Я не знаю, как описать путешествие по Святой земле. Как передать состояние души от встречи, о которой мечтала всю сознательную жизнь.
Когда самолет шел на посадку в аэропорте Увда, не могла оторвать глаз от "пейзажа", увиденного в иллюминатор. Горы, сопки, холмы - что это? То ли они засыпаны песком, то ли такой орнамент тысячелетиями рисовал ветер… По крайней мере, нога человека вряд ли здесь ступала. И в мозгу неотступно стучала мысль: по таким вот или похожим горам, когда на земле все было почти первозданным, ходил босыми ногами Господь и его ученики... В безводной пустыне среди зноя и пыли... Сейчас, пожалуй, только средствами кинематографа да в воображении можно приблизительно воссоздать ту реальность, опираясь на Священное писание. Увиденное разочаровало? Наверное, это слово не совсем верное... Просто все, что тысячи раз прокручивалось перед глазами, когда мечтала попасть на Святую землю, когда читала о жизни Христа, касалось той, библейской, действительности, когда не было церквей на этих святых для каждого христианина местах, когда не было современных домов и дорог, когда ничего не было сегодняшнего... И теперь, когда экскурсовод, только что лукаво размышлявший о взаимоотношениях арабов и евреев в Израиле, говорит заученно: посмотрите, вот возле этой купели Иисус исцелил расслабленного, а ты помнишь из Нового Завета, что здесь он открыл глаза слепорожденному, слишком много чувств одновременно охватывает тебя, отвлекая от главного.
С экскурсоводами нам не повезло: один, что сопровождал по Палестине, был охвачен страстью торговли: он завозил нас в магазины, в которых (и только в них!) нужно было купить свечи и иконы, лихо торговал в автобусе рубашками для омовения в водах Иордана, и даже в храме - свечами; другой - в автобусе между святыми местами рассуждал исключительно о взаимоотношении наций, живущих в Израиле, естественно, с придыханием - о титульной и плохо скрываемым презрением о всех остальных... Их, наших гидов, объединяло одно: сопровождая паломников, они зарабатывали деньги. Ни одному, ни другому до христианства и его святынь не было никакого дела... Но это так, к слову. Известно, что на пути паломника много искушений, главное не забывать, чего ради ты ступил на эту избранную Богом землю.
Наш путь из аэропорта лежал в Вифлеем. Пять часов в ночи, мимо Мертвого моря, промышленной зоны, издалека глядя на огни Иерусалима.
Вифлеем... Сюда в такую же слякотную январскую пору пришла Мария, носившая под сердцем божественного младенца. Это здесь впервые люди закрыли перед ним и его Пресвятой Матерью двери своих домов, это здесь впервые открылось, что души человеческие не всегда готовы к встрече со Спасителем. И только самым чистым было даровано откровение, и они, повинуясь зову ангела, побросали свои стада. И увидели - первыми во всем мире! - того, кто возлюбил нас - всех живших и живущих на земле - так сильно, что воплотился в человеческую плоть, чтобы своими страданиями искупить наш первородный грех... И когда его не стало под самозабвенные крики безумной толпы "распни его", опомнившиеся люди постарались сохранить на века все места, которые освятил своим присутствием распятый людской ненавистью, непониманием, завистью Господь. Они построили и подземную церковь в пещере, где в ночь Рождества Христова трем пастушкам явился ангел возвестить о рождении миру Спасителя, а когда разрушилась старая - столько лет прошло, возвели еще одну... И пещеру, в которой родившегося Иисуса согревали дыханием укрывшиеся от ненастья домашние животные, спрятали от разрушения временем под толстыми стенами трехъярусного храма Рождества. Наверное, даже компьютеру будет не по силам подсчитать, сколько раз прошептал под его сводами человек "прости" Господу и за эти холодные ясли, и за крест на Голгофе, и за то, что хотели сбросить со скалы в Назарете, и за то, что не умеем любить его, как он нас...
Вот колонна, которой, по преданию касалась рука Божией Матери. Можно вложить свои пальцы в углубления в мраморе и послушать свое сердце... Вот восьмигранный алтарь, воздвигнутый Константином над святой колыбелью… А когда, пройдя через этот огромный зал, хранящий остатки мозаики на полу нижнего храма, построенного еще Святой Еленой, открываешь дверь, чтоб пройти в святилище, тебя встречает Матерь Божия Вифлеемская - единственная икона, на которой лицо Девы Марии светится ничем не омрачаемым счастьем материнства: до Сретенья, когда старец Симеон Богоприимец пронзит ее сердце правдой грядущего, есть еще время. Вот и вход в пещеру. Стоя здесь, представить, как это было двадцать столетий назад, невозможно. Даже если вернуть первозданную красоту камню, вынести все убранство, раздвинуть стены храма... Может, это тепло сердец миллионов бывших здесь паломников согревает камни? Или это присутствие дарованного миру младенца сквозь века заставляет растворяться в вечности души, лишая слов и мыслей? Когда губы касаются Вифлеемской звезды, время останавливается или возвращается вспять? Господи, спасибо за все... Чувства убивают мысли... Дрожащей рукой ставишь большую белую, вифлиемскую, свечу... Встаешь возле стены, неотрывно глядя на место, где явился миру Христос. Батюшка начинает петь величание. Но вскоре приходят зажигать свисающие с потолка паникадилы и суровый грек предлагает покинуть помещение - наверху начинается служба. Ты послушно плетешься за монахом, а душа еще там, возле Вифлиемской звезды... Кто-то говорит, что мы не успели пройти через нижнюю церковь во внутренний дворик - откуда можно попасть на территорию церкви Святой Екатерины, где стоит часовня Невинных, это там хранятся останки убиенных по приказу Ирода младенцев. Мы остались в церкви ждать окончания службы. Греческие священники служили без прихожан. Они священнодействовали перед алтарем, уходили за него, не обращая никакого внимания на паломников, стоявших за накинутой на лестницу цепочкой. Впрочем, нам это нисколько не мешало - место, где шла служба, лишь немного возвышалось над полом основного храма. Постепенно обида уходит. Ты отдаешься красоте звучащей на чужом языке молитвы и мысленно благодаришь сердитого грека. Иначе служба состоялась бы без нас. Может, нам было предназначено, а мы об этом и не догадывались, постоять на утрене в Церкви Рождества, забыв про расписание. Должны же и у паломников быть сокровенные минуты...
Когда служба закончилась, мы пошли в часовню через нижнюю церковь. Вифлеемская Божия Матерь еще раз улыбнулась нам.
Жуткое впечатление: только что взлетавшая к куполу жаждавшая прощения душа снова ощутила адские муки, увидев горы маленьких черепов. Сердце содрогается от жгучей боли - в этом грехе повинна и ты. Торопливо царапаешь на клочке бумаге вырвавшиеся из души покаянные слова: "И я, как Ирод, убивала детей во чреве своем, не ведая, что творила"..., бросаешь через решетку, там не одна твоя записка взывает к милости и прощению... Через пару дней у входа в монастырь Святого Герасима в Иорданской пустыне, где с апостольских времен существовала маленькая церковь в пещере, в которой останавливалась на ночлег во время бегства в Египет Пресвятая Богородица с новорожденным Богом-младенцем и св. Иосифом Обручником (она и сейчас находится под главным монастырским храмом), остолбенела возле большой иконы. Христос стоял на коленях. Он плакал. Никогда прежде не видела плачущего Господа…
- Посмотри, - сказал подошедший сзади отец Антоний, сопровождавший группу, - о чем он плачет.
И я увидела на раскрытой ладони Иисуса, с которой капала кровь, крошечного младенца, которому собственные матери не дали родиться... Батюшка пояснил, что недавно эту икону написали греки в назидание нам, грешным, не ведающим, что творим…
Не знаю, была ли логика в наших перемещениях по Израилю, но все посещения, лишенные библейской хронологии, превратились в калейдоскоп картинок и ощущений. Из Вифлеема мы ездили в Иерусалим, затем снова возвращались в град Давидов… На третью ночь в Вифлееме проснулась от ужаса - на меня нападала нечистая сила, вселившаяся в паломницу... Все перемешалось в этом безумном сне: и злость тех, кто не хотел нашего приезда на Святую землю, и не покидающая меня гордыня. Во время чтения молитв я увидела, каким страшным становится лицо сидевшей напротив женщины, искажаясь дьявольской ненавистью. И обрадовалась: буду изгонять нечистого... Вновь мне показали, с чем надо бороться в себе самой... И когда сила, с которой не мне тягаться, обрушилась на меня с каким-то похожим на лом предметом, по счастью, очнулась от видения...
Наедине с пустыней женская половина группы два часа стояла у стен Лавры Саввы Освященного - единственной обители в Пустыни Святого града, сохранившей древний иноческий устав, завещанный веков пятнадцать назад! И сыгравшей огромную роль в становлении монашества во всем мире. Мужчин увел монах, а нас угостил чаем, настоянном на травах, отец Ефремий, грек, не скрывающий любви к русским паломникам. Он подарил нам на память и по иконке Саввы Освященного, и по крестику. Со всех сторон монастырь окружают горы. Внизу величаво несет свои воды Кедрон - я смотрю на него словно с крыши небоскреба. Слева видны маковки церквей. Здесь бьет источник - единственный в пустыне, не прерывавшийся в беге времени. В 30-х годах 7 века в пустыне, возле Лавры, переживавшей период расцвета, подвизались 15 тысяч монахов. Их кельи на обрывистых склонах скал до сих пор поражают воображение. От отца Ефремия узнали, что монахов хоронят …на скамейках. Объяснение, пожалуй, простое: попробуй в скалах вырыть могилу! Но как это символично: нет у служителей Бога ничего, кроме слез и молитв.
Мы стоим на земле, где Савву Освященного посещали ангелы, где служил Иоанн Дамаскин, составивший песнопения Господу. Это его молитвы мы читаем ежедневно дома, и слушаем на литургии в церкви. Сама Иудейская пустыня, объяснял нам отец Ефремий, и есть лучший храм. Сама Пречистая Богородица благословила Лавру, заповедовав быть ей до второго пришествия Спасителя непоколебимой. Здесь, на Кедронском потоке, будет стоять престол Господень….
Знакомство с Иерусалимом началось для нас с Масличной горы. Монастырь "Мужи галилейские" поразил покоем, роскошным садом, в котором гуляли павлины. Здесь, в этом саду, собирались апостолы, бывшие родом из Галилеи, здесь известил архангел Гавриил Пресвятую Богородицу, что пора покидать землю, на которой она так страдала, - ее уже ждет обитель небесная.
Во дворе Спасо-Воздвиженского монастыря, построенного на месте обретения головы Иоанна Крестителя, помолились у камня, на котором стояла Богородица, когда Иисус возносился на небо. Господь стоял через дорогу на стопочке. Теперь она ниже уровня пола - почти две тысячи лет прошло… Правда, чтобы поклониться и этому святому камню, нужно зайти в мечеть. Много событий произошло за это время на земле Христа. Спасибо, что мусульмане не чинят преград.
Вот и Гефсиманский сад... Сколько раз я вслед за Иисусом бродила в мечтах под этими необъятными оливами, сад мне представлялся огромным, похожим на наши дубравы. Он же, нынешний, больше напоминает палисадник, ухоженный, обнесенный железным забором. Какая же из этих олив видела Спасителя? В стороне, под стеной огромного собора, часть камня, на котором молился Иисус о чаше, другая спрятана под сводами католического храма, в который не удалось зайти - шла служба... А чтобы попасть на место, где на апостолов в этот тяжелый для Спасителя час напал сон, надо, спускаясь с горы, пройти по дороге мессии, зажатой между высоких стен. И когда войдешь в ворота монастыря Марии Магдалины, увидишь часовенку, похожую на беседку - ее поставили на том самом месте... Как всегда мечты разбиваются о реальность. Но разве мы вправе роптать? Спасибо всем, кто две тысячи лет хранил эти святыни, а с воображением как-нибудь справимся... Монастырь Марии Магдалины до боли родной - его золотые, совсем московские, купола - единственные в Иерусалиме. Здесь пахнет родиной. И не только потому, что построен Александром Ш - здесь покоятся мощи великомученицы матушки Елисаветы и инокини Варвары. И хотя по рождению родная сестра последней российской императрицы была внучкой английской королевы, став женой Сергея Александровича, будущего губернатора Москвы, трагически погибшего от рук террористов, не смогла жить в прежней вере, приняла православие, доказав веру в Господа своей жизнью и смертью. У нее дважды была возможность уехать из России, объятой революцией, но она отказалась, решив связать свою судьбу с судьбой народа, который так полюбила и который полюбил ее. Читая о жизни и гибели матушки Елисаветы, могла ли я даже подумать, что буду просить у нее прощения у саркофага с ее пречистыми мощами в монастыре, на освящение которого она приезжала в Иерусалим. Покоренная его красотой, она обмолвилась, что хотела бы лежать здесь. Случилось по слову ее. Правда, путь в Иерусалим лежал через Алапаевск, Читу, Китай - с погонями и преследованиями... Кто знает, может быть, преподобной Елисавете предстоит совершить еще один путь - на ее вторую Родину, ведь в духовном завещании она написала, что хочет быть похороненной в Марфо-Мариинской обители в Москве, которую построила, порвав с мирской жизнью и отдав себя на услужение больным и страждущим... Разговорились с матушкой, стоящей за свечным ящиком. Оказалось и батюшку у них тоже зовут Василий, как и священника в нашей церкви, носящей имя Елисаветы. Правда, он грек. Недавно здесь приняла постриг прихожанка нашей церкви - Мария, жаль, что я не знакома с ней, хотя и жили на соседних улицах.. Заказала себе и близким сорокоуст о здравии - моли Бога о нас, матушка Елисавета…
После благодати монастыря пришлось приобщиться к иному прошлому человечества. Нас привезли к Геене огненной и долго рассказывали, как 400 лет здесь приносили жертвоприношения, даже при царе Соломоне, как страшные желтые языки пламени вырывались из прорытых туннелей в горе, наводя на всех ужас... На верху этой страшной горы - греческий православный монастырь: монахи взывают в милосердию Бога на проклятом месте. Какая сила духа! …Издалека показали землю крови, купленную на те самые 30 сребреников, рощу, где по преданию удавился Иуда... Напротив Силоамской купели на склоне горы стоят дома, построенные на месте еще не до конца рассыпавшихся склепов. Дома на фундаменте могилы! Дома на костях... Жутко.
В Овчей купели ангелы Божии больше не будоражат воду - воды здесь давно уже нет - с тех самых пор, как англичане изменили систему водоснабжения Иерусалима. Зато теперь я поняла смысл слов "некому было опустить расслабленного в воду". Думала, неужели не мог как-то скатиться в водоем. Глубина купели пробуждает воображение - не хотелось бы окунуться, зная, какая под тобой бездна. Экскурсовод с воодушевлением живописует, как некогда жрецы смывали кровь животных в ущелье, стоя по колено в кровавом месиве…
В этот же день нам показали и град Иудин - Эйн Карем. Мы побывали на источнике, где встретились Мария и Елизавета, в церкви на месте рождения Иоанна Крестителя. Там в нише, за решеткой, лежит известковая плита, в углублении которой Елизавета укрывала маленького Иоанна во время избиения младенцев...
В память об этой священной встрече, когда Мария впервые была признана людьми Богородицей, и вознеслись к небесам кресты Горненского русского женского монастыря, запрятанного высоко в горах, утопающего в зелени. К храму, стоящему на вершине, ведет такая крутая лестница, что без остановки и не подняться. Его недавно достроили, сиротливо смотрятся нерасписанные стены, но зато здесь потрясающая акустика. Мы вошли в церковь до начала службы, здесь никого еще не было. Помолившись, сопровождавшая нас монашка запела. Одна, почти в пустом храме. И от звуков ее сильного и звонкого, как колокольчик, голоса мы оцепенели. Ничего подобного не приходилось слышать раньше: взрываясь к куполу, ангельские звуки обрушивались на нас, и хотелось, чтоб время замерло, а она все пела, а твоя душа омывалась слезами, такими чистыми, как переливы ее голоса...
Здесь, в древнем граде Иерусалиме, было дано утешение и мне. Я увидела себя в каком-то доме, безутешной в мирских хлопотах - стирала белье. В комнату вошла толпа людей, которых было трудное различить. Оказалось, они много лет назад были на моей свадьбе и пришли поздравить с юбилеем.
"С чем поздравлять? - обреченно пробормотала я. - Это не жизнь, а ад… Да к тому же я вас никого не помню". Из толпы отделился высокий мужчина, широколицый, высоколобый, волосы зачесаны назад, а глаза - добрые, предобрые. Что-то было в лице его знакомым, почти родным, но не узнала. "Зато я тебя помню и люблю", - тихо молвил и положил на мою ладонь образок, маленький, такой, что висит у меня на цепочке рядом с крестиком. "Божия Матерь?" - прошептала я. - "Почаевская", - услышала в ответ. Он поцеловал меня и исчез. Образок на моей ладони начал расти и стал похож на пламя костра. И все во мне изменилось: никогда в жизни не было так хорошо, так радостно и светло на душе, словно кокон любви укрыл меня от жестокого мира, в котором я была лишена даже материнской ласки… С этим ощущением любви, по-неземному нежной, я проснулась… Господи, что это было?!
Семь дней в Израиле - сплошные перебежки и переезды. Посмотрите, купите, быстрее, опаздываем… Постоять, вспомнить, раздвинув тысячелетия, некогда. Только в автобусе, если экскурсовод не будет рассуждать о политике или не сомкнет веки усталость, можно попробовать соединить мысленно, что ты знал из Святого писания и что увидел на Святой земле.
Назарет, Канна Галилейская, Хеврон... Теплый солнечный день внезапно сменяется густой темнотой и холодом: будто где-то на небе ровно в 6 вечера резко выключили солнце... В темноте рассматриваем Мамврикийский дуб. Страшно подумать - со времен Авраама и еще 55 лет назад он был полон сил. А теперь - ни одного листочка. Старательно отыскиваем отростки на этом древе жизни: кто говорит, сами вылезли на свет Божий, кто уверяет: работа генной инженерии. Для нас сейчас важно другое: если дуб Авраама ожил, значит, конец света отодвигается? Значит, не перевелись еще праведники на нашей грешной земле, вымолившие у Господа нам прощение…
Здесь же церковь Трех ангелов - первая, построенная русской духовной миссией, из-за которой в 19 веке едва не началась война с турками.
В Назарете, в храме архангела Гавриила, все говорят по-русски. И хотя мы приехали затемно, нас ждали. Разве можно быть в городе, где жила мать Христа и сам Спаситель до начала Служения, и не побывать в древней церкви, где у источника, носящего имя Девы Марии, к ней в первый раз явился посланник Бога, чтоб сообщить Благую весть? Пока мы идем к источнику, на нас смотрят лики святых с потрескавшихся от времени икон. Под стать им и люстры, канделябры. И только сочные краски фресок свидетельствуют - над святынями не властно время. Батюшка спускается в источник и окропляет нас святой водой… Рядом стоит бак с водой и кружка. Даже у этой живительной влаги вкус древности…
Из Назарета по "тропе", по которой спускался Иисус в Копернаум, отправляемся и мы, но уже в город, которого нет. На автобусе. На берегу озера Кинерет - божественный уголок. Здесь оживают библейские сюжеты. Красуется в зелени кустов, усыпанных красными цветочками, монастырь Двенадцати Апостолов с розовыми куполами, на этом месте ученики Иисуса собирались вместе. И как свидетельство этих встреч неподалеку стоит дерево, опоясанное древними наростами. Говорят, если приглядеться, можно различить лица всех двенадцати апостолов. Вон в той синагоге проповедовал сам Хритос, именно здесь по время бури спокойно спал в лодке Спаситель и чтоб успокоить испугавшихся учеников, одним взмахом руки заставил волны утихнуть… Море и сегодня сердитое. С ревом бьется о берег, на гребнях волн белые барашки. Ветер словно не пускает к берегу. Идти к нему и так тяжело - дорогу преграждают камни - то огромные валуны, то острые оковалки, засыпанные мелкими камешками. Опустила руку в святые воды.
Совсем рядом Табха - бухта святого Петра. Это здесь по слову Иисуса апостолы достали из места, где безуспешно рыбачили, сеть, переполненную рыбой. Вот Церковь преумножения хлебов и рыб. Это недалеко отсюда Господь накормил страждущих пятью хлебами… По новой традиции в ресторане на берегу озера отведали рыбки апостола Петра и желтых, только здесь растущих, фиников. Правда, некоторые смогли испортить впечатление: видели, что эту рыбу в коробке привез из Иерусалима наш водитель. На всем умеют делать деньги люди. А как приятно было сознавать, что эту рыбу выловили здесь, на том самом, библейском, месте.
Мчимся по гладкому шоссе вдоль нескончаемого горного хребта по дороге, насыпанной в глубоком ущелье. А Спаситель ходил здесь же - по пустыне, по горам, на которых совсем не было растительности, под палящими лучами солнца.
Необыкновенно красив лес в Магдале - городе, в котором родилась Мария Магдалина. Сквозь лапы пальм, похожих на хвойных великанов, виднеется море. Внизу не чувствуешь жары - земля покрыта тенью и громадными кусками коры и ветвями, похоже, никогда не убираемыми. Но в этом есть какое-то очарование. Игра теней дорисовывает картину: если это не рай, то уж заповедный лес точно. На входе в него - часовня, как приятно, открыв дверь, увидеть встречающую тебя матушку Елисавету, словно в свой храм заходишь. Неподалеку круглый источник, выложенный камнями. Говорят, именно здесь очистилась от грехов Мария Магдалина. Превозмогая несвойственную мне лень и апатию, будто кто-то не пускал, окунулась. И словно омылась душа: стало так спокойно, умитворительно. Не было тела, была только тихая радость. От часовни к монастырю Святой Марии Магдалины ведет длинная белая лестница. По ней поднимался монах: черный силуэт на белом мраморе на фоне голубого неба и обрамляющей зелени.
На следующий день поднимаемся на гору Блаженства. На месте, где ныне красуется церковь, стоял Христос, а где стоим мы, сидели толпы жаждущих истины. И слушали Нагорную проповедь. А за церковью - обрыв, с которого упали в море две тысячи свиней, в которых по слову Божию вошел "легион" бесов. Под нами плещется Галилейское море. Его волны слышали, как Иисус говорил, кто сможет наследовать его царство - нищие духом, милостивые, миротворцы, кроткие, страждущие правды…. Какие простые, понятные слова, а мы по-прежнему самолюбивые, гордые, равнодушные к чужому горю, нетерпеливые "кузнецы своего счастья".
Ни с какими американскими горками не сравнить подъем на гору Фавор. Наше такси на бешеной скорости, иначе не поднимешься, поворачивало на параллельную дорогу на краю обрыва. Впечатление усиливали снесенные местами тридцатисантиметровые бордюрные камни, отделявшие нас от пропасти… Казалось, что серпантин нескончаем. Чтобы не умереть от страха, перестаю смотреть в окно, утешая себя мыслью, что поднимаюсь на святое место и сразу вспоминаются утешающие слова 90 псалма "Ибо ангелам заповедает Он о тебе, охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя…". К тому же, говорят, что смерть на святом месте еще заслужить надо…
Вот она, базилика на месте Преображения Господа. Пропели тропарь. Помолились. Церквь внутри - золотая. Всех входящих встречает икона Божией Матери "Неувядаемый цвет", увешанная подарками исцеленных. Отец Антоний занялся приготовлениями к крещению паломницы. Нас пригласили присоединиться к другой группе - приезжий батюшка совершал обряд миропомазания от этой чудотворной иконы. Многие разбрелись по киоскам в поисках сувениров. И взяла такая тоска, что подкосились колени: "Господи, приехали молиться, а сами щелкаем затворами фотоаппаратов, бегаем за сувенирами - даже здесь не можем без суеты и мирских привычек".
По дороге в древнюю Яффу заехали в храм апостола Петра и святой Тавифы. Это здесь во время первого апостольского путешествия Петр застает объятое плачем селение: внезапно умерла самая благочестивая дева. Тронутой людской любовью и скорбью, апостол оживил Тавифу. Территория храма красивее всех ботанических садов мира: каждому дереву, ухоженному заботливыми руками, придана причудливая геометрическая форма, каждому кустику. Но увидеть эту лепоту пришлось сначала с высокой кучи строительных плит возле забора, куда еле забралась. В храме подвизается один монах, которому добровольно помогают прихожане. Конечно, ему не до встречи всех паломников. Мы стучали в ворота, звонили. Все тщетно. "Бывает, - вздыхает батюшка, - что, постояв у ворот, группа уезжает". Вдруг, будто кто-то подсказал, говорю святому отцу:
-Давайте помолимся!
Дружно пропели несколько молитв, величание праведной Тавифе. И калитка отворилась! Звонка - не слышали, а слова молитвы услышали. Помолились в склепе, где покоится благочестивая дева, поклонились кресту, воздвигнутому на месте, где она восстала из мертвых, постояли в храме, для нас открытом, заказали требы.
Перед поездкой на Иордан побывали на могиле Лазаря. Чисто восточный район. На вид обычное жилище. Но, открыв дверь, попадаешь на лестницу, ведущую глубоко под землю. Пахнуло древностью. Кажется, когда луч света упрется в каменный свод, с лестницы на встречу дню и дарованию жизни появится закутанный в погребальные пелены брат Марии и Марфы. Жутко, и трудно дышать. Защемило сердце. Одна женщина не выдержала: расталкивая паломников, протискивается к выходу: "Пустите, пропустите, хочу на свет Божий".
Накануне Крещения с раннего утра отправились на Иордан. Гид предполагал, что спозаранку сумеем поближе подъехать к реке на автобусе. Но мы оказались не самые находчивые - впереди нас было больше десяти автобусов, пташек куда ранних. Вереница паломников растянулась на километры. По сторонам - безжизненная пустыня. Многие в автобусе переоделись - из-под курток выглядывают белые "крестильные" рубахи - и у мужчин, и у женщин одинаковые. Некоторые, как и я, надели сразу две: позаботились о близком человеке. Вся площадь перед Иорданом забита. Мы, группа растерялась в толпе, просочились к железной ограде недалеко от калитки - говорят, в прошлый раз пускали к реке именно отсюда. Если подняться повыше, можно увидеть "наш" берег Иордана. Я, рост не позволяет, могу посмотреть только через дисплей фотоаппарата. Поднимаю, насколько могу, руки вверх, щелкаю вслепую. И вот он, Иордан - заросший по бокам кустарником, высокой травой. Вода очень мутная. Берег на стороне Иордании виден очень хорошо. Народа там значительно меньше, чем у нас, но все равно много. Рассматриваю недавно построенную часовенку, рядом сообщают, что строилась на деньги российского президента. А почему бы и нет?
Служба идет на греческом языке. Красиво. Но слушать, как в храме, не получается. Во-первых, не видим, как она проходит. Во-вторых, пятидесятитысячная толпа живет своей жизнью, гул не прекращается ни на минуту. Все ждут праздника. Кто-то не выдержал неизвестности - забрался на купол часовни, за ним полезли еще несколько человек. На фоне синего неба весьма колоритно смотрится высокая черная фигура батюшки из соседней группы - она гармонично соединяет купол и небо - словно так и было задумано архитектором. Сидящие высоко не забывают о нас: комментируют происходящее на реке. Вот они защелкали фотоаппаратами. "Пошел, пошел Иордан вспять!" - закричали радостно. Значит, скоро нас пустят к реке. Вот уже и голубка летает над людским муравейником. Несколько раз пролетала над нашими головами. Вот спустились к реке священники, чтоб совершить обряд освящения воды. Народ стал протискиваться к забору… Пошли какие-то слухи. Будто бы израильская и иорданская стороны договорились народ к воде не пускать… Верить в это не хочется, хотя представить, как вся эта толпа уместится к крохотной речке, воображения не хватает, но эта мысль появляется и тут же исчезает. К тому же на праздник Крещения всегда пускали паломников в воды священной реки. Заканчивается пятый час нашего ожидания. И когда святой отец из Молдавии (или Румынии?) стал кропить паломников только что освященной водой, мы поняли: слухи подтверждаются - совершить омовение в Иордане не получится.
Когда улеглись эмоции, поняли: купание "технически" было невозможно. Это во времена Иисуса река была широкой и полноводной, и войти в нее было трудно - столько стремительно было ее течение. Иоанн Предтеча крестил людей в заводи, там, где Иордан впадал в Мертвое море. А сегодня святая река стала мелкой и узкой. Никто не чистит ее берега.
Людское море тоже повернуло вспять. Невольно чувствуешь себя виноватым. Слышится ропот: "Впервые за две тысячи лет не пустили на святое Крещение"… Неужели ты самая грешная?..
И с этим ощущением своей недостойности, усталые, вечером пошли на службу в Троицкий собор. Стояла, словно прикованная к полу, а мысли то вырывались далеко за стены храма, то спасительно хватались за слова священника. К реальности вернули замерзшие на ледяном полу ноги. Нашла незанятый уголок ковровой дорожки. Некоторые из наших последовали моему примеру. Перед миропомазанием вышли на середину храма священники и другие служители храма в серебристых одеяниях. Они так красиво смотрелись, что глаз было не оторвать. Мы стояли как завороженные: ты на службе в канун Крещения в святом Иерусалиме! Сбываются мечты. Теперь, если и были какие мысли в голове, то точно они не покидали пределов храма, но похоже, их не было, были одни ощущения: тот самый момент, когда разум молчит, а душа пытается вместить необъятное.
Вывел меня из состояния небытия Игорь, трудник Оптиной пустыни. Молча протянул мне образок. Не освободившись от плена своих переживаний, пробормотала:
-Кто это? Я его не знаю.
-Это Амфилохий Почаевский - иконки Божией Матери Почаевской не было, это я здесь, в церкви купил тебе в подарок.
Я еще раз взглянула на святого и просто обомлела: как я могла сказать такое? Еще полгода назад на православной выставке в Москве мне рассказали об этом святом, я купила его иконку, акафист. Долгое время читала и молилась… Наваждение какое-то…
Все связанное с моим сном в Иерусалиме, вытянулось в вполне осязаемую цепь: сначала пронзающее сердце песнопения крымских монахов на диске, привезенном из горного монастыря моими детьми в подарок. Они пели вдвоем, без музыкального сопровождения, но когда выводили чистыми голосами "а Матерь Божия Почаевская…", звуки разрывали тоской, благодарностью, томлением, радостной печалью - не знаю чем - душу, и слезы умиления, какой-то печальной радости омывали сердце и вырывались наружу…
Новая икона в нашей церкви - в золотой металлическом одеянии Пресвятая Богородица, проливающая на молящихся в храме нежность и любовь. Я не могла насмотреться на нее и, только вернувшись из поездки, прочитала подпись внизу "Почаевская". Мой утешительный сон в Иерусалиме, в котором я испытала мгновение такой неземной любви… И образок Матери Божией Почаевской, подаренной мне матушкой Еленой, послушницей Диеевского монастыря, когда я рассказала ей о своем сне. "А я все думаю, - сказала матушка, - и что это образок все время лежит у меня в кармане?". Разве бывает столько случайных совпадений? Уже в Москве на православной выставке в поисках представителей Почаевской лавры я увидела икону - Матерь Божия изображена в пламени огня, и мурашки пробежали по коже: как это напомнило мне враз увеличившийся образок на ладони в моем иерусалимском сне. "Понравилась иконка, - спросила меня женщина, собиравшая требы, - она всем нравится. Матерь Божия Почаевская".
В гостинице едва успели перекусить и прочитать каноны и последование ко святому причастию: пора было отправляться на ночную службу в Храм Гроба Господня - приближалась крещенская ночь.
Наша группа дружными рядами шла по улочкам угомонившегося города к Дамасским воротам. И на крытых улочках старого города не было жизни - двери лавочек были закрыты, попадались редкие прохожие. Так что мы были наедине со скользкими, стертыми за прошедшие тысячелетия плитами под ногами. Сколько же паломников прошло по ним?!
По этим или параллельным улочкам восходил на Голгофу преданный людьми Христос… Если бы он был просто человеком, наверное, у ушах его звучало злое многоголосье толпы перед дворцом Пилата: "Распни его"… Но он Бог, пришедший дать нам любовь, добровольно взошедший на крест, чтоб открыть нам путь в жизнь вечную… Он молился о нас… Вот и Голгофа, закрытая куполом Храма Гроба Господня. Христос издали видел место своей казни. Наш взор останавливается на треснувшей колонне храма - трещина по всей высоте забита записочками - прошениями к Царю Небесному.
Прямо перед входом - камень помазания. Он накрыт мраморной плитой, сквозь трещинки которой сочится мирро… Преклонив колена, целуем благоухающий мрамор, мажем миром лицо… Кто-то кладет на трещинку платочек, кто-то прикладывает иконки… Я пытаюсь представить, как в тот страшный вечер, когда исполнилось ветхозаветное писание и началось новое летоисчисление, сняли с креста тело Спасителя (столько художников писали этот сюжет!) и положили сюда, на камень, чтоб приготовить, как говорят у нас, в последний путь. Вот и пугающая святостью пещера. Через открытое отверстие в пещеру виден камень, тот самый, на котором сидел ангел, сказавший опечаленной Марии Магдалине: "Что вы ищите живого среди мертвых?"… Сегодня Голгофа не просто гора, на которой был распят Иисус Христос, это церковь. Подняться к распятию по крутой лестнице в крещенскую ночь невозможно - здесь будет служба, и в ожидании ее паломники и жители Иерусалима стоят на ступеньках.
Постояв у лестницы, решили попытать счастье - попробовать до службы пройти ко Гробу Господню. Очередь в несколько рядов огибает половину кувукли. …Разве можно передать словами, что происходит в сердце, готовящемся к столь долго лелеемой в мечтах встрече? Сотни раз представляла, как подойдешь ко гробу, в который положило тело Спасителя, с какими просьбами обратишься к нему, какие скажешь слова. Мы медленно движемся вокруг святой пещеры. Все слова забыты. Я не могу думать ни о чем, кроме того, что иду ко Гробу, в котором лежал Спаситель. Сдавило всю грудь, потом справа отпустило, а в сердце будто воткнули что-то. Боль не отпускает, но страха нет. Я будто знаю, что это не подавшая о себе знак стенокардия, это иная боль. Игорь читает вслух прекрасные духовные стихи, словно поет псалмы. И слова такие искренние, сердечные, кажется, он взял их из твоей души. Так можно написать, если чувствуешь это, если этим живешь. Потом узнала, что это на самом деле его стихи - какой талантливый мальчик! Впереди нас оставалось два человека, когда грек, руководившей церемонией, возвестил: осталось две минуты и перерыв. Когда эти двое скрылись в ангельском пределе, у нас еще теплилась надежда. Но снова появился грек и замахал руками. Очередь остановилась на нас… Можно было снова ужаснуться: мы самые грешные? Но мы приняли это со смирением - еще не настало время встречи. Надо отстраниться от мирской суеты, помолиться, причаститься. Чтоб придти к Господу с чистой душой... У нас еще будет время.
В 12 начались две службы - на греческом, русском и румынском на Голгофе и на армянском - в Священной пещере. Очень красиво пели армянские священники, голоса их поднимались до самого купола и заполняли собой весь храм. Их можно было слушать всю ночь, но мы пришли молиться. Надо было сделать еще одну попытку попасть на нашу службу. Православные, по сантиметру двигаясь вперед, потеснились. Мне удалось закрепиться на середине лестницы, правда, на разных ступеньках, но благо, что у перил. Иначе бы не удержаться. Так, на одной ноге, и простояла почти всю службу. Отсюда ничего не было видно, кроме спин молящихся, но зато все слышно. В ходе службы люди как-то спрессовывались, и перед причастием мне удалось подняться на верх лестницы. Причащали пять священников, а может, больше. И вскоре можно было двигаться в потоке. Конечно, посмотреть, постоять у распятия не удалось - после службы, как и договорились, пошли в гостиницу - шел четвертый час утра, а в половине седьмого у нас было время "х". Да и сил уже ни на что не было - день накануне Крещения выдался очень трудный.
И когда к вечеру, пройдя Дорогой Скорби, мы снова поднялись на Голгофу, увидела ее как в первый раз. По традиции Виа Долороса начинается с Претории, куда привели схваченного, как разбойника, Христа на суд Пилата. Вот тюрьма, где камера Спасителя была рядом с разбойником Вараввой, которому народ Израиля подарил жизнь и свободу. Спускаясь по ступенькам глубоко вниз, представляю, как вели сюда Иисуса после истязания и, бросив, ушли. Погас отсвет пламени факела - и наступила тьма. Холод. Чувство оставленности. И грядущее распятие. Утешает осознание того, что Господь, даже будучи в облике человека, мыслил не как мы, грешные. И, конечно, не боялся ужасов подземелья… Судные врата, плат Вероники. Спасибо тебе через двадцать столетий за то, что пожалела гонимого Христа, одна из всех… Здесь Господь споткнулся… Вот на стене отпечаток его ладони. Нет, не так я хотела пройти Крестный путь. Не пробежать, увертываясь от толпы, от хватающих за руку зазывал, не смотреть на заплесневелые ведра с оливками и, не слышать криков торговцев… Мечтала пройти, как и полагается по дороге скорби, в тишине, без суеты, постояв, помолившись, поплакав…
Каждый метр на Голгофе свидетельствует о страданиях Матери Божией, стоявшей у креста. Вот здесь Богородица встретила сына - он, истерзанный палачами, упал, на нем тяжеленный крест, он давит не только вещественной массой, но и тяжестью человеческого греха, который взвалил Спаситель на себя. Вот скульптурное изображение Божией Матери - копье пронизывает ее сердце - как и говорил Богоприимец Симеон на Сретении, когда божественного младенца принесли в храм. Как посмотреть в глаза Спасителю, распятому на кресте? Все две тысячи лет мы продолжает распинать его, отвергая протянутую нам руку, гордясь, подличая, предавая... И как утешение, сзади креста, всепрощающе смотрит на тебя Господь в величии своей славы. Господь, смертию смерть поправший. И опустившись на колени и припав к полу, опускаешь в отверстие руку и дотрагиваешься до той самой скалы, на которой стоял крест с распятым Христом. Прости нас, Господи, прости…
Людской ручеек не иссякает. Все надо делать быстро, по команде гида. Наш, доведя нас до лестницы, бросил. Хорошо, что шедшей за нами группе повезло с гидом - хорошо поставленным голосом девушка четко и кратко объясняла по ходу движения куда подходить, где молиться, где покупать свечи, куда ставить. При таком скоплении народа без жесткой руки не обойтись - иначе бы ручеек превратился в беспомощную толпу. Так что, поразмыслив, на грубые окрики греков, следящих за порядком, перестаю обижаться.
Полная экскурсия по Храму Гроба Господня занимает часов восемь. Нам показывают основные реликвии. Конечно, все почти бегом.
Мы прильнули к металлической сетке, закрывающей от нас икону Божией Матери, спрятанную в нише. При свете свечи едва различаем Ее лик. Когда глаза привыкают к тусклому освещению, различаешь полуопущенные глаза Пречистой Девы. В какой-то миг кажется, что ресницы дрогнули… А может, и впрямь? Все ждут чуда. Молодая женщина из нашей группы, отойдя от иконы, заплакала: "Богородица посмотрела на меня!.. Верите? Она открыла глаз и посмотрела"… Можем ли мы усомниться, стоя рядом с такой святыней? И тут же мысленно грешим, пуская в сердце зависть: "А на меня не посмотрела…" Вот обрыв, с которого сбрасывали с Голгофы мусор. Там, в ущелье, и нашла св. равноапостольная Елена крест, на котором был распят Спаситель. Над нашей головой нависает часть скалы, оставленной в первозданном виде. Все здесь хранит атмосферу тех дней, когда народ предал Иисуса… Вот камень, возле которого бичевали Христа, мы прикладываем ухо к плите, положенной на него, и слышим, как бьется сердце Сына Божьего. Некоторые объясняют это явление с помощью физики, но все мое существо противится такому объяснению - я слышу, как бьется сердце Христа, и это биение останется со мной навсегда…