Пьеса

Михаил Окладников
          Заходи ко мне посмотреть на отверстие в стене. Это славное отверстие познания. Иногда мне кажется, что я чего-то достиг. Сначала я достиг того, что ты белая. Ни одного кровяного пятнышка. Даже на щеках. Достиг я и того, что ты улыбаешься. Ты иногда смеёшься. У меня две руки. Посмотри: у меня всего десять пальцев. На каждом по ноготку. На мне одето всё белое. Из отверстия вливается в полумрак комнаты тёплый солнечный свет. Это улица. Загляни туда: ты увидишь, что там ничего нет. Мне видно мелькание теней – люди, но их шаги просто нарисованы. Видишь: ты даже можешь протянуть руку и потрогать. Ты снова смеёшься. Ты говоришь, что чувствуешь, что-то тёплое. Прикоснись, погладь. Вот так. Ты чувствуешь шорохи? Кажется, у теней шевелятся губы. Лица снова мелькают. Посмотри: у улицы есть два конца. Если их соединить, люди станут ходить по кругу. Давай попробуем. Это забавно. Но они ничего ещё не поняли. Полей, пожалуйста, вон тот куст справа – мне кажется, он засыхает. Ты различаешь цвета? Ты умеешь? Посмотри мне в глаза, а теперь туда, наверх – там должно быть небо, если оно не затянуто тучами. Мне иногда хочется поверить, что у неба такой же цвет как у моих глаз. Хотя я уже давно перестал видеть. Я уже не помню. Ты смеёшься? Мои глаза совсем белые? Что ты чувствуешь, когда смотришь в них? Загляни поглубже. Там что-то светиться, не правда ли? Ничего? Я чувствую тепло, мне кажется, оно сидит глубоко-глубоко, прямо у меня в мозгу. Шум? Свет имеет звук. Но это не шум, скорее это шорох. Это как ты говоришь, что те тени на улице шевелят губами. Они что-то кричат?  Они взбунтовались? – Им надоело ходить по кругу, вот и всё. Говоришь, они столпились возле отверстия и заглядывают внутрь? Это нехорошо. Я не хочу, чтобы меня видели. Давай сделаем обратно. Вот видишь, все стало на свои места. Они теперь успокоились. Куст справа уже расцвёл. Как быстро. Ты хорошо полила его? Ты хочешь сорвать одну веточку. Какие они, цветы? Я уже не помню. Красные? Слегка отливают желтым. Давай я украшу ветками твои волосы. Ты смеёшься? Тебе щекотно? Теперь твои волосы  совсем красные, наверное. Я чувствую, как прокрался вечер. Это должно быть отсвет заката. Как быстро. Малиновые лучи тают во рту. Ты ничего не чувствуешь? Разомкни губы, сделай глоток воздуха, задержи дыхание, теперь капля света скользит по твоему языку, сверху вниз. Ничего? Это легко почувствовать. Представь, что ты цветок. Как один из тех, что у тебя в волосах. Цветы умеют пить свет. А ты поливала свою голову? Ну что, цветы зацвели? Ха-ха. Ты ещё очень глупая. Но когда-нибудь ты поймёшь. Что? Ты слышишь ещё шорохи? Это сумерки тихонько пробираются с улицы. Сначала всё очень синее. Так красиво. А потом цвета постепенно меркнут и зажигаются огни. А здесь совсем темно. Тебе страшно? Я обычно не включаю свет. Поэтому здесь всегда так темно. Для меня всегда темно, даже днём. Но есть звуки. Они светятся в темноте. И каждый имеет свой цвет. Ты не веришь? Ты не видишь звуков. Тебе это не зачем. Тебе снова страшно? Протяни мне свою руку. Ты смеёшься. Не можешь? Мы в разных концах комнаты. Ах, а я и не знал об этом. Но сейчас я подойду. Видишь: я делаю всего несколько шагов в твою сторону. Ты смеёшься. Где ты? Ты решила поиграть со мной в прятки? Ты, чертово зеркало, скажи мне, наконец, кто я, ведь я здесь совсем один. И никто мне никогда не скажет этого. А я слышу только смех бьющегося стекла. Говори, говори, говори… Ты смеёшься? Я начну кидаться осколками. Мои руки в крови. Я чувствую красное бульканье. Чертово зеркало, это уже не смешно. О, я был разбужен щенячьим визгом. Кажется, объявилась одна живая душа. Здесь? Этот визг напоминает что-то отвратительно коричневое. Наконец-то я слышу, как шуршат мои шаги. Тебе страшно, чертово зеркало? Это сумерки тихонечко пробираются в комнату. Ты скоро тоже почернеешь. Тебе от этого больно, наверное. Прекрати глазеть на меня, прекрати. Шорох моего отражения сводит меня с ума. Эхо всегда достаёт меня, где бы я ни спрятался. А в этой комнате негде спрятаться. К тому же у меня всего две ноги, а иметь две ноги это тоже самое, что развернуть газету раньше, чем вспомнишь, что ослеп и не можешь её прочесть. Это входит в привычку, потому что газеты приходят регулярно, в отличие от воспоминаний. Если бы Господь был справедлив, он дал бы мне ещё две ноги вместо двух теперь никчемных глаз. Два бельма. Зеркало, тебе страшно? Это всего лишь я. А ты вся дрожишь. Тебя пугает мой взгляд? Но ты прекрасно обнажена, ты совершенна. Ты гладкая и белая: ни одного бугорка, ни кровоподтёка на щеке. Кажется ты уже не такая гладкая, как вчера. Вот здесь я ударил кулаком. И вот здесь. И вот здесь тоже. Что такое идеал? Это два моих глаза. Посмотри: это как улица – там нет ничего. Что? Есть что-то? Должно быть какая-нибудь опухоль сегодняшнего дня. Это осадки, это всего лишь небо моего настроения. Я должен принять ванну – мои следы в коридоре почернели от крови. Ты не будешь подглядывать? Как жаль… Мне никто ещё не говорил, как я сексуален. Вода. Что? Ты не знаешь, что такое вода? Вода – это твоя сестра. Только она не умеет говорить. Она просто выплёскивает своё недовольство и к тому же кичится своей непорочностью. Как это выглядит? Достаточно примитивно. Мне кажется, я вижу её насквозь. Сестра. Ты видела когда-нибудь её улыбку? Нет, ты совсем её не видела. Я иногда чувствую, как она сводит меня с ума. Этот перекошенный рот будто моё отражение. Я чувствую струю, как она потекла. Я не смогу объяснить тебе этого. Я не вижу. Зато слышу, как мои ноги постепенно теряют красноватый оттенок. В руках безумная боль. Холод. Подбирается к горлу. Как быстро. Спокойной ночи. Давай закроем кран. Сестра Марта подарила мне на день рождения вязаные носки. Она ухаживает за мной. И иногда даже возбуждает. Хотя я ни разу не трогал её. А она меня – постоянно: раздевает и одевает. Сестра Марта подарила мне на день рождения вязаные соски. Ты слышишь, зеркало? Ты, наверное, ревнуешь. Но ты никогда не скажешь мне, кто я, никогда. Даже если я спою тебе? Нет? У меня гора старых пластинок. А сестра Марта любит джаз. Что это? Ты никогда не слышала. Ты чувствуешь что-то тёплое? Кажется, это я начинаю возбуждаться. Знаешь, мне стыдно. Она включает джаз и начинает танцевать. Может быть, она танцует совсем голая, а мне-то все ровно. От этого и стыдно. Наверное, меня теперь всегда будет возбуждать джаз. Ха-ха. Вода становится холодной. Как быстро. Видишь, твоей сестре наплевать, что мне хочется полежать, понежиться ещё немного. Она мелочна до мозга костей, эта стерва. Боже мой, она колется холодом. Я заворачиваюсь в полотенце, я выхожу. Видишь: обычные белые следы, никакой крови. Мне нужно чего-нибудь выпить. Я хочу вдохновения, сегодня. Что? Вчера я зарёкся не пить. Как быстро. Знаешь, даже не помню было ли вчера или я опять заснул на полу. Лучше посмотри нет ли там чего на столе. Ничего не видишь? Всё чёрное? Как странно: запахи не имеют цвета, словно воспоминания. О, сестра Марта приводит в гости патера, и он входит, одетый запахами, как воспоминаниями, но без единого шороха. Ты видела пастора? Да, ты видела. Он всегда садится напротив. Он, наверное, любит разглядывать себя и всегда предлагает выпить прежде, чем скажет что-нибудь. Кажется, сестра Марта влюбилась в священника, как жаль. Скажи, ты бы влюбилась в священника? Что? Ты смеёшься. Ты влюблена в своё отражение. Да, но я всегда буду рядом. Мне скучно. Расскажи мне что-нибудь. Что?  Ты уже ненавидишь меня. Как быстро. Давай я присяду вот здесь, рядом. Расскажи мне про сестру Марту. Какая она? Ты не хочешь? Ты хочешь спать. И я тоже, и я. Как быстро…