«Ах, война, что ты сделала, подлая...» (Б. Окуджава)
Ещё робкая и непостоянная радость от весеннего возрождения собственной души и природы созревает в постоянную, и от этого уже не такую осязаемую,– после празднования первого по значимости всенародного события – Дня Победы. Почему-то окончательно свыкнуться с наступившим летом у меня получается после этой душевной разрядки (называемой катарсисом) с комком в горле и набухшими слёзными железами. Рассказов о войне много не будет никогда. Видимо, пришёл черёд воспоминаний наших мам, которым в те годы было 9-13 лет. И вот что вспомнила мамина подруга, тётя Лёля, об оккупации Одессы.
Приехали румыны на огромных грузовиках, колёса на которых были в рост человека (или как это показалось с высоты её роста). По «правилам» войны первые три дня были отданы на разграбление. В один из таких вечеров они сидели за столом в своей квартире дома номер три по Обсерваторному переулку и ели варёную картошку, кроме которой на столе стояла ещё банка варенья. Вдруг раздался грохот входящих во двор солдат. Мама тёти Лёли, Галина Эдуардовна, успела только убрать под стол кастрюлю с картошкой, как румыны вошли в комнату. Их было трое. Старший зачерпнул варенье ложкой и съел, но банку не забрал. Один из солдат взял ножницы, другой – Библию в красивом серебряном переплёте, а третий – патефон. На этом грабёж закончился. Когда они ушли, наши молча достали кастрюлю из-под стола и продолжили ужин… На мой вопрос о странности такого выбора, тётя Лёля с присущей её возрасту добротой и ноткой сочувственного оправдания сказала, что они же были все из бедняков и крестьян, и их «добыча» отражала уровень их притязаний и достатка. Справедливости ради, все пережившие оккупацию одесситы отмечали незверскость румын к гражданскому населению. В отличие от фашистов, румыны собирались жить на «подаренной территории» в согласии с местными жителями.
Ещё до сдачи немцам Одессы мама тёти Лёли с другой родственницей, жившей с ними, закопали в огороде большой чемодан с новой или добротной одеждой. Когда в городе уже были фашисты и наступила зима, они с ужасом осознали, что по весне всё это богатство сгниёт. Так они по ночам, фактически рискуя жизнью, долбили промерзшую землю и по частям вытягивали вещи…
Тёти лёлиной учительнице удалось договориться с румынами, чтоб они разрешили детям учиться. Когда же вместо румын пришли немцы, ни о каких школьных занятиях уже не могло быть и речи. Слава Богу, эту смелую женщину советская власть не наказала за «сотрудничество» с оккупантами. Но, наверняка, на ней, как и на всех, кто вынужден был отвечать утвердительно в анкетах о нахождении на оккупированных территориях, было тёмное пятно, в том числе и на маленькой тёте Лёле. А вот учительницу немецкого языка, совершенно безобидную древнюю старушку, выжившую благодаря подаяниям сердобольных одесситов, советская власть угробила где-то в ссылке только за её немецкое происхождение…
Однажды тётя Лёля сильно заболела и слегла с температурой под сорок. Конечно, никаких лекарств не было. В отчаянии её мама выскочила на улицу и обратилась к румынскому солдату, проходившему мимо ворот. Напротив дома был госпиталь, который мы уже в наше время всегда называли «Сердечко». Солдат молча вернулся и принёс какие-то таблетки, от которых тётя Лёля сразу выздоровела…
После того, как немцы перестали доверять румынам и собрались сами занять Одессу, они приказали им поджечь хлебопекарню с мешками муки в Стурдзовском (в советские времена – Веры Инбер, а сейчас Купальном) переулке, что рядом с нашим Обсерваторным. И тут разнеслась весть, что в пекарне раздают хлеб. Взрослые женщины, посовещавшись, послали туда маленькую тётю Лёлю, поскольку если бы это была провокация, то оставалась надежда, что детей пожалеют. И действительно, румынский солдат вручил ей две буханки хлеба, как и другим осмелевшим жителям. Когда хлеб допекли и раздали, пекарню аккуратно подожгли, как и приказали немцы…
Перед отходом фашисты прострелили цистерны с керосином, стоявшие в Александровском парке, окружавшем обсерваторию. Сейчас это парк имени Шевченко. Родственники тёти Лёли и соседи побежали туда с вёдрами. Вдруг началась бомбёжка. Одна женщина в испуге упала на землю, одев ведро на голову. Всё закончилось благополучно и керосин принесли. Зато все потом смеялись, как ей повезло, что ведро было ещё пустым…
Хотя район, где жила тётя Лёля с родственниками и живёт с сыном до сих пор, был курортной окраиной и не испытал всех ужасов оккупации, слухи о массовых расстрелах в рабочих районах Молдаванки и Пересыпи доходили и до них. Но зримый ужас тётя Лёля испытала и на нашей «тихой» окраине. Немцы созвали евреев и хотели создать гетто. Но что-то у них не получилось. Они распустили всех по домам, запретив дворникам открывать ворота. Была холодная зима 1944 года. И возле некоторых ворот так и застыли навсегда детские и взрослые фигуры, занесённые снегом…
Другое трагическое воспоминание тёти Лёли связано уже с освобождением Одессы. В их дворе всю оккупацию жил с бабушкой мальчик, которого родители привезли на лето, но так и не успели вывезти. Как все дети, они играли и дружили. Когда пришли наши солдаты, этот мальчик решил обрадовать победителей и побежал показывать винный погреб, оставшийся в подвале госпиталя. Нетерпеливый солдатик стал прикладом автомата долбить закрытую дверь. Курок заклинило, и он выпустил всю обойму в так ничего и не понявшего мальчика… Хоронил его весь город...
Через месяц после освобождения Одессы мама тёти Лёли шла по Стурдзовскому переулку и вдруг увидела нашего с
Chelovechek'ом дедушку Кирилла – мужа дочери своей лучшей и близкой подруги, с которой дружила ещё с 1925 года. Война их разбросала, и никаких известий друг о друге не было. Галина Эдуардовна обрадовалась нежданной встрече и предложила капитану инженерных войск повесить свою шинель в соседней квартире, освободившейся после сбежавшего с приходом советских войск торговца. Эта морская шинель со следами военного бытования длительный период, до возвращения из эвакуации всей его семьи, то есть нашей мамы и бабушки, очень убедительно отваживала других претендентов на эту роскошную жилплощадь. Так в доме номер три по Обсерваторному переулку оказались наши родные и не прервалась дружба поколений, а братику
Chelovechek'у даже посчастливилось родиться...