Всегда удивляет меня, как описывают люди Смерть: де балахон черный (белый), да еще и коса в руке. Встречался я с Ней несколько раз. Особа, хоть и симпатичная внешне, но в чем-то неприятная. Когда голодная, выглядит уставшей домохозяйкой, умотанной делами; или на похмельную женщину, которую бросил муж. Сытая – весьма хулиганистая девица, одетая по молодежной, земной моде. И настроение соответствующее – игривое.
Моя больничная койка стоит у окна. Засыпая, я вижу огни в соседнем корпусе, и воронье, рассаживающееся на ночлег по веткам огромных тополей. Сон тревожный, и прерывается вдруг тем, что я чувствую, как по ногам прокатывается волна то ли раскаленного, то ли ледяного ветра. Открываю глаза – мимо меня проходит Она, старая моя знакомая – Смерть. На этот раз – в образе девочки-эмо – черная челка на бирюзовый глаз, легкомысленный наряд, пестрящий черепами. Веселенькие шнурки на полукедах. Поднимаюсь, кряхтя, вынимаю из пачки сигарету и иду следом за ней. Неожиданно она исчезает, и я слышу Ее голос уже позади:
- А-а-а-а, это ты, писака! Все приглядываешь за мной?, - заливисто засмеявшись, Она шлепает меня по левой ягодице, и нога вмиг немеет, - Ну пошли, покурим.
Идем с ней в курилку. Вернее, Она идет, а я хромаю, придерживаясь за стену. В курилке Смерть выплевывает в ведро жвачку, и тут же вынимает из кармашка черных джинсов следующую пластинку.
- Надоел ты мне, - прищуривает она ставший рубиновым глаз, - с тобой, что ли, позабавиться?
Она вновь сотрясается от смеха, кофточка распахивается, и под ней видна маленькая грудь с черным соском. «Кого она им собирается кормить?» - задаюсь вопросом.
- Хочешь, тебя накормлю? – угадав мои мысли, спрашивает Смерть. – Ладно, шучу, шучу.
В ответ я лишь криво улыбаюсь.
- Все таскаешь? – указывает Смерть на нательный крест, - Ладно, мне пора. Надымил тут, писака, дышать нечем, все больные задохнутся. Ты этого хочешь? - блеснула Смерть черным юмором. Опять залилась смехом. Легко спрыгнула со скамейки и пошла на выход.
Бросив окурок в ведро, я выхожу за ней в коридор. Где же Она? Ага, в третьей палате. Кое-как доковылял до двери, вошел в палату. Там Смерть играла в дартс. Мишенью служил изможденный старик. Сейчас он был подвешен к стене, на тощем теле нелепо топорщится памперс. Руки-веревки раскинуты в стороны. Смерть, приняв удобную позу, подняла вверх ладонь, и в ней тут же появились дротики. Оперение красное. Всё ясно – играть будет до конца. Короткий замах, и стрелка летит в мишень. По самый алый хвост вонзается в бедро несчастного. Боль перекашивает лицо старика, глаза его на мгновение распахиваются и видят перед собой Её. Мелькнуло удивление, сменившееся страхом, но тут второй дротик пробивает жертве ключицу, и мишень теряет сознание. Смерть на время отвлекается от игры – сплевывает жвачку и достает очередную упаковку. Неторопясь надрывает, достает пластинку «Ригли». А старик, тем временем, уже хрипит, пена вперемешку с кровью стекает из беззубого рта на заросший белой бородой подбородок.
- Что ж ты, сука, делаешь? Не мучай его, добей и уходи, - обращаюсь я к Смерти.
Смерть медленно поворачивается ко мне. Белый глаз упирается в мое лицо.
- Ты мне еще и указывать будешь??? – Её рука внезапно сжимает моё горло, а два пальца – большой и средний - вонзаются в мои уши.
Из носа моего хлынула кровь, а Смерть, эта девочка-эмо, слизывает её обжигающим языком, обдирая мне губы.
- Невкусный ты. Дрянь одна. Жалости много. Я ж тебе сказала – носи свой крест! Натаскаешься, я и приду, вот тогда позабавимся! – Она пальцем свободной руки нажимает на распятие, и оно с шипением прикипает к коже. – А теперь – смотри, коль тебе нравится.
Смерть из воздуха получает несколько дротиков и начинает ими методично обстреливать костлявое тело старика, намеренно, видимо, целясь в самые болевые точки. Старик, как кукла-марионетка, дергается на стене, когда очередная стрелка с хрустом впивается в руки, ноги, ребра... Вдруг, я почувствовал, что Смерти надоела эта игра. Она вынимает из ножен, которые приторочены к изящной ножке ремешками, длинный, сверкающий в свете дежурных лампочек, стилет, и подскакивает к жертве. Одним точным ударом всаживает нож в сердце старика, имени которого мы так и не узнали, по самую рукоять. Из открытого рта мишени вырывается поток густой, антрацитовой крови. Смерть жадно ловит струю, сосредоточенно пьет. Последняя агония тряхнула тело, и старик, отделившись от стены, плавно опускается в свое предсмертное ложе. Смерть заботливо накрывает его с головой одеялом, и обернувшись ко мне, шутит в своей обычной манере:
- Что б не простудился, - опять раздается Её ужасающий смех. – Полюбовался? Правда, красота? Ну, бывай, писака, я пошла. Дел – по горло, - она проводит тонкой девичьей ручкой по своей шее.
- Век бы тебя не видеть, - хриплю я.
- Век? Да ты, смотрю, оптимист! Весело с тобой, писака. Завтра я тебя сама разбужу. Шоу маст гоу он, как говорят за морем. Хочешь, еще поцелую? – вдруг меняет она тему.
- Обойдусь.
- Ты же любишь целоваться, а, писака? – тыкает она меня пальчиком в бок, и в печени начинается круговерть острой боли, а голова моя бессильно упала на грудь. Сам же я не устоял на ногах и рухнул возле ее полукед, на которых черепа стали скалиться мне радостными улыбками.
Смерть перешагивает через меня, и я слышу, как она хрустит на ходу оберткой новой пластинки жвачки.
- До завтра, - как через подушку слышу я, - не спи крепко, а то еще проспишь завтрак, - усмехается она, уходя.
В пять часов утра я проснулся на своем обычном месте. Нестерпимо болела нога, в области печени – сгусток черной злобы, которая змеится по всему организму. Вышел в коридор и увидел, как санитарки вывозят из палаты каталку с телом, укутанным в простыню. Смерть сыграла еще одну игру в дартс...