Музыкальная школа (или запросто «музыкалка») вошла в моё детство не сразу. Она меня преданно ждала. Моё медленное взросление не давало ей возможности сразу заглотить меня в своё ненасытное нутро, полное нот, интервалов, ритма, терминов, композиторов, гамм и прочих музыкальных атрибутов.
Детство, можно сказать, пришло к своему музыкальному завершению в тот момент, когда бабушка твердо решила, что мне быть пианисткой!
Вялое сопротивление родителей, желающих отдать меня в спорт или в рисование, учитывалось постольку поскольку: меня, конечно, отвели в кружок во Дворце культуры и даже дали позаниматься несколько месяцев. Успехи были и мои рисунки выставлялись на местной выставке детского творчества, занимая довольно большую часть стены, уже спустя месяца два. Бабушка, почуяв, что я могу свернуть с намеченного ею музыкального пути, тут же придумала вескую причину: «Ребенок испортит зрение!» В результате живопись меня безвозвратно потеряла.
Спорт… Тут тоже всё было «схвачено» бабушкой: я могла ходить на тренировки при условии категорического неучастия в соревнованиях, так, только ради здоровья. Таким образом, спортивная гимнастика лишилась потенциальной Людмилы Турищевой и Ольги Корбут.
Чувствуя, что великая будущая пианистка случайно может не состояться в силу разнообразия отвлекающих моментов, бабуля стала действовать решительно: напрокат срочно было взято пианино, а также путем тщательных поисков - преподавательница фортепиано, обязанная за определенную плату, навещать меня на дому и обучать азам игры на инструменте. Это была всего лишь подготовка для решительного броска в Царство музыки. Научившись за год играть примитивные мелодии и пьески, я должна была сразить наповал приемную комиссию сразу двух музыкальных школ района.
И я-таки действительно сразила! Бабушка ликовала и металась в непростом решении – какую из двух школ района осчастливить поступлением своей внучки. Выбрали ту, что была ближе к дому.
До четвертого класса я училась, как в тумане. Преподаватели сменяли один другого, мама периодически пребольно таскала меня за косу, чтобы разница между «бемолем» и «диезом» быстрее укладывалась в моей голове. Именно результат маминого внешнего воздействия на мои мозги превзошел все ожидания: до сих пор помню, что диез повышает звук на полтона, а бемоль – понижает.
Бабушку по-прежнему распирало от гордости: как же, внучка учится не где-то на дому или в примитивном кружке ДПШ, а в Музыкальной Школе! Эту замечательную сторону моего существования она бесконечно делала достоянием всех знакомых и случайных собеседников к месту и не к месту, чем заставляла меня смущаться, краснеть и даже злиться. Но при этом «музыкалка» оставалась среди моих достоинств на твердом втором месте, ибо на первом стояла Её Величество Английская Школа, единственная в нашем районе!
Экзамены и обязательные концерты поначалу не вызывали у меня неприятия и дрожи в коленках, поэтому заканчивались результатом в пять баллов или бурными аплодисментами зала.
Но заложенного в меня дошкольного музыкального начала хватило ненадолго. Из многообещающей поначалу малышки я превратилась в девочку с хорошими данными, которые к 7 классу не опустились до удовлетворительных только благодаря лояльности педагогического состава к милому домашнему ребенку, способному, но ленивому.
Со временем я всё больше осознавала, что музыкальная школа вносит дискомфорт в моё детство и порождает стойкое неприятие музыки. Особенно этому способствовали принудительные походы в Филармонию, спровоцированные обязательной покупкой абонементов на полгода, а также непосредственно посещения самой музыкальной школы три раза в неделю.
Дальше – больше.
Я осознала, что ненавижу:
- сольфеджио,
- домашние занятия музыкой под неусыпным контролем бабушки и
- выступать перед любой аудиторией, находясь в опасном и непредсказуемом дуэте с инструментом.
Мучения на концертах и экзаменах, когда у меня вдруг заклинивало от страха и неуверенности что-то в мозгу, и я не могла вспомнить какую ноту нажимать в следующем такте, и сидела красная, в кромешной тишине, проклиная себя, рояль и всех, кому я демонстрировала свой позор, по мере моего взросления становились невыносимыми.
«Обязаловка» в смысле демонстрации навыков владения фортепиано при любом посещении гостей были разновидностью кошмаров наяву. Когда я шла на чей-то день рождения, то внутренне с тоской предвкушала исключительно предстоящее обязательное «выступление» в роли пианистки перед детской и родительской аудиторией: почти у всех моих подружек, как назло, были дома пианино. Все атрибуты праздника, торты и лимонады безропотно отодвигались на задний план перед страшной необходимостью выступить.
Домашние задания по специальности (то бишь, по фортепиано) превратились у меня в бессовестные импровизации, а именно: пару раз я играла действительно заданное мне произведение, а потом тренькала всякую чушь, граничащую с какафонией, чтобы у находящейся поблизости бабушки создавалась видимость моего ответственного отношения к музыкальной школе. Бабушка к моему счастью не могла отличить одного от другого, т.к. мысли её были где-то за пределами музыки, только на уровне формального контроля над моим выполнением заданий.
Сольфеджио я пыталась прогуливать. Из-за диктантов. Ну, не умела я на слух записывать нотами мелодию. Не дано. Проводя аналогию с физикой и математикой в средней школе, я нашла приемлемый выход из ситуации – прогул! Нет урока, нет проблемы с диктантами, нет двойки! Обременять себя негативными эмоциями ещё и с музыкальным уклоном, честно, не хотелось.
Нашелся в музыкальной школе, правда, и светлый предмет, который мне позволял не оставаться наедине с роялем, а разделить свою участь с обладателем вокальных данных. Это был аккомпанемент. Я аккомпанировала какой-нибудь певице, которая пела романсы. Благодаря этому, в один прекрасный день обнаружила и у себя наличие голоса, способного воспроизвести спетое в школе профессионалами. Таким образом, дома полюбила разбавлять нудные задания по специальности аккомпанементом в сопровождении собственного голоса: романсы Глинки, Алябьева, Даргомыжского надолго вошли в мой репертуар и, соответственно, в репертуар, навязанный всем соседям по коммуналке. Со временем страсть выражать себя пением угасла. Но это было уже гораздо позднее, после рождения детей, которые почему-то не воспринимали меня в роли певицы и аккомпаниатора в одном лице…
Между тем, моя бабушка, безусловно желавшая мне самого лучшего в своём понимании, и уверенная, что только она знает что мне нужно в жизни, постоянно рисовала передо мной радужные картины моего будущего.
Вот я сижу в детском садике за роялем и развлекаю малышей веселыми песенками на музыкальных занятиях. «Что может быть прекраснее работы музыкального руководителя в детском садике для женщины?!», - уверенно заявляла бабуля. «Никакой ответственности, - продолжала она, – отзанималась и свободна!».
Или вот я играю на пианино, а вокруг толпятся удивленно-восторженные почитатели музыки и моего таланта, преимущественно мужского пола. «Молодые люди ценят девушек, умеющих играть на фортепиано», - убеждала упрямая старушка, наверное, мысленно живя в прошлом или позапрошлом веках.
Или - вот я сама преподаю музыку частным образом старательному отпрыску интеллигентных родителей. «Как приятно приходить в чей-то дом, заниматься в чистой прекрасной домашней обстановке с прилежным ребенком, а потом, получив копеечку, быть свободной», - продолжала мечтать бабушка.
Увы, её мечтам не суждено было осуществиться даже на уровне музыкальной школы, которую несколько лет назад я «осчастливила» своим поступлением.
Когда в седьмом классе, сдав свои последние экзамены и получив диплом об окончании музыкальной школы (со сплошными четверками(!)), я счастливо обняла своего педагога по фортепиано Викторию Ефремовну Центер, и услышала от неё именно то, о чем догадывалась давно сама, и что не хотела замечать упрямая бабуля. «Музыка, к сожалению, не Наташино амплуа», - мудро заметила моя преподавательница. О, если б эти слова были сказаны ею хотя бы лет пять назад!
Помня о своём опыте почти насильственного обучения музыке, желаниях бабушки воплотить во мне свои мечты любой ценой, помня всё это, я не стала ничего навязывать насильно своим детям. И особенно - занятия музыкой в музыкальной школе.