Однажды утром мне в служебный кабинет позвонил майор Пронин.
- Федя, привет! Бросай всё – и шмелём ко мне!
Голос его был серьёзен, и я сразу догадался, что нам с майором предстоит важная работа.
- Короче, так! – начал майор, когда я вошёл к нему в кабинет, и взглянул на меня своими проницательными глазами. – Поступило заявление от гражданки Цандер Анны Фёдоровны о том, что двое суток назад, в воскресенье, исчез её муж – Цандер Евгений Александрович, профессор Академии наук. Когда около 11 часов утра Анна Фёдоровна ушла за покупками в магазин, муж находился дома и занимался у себя в кабинете. Около 12 дня женщина вернулась домой, но мужа дома уже не застала. Не пришёл он ни вечером, ни на следующий день, ни вчера.
Как установили наши товарищи, ни в больницах, ни в моргах, ни в отделениях милиции профессора нет. Ни покупал он билеты ни на поезда, ни на самолёты. Тем не менее, на работу не является, домой не звонит. Далее, в пятницу вечером уехала отдыхать куда-то в горы их дочь Валерия. Домой она также не вернулась. Наше руководство связывает оба этих исчезновения - возможно, обоих выкрали с целью получения от профессора секретных данных. На вот, ознакомься! – майор указал на папку с бумагами.
- С чего начнём? – поинтересовался я, просмотрев документы.
- Нанесём визит Цандер. – ответил майор.
Как оказалось, профессор проживал в довольно большой трёхкомнатной квартире на третьем этаже дома сталинской постройки. Дверь нам открыла полная женщина средних лет с заплаканными глазами. Мы с майором представились и вошли в квартиру.
Снова мы выслушали от женщины то, что нам, в общем-то, было уже известно.
- Евгений Александрович, - тепло отозвалась о муже женщина, - был такой умелец! Всё своими руками делал! И телевизор собрал, и холодильник! О ремонте квартиры я уже и не говорю! Скажу вам по секрету, - женщина подалась навстречу нам и понизила голос, - Евгений Александрович что-то такое сделал со счётчиком, что теперь не мы платим, а наоборот, «Электросети» каждый месяц выплачивают нам – пусть небольшие, а деньги!
Мы выразили восхищение учёным-умельцем и попросили разрешения осмотреть комнаты. Чего в них только не было! Рыболовные спиннинги, подводное ружьё и акваланги, спортивные лыжи, велосипед, винтовки и карабины, бинокли, скатанные палатка и резиновая лодка, коньки, всевозможные мячи, гири, штанга... И в шкафах – множество книг. Как видно, профессор Цандер был очень увлечённым человеком!
В кабинете профессора мы обнаружили множество электрических приборов непонятного назначения и принялись их рассматривать. Майор нажал на кнопку пульта, лежащего на столе, стена квартиры вдруг осветилась, и комнату заполнили... африканские джунгли! Стеной стояли высокие деревья, по которым прыгало множество обезьян, порхали бабочки и птицы всевозможных расцветок, ужасающе ухали и рявкали невидимые и неведомые животные. Майор переключил кнопку, и джунгли сменились сибирской тайгой, потом – тундрой... Похоже, профессор неизвестным мне способом запечатлел те места, где ему удалось побывать.
Тут моё внимание привлёк ящик наподобие печи СВЧ. Я нажал кнопку, другую, печь загудела и через пару минут отключилась. Открыв дверцу, я обнаружил в ней... пачку новеньких сторублёвок! Чтобы Анна Фёдоровна не ругалась потом, что мы своевольничаем, я положил деньги к себе в нагрудный карман. Мы с майором по очереди и вместе рассматривали различные приборы и не заметили, как пролетело время. О том, что уже наступил обед, нам сказала Анна Фёдоровна, которая вошла в кабинет и пригласила нас с майором в гостиную.
Мы скромно сели за стол; Анна Фёдоровна подошла к большому шкафу и, поставив на поддон тарелки, нажала несколько кнопок. Через несколько минут хозяйка вынула из шкафа тарелки, наполненные дымящимися пельменями. Мы с майором вытаращили глаза – такого чуда нам видеть ещё не приходилось! Гостеприимная женщина поставила тарелки перед нами. «Да! – подумал я. – Не хватает только стаканчика водки!» Как бы читая мои мысли, Анна Фёдоровна вынула из шкафа пару наполненных гранёных, запотевших стаканов.
- Может быть, выпьете? – предложила хозяйка.
- Нет, что вы! – протестующе замахал руками майор. – Мы же на работе!
Я с завистью вздохнул; пришлось мне давиться пельменями всухомятку, если не считать чая, поданного нам после пельменей.
После сытной трапезы мы поблагодарили женщину и принялись за прерванную работу. Под предлогом того, что мне нужно отлучиться в туалет, я вышел из кабинета профессора, прошёл в гостиную и выпил один за другим оба стакана водки, предложенные мне радушной хозяйкой. Покурив в туалете, я вернулся в кабинет. Моё внимание привлёк очередной ящик с набором кнопок. Сев в уютное кресло, я начал нажимать кнопки; аппарат загудел, замигали лампочки – и неожиданно я почувствовал себя под воздействием какого-то излучения, настолько сильного, что на мгновение потерял сознание.
2.
Очнулся я на скалистом берегу моря. Ласковое южное солнце играло на воде тысячами ослепительных зайчиков, над водой носились за своей добычей чайки. За мной вверх по скалам поднимался густой сосновый лес; слева, опять же, синело море. Справа до самого горизонта тянулись небольшие поля, живописные сады; невдалеке виднелась деревушка. И над всем этим великолепием стоял бездонный синий небосвод со стоящим в зените жарким солнце.
Судя по всему, я очутился где-то на Кавказе. Но где именно? В Чечне, в Грузии, в Армении?.. Делать нечего – пришлось мне направиться к деревушке. Прыгая по камням, я спустился на равнину и направился между полей к селению. «Этот профессор сыграл со мной злую шутку – забросил, куда Макар телят не гонял! - думал я. - Но ничего – выйду к людям, найду какой-нибудь транспорт и вернусь домой». Пройдя через рощу неизвестных мне деревьев, усыпанных крупными зелёными плодами, и перепрыгнув через ручей, я вышел к деревне.
Селение состояло из трёх десятков убогих глиняных хижин, лепившихся к склону горы, перед которыми сушились сети; кое-где горели костры. Невдалеке, у моря, лежали перевёрнутые вверх дном лодки. У домов хлопотали бедно одетые женщины, там и сям сновали голые ребятишки. Я направился к старику с белой бородой, широкими плечами и сильными руками, который, сидя на камне, чинил рыболовную сеть.
- Здорово, отец! – приблизившись, произнёс я. – Где мужики-то все у вас?
Дед посмотрел на меня, но не сказал ни слова.
- Ты не подскажешь, - продолжал я, - как мне попасть в город? Отстал, понимаешь, от своих, слава богу, к морю вышел.
Не отвечая, дед, повернувшись, крикнул что-то на непонятном мне языке; из хижины выползла старушка и удивлённо уставилась на меня. Между ними завязался разговор, из которого я не понял ни слова. Постепенно меня окружила толпа стариков, старух и ребятишек; все о чём-то галдели, указывая на меня. Женщины и старики были одеты в одинаково тёмные рубахи, достающие до колен, все были босы, и брюк мужчины не носили. «Куда я попал?!» - подумал я.
Старики отошли в сторону и, усевшись в круг, завели свой разговор. Они несколько раз пытались заговорить со мной, но из этого ничего не получилось. В конце концов, дед, к которому я обратился, подошёл ко мне, подвёл к избушке и рукой показал на отверстие, служившее входом. После этого старуха подала мне глиняную тарелку с варевом из рыбы и кусок хлеба довольно странного вкуса.
Так я остался в деревне. Куда мне идти, я не знал, поэтому счёл за лучшее воспользоваться предложенным мне гостеприимством. Поначалу я не понимал ни слова, но постепенно освоил местный язык. К моему удивлению, эти люди не знали и не понимали слов «Россия», «Москва», и спрашивать их об этом было бесполезно. Никаких примет цивилизации – ни радио, ни телефонов, ни электричества, никакой техники – у них также не было. Где я находился, я понятия не имел. Грузия, Чечня, Азербайджан?
Местные ничего не знали о существовании этих государств; свою страну они называли по-чудному – Республика Ромула. Насколько я знаю, это что-то цыганское; это цыгане постоянно говорят «ромалы», «чавелы». Вот не знал, что у цыган есть своя республика! И где она находится?.. Хотя, вообще-то, местные жители совсем не походили на цыган и имели вполне европейские лица.
Поначалу я боялся, что меня припашут трудиться на огородах – ненавижу полоть и дёргать травку! – но ничего, обошлось: женщины и дети прекрасно справлялись с этим занятием и без меня. Зато я принимал активное участие в рыбной ловле – на ночь мы со стариками ставили сети, утром снимали их и забирали рыбу. Вместе с детьми и стариками пас я и овец. Небольшое стадо нам помогали охранять собаки, но приходилось и самим немало бегать за пугливыми животными, в чём особенно преуспели ребятишки. Иногда также охотились – с помощью деревянных копий с каменными наконечниками – и на волков.
Спал я на шкуре волка, питался, в основном, овощами и рыбной похлёбкой. Почти всех мужчин забрали на войну, в деревне остались только женщины, старики и малые дети, и моя помощь оказалась людям как нельзя кстати. Трудились местные жители сообща, делили на всех рыбу, овощи, фрукты и прочие продукты питания; беды и радости у всех были общими, и я был весьма доволен и благодарен людям за оказанное мне гостеприимство.
3.
Мало-помалу я освоился в деревне и привык к своей довольно-таки экзотической жизни. Вскоре я заметил, что методы хозяйствования у местных жителей были крайне отсталыми. В море они выходили только тогда, когда у них кончалась рыба, сеяли рожь и ячмень на малюсеньких клочках земли, овец разводили самый что ни на есть минимум. Они, похоже, не читали Маркса и Энгельса и понятия не имели об избыточном продукте, частной собственности и торговле.
И однажды я решился. Расспросив обо всём стариков, я сложил в арбу весь сегодняшний улов, запряг пару волов и вместе со своим дедом (кстати, его звали Марциал) отправился в город. Местные называли его либо просто городом, либо Ромой. Что это за Рома такая, я, конечно, и понятия не имел; рассказывали, что его основали два брата – Ромул и Рем, которых в младенчестве подобрала и вскормила своим молоком волчица. Вот такая вот фигня.
По дороге, называемой Аппиевой, мы то поднимались на холмы, то спускались с них; пейзаж был изумительный. Вокруг дороги простирались бесконечные поля и фруктовые рощи. Проехав где-то 30 стадий (километров, по- нашему), мы въехали в большой и шумный город, расположенный на холмах. Без особого труда, двигаясь по улице, называемой Священной дорогой, мы нашли центральную площадь, которая называлась Форумом, откуда попали на Центральный рынок. Если до этого мы проезжали площади и улицы, густо заполненные людьми, то рынок буквально кишел народом.
Одеты люди были большею частью в тёмные плащи, под которыми виднелись белые рубахи. Многие ходили босиком, те, кто побогаче, носили сандалии на кожаных шнурках. Тут и там сквозь толпу проносили на носилках какую-нибудь важную персону, чисто и нарядно одетую; многочисленная свита прокладывала носильщикам путь. Тут же нашу повозку обступила толпа людей с горящими голодными глазами. Торговля шла бойко, и рыбу мы распродали быстро. На вырученные монеты (они называли их сестерциями) мы с дедом закупили ниток для сетей, немного ткани для одежды, прочей необходимой мелочи и повернули обратно.
С этого дня такие поездки я стал совершать регулярно. Когда мы с Марциалом отправились в Рому в третий раз, с нами приключился один случай, который существенно повлиял на мою дальнейшую жизнь. Перед самой Ромой из рощи, мимо которой мы проезжали, выскочила группа грязных, оборванных парней и набросилась на нас с дедом. Судя по всему, это были не то дезертиры, не то какие-нибудь бомжи. Нас связали и на нашей же повозке увезли в глухой лес. Там парни развели костёр, поставили вариться рыбу и, в ожидании сытного обеда, распивали вино. Один из них взял в руки кифару (что-то вроде нашей гитары) и начал потихоньку тренькать какую-то мелодию. Этот факт меня обнадёжил: если парни тянутся к искусству, к прекрасному, значит, не всё ещё потеряно!
- Ребята! – миролюбиво обратился я к ним. – Бросайте ваше занятие! Всё равно, вас рано или поздно поймают и посадят!
- Заткнись! – посоветовал мне один из них.
- Я серьёзно говорю! – продолжал я. – Поступайте ко мне на службу! Будете получать зарплату, сделаю вам документы! Всё лучше, чем прятаться по лесам!
- А что, Пуллий? – произнёс один из них. – Дело толкует, как ты думаешь?
- Ну, и что это за служба? – хмуро поинтересовался тот.
- Организуем ЧОП – частное охранное предприятие, будете охранять мой бизнес. Легализуетесь, заживёте по-человечески!..
В конце концов, после продолжительных переговоров и сомнений, парни развязали нам руки и отпустили – вместе с волами и рыбой. В Роме я купил 12 комплектов одежды (по числу своих будущих охранников), и мы с дедом повернули обратно. В деревню возвращались уже большой компанией. По дороге я объяснил ребятам их обязанности и поставил обязательное условие: во всём подчиняться мне. Кто не согласен, тот может возвращаться в лес и продолжать бегать там, подобно зайцу. Сразу скажу, что таких желающих не нашлось. В деревне с помощью местных жителей мы выстроили довольно просторное здание, в котором разместились и моя команда, и контора.
Вскоре я освоился с порядками на базаре, познакомился с другими торговцами, которые рассказали мне, кому и сколько нужно платить, заимел постоянных клиентов. Их страна вела постоянные войны, всё продовольствие уходило на фронт, и население бедствовало. С вечера на базаре выстраивались очереди, и как только наутро я показывался со своей повозкой, её обступали голодные люди, нередко вступая между собой в драку. Местные легионеры (милиционеры, по нашему) наводили порядок, и люди послушно выстраивались в очередь. По мере того, как рыба заканчивалась, народ волновался всё больше и больше.
- Этому гражданину, – кричали одни, - в грязной тоге (что-то типа индийского сари), не давайте – он без очереди пролез!
- Отпускайте по модию (килограмму) в руки! – требовали другие. – Иначе всем не хватит!
- А вы завтра приедете? – интересовался очередной гражданин с худым, интеллигентным лицом и голодными глазами (похоже, инженер какой-нибудь), держащий в руках пустую авоську.
Нечего и говорить, что меня чрезвычайно радовал такой спрос на рыбу, приносящий немалый доход. Не без некоторого труда и не без затрат я приобрёл необходимые документы и для себя, и для своих охранников.
Рано утром я объезжал несколько близлежащих деревушек, принимал пойманную рыбу и прочие продукты и во главе своего конного отряда, за которым следовал обоз с рыбой, овощами, мясом, зерном и фруктами, въезжал на высокий холм, с которого начиналась дорога в эту самую Рому. На холме я поставил камень с выбитой на нём надписью: «ОАО «Латекс». В Роме часть товаров я распродавал населению, часть развозил по домам постоянным клиентам – сенаторам, жрецам (по-нашему - попам), полководцам.
Вернувшись домой, входил в недавно отстроенное каменное здание - управление ОАО. На двери своего кабинета я повесил табличку: «Частный предприниматель Гай Юлий Фёдор». Там я складывал золото в сейф и занимался повседневными текущими делами, которых с каждым днём становилось всё больше и больше. Мы с моими новыми товарищами не довольствовались уже доходами с 5 – 6 крошечных деревушек и стремились распространить своё влияние на как можно большую территорию.
Это, конечно, было сопряжено с огромными трудностями, и наш штаб – своего рода головной мозг ОАО «Латекс» - день и ночь ломал головы над этой сложной проблемой. Как бы то ни было, постепенно, неделя за неделей, месяц за месяцем, мы расширялись всё больше и больше; соответственно, росли и наши доходы. Правда, немалых затрат требовали нелегальное приобретения оружия и подкуп некоторых должностных лиц, от чьёго решения зависело очень многое.
В соседних районах, которые я ещё не успел охватить хозяйственной деятельностью, некоторые предприимчивые люди по моему примеру пытались создать свои собственные фирмы – всевозможные ОАО, ООАО и прочие шараги. Приходилось бросать все дела и ехать туда – наводить порядок. Надев на голову чёрные шапочки с прорезями для глаз, мои легионеры врывались в контору и кричали: «Финансовая проверка! Всем – на пол! Руки за голову!» Для чего нужен был этот маскарад и весь этот ненужный шум, я не понимал, но раньше много раз видел такие сцены по телевизору.
Мои бухгалтеры проверяли отчётность; как правило, таковой либо вообще не было, либо она находилась в запущенном виде. На этом основании я объявлял о прекращении деятельности самоназванного ОАО и осуществлял либо слияние двух фирм в одну, либо превращал данную фирму в свой филиал.
Некоторые крестьяне не желали входить в непонятные для них ОАО и ООАО; для таких я устраивал совхозы и колхозы. Эти понятия были уже более близки людям, привыкшим жить и трудиться сообща, и я охотно шёл им навстречу. Колхозам и совхозам я давал названия типа «Путь Ильича», «70 лет Октября», «Вперёд», «Колхоз им. 25-го Партсъезда» и т.п.
ОАО носили у меня названия вроде «Химпласт», «Нексия», «Интерра» и так далее, что звучало непонятно и потому чрезвычайно красиво.
4.
В Роме я стал заметной фигурой. Не обошлось и без проблем: в Сенат на меня начали поступать многочисленные жалобы, заявления и запросы о законности моей предпринимательской деятельности, и улаживание всевозможных неприятностей потребовало от меня больших расходов. Было возбуждено уголовное дело, которое со временем разрослось до двухсот томов. Обвинения, кстати, были весьма нешуточные: и самовольный захват аграрных и промышленных предприятий, и шантаж, и вымогательство, и подкуп должностных лиц, и ряд непонятных и таинственных убийств и исчезновений моих конкурентов. Пришлось всё же отчитываться перед сенатской комиссией. Я на все обвинения отвечал, что знать, мол, ничего не знаю, и ведать ни о чём не ведаю. Помню, как негодовал сенатор Светоний:
- А как же показания многочисленных свидетелей? Вы же приезжали к частному предпринимателю Луцию, устроили в его фирме натуральный погром и при всех угрожали ему расправой? А на следующее утро его обезображенный труп нашли в выгребной яме!
- Клевета! – уверенно заявил я. – Свидетели подкуплены!
- А самовольный захват многочисленных фирм? – возразил сенатор Германий. - Посмотрите - десятки жалоб!
- Позвольте! – возражал я. – Почему - самовольный? Этот Луций, например, сам пожелал объединиться с моей фирмой!
- Сущая правда! – вмешался мой адвокат. – Вот заявление покойного Луция о добровольном присоединении его фирмы к ОАО «Латекс»! Пожалуйста, можете убедиться! Всё чисто!
- Кроме того, - вклинился очередной сенатор – Авклиний - неясно ваше тёмное прошлое! Кто вы, вообще, такой и откуда взялись? Не из мест ли, не столь отдалённых? Или, того хуже, вы – гражданин другой страны?
- Ваши подозрения совершенно неуместны! – опять взял слово мой адвокат. – Личность гражданина Гая Юлия Фёдора достаточно хорошо известна, подтверждена многочисленными документами и свидетельствами и не вызывает никаких подозрений!
- А организация преступных группировок, а незаконное ношение оружия?
- Каких группировок? – удивлялся я. – И о каком оружии вы говорите?
- Да я с детства ничего, кроме рогатки, и в руках-то не держал! – возмущался Пуллий, начальник моего вооружённого отряда, также сидящий рядом со мной на скамье обвиняемых. – Кого угодно об этом можете спросить!
- Спросим, не волнуйтесь! – зловещим тоном пообещал Светоний.
Тем не менее, благодаря вмешательству ряда высокопоставленных сенаторов, скандал удалось замять, и довольно скоро о нём забыли. Куда-то исчезли все 200 томов уголовного дела. Кроме того, Германию очень скоро стало совсем не до меня – во время посещения бани в одной компании с доступными девушками (здесь их называли гетерами) был застукан человек, очень похожий на этого несчастного сенатора, отчего его положение в государстве резко пошатнулось. Авклиний же попался на крупной взятке, полученной им от одного всадника (богача). Префект города был своевременно предупреждён заинтересованными лицами о готовящейся сделке, и сенатор попался с поличным.
А между тем за городом незаметно, один за другим, выросли роскошные коттеджи нескольких уважаемых сенаторов, оказавших мне поддержку, а в построенных рядом конюшнях стояло по шестёрке прекрасных скаковых лошадей. Светоний же, бедняжка, продолжал жить в стареньком домишке, построенном ещё при Тарквинии Гордом, а на работу добирался то на ослике, а то и вовсе пешком. И охраны у него, к сожалению, не было. Неудивительно поэтому, что однажды вечером Светоний до дома не добрался, и больше ничего об этом честном и неподкупном сенаторе не было слышно.
У вдовы Светония, которая осталась без средств к существованию, я скупил за сравнительно небольшую цену усадьбу, лежащую на Палатинском холме (один из престижных районов Ромы), осуществил в ней своего рода евроремонт и зажил в очень комфортных условиях. Представьте себе роскошный дворец площадью в тысячи квадратных метров, с множеством комнат, украшенных дорогой мебелью, картинами и скульптурами; во дворе - чудесный сад с фонтанами... И с разных концов дворца доносятся радостный, счастливый смех и звуки голосов десятков служанок: местных жительниц, афинянок, египтянок, евреек – одна другой краше!..
Мои новые влиятельные приятели поддержали моё желание баллотироваться в Сенат, и я выставил свою кандидатуру. В моих районах прошла бурная предвыборная кампания. И вот наступил долгожданный день выборов... Я и моя команда ужасно волновались в эти сутки – ведь решалась наша дальнейшая судьба! Или мы так и останемся прозябать в своём нищем сельскохозяйственном районе, или же выйдем на куда большие масштабы – масштабы целого государства!.. Нами была проделана определённая подготовительная работа, и все граждане моего округа, как один, пришли к избирательным урнам и проголосовали за мою кандидатуру. Такой посещаемости – 99,99% - Республика Ромула не знала за всю свою историю!
Так я стал сенатором. Пришлось всерьёз взяться за обучение и воспитание моих помощников. Все они, по их диким обычаям, были нататуированы; для сельской местности это, конечно, сходило, но в Роме с такими товарищами было бы стыдно показаться, и татуировки им всем пришлось свести. Далее, было необходимо отучить моих бойцов от грубых, жаргонных словечек, что оказалось непростым делом. Пришлось ввести правило: тот, кто скажет неприличное слово, кладёт в общак (общую кассу) по одному сестерцию. Эта мера, надо сказать, подействовала. Обсуждаем мы, к примеру, как приватизировать имение какого-нибудь очередного всадника (богача, по-нашему), и обязательно кто-нибудь из парней возьмёт да и ляпнет:
- Замочить его, блин, в натуре, и дело с концом!
- Клади сестерций! – требую я. – Не «замочить», придурок, а «найти консенсус»! И не «блин, в натуре», а «с уважаемым господином»! Понял, идиот?!
Вот так мы, как говорится, и жили. Невоспитанные, конечно, люди, но дело, как говорится, знали туго.
Хватало у меня и других забот. Со временем вся южная часть этой страны – республики Ромула - оказалась охваченной моей хозяйственной деятельностью. Я расширял посевы, увеличивал поголовье скота, надои и привесы, а также улов рыбы. Строил и многочисленные мастерские, в которых делали ткани, шили одежду, изготавливали оружие, украшения и многое-многое другое. Забот, как я уже сказал, хватало, но и перспективы оказались громаднейшими: для воюющего государства очень кстати оказались мои поставки продовольствия, вооружения, обмундирования, и мои доходы стремительно росли.
Тем более что, по договорённости с заинтересованными лицами, цены на мои товары устанавливались завышенными, а их реальное количество оказывалось намного ниже того, о котором шла речь в договорах; недостача списывалась на различные непредвиденные обстоятельства. Но самым выгодным занятием являлись, конечно, торговля (скупка и перепродажа), игорный бизнес и проституция, и именно отсюда мы получали основные доходы.
Хозяйственные заботы приходилось совмещать с довольно хлопотной сенаторской деятельностью. Здание Сената располагалось на Капитолийском холме, где мы и собирались, обсуждая важные государственные дела. Как я установил очень скоро, большая часть сенаторов принадлежала к партии «Единая Республика». Эта партия объединяла тех сенаторов, патрициев и всадников, которые уже сравнительно давно находились у власти и широко использовали все имеющиеся возможности.
Но были в элите республики и такие личности, которые пришли к власти недавно, не пользовались большим влиянием и страстно желали укрепить свои позиции. Я объединил эти, прогрессивные, силы, и мы образовали партию «Родина», и в Сенате началась ожесточённая борьба.
После трудов праведных мы отправлялись к какому-либо сенатору или патрицию (из нашей партии, разумеется) и довольно весело проводили время. Мы располагались на ложах вдоль стен и, потягивая вино, вели неспешные беседы, а также наблюдали за выступлением певцов и танцоров (радио и телевидения, как я уже говорил, в этой стране не было). Вино, к сожалению, у них было слабым, и я научил товарищей изготавливать крепкий, градусов в 70, самогон.
К моему удивлению, местные жители не знали многих развлечений, которые у нас в России известны каждому школьнику. Я изготовил колоду карт, и очень скоро сенаторы с огромным азартом резались в «очко», в «тыщу» и другие увлекательные игры, проигрывая иногда за вечер целые состояния. Я не особо люблю хвастаться, но должен заметить, что не проиграл ни разу. Дело в том, что местные не знали, что карты можно «крапить», «передёргивать» и совершать с ними прочие манипуляции, хорошо мне известные. Научил я сенаторов играть и в домино, после чего, бывало, какой-нибудь уважаемый патриций (олигарх, по-нашему), проиграв партию в «козла», под дружный смех присутствующих пролезал под столом.
Хотел я научить их игре и в шахматы, но, к сожалению, не помнил, какие в этой игре должны быть фигуры и как они ходят. Но самым любимым нашим зрелищем являлись гладиаторские бои, проводимые в Колизее (что-то вроде нашего Дворца спорта). На трибунах собирались десятки тысяч зрителей, которые с восторгом наблюдали за сражениями гладиаторов (так они называли спортсменов). Те соревновались в силе и ловкости друг с другом, а также со всевозможными дикими зверями. Очень, скажу вам, увлекательная вещь! И почему такие зрелища не устраиваются в России, непонятно...
Одним словом, всё шло прекрасно и не предвещало беды. И вдруг, как гром среди ясного неба, грянуло восстание Спартака.
5.
Раньше я знал одного Спартака: это был всем известный исполнитель роли Карлсона Спартак Мишулин. Имя «Спартак» носила также знаменитая спортивная команда. Но этот лидер восставших явно не был ни актёром, ни футболистом. Возглавив плохо вооружённую толпу бежавших от работы бездельников, он некоторое время бесчинствовал в моих районах, вызывая смуту и беспорядки и громя усадьбы, после чего во главе 30-тысячного войска направился на север страны, этой Республики Ромула.
Я же, пользуясь предоставленной возможностью и возглавив крупный отряд легионеров (типа нашего ОМОНа), двинулся в свои районы восстанавливать нарушенный порядок. Впечатление от увиденного оказалось самым неприятным – почти всё, что я создал с таким трудом, было уничтожено и разграблено. Несознательное крестьянство не понимало преимуществ колхозного строя перед буржуазно-капиталистическим и, поддавшись всеобщей анархии, последовало за Спартаком.
К сожалению, казалось бы, более передовые работники ОАО и ООАО также оказались не на высоте и поддались мелкобуржуазному влиянию этого самоназванного лидера, своего рода Стеньки Разина. Как они не понимают, возмущался я, что воевать против власти бесполезно! «Всякая власть есть насилие», учил нас великий Ленин, и я полностью согласен с его словами. Но эти восставшие, похоже, не только Маркса, но даже и Ленина не читали и в школах не конспектировали творения величайшего гения всего человечества – например, «О кооперации», «Апрельские тезисы»... Или взять такие его интереснейшие статьи, как «Что такое социал-демократы и как они воюют против народа», а также «Материализм и эмпириокритицизм». Не читали? Изумительнейшие вещи! Настоятельно рекомендую!.. До сих пор, как вспомню, так вздрогну...
Но я отвлёкся. Итак, в своих районах я восстанавливал разрушенное хозяйство и давал людям хлеб и работу. Иные, правда, вкусив вольницы, не желали трудиться. Так, при мне один колхозник приволок к правлению колхоза здоровущий камень с себя ростом и с облегчением сбросил его на землю.
- Что это? – с удивлением спросил его управляющий отделением. Камень обступили также главный агроном и весь его отдел, главный бухгалтер (также со своим отделом), главный зоотехник, бригадиры, учётчики, кладовщики, сторожа, контролёры, кассиры и прочие специалисты колхоза – общим числом человек 200.
- Читай! – ответил крестьянин. – Ты, чай, грамотный, а мне вот не до учёбы - вас, тунеядцев, обрабатывать надо!
На камне оказалась выбита надпись: «Справка о нетрудоспособности. Врач Эскулап».
- Какая тебе, к чёрту, - возмутился управляющий, - справка о нетрудоспособности! А ну, давай, дуй на работу! А то трудодня не получишь!
- Воткни эти трудодни себе в одно место! – мрачно ответил крестьянин, отходя в сторону.
- Что? – повысил голос управляющий. – Что ты сказал?
- Что слышал, то и сказал! – ответил тот. – Вот погоди, вернётся Спартак...
Несознательного крестьянина пришлось, конечно, судить – нашим, революционным судом. Его тело односельчане закопали в землю, и больше контрреволюционных разговоров от них никто не слышал. Крестьяне добросовестно выходили на работу, а бригадиры отмечали им трудодни.
Ну, а через несколько месяцев Спартак вновь направился на юг. Теперь у него было уже 120 тысяч хорошо обученных, закалённых в боях, дисциплинированных воинов, которые наголову разбивали высылаемые против них правительственные войска. Вся знать республики с волнением следила за ходом боевых действий. Такого мощного выступления восставшего народа у них ещё не было! Я также находился в курсе событий. Во главе самого большого легиона (по-нашему - дивизии), состоящего из 10 тысяч конных гладиаторов, стоял сам Спартак; ещё по 10 тысяч конных было у его ближайших сподвижников - Эномая и Крикса.
Говорили, что Спартак – уроженец какой-то Фракии, о Криксе нечего конкретного не было известно, а вот Эномай был родом из Германии. Таким образом, войско Спартака было интернациональным, и, говорят, в нём имелись даже евреи! Последние, правда, занимались исключительно торговлей и снабжали восставших всем необходимым.
Пользуясь тем, что Спартак находился ещё довольно далеко, я вновь отправился в свои районы с тем, чтобы произвести инспекционную проверку и вывезти оттуда в Рому всё, что можно было ещё спасти от этих беснующихся варваров.
В одной из деревень мы, как обычно, провели опись колхозного имущества и свезли его на склад, выставив на ночь охрану. Утром мы намеревались отправить его в Рому, ко мне в усадьбу. Ночью я неожиданно проснулся от каких-то криков и поднялся с кровати.
В комнату вбежал милиционер.
- Товарищ Гай Юлий Фёдор! – в панике крикнул он. – Беда! Спасайтесь!
Я обмотался тогой, взял в руки щит с мечом и решительно вышел из дома. К сожалению, было уже слишком поздно: крестьяне перебили милиционеров и сгрудились вокруг меня тесной толпой. Я подумал, что также, наверное, чувствовал себя Давыдов во время крестьянского бунта в Гремячем Логе (из повести Шолохова «Поднятая целина»), и это придало мне силы.
- Товарищи! – обратился я к собравшимся. – Проявите же, наконец, сознательность! Ну, что это такое: врываетесь к человеку домой, ночью! – пытался я их образумить.
Но толпа ещё больше разъярилась. Послышались крики: «Бейте его, чёрта пузатого! Нечего на него смотреть! Попил нашей крови, хватит!» На меня посыпался град ударов. «Ну, всё, абзац! – подумал я. – Вот умру я, умру, похоронят меня... И никто не узнает, где могилка моя!»
Вдруг раздался крик: «Стойте! Не убивайте! Дождёмся Спартака, и пусть он судит, чтобы другим неповадно было!» Избиение прекратилось, и меня отвели в мною же построенный следственный изолятор временного содержания (сокращённо – СИЗО), где раньше помещались провинившиеся работники. Втолкнув в камеру, закрыли дверь на замок.
Потянулись долгие дни и ночи. В камере я содержался один – милиционеров и членов правления колхоза восставшие крестьяне перебили – и от скуки считал до ста, потом – до тысячи и т.д. На день выдавали 10 унций (300 граммов) хлеба, через день я получал миску какой-то баланды. Время тянулось медленно, и я часами ходил по камере, заложив руки за спину, и размышлял.
И вот, однажды поздно вечером дверь открылась, и я в сопровождении грязных, бородатых гладиаторов последовал в резиденцию Спартака. Мы остановились у костра. Кругом стояли палатки, горели костры; гладиаторы жарили мясо и пили вино; всюду слышался шум, крики, звон оружия. Из самой большой палатки вышла группа людей и направилась ко мне. Спартака я узнал сразу: у него было мужественное лицо с прямым, широким носом, густая борода. Оружие и одежда его были небогаты. Справа от него находился высокий варвар хорошего телосложения, с правильным лицом, без бороды; наверное, это и был Эномай.
Рядом с ним двигалась девушка лет 18; на ней были потёртые джинсы, кроссовки и короткая жёлтая маечка с надписью «Фак Ю», сделанной на английском языке. Слева от Спартака шёл невысокий, крепко сложенный воин – скорее всего, Крикс.
Спартак остановился, встала и его свита. Он некоторое время мрачно смотрел на меня, после чего произнёс кратко: «Распять!» Тут же меня схватили воины, уложили на большой деревянный крест и начали привязывать к кресту верёвками. Надеяться в этом варварском окружении мне было не на кого, и я, глотая слёзы, запел:
- Вставай, проклятьем заклеймённый!
Весь мир голодных и рабов!..
Я пел, не обращая внимания на то, что проделывают со мной дикари, и вдруг меня развязали. Я поднялся на ноги; стоящий передо мной Эномай, сияя от радости, протягивал мне руку:
- Вот не ожидал вас здесь увидеть! – восторженно произнёс он по-русски.
- Вы... профессор Цандер? – неуверенно спросил я.
- Угадали! – смеясь от радости, ответил тот. – А это – моя дочь Валерия!
- Лера! – протянула она мне маленькую, узкую ладошку.
- А теперь взгляните на Крикса! Кто это, как вы думаете? – смеясь, произнёс Цандер.
Я повернул голову: на меня смотрели... проницательные глаза майора Пронина!
- А вы-то как сюда попали, товарищ майор? – воскликнул я, не в силах сдержать улыбку.
- Да вот, отправился вслед за тобой, профессором и его дочерью! – довольный, ответил тот. – И, как видишь, мы, наконец, встретились!
- Что же мы тут стоим, товарищи? – воскликнул Эномай (то есть Цандер). – Идёмте в палатку! Там и обмоем, так сказать, нашу встречу!
Нам принесли вино, жареное мясо, прочие яства. Радостная вечеринка, однако, быстро сменилась ожесточённым спором между Спартаком, Прониным и Эномаем – похоже, они обсуждали эту тему уже давно.
- Я ещё раз предлагаю вам, товарищ Спартак, - усталым голосом говорил Эномай -Цандер -, - не ввязываться в сражение с Крассом! Он очень силён, а его воины связаны круговой порукой – за одного бежавшего с поля боя казнят 10 его товарищей, и вы это прекрасно знаете. Намного лучше для нас – пойти на север, к германцам, моим соотечественникам; там мы создадим Германскую Демократическую Республику и объединёнными силами ударим на Рим. К этому времени мы будем настолько сильны, что возьмём его без труда и создадим РСФСР – Римскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику. После этого вернёмся в вашу родную страну – Фракию – и построим там Федеративную Республику Югославия. Ну, а после этого двинем на восток и создадим там СССР – Славянскую Советскую Социалистическую Республику! И тогда на шестой части Земли победит социализм!
- С человеческим лицом! – хмыкнул я. – Как при Горбачёве!
- Не приведи Господь! – ответил Пронин. – Уж лучше – как при Брежневе или Антропове!
- И чтобы колбаса была по два двадцать! И водка – по 2.87! – размечтался я. – И зарплата – 200 рублей! А трамваи - по 3 копейки!
- И чтобы очереди были! – поддержал меня майор. – А то приходишь, понимаешь, в магазин – и никаких очередей! Ни постоять ни с кем, ни поговорить! Ничего не знаешь, что в городе и в стране происходит!
- И телевизоры будем делать! – предавался я мечтам. – Типа «Рекорд» или там «Фотон»! Помните, товарищ майор? Такой, весом килограммов в 80! Который через полгода ломался!
- Как не помнить! – восхищённо ответил тот. – Вдвоём, бывало, такой телевизор чёрта с два поднимешь!
- «Запорожцы» снова начнём выпускать! – произнёс я со счастливой улыбкой. – Горбатые и ушастые!..
- Вы как хотите, - мрачным голосом перебил меня Спартак, - а я двинусь на Рим! В этом городе томятся мои товарищи, и мой долг – освободить их! Моя армия сейчас сильна, как никогда, и я уверен, что нам удастся разбить Красса!
- Ну, а нам с товарищами и дочерью пора домой! – опечалился Цандер. – Да и жена уже, наверное, вся испереживалась! Как ты считаешь, Федя? – обратился он ко мне.
- Ваше предложение не лишено смысла, профессор! – согласился я. – Ну её нафиг, эту Рому! Соскучился я уже по Родине! Только как мы сможем это сделать?
- А как ты сюда попал? – поинтересовался тот.
- Ну, - начал вспоминать я, - закрыл глаза, потом, видно, уснул...
- Вот и сейчас мы сделаем то же самое! – воскликнул Цандер. – Все вместе закроем глаза и попытаемся уснуть!
Я послушал совета учёного и закрыл глаза. Очнулся я в кресле в квартире Цандера. В комнате находились Эномай, то есть профессор, его жена и дочь, а так же Крикс (майор Пронин).
- Какое счастье, что мы опять встретились! – радостно воскликнул я.
- Молчал бы уж, алкаш! – неодобрительно отозвался майор. – Пока ты тут дрых, вернулись Евгений Александрович с Валерией. Извините нас, пожалуйста! – обратился он к хозяевам. – Нам тут делать больше нечего. До свидания!
Я напоследок ещё раз посетил туалет, и мы с майором вышли на улицу.
Прошло несколько месяцев, а я всё никак не мог поговорить с майором об этом деле – настолько мы были загружены работой. И вот однажды, поздно вечером, закончив со всеми делами, мы позволили себе полчаса передышки. На столе у нас стояли стакан, бутылка водки и банка с килькой. Имелись также луковица и кусок засохшего хлеба – один на двоих.
- Оказывается, - рассказывал майор Пронин, попыхивая «Примой», - в то время как Анна Фёдоровна ходила в магазин, Евгению Александровичу позвонила по «мобильнику» его дочь Валерия. Она сообщила, что подвернула ногу в горах и не в состоянии двигаться. Не теряя ни секунды, профессор выскочил из дома – и даже «мобильник» забыл захватить! - сел в автомобиль и умчался на поиски дочери, которые, к счастью, увенчались успехом.
Таким образом, это дело завершилось благополучно. Но впереди нас ждут дальнейшие великие дела, и мы не имеем права даже на минутную передышку! Если же мы успокоимся и начнём почивать на лаврах, то грош нам цена! В этом – мощь и непогрешимость российской милиции! Понятно, Федя?
- Так точно, товарищ майор! – вскочив, я вытянулся в струнку.
Майор усталыми, потеплевшими глазами посмотрел на меня.
Конец.