История первая, про бешеного завхоза.
Как-то раз сидели студенты с биологического факультета на лекции по истории России. Вдруг дверь открылась. Лектор говорит: «Входите, пожалуйста!», а никто не заходит. Тогда пошел один студент посмотреть, почему так – вышел, захлопнул дверь. Лектор продолжает свою работу. Прошло десять минут, двадцать, – а студента, который пошел посмотреть, в чем дело, все нет. Тогда Михаил Львович (а лектора так звали) просит другого студента: «Миша, сходите, посмотрите, почему там Игорек так долго задерживается». Ну, Миша, конечно, вскочил, к двери подбежал, открыл ее, вышел. Дверь закрылась – и все. То есть, в смысле ничего. Ни Миши, ни Игорька.
Тут Михаил Львович рассердился. «Что вы, черти, издеваетесь, что ли! Наташенька! Глянь, куда эти мерзавцы убежали!» А Наташенька в первый раз за три семестра на лекцию пришла, все это время проспала, со сна не разобралась, в чем дело, и побежала. Да. А могла бы уже и сообразить, что дело тут нечисто.
В общем, закрылась за Наташей дверь, и ни слуха, ни духа, ни о ней, ни о Мише, ни об Игорьке. Такая же судьба постигла Машу, Толю, Оксану и Кирилла. Тут уж в аудитории совсем тишина наступила. Михаил Львович побледнел весь, затрясся аж. «Я вас сейчас, проходимцы», - говорит, - выведу на чистую воду!» Вышел из-за стола, подошел, дверь открыл – и исчез. Сидели мы, сидели, ждали их всех – а тут и звонок прозвенел. Тогда поднялись и пошли домой – там еще один выход был, на другую сторону. А потом выяснилось, что это Максим Федорович, завхоз наш, с ума сошел. Спрятался за дверью, и всех, кто выходил, по голове молотком бил. Чтобы на партах не писали и не портили государственное имущество.
История вторая, про черного декана.
Была у нас тут сессия, все ее сдали, а Владик Горюнов не сумел. Ходил он, ходил на пересдачу, да так и ничего не находил. А декан наш, Федор Карлович, рассердился. «Не нужны мне», - говорит, - «лентяи. Мы тут все работящие». И выгнал он Владика. Тут как раз весна была – пришли люди из военкомата, и забрали Горюнова. Так вот и поехал он в Козлодельск. Служил там месяц, второй, письма нам писал. А потом его на плацу танк задавил.
Погоревали мы, конечно, а что делать? Тут как раз новый учебный год начался. Вот как-то в сентябре идет Федор Карлович Лихоимов по своему району поздно вечером. Дождик моросит. Грязно. Сыро. Темнеет уже. Да. Торопится декан домой, чтобы покушать сначала, а потом за научный труд взяться. Тут навстречу ему из темноты вышли двое. Один маленький такой, с усами. А другой – высокий, но без усов. Тот, который без усов, спрашивает: «Ты Лихоимов?» Федору Карловичу промолчать бы, да гордость взыграла. «Да, я», - отвечает, - «слышали про мои труды, товарищи?» «А как же», - тут безусый улыбнулся так нехорошо, а друг его аж подпрыгнул, от радости, наверное, что такого хорошего человека встретил. В общем, нашли Лихоимова только через месяц: он в близлежащей канаве в луже лицом книзу плавал, и в грязи трудно разглядеть было, кто там лежит, и в чем.
Погоревали мы, конечно, а что делать? Тут, как раз, посвящение, а там и до сессии рукой подать. Вот как-то сдавали политологию. Долго сдавали. Под конец остались я, да Слава Бушляков. Он счастливый билет вытащил, а мне сказали через три дня придти. Идем мы, значит, домой. А уже поздно, трамваи в депо уехали. Топаем по рельсам, Славик смеется, шутит, а мне как-то не по себе. Чувствую – что-то будет. Вдруг слышим – кто-то бежит по рельсам. Да так громко топает. Я спрашиваю Бушлякова: «Слава, кто это?» А он побледнел и отвечает: «Не знаю». И вдруг слышим мы голос, жалобный такой: «Ребята, стойте! Это я, Федор Карлович!» У Бушлякова челюсть отвисла, а я сообразил – фигу в кармане скрутил и кричу: «А че вам надо?» «Я вам зачеты хочу поставить!» Тут мы переглянулись и хором: «Спасибо, а у нас уже есть!» И как побежали! А тот, сзади, не отстает, матерится, пыхтит. Бежали мы, бежали тогда, аж уморились. Хорошо, что трамвай какой-то запоздалый в депо шел – вскочили в него, тем и спаслись. Потом только мы узнали, что какие-то девчонки не такие проворные оказались, так черный декан всю ночь их учил уму-разуму. Так они еле живые домой вернулись.
Так и повелось с тех пор. Парни до того дошли, что целыми днями дома сидят и лекции зубрят. Захотят погулять, глядь в окно – а там черный декан ходит. Толстый, мокрый и в пальто с хлястиком. Увидит их, и пальцем грозит – учитесь, мол, а не то я вас… Жуть. Трое человек с ума от такой картины сошли. Их потом с госэкзамена на машине увезли, белой с красным крестом и мигалочкой синей. А политологию я и так сдал. С третьего раза, правда.
История третья, про Машу и Кирилла.
Кирилл учился на втором курсе. Хороший был парень, только ленивый. Маша с ним в одной группе училась. Она ему с первого курса глазки строила, только Кирилл не замечал: странный он был какой-то. Раз пришел Кирилл в университет, глянул в расписание и ужаснулся. Там аж пять пар, а первые две – физкультура. У Кирилла, как на зло, тапочки грязные, а мыть их лень… В общем, решил он физкультуру продинамить. Сел в парке напротив университета и думает: куда бы слинять? А тут Маша идет. Увидела его, обрадовалась… Она, оказывается, тоже с физкультуры сбежала. В общем, пошли они от греха подальше от корпуса пиво пить.
Купили пиво, а тут Маша и говорит: «Пойдем ко мне!» Она, оказывается, совсем рядом жила. Пошли, значит. Идут, район какой-то незнакомый для Кирилла, дома все частные. Машин дом, правда, далековато оказался, это она от радости соврала. Но дошли все-таки, зашли внутрь, там никого нет. Все равно закрылись в Машиной комнате на всякий случай. Сидят, слушают «Сепультуру», пьют пиво. Вскоре уже Маша у Кирилла на коленях оказалась. Только он собрался девчонку немножко помять, как тут дверь в комнату с петель слетела. Стоит там Машин отец, смотрит на них и улыбается нехорошо. Он, оказывается, очень могущественный упырь был, да только никто об этом не знал. Так вот… А пошли бы ребята на физкультуру – ничего бы такого не случилось...
История четвертая, про капусту.
Сидит раз Вася на английском языке. Грустно ему. Еще недавно в школе ерундой занимался, а тут надо что-то учить, да еще много к тому же. Скучно. «Хоть бы», - думает, - «забрал меня с этой пары кто». Тут открывается дверь и входит секретарь. «Марья Самуиловна», - учительницу спрашивает, - «дадите мне ваших мальчиков для подсобных работ для блага университета?» А учительница глянула на группу и говорит: «Вову и Андрея я вам не дам, они у меня очень умные. А Вася пусть идет, он работящий, ему все равно, что делать, глаголы неправильные учить или кирпичи грузить».
Работа оказалась не очень сложной. Машину с капустой для столовой пригнали, надо было ее разгрузить. Ребят собрали со всего курса. Чтобы зря не бегать, выстроились они в цепочку и стали капусту друг другу передавать. С машины в дверь, дальше через коридор и прямиком в хранилище. А в хранилище двое ребят ее принимали: Вася и другой мальчик, Прохор. Вот грузят они капусту, а Вася решил пошутить. Выждал момент, и как швырнет кочан Прохору в лицо – лови, мол. А тот замешкался что-то, неловкий был, хиленький. Кочаном ему заехало, так он упал и лежит. Типа, не трогайте меня. Вася подождал, а этот чудик не поднимается. Тогда подошел, глянул, а Прохор, типа, помер. Что делать? А в хранилище больше никого не было, только они двое. Тогда Вася положил Прохора в уголок, и капустой закидал. Потом вышел – вроде, я тут один был, за двоих работал. Все на первом курсе друг друга плохо знали, да еще и домой торопились. Так Прошу никто и не хватился.
Прошло полгода. Встал как-то раз Вася утром рано, а на столе записка от мамы. «Буду поздно, не скучай. Суп в холодильнике». Ну, Вася решил, что в университете сегодня делать нечего, поставил кастрюлю с супом на огонь и компьютер включил. Играет он, вдруг слышит – звук такой тоненький. Тут до него дошло, что кастрюлю то он с огня не снял. Побежал на кухню, выключило газ. Потом вынул тарелку, взял ложку, сала отрезал кусок, поставил кастрюлю посередине стола, и уже сытный ужин предвкушает. Только поднял он крышку – а там голова Прохора плавает. Прохор сильно не изменился, похудел только, да на щеках у него какие-то знаки странные намалеваны. Плавает голова, и тихо, но пронзительно свистит. Этот свист Вася и слышал у себя в комнате. А потом голова открыла рот и говорит: «Эх, Вася! За что ты меня кочаном убил? Меня персонал столовой нашел, расчленил и засолил. Вот за это я тебя сейчас сожру!»…
История пятая, про белую Халяву.
Сдавали мы раз лексикологию. Причем, общую. Учебников понабрали, сидим, зубрим. Суффиксы всякие, префиксы, словари, треугольнички с концептом и денотатом запоминаем. А Лёня говорит: «Да ну, вас, к чертям собачим! Не хочу эту муть учить». И не стал. Тут праздники пошли – первое мая, потом девятое. А двенадцатого хватились – на следующий день экзамен. Ну, сидим по домам, дрожим.
А Лёне совсем гадко. Он повеселился, как насекомое из басни, и ничего не выучил. Тут девушка его, Ирина, и говорит: «А ты попробуй халяву заманить!» Лёнька совсем от страха одурел, спрашивает Ирку: «То есть как это?» «А вот так. Ты в полночь форточку отвори, высунь зачетку и кричи – «Халява! Ко мне!» Вот она и к твоей зачетке и прилипнет».
Колебался Леня, колебался, а потом решил попробовать. Конечно, предрассудок это и суеверие, только что делать? Проводил девчонку домой, вернулся, дождался ночи. Открывает он окно. Там ночь, темнющяя, зараза, ничего не видно. Чуть он зачетку не потерял. Но изловчился как-то, собрался духом да как заорет: «Халява! Милая! Иди ко мне!»
Сие сотворивши, лег Лёня спать. Только вдруг звонок в дверь. Родители спросонок орут: «Леонид, открой!» Открывает он дверь, а там женщина стоит. В пальто рваном и платке пуховом. Лицо у нее какое-то кривое, изо рта клыки торчат, а глаза разного цвета и бегают, как у козы. «Чего тебе?» «Так это я, Халява белая! Ты меня, Лёня, звал? Вот я и пришла!»
История шестая, про уборку территорий.
Однажды в субботу сидят студенты с факультета истории и культурологии на последней лекции. Вдруг дверь в аудиторию открывается, и входит завхоз. «Что, орлы, скучаете?» «Скучаем…» «Ну, пойдемте тогда. Дело к вам есть»...
А дело было тупое очень. Надо было территорию, прилегающую к старому корпусу убрать. У студентов тридцать минут мучений оставалось, а потом домой можно было идти, а тут к вечеру бы с работой управиться. Да только с завхозом не поспоришь…
Взяли лопаты, веники, носилки, и закипел общественно полезный труд. Только Марту Каблукову работать не захотелось. У него, видите ли, костюм новый, как бы его не запачкать, да плюс он на свадьбу к сестре опаздывает. Вот он стоит и ничего не делает. А завхоз делает вид, что ничего не замечает. Наконец Каблуков не выдержал. «Генрих Зигфридович, можно я домой пойду?» «Ну что ж, иди. Только на тебе ключи, сходи в старый корпус. Я там водички из-под крана попил, когда лопаты брали, а кран, боюсь, забыл закрыть. Как бы не затопило все»… Каблуков обрадовался: все-таки лучше до старого корпуса добежать и вернуться, это всего делов, что пять минут а про товарищей, которые честно свою норму выполнят, он и не подумал даже.
Прибежал Март в старый корпус. Там, как обычно, никого нет. Художники разошлись, а философов в субботу на занятиях отродясь никто не видел. Зашел Март в туалет, вода и правду из крана течет. Тут Каблуков и решил над Генрихом Зигфридовичем пошутить. «Скажу ему, что все в порядке, а воду не выключу. Пусть все затопит, а завхозу потом влетит!»
Придумав такой коварный план, пошел довольный Март к выходу. Только дернул он дверь, а она не открывается. Заперта, значит. «Что это за шутки?» Дернул Март дверь посильнее, как вдруг за спиной у него шум. Открываются двери в семи кабинках и выходят семь мужичков. Маленькие, да кряжистые, с бородами, в фартуках. Как они в университете оказались?
Главный из них, в альпийской шапочке, посмотрел на Каблукова и говорит: «Что ж ты, Март, трудиться не хочешь? Нехорошо лентяем быть!» Сказал он это, схватил Марта поперек туловища, словно тот куклой был, и в унитаз за собой уволок. Так Каблуков оказался в царстве гномов. И прожил он там тридцать лет. Давали ему самую грязную работу, били нещадно, а гномихи вообще свирепствовали. Когда миновал этот срок, Мьёдвитнир (так главного гнома звали) вывел Марта в его мир. Оказалось, что в мире Каблукова была та же суббота, он за тридцать лет не постарел, только костюм его новый был грязный и перепачканный нечистотами. Гном в последний раз посмотрел на Марта, сказал: «Ну и видок у тебя!», и скрылся в унитазе.
Идти домой в таком виде днем и вправду было нельзя. Пришлось ждать ночи. А когда Март тайком пробрался домой, искупался, сменил одежды и пришел на свадьбу, то его не узнали, и не пустили в ресторан. Так отомстил лентяю завхоз Генрих Зигфридович, который и сам был гномом, но тщательно это ото всех скрывал.
История седьмая, про сексологию и зюзликов.
Читали раз на втором курсе в качестве факультатива сексологию. Вот пришел раз Витек на нее. Сидит, а лектора не слушает. Его больше не теория интересует, а практика. Потому он в тетрадку ничего не записывает, а на студенток глазеет. Лектор, конечно, заметил это, но тактично замечание делать не стал. Когда только звонок раздался и Витек к выходу пробираться стал, то преподаватель его тормознул и говорит: «Что же вы, молодой человек, на лекции мои плохо ходите? Чует мое сердце, что я вас сегодня в первый раз вижу». Витьку бы соврать что-нибудь, типа больной я, или в Германии по обмену был, а он в гордыне своей оборонил: «А я и так все знаю». Лектор улыбнулся только и говорит: «А вот спорим, что не все. Что, например, вы делать будете, если девушку к себе пригласите, а тут зюзлик заявится?» Витек плечами пожал. «Вот, на следующей лекции я об этом и буду рассказывать. Так что – обязательно приходите».
Только, конечно, никуда в следующий вторник Виктор не пошел. Дела у него какие-то важные обнаружились. Так и не прослушал он ту лекцию. А через месяц познакомился он с девушкой. Понравилась она ему, вот и договорились они встретиться. И так вышло, что пришли они к Витьку домой. Посидели, поговорили. Тут девушка вспомнила, что маме позвонить надо. Вышла в коридор, а Витек остался. Сидит, радуется, что телку симпатичную снял. Вдруг видит – в углу кто-то, сам серый и страшный, и из бисера фенечку вяжет. «Ты кто?», - спросил Витек. «Як кто? Я – зюзлик! Что же ты, Витя, бездельничаешь, кто за тебя учиться будет? Сейчас я тебя проучу!» Тут зюзлик встал, и Витек видит, что зверек-то вроде как небольшой, а когти и зубы у него ой-ой-ой... Забился Виктор в угол и только и думает, что если бы сходил тогда на лекцию, то знал бы теперь, что делать…
Девчонка позвонила, подошла к двери в спальню, дернула ручку – что за ерунда, заперто! Она стучать… Только слышит – там, за дверью, возня какая-то, шум странный, словно ковер на улице выбивают, а потом голосок такой тоненький пропищал: «Занято», и все стихло...
История восьмая, про фино-угрские суеверия.
Читали как-то раз художникам курс мифологии. Так, всякие выдумки, вызванные примитивностью общественного сознания на ранних формациях и вообще низким культурным уровнем первобытной родовой общины. Альберт лекции вроде посещал, но, очевидно, невероятные бредни про всяких там древних греков и римлян его особо не вдохновили. А когда дело дошло до раннего средневековья, то свободная практика началась, так что не до этого было. Только вот на последней посещенной лекции услышал Альбер про карело-финский эпос. Всякие там медвежьи уши, нейтси-кэне-нуорукэне, Вайнямёни и дева лосось и тому подобное.
Практика закончилась, началась сессия. Тут Альберт и поплыл. Английский язык сдавать надо, а он, грешным делом, так запрактиковался, что даже алфавит иностранный забыл. Что тут делать? Сидит он горюет, он нечего делать конспекты просматривает. И вдруг нашел он в тетрадке по мифологии последнюю лекцию. Особо привлекла его внимание история про то, как один особо ленивый герой от трудности и общей трагичности экзистенции выловил себе в море жену-треску. Так вот, она за него все дела по дому делала, да еще каким-то странным образом помогала на войне и на охоте.. Только вот чем эта история закончилась непонятно было – последний листик выдран был, чтобы записку одной подруге написать.
Умный Альбер был, или нет, а запала ему эта руна в душу. И решил он это суеверие в жизнь воплотить. Пошел в магазин, купил себе треску, потом пригласил друга, купили они пива и справили свадебный обряд. Так Альбер женился на треске. Затем лег он спать, а треску, как положено по легенде, оставил на ночь у друга, заручившись обещанием, что тот не будет посягать на честь замужней рыбины. И вот спит Альберт и видит – подходит к нему девица красоты невиданной и ласково спрашивает: «Милый, что ты грустишь?» «А как мне не грустить? Завтра английский, а я в нем ни в зуб ногой…» «Не грусти. Утро вечера мудренее. Теперь у тебя я есть…»
Пришел утром Альберт на экзамен, а с ним еще пятеро друзей, один другого умнее. Стоят возле аудитории и бояться. Тут профессор идет. Глянул он, кого ему бог послал, и скривился, как от зубной боли. Вот начался экзамен. Заходит первый – неуд. Второй – то же самое. Третий – его вообще профессор взашей прогнал. Остались Альбер и еще один товарищ, Ваня. Глянул на них профессор и говорит. «Что то устал я с вами, черти. Идите, купите мне пива, а то вчера день лингвиста был, уморился я де Соссюра цитировать». Ванек шмелем слетал, выпил профессор, подобрел и поставил оболтусам четверки.
Альберт счастию своему поверить не мог. Взяли они с Ваньком еще пива, пошли к другу, который треску хранил, а тот мрачный ходит. Ему всю ночь какая-то девка снилась, страшная, злая, как собака, да еще и кричала, чтобы он ее и тронуть не смел. В общем, отпраздновали они успех на экзамене. А треску, чтобы не испортилась, съели.
В тот же вечер пришел Альберт домой, а по дороге еще и старую подругу встретил. В общем, если везет, то во всем. Тут еще и родители Альбертовы записку оставили: «У нас ночная смена. Кушай, отдыхай, а мы только в обед следующего дня будем». В общем, лег Альберт в кровать, а подруга в ванную пошла зубы чистить. Лежит Альберт в полудреме. Слышит, открылась дверь. Подруга по полу босыми ногами шлепает. Подошла к нему, легла рядом. «Че ты такая мокрая?» Она молчит. Лежат они вместе. Минуту. Вторую. Третью. А потом Альберт слышит, что та, которая рядом, тихо так поет:
«Мой муженек сосватал меня,
Веселой и шумной свадьба была.
Ему я с радостью помогла,
В благодарность под пиво меня съел тогда,
Потом потаскуху привел в домик наш –
Кровавой расплаты настал для них час…»
История девятая, о вреде курения.
Вывесили у нас объявление. «Курить нельзя. Кто будет, того отчислят. А если не отчислят, то уж точно оштрафуют». Что делать? Курить все равно хочется. Тогда стали курильщики собираться в старой трансформаторной будке. Главное, видно, как из нее круглые сутки дым валит, и как оттуда потом довольные студенты и студентки потом выбегают, а поделать ничего нельзя, так как будка не приписана к территории университета.
Особенно бесило это нашего физрука Тихона Тимуровича. Он просто не знал, как извести это осиное гнездо. Чего он только не делал: санкциями грозил, примеры пагубных последствий вредных привычек и распущенной жизни вообще приводил, только ничего не помогает. Как бегали, паршивцы, в будку, так и бегают. Тем не менее, зная целеустремленность и находчивость Тихона Самолетыча можно было предположить, что что-то рано или поздно произойдет.
И вот в один хороший осенний день, накануне праздника, известного в англоязычном мире под именем Halloween, на кафедре иностранных языков, где, как известно, обитали наиболее злостные курильщики, появилось следующее объявление: «Внимание! Сегодня ночью в честь дня всех святых состоится парад-карнавал курильщиков «Нашу волю не сломить». Сбор в трансформаторной будке в 23.00. Господа курильщики! Очень просим вас не опаздывать!»
Заявление было, что и говорит, странноватое. Некоторые сразу решили, что что-то тут не так. Другим просто лень было к университету на ночь тащиться. Третьи встречали Хэллоуин по-своему. И лишь небольшая группа повелась на это объявление. Было среди этих отважных студентов трое пацанов и четыре девчонки. Вот пришли они, расположились в будке, курят, выпивают, что с собой принесли, о чем-то беседуют. Только вот что странно: вроде бы карнавал замышлялся, а пусто внутри и неуютно так же, как обычно. Но потом подумали: наверное, в этом и есть вся фишка. Потом, когда часы двенадцать пробьют, народ зайдет, и будет весело, хотя и на полу окурки, а все стены заплеваны и непристойными надписями размалеваны.
Вот часы пробили двенадцать. Точнее, у одного парня часы китайские какую-то мелодию пропищали. То ли «Jingle bells», то ли «Rammstein», уж больно неразборчиво. Ну, подождали еще десять минут. Ничего не происходит. Тогда одной девчонке надоело все, она и говорит: «Все, надоело! Что мы тут как дураки сидим? Пойдемте, лучше, в кабак! Там хоть музыка есть!» Делать нечего. И впрямь, уж больно в темноте в будке холодно и неуютно. Только дернули дверь – а она заперта!
И тут раздался зловещий голос:
- Курильщики! Сколько раз вам говорили, что вы напрасно губите свое еще не до конца окрепшее здоровье! Вам твердили об этом и декан, и ректор, не говоря уж о преподавателях, которые вам вообще как отец и мать родная в одном лице! Но мало того, что вы сами себе фатально увеличиваете шансы со временем заболеть раком и умереть в муках. Вы еще и подаете пагубный пример вашим товарищам, детям и беременным женщинам!
Тут голос сделал паузу, его неизвестный обладатель прокашлялся и, судя по всему, чего-то отпил из неразличимой из зловещей будки емкости.
- Но вот настал час расплаты! Напрасно будете вы кричать и извиваться в пламене, который так часто зажигали на своих адских сигаретах, а потом еще и нередко забывали гасить! Напрасно вы будете молить о помощи! Некому спасти вас! Помните, что кара, которую вы сейчас отведаете, не только в высшей степени справедлива, но еще и послужит хорошим примером всем тем, кто вздумает пойти по вашим стопам…
История десятая, про бычков - зомби.
Год прошел со дня (а точнее - ночи) страшной гибели семерых курильщиков. И вот, накануне очеред-ного дня всех святых сидим мы с Русланом Тавлеевым в парке напротив университета. Отсюда нам хорошо видны остатки сгоревшей будки, а потому думы, которыми полны наши не очень, скажем честно, светлые головы печальны и пронзительны, как последний крик журавля, навсегда покидающего родину и удаляющегося в добровольное, но от этого вовсе не менее горькое изгнание. Тут Руслан и спросил сдуру:
- Интересно, а кто все-таки их спалил?
- Да кто это знает…
Не успел я договорить, как из кустов вылезли двое. Парень и девушка. Странные какие-то, лохматые, все растрепанные. Парень сразу мимо нас к остановке двинул, а девчонку, видимо, наш разговор заинтересовал. Она вдруг остановилась рядом со мной и Русланом и капризно так говорит:
- Правда, Кирилл, а кто этих бедняжек спалил?
- А я откуда знаю? – парень тоже остановился, повернулся, тоже подошел к нам, и я вижу, что глаза у него какие-то совсем безумные.
- А ты можешь узнать?
- А кому это надо?
- Как кому? Мне. Да и ребятам интересно, правда?
Нам бы промолчать, да Руслана кто-то за язык опять потянул:
- Конечно.
- Ах, так. Тогда смотрите…
Тут Кирилл вытаскивает из куртки пачку сигарет, открывает и вытаскивает оттуда семь сигаретных окурков, или бычков, как их иногда называют. Тоже странно: если подумать, зачем нормальному парню окурки в пачке из-под сигарет с собой таскать? А дальше уж пошла совсем чертовщина. Положил он эти бычки в круг, взял у Руслана бутылку, где немного вина оставалось, и стал на каждый окурок брызгать, и его именем нарекать. Так три бычка получили у него мужские имена, а четыре – женские. А потом Кирилл, как ни в чем не бывало, взял девчонку за руку и собрался уходить. Та, конечно, упрямится:
- Подожди! Мы же ничего не узнали!
- Завтра узнаете… А вы, бычки, теперь не просто бычки. Вспомните тех, чьи имена теперь носите, найдите того, кто вас спалил, и поговорите с ним о жизни после смерти и прочих логических контродикциях...
Назавтра я специально не поленился, пораньше пришел. Смотрю, а там, где бычки лежали - ничего нет. Оно и понятно – пнул их кто-нибудь, или уборщица смела. Я аж плюнул от досады, ведь и вправду ловко нас тот олух надурил, перед девкой покрасовался. Тут и Руслан подошел. Поговорили мы о всяких вещах, а потом в университет пошли. Первой парой как раз физкультура была.
Переоделись, сели на скамейке у стены и ждем. Только вот никто не идет. Так вот прошло полчаса, а потом вдруг появился Модест Карлович, тренер по настольному теннису. Подходит к нам с такой улыбкой таинственной и говорит:
- Ребята, идите, снова переодевайтесь. Сегодня физкультуры не будет…
Ну, пацаны обрадовались, побежали толпой в раздевалку. Мне же интересно стало, подошел и спрашиваю:
- Модест Карлович, в чем, типа, дело?
А он посмотрел на меня заговорщицким взглядом и говорит:
- Тихон Тимурович сегодня ночью повесился…