Историческая справка
У нас в Петербурге ещё многие живут в этом чуде социалистических преобразований общества – коммунальной квартире. Подобные квартиры до сих пор бывают многонаселенные и малонаселенные. Вторые, естественно, приятнее. Хотя всё зависит от соседей, обитающих там. Может быть кто-то один, но - настоящий коммунальный монстр. А могут быть несколько, но вполне приличных товарищей, каждый из которых становится почти другом или членом твоей семьи. Второе бывает редко, скорее как что-то исключительное и в силу чего достойное увековечивания в кинематографе (вспомните фильм «Покровские ворота»).
Мне тоже довелось пожить в коммунальной квартире, но, учитывая возраст (с 2 недель до 14 лет, 1966-1980 гг.), я не могла полностью оценить всю уникальность и неповторимость коммунальной жизни. Я жила в своём собственном мире, в своих фантазиях, в которых не было места ни коммунальным дрязгам, ни бытовым проблемам, ни ощущению какой-то жилищной ущербности.
Сейчас, спустя много лет, я иногда вспоминаю те годы, и мне становится скорее смешно, чем грустно. Детство, оно прекрасно тем, что не всегда воспринимает негатив взрослой жизни.
Наша коммуналка располагалась на последнем 6-ом этаже огромного дома с лифтом на Большой Пушкарской улице. Парадная была примечательна тем, что на 5 этаже, ровно под нашей коммуналкой находилась шикарная отдельная квартира, в которой когда-то жил сам Д.Д.Шостакович. По бабушкиным воспоминаниям он лично презентовал ей (по-соседски) какой-то свой диван, чтобы она могла хоть на чем-то спать в своей совершенно пустой комнате, ордер на которую получила сразу после окончания войны.
СССР местного масштаба
Итак, в коммуналке моего детства кроме нашей комнаты было ещё четыре. Стало быть, пять комнат всего. Читая в учебниках о дружбе народов и о многонациональности СССР, я интуитивно представляла нашу квартиру. Действительно, кроме меня с бабушкой, в каждой комнате обитали представители разных национальностей, в основном, как в Ноевом Ковчеге, парами: мужья с женами. Украинцы, татары, обрусевшие цыгане и евреи. Последние являли собой исключение, будучи двумя родными сестрами, а не супругами.
Никаких ущемлений интересов в бытовом плане по национальному признаку не было, по крайней мере, явного. Кулуарно же каждая комната, наверняка, перешептывалась в полной безопасности от чужих ушей, о тех или иных недостатках соседа, ставя на первое место его национальные особенности. Но вслух все старались соответствовать достойному образу советского человека.
Бытовые удовольствия
На всё население квартиры было два туалета, что являлось признаком положительной исключительности, и одна ванная, что тоже было немаловажным достоинством, т.к. до сих пор есть коммуналки, в которых ванной нет вообще.
Поскольку комнат было всего пять, то «банные дни» были строго поделены между проживающими: с понедельника по пятницу. Наш день был вторник. Это означало, что мыться и устраивать стирку мы могли только в этот день недели. В другие дни нужно было выспрашивать разрешения тех соседей, кто являлся хозяином ванны на данные сутки. Сейчас для меня это дико, а в детстве – только радовало: мыться и стирать я терпеть не могла!
Слышимость между комнатами тоже оставляла желать лучшего: моё пианино с обратной стороны занавешивалось толстым одеялом, которое было призвано уменьшать силу исходящих звуков, раздражающих соседку слева. Зато я могла, приложив ухо к стене, наслаждаться прослушиванием мультфильмов, которые смотреть удавалось не всегда, благодаря суровой бабушкиной заботе: «чтобы не испортила зрение!».
Вообще, комната соседки слева меня всегда манила, как сказочная пещера. Когда дверь в неё приоткрывалась, и я случайно оказывалась рядом, то видела постоянный полумрак, старинный абажур с кистями («как в домике у волшебницы-колдуньи»), разноцветные блики на потолке и стенах непонятно от чего, и вдыхала запах шоколадных конфет, которых мне тоже почти не перепадало.
К коммунальному телефону меня не подпускали. Практически никогда. Сначала для того, чтобы экономить и не платить за меня, потом – просто по инерции. Когда же мне случайно или по недоразумению кто-то звонил, бабуля выходила следом за мной в коридор, и стояла, аки Цербер, контролируя сколько минут и о чем я говорю. Когда по её мнению лимит слов и времени был превышен, она молча нажимала на рычажок, невзирая на незавершенность моего разговора, и мы с собеседником на полуслове оказывались в изоляции.
Похитительница конфет
Моя бабуля, несмотря на субтильную внешность, по характеру была железной. Если она не запланировала покупку шоколадки для любимой внучки, можно было умереть в магазине, но всё равно ничего не добиться. В минуты лояльности она покупала конфеты грамм по 200, не больше, и чтобы внучка не объелась и не покрылась диатезом, прятала их в кладовку, счастливой обладательницей которой она была. Не всем соседям так повезло: кроме комнаты иметь ещё махонькую кладовочку, метр на метр, с дверью, закрывающейся на ключ.
Так вот, когда конфеты были куплены, я напряженно следила за бабулей: куда она спрячет ключ на этот раз? Привычных мест было несколько, начиная от кармана её халата и заканчивая старым саквояжем, стоящим под кроватью. Вычислив или заметив куда ключ от кладовки с конфетами исчез на этот раз, я хватала его в тот момент, когда моя любящая бабушка возилась на кухне, и мигом бежала к заветной двери. Всё занимало пару минут: главное прислушиваться, чтобы она внезапно не покинула кухню и не отправилась в комнату мимо кладовки. Конфетный финал был предопределен: за день-два я съедала все запасы, получала очередной строгий выговор и оставалась без лакомства на несколько дней. Затем всё повторялось по новой: бабулина фантазия не отличалась особым разнообразием.
Злополучная кукла
Однажды, лет в семь, я измазала дорогую немецкую куклу зеленкой. Я лечила её. До этого много раз делала ей уколы, но они были незаметны. А тут – зеленка: яркие пятна по всему куклиному лицу и туловищу.
Бабушка никогда на меня не кричала и уж тем более не наказывала. Но тут её реакция оказалась неожиданно бурной: как будто я саму бабушку измазала неотмывающейся краской.
Такого крика я не слышала от неё давно даже с соседями. От страха я выскочила в ванную, но закрыть дверь на крюк не успела. Бабуля влетела следом. Я ждала буквально физической расправы. Потрясая куклой, задыхаясь, брызжа слюной и топая ногами, видимо, уже по инерции, т.к. бежать в ванной было некуда, она высказала самое страшное ругательство в мой адрес, на которое была способна в тот момент! Она выразилась так: «Ах ты чёртова кукла!» И повторила это несколько раз. После чего переключилась на причину всего случившегося: кукла была подвергнута срочному отмыванию. Но тщетно - зеленка моментально впиталась в пористое туловище из немецкой резины так же сильно, как вся эта история, – в меня.
Теперь я догадываюсь о причине бурной бабушкиной реакции: в те годы достать импортную куклу было делом не только дорогим, но и весьма хлопотным, поэтому считалось неимоверной удачей, почти приравненной к счастью.
Коммунальные баталии и мои уроки
Иногда случались дикие скандалы между соседями. О причине их сказать ничего не могу: старалась не вникать, да и понять причину было сложно - из одной вытекала другая, третья, порождая новые эмоции и новых виновников.
Я понимала, что происходит очередной скандал по визгу и крику, доносившимся из коридора. В необъяснимом внутреннем напряжении я ожидала финала, сидя в комнате. Коммунальное «кровопролитие» волновало меня только лишь из-за смутной родственной солидарности с бабулей.
Обычно баталия продолжалось недолго. Кто выходил победителем – сказать трудно, но поскольку мою бабулю многие недолюбливали, думаю, что ей везло редко: устоять одной против пары-тройки разъяренных соседей достаточно непросто.
Бабушка возвращалась в комнату вся красная, тут же пила какие-то вонючие капли и ложилась на оттоманку (некоторое подобие помеси дивана с тахтой). Слово «оттоманка» всегда в детстве ассоциировалось у меня с толстым атаманом, который в свою очередь ассоциировался с казаком из пословицы «От чего казак гладок – поел, да набок». В моих фантазиях казак, ложась на бок на оттоманку, становился атаманом... Этот смысловой ряд я отчетливо помню до сих пор. Бабушка была мелкой и сухонькой, поэтому с казаком не совпадала по весу и габаритам. Но с её характером вполне могла бы стать атаманшей.
Минут через пять-десять бабуля вскакивала, полная решимости либо продолжать бой с соседями, либо взяться за меня с уроками. Обычно она останавливалась на последнем. Её фраза: «Ты делаешь уроки?» до сих пор бросает меня в дрожь.
Уроки я делать не любила, т.к. они мешали мне мечтать и сочинять, и вообще мешали мне жить, как и школа в целом. Бабушка это знала. И чтобы не посещать школу слишком часто по приглашению учителей, преимущественно физики, математики или химии, пыталась дома контролировать мои уроки.
Пока её знаний хватало, она проверяла сделанное мной, потом за годы учёбы её это утомило, да и возраст брал своё, поэтому она довольствовалась лишь видом моей головы, склоненной к тетради или книге.
Я её обманывала почём зря. Книга или тетрадь к школе не имели никакого отношения. Но омерзительное регулярное осведомление о состоянии моих уроков всё равно доводило меня до невроза. Занимаясь интересными и нужными мне вещами, я вынуждена была находиться в постоянной готовности, чтобы на всякий случай при приближении бабушки к комнате, всё убрать. Поэтому со временем при звуке открываемой двери у меня непроизвольно дергались уши.
Ночные развлечения
Ночью я спала не всегда сладко. Иногда приходилось ловить клопов.
Несмотря на регулярные опрыскивания хлорофосом потенциальных клоповых мест обитания, эти плоскотелые кровожадные твари всё же обитали в нашей комнате, видимо, переползая от одних соседей к другим.
Охотиться на них нужно было исключительно ночами, когда насекомые направлялись к спящей жертве. По какому-то одному ей ведомому сигналу, где-то в час ночи, включался весь свет, и я заспанными глазами могла лицезреть бабулю в полуголом виде с очками на носу, пристально разглядывающую стены вокруг наших кроватей. На светлых обоях темные точки ползущих или сидящих тварей были легко различимы. Всякий раз, прижав на стене с помощью мокрого слюнявого пальца кровопийцу, бабушка испытывала истинное удовольствие, как мститель, убивший хитрого и зловредного паразита.
Поимка клопов мне не доверялась, т.к. у меня, по словам бабули, не было навыка и сноровки в этом деле. Я особенно не возражала. Жаль было только ночных минут сна, которые пропадали из-за этой процедуры, награждая меня хроническим недосыпом. Помню, первые два урока в школе я не только ничего не соображала, но и видела всё плохо из-за слезящихся от постоянного зевания глаз.
Общение с соседями
С соседями лично мне общаться почти не приходилось, т.к. бабуля строжайше меня ограждала от любого выхода в свет – то есть на кухню, до которой от комнаты нужно было пройти почти через всю квартиру. Это был долгий маршрут, который означал, что у меня будет возможность по пути следования непременно сделать что-то недозволенное и нежелательное: испачкать стены, намусорить, пошуметь, задеть чужую обувь и одежду, сунуть нос в чужую комнату и т.п.
Помню лишь одного соседа, с которым у меня сложились, невзирая на все бабушкины усилия, довольно игривые отношения. Я даже могла себе позволить повизжать, играя с ним в коридоре.
Однажды, лет пяти, я спутала со спины доброго соседа с другим, недобрым, и в силу детской непосредственности попыталась повизжать ему в ухо. Моя реакция, когда я увидела, что ошиблась, напомнила реакцию цыпленка из стихотворения Д.Хармса в одной детской книжке, суть которого сводилась к тому, что два птенца, гуляя в саду, нашли червяка в траве, и дружно стали его тянуть. Однако червяк оказался всего-навсего хвостом здоровой крысы, которая выскочила на них с оскаленной пастью. Я даже помню эти стихи до сих пор:
«Мы с братом гуляли в соседнем дворе
И вдруг червяка увидали в траве.
«Хватай его клювом!» - я брату велел.
Мы оба схватили и… Ох! -
Мой брат на мгновенье слегка окривел,
А я моментально оглох!»
Вот и мне в тот момент показалось, что я впала именно в такое же состояние двух братьев-цыплят, да и вся квартира стала как будто вращаться вокруг меня. От ужаса, надо полагать. Помню в себя я пришла нескоро: долго молча сидела с ногами на "атаманской" оттоманке, видимо, "разбавляя" её воинственной энергетикой свою, цыплячью.
***
Таким мне запомнилось моё коммунальное детство. Не знаю насколько всё вышеизложенное интересно, но я как будто снова окунулась в прошлое. Ведь недаром та коммунальная квартира снится мне до сих пор… в ночных кошмарах.