Ранним утром, как всегда коварно и подло, на Москву напал понедельник.
За окнами пробивался из-за неостывшего за ночь смога центр города, согретый первой весенней оттепелью. Чирикали глупые птицы. Тишину еще не заполонили прохожие, ругающие на бегу своих детей за то, что те без разрешения становились самостоятельными. Не успели еще распилить уличное мирное спокойствие своими моторами автомобили, нервно перегазовывая в очереди на выезд со двора. Пока все было тихо и спокойно. За окном…
А в доме сталинской эпохи уже глухо звенели, пронизывая тусклый воздух коммуналки, соседские будильники. По потолкам топали разнополые и разновозрастные ноги. Шумела вода. У кого-то свистел старорежимный чайник, писк которого напоминал пожарную или военную тревогу.
Нервный чайник. Обезумевшие водные потоки. Бешенные соседи. Дом, тяжело дыша, тужился, чтобы вывалить суетящихся обитателей на улицу.
Шум этот только усиливал утренние мучения понедельника. Мучения сопровождались утробным стоном измятой кровати. Склоченная свалка нестиранного постельного белья вперемешку с шерстяным одеялом и покрывалом надежно маскировало живое существо.
Его выдавал стон. И рука, свисающая до пола, на пальцах которой были выколоты буквы М-И-Ш-А. В бессильном кулаке был зажат одним ударом разбитый час назад сотовый телефон. Яркие вены и сбитые костяшки говорили об активной жизни хозяина руки. Но не в тот момент… Где-то в полупустой подушке болезненно стиснутая кость головы гудела старым упрямым пылесосом.
Рядом с кроватью на маленьком сальном столике и вокруг него небрежно высыхали и портились остатки вонючей закуски. Как всегда по ошибке затушенный в полупустой банке от шпрот окурок добавлял невеселый аромат. Наглухо закрытое окно не давало вырваться густому и тяжелому воздуху. Казалось, еще немного и его пришлось бы не вдыхать, а кривясь глотать с ложки.
Крохотная комната московской коммуналки безрадостно и обиженно принимала в себя зарождающийся солнечный свет. Ее уже не радовала жизнь с хозяином, который не баловал ее ни ремонтом, ни простой уборкой. И она от этого тускнела, желтела и тихонько умирала, издавая старческий потный запах.
Громом среди ясного неба раздались дерзкие и яростные удары в дверь:
- Миша, твою мать, вставай, давай! Ты просил разбудить!
Беспощадный крик пожилой спившейся соседки усилил боль, и из появившегося из-под одеяла высохшего рта раздалось полусознательное:
- О…а…ли, …у…ка ста…а…я-а… …ля… ща у…ю-у…
- Иди ты, сам знаешь куда! – прошипела в ответ классически взъерошенная хромая тетка.
Существо в кровати шевельнулось и начало судорожно с паузами избивать ногами одеяло, трамбуя его и все остальное скрученное постельное белье. Показалось тело тридцатидевятилетнего мужика со сморщенным небритым лицом. Победив в борьбе с укрывающим его тряпьем, существо затихло. Через некоторое время оно опять застонало и перевернулось на спину. Немытое окно осветило желтым волосатое худое неудавшееся создание в трусах. Тело звали Миша.
В его измученной болью голове давила на совесть неясная, но жестокая мысль о том, что он уже в который раз опоздал на работу. Как опытный инвалид он сбросил ноги на пол. Этот бросок помог остальной части тела принять вертикальное положение.
Голове сразу стало тесно, и она решила, видимо, принять другую форму и улететь куда-то, где теперь ее новый дом. Но череп, упорно сдерживая ее, давал понять, что она останется навсегда частью землянина. Голова же упорно сопротивлялась и мужественно пыталась вырваться из черепных тисков. Она уже ощущала себя в космосе, в невесомости, в полете домой, где уютно и легко. Но тщетно.
Миша сел в позу, которую рекомендуют принять при падении самолета и сдавил ладонями виски, чтобы хоть немного успокоить яростные атаки головы. В глазах появилась минутная мутная ясность, достаточная, чтобы увидеть на столе недопитую стопку теплой водки с плавающим пеплом. Михаил, что было силы, вдохнул смрадного воздуха и натренированным годами движением правой руки ухнул жидкость в себя. Водка исчезла. Нет, не только из стопки. Она бесследно потерялась в теле, не оставив о себе в памяти и следа. Ожидаемого облегчения не последовало. Это означало, что вечер удался на славу.
Упав плетью и освободив осколки разбитого телефона, левая рука наткнулась на катающуюся бутылку. Поравняв грязный сосуд с красными опухшими глазами, жилистая, но пока еще беспомощная конечность заставила голову бессильно утвердительно кивнуть, и мозг, забыв на мгновение о своих космических рвениях, потянулся глазами к столу. Содержимого бутылки хватило наполнить стопку до краев.
Миша опять в надежде на лучшее залил глотку горячей жидкостью и больно икнул. Теперь водка обожгла грудь, мягко и тепло легла в желудке в ожидании, что кровь заберет ее с собой, и они вместе растолкают и развеселят клетки человеческого существа. Голова, почувствовав цыганский шум разливов дико танцующих крови и спирта, обиделась и успокоилась, смирившись с тем, что ее не поняли. В отместку она дала сигнал по всем каналам связи, чтобы все органы перестали обращать внимание на бешенного пьяного гостя, который слишком быстро сдружился с красными тельцами. Уставшие до полусознательного состояния органы упрашивать не пришлось. Тело обмякло.
Мишины глаза остановились на разбитом телефоне. Кто звонил, зачем – теперь не узнать. Придется какое-то время пользоваться только служебным сотовым. Мысль часто косвенно опережает событие: служебный телефон зазвонил пронзительным дешевым звонком из 90-х. Пальцы лениво подхватили скользкий аппарат, и Миша, с большим трудом надавив на зеленую кнопку, ненавистным устройством поймал шатающееся вместе с головой ухо.
- Алло, Михаил Владимирович, алло, - мужской голос в трубке пытался пробить насквозь своим криком Мишину барабанную перепонку.
- Да, кто это? – приглушенно и медленно, набравшись сил, выдавил как из тюбика Миша.
- Михаил Владимирович, мы в который раз договаривались с Вами, что Вы сегодня утром все-таки привезете документы от Вашей компании на участие в тендере по освещению для олимпийского комплекса в Ванкувере. К сожалению, мы больше не можем ждать, Вы опять не приехали. Мы заключаем договор с другой компанией. Да, Григорий Александрович любезно просил, чтобы ему перезвонил кто-нибудь из вашего руководства.– Отчеканил торопливо железный голос и замер в ожидании реакции.
- Да, пошел ты, - пробормотал Миша и не стал разбираться: нажал он уже красную кнопку или нет.
Вынужденное напряжение схлынуло, и тело охватила усталость и ватность. Миша вздохнул, прогудев на выдохе закрытым ртом.
- Мда… капец, - поплыло миражом в голове.
Телефон снова затрясся в бешенстве, издавая все тот же противный звук.
- Да, - гаркнул на выдохе Михаил и с усилием состроил серьезное деловое лицо.
Это звонила офис-менеджер Оксана. Голос ее был хоть и звонким, но тревожным:
- Миша, здравствуй. Это Оксана. Ну чего, доигрался? Из компании Спортс Девелопмент позвонили и сказали, что с нами работать не будут. Олег Борисович просто рвет и мечет. Позвони ему, а то он нас тут убьет всех в ярости.
- Хорошо, я позвоню щас, - ответил Миша, положил трубку и откинулся на подушку.
Он закрыл глаза, за которыми поплыли размытые оранжевые круги. По щеке потекла сладкая теплая слюна. В глазах становилось все темнее, тело стало тяжелеть. Сон ласковым мягким одеялом накрыл Михаила. Круги пропали, утонув где-то внутри. Тихо зазвучала монотонная едва различимая спокойная музыка, которая начала рождать в голове сначала туманные, а потом все более различимые образы и голоса.
- Миша, я так люблю тебя, - донеслось неизвестно откуда нежным и сладким голосом Иринки, - ты ведь не бросишь меня никогда… Тело почувствовало мягкую маленькую девичью ручку, которая провела по подбородку, шее и остановилась на груди. Губы почувствовали легкое теплое и уютное дыхание, а потом слабое прикосновение ее малиновых губ. Тоненькие длинные пальчики двинулись ниже, и тело подалось им навстречу. Миша нашел обнаженное тело Иринки и обнял его. Он подмял Иринку под себя и провел, едва касаясь, рукой от шеи до бедра. Девочка задрожала и счастливо вздохнула.
- Что у тебя за соседи, постоянно что-то сверлят, - тихонько промурлыкал призрак любимой девочки.
Сверло въедливо пилило железо-бетон. Звук становился все ближе, как будто сосед хотел пробурить дыру к Мише. Шум дрели увлек за собой легкое как перышко тело девочки, а потом и сам вдруг превратился в звонок телефона.
Сонная тяжесть мгновенно улетучилась и заставила тело опять сесть. Миша зажмурил глаза, распахнув их, судорожно разыскал ими сотовый телефон и жадно схватил его трясущимися от суеты руками.
- Михаил Владимирович! …ля! - Злым холодом набросился из трубки на ухо Михаила гордый крик Олега Борисовича. – Ты что же, сука, делаешь, …ля! Ты в курсе, что по твоей вине потеряли контракт? Значит так: ты,…ля не просто уволен, сука, с этой минуты, ты мне должен десять штук евро, которые мы ради этого, сука, контракта передали Григорию Александровичу, - захлебывался директор, - даю тебе неделю, сука, чтоб деньги были к 12 часам следующего понедельника. Ты меня знаешь, урою, если что! Да, и привези сейчас служебный телефон, отдай его Оксане. Ты все услышал, твою мать?!
- Да, - кашлянул Миша. Его затошнило, и голова сама без спроса упала в кровать.
Комната окунулась в тишину. Ее подташнивало от Мишиного состояния. Немного погодя, чувствуя тяжелое головокружение, коммунальная конура, как и Михаил, погрузилась в похмельный сон.
Прошло несколько часов.
Миша очнулся неожиданно для себя. Он тревожно открыл глаза и огляделся. Быстро поднявшись с кровати, он подошел к окну и рывком дернул ручку на себя. В комнату ввалился неожиданно резкий свежий прохладный воздух. Михаил, подставив под его потоки свое лицо, постоял у окна с минуту. На подоконнике, как нельзя кстати, лежала высохшая сигарета и коробок спичек. Сигаретный аромат, заполнивший легкие, подействовал опьяняюще, как на пятнадцатилетнего мальчишку. Ноги стали ватными, голова потяжелела. Хоть похмелье уже ушло, вдыхаемый табачный дым увлекал в состояние болезненной усталости.
Докурив, Миша энергично взялся за уборку. Он собрал мусор в пакет, подмел пол, собрал бутылки и вытер сухой тряпкой стол. С облегчением вздохнув, он покрутил обломки телефона, вытащил сим-карту и дополнил мусорный мешок сломанным аппаратом. Разровняв постельное белье, Михаил сел на край кровати и на служебном телефоне набрал номер Сереги.
- Алло, Серег, привет, - он попытался весело показать, что чувствует себя отлично.
- Здорова, Михан, как самочувствие? – Отозвался Сергей озабоченным дружеским голосом, - как вчера до дома добрался?
- Слушай вообще не помню, - засмеялся Миша, - мы же под утро еще в ночной клуб с тобой рванули. А дома я продолжил сам с собою.
- Ага, в клубе ты погром устроил, помнишь?
- Смутно очень, - задумался Миша. В полузакрытых глазах туманом проплыл образ излюбленного местечка на набережной напротив Кремля.
- Когда ты с очередной телкой пытался договориться о чем-то, тебя толкнул какой-то хачик. Ты за ним погнался через толпу, а когда догнал, попытался на него стол опрокинуть. Потом два охранника подбежали, хотели тебя скрутить. Ты вырвался и одному из них нос сломал.
- Мда… начинаю вспоминать.
- Мне откупаться пришлось за тебя. За стол, за нос охранника и еще сверху, чтоб все обиженные успокоились, - смеясь, перечислял Сергей.
- Много заплатил?
- Ну, все, что в карманах на тот момент было, отдал. У тебя как с деньгами?
- Меня уволили сегодня. Без выходного пособия.
- За что? За то, что на работу не вышел?
- Не только. Я уже и так не первый раз попадаюсь на пьяном понедельнике, но самое главное – из-за меня сделка сорвалась важная, за которую раньше времени уже откат сделали. Короче, с сегодняшнего дня я свободен, и откат за мой счет босс себе вернуть хочет. Десять штук.
- Рублей, надеюсь? – Попытался пошутить Сергей.
- Ага, только не наших.
- Что делать будешь?
- Пока не знаю. У тебя-то как? – Устало и натянуто улыбнулся Михаил.
- Да уж, у меня все попроще. Я же себе устроил отпуск на несколько дней. Давай, приезжай. Посидим, подумаем, что делать.
- Что взять?
- Обидеть хочешь?
- Ну ладно. Щас соберусь и приеду.
- Позвони, когда из дома выйдешь, а то, как всегда где-нибудь потеряешься. Я думаю устроить ужин с бараниной и хочу, чтоб все было готово к твоему приходу.
- Хорошо.
Миша встал, натянул оттянутое домашнее трико и побрел по коридору в ванную.
Ржавый свет, ослепив усталые глаза, указал направление к полусгнившему болтающемуся крану, покрытому лохмотьями старинной масляной краски. В Мишиных руках вместо горячей воды водопроводный кран издал тоскливый затухающий гудок и громко подпрыгнул от рванувшей из него ледяной струи. Михаил подставил под струю голову и постоял так какое-то время.
Вода вернула ему иллюзию, что в нем еще осталась энергия, и заглохла, когда в волосах еще не смылись остатки мыльной пены. Через минуту этажом выше послышались звуки сварки, и что-то с тяжелым грохотом упало на пол. Воцарившаяся тишина подсказывала, что наверху что-то сделали не так, как хотели.
Генрих Коль, Москва, март 2009