Впечатлениями делиться легко. Не зарплатой же!
Последняя майская неделя пролетала незаметно. Каждый вечер мы с женой задавали друг другу вопрос: «Куда на выходные-то?» И почему-то никто нам не отвечал. В первые дни успокаивала мысль, что еще времени много. Однако в четверг эта мысль вызывающе дерзко отказалась убаюкивать нашу безмятежность. На смену пришла другая и возмутила спокойствие.
Времени уже нет!
Возмутила и ладно. Не так уж чтобы его вообще не было. Просто мало...
Вечер пятницы сам собой заполнился хлопотами по уборке-стирке, но неминуемо наступила минута, когда мы сделали всё. И нечем больше отпугнуть то дело, которое откладывалось до последнего.
Это как с мытьем посуды. Однажды лектор, чтобы разрядить обстановку спросил у почтенной публики:
- Хотите научу вас самому быстрому способу мытья посуды?
- Хотим, - загудела в ответ аудитория. Сразу проснулись и очнулись...
- Тогда запишите рецепт, - пока профессор протирал очки, кое-кто схватил авторучку. - Готовы? Пишите: «Мыть сразу!»
- Ты придумал?
- А ты?
- Я первая спросила.
- Нет.
- Я никуда не поеду, если ты немедленно не придумаешь, куда мы едем!
Всегда вот так! Нам выкатывают ультиматум, а мы должны думать куда покатим...
Зову на помощь Яндекс.
Открываю Карты. Изучаю с интересом, но как-то плохо придумывается...
Подсказка звучит из соседней комнаты. «А до Рязани далеко?» Тут следует оговориться, что география никогда не была любимым предметом у моей половинки. Это часто веселит. Например, в абсолютной уверенности в своей правоте она может заявить на пути к Туле, что хорошо помнит «во-о-он ту горочку».
- Когда же ты её видела? - в скобках заметим, что смотреть подкованную блоху едем первый раз...
- Когда в Ярославль ездили!
В детстве - спасибо родителям - я спал под политическими картами, склеенными из четырех листов. Они служили ковром. Поэтому надо мной периодически был то СССР, то мир. Однако расстояние от Москвы до Рязани пришлось определить с помощью того же интернета. Итак, 181 километр. Допустим, а дальше-то что? И вообще, зачем нам Рязань?
- А зачем тебе Рязань?
- Там где-то Константиново...
Включаюсь. Объяснять не надо. Три года назад мы с друзьями зарулили в Спас-Клепики. Тогда же твердо решили побывать на родине Есенина. Однако ж такое решение — это не приказ начальства. Сами поставили задачу — сами отменили. Точнее... отложили на когда-нибудь. Откладывать — это самая удобная форма ничего не делать, или делать не то, что надо.
Меняю масштаб, прибрасываю расстояние до Константиново, но вынужден прервать виртуальное путешествие. Из-за стенки слышу новую вводную:
- Мы заодно и в церковь на Нерли заедем!
- ...
Подтормаживаю... Некоторое время соображаю, как соотносятся между собой эта чудная церковь и Есенин. Корешки ответа оказались в поездке, о которой уже вспомнил. Мы же с друзьями в Спас-Клепиках оказались случайно. Поехали в Гусь-Хрустальный, а оттуда, чтобы не возвращаться во Владимир, двинули в Москву кружным путем по Егорьевскому шоссе. Перспектива снова прокатиться этим маршрутом не пугала. Наоборот, нам бы с Самурайкой до ТО-2 еще бы ездить да ездить, ведь не за горами поездка за дальние горы. В те места, где сервисы для Ниссана могут быть, но нас там не очень ждут... И хочешь — не хочешь, но придется нам обслужиться раньше, чем на одометре будет пробег в тридцать тысяч километров.
В общем, хоть сейчас готовы в предлагаемый путь, да жаль, маршрут в Константиново через владимирский тракт не оставит времени для «походить-посмотреть-пофотографировать». Ради этого, собственно, всё и затевается, а не ради изучения состояния дорог.
Догадки — догадками, нужна проверка.
- Не получится. Константиново в другой стороне.
- Ты кому-нибудь расскажи. Колька нас возил к Есенину через Владимир, значит Рязань за Владимиром. Вот и заедем.
Трудноопровержимо. Однако ж мы недаром тридцать лет вместе. Есть в арсенале противоядие, вернее аргументы против женской логики.
- Мы поедем короткой дорогой. Зачем колесить по всей Руси?
- Да? И сколько ехать?
- Всего сто восемьдесят километров.
- А через Владимир?
- Четыреста, - мгновенно подбираю правдоподобный ответ. Разницу оценили мгновенно.
- Что с собой возьмем?
Вот в чем у меня жена молодец, так это в легкости на подъем. И в прагматичном подходе к подготовкам в поход. Пришлось оторваться от компьютера и тут же выяснилось, что аккумуляторы фотоаппаратов безнадежно посажены, сока просто катастрофически не хватает, футболки следует безжалостно бросить на гладильную доску и попытать утюгом. Бинокль вообще непонятно где шляется. А главное - путешественническая сумка из дома без нас уехала. Нашли другую. Полчаса сборов... и зачем наводили порядок! Но зато готовы к поездке в гости к Есенину.
Легли. Уже засыпал...
- Ты хорошо дорогу посмотрел? Не заблудимся?
- Не заблудимся.
- А дорога хорошая?
- Асфальтовая.
Снились кошмары:
«Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.
Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину».
Стоп! Вина за рулем не надо, и слизи - тоже, а морозь в конце мая откуда? Да и насчет женщин лучше помолчать, когда с женой едешь.
30 мая. Утро.
Мы резво стартуем по просыпающейся Москве. Удивительное дело - третье кольцо мчится. Сворачиваем на Волгоградку. Она несется. Самурайка еще и подшипники не размял, а мы перепрыгнули МКАД. Котельники проходим со свистом, а вот от Чкалова до слияния с рязанским шоссе ползем. И потом по Октябрьскому вперевалку, зато прытко пошли, когда перемахнули через Москву (реку). За окном двадцать градусов тепла. Безоблачно небо, безмятежно на душе. По касательной минуем Бронницы и отличное покрытие несет нас к цели. С разгона чуть не заскочили в Коломну, но — спасибо следующим куда-то байдарочникам, которые приостановили бег навьюченной машинки, позволили из левого ряда повернуть направо и впустили в небольшую колонну перед собой — мы благополучно выбрались на объездную дорогу.
На второй (первая попавшаяся заправка еще не работала) АЗС вливаем в бак 999 рублей и 90 копеек, проползаем поворот на Бобренево. Была мысль заехать в Бобреневский монастырь. Там по церковному преданию: «В августе 1380 г. около Успеньева дня у Коломны собрались союзные русские войска для похода на Золотую Орду. Под Коломной состоялся смотр войска, отсюда пошли на Куликово поле.
Перед битвой св. Димитрий Донской со своим полководцем объехал место будущего сражения, испытывая старые воинские приметы, сходя с коней и «слушая землю». Тогда-то, говорят, и дали обет два Димитрия: Донской и Волынец, в случае победы построить монастырь на коломенских землях Боброка.
Битва пришлась на праздник Рождества Богородицы, 8 сентября 1380 г. На следующий год, в 1381 г. у Коломны был основан монастырь. У него три имени: Богородице - Рождественский, поскольку битва пришлась на этот праздник, Бобренев - по семейному прозвищу Боброка-Волынца: Бобреня, и Обетный - в знак того, что монастырь заложен по обету».
Хотели... но в одну руку нельзя брать... ой, не о том же речь... в смысле, не стали отвлекаться и, оставив за спиной широкую Оку, мы устремились к третьей столице.
Кто сказал, что их в России только две? Спокойно, господа оппоненты. Вы сначала побывайте в Луховицах, прочтите надпись на баннере: «В России три столицы: Москва, Питер, ЛУХОВИЦЫ!» Убедились? Если есть возражения, то не озвучивайте их. Бесполезно. Впрочем, расскажу немного. Это молодой городок, хотя история поселения берет начало к шестнадцатому веку. Он расположен на реке с чудным названием Вобля. Кто тут про нецензурщину? Название из одного слова, не перебивайте, пожалуйста! Луховицы - город, о котором давно идет слава как об огуречной столице (тут и памятник огурцу в центре, не всё же время и не на всех площадях Ильичам торчать, с подписью «Огурцу-кормильцу от благодарных луховичан»). Огурцы, подтверждаю, здесь классные. И засол у придорожных бабулек славный. Однако ж, выдам военную тайну, в этом же городе собирают МИГи! Возможно, в свободное от огуречных дел время, возможно как побочный продукт засолки. Точно не знаю, не выяснял. Однако ж летают...
А еще говорят, что в Луховицах где-то установлен памятник почтальону Печкину. Сам не видел, не подтверждаю. В общем Самурайка промчал нас над Воблей и не успели мы оглянуться, как оказались в Рязанских землях. В отличие от Московской области, как и в других сопредельных губернаторствах здесь развернута придорожная торговля. Это явление заслуживает отдельной песни, да материала маловато, буду пока между делом рассказывать. Слева вдоль трассы на областной центр разместился-растянулся огромный рынок керамики. Под Тулой пряники, здесь... Здесь едой не пахнет, зато можно купить всё от простой мисочки до садовой скульптуры. Я положил было глаз на «зулейку» в натуральную величину с кувшином и силуэтом, повторяющим изгибы этого кувшина. О роскошь форм восточной женщины... однако ж был немедленно и жестко остановлен и взнуздан в эротических фантазиях.
В итоге оставили немножко денег, взяли махотку.
Что это такое, спросите? Ага, так и сказал. Сам это слово здесь первый раз услышал...
Маленькая такая... ладная, правда и с талией... Какая девочка! В Рязани продажных девочек нет, это ж не Москва!
Ну и воображение у вас, ей-богу, стыдно.
Интернет, говорите не работает, а словаря Даля под рукой нет? Хорошо, скажу, что крынки так тут называют.
Впрочем, это случится на обратном пути. В строгом соответствии с маршрутом проложенным по карте, мы добрались до перекрестка с указателем на Рыбное, а тут уже по указателям через пару десятков километров безошибочно приехали в государственный музей-заповедник С.А.Есенина.
«Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь.
Никакая родина другая
Не вольет мне в грудь мою теплынь».
Ковыль? Спит? В берлоге что ли? Что-то не заметил я на родине поэта ковыльных степей. А вот одуванчиковые поля были. Причем в одном месте все золотые, как голова Есенина, а в другом седые, как у меня. Никогда прежде я не видел таких просторов, оккупированных замечательным сорняком. Прижмет кризис, поеду корни копать. Когда-то и где-то читал, что из них чай получается славный... или кофе... но я-то попробую самогонку. Ведь была ж книга про вино из одуванчиков!
«Я посетил родимые места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой,
Где каланчой с березовою вышкой
Взметнулась колокольня без креста».
Крест на колокольню вернули. И вообще сельцо ладное, ухоженное, жилым здесь пахнет. Позже мы с Наташкой сошлись во мнении, что Есенин спас Константиново от судьбы тысяч других деревень. Хорошего мальчишку взрастило! Вышли на высокий берег Оки, ахнули, открылся такой пейзаж, что фотоаппарат, как пистолет в повести «Неукротимая планета», сам впрыгнул в руки...
«Гляну в поле, гляну в небо -
И в полях и в небе рай.
Снова тонет в копнах хлеба
Незапаханный мой край».
Во-во! Незапаханный, поэтому тонет в тех самых одуванчиках. А может быть, это специальное стратегическое сырье такое? Для райских облаков или перин. Поди — догадайся. Но с копнами хлеба сегодня пшик. Раньше посмеивались над собой: «Мы не пашем, не сеем, не строим. Мы гордимся общественным строем...» Сейчас и не гордимся даже. Прошлый строй так усердно обси.али, что в мелких брызгах и недоделанная демократия утонула. Ну, кто, скажите на милость гордится нашим строем? Не слышу ответа.
Вернемся в Константиново. Здесь надо оказаться ровно в десять часов утра, чтобы до нашествия саранчовых экскурсионных групп успеть приобрести билеты и спокойно походить по музею поэмы «Анна Снегина» - он же «Усадебный дом Л.И. Кашиной». Понятно, что в ближнем и дальнем Подмосковье сегодня таких «усадебных домов» полно. Есть и больше, и чуднее, и роскошнее стократ. Однако ж далеко не в каждом жили и живут люди, которые сыграли или играют какую-нибудь роль в жизни поэтов. Здесь это случилось.
«Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: "Нет!"
Далекие, милые были.
Тот образ во мне не угас...
Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас».
Шестнадцать? Ну, не совсем, конечно. Двадцать было поэту, когда он подарил героине будущей поэмы первый сборник стихов. В двадцать-то лет мы становимся опытнее, и «Нет!» нам уже не говорят. А если иногда говорят, да мы не понимаем, то для доходчивости чем-то вроде сковородки припечатывают. И образ сразу угасает. Так, опять же, определение «ласково» напоминает, что слово «нет» в устах женщины — скорее всего «да». Что-то недопонял Есенин, или зашифровался. Как известно, женщины ему не очень-то отказывали...
Групп в тот день, как выяснилось, ожидалось сорок. И первые уже вторглись в пределы усадьбы. Беспардонно и бестолково разбежались по аллейкам. Защелкали фотоаппараты. Первые окурки полетели на дорожки. Первые бутылки пива уподобились пионерским горнам и впились во вполне еще пионерские губы посетителей и посетительниц. Ну, что завелся-то? Да, курят. Да, пьют пиво. Стандарт такой. Тебе какое дело? Осмотрел музей? Чеши в следующий.
Мы вышли на террасу. Как же было здесь славно сто лет назад. Еще не началась империалистическая, еще Россия была ведущей мировой державой. Еще и хлеб сеяли... Сидишь, смотришь по ТНТ «Дом-2». Как это не было ТНТ?! А что люди тогда вечерами делали? Дела-а-а...
Сбежали от толпы, прошлись по аллее. На некоторое время исчезли туристы. Удалось сфотографироваться без очереди на садовой скамеечке под кустом сирени. К слову домик Снегиной (а ведь лучше звучит чем Кашиной?) утопает в сирени и... в этих, ну, как их там... и пробел в знаниях флоры заставляет меня умолкнуть. Лучше бы он заставил замолчать тех самых птиц (черт возьми, попутно вынужден признаться и в орнитологическом невежестве...), которые встретили нас гвалтом, когда мы вылезли из Самурайки. При этом он одобрительно высказался по поводу того, что поставили вдали от деревьев: «Молодцы, тут на меня сверху тень падает, а больше ничего...»
- Разорались как... - поморщилась жена.
- Комсомольское собрание, наверное, или колхозная разнарядка. Сейчас разлетятся по рабочим местам, - предположил я. Ошибся.
Так вот! Я этих птичек сразу определил как ворон. Каркуши существа умнейшие, вездесущие и трудновыводимые. С ними ничто и никто не справится. Как Ваниш не выводит родимые пятна, так и воронье не может истребить никто и ничто. В Абакане, помнится, мэр города Николай Булакин попробовал массовый отстрел устроить, так сам попал под такой камнепад критики педагогов, зеленых и недругов, что не обрадовался... Уцелел, правда, но и вороны победно каркают, когда видят его на улице. Если они живут по триста лет, как нам когда-то рассказывали, то они еще много чего увидят.
Отвлекся. Через два часа — вот она польза грамоты — я прочитал на табличке, что это ГРАЧИ!
- Натик! Почему же Саврасов радовался грачам!!!
- Он не самим грачам радовался. А их прилету. Они предшественники весны...
- ... и головной боли, - увлек я супругу к ресторану по обходной дороге, наименее опасной при микробомбардировке.
Время обеденное, почему бы и не отведать того, чем хлебосольно Константиново? Дудки. Увлек-то я её увлёк, но все двери были наглухо замурованы. Хмурая тетечка, восприняла моё вторжение через черный ход как покушение на её девственность и отправила... Недалеко. В кафе. Оно и впрямь работало, и солянку мясную и плов и пирожное с чаем дали. И быстро. И недорого. Но хотелось-то чего-то эдакого, а не плов из отварного риса. М-да...
Вкуснее всего почему-то встречают во Владимире, там и в ресторане гостиницы «Владимир» потчевали славно, и выпала на нашу долю гастрономическая радость в кафе «Доля ангела»... И в Суздали хорошо, но о них в другой раз.
Утолившие голод и слегка разочарованные мы заглянули в земскую школу — а в Спас-Клепиках экспозиция показалась интереснее — и отправились к дому, где, как пишут-говорят: «родился и вырос русский поэт...».
Причем автор этих заметок чётко знал, что рядом с домом растет тополь, посаженный поэтом в одна тысяча двадцать каком-то году, когда он навещал.... Знать мало. Надо еще и видеть. Прошёл в двух шагах и не заметил. Какая муха укусила искать его во дворе? Спросите полегче что-нибудь. Усадьба узкая по фасаду вытянута вглубь. Слева от калитки вход в избу. Справа установлен памятник. Не буду объяснять - кому. Фотографируются все рядом с ним, и я не устоял. Взобрался на пьедестал, запечатлелся. Надеюсь опытный есениновед легко нас отличит друг от друга.
Четвертый пункт в Константиново (рекомендую не пропускать) это литературный музей.
Хорошо пройтись по залам со скрипучим паркетом одному, при этом время от времени примыкать очередной экскурсии, чтобы услышать сплетненовости о женщинах поэта; восторгнуться, лицезрея люльку, в которой его качали (скажем прямо — штука травмоопасная); пожалеть о преждевременном уходе поэта из жизни...
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,-
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
- До свидания, Сергей Александрович, - подумал вслух, оглянувшись на Константиново, когда отъезжали от села.
И свидание состоялось этим же вечером. Давно уже отнес в библиотеку книги Юрия Прокушева о твоей жизни. Подзабыл строки из поэмы «Черный человек». Выучил когда-то наизусть на ночном дежурстве. Но вот побывал в гостях на родине, залез в интернет и снова почитал стихи. «Анну Снегину» продиагоналил. «Выткался на озере...», «Клен...»
И взгрустнулось, тоже ведь «не жалею, не зову, не плачу...»
Спасибо за то, что был и написал.