Музыкальная кухня Аркадия Шилклопера

Александр Васеха
Музыкальная кухня
Аркадия Шилклопера

Беседовал Александр Васеха
http://www.newgates.nnby.ru

 Аркадий Шилклопер — валторнист, мультиинструменталист, композитор, великолепный импровизатор в особом представлении не нуждается. Нижегородская публика его любит, а он отвечает ей взаимностью. Недаром премьеру своего нового проекта «TRIBUTE To “YES”» он сыграл именно в Нижегородской филармонии. Сыграл великолепно. А еще — порадовал слушателей звучанием уникального инструмента — альпийского рога. Музыка Шилклопера - явление уникальное, зачастую она рождается в импровизации, прямо на сцене, а не за письменным столом на нотном стане. Это красиво, изящно и смело, это надо видеть и слышать.
      
 

-Тема сегодняшнего разговора проста и понятна — музыка. В ее разнообразнейших проявлениях. Все познается в сравнении, какой образ можно выбрать для описания вашей музыки и творчества?

Я очень люблю сравнения, так проще объяснить, что представляет собой та музыка, которую я делаю.Я могу назвать составляющие. Как в рецепте салата или супа, который мы варим. В принципе, можно сравнить мои музыкальные эксперименты с кухней.

-Существует же понятие «творческая кухня».

В принципе, когда так говорят, имеется в виду другое — как создается произведение, как приходит вдохновение, откуда берутся идеи. Когда я что-то начинаю сочинять или придумывать, мне действительно хочется, чтобы мое блюдо было «гурмэ» - вкусное и изысканное. Не всегда получается. Как и у любого повара, у меня есть определенные секреты, но и у хороших поваров бывают блюда как более удачные, так и менее...

-Если говорить о рецепте, с чего нужно начинать? Что самое главное? Классика?

Основа, ты прав, конечно же академическая. Звукоряд, инструменты. Грубо говоря — это основные ингредиенты. Вообще говоря, основные продукты практически во всех кухнях мира одни и те же.

-Без соли редко кто обходится...

Да. А вот специи, нюансы в каждой культуре, и у каждого народа свои. Они очень разные. Именно они и придают особый вкус, неповторимый аромат. Хотя рыба — во всех океанах рыба. Только по-разному называется. Однажды во время турне по Норвегии мы с моим коллегой Мишей Альпериным ели очень вкусную рыбу «стайнбит». Мы сломали себе голову: «Что же это за рыба такая - «стайнбит»?». В конце концов нам ее показали в аквариуме. Оказалось, что это обычная зубатка. Конечно, такие вещи происходят и в музыке тоже.

(Пример из музыки. В арсенале мультиинструменталиста Аркадия Шилклопера почетное место занимает альпийский рог. Этот инструмент — не просто национальный символ Швейцарии, в его звуке — снежные вершины гор, сказания о драконах, рыцарях и прекрасных дамах, это целый пласт европейской культуры. Впрочем, как тип духового инструмента альпийский рог имеет «родственников» в разных частях земного шара: «динголо» пигмеев Центральной Африки, «диджериду» аборигенов Австралии, «трудруку» индейцев Андских нагорий в Чили, «дунг» горцев Тибета, «лигаву» жителей польских Татр. Короче говоря — хоть горшком называй, только в печь не ставь.)

Я прошел все составляющие академического образования: закончил музыкальную школу, военно-музыкальное училище, Гнесинский институт, играл в Большом театре, потом работал в Московской филармонии. Весь этот академизм балетно-оперно-симфонический я в себя впитал. И рос на этом. Параллельно, конечно же, слушал и джаз, и рок. Пробовал другие кухни. Мне было интересно наблюдать за тем, как различные стили и музыкальные направления пресекаются. Этот интерес и стал мной двигать. Моя давняя любовь - по-сути академическая рок-группа «YES» с полифоническим развитием музыки, сложной метроритмической структурой. Все это было неожиданно для рок-состава. Даже для группы прогрессивного арт-рока. Огромные композиции по полчаса звучания, со сложнейшей структурой. Были подобные попытки и у «Pink Floyd», «E.L.P.», которые тоже вышли из академической музыки, «специально обученные», хорошо знающие академическую традицию. Рок и стал моей первой «внебрачной связью». Я играл на гитаре. «Снимал»  «Deep Purple», «Grand Funk Railroad», «Uriah Heep». Мне всегда нравились красивые высокие голоса. Тот же «Дип Пёпл» без Яна Гиллана мне не так близок. Без Роберта Планта «Led Zepellin» не «Led Zepellin». Я, ксати, был на концерте «Deep Purple», на котором Гиллан хрипел, не мог взять ни одной высокой ноты. Я тогда очень расстроился, даже ушел с концерта. Я плакал... Такое же значение имеет и Йон Андерсон в «YES». Из всех вышеперечисленных в моей жизни только они и остались, может быть как раз потому, что они наиболее академичны. Хотя и они после альбомов «Tales From Topographic Oceans», «Relayer», «Tormato» выпустили «Open Your Eyes» - совсем не интересный. И вдруг выходит «Magnification» - новый взлет. И это было очень приятно и радостно.

-То, что для «YES» - «попса», для других — недостижимый уровнь мастерства.

Они сами к некоторым своим творениям относятся скептически. С другой стороны композиция  «Owner Of A Lonely Heart» с не очень удачного альбома со странным названием «90125» попала в десятку лучших хитов, чего никогда с композициями этой группы не было. Они сделали себе рекламу, группа стала более известной, с другой стороны — они сделали шаг навстречу толпе. И они это признают, и ничего в это страшного нет. По моей просьбе мой друг и соратник по ансамблю «Pago Libre» Джон Вольф Бреннан, тоже большой фан «YES», сделал аранжировку этой пьесы, мы ее будем играть. Это действительно хит. Кстати, для ансамбля «Pago Libre», который мы надеемся привезти в Нижний Новгород, следующий год будет юбилейным и завершающим. Мы решили, что двадцать лет — достаточно для ансамбля. Необходимо поставить точку. Все нужно делать красиво. И расставаться в том числе. Впрочем, с «Moscow Art Trio» мы тоже пытались расстаться лет десять назад, но продолжаем играть до сих пор.

-Это альянс с Сергеем Летовым?

Нет, это альянс с Михаилом Альпериным и Сергеем Старостиным.

-Тот самый Старостин, который играл с Инной Желанной? Главный фольклорист России?

Да, тот самый. У него аутентичная манера пения, но при этом музыкально он абсолютно «академический» человек. Хорошо знает традицию и не просто как музей хочет ее сохранить, а развивает, участвует в различных проектах — околоджазовых, околороковых...

-Вот так плавно мы подошли к этномузыке.

Этномзыка для меня тоже очень важна. Но я не хотел бы стать австралийским аборигеном или пигмеем...

-Начнем с музыкальных инструментов. Например, альпийский рог не из тех инструментов, которые можно заказать по интеренету, прочитав в справочнике как извлекать звук. С ним нужно соприкоснуться вплотную, чтобы полюбить. А потом стать еще и одним из самых известных исполнителей на инструменте.

Я действительно столкнулся лбом с этим инструментом в Германии. Мой приятель и коллега валторнист Андре Бабинец чешского присхождения, живущий в Германии, меня с ним познакомил. Я был у него в гостях, он знал, что я экспериментатор, интересуюсь различными формами, возвращаясь к началу разговора - «национальными блюдами» и люблю «кухарить». Он сказал: «А вот смотри — у меня есть альпийский рог. Мастер сделал серию из четырех инструментов и один, если ты хочешь, есть для тебя». Поначалу я скептически к этому отнесся, но увидел — красивый, деревянный, четырехметровый! Чудо! Поиграл на нем. Ничего поначалу не понял. Но в дальнейшем начала получаться иная вибрация, дерево звучит совсем по другому чем медь. И когда я стал более серьезно заниматься, стал получать и другие эмоции. Между прочим, выяснилось, что это очень полезные для здоровья вибрации. В Швейцарии был доктор, который открыл клинику и лечил людей с проблемеми дыхания при помощи альпенхорна. Пациенты играли у него на альпийских рогах. Инструмент использовался, как медицинское средство. Вот и мое будущее. Когда закончу играть, тоже открою клинику. Где-нибудь в чистом поле или в горах буду лечить людей. Без шуток, это очень серьезная проблема, причем не только у нас. Я с удивлением узнал, что эта проблема стоит остро, например, в Норвегии. Бронхиты, астма. Несмотря на то, что там все в порядке с экологией, чистый морской воздух. Так вот, возвращаясь к рогу. Я начал слушать различные записи и однажды во французском городе Милюзе участвовал в джазовом фестивале. Мы там были несколько дней,  ходили на всевозможные концерты, которые казались интересными. Я попал на концерт квартета альпийских рогов, который называется «Митта-квартет». Руководил им Ханс Кенелли — джазовый трубач, один из энтузиастов альпийского рога. Мы сним были знакомы, он приезжал в Москву со своим джазовым ансамблем. Я даже и не знал, что он играет на альпийском роге, удивился. Так вот, в церкви четыре альпийских рога играли весьма ритмическую, необычную, оригинальную музыку. Практически рок. Это меня вдохновило. Вплоть до того, что после концерта я подошел к Хансу и попросил поиграть, попробовать инструмент. Взял один из рогов, начал играть, закрыл глаза. У меня тогда была пьеса, которую я записал на своем альбоме «Hornology», она называлась «Ostinato». Оказалось, что она написана в формате и в натуральном строе альпийского рога. И я начал ее наигрывать. А она достаточно виртуозная. Грубо говоря, стал «примерять»свою пьесу к альпийскому рогу. И стало чего-то получаться. Я, естественно, увлекся. А когда открыл глаза — увидел человек двадцать фотографирующих и снимающих меня на камеру. Сам Ханс ко мне подошел и сказал: «У тебя же «натюрталант! Ты же прирожденный альпхорнист!». На что я c большим недоверием отреагировал, но тем не менее он этот вирус в меня вселил. Вот тогда я и приобрел альпийский рог, поменявшись с Андрэ Бабинецом. У меня была валторна, которая не устраивала меня по качеству, а рог я взял с собой. Он у меня дома долго стоял в углу — просто красовался. И то — наполовину разобранный, потому что во весь рост не умещался. Домов с таким потолками в России немного... Потом начал примеряться к инструменту, думать, что можно сделать, слушать традиционную музыку, искать музыку, написанную композиторами для рога. Сказать по правде, я не был вдохновлен ничем, кроме «Митта-квартета». Потом появился еще один Швейцарский ансамбль «Roots of communication». Это трио - барабанщик и два альпийских рога. Короче говоря, я по крупицам собирал специи, с помощью которых потом и появилось блюдо под названием Аркадий Шилклопер.

-Если взять весь список специй. Фортепиано, валторна...

Всего по немножку. Фортепиано параллельно с валторной, гитара, бас-гитара, Позднее появился флюгельгорн, вагнер-туба, охотничьи рожки. Одно из последних моих приобретений — мелофон — инструмент между валторной и трубой. С ним пока еще я не выступал. Есть у меня «марширующая валторна» с раструбом вперед, на которой в Америке любят играть военные оркестры. Есть несколько диджериду. Есть альпийский рог в форме саксофона — необычный инструмент. Просто деревянный саксофон без клапанов. Нравилось играть на контрабасе — низкая вибрация, потрясающе!

-Любимый инструмент?

Любимый валторна, конечно. Все-таки я его на альпийский рог не променяю. Валторна остается валторной, это моя первая любовь.

-И вот, критики ходят друг к другу и обсуждают с серьезными лицами, кто же такой Шилклопер. «Он конечно джазмен, но не джазмен». «Да нет, он погряз в этно». «Я слышал этно, какое же это этно, это джаз!» И так далее по кругу...

Это хорошо. Это мне очень нравится.  Вкусы. Люди приходят в ресторан, заказывают одно и то же блюдо. Оно им по душе, они готовы его есть каждый день. А другой плюется и говорит: «Что ты за ерунду мне дал?!» Это очень человечно, очень по-настоящему. Я понимаю, чего люди хотят. Они хотят поставить музыку в определенную ячейку с соответствующей надписью. Так спокойнее. Но играть от стенки до стенки неинтересно. А если меня спросят, я смогу только обозначить, из чего моя музыка состоит. Ингредиенты, из которых сварен мой суп. Здесь-классика, здесь-этно. Кстати, у меня есть недруги в Швейцарии, которые считают, что я «слишком чисто» играю на альпийском роге, я не использую обертона, которые используют традиционные музыканты, что я «слишком виртуозно» играю на инструменте и природу инструмента сломал. И это правда! Да сломал. Сломал привычное понимание и привычное отношение к альпийскому рогу или валторне. Да, я на валторне играю не так, как обычные валторнисты играют на ней. Но я могу и так, и так. Сейчас время универсальных музыкантов. А где вы были? А вот там! Рюкзачок сегодня должен иметь каждый музыкант. И в этом рюкзачке должны быть различные стилистические компоненты. Я продолжаю играть с электроникой, занимаюсь этим серьезно. Инженерная работа — выстраиваю тембры, нахожу аппаратуру, делаю записи, пропускаю звук валторны через процессор, становлюсь таким «человеком-оркестром». И у меня примерно десять концертов в год — сольное музицирование. Это достаточно трудно. Нужно очень точно знать, что ты хочешь сделать, электроника тебе подыгрывать не будет. Хотя я против электронного звучания как такового. Мне кажется, электроника сама по себе неинтересна. Вот, например, музыка Вангелиса мне не нравится. Но когда они записали совместный альбом с Йоном Андерсеном, получилось замечательно. Все звуки я пропускаю в первую очередь через себя. Сигнал даю я. Однажды в Америке я играл концерт с электронщиком. Он сидел на сцене с компьютером, брал от меня сигнал, пропускал через процессор. И моим звуком выводил то, что сам хотел. Творил. Это был очень необычный концерт, такое переливание крови. Странное явление, но я люблю такие.

-Вы работаете с полностью аутентичными народными коллективами?

У нас есть совместный проект «Moscow Art Trio», тувинской группы «Hoon-Huur-Tu» и коллектива «Болгарские голоса». Этому проекту уже десять лет, даем два-три концерта в год. Мы очень хорошо знакомы, спорили, ругались, находили какие-то решения. Вообще «Hoon-Huur-Tu» - очень «продвинутые» ребята. Талантливые безумно. Поют своими обертоновыми хоомеями. Очень здорово. Они взяли свою тувинскую эстетику и сделали удобоваримой, почти что попсовой. Поэтому они и популярны. Тувинское кантри. Это все равно экзотика, они не изменяют себе и делают то, что делали всегда, просто придают народной музыке определенные эстетические рамки, облегчающие восприятие. Я тоже иногда иду на такие вещи, но это все-таки не мой путь. Я предпочитаю готовить блюда элитные, эксклюзивные, для людей, которые могут их оценить.

-Можно сделать элитное блюдо и продать дорого, а можно наготовить похлебки и продать много.

Я пытаюсь балансировать. Конечно, похлебку из воды с солью я делать не буду, я по крайней мере хоть лука туда добавлю.

-Чтобы слушать вашу музыку, нужно учиться и слушателю тоже. У «специально обученного» музыканта должна быть «специально обученная» публика.

А это, в общем, и есть задача искусства. Не нужно спускаться к среднему обывательскому уровню, хотя так и делает большинство музыкантов. К тому же, подняться оттуда обратно самому потом практически невозможно. Лучше пусть будет немного людей, но они «подтянутся» выше. Пусть их меньше одного процента, но мы знаем, что это наш процент. Это те, кто понимают, куда пришли, что делается на сцене.

-А как насчет российских так называемых «монстров» рока. Известно, что вы записывались на альбоме «Джаз» с группой «Алиса», другими музыкантами.

Я считаю, что мои попытки соединиться с этой частью культуры каким-то «специальным» особенным успехом не увенчались. Да, я участвовал в записи альбомов «Алисы», «Аукциона», «Ва-Банкъ», «Поп-механика». Впрочем, Курехинская история была другой. Сергей всегда хотел, чтобы музыкант делал то, что ему свойственно, чувствовал себя комфортно. В его тусовках всегда были личности. Музыканты делали свое и он не заставлял никого делать что-то другое. В «Поп-механике» участвовали академические певицы и певцы, Борис Штоколов, Игорь Скляр, Эдуард Хиль. Курехин сам по себе гениальный человек. Его можно упомянуть и в разговоре о музыке, и о литературе, и о философии. Я помню его гениальную фразу: «Джазмены считали меня рок-музыкантом, рок-музыканты считали меня джазменом, а классические музыканты просто считали меня мудаком. Ну и пусть сосут у своего Пендерецкого...». Даже с бардами играл, однажды Никитин приглашал. У них есть очень красивые песни, и валторна хорошо звучит. Записывался с Инной Желанной. Еще у меня было концертное выступление с «Вежливым отказом»...

-Очень интересная была группа.

Да, очень необычная. Они и сейчас работают, но очень редко. Рома (Роман Суслов — вокалист, гитарист и лидер группы. Прим. Авт.) стал председателем колхоза, у него там все серьезно — бараны, овцы... Отрастил бороду. У него очень интересные тексты, любопытная музыка.

-Это всеядность?

Это желание дегустатора попробовать различные блюда, которые он сам не делает. А эти музыканты в свою очередь хотели привнести новую специю в виде Аркадия Шилклопера в свое творчество. Мне это было интересно, но я на этом не застрял, это были разовые проекты и не стало моим основным видом деятельности.

-Аркадий Шилклопер так и не стал воинствующим «борцом с попсой», как, например, Юрий Шевчук. Он просто спокойно возделывает свой садик?

Я человек достаточно всеядный. У меня только одна претензия ко всему, что присходит, будь то попса, эстрада, рок, классика, джаз — профессиональное качество. Я даже имею в виду не качество исполнительское, хотя это тоже очень важно, а то, что «цепляет», то что берет за душу, когда ты понимаешь, что это настоящее. А критерии профессионализма у всех разные. Кто-то любит играть чисто, кто то — наоборот, добавляет какие-то «левые» нотки.

-Роберт Фрипп из «King Krimson» писал, что лучшая импровизация — это хорошо отрепетированнная импровизация.

Я тоже люблю слово «компровизация», когда импровизации подготавливаются. Это не означает, что ее надо выписать нота в ноту, но направление задается и каждый заранее знает, что хочет сказать со сцены. Это импровизация на тему. И это можно сделать изысканно и изощренно. Поскольку я вышел из академического мира, то я люблю использовать такие техники, как ритмическая, полиметрическая, динамическая , тембральная импровизации, импровизацию формы и структуры, и так далее. Для меня это понятие гораздо шире. Кстати, есть еще понятие интерпретации.

-После репетиции заходил музыкант из оркестра. Говорит: «Такие сложные партии у Шилклопера, все ждал, когда же он «киксанет». А он все чисто играет!». Это я вот к чему. Помните, в Захаровском «Обыкновенном чуде» был охотник, который убил 99 медведей и начал книжки писать, на охоту ходить перестал. Ему говорят: «Убей сотого!». А он: «Я великий охотник, если я сейчас промахнусь — что скажут люди?». «Промахнуться» не боитесь?

Гениально! Я «киксую» как и все. Люди, которые со мной играют, это знают. Часто это выглядит как будто это часть художественного замысла. Я просто научился «киксовать», вообще не ошибаться невозможно, мы же не роботы. Есть некоторые секреты. У нас, музыкантов, которые занимаются импровизационной музыкой, ошибка, дважды сыгранная одинаково, уже не является таковой. А уж если я заехал на неправильную ноту три раза подряд, скажут: «Ну, он же настаивает на этом. Значит это не случайно. Значит он так интерпретировал!». Это наши кухонные хитрости.

-Такие музыканты, как Альперин или Старостин — фигуры большие и самостоятельные. Не тянет ли каждый одеяло в свою сторону?

Нет, мы играем одну общую музыку. Но таких музыкантов очень мало, как и таких ансамблей как «Moscow Art Trio». С Мишей Альпериным мы «пропахали» много дней и ночей, потом появился Сережа Старостин. Мы все трое — люди из разных миров. То, что мы играем вместе — это судьба. Альперин пытался играть с другими музыкантами, потрясающими музыкантами. Но он сказал так: «Это высочайший уровень, но с ними нет тайны, которую я чувствую в «Moscow Art Trio».

-У вас есть «золотые уши», продюсер, который говорит: «Шилклопер, отныне будешь звучать вот так»?

Нет, мы все делаем преимущественно сами. Много для продюссирования альбомов делает Миша Альперин. Но мы всегда в контакте со звукорежиссером, мы знаем, какого звучания хотим добиться на записи.

-Не приходилось делать совсем экстремальных шагов? Однажды мой друг композитор Андрей Зеленский поставил в Волгу рояль, на берегу сидел струнный квартет, и волны от проходящих «Метеоров» и «Ракет» захлестывали музыканта...

Таких эпатажных вещей я не делал. Все-таки это чуть дальше от музыки, как таковой. Но перформанс хороший. Во времена «Три О» мы тоже подобными вещами занимались. Воду в раструб валторны я не заливал, экспериментировал в сторону звучания, а не внешних эффектов. Например, альпийский рог без второй своей половины превращается в некое подобие диджериду. Я это называю «альпериду». Но все это только ради поиска нового звука.

-Ученики?

Прямых учеников пока нет. И, наверное, не может быть, творчество - это очень индивидуально. У меня есть, даже среди моих коллег, «фаны», которым нравится то, что я делаю. Но чтобы кто — то сказал: «Хочу так же научиться» - такого не было. Да это и не правильно. Никто не должен учиться играть так же. Единственное, что я могу — это поделиться какими-то своими секретами, дать какие-то ключики от дверей. Но открывать их каждый должен сам. Надо владеть инструментом, знать технические приемы, делать красивый звук, играть легко, знать «алфавит» и «словарь». Нужно иметь фантазию, быть гибким, как в спорте, например, в футболе. С одной стороны ты должен импровизировать, а с другой точно знать направление движения, видеть и слышать, что происходит вокруг тебя. Вот, собственно, и вся премудрость...

Фото - С. Голобородько