Прежде, чем приступить к описанию злобе сего дня, которому посвящен этот текст, приибегну к ретроспективе.
Я рос в семье инженеров, и помню сослуживцев и современников своего отца в пору его работы в НИИ, в 80-е.
С тех пор, как мне исполнилось пять лет, родители начали брать меня на ежегодные майские демонстрации. Я шёл, держась за широкую и надёжную отцовскую ладонь и моя траектория определялась автоматически, а мне оставалось только смотреть по сторонам, и от моего юного ума, и цепкого наблюдательного взгляда, мало что ускользало.
Как вы думаете, почему, по ходу майской демонстрации, самые убеждённые партийные активисты стремились двигаться в центре шествия, и держались за общую ленту-растяжку: красное полотно с аршинными белыми буквами, отражавшими тогдашнюю идеологию, несомое всей шеренгой на уровне груди. И как вы думаете, почему в пять утра, пока все демонстранты собирались на улице к началу сакрального действа по волеизъявлению народных масс, эти партийные активисты собирались за булочной (я специально говорю «булочной», я не буду использовать более жесткие слова), и пили что-то из стеклянной тары, с красно-белой или зелёной этикетками, сипло выдыхая и морщась после каждого глотка, а потом утирали чуть скривившиеся уста рукавами выстиранных и выглаженных, по случаю майской демонстрации, пиджаков. Ответы на этии вопросы лежат выше банальных слов. И это были благословенные времена и ванильное небо.
Вернувшись же в настоящее, мы видим, что центр Москвы превратили в территорию больницы с « тихим» режимом, запретив вкушать алкогольные напитки забредшим сюда людям. Задумайтесь, прошу вас, ЧТО ВЫ наделали, избранники народа? Неужель, только для этого вам была дана эта власть? На что, ВЫ, идеологи и функционеры современного порядка, толкаете своими запретительными мерами молодежь?
Сначала нам запрещают пить пиво в излюбленном и святом для каждого Москвича месте - в центре нашей столицы. Нам предлагают, взамен дыша’ших стариной привольной, аллей и скверов прекрасного сада, безликие рестораны и засаленные шатры –забегаловки, расположенные по периметру парковой зоны Красной Площади, около гостиницы Москва и так далее. Для любого разумного человека позволить себя загнать себя в эти суррогатные места и ещё выпивать ТАМ – это значит осквернить свои корни, и лишить себя живАго контакта с так много значащими для любого горожанина местами.
К чему ведёт эта разрушительная политика, напоминающая худшие места из всех возможных антиутопий? Каков же будет итог этой алконетолерантности? Это легко предсказать, и первые результаты видны уже сейчас.
Откуда, например, на резных скамьях Александровского сада так часто появляется субтильная молодёжь с бутылочками обычной воды без газов? Почему, после того, как такая очередная стайка юных, покидает облюбованное ими на часик-другой место - в тени ли вековых дерев, на на суровых ли зелёных досках парковых скамей, или гранитных парапетах и садовых портиков и фонтанов - после них остаются валяться непонятные развёрнутые бумажки с белыми крупицами, налипшими на крылатые развороты? А ветер шелестит страницами брошенных ими гламурных журналов, с мятых страниц которых взирают томные модели с восковыми лицами. А иногда даже, средь аккуратно подстриженной травы, можно заметить носители жидкостей куда как более компактные, чем алкогольная тара: с красно-белой градуировкой, и скорбными следами свернувшейся молодой крови внутри. И жидкости, которые там были, очевидно, куда более концентрированны, чем пиво.
Вновь возвращаясь на несколько десятков лет назад, я вижу, как современники моих родителей, после своего пятичасового краснознамённого трипа, так или иначе, и кое-как, ещё возвращаются домой, худо ли бедно ли, с длительными остановками у поручней автобусных остановок, с неустанными попытками совместить пуговицы на половинах пиджака. И тревожно, но с чувством собственного достоинства они ускоряют шаг, приметив строгий, но понимающий взгляд патрулей с красной повязкой на рабочем рукаве. И самый тяжёлый отходняк, который ждал этих людей, легко купировался добрым глотком ароматного рассола и разливным пивком из трёхлитровой банки, хранящейся в недрах холодильника «ЗИЛ», которое заботливо наливала жена, одетая в свой дежурный потрёпанный махровый халат и стоптанные туфли, ГОСТ которых давно стёрся с дерматиновой стельки.
Теперь, выразив всё это, я хочу обратиться к рядовому патрульному, неустанно несущему службу в столь ценимом мной месте, как территория включительно и вокруг Красной Площади. Посмотри! Вот! Быть может тот человек, с пакетами, в которых звенят бутылки «Невского» или «Козла» или ещё какой-нибудь дряни, да ещё с одной откупоренной бутылкой в руке, из которой пена вытекает прямо на его на рубаху, сидящий на гранитном бордюре одного из многочисленных фонтанов на Манежной площади, быть может, вот он как раз и не виноват во всём этом? Может быть не нужно, завидев ещё издалека, этого истинного патриота, отвергшего новомодные штучки, вроде тех, о которых я упомянул в этой статье, - не нужно тебе, страж порядка, набирать ускорение, реально создающее для тебя риск опрометчиво покинуть орбиту планеты Земля после особенно широкого и прыткого шага. Может быть не нужно судорожно доставать из глубин своей формы документ, удостоверяющий твою власть над этим местом, не нужно быстро вспоминать «а сколько людей ещё поместиться в обезьяннике», или сколько у этого бедолаги, в рубашке, залитой пивом, может ещё оставаться с собой купюр, чтобы подать на чай сотрудникам охраны правопорядка.