было недостаточно для данной ситуации.
Приняв решение, молодой человек выпрямился, левой рукой взялся за ножны, а правой за рукоять меча, чтобы в нужный момент обнажить клинок. Это было отличное оружие, которое он выиграл на соревнованиях в легионе.
Юлий покажет этим крестьянам, что получил его заслуженно. Поправив перевязь, он глубоко вздохнул и вышел из тупика в переулок навстречу преследователям.
Их было пятеро. С детским энтузиазмом они бросились вперед. Картинным движением Юлий извлек меч и отбросил ножны в сторону, демонстрируя намерение драться.
Он медленно вытянул руку, направив меч на противников, и преследователи остановились. Последовала пауза. Юлий лихорадочно размышлял.
Отец Латы пока не появился, есть шанс сразить человека три, прежде чем тот прибежит и ободрит остальных. А может, на них подействует убеждение, или деньги?
Самый рослый ступил вперед, оставаясь, однако, вне досягаемости для меча Юлия.
- Лата моя жена, - сказал он на чистой латыни.
Юлий сделал удивленные глаза.
- А она об этом знает?
Мужчина покраснел от возмущения и извлек из-за пояса кинжал. Остальные последовали его примеру, доставая ножи и поудобнее перехватывая дубинки. Не спуская с Юлия глаз, они начали осторожно приближаться.
За мгновение до нападения Юлий предупредил спокойным голосом, свидетельствующим о полном присутствии духа:
- Я мог бы перебить вас всех, но хочу, чтобы мне просто дали спокойно уйти. Я лучший боец легиона, у меня отличный клинок, и ни один из вас не выйдет живым из этого переулка, если вы примете неверное решение.
Четверо с непроницаемыми лицами выслушали мужа Латы, который перевел им это заявление. Юлий терпеливо ждал, надеясь на благоприятный ответ, однако противники с ухмылками двинулись вперед.
Юлий отступил на шаг.
- Лата здоровая девушка, с нормальными потребностями, - произнес он. - Она меня соблазнила, вот и все. Не стоит из-за этого убивать друг друга.
Он ждал, что муж проказницы снова переведет его слова товарищам, но тот промолчал и лишь через минуту произнес несколько фраз по-гречески. Юлий почти ничего не понял, только постарайтесь не убивать, что ему понравилось, и отдать женщинам - это было неясно и пугающе.
Муж Латы злобно смотрел на Юлия.
- Для нас поимка преступника праздник. Ты согласишься стать его украшением и главным участником?
Не успел Юлий ответить, как преследователи бросились на него, осыпая ударами. Он ткнул одного мечом, однако почти тут же получил удар дубинкой повыше уха. Римлянин потерял сознание.

                Глава 11. Спасение.

Очнулся он от слабого поскрипывания. Несколько секунд Юлий не размыкал век, кружилась голова, кроме того, надо было оценить обстановку, не давая возможным наблюдателям понять, что он пришел в себя.
Тело обдувал свежий ветерок, и Юлий понял, что на нем нет одежды. Он так удивился, что, забыв о своем намерении, открыл глаза. Он висел вниз головой на центральной улице города, привязанный за ступни к раме, установленной на эшафоте.
Взглянув вверх, молодой воин убедился, что абсолютно гол. Все его тело стонало. Вдруг он вспомнил, как мальчишкой однажды вот так же висел на дереве.
Вокруг было темно, однако невдалеке раздавались звуки веселого пиршества. С трудом сглотнув, Юлий подумал, что должен сыграть роль жертвы в каком-то языческом ритуале, и яростно задергался в путах. Кровь молотом стучала в висках, но веревки нисколько не ослабли.
От этих усилий тело его стало медленно вращаться, и Юлий смог обвести глазами всю площадь и выходящие на нее здания. В домах жарко горели очаги, конечно, там варили свиные головы и сдували пыль с амфор с домашним вином.
Им овладело отчаяние. Его доспехи находятся в комнате, где остался Арний, меч исчез, как и сандалии. Деньги, спрятанные в одежде, наверняка пошли на устройство этого праздника, на котором ему суждено расстаться с жизнью. Если удастся освободиться от веревок, как он выживет в чужой стране без одежды, без денег?
Юлий тихо выругался.
- Освежившись сном, я потянулся и выглянул в окно, - вдруг раздался у него над ухом голос Арния.
Тело Юлия медленно поворачивалось, и через секунду он увидел перед собой лицо друга. Старый гладиатор был выбрит, свеж и явно доволен собой.
- Само собой, сказал я себе, этот придурок, подвешенный за ноги, не может быть прославленным молодым легионером, с которым я сюда пришел.
- Слушай, я верю, что потом ты сможешь рассказать дружкам весьма забавную историю, но сейчас, пожалуйста, заткнись и просто разрежь веревки.
Поскрипывающие путы снова развернули тело Юлия. Не предупредив приятеля, Арний полоснул по веревкам мечом, и молодой воин рухнул на эшафот. Юлий попытался встать, но затекшие мышцы не слушались его.
- Меня ноги не держат, - простонал он, растирая ступни ладонями.
Арний хмыкнул и посмотрел вокруг.
- Сейчас все пройдет. Я не смогу одной рукой и тебя нести, и от них отбиваться.
- Если бы у нас была лошадь, ты привязал бы меня к седлу, - сварливо напомнил Юлий, яростно растирая ноги.
Арний пожал плечами.
- Хватит болтать. Твои доспехи здесь, в мешке. Я их захватил, когда сматывался из комнаты. Возьми меч и стань спиной к эшафоту. Они идут.
Арний протянул другу клинок, и при всей своей голой беспомощности Юлий почувствовал уверенность, коснувшись знакомой рукояти. Толпа собралась быстро.
Впереди шел отец Латы, обеими руками он сжимал большой топор. Невероятно мощные руки напряжены, лезвие топора направлено на Арния.
- Ты пришел к нам с человеком, напавшим на мою дочь. Даю тебе шанс собрать пожитки и убраться. А он остается здесь.
Одно мгновение Арний стоял неподвижно, потом стремительно шагнул вперед и вонзил меч в грудь грека. Лезвие вышло между лопаток. Арний рывком вытащил клинок, и тело ничком рухнуло на камни. Громко звякнула упавшая секира.
- Кто еще считает, что он останется здесь? - спокойно спросил Арний, обводя взглядом толпу.
Внезапное убийство потрясло людей, все молчали. Арний удовлетворенно кивнул и заговорил сурово, медленно и отчетливо:
- Никто ни на кого не нападал. Я сам слышал, девушка занималась любовью с не меньшим энтузиазмом, чем мой дружок-идиот.
Арний не обратил внимания на протестующий возглас Юлия у себя за спиной, он удерживал взглядом людей. Толпа почти не слушала его. Легионер, не задумываясь, убил человека, и это парализовало волю нападавших.
- Ты готов идти? - тихо спросил Арний.
Юлий переступил с ноги на ногу, морщась от боли. Ток крови в ступнях возобновился, их словно кололи тысячью иголок одновременно. Он быстро накинул одежду, застегнул ремни доспеха и тут увидел Лату, которая с диким криком протискивалась сквозь толпу.
- Что вы стоите? - визжала она. - Смотрите, вот тело моего отца. Кто отомстит его убийцам?
Юлий понимал, что шок толпы не может длиться вечно. Сжав рукоять меча, он встал рядом с Арнием. Молодой воин смотрел на искаженное ненавистью лицо Латы, обвинявшей сограждан в трусости, и вспоминал соблазнительную улыбку, игравшую на ее губах в полдень.
Люди отводили глаза от девушки, при взгляде на тело, лежавшее у ее ног, пропадало всякое желание думать о мести. Муж Латы, стоявший в переднем ряду, повернулся и пошел во тьму.
Увидев, кто уходит, Лата бросилась на Арния, колотя его кулаками. Юлий заметил, как напряглась могучая рука легионера, в которой он сжимал меч, кинулся к девушке и потащил ее в сторону, уговаривая отправиться домой.
Она пыталась ногтями впиться в его глаза, и Юлий резко толкнул несчастную. Упав у тела отца, девушка обхватила его руками и зарыдала. Арний и Юлий обменялись взглядами. Толпа редела.
- Оставь ее, - проговорил Арний.
Они пересекли площадь и молча пошли по городу. Казалось, потребовалось несколько часов, чтобы выбраться на окраину. Впереди лежала долина, которая вела к реке, видневшейся впереди.
- Надо торопиться. К рассвету они вспомнят о кровной мести и бросятся в погоню, - произнес Арний, вкладывая, наконец, меч в ножны.
- Ты правда слышал? - спросил Юлий, глядя в сторону.
- Да, ты разбудил меня своим хрюканьем, - ответил Арний. - Твоя выходка еще может погубить нас, если они немедленно отправятся в погоню. Это же надо, в доме ее отца.
Юлий хмуро посмотрел на друга.
- Не забывай, ты убил его, - проворчал он.
- Если бы я этого не сделал, ты сейчас висел бы там. Теперь идем. До рассвета необходимо уйти как можно дальше от этого города и поближе к кораблю. А в следующий раз, когда на тебя посмотрит смазливая девчонка, сразу беги прочь. Не стоят они наших страданий.
Двое легионеров пошли вниз по склону холма, не довольные друг другом.

                Глава 12. На корабле.

- Без венка? Я слышал, ты в нем спишь, - усмехнулся Ксерс, когда Валий ступил на мостик.
Молодой тессерарий проигнорировал эти слова. Он понимал, что ответ приведет к перепалке, и между ними установятся откровенно враждебные отношения.
По крайней мере, пока что Ксерс воздерживался от нападок и издевок в присутствии остальных членов экипажа. Когда же они каждое второе утро несут вахту вместе, вся злоба этого человека выплескивается наружу.
В первый день после отплытия с острова какой-то солдат привязал венок к самой макушке мачты корабля, намекая, что весь экипаж корабля заслужил эту честь.
Легионеры ждали, как поведет себя Валий, но тот только весело улыбнулся, увидев высоко наверху свою награду. Легионеры встретили такую реакцию криками одобрения. Ксерс смеялся вместе со всеми, однако с того дня неприязнь в его глазах только усилилась.
Валий смотрел на море и далекий африканский берег, легко удерживая равновесие на палубе галеры, скользящей по волнам. Вопреки ядовитой реплике Ксерса, он не носил венок после отплытия с Родоса, только раз примерил его на своей крошечной койке в трюме, когда был совершенно один.
Листья дуба уже покрылись коричневыми пятнами и начинали скручиваться, но это не имело значения. Ему дано право носить венок, и он сплетет его из свежих листьев, когда попадет в Рим.
Валию не составляло труда игнорировать издевательские замечания Ксерса. Он представлял себе, как приходит в Большой цирк на состязание колесниц, и тысячи римлян встают со своих мест, сначала те, кто первыми увидели его, затем следующие ряды, дальше по цирку бежит людская волна, и вот уже все, как один, стоя приветствуют его.
Валий мечтательно улыбался, и это страшно раздражало Ксерса. Наступил рассвет. По морю бежали невысокие волны, ритмично вздымались и падали весла, и “Орел” уверенно продолжал путь.
Валий уже знал, что особой скоростью эта галера не обладает, дважды пиратские суда с легкостью уходили от нее и скрывались за горизонтом. Из-за плоского дна у судна была неглубокая осадка, и, даже имея два кормовых руля, оно двигалось неуклюже, то и дело, сбиваясь с курса.
Единственным преимуществом галеры была ее способность внезапно увеличить скорость хода за счет весел, но даже две сотни рабов-гребцов не могли заставить ее двигаться быстрее пешехода.
Впрочем, Радика это не расстраивало. Ему предписывалось не охотиться за пиратами, а выгонять их из прибрежных городов и защищать от морских разбойников главные торговые пути.
Не об этом мечтал Валий, когда начинал службу на галере. Он воображал быстрые погони, отчаянные схватки, стремительные захваты вражеских кораблей. Обидно было сознавать, что военная мощь Рима неоспорима на суше, но о господстве на море и речи быть не может.
Валий посмотрел за борт, на ряд весел, в унисон пенящих морскую гладь. Он удивлялся, как можно часами равномерно двигать массивное бревно с широкой лопастью на конце, пусть даже на каждом сидит по три раба.
По служебным делам тессерарий несколько раз спускался на гребную палубу. Невыносимая вонь, мерно качающиеся спины и хриплое дыхание рабов.
Нечистоты смывали ведрами морской воды всего два раза в день. зловоние сочилось из досок палубы, и внутренности выворачивало наизнанку.
Рабов кормили лучше, чем легионеров, но когда Валий смотрел, как идет по волнам тяжелое судно, он понимал, что это необходимо. Западный ветер дул галере в борт, отсекая опаляющее дыхание африканского континента.
На верхней палубе ощущался крепкий освежающий бриз. С наблюдательного мостика Валий видел, что галера строилась не для гонок, а для битвы.
На открытой палубе никаких препятствий, просто широкая площадка из досок, за десятилетие выбеленных солнцем. Только на корме высилось сооружение, в котором размещались каюты центуриона и его заместителя Секса.
Солдаты центурии спали в темных каморах под верхней палубой, доспехи и оружие хранились в арсенале, достаточно обширном, чтобы воины могли быстро снарядиться для схватки.
Регулярные тренировки направлялись на умение молниеносно перейти из состояния отдыха к полной боевой готовности и контролировались по песочным часам.
Валий считал, что экипаж галеры хорошо обучен. Если им когда-нибудь удастся настигнуть пиратский корабль, разбойникам не поздоровится.
- Командир на палубе, - гаркнул вдруг часовой над самым ухом Валия и Ксерса, оба молодых воинских начальника вытянулись в струнку.
Радик выбрал себе в помощники весьма пожилого легионера, по мнению Валия, Сексу до отставки оставались год, максимум два. У него уже сформировался приличный живот, который каждое утро приходилось туго обвязывать материей, но Секс оставался бывалым воином и проницательным человеком.
Он сразу заметил напряженность в отношениях между Ксерсом и Валием, однако по каким-то своим соображениям приказал им нести вахту вместе.
Секс обходил корабль с утренней проверкой. В ответ на приветствие он дружелюбно кивнул обоим офицерам. Помощник центуриона внимательно осмотрел каждый из канатов, которыми крепился большой квадратный парус, опустился на одно колено и обследовал станины палубных катапульт, чтобы убедиться в правильности и надежности установки.
Закончив осмотр, подошел к подчиненным и без лишних церемоний поздоровался с ними. Секс внимательно разглядывал линию горизонта, удовлетворенно поглаживая тщательно выбритые щеки.
- Четыре, нет, пять парусов, - весело заметил он. - Торговля между народами. Однако ветер недостаточно силен, если кто-то рассчитывает обойтись только парусами.
За прошедшие месяцы Валий понял, что под простецкой внешностью этого офицера скрывались развитый ум и большой опыт. Секс знал обо всем, что происходит на галере, на всех его палубах, а советы его оказывались весьма ценными.
Ксерс считал Секса дураком, но выслушивал с видом живейшего интереса, так он вел себя со всеми старшими командирами. Кивая в такт своим мыслям, Секс продолжал:
- До Омса придется идти на веслах, дальше будет легче. Выгрузим сундуки с казной и пойдем к Сицилии. Доберемся за несколько недель, если не придется охотиться за разбойниками в наших водах. Прекрасный остров  Сицилия.
Валий кивнул, соглашаясь. С Сексом ему было легко, не то, что с центурионом, для которого минута откровенности с подчиненным, как это случилось в Митилене, являлась исключением из правила.
Секс в штурме мятежной крепости не участвовал, но, похоже, его это особенно и не расстроило. Валий полагал, что Секса устраивают не очень обременительные обязанности помощника Радика на корабле.
Он дождется отставки, вернется в Рим и получит очень хорошие деньги. Служба на галерах, которые охотились на пиратов, имела одно преимущество.
Легионерам причиталось по семьдесят пять денариев ежемесячно, но возможности их потратить почти не имелось. Даже за вычетом расходов на снаряжение, выплаты десятины в пользу вдов и в похоронный фонд к моменту отставки накапливалась кругленькая сумма. Конечно, если не спускать деньги в азартных играх.
- Господин, почему мы используем корабли, не способные настичь врага? Имей мы возможность сойтись в бою с пиратами, то уже через год во Внутреннем море не осталось бы ни одного морского разбойника.
Секс улыбнулся. Вопрос ему явно понравился.
- Сойтись в бою? Ну, это случается, однако тебе известно, что как моряки они куда лучше нас. Обычно пираты таранят галеру и пускают ее на дно еще до того, как солдаты успевают перебраться на их судно. Конечно, если легионеры умудряются ворваться на палубу пиратского корабля, то  победа у них в руках.
Раздув щеки, он медленно выпустил воздух сквозь губы, словно раздумывал, как доходчивее объяснить.
- Нам нужны не только более легкие и быстрые корабли. Рим не построит их, по крайней мере при моей жизни, нам необходимы экипажи профессиональных гребцов. По три ряда весел, расположенных один над другим, которыми так искусно пользуются пираты. Представляешь, что будет, если посадить туда наших рабов? От них щепки полетят при первой же попытке набрать скорость. А при нынешнем положении дел гребцов не надо обучать, да и платить им не приходится, и сенат это устраивает. Купил рабов и корабль будет плавать. Кое-какие пиратские корабли мы потопили, но вместо них появились новые.
- Временами мне это кажется странным, - произнес Валий.
Он хотел сказать, что ситуация выглядит нелепо, самое могущественное государство не обладает сильным флотом. Но своим видом Секс дал понять, что не собирается далее обсуждать этот вопрос. Все-таки он держал подчиненных на расстоянии, просто не подчеркивал этого, как другие старшие офицеры.
- Мы сухопутный народ, хотя некоторые, подобно мне, в конце концов, полюбили море. Сенат рассматривает наши корабли как средство доставки римских воинов в другие земли, как это было с крепостью на Лесбосе. Возможно, когда-нибудь отцы-сенаторы поймут, как это важно  господствовать на море, но, повторяю, случится это не при моей жизни. Да, “Орел” малость тяжеловат и медлителен, как и я, к тому же он раза в два меня старше.
Ксерс принужденно засмеялся, заставив Валия поморщиться, но Секс вроде бы ничего не заметил. Слушая помощника центуриона, Валий вспоминал бывшего гладиатора Рета.
Тот говорил однажды, что-то похожее, разминая в руках горсть черной земли с их поместья, вспоминал о поколениях пахарей, которые удобряли поля Италии своими потом и кровью. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.
Тогда отец был жив, Мария в очередной раз избрали консулом, и перед Валием открывалось блестящее будущее. Интересно, ухаживает кто-нибудь за могилой отца? Мгновенно все тревоги о родных, оставшихся дома, всплыли на поверхность сознания.
Как всегда, он успокоил себя мыслью о Рате, тот позаботится о Лютеции и матери. Ни одному человеку Валий и вполовину не доверял так, как бывшему гладиатору.
Внезапно Секс замер, не сводя глаз с берега. Благодушие исчезло, лицо помощника центуриона стало жестким.
- Ксерс, быстро вниз, объявляй тревогу. Чтобы через пять минут все до единого были в полной готовности на палубе.
Широко раскрыв глаза, Ксерс отсалютовал и ловко спустился по крутой лестнице. Валий, прищурившись, посмотрел в направлении, указанном Сексом. Часть берега была окутана пеленой черного дыма, почти не тронутой ветром.
- Пираты, господин? - быстро спросил Валий, уже зная ответ.
Секс кивнул.
- Похоже, грабят селение. Можно настичь их, когда отчалят от берега. Вот тебе шанс сойтись с ними в бою, Валий.

                Глава 13. Бой с пиратами.

“Орел” готовился к бою. С палубы убрали все лишнее, с помощью воротов натянули канаты катапульт, приготовили камни и масло для стрельбы.
Легионеры быстро построились, специальная команда собирала абордажный мостик-ворон, вколачивая железные штыри для соединения деталей.
Очень скоро перекидной абордажный мостик был готов и поднят на канатах над палубой. Когда канаты опустят, мостик упадет и вопьется цепкими крючьями в палубу вражеского корабля.
По нему лучшие бойцы с галеры бросятся на пиратов, расчищая место для абордажной команды. Пройти первым по ворону, смертельно опасное дело и одновременно большая честь.
Это право оспаривают лучшие легионеры, его ставят на кон в азартных играх в дни унылого патрулирования вдоль морских путей и пустынных берегов.
Внизу на гребной палубе надсмотрщик удвоил частоту ударов в барабан, и весла ритмично замелькали. Дул береговой ветер, поэтому парус убрали и тщательно зарифили.
Офицеры проверяли оружие и снаряжение, легионеры застегивали ремни доспехов. Чувствовалось растущее напряжение перед боем, сдерживаемое привычкой к дисциплине.
Горящее селение раскинулось у кромки естественной бухты. Римляне увидели, как из нее выходит пиратский корабль, разбойники хотели спастись бегством в открытое море.
Радик приказал увеличить скорость до предельно возможной, чтобы лишить противника пространства для маневра. Застигнутое недалеко от берега, пиратское судно не могло избежать столкновения с галерой, и на ней грянул боевой клич. Свежий ветер унес накопившуюся скуку долгого нудного плавания от порта к порту.
Валий внимательно рассматривал корабль морских разбойников, припоминая те различия между ним и галерами, о которых говорил Секс. Он видел три ряда весел, разрезающих морские волны в совершенном единстве, поразительно, если учесть, что весла каждого ряда имели разную длину.
Пиратское судно было заметно выше и уже “Орла” и несло на носу выступающий далеко вперед бронзовый таран, который, как знал Валий, способен пробить толстые кедровые доски римской галеры.
Секс был прав, исход поединка с таким врагом непредсказуем, но для пиратов спасения не было. Через мгновение римляне сблизятся с врагом, сбросят ворона, и храбрейшие воины, лучшие бойцы ринутся на палубу разбойничьего корабля.
Валий пожалел, что не сумел обеспечить себе место в первых рядах, все позиции были распределены еще до прибытия на Родос. Погруженный в мысли о предстоящей схватке, он не сразу обратил внимание на тревожные крики впередсмотрящих, а когда поднял взгляд, то непроизвольно отступил от борта.
За первым пиратским судном, к которому направлялась галера, из бухты вышло второе и устремилось прямо на римский корабль. Оно шло быстро, и Валий видел, как из волн показывается острие его тарана.
Береговой ветер наполнял парус, помогая усилиям гребцов. Таран располагался на уровне ватерлинии, на палубе толпились вооруженные пираты.
Обычно быстроходные разбойничьи суда не берут на палубу такое количество людей. Теперь Валий понял, что означал дым на берегу - обман, уловка. Это западня, и римляне в нее угодили.
Радик не растерялся. Молниеносно оценив обстановку, он стал отдавать четкие приказы.
- Увеличить скорость гребли до предела. Они идут прямо на нас, - рявкнул он, и барабан на гребной палубе застучал еще быстрее.
Такую скорость можно держать очень недолго, вскоре рабы начнут терять сознание. Нагрузка на гребцов была страшная, и порой человеческое сердце не выдерживало, раб умирал прямо на скамье. Его тело мешало товарищам грести, и все весло выходило из строя.
На первом пиратском судне гребцы пересели задом наперед, и оно тоже ринулось в атаку на римскую галеру. Конечно, разбойники хотели захватить ее на мелководье, поближе к берегу, так легче достать сундуки с серебром, даже если галера затонет. Но малой кровью им этот приз не достанется.
- Стрельба из катапульт по первому кораблю по моей команде. Залп, - крикнул Радик и проследил взглядом за полетом каменных снарядов.
Впередсмотрящий на носу галеры выкрикнул:
- На два деления ниже.
Расчеты катапульт засуетились у орудий. Легионеры молотами выбили прочные деревянные штыри, вставленные в отверстия задних брусьев катапульт, и поставили вместо них другие.
Теперь орудия имели другой угол наклона. Снова заскрипели вороты, натягивая канаты из конского волоса толщиной в ногу человека. От напряжения солдаты тяжело дышали и обливались потом.
Пиратское судно подошло уже довольно близко, когда последовал второй залп. На сей раз пористые камни предварительно окунули в масло и подожгли.
Они устремились к вражеской триреме, оставляя за собой дымные шлейфы. На “Орле” слышали, как снаряды с треском врезались в палубу разбойничьего корабля. Легионеры радостно завопили и бросились готовиться к следующему залпу.
Тем временем к галере неслась вторая трирема, и Валий видел, что своим тараном она неминуемо поразит их галеру в корму. Тогда корабль потеряет ход, и римляне даже не смогут пойти на абордаж.
Легионеры станут беззащитными мишенями для лучников. Едва поняв это, молодой тессерарий приказал принести и раздать щиты. При абордаже они были скорее помехой, но сейчас к галере римлян на дистанцию стрельбы из лука подходили два корабля, и щиты могли очень пригодиться.
Через несколько секунд с обеих вражеских трирем в воздух взвились тучи стрел. Стреляли беспорядочно и не прицельно, в надежде на то, что длинные черные стрелы сами найдут себе жертву.
Трирема, собиравшаяся протаранить корму галеры, неотвратимо приближалась, путь вперед был перекрыт первым пиратским судном, и римской галере не оставалось ничего другого, как попытаться уйти от удара сзади.
Радик приказал дать обратный ход веслами одного борта, так можно совершить маневр быстрее, чем при простом подъеме весел. Галера начала поворачивать, стараясь уйти с линии между двумя сближающимися пиратскими кораблями.
“Орел” вздрогнул от удара и задрожал, таран первой триремы чиркнул по его борту, проводя глубокую борозду, и оба судна прошли противоходом вплотную друг к другу.
Надсмотрщик, командовавший рабами на римской галере, был предупрежден и вовремя дал приказ гребцам втащить весла, а вот пираты этого сделать не успели. Борт “Орла” дробил в щепу все три ряда весел триремы, а их рукояти калечили и убивали гребцов, сидевших на скамьях в чреве разбойничьего судна.
Не успела галера пройти и половины длины корпуса первой триремы, как бронзовый таран второй вломился в тело “Орла”. Раздался оглушительный треск ломающегося дерева.
Словно живое существо, корабль содрогнулся и застонал от удара. Снизу раздались панические вопли объятых ужасом рабов. Все они были прикованы к своим скамьям и обречены на гибель вместе с галерой.
На палубу галеры посыпались стрелы, но и здесь сказалось отсутствие воинской выучки и дисциплины у разбойников. Валий, пригибаясь и прячась под щитом, благодарил богов, что пираты не умеют стрелять залпами.
Большая часть стрел попадала в щиты. Радик выкрикнул приказ, легионеры перерубили канаты, которые удерживали ворона, и абордажный мостик, мгновение повисев в воздухе, рухнул вниз, намертво впившись крючьями в палубу триремы, словно хищник в добычу.
Первые легионеры, пробежав по мостику, врубились в толпу пиратов. Загремели крики, проклятия, раздались вопли ярости и ужаса. Численное преимущество оставалось за разбойниками, обе триремы оказались набиты головорезами, которые были вооружены, кто, чем и облачены в доспехи со всего Средиземноморья.
Валий увидел рядом с собой своего друга, старого воина Феста. Старик держал в руках кинжал и щит, его обычная улыбочка пропала, но платье было все то же, которое Радик разрешил носить при условии регулярной, два раза в месяц проверки на наличие вшей.
- Думаю, лучше быть рядом с тобой, чем там, внизу, в темноте, - проворчал Фест, наблюдая за хаосом, творившемся на триреме.
Внезапно оба быстро пригнулись, закрывшись прочными деревянными щитами. Над ними просвистели стрелы, одна угодила в щит Валия с такой силой, что он покачнулся. Оправившись от удара, он присвистнул, зазубренное острие пробило римский щит насквозь.
На палубу галеры полетели тяжелые бронзовые крючья, к которым были привязаны веревки. Пираты начали перебираться на борт галеры, и вскоре бой закипел на обоих кораблях. Звон мечей, звуки ударов смешались с криками боли и ярости.
Валий видел, как Ксерс строит солдат, чтобы встретить нападавших. Он приказал своим людям поспешить на помощь, хотя мог этого и не делать,  легионеры уже устремились вперед.
“Орел” получил смертельную рану, спасения не было, и солдаты знали об этом. Римляне бились неистово. Лучшие бойцы, первыми перебравшиеся по ворону, уже захватили часть палубы триремы и удерживали ее, не обращая внимания на раны.
Когда Валий бросился в бой, Фест держался рядом, и молодому тессерарию от этого было спокойнее, они побывали вместе в разных переделках.
Может, старый воин приносит удачу, подумал Валий, отражая удары вражеских клинков. Он бился, не задумываясь о следующем движении или приеме, а действовал в схватке так, как учил его старый гладиатор, его домашний слуга и друг Рат.
Валий нырком ушел от просвистевшего над ним топора и вонзил меч под ребра потерявшему равновесие пирату. Тот рухнул на палубу и откатился под ноги Фесту, ветеран, не задумываясь, с размаху рубанул разбойника. Фест следовал классическому правилу легионеров на поле боя, если враг на ногах, свали его, если упал, то добей.
Ворон был забит толкающимися легионерами, которые стремились пробиться на палубу триремы. Для лучников они являлись легкой мишенью, Валий видел, как вражеские стрелки выстроились у дальнего борта и выцеливали римлян, стараясь не задеть своих.
На столь короткой дистанции лучники причиняли легионерам большой урон, не менее дюжины солдат упало с ворона, прежде чем римляне сумели добраться до стрелков и перебить их в кровавой схватке.
Валий удовлетворенно кивал, наблюдая за расправой, он ненавидел лучников, как и все легионеры, которым привелось пережить ужас их губительных атак с недосягаемого расстояния.
Вторая трирема, проломившая корпус римской галеры, веслами дала задний ход и уже почти высвободила свой бронзовый бивень. Радик увидел этот маневр и велел отряду легионеров приготовиться к отражению новой атаки.
Ситуация менялась слишком быстро, но нетрудно было догадаться, что вторая трирема не останется в стороне от схватки. “Орел” пойдет ко дну, однако это случится не сразу, у римлян еще есть несколько минут, чтобы перебраться на первую трирему и захватить ее.
Будь у пиратов только один корабль, римляне даже могли бы одержать нечто вроде победы. Но Радик видел, как вторая трирема высвобождает свой таран, и понимал, сейчас она пойдет на сближение, а ее экипаж ринется на борт галеры.
Он выругался, когда острое жало с треском вышло из корпуса “Орла” и на пиратском судне послышались крики, кто-то отдавал приказы гребцам, мешая греческий язык с вульгарной латынью.
Свой последний резерв Радик поставил у второго борта галеры, именно сюда ударят пираты, чтобы расколоть силы римлян. Легионеры не успеют захватить первую трирему и перебраться на нее.
Ни о какой победе не может быть и речи. От негодования и обиды центурион сжал рукоять гладия так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он знал, что возмущаться бесполезно.
Разве кто-то обещал, что пираты сойдутся с легионерами в открытом бою и позволят изрубить себя в капусту? Они воры и разбойники, охотники за серебром, которое лежит в трюме галеры. Похоже, эти шавки завалят сегодня римского волка.
Каменея лицом, Радик наблюдал, как вторая трирема втащила весла и ударилась бортом о корпус его старой доброй галеры. Внизу кричали обезумевшие от страха рабы, прикованные к скамьям, и это действовало центуриону на нервы.
Валий принял удар доспехом и, закричав, рубанул мечом по лицу врага. Не успел он принять боевую стойку, как увидел перед собой бородатого великана.
По телу пробежала невольная дрожь, гигант был невероятно высок, широк в плечах и держал в руках обагренный кровью кузнечный молот с прилипшими к металлу волосами.
Бородач оскалил зубы и присел, занося молот для чудовищного удара сверху вниз. Отступив назад, Валий автоматически выбросил вперед и верх руку с мечом и тут же закричал от боли, под ударом кувалды затрещали кости запястья.
Фест молниеносно оказался между ними и вонзил свой кинжал в шею гиганта. Тот только зарычал и круговым движением молота смел старого воина.
Стараясь не обращать внимания на режущую боль в сломанном запястье, Валий левой рукой выхватил свой кинжал. Голова шла кругом, ноги подгибались, но противник еще не был повержен, хотя из раны на шее великана фонтаном била кровь.
Гигантская фигура, шатаясь, занесла молот и с яростным ревом обрушила его на римлянина. Удар пришелся по шлему Валия, металл с треском лопнул, и тессерарий упал, как подкошенный, из носа и ушей хлынула кровь.
Бой еще продолжался, однако Валий уже не слышал, что происходит вокруг, он потерял сознание. Очнулся он холодной воды, льющейся ему на голову.


                Глава 14. Победа.

Верный Фест привел его в чувство. Валий уже с мечом в руке прыгнул на ворона:
- Фест, за мной, а остальным рубить всех, кто с оружием.
На палубе пиратского судна ноги скользили от обилия крови. Остатки пиратов добивали легионеры. На второй палубе попался  крупный  пират с двумя длинными ножами на поясе и Валий без сожаления воткнул ему на бегу меч в бок, побежал в трюм, не оглядываясь на хрипы.
В углу трюма, у дверей небольшого помещения прибили еще двух пиратов. Валий и Фест бросились на них, как волки на овец. Ни крика, ни звона мечей, даже не дали упасть, оба трупа затоптали в гниль и блевотину, перекатывающуюся по дну галеры.
Переглянулись, хищные и с растущей жаждой убийства, грянулись в двери. В узкой спальне без окна, на ложе взметнулось роскошное  одеяло, открыв две головы: рыжую мужскую и женскую с распущенными волосами. Мужчина закричал, вскочил, голый  и  трясущийся,  с тонкими ногами и отвислым животом.
- Главарь? - рявкнул Валий страшно.
- Хозяин судна, -  ответил  мужчина   дрожащим   голосом. - Вам отрубят головы.
Валий с силой ударил его кулаком в лицо:
- Нет больше пиратов.
Судовладелец рухнул на пол, корчился,  выплевывая  кровь  и  завывая  от ужаса. Фест хищно  прыгнул  на  ложе  выпачканными  в  крови сандалиями.
Женщина пыталась забиться в угол, но сильная рука легионера ухватила  ее  за волосы. Ей было не больше семнадцати, распущенные волосы падали до  пояса.
Она сразу ударилась в слезы, пыталась руками закрыть наготу. Валий следовал за хозяином судна, переворачивая его  пинками.  Тяжелые сандалии Валия уже ступали по крови, а Фест с хохотом накручивал  на  кулак  роскошные волосы, поворачивая девку так и эдак, наслаждаясь властью, когда в его  руках не только ее тело, но и жизнь.
Наконец, распаляясь,  нагнул  ее,  заставив упереться руками о край ложа, хищно ухватил сзади. Ногой Валий достал судовладельца под ребро. Хрустнуло,  тот  хрипел, выплевывал крошево зубов в красной слюне. 
В  коридоре  послышался  топот, звон железа. Хозяин с надеждой повернул голову. Ворвались два легионера Валия, с обагренными кровью мечами.  Валий  указал  на него:
- Этого привязать, чтобы он видел свою женщину. Надеюсь,  это  его жена, а не полюбовница. Потом можете поиметь ее всем десятком.
Один кивнул с готовностью, другой засмеялся:
- Начальник. Мои уши больше ласкают хрипы умирающих, чем сладкие  стоны женщины.
Он выбежал  вслед  за  Валием.  Уже  по  всему  кораблю  слышались душераздирающие  крики,  вопли,  звенело  оружие.  Снизу  потянуло  гарью,
Валий бросил коротко:
- Беги вниз. Всякого, кто начнет жечь, карай на  горло.  Это  теперь наше, понял?
Воин опрометью бросился  вниз.  Кроме  хрипов  умирающих  он  хотел слышать и звон монет. Придется останавливать, а  то  и  убивать  своих  же легионеров, у которых звериная жажда разрушения сильнее благородной страсти к обогащению.
К полудню все корабли были в руках Валия. Центурион Радик, его помощник Секс и офицер Ксерс погибли в бою. Центурионом избрали Валия. Вместе с хозяином триремы схватили с пяток его помощников, пиратских главарей.
В этом же селении до Валия дошли слухи, что диктатор Марий, пользуясь отсутствием Валия, пристает его жене. Центурия возмутилась и решила с ходу взять власть в Риме.
В Риме,  по  мере  того,  как ширилась  весть  о  возвращении  легионеров Валия,  поднимался  радостный   крик. Римляне, без нужды схватив ножи и топоры, бежали ко дворцу диктатора Мария, резать его за все хорошее, за время своего правления, он всем уже изрядно надоел.
Его охранные центурионы мгновенно разбежались по своим поместьям, воевать с такой массой римлян никто не хотел. Сам Марий к этому времени уже сбежал из города.
Вечный город был захвачен без единого убитого римлянина, а за  зданием сената  на  Марсовом поле на холме  местные плотники спешно ставили помост, укрепляли колья для казни сподвижников Мария. Валий велел выкатить для черни из подвалов на улицу бочки с вином. С помощью морской центурии Валий провозгласил императором Луция Корнелия Суллу.

                Глава 15. Расправа. 

Пытки и казни в Риме продолжались весь день. Толпа насытилась полностью. Тут было все: распиливание жертвы, колесование и многое другое, все, на что был способен изощренный человеческий ум. Эти пытки, заканчивающиеся естественно смертью, применялись в основном по отношению к пиратам и убийцам.
Осужденного подвешивали вверх ногами и начинали медленно распиливать пополам. Эта пытка не шла ни в какое сравнение даже со смертью на костре.
Пресс для черепа. Тут все в принципе ясно. Голова жертвы фиксировалась так, чтобы пресс приходился как раз по центру черепа. Постепенно винт закручивали до тех пор, пока сначала челюсть и зубы, а потом и кости черепа не начинали трещать и ломаться, а мозг не начинал вытекать из трещин.
Колесование. Пытка, как и распиливание, переходящая в казнь. Заключалось в переламывании частей тела. Осужденного клали с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками на два бруска дерева.
Палач с помощью железного шеста переламывал руки, предплечья, бедра, ноги и грудину. Затем осужденного прикрепляли к небольшому каретному колесу, поддерживаемому столбом.
Переломленные руки и ноги связывались за спиной, а лицо казненного обращали к небу, чтобы он принял смерть в этом положении. Иногда судьи приказывали умертвить осужденного, прежде чем переломить ему кости. А иногда наоборот - человек с переломанными костями возводился на костер.
Дыба. Эта казнь наиболее часто применялась во всех средиземноморских странах. Несчастного привязывали к специальной доске и растягивали его тело при помощи вращающихся колес.
В процессе этого рвались мышцы, а растяжка доходила до 30 сантиметров. Были и модернизированные модели, например, с шипами. Истязание грушей. Одна из самых страшных сексуальных пыток. Инструмент вводили пленнику в рот, анальное отверстие, женщинам - во влагалище и при закручивании винта, сегменты груши раскрывали на максимальную величину.
Кресло иудея. Человека привязывали цепями, или веревками, к примеру, к потолку, а затем медленно опускали на конусообразное сиденье, что приводило к разрыву ануса, или влагалища.
Еще очень много можно рассказывать об извращениях древнего правосудия. Людей ослепляли, ампутировали конечности, сдирали кожу, выбивали ребра и зубы.
Когда представляешь эти зверства, страшно становится от осознания того, что могла испытывать жертва. Но, к сожалению, с течением времени человеческая натура совсем не изменилась.
Мы говорим о мрачном средневековье так, как будто в наши дни не происходит ничего подобного, а напрасно. Животное осталось животным со своими дикими и первобытными инстинктами.
Человек страдает так же, как и столетия назад, только в дело идут более современные и продвинутые орудия. Возможно, единственным прогрессом является то, что в основном это происходит нелегально и не на государственном уровне.
Валий не выдержал. Словно небо упало ему на голову. Он прогнулся  от  удара,  в  голове  зазвенело, словно в ухо попал шмель. Свет померк перед глазами, и Валий понял, что сейчас может умереть.
Страшным усилием воли хватался за угасающую  искорку,  и  та начала разгораться. В сиянии появилось бесконечно милое лицо.  Глаза  Лютеции были расширенными:
- Что с тобой? У тебя такое лицо.
-  Лютеция, -  немеющие  губы  едва  двигались, -  держи   меня.   Не отпускай. Только ты можешь удержать меня.
Ее трепетные руки обняли, и он удивился, с какой мощью хлынула в него жизнь. Еще слабыми губами прошептал:
- Лютеция, любимая.
Она сказала отчаянно:
- Мы можем все бросить и вернуться на Сицилию.
- Зачем?
- Ты и так первый человек после императора, возглавляешь особый легион.
Он ощутил стыд, что его утешает женщина. А если стыдно, значит многое вернулось к нему, кроме животной жизни.
-  Не нужна мне эта власть,  -  прошептал  он,  чувствуя,  как наливается силой голос. - Ты мой Рим, ты мой легион. И  ты весь белый свет. Я уже имею все, чем хотелось владеть.  Музыка  все  время звучит для меня, когда я тебя вижу, когда о тебе думаю.  А  думаю  я о тебе всегда.
Она  обхватила  его  тонкими  руками,  прижалась,  такая  хрупкая   и беззащитная. Мужчины все попадаются на эту наживку, промелькнула  мысль.
- Герой завоевал меня, но империя спасена, скоро я рожу сына.
Он  трепетно  поцеловал  ее  душистые  волосы.  В   сердце,   и   так переполненное нежностью, плеснула волна.
- На кой  черт  мне  твоя  империя, - ответил он мысленно. - Весь мир  лишь ларец, из которого я  вынул  главную жемчужину.
- Но империя спасена, - сказала она упрямо.
- Так ли уж спасена, - удивился он. - Марий хотел спасти ее, но не от  меня.  Ты удержала мой занесенный над Римом  кулак,  но  вряд ли в Риме появятся девушки равные тебе по красоте.

                Глава 16. Все имеет свой конец.

Личность Луция Корнелия Суллы представляет собой определенную загадку. Даже его внешность - голубоглазый блондин, поражала брюнетов-римлян, золотистые волосы у северных итальянцев появились гораздо позже, вследствие смешения с германскими варварами.
Люди, лично знавшие этого политика и полководца утверждают, что, в свое время, он был очень милым человеком, прекрасно пел, помогал друзьям, но в период своего диктаторства словно переродился, совершив массовые репрессии.
Банальное объяснение - власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. В эту концепцию не укладывается, однако, тот факт, что Сулла был диктатором очень недолго, добровольно отказался от власти и умер, как частное лицо в своем поместье.
Осмелюсь предложить собственное объяснение. В Риме уже целый век шла напряженная политическая борьба между оптиматами и популярами,  временами перераставшая в гражданскую войну.
Борьба эта велась вокруг выбора пути развития, и продолжалась дальше, фактически до падения Западной Римской империи. От исхода данного противостояния во многом зависело будущее европейского континента, а значит и наше настоящее. Герои борьбы - Гракхи, Марий, Сулла, Помпей, Цезарь, Антоний, Октавиан, сенатские и солдатские императоры.
В период Республики, политическая жизнь осложнялась противостоянием с другими италийскими народами. Главными врагами древнего Рима в Италии были самниты.
Всего римские историки, склонные называть войны по имени своего противника - три пунические, три македонские, две сирийские, три понтийские и так далее.
Выделяют три самнитские войны. Была еще и четвертая. Последняя вначале называлась италийской или союзнической, поскольку ее римляне вели против восставших италийских союзников.
Однако через несколько лет мятежники на севере и юге Италии были разбиты. И лишь в Самнии сопротивление продолжалось, найдя дополнительную точку опоры в разыгравшемся кровавом междоусобии сулланцев и марианцев.
Победив в войне с восставшими италиками и добившись верховной власти в Риме, Корнелий Сулла был вынужден тотчас отправиться на Восток, где понтийский царь Митридат Эвпатор, опираясь на ресурсы всей богатой Малой Азии и Причерноморья, и, имея в тылу союзную Великую Армению царя Тиграна, занял своими войсками Грецию, уже принадлежавшую Риму. Всюду Митридат развязывал террор против римских граждан.
Историки характеризуют Митридата, как не слишком талантливого правителя и полководца, одаренного, однако, талантом ненависти. Ненависти к Риму, которую он завещал многим последующим восточным владыкам в их противостоянии железным армиям Запада.
Нет сомнения, что при таком своем характере, опьяненный успехами, поддерживаемый восточными царями, Митридат вторгся бы и в Италию, ослабленную войной и политическими конфликтами. Поэтому Сулла, не мешкая, высаживается в Греции.
Кампания, однако, затянулась. Понтийские войска заняли неприступные позиции на севере страны. Атаковать их было невозможно. А тем временем, в Риме произошел очередной переворот, и власть захватил изгнанник Марий.
Марий являет собой глубоко трагическую фигуру. Выходец из простонародья, сделавший блестящую карьеру благодаря победам над вторгнувшимися в Италию впервые германскими племенами кимвров и тевтонов, удачно завершивший войну против царя Нумидии Югурты - Северная Африка, и проведший эффективную военную реформу, он постоянно терпел насмешки от римской знати. В Италийской войне действия уже престарелого Мария были неудачны и он бежит.
В отсутствие Суллы в Средней и Южной Италии сложилась довольно странная ситуация. Неукротимые самниты в одиночку продолжали борьбу с римской армией. Борьба эта, в условиях изоляции Самния была абсолютно бесперспективна. Однако восстали марианцы, которые, бесспорно, имели более широкую социальную базу.
Правда, разрозненные сторонники Мария также вряд ли смогли бы противостоять поставленному Суллой правительству. Но события потекли по такому руслу, наличия которого представить не мог никто.
Командующий правительственной армии в Италии, обуреваемый манией величия, решил сыграть в третью силу, и начал переговоры с марианцами, вместо того, чтобы добить их.
Войско его ничего не понимало и, лишившись цели, помаленьку разлагалось. К тому же, оный кандидат в римские бонапарты расположил лагерь в нездоровой болотистой местности.
Среди солдат началась эпидемия. Жертвой эпидемии стал и сам незадачливый военачальник. После этого вооруженная толпа марианцев, обрастая сторонниками, почти беспрепятственно занимает слабо укрепленный Рим.
Вскоре в столицу прибывает и сам престарелый Марий. Угрюмый тучный старик, чье сознание помрачено прежними унижениями, сопровождаемый свитой, идет навстречу заискивающим аристократам. Тех, на чьи приветствия он не отвечает, тут же предают смерти.
В Риме воцаряется безумный террор. Целыми днями Марий терзаемый злобой и муками совести пьет, а по ночам выносит смертные приговоры.

                Глава 17. Казни.

Смертная казнь во многих древних государствах нередко была неотделима от ритуального убийства, жертвоприношения божествам и духам. Рим и Греция не составляли здесь исключения.
В Древнем Риме, например, существовала так называемая очистительно-примирительная жертва, то есть с посвящением головы преступника подземным богам.
Этим словом обозначалась позднее и собственно казнь. В античные времена с их жесткой иерархической структурой сословий смертная казнь также была расписана по рангам.
В греческих государствах самым распространенным видом казни свободнорожденных было сбрасывание со скалы, или в каменоломню, а позднее - непубличное отравление из чаши с ядом - Афины, или удушение - Спарта, иногда обезглавливание.
Для несвободнорожденных, как правило, применялось побивание камнями, утопление - Македония, обезглавливание - Массалия, и распятие. Иногда перед казнью над приговоренным совершалась экзекуция.
В Римской империи казнь осуществлялась путем сожжения, повешения, утопления, колесования, сбрасывания в пропасть, бичевания до смерти и особенно часто - обезглавливания, причем в республике для этого применяли топор, а в империи - меч.
Разделение сословий в античном мире соблюдалось очень четко и, естественно, распространялось и на смертную казнь - как в смысле строгости приговора, так и в выборе типа казни.
Распятие применялось в республике только для казни рабов, а в империи и для свободных, этот вид казни отменил император Константин. Для рабов и военнопленных существовал еще один вид наказания, о котором упоминают историки, передача в цирк для участия в бое со зверями.
Осужденного заставляли биться в амфитеатре со львами, пантерами или медведями, используя легкое оружие либо совсем без оружия. Для высокопоставленных лиц империи практиковалось тайное удушение, или самоубийство под надзором.
Местом совершения обычной казни была, как правило, тюрьма, где содержался осужденный, или площадка перед городскими воротами. В последнем случае на казни присутствовал глашатай, который во всеуслышание объявлял о преступлении осужденного и потом давал сигнал палачу.
Преступнику накрывали голову, секли, а уж затем казнили. Тело казненного выдавали родственникам только по особому разрешению, как правило, оно оставалось на месте непогребенным, или же его бросали в Тибр. В походе казнь совершалась перед воротами походного лагеря.
В период республики одним из мест исполнения приговора был Эсквилин - один из семи холмов в Риме, где первоначально находилось кладбище. Во времена империи местом казни было выбрано Марсово поле.
В Древнем Риме существовали так называемые проскрипции - особые списки, на основании которых лица, попавшие в них, объявлялись вне закона.
Их мог убить любой человек, причем убийца получал награду, а рабы убитого становились свободными. Особую известность получили проскрипции Суллы в 82 году до новой эры, благодаря которым он избавился от своих противников.
Первоначально Сулла, придя к власти, занялся бесчисленными убийствами. При этом погибали не только его враги. Многие, у кого не было с Суллой никаких взаимоотношений, были уничтожены личными врагами, потому что, угождая своим приверженцам, император охотно разрешал им эти бесчинства.
Сенат был не против расправ Суллы, поскольку наделил императора диктаторскими полномочиями, но он хотел поставить их в какие-то законные рамки, чтобы Сулла публично объявил, кого он решил уничтожить, а кого оставить в живых, ибо люди страдали от неведения больше, чем от самого страха смерти.
Согласившись с доводами сенаторов, Сулла составил список из 80 имен. На другой день он добавил в него 220 человек, а на третий день - еще столько же.
По этому поводу Сулла счел нужным выступить перед народом. Он сказал, что включил в списки тех, кого вспомнил, а тех, чьи имена он запамятовал, он запишет потом.
“Тех, кто принял у себя или спас осужденного, - пишет Плутарх, - Сулла тоже осудил, карой за человеколюбие назначив смерть и не делая исключения ни для брата, ни для сына, ни для отца.
Самым несправедливым было постановление о том, что гражданской чести лишаются и сыновья и внуки осужденных, а их имущество подлежит конфискации. 
Списки составлялись не в одном Риме, но в каждом городе Италии. И не остались незапятнанными убийством ни храм бога, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом. Мужей резали на глазах жен, жен - на глазах матерей”.
Имущество убитых конфисковывали, и Сулла раздавал его, кому хотел. Когда же человека казнили не по проскрипционному списку - у него дома, на улице и так далее, а в нормальных условиях - в тюрьме или на площадке перед городскими воротами, его личные вещи по обычаю делили между собой палачи и тюремщики.
Правда, как разъясняют историки, в понятие конфискация должны были включаться только одежда осужденного, мелкие деньги на пропитание, находящиеся в его поясе, или легкие кольца, то есть такое имущество, которое стоит не больше 5 золотых. Все, что свыше, шло на покрытие расходов местных властей.

                Глава 18. Конец Суллы.

Прошло много лет. Гай Муций со своим маленьким сыном Публием приехали в Рим из деревушки на юге Лация, где они жили. Публий ни разу ещё не был в Риме и упросил отца взять его с собой, чтобы, посмотреть столицу.
Всё утро они ходили по городу, а теперь пришли осматривать Марсово поле. Это было вовсе не поле, каким его обычно представляют, поле только по названию, так как большая часть его была застроена зданиями.
В южной части Марсова поля находился цирк. Рядом стоял знаменитый храм богини войны Беллоны. В этом храме в торжественные дни триумфов заседал римский сенат, когда чествовал полководцев-победителей.
В другой части поля находился древний алтарь бога войны Марса; большое здание курии Помпея, огороженное место, так называемый овечий закут для народных собраний, ещё ряд храмов.
- Отец, что это такое? - закричал своим звонким голосом маленький Публий.
- Разве ты не видишь - гробница, - отвечал ему отец.
- А почему здесь гробница? Ведь здесь не кладбище, - снова спросил Публий.
Публий с отцом уже осмотрели большую часть этих зданий и теперь подошли к большой отделанной мрамором гробнице. Публий умел читать и, подойдя вплотную к гробнице, прочитал начертанную на ней надпись:
- Луций Корнелий Сулла. Никто не сделал так много добра своим друзьям и так много зла своим врагам.
- Отец, - сказал Публий, - этого Суллу, верно, очень любили его друзья, если он сделал им так много добра.
- Суллу любили? Не очень-то его любили, - отвечал сыну Гай Муций.
- Страшный это был человек.
- А почему его гробница здесь, на Марсовом поле? - повторил свой вопрос Публий.
- Потому, - отвечал отец, - что ему всё было можно. Никто не решался ему перечить. Захотел, чтобы его тут похоронили, вот и похоронили. Ты попроси дедушку рассказать тебе про Суллу. Он должен хорошо его помнить.
Когда через два дня они вернулись домой и вся семья собралась к ужину, Публий вспомнил слова отца и обратился к своему деду Квинту.
- Дедушка, ты помнишь Суллу? Расскажи нам про него.
Ещё бы старый Квинт не помнил диктатора Суллу. Как и многие пожилые люди, он гораздо лучше помнил то, что довелось ему пережить в молодые годы, чем свою последующую жизнь.
Вопрос внука сразу же воскресил в памяти старика холодные голубые глаза диктатора с пронизывающим взглядом, его бледное, покрытое пятнами лицо.
Не хуже помнил он и Мария, злейшего врага и соперника Суллы.
В те далёкие годы, когда старый Квинт был ещё мальчиком, его отец был вынужден продать свой заложенный и перезаложенный участок земли в Кампании богатому соседу и переселиться с семьёй в столицу.
Тяжело им жилось в первое время после переезда в Рим. Единственным источником существования семьи были подачки римских богачей, перепадавшие его отцу в дни выборов.
Но потом Марий, сделавшись консулом, провёл закон, по которому на военную службу стали брать и неимущих граждан. Отец Квинта сразу же завербовался в один из легионов и уехал воевать в Африку, а затем в другие провинции.
Что и говорить, нелегка и опасна была жизнь солдата. Зато каждый раз, как отец Квинта приезжал домой на побывку, он привозил с собой деньги и ценные вещи, а однажды привёз с собой трёх рабов-фракийцев, которых потом удалось выгодно продать.
Семья их теперь перестала нуждаться, хотя жили они по-прежнему не в своём доме, а в наёмной тесной квартире. Во время одной из своих побывок отец как-то даже завёл разговор с матерью: “А недурно бы нам снова обзавестись землицей в Кампании или каком-либо другом месте. Марий обещал провести закон о наделении всех его старых солдат участками земли”.
Мечтам этим, однако, не суждено было исполниться. Некоторые из солдат Мария действительно получили участки земли, но отца Квинта в это время в Риме не было.
Вместе со своим легионом он находился в провинции Азии. А потом наступило тревожное время. Италики потребовали уравнения в правах с гражданами Рима и восстали.
Вся Италия стала тогда ареной ожесточённой войны. Отец Квинта за всё это время приезжал в Рим только один раз. Был он в эту побывку мрачен и неразговорчив.
Между тем Квинту исполнилось 17 лет. Его записали в трибу по месту жительства и в центурию пролетариев, потому что земли у них не было. Квинт, таким образом, стал римским гражданином.
Он хорошо помнит этот день. Под вечер у них собралось несколько соседей, чтобы отпраздновать торжественное событие. Мать поставила на стол угощение: большой кувшин вина, овечий сыр, рыбу, маслины.
В это время раздался стук в дверь. Мать открыла, в комнату вошёл отец. Боги, в каком он был виде. Левая, обвязанная тряпкой рука повисла вдоль тела, как плеть. Лоб пересечён свежим шрамом. Одежда разорвана и в пыли. Никогда ещё он не возвращался домой таким. Все поднялись ему навстречу. Посыпались вопросы.
- Досталось тебе, видно, в сражении, - воскликнул один из гостей.
- Нет, не в сражении, - мрачно ответил отец.
Позже он рассказал о том, что понтийский царь Митридат, Заключив союз с царём Армении, перешёл со своим войском границу римской провинции Азии и поднял восстание.
Всюду, где бы ни появлялся Митридат, навстречу ему высылались послы и местные жители в праздничных одеждах толпами его приветствовали, как своего освободителя.
- Ну, а вы-то что же? Как вы поступили? - воскликнула мать.
- Ну, что мы могли сделать? - отвечал отец. - Наши римские откупщики уже достаточно там поработали. Местные жители ненавидели нас. Поэтому как только они прослышали о Митридате, наш лагерь окружила разъярённая толпа.
- Мы и опомниться не успели, как они ворвались за частокол и поубивали всех, кто не успел убежать. Тогда-то мне и раздробили камнем локоть на левой руке и поранили голову. Да что я, простой солдат. Схватили и нашего консула Мания Аквилия, схватили и выдали Митридату. А Митридат велел его провести пешком через всю Малую Азию.
- Всю дорогу его стегали кнутом и заставляли выкрикивать своё имя и звание. Когда же, наконец, его привели в город Пергам, Митридат приказал расплавить золото и влить ему в глотку, чтобы все видели, как нужно насыщать непомерную жадность римлян к золоту.
- Так он и умер в страшных мучениях под улюлюканье толпы. Мало этого. Когда Митридат вступил в город Эфес, он разослал по всем другим городам особый указ. По этому указу хватали и убивали всех находившихся в Малой Азии римлян: и мужчин, и женщин, и малых детей. В один день их было перебито больше восьмидесяти тысяч. Все, кто остались, бежали в Италию. Вот и я тоже.
На другой день все в Риме уже знали о восстании Митридата на Востоке. Только об этом и было разговоров. Никто не сомневался, что это восстание будет быстро подавлено.
Нужно только послать туда хорошую армию. Не поможет тогда Митридату ни его союз с армянским царём, ни то, что его сторону приняла большая часть городов Греции. Но кто возглавит эту армию? У всех на устах было два имени: Марий и Сулла.
Марию в то время было почти семьдесят лет, но был он ещё достаточно крепок. Граждане хорошо помнили, как быстро он закончил войну в Африке, как спас Рим и Италию, когда угрожало вторжение германских племён.
Но главное для многих простых граждан заключалось в том, что Марий вышел из народа и был обязан своим успехам и славе не богатству или знатному происхождению, а мужеству и энергии.
Все эти граждане без колебаний были готовы отдать свои голоса на предстоящих консульских выборах старому Марию, а не аристократу Сулле.
Про Суллу рассказывали, что в свои молодые годы он предпочитал пиры и попойки занятиям государственными делами.
Потом он выдвинулся во время войны в Африке и ещё больше в войне с италиками. В последней войне и Марий и Сулла командовали римскими войсками, но на разных участках военных действий.
И тут Сулла своими блестящими военными успехами совершенно затмил былую славу Мария. Простить ему это Марий не мог. Но сам Сулла, не очень боялся вражды Мария.
Смелость была отличительной чертой его характера, смелость в сочетании с полным презрением к людям, редкой жестокостью и хитростью. Его называли полульвом, полулисицей, причём лисица в нём была гораздо опаснее льва.
И вот с этим человеком Марию предстояло вступить в третий раз в соперничество на консульских выборах 89 года до нашей эры. От исхода этих выборов зависело, кто будет назначен командующим над войсками, предназначенными для войны с Митридатом.
У Суллы были основания надеяться на успех. За него стояла большая часть сенаторов, вся республиканская знать, а значит, и те из рядовых граждан, которых эта знать подкупала.
Было немало и таких людей, которые собирались завербоваться в войска, чтобы принять участие в походе на Восток. Для них было, в сущности, безразлично, кто возглавит эти войска, Марий, Сулла, или ещё какой-либо другой полководец.
Им было важно только, чтобы этот полководец быстро достиг успеха в войне и обеспечил для них побольше военной добычи. Отец Квинта был особенно настроен против таких людей.
- Они не понимают, - говорил он, - что Сулла использует свои победы и славу, да и их самих, как баранов, для того, чтобы ещё больше укрепить в Риме власть знати и сената. Интересы народа будут тогда забыты.
Сам он целиком стоял за Мария.
Как-то раз рано утром он разбудил Квинта:
- А ну-ка, сынок, пойдём, посмотрим на нашего старика.
И они направились на Марсово поле. В то время оно было меньше застроено, чем теперь, и в той его части, которая поближе к Тибру, происходили игры и военные упражнения. Здесь увидели они пожилого тучного человека, быстро идущего им навстречу.
- Ничего, ещё не утратил наш старичок бодрости, - сказал отец Квинта.
Когда Марий поравнялся с ними, отец Квинта с почтением приветствовал его.
- Слушай, Квинт, - сказал он сыну, - с перебитой рукой я теперь не воин. Да и возраст мой уже не тот. Теперь вся надежда на тебя.
Квинт это и сам хорошо понимал. Наступила его очередь стать кормильцем семьи. Он должен завербоваться в войска, когда Марий будет выбран в консулы и объявит набор. Теперь уже не отец, а он будет приезжать на побывки домой с военной добычей.
Когда наступил день консульских выборов и граждане собрались на заре всё на том же Марсовом Поле, Квинт и его отец подали свои голоса за Мария. Большинство центурий, однако, проголосовало не за Мария, а за Суллу. Марий в консулы не прошёл.
Грустными возвращались отец и сын домой. Что теперь делать? Набор в войско будет теперь объявлять не Марий, а Сулла. Уж не завербоваться ли к нему?
Когда Квинт сказал об этом отцу, тот сначала и слышать об этом не хотел, но потом задумался. Он вернулся в Рим инвалидом и на этот раз ничего с собой не привёз.
Правда, в их доме оставались ещё кое-какие запасы и немного денег, но надолго ли этого хватит? Как будет дальше жить их семья, если Квинт не попадёт в армию? И не всё ли равно, в конце концов, будет ли Квинт солдатом Мария или Суллы. Для семьи важно, чтобы он не с пустыми руками приезжал на побывки.
Через неделю Квинт с согласия отца был уже в Ноле. Здесь, в этом небольшом городке, формировались легионы Суллы, предназначенные для похода против Митридата.
Но самого Суллы в Ноле не было. Он оставался ещё в Риме. О том, что там произошло, Квинт узнал уже потом от отца. После избрания Суллы в консулы его противники не успокоились.
Марий вступил в соглашение с Сульпицием Руфом, бывшим в тот год народным трибуном, и они вместе выработали план действий. Было решено провести несколько законов: закон о возвращении политических изгнанников - среди них были враги Суллы; закон об исключении из сената тех сенаторов, которые имели более двух тысяч денариев долга - среди этих задолжавших сенаторов были враги Сульпиция и Мария; наконец, закон о равномерном распределении италиков по всем 35 трибам.
Последний закон был особенно важен. В результате восстания италики добились от правительства Рима обещания предоставить им права римских граждан. Только получив это обещание, они сложили оружие.
Но их тут же обманули. Если все римские граждане по месту своего жительства были расписаны по 35 гражданским трибам, то италиков зачислили только в 8. Это значило, что при решении любого вопроса в народном собрании они располагали только 8 голосами, то есть всегда оставались в меньшинстве.
Само собой разумеется, что сенат и вся римская знать выступили против предложенных Сульпйцием законов, особенно против закона о равномерном распределении италиков по трибам. Но сопротивление их было быстро сломлено.
Все сторонники Сульпиция и все находившиеся в городе бывшие солдаты Мария дружно голосовали за эти законы, и они прошли. Когда же италиков распределили по всем 35 трибам, большинство в народном собрании оказалось на стороне Сульпиция и Мария.
Сульпиций немедленно же этим воспользовался и внёс в народное собрание новое предложение. Он предложил присвоить Марию звание проконсула и назначить его вместо Суллы командовать войсками в войне с Митридатом.
- Что тут было, - рассказывал Квинту его отец. - Весь Рим заволновался, точно встревоженный муравейник. На улицах были пущены в ход кулаки и палки. Немало людей было поранено и даже убито. Сулла и второй выбранный вместе с ним консул попытались отсрочить созыв народного собрания, на которой должно было голосоваться новое предложение Сульпиция, но из этого ничего не вышло. В день собрания все мы прихватили с собой кинжалы, спрятав их под одеждой. Одного выступавшего за Суллу оратора тут же убили. Когда дело дошло до голосования, все мы подали свои голоса за предложения Сульпиция.
Предложения эти прошли и получили силу закона.
Что произошло потом, Квинту довелось увидеть собственными глазами. Уже смеркалось, и они собирались разойтись по своим палаткам, когда по всему лагерю быстро распространилась весть о внезапном прибытии Суллы.
Некоторые видели, как он, ни на кого не глядя, быстро прошёл в свою палатку. Вскоре к нему были вызваны военачальники, которым он доверял. От сопровождавших Суллу ликторов солдаты узнали о том, что произошло в Риме. Весь лагерь заволновался.
Ветеран, сосед Квинта, мрачно сказал:
- Ну, теперь Сулла должен будет всех нас распустить по домам. Не видать нам ни военной добычи, ни земельных наделов, которые он обещал нам после возвращения из похода. Теперь всё это получат солдаты Мария.
- А разве мы не можем завербоваться в легионы Мария? - спросил Квинт.
- Как бы не так, - отвечал сосед. - Станет брать Марий к себе в легионы бывших солдат своего смертельного врага, когда у него и своих людей хоть отбавляй.
Только тут Квинт понял, какую он совершил оплошность, поторопившись вступить в войско Суллы. На другой день возбуждение в лагере ещё больше усилилось.
Из Рима приехали военные трибуны с поручением принять от Суллы командование над войском. Сулла созвал всех солдат и обратился к ним с речью.
Рассказав обо всём случившемся, он прямо поставил перед ними вопрос: намерены ли они впредь выполнять его приказания? Солдаты сразу поняли, что на уме у Суллы. Со всех сторон раздались крики:
- Веди нас на Рим.
Квинт видел, как потом разъярённая толпа солдат с криками обступила приехавших из Рима военных трибунов. Они были избиты камнями. Немного нашлось среди солдат Суллы таких, которые не решились выступить против решения народного собрания. Они предпочли оставить лагерь и уйти в Рим. Но и из Рима в Нолу стали приходить и присоединяться к войскам Суллы его сторонники.
И вот наступил день, когда все шесть легионов Суллы построились в походный порядок и двинулись по дороге на Рим. В рядах одного из этих легионов шагал и Квинт. Правильно ли он поступил, оставшись у Суллы?
Эта неотвязная мысль не давала ему покоя. Но отца не было, и посоветоваться было не с кем. Когда они отошли уже довольно далеко от Нолы, на дороге им встретилась группа людей.
Впереди стояло два человека в окаймленных пурпуром тогах, за ними, очевидно, их свита. По долетевшим до него словам Квинт понял, что это были городские преторы, посланцы сената.
Видимо, они требовали, чтобы войска прекратили движение на Рим. Солдаты ответили на это требование криками и ругательствами. Они обступили со всех сторон посланцев.
Потом на глазах Квинта разъярённые солдаты стали избивать свиту, переломали фасции, сорвали с преторов тоги. Уже вблизи Рима навстречу им вышло ещё одно посольство.
На этот раз в переговоры с ним вступил выехавший вперёд Сулла. Квинт стоял далеко и не мог слышать, о чём шла речь. Но только вскоре последовала команда разбивать лагерь.
Те, кто был поближе, рассказали, что послы просили Суллу не нападать на столицу и от имени сената обещали во всём пойти навстречу его требованиям.
- Ну, и что же ответил Сулла? - спросил Квинт.
Сулла обещал прекратить поход на Рим и остановиться здесь лагерем. Действительно, уже вышли вперёд солдаты из пеших легионов и стали размечать площадку для лагеря. Квинт облегчённо вздохнул.
Но в это самое время была передана команда их легиону вновь построиться в походную колонну и двинуться вперёд па дороге к Риму.
Так дошли они до самого города и, остановившись у восточных его ворот, перестроились в боевой порядок.
Затем раздалась новая команда, они бросились вперёд и ворвались в город. Навстречу им высыпали жители. Большинство из них были безоружны.
Многие забрались на крыши; оттуда на солдат Суллы посыпался град тяжёлых черепиц и камней. Стоящий рядом с Квинтом солдат упал замертво с размозжённой камнем головой.
Ещё два его соседа были ранены черепицами. Солдаты стали отступать к городским стенам. В это время подоспела подмога, подошли остальные легионы. Квинт увидел самого Суллу.
- Жги дома, - закричал он солдатам и с горящим факелом в руках устремился вперед.
Следуя его приказанию, все они стали метать стрелы, обвязанные горящей паклей, на крыши. Запылали дома. Чёрным дымом заволокло улицы. Ярость охватила солдат.
Они врывались в дома, выволакивали из них людей и тут же на улице убивали. На перекрёстке двух улиц Квинт увидел глашатая. От имени Мария он призывал рабов взяться за оружие, обещая им свободу. Солдаты бросились на него и изрубили мечами.
Квинт побежал дальше. Когда он поравнялся с горящим домом, перед глазами его промелькнула падающая балка и он потерял сознание. Очнулся Квинт уже дома.
Подле него сидели мать и отец. От них узнал он, что его подобрал и доставил сюда в бесчувственном состоянии их сосед. Отец был совершенно подавлен всем происшедшим.
- Боги, - говорил он, - до чего мы дожили: римские воины ворвались в Рим и овладели им, как неприятельским городом.
Состояние Квинта было тяжёлым. Балка придавила ему грудь и повредила ногу. На другой день, когда ему стало немного лучше, отец сообщил новости.
Сульпиция Руфа и многих его единомышленников приговорили к смерти. Некоторые, и в их числе Сульпиций, были убиты, многие бежали. Марий также успел бежать, и за его поимку Сулла назначил большую награду.
В следующие дни Квинт узнал от отца, что все законы Сульпиция были отменены и народное собрание поставлено под постоянное наблюдение сената.
Впредь ни один закон не мог ставиться на голосование в собрании, если он до этого не был одобрен сенатом. А в состав сената было включено 300 новых членов. Все они были приверженцами Суллы.
Многие из них до этого не занимали никаких должностей по выборам. Но Сулла мало с этим считался. Он им верил, считал их своими сторонниками, и этого было достаточно.
Голосовать в народном собрании стали теперь тоже по-иному. Сулла восстановил древнее деление на центурии, по преданию, введённое ещё рексом Сервием Туллием.
В итоге богатые и знатные стали иметь заранее обеспеченный перевес в голосах при любом голосовании. Не забыл Сулла и столь ненавистных сенатской знати народных трибунов. Они также были поставлены в зависимость от сената.
Но, занимаясь всеми этими делами, Сулла торопился. Своей властью он был обязан солдатам. Солдаты же только потому и поддерживали Суллу, что хотели под его командованием поскорее отправиться на войну с Митридатом.
Они были убеждены, что поход этот даст им богатую добычу.
Сулла всё же пробыл в Риме до новых консульских выборов. Выборы эти не совсем совпали с его расчётами: наряду с его сторонником Гнеем Октавием в консулы был выбран и Луций Корнелий Цинна - человек, с точки зрения Суллы, не очень-то надёжный.
Но Сулла дольше задерживаться в Риме не мог и сразу же после выборов стал готовиться к выступлению в поход. К этому времени Квинт уже стал вставать с постели, но был ещё так слаб, что о возвращении в легион и участии в походе нечего было и думать. Кроме того, отец теперь был решительно против его службы у Суллы.
- Погоди, - говорил он Квинту, - пусть только уйдёт Сулла со своими солдатами из Рима. Не многое останется из всего того, что он тут понаделал. Послужишь ещё и у Мария.
Действительно, после отъезда Суллы все его противники подняли голову. Многие из бежавших сторонников Мария стали возвращаться в Рим. Консул Цинна выступил за отмену законов Суллы.
Он объединился с Марием, который вернулся в Италию. Им удалось собрать большую армию. Сенат вынужден был разрешить этой армии вступить в город.
Говорили, что Марий по этому поводу заметил, что он, как изгнанник, не может этого сделать. Немедленно же было вынесено постановление, отменявшее все прежние решения, направленные против Мария и его сторонников.
Вступив в Рим, войска Цинны и Мария начали страшную резню сулланцев, сопровождая её разграблением их имущества. Солдаты расправлялись с каждым, на кого Марий указывал им рукой, или на чьи поклоны он не отвечал. Среди убитых был и консул Гней Октавий.
Впервые в истории Рима голова убитого римского Консула была выставлена перед ораторской трибуной на форуме. Перед той же трибуной были выставлены головы многих всадников и сенаторов, поддерживавших Суллу. Уцелевшие сторонники Суллы должны были бежать из города.
- Знаешь, сынок, - сказал Квинту отец, - не лучше ли тебе на время уйти из города?
Конечно, Квинт не считал себя сторонником Суллы, но все соседи знали, что он служил в его легионах и участвовал в походе на Рим. Поэтому было решено, что он отправится к своему дяде, брату матери, у которого был небольшой участок земли и виноградник вблизи города Генуи.
В семье дяди Квинт прожил несколько лет. В небольшую горную деревушку вести из Рима приходили с большим опозданием, тем не менее Квинт вскоре узнал, что все проведённые Суллой изменения в государственном строе были отменены и что Мария и Цинну избрали в консулы.
Марий вскоре после вступления в должность умер, но его сторонники продолжали находиться у власти. Всё это время Сулла со своими легионами был на Востоке, где вёл успешную войну с Митридатом.
От одного вернувшегося в их деревню раненого солдата Квинт узнал, что войска Суллы в Греции взяли и разграбили город Афины, при этом им досталась богатая добыча.
По словам этого солдата, Сулла потом перебросил все свои силы в Малую Азию и здесь нанёс Митридату ряд поражений. Он торопился закончить войну, чтобы поскорее вернуться в Италию и восстановить своё положение.
Квинт хорошо помнит, как в один весенний день, когда они с дядей уже закончили сев и окапывали виноградные лозы, в их деревню пришёл из Генуи один знакомый и рассказал о возвращении Суллы.
Он высадился с 30 тысячами пехоты и 6 тысячами конницы на юге Италии, в Брундизии. Цинны в это время уже не было в живых, но его сторонники ещё располагали большой армией. В Италии началась война.
Время от времени в их деревушку приходили вести о кровопролитных сражениях. Сулла с боями продвигался на север. Марианцы оказывали ему упорное сопротивление, но отступали.
Осенью, посоветовавшись с дядей, Квинт решил возвратиться в Рим. С котомкой за плечами он пустился в дорогу. Уже подходя к столице, узнал он от встречных о сражении у Коллинских ворот - северных ворот Рима. Войска Суллы вступили в город. Страшная картина представилась глазам Квинта.
Многие дома на улицах, по которым он проходил, хранили следы недавнего погрома. Местами валялись ещё не убранные трупы. С замиранием Сердца подошёл он к своему дому. Навстречу ему бросилась рыдающая мать.
Да, отца его вчера убили. Не его одного. Сразу же после вступления в Рим Сулла созвал в храме богини войны Беллоны заседание сената. В находившийся рядом с храмом цирк было согнано до 6 тысяч захваченных в плен марианцев. В числе их был и отец Квинта.
По приказу Суллы солдаты приступили к избиению пленников. До сенаторов, слушавших в это время речь Суллы, доносились их крики и стоны. Сенаторы пришли в ужас.
Но Сулла продолжал говорить, не меняя голоса, со спокойным и холодным лицом. Он только попросил сенаторов повнимательнее его слушать и не отвлекаться.
- Это, - сказал он, - по моему приказанию учат нескольких мерзавцев.
Сулланцы расправлялись с побеждённым противником с неслыханной жестокостью. Тысячи людей были перебиты в Риме, тысячами их убивали по всей Италии.
Когда Квинт шёл в Рим, у него было намерение явиться в свой легион и рассказать, почему он не смог участвовать вместе с ним в походе, попросить, чтобы его взяли обратно. Теперь он решил иначе.
Нет, с сулланцами, убийцами отца, ему было не по пути. Сердце его жаждало мести. На другой день он увидел на стенах домов вывешенные списки. Это были так называемые проскрипции.
Люди, попавшие в такой список, считались объявленными вне закона. Сами они подлежали смерти, а имущество их отбиралось в казну. Всякий, кто убивал человека, имя которого стояло в списке, получал крупное денежное вознаграждение. Сразу же после объявления этих списков в Риме было убито до 40 сенаторов и около 1600 всадников.
Жертвами проскрипций сплошь да рядом становились не только политические враги Суллы, но и просто богатые люди. Сторонники Суллы обогащались за их счёт.
Более видные сулланцы, как, например, Красс, благодаря проскрипциям стали богатейшими людьми своего времени. Но Сулла проявил щедрость и по отношению к своим солдатам. Все они получили от него и денежные награды и участки земли.
Да, много уже лет прошло с тех пор, и Квинт успел стать стариком. Но он никогда не забудет диктатора Суллу. Это звание ему официально преподнёс перепуганный сенат.
Сулла был объявлен диктатором без указания срока его полномочий. Народное собрание, на котором присутствовали все солдаты Суллы, приняло особое постановление. Восстанавливались все проведённые Суллой законы и утверждались все его распоряжения.
Он мог делать всё, что ему было угодно: казнить, и миловать, отбирать у граждан имущество и одаривать им других, основывать колонии и строить города.
Страшное это было время. Хотя все эти годы и заседал сенат, и созывались народные собрания, и производились выборы должностных лиц, но на самом деле республика перестала существовать и государством, опираясь на своих солдат, правил Сулла.
Однако его порядки просуществовали в Риме недолго, Квинт уже было совсем собрался ехать в Испанию, куда бежали многие противники Суллы, но однажды было объявлено о созыве народного собрания.
Хотя Квинт, как и многие другие граждане, не очень-то любил теперь посещать собрания, на этот раз он на него отправился. И вот, когда все собрались, Сулла взял слово.
Он заявил собравшимся, что слагает с себя все свои полномочия и уходит в частную жизнь. Тут же он предложил любому из присутствующих потребовать от него отчёта.
Граждане, поражённые неожиданностью, молчали. Тогда Сулла сошёл с трибуны и молча, пешком, в сопровождении нескольких друзей, направился в свой дом.
Вскоре стало известно, что он уехал из Рима в своё поместье. Через год после этого Сулла умер от какой-то страшной кожной болезни.
- Видимо, отказываясь от власти, - сказал, заканчивая свой рассказ, старый Квинт, - Сулла был уже тяжело болен.

                Глава 19. Еще немного о Сулле.

Начало состоянию Суллы положила его продолжительная связь, которая была у совсем еще юного человека с богатой вольноотпущенницей Никополой, которая была намного старше его. Она полюбила его, сделала своим постоянным любовником, а умирая, оставила ему все свое состояние.
Когда Сулле было пятьдесят восемь лет, он как-то присутствовал на бое гладиаторов. Одна молодая женщина по имени Валерия, ей было тогда около двадцати пяти лет, проходя у него за спиной, положила руку ему на плечо и выдернула нитку из его плаща. Сулла удивился, а женщина улыбнулась и сказала:
- Не сердись, император! Просто я хочу иметь частицу твоей удачи.
Так Сулла познакомился со своей четвертой и последней женой. Следует напомнить, что титул императора в те времена только победоносные войска могли присваивать своему полководцу. А Сулла был даже дважды императором.
В начале сражения у Орхомена армия Митридата атаковала войска, занимавшиеся строительными работами. Они были не готовы к сражению и обратились в бегство, а новобранцы, охранявшие их, растерялись и тоже пустились наутек.
В армии началась паника, которая могла захватить все войско. Сулла, находившийся на передовых позициях, бросился наперерез бегущим, выхватил у легионера орла легиона, поднял его вверх и закричал:
- Для меня, римляне, слава найти здесь свою смерть. А когда вас спросят, где вы предали своего императора, отвечайте: при Орхомене.
Войска удалось остановить, организовать, и враг был отражен. Молодой Помпей был горячим сторонником Суллы после его возвращения с Востока.
Он активно участвовал в сражениях на италийской земле, а затем успешно разбил врагов Суллы в провинции Африка. При возвращении в Италию он должен был по обычаю распустить свои войска.
Сулла напомнил ему об этом, но друзья Помпея и его войска пришли в негодование. Помпей с частью войска переправился в Италию, и многие сенаторы и другие знатные лица в знак признания его заслуг перед Республикой поспешили лично приветствовать его.
Сулла тогда пожаловал победоносного полководца триумфом и дал ему шутливое прозвище Великий. Помпей же принял прозвище и сохранил его. Так появился Помпей Великий, которому было всего двадцать пять лет.
Цезарь всегда выступал противником Суллы, особенно после смерти последнего. Отношение же Суллы к Цезарю было противоречивым. Вот два примера.
Совсем молодого еще Цезаря хотели сделать жрецом Юпитера, что навсегда бы закрыло ему дорогу к политической деятельности. Сулла же, видя незаурядные способности молодого человека, приложил много усилий, чтобы добиться отмены этого решения.
Незадолго до своей смерти Сулла хотел как-то наказать Цезаря, но за того вступились многие сенаторы. Тогда Сулла сказал им:
- Однажды он станет причиной гибели партии аристократов, которую вы вместе со мной защищали. В Цезаре сидит много Мариев.
Цезарь же после смерти Суллы так отозвался о покойном:
- Сулла поступил как ребенок, когда отказался от диктатуры.
Сулла не был ребенком, он был последним великим республиканцем.    У многих позднейших авторов, особенно греков, сильно ненавидевших его за взятие Афин и Пирея и массовый вывоз памятников искусства, сохранился рассказ о том, что будто бы в последние годы своей жизни Сулла страдал от жуткой кожной болезни и его живьем поедали вши.
Никакие лекарства, якобы, не помогали. Эти рассказы насквозь лживы. Известно, что Сулла почти до самой смерти следил за политической жизнью Рима, часто приезжал в город, не пропускал ни одних игр и театральных представлений, а за два года до смерти познакомился с молодой женщиной, которая стала его последней женой. Если бы у него была приписываемая ему болезнь, он не смог бы вести такой образ жизни.