Приходовская Екатерина
«БЕГ»
опера в двух действиях,
семи сценах
(по одноименной пьесе М. Булгакова)
2007
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Серафима Корзухина, молодая петербургская дама – меццо-сопрано (драм. сопрано)
Сергей Голубков, приват-доцент – тенор
Григорий Чарнота, генерал – баритон
Люська, походная жена Чарноты – колоратурное сопрано
Роман Хлудов, командующий фронтом – бас-баритон
Парамон Корзухин, муж Серафимы – бас
Африкан, архиепископ симферопольский – бас
Баев, командир красного отряда – бас
Крапилин, вестовой Чарноты – тенор
Паисий, настоятель монастыря – характерный тенор
Белый Главнокомандующий – тенор
Артур, тараканий царь – характерный тенор
Белый офицер, Будёновец, Есаул, лакей Корзухина Антуан – без пения
Монахи, белые Штабные, Константинопольская толпа
Первое действие происходит в России осенью 1920 года,
4, 5 и 7 сцены второго действия – в Константинополе в 1921 году,
6 сцена – в том же году в Париже.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА 1
Октябрь 1920 года. Монастырская церковь. На скамейке, укрытый с головой попоной, лежит Чарнота. У окна – Африкан в тулупе, в виде химика Махрова. В высоком игуменском кресле сидит Серафима, у её ног, на скамеечке – Голубков. По сцене медленно проходят Монахи со свечами в руках и зажигают их у икон. Церковь освещается тусклым неверным светом.
Монахи. Плачи, плачи, Рахили, плачи, плачи, Рахили… Востени, востени, духовный Вифлеом, небеснаго дом хлеба…
Голубков. Как странно, как странно всё это, всё это словно сон, странный сон… Вот уже месяц мы бежим и бежим, и всё непонятней, всё страшнее кругом, всё словно сон, стран-ный сон, всё сон… Но мысль о Вас облегчает мне этот полёт в осенней мгле. Мы встрети-лись случайно, недавно… Вы помните, помните?.. (целует руку Серафиме)
Вбегает Паисий.
Паисий. Документики, документики приготовьте, господа честные!
Входит Баев.
Баев. А чтоб их чорт задавил, этих монахов! У, гнездо! (Паисию) Эти кто такие? Ты же говорил: «Души посторонней нету».
Паисий. Беженцы, беженцы, беженцы!..
Баев. (подходит к Чарноте, берёт у него паспорт, читает) Барабанчикова, замужняя. Где муж?
Чарнота. (стонет из-под попоны) А, а, а…
Баев. (Африкану) Документ!
Африкан. Я химик, химик я из Мариуполя.
Вбегает Будёновец, говорит что-то на ухо Баеву.
Баев. Ладно, пошли. Завтра разберёмся.
Баев и Будёновец уходят.
Африкан. Звёзды-то, звёзды антихристовы, звёзды-то звёзды пятиконечные…
Голубков. Откуда красные тут взялись? Ведь местность эта в руках у белых! Отчего это? Отчего?
Чарнота. (садится, укутанный в попону) Отчего это, отчего? А оттого, что генерал Крап-чиков задница, а не генерал. Конница красная в тылу, а он в винт сел играть!
Африкан. (крестясь) Интересная особа! Интересная особа!
Шум за окном. Отсветы факелов.
Голубков. (подбегая к окну) Белые, белые! Клянусь, белые!
Вбегает Люська, видит Чарноту, бросается к нему.
Люська. Гриша! Гриша! Живой! А мы по тебе панихиду собрались служить. А ты живой! Живой!
Чарнота. Смерть видел так вот, как твою косынку. Поехал я в штаб к Крапчикову, а он меня в винт посадил играть. Будённый – словно с небес! Штаб перебили весь. Я в окно – и в посёлок, к учителю Барабанчикову: давай документы!.. Приползаю в монастырь, гляжу – а документы бабьи – жёнины, да удостоверение, да удостоверение: беременная. Лежу, рожаю… Вдруг слышу: шпорами – шлёп, шлёп…
Люська. Кто?
Чарнота. Командир-будёновец.
Люська. Ах!
Чарнота. И паспорт он взял, а попону – не поднял!
Люська. Ах!
Чарнота распахивает окно.
Чарнота. (кричит) Здравствуйте, гусары! Здорово, станичники!
Чарнота и Люська выбегают.
Паисий. Братие! Сподобились мы владыку от рук нечестивых спасти и сохранить! (Афри-кану) Владыко, прими вновь жезл сей!
Паисий и Африкан. (вместе) Воззри с небес, Боже, и виждь и посети виноград сей.
Монахи. О Господи, Господи, всея твари владыка! Услыши, услыши, помилуй нас! По-милуй нас, умилосердися на нас! Иного бо прибежища, иного утешения, кроме Тебе, кро-ме Тебе, не имеем.
Разговорный диалог во время звучания хора:
Белый офицер. Женщина, документ!
Серафима. Я Серафима Владимировна Корзухина, мой муж – товарищ министра торговли. Я бегу к нему, в Крым.
Белый офицер. (Голубкову) А вы?
Голубков. Я сын профессора-идеалиста и сам приват-доцент, бегу к вам, к белым, в Петербурге невозмож-но работать…
Шум. Появляются Чарнота и Люська.
Чарнота. Вы что, отцы святые, белены объелись? Драпать надо, армия уходит – в Крым, в Крым!
Африкан. Помилуй Господи! (уходит, крестясь)
Голубков. Генерал, умоляю, возьмите нас с собой!
Серафима. (в полубреду) Мне жарко, жарко... Вы поезжайте, я останусь, останусь…
Голубков. Боже, боже! Что это такое?
Люська. Тиф, это тиф!
Серафима. Я пить хочу...
Голубков. Что же делать, Боже?!
Серафима. …и в Петербург…
Люська. Подымай её! Подымай! Идём.
Все уходят. На сцене Паисий и Монахи.
Паисий. (отчаянно) Господи! Господи! Красные прискачут, а мы звонили белым… О Господи!..
Затемнение.
СЦЕНА 2
Ноябрь 1920 года. Зал на большой станции где-то в северной части Крыма. Зал занят белыми Штабными офицерами. Штаб третьи сутки не спит, но работает, как машина. Телефонные звонки, сигналы проходящих поездов.
Штабные. – Таганаш! Таганаш! – На Карпову балку, нет, на Карпову балку! – Слушаю! – Будённый?.. – Таганаш! Таганаш! – На Карпову балку!.. – Слушаю! – Будённый? Будён-ный?.. – Я слушаю, слушаю!
Входит Хлудов с Есаулом, диктуя ему телеграмму.
Хлудов. (сладко) …Запятая. (жёстко) Но Фрунзе противника на манёврах изображать не пожелал. Точка. (грустно, ностальгически) Это не шахматы и не Царское Село. Точка. Подпись: Хлудов. Точка. (нарочито бодро) Послать Главнокомандующему.
Входит Корзухин.
Корзухин. Разрешите представиться: товарищ министра торговли, Корзухин. У меня три запроса от Совета министров. Первое: судьба пяти рабочих, увезённых Вами в ставку?
Хлудов. (вяло) Есаул! Предъявите арестованных!
Есаул ведёт Корзухина к задней двери, открывает её, указывает куда-то ввысь.
Корзухин медленно возвращается.
Корзухин. Второе… Здесь на станции груз застрял особого назначения… Этот груз надо срочно протолкнуть в Севастополь…
Хлудов. (улыбаясь) Какой же это груз?
Корзухин. (подаёт Хлудову бумагу) Пушной товар, экспортный!
Хлудов. Ах, пушной! Экспортный! (отдаёт бумагу Есаулу) Эти составы выгнать в тупик, в керосин и зажечь! (сладко, Корзухину) Третье?
Корзухин. Третье… Положение на фронте?..
Хлудов. (скучающе) А, бестолочь! Из пушек стреляют, солдат убивают, вот печка с уга-ром, сидим, как попугаи, ни ресторана, ни девочек! Зелёная тоска!.. (жёстко, зло) А по-езжайте в Севастополь и скажите, чтоб гниды тыловые собирали чемоданы! Красные зав-тра будут здесь! И шлюхам заграничным собольих манжет не видать! Пушной товар!
Корзухин. (пятясь) Неслыханно, неслыханно!..
Вбегает Серафима, Голубков и Крапилин пытаются её удержать.
Голубков. (из-за сцены) Нельзя туда, нельзя!
Серафима. Кто здесь Хлудов?
Голубков. Не слушайте её, она больна!
Серафима. Из Петербурга бежим и бежим… Всё Хлудов, Хлудов, снится даже Хлудов – и вот: сидит, молчит, кругом висят мешки, мешки да мешки… Зверюга! Шакал!
Голубков. Тиф у неё! Бредит она!
Серафима. Ждите – идут они и всех вас прикончат!
Штабные. Коммунистка, коммунистка! А, коммунистка!..
Голубков. Ну что вы, что вы! Мы из Петербурга, она Корзухина, Корзухина!..
Хлудов. Корзухина? Пушной товар! (Корзухину, сладко) Видите – Ваша супруга приехала из Петербурга!
Корзухин. Никакой супруги не знаю, эту женщину вижу впервые, из Петербурга не жду никого…
Хлудов. Искренний человек! Пушной товар! Вон!!!
Корзухин исчезает. Серафиму и Голубкова уводят контрразведчики.
Серафима. (уходя) Эх, Крапилин, что ж ты не заступишься?!
Крапилин. (став перед Хлудовым) Шакал! Стервятиной питаешься? Мимо тебя не про-скочишь: сразу ты – цап и в мешок! Да только удавками в войне не победить! Пропадёшь ты в канаве, оголтелый зверь! Ждите – идут они и всех вас прикончат!
Хлудов. Повесить его!
Крапилина уводят, накинув на него мешок. Чуть темнеет: полумрак. Хлудов в центре сцены.
Искренние люди на войне нужны, на войне любовь нужна. А нас не любят, не любят…
Ни любви, ни тепла, только ветер да мгла, только кровь да штыки, фонари да мешки. Чьё-то имя на доске. Я сижу в тоске, он висит в мешке. Надо мной и над ним луна, снег да мёртвая тишина. На Земле всё война, война… А людям любовь нужна, любовь нужна, любовь нужна.
Шум за сценой, голоса.
Штабные. Главнокомандующий!..
Хлудов. Смирно!
Выход Главнокомандующего.
Главнокомандующий. Здравствуйте, господа!
Штабные. Здравия желаем!
Хлудов. Разрешите рапорт предъявить! Три часа назад противник взял Юшунь. Больше-вики в Крыму.
Главнокомандующий. Конец?!
Хлудов. Конец.
Главнокомандующий. Да ниспошлёт нам Господь силы и разум пережить лихолетье русское. Иной земли у нас нет.
Хлудов. (отдаёт приказания) Поезд! Конвой! Ставка!
Главнокомандующий уходит с конвоем.
Генералу Барбовичу – рысью в Ялту, грузиться на суда. Генералу Кутепову – в Севасто-поль, грузиться на суда. Калинину – в Керчь, Чарноте – в Севастополь! Всем в Севасто-поль! Крым сдан!
Штабные. Крым сдан. – Всем в Севастополь! – Крым сдан. – В Севастополь, всем в Сева-стополь!..
Хлудов. На бронепоезд: огонь! Огонь! По Таганашу – огонь! Огонь!
Штабные. Всем в Севастополь, всем в Севастополь, всем в Севастополь!..
Штабные уходят.
Раздаётся залп с бронепоезда, настолько тяжёлый, что мгновенно гаснет электричество и обрушиваются обледенелые окна станции. Обнажается перрон, голубоватые электрические луны. Под первой из них, на железном столбе – длинный чёрный мешок, под ним фанера с надписью углём: «Вестовой Крапилин».
Хлудов. (один, смотрит на повешенного Крапилина) Ныне отпущаеши раба твоего, вла-дыко… Ныне отпущаеши раба твоего, владыко!..
Хлудов уходит.
Тьма.
СЦЕНА 3
Заброшенный дворец. Тишина, сумрак. На заднем плане проходят серые тени, бесконечные серые тени, идущие ниоткуда и уходящие в никуда. На сцене Африкан, совершенно потерянный, смотрит на этот не-скончаемый ряд теней. Поёт Хор, словно стонет ветер, холодный и бездомный.
Африкан. О Господи, Господи! Господи!
Они погрузились, как свинец, в великих водах, и покрыло их море. Покрыло их море.
Входят Хлудов и Главнокомандующий.
Главнокомандующий. Я ждал вас, генерал. Что, все ушли?
Хлудов. Все ушли. Все ушли, и сумерки, сумерки, как в кухне.
Главнокомандующий. О чём вы говорите?
Хлудов. Да в детстве это было.
Раз вошёл я в кухню в сумерки: тараканы на плите. Я спичку зажёг – чирк! Они и побежали. А спичка взяла да и погасла. Слышу, слышу – лапками шуршат: шур-шур, мур-мур, шур-шур, мур-мур… И со стола один за другим в ведро с водой, в ведро с водой – бух! Бух! И у нас тоже мгла и шуршание. Бежим, бежим, а куда бежим? В ведро с водой, в ведро с водой…
Главнокомандующий. Благодарю вас, генерал, и не держу вас больше. Я и сам сейчас еду в гостиницу.
Хлудов. К воде поближе?
Хлудов и Главнокомандующий молча смотрят друг на друга.
Африкан бросается между ними.
Африкан. Господи, воззри на нас и просвети и укрепи!
Хлудов. Вы напрасно тревожите Господа. Он давно уже от нас отступился. Даже воду из Сиваша угнало, чтоб прошли большевики.
Африкан. Что вы, что вы, генерал! Вы нездоровы, генерал!
Главнокомандующий. (вместе с Африканом) Вы нездоровы, генерал, и жаль, что не уе-хали лечиться!
Хлудов. Ах, вот как! А кто бы вешал, вешал бы кто? (с пафосом) «…И аз иже кровь в не-престанных боях за тя аки воду лиях и лиях…».
Главнокомандующий. Нет, это не болезнь, это ненависть!
Хлудов. Да, ненавижу. Ненавижу, ненавижу за то, что вы меня вовлекли во всё это! Где союзные рати, где российская империя? Как вы могли вступать с ними в борьбу, если вы бессильны?! О, как может ненавидеть человек, если знает, что не выйдет ничего, но дол-жен делать!..
…Теперь всё неважно. Все мы уходим в небытие.
Африкан и Главнокомандующий уходят.
Хлудов один. Вокруг тишина: поёт Хор (перед Хлудовым проходят тени).
Хлудов. Теперь мы одни с тобой. Говори, говори, солдат! Молчание давит меня. Пойми, ты просто попал под колесо, и оно тебя стёрло и кости сломало… Слышишь, слышишь, вестовой?! Мой неизменный вестовой?.. Уходи. Уходи! Я пройду сквозь тебя, как сквозь туман. Нет тебя! Нет тебя.
Тишина.
Шум за сценой, вбегает Голубков. Хлудов стоит к нему спиной.
Голубков. Ради бога, ради бога! Знаю, это безумная дерзость, но вы – главнокомандую-щий, сделайте хоть что-нибудь! Свершилось зверское преступление, и в нём виновен Хлудов!
Хлудов оборачивается. Голубков узнаёт его.
Хлудов. Главнокомандующий? Поздно. Он погрузился в небытие. Так в чём виновен Хлудов?
Голубков отступает, молчит.
Говорите! Ведь вы живой, вы не повешены?!
Голубков. Позавчера, на станции, арестовали женщину…
Хлудов. Помню. Я вас узнал. (в телефон)
Есаул! Возьми конвой и в контрразведку. Там женщина, Корзухина. Если не рас-стреляна, доставь сюда.
Голубков. Если не расстреляна?
Если она не расстреляна?!
Ах, я жалкий безумец, жалкий безумец!
Зачем, зачем тогда в монастыре я поднял, больную, зачем уговорил поехать в эти дьявольские лапы?!
Жалкий безумец! Безумец! Зачем, зачем? Зачем я повлёк её в эти скитанья? Жалкий безумец! О боже!
Хлудов. И вот с двух сторон: говорящий, нелепый, живой, а с другой – молчащий вестовой. Оба, проклятые, висят на ногах моих и тянут меня во мглу, и мгла меня призывает.
Голубков. Судьба! За что ты гнетёшь меня? Как же я не сберёг мою Серафиму? Вот он, вот он, слепой её убийца, и разум его помутился! Я убью тебя, злодей! Злодей, злодей!..
Хлудов. (бросает ему револьвер) Стреляйте. (в сторону) Оставь меня. Пусть он выстре-лит! (Голубкову) Стреляйте, стреляйте!
Голубков. Нет, я не буду, ты жалок, ты страшен!..
Хлудов. Да что за комедия?!
Входит Есаул.
Расстреляна?
Есаул. (говорит) Никак нет. Сегодня в четыре часа дня генерал-майор Чарнота ворвался в помещение контрразведки, арестованную Корзухину, угрожая вооружён-ной силой, отбил и увёз – на пароход «Витязь». В пять «Витязь» вышел на рейд, а после пяти – в открытое море.
Голубков. Жива, она жива! О жизнь! О счастье жить и любить каждый цветок, каждую душу, каждый луч, каждый миг… Люди, люди, что вы творите! О не гаси-те, не гасите священный огонь, берегите жизнь! Берегите жизнь! Боже, боже, вот мы уходим.
Благослови наш путь!
Голубков и Хлудов уходят.
Тьма.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА 4
Тьма. Появляются два блуждающих огонька. Они бродят во тьме, как бы ища друг друга, и не могут найти.
(Голубков и Серафима со свечами – эти два огонька, но видны только огоньки, а слышны их голоса.)
Голубков. Господи… Спаси, Господи… и помилуй, помилуй рабы твоя… Помилуй нас. Спаси и помилуй, помилуй нас…
Серафима. Господи! Спаси, Господи, и помилуй…
Начинают появляться другие огоньки – хор (все хористы – со свечами). «Блуждающие огоньки» в полной тьме.
Хор. Помилуй, помилуй нас…
Голубков и Серафима. Старцы и юныя, нищия и сироты, и сущия в печалех, и сущия в гонениих…
Хор. Господи, спаси нас и помилуй!
Занавес распахивается: Константинопольский базар.
Хор. – Амбуляси, каймаки!.. – Пресс дю суар !.. – Аштэ пур вотр анфан !.. – Комбьен ? – Аштэ!..
Из противоположных кулис появляются Чарнота и Артур, медленно продвигаются к центру сцены.
Чарнота торгует с лотка прыгающими чёртиками.
Чарнота. Не бьётся, не ломается, а только кувыркается!
Артур. Тараканьи бега, тараканьи бега!
Хор. Аштэ, аштэ!
Артур и Чарнота в центре сцены.
Чарнота (галантно). Я хотел вас попросить, Артур!
Артур. Нет! Я ведь знаю, что вы скажете!
Чарнота. И что?
Артур. Важнее то, что я скажу!
Чарнота. И что?
Артур. Кредит… (прокашливается) Кредит – никому!
Хор. – Аштэ! – Амбуляси, каймаки! – Пресс дю суар! – Un bock!
Чарнота. У, гнусный город! Продажный город!
Хор. Аштэ, аштэ, аштэ!
Чарнота. Восхищаюсь я тобой, Артур! Не человек, а тараканий царь! Что за нация везу-чая такая!
Артур. Если вы начнёте антисемитизм проповедовать, с вами я не буду беседовать!
Чарнота предлагает Артуру купить весь лоток с чёртиками.
Артур. Пятьдесят.
Чарнота. Чего?
Артур. Пиастров.
Чарнота. Ты смеёшься! Я дороже продаю!
Артур. И продолжай!
Чарнота. Да ты смеёшься надо мной?!
Артур. Продолжай!
Чарнота. Смеёшься?
Артур. Продолжай!
Чарнота. Смеёшься?!
Хор. – Аштэ! – Пресс дю суар!
Артур и Чарнота торгуются.
Наконец Артур берёт лоток, даёт Чарноте деньги, с которыми тот бросается к кассе бегов.
Чарнота. На Янычара!
Артур взбирается на бочку, с которой кричит, зазывая публику.
Артур. Придворная игра! Тараканьи бега! Императорские тараканы, чудом спасшиеся от большевиков!
Выходы тараканов.
Участвуют: «Не плачь, дитя»! «Чёрная жемчужина»! «Пуговица»! «Хулиган»! «Фараон»! «Баба-Яга»! Фаворит «Янычар»!!!
Тараканы занимают исходные позиции. Публика приветствует Янычара.
Хор. – Gloria! – Слава Янычару!
Балет: тараканьи бега.
Хор. – Away! – Evviva! – Canalia! – Bravo! – Пуговица, Пуговица! Viva, viva! – Пуговица forever! – Away! (скандируют) – Янычар! Янычар! Янычар! Янычар!
Драка тараканов.
Хор. – Янычар сбоит! – Быть не может! – Вся публика играла Янычара! – Все играли за Янычара!
Драка в толпе (между противниками и сторонниками Артура).
Хор. – Бейте Артура! – No! – Пуговица forever! – Ах, вы заступаться! – Каналья! – Bestia! Diavolo! – Away! – Убить Артурку мало! – Бейте, бейте!
Артур. Полиция, спасите!
Вся толпа объединяется. Все преследуют Артура.
Появляется полиция.
Хор. Бейте, бейте, бейте!
Толпа уходит за Артуром, подгоняемая полицией.
Чарнота (один). А, гнусный город! Проклятый город!.. (Задумывается, поникает.) Ой Днепро, Днепро, негасимый свет… Ой Днепро, Днепро, богатырь-река. Ой ты Киев-град. Ой ты мать-земля… Ой ты Ки… ой ты Киев-град, ты печаль моя. Склоны, долы, на Дне-пре черторой, травы, травы – до самого неба, а небо! какое там небо!.. Ой ты Киев-град, ты печаль моя… Ой Днепро, Днепро, негасимый свет… Негасимый свет.
СЦЕНА 5
Двор с кипарисами. Нищий квартал. Чарнота в своих думах; появляется Люська.
Люська. (с вызовом) А, здравия желаю! Бонжюр!
Чарнота. Здравствуй, Люсенька…
Люська. Отчего ж так рано? Дома очень скучно: ни еды, ни денег, ничего не ели со вче-рашнего дня. Пожалуйте деньги! Деньги!..
Чарнота. Люсенька, случилась, случилась катастрофа… Я уже продать собрался, собрал-ся… И тогда ужасная случилась катастрофа. На одну минутку только… я оставил ящик…
Люська. (с иронией) Украли?
Чарнота. Вот какая, Люсенька, случилась катастрофа! Я уже продать собрался… На одну минутку только… оставил…
Люська и Чарнота. – Ой, довёл меня до белого каления! Завтра не заплатим – нас турнут с квартиры! Жрать нечего, всё продано… - Съест она меня, ох, съест она меня… Съест она меня, а убежать-то некуда…
Люська. Отвечай! Проиграл?!
Чарнота. Проиграл.
Люська. Мерзавец! (Пощёчина)
Чарнота. Не могу я торговать! Ты пойми, я воевал! Не мне чертями торговать!
Люська. Муж торгует чертями, а жена – другими вещами!
Люська и Чарнота. – Поди ты к чёрту, к чёрту от меня! Ты довёл меня до белого кале-ния! Жрать нечего, всё продано… - Что, что ты сказала? Что ты сказала?! Как ты смеешь! Что ты говоришь!..
Появляется Серафима. Слушает с ужасом.
Люська. Слепой ты, что ли? Слепой?! Разве ты не помнишь – я псалмы с французом пе-ла… А потом неделю на эти деньги жили… Что ж тогда ты молчал? За счёт распутной Люськи живёте!..
Серафима. Люся!.. Какой-то злобный рок всегда нас травит, и нет спасенья от общей судьбы.
Люська. Какая лирика!
Серафима. Но ты не бойся, я отработаю, я всё отработаю сполна!
Люська. Пожалуйста, без благородства!..
Серафима. Да, ты права: не всё ли равно, чем торговать – совестью, любовью, людьми или чертями! Всё продано, всё продано! Всё равно!.. (закрывает лицо руками)
Люська. Генерал продаст револьвер!
Чарнота. Всё продам, штаны продам, но не револьвер!
Люська. Он тебе голову заменяет!
Чарнота. Ты не искушай меня!
Люська. Только тронь – отравлю!
Люська, Серафима и Чарнота. – Довёл меня до белого каления! Он меня довёл уже до белого каления! Денег нет, сил моих нет… (Чарноте) Ты меня довёл уже до белого кале-ния! Нет сил моих! Ты довёл меня, довёл до белого каления!.. – Тише, тише! Не всё ли равно, чем торговать. Какой-то злобный рок травит нас, и нет спасенья… Не всё ли равно, чем торговать. – Съест она меня, ох, съест она меня… Съест она меня, а убежать-то неку-да!.. (Люське) Не могу я торговать, ты пойми, я воевал!..
Серафима. (останавливает ссорящихся) Ждите меня! Сегодня будет ужин.
Чарнота и Люська. – Сима, что ты делаешь, вернись, не надо! – Сима, Сима! Вернись!..
Серафима уходит.
Люська. Ненавижу!.. Ненавижу тебя, ненавижу себя – изгои чёртовы! Проиграли, ушли, и выброшены, и никому и нигде не нужны! Помилуй, Господи! – вот и вся наша песня. По-дайте, кто-нибудь! – вот и вся наша радость. Нищие, нищие… Корочку хлеба, ради Хри-ста, славному воинству, спасителям России!.. Ненавижу тебя, ненавижу себя! Изгои чёр-товы, изгои чёртовы!.. Нищие, нищие… Корочку хлеба, ради Христа… (идёт к Чарноте с протянутой рукой)
Чарнота отворачивается.
Довольно, довольно! (быстро собирает какие-то вещи) Прощайте, генерал, прощайте на-всегда! У Люськи есть знакомства, и Люська просто дура, что сидела у вас. Прощайте, ге-нерал! Adieu! (Уходит.)
Чарнота один. Курит, вспоминает Киев.
Появляются двое нищих (Голубков и Хлудов). Чарнота разводит руками: у него нет денег. Один из нищих (Голубков) всматривается в лицо Чарноты, и внезапно все трое узнают друг друга.
Голубков. Нашёл, нашёл! Генерал!
Чарнота. Доцент! Роман!
Хлудов. Григорий!
Голубков. Скажи мне только, жива она? Жива? Скажи, генерал!?
Чарнота. Жива, жива.
Хлудов. (кладёт руку на плечо Голубкову) Жива.
Голубков. О, счастье, значит, не напрасно было всё это, я нашёл её!
Чарнота и Хлудов. Так все и ходим друг за другом…
Голубков. (Чарноте) О, повтори благую весть! Повтори мне, что жива она! Скажи, ска-жи: жива!
Чарнота. Жива, жива.
Хлудов. Жива.
Голубков. О, счастье! Значит, не напрасно было всё это, я нашёл её!
Чарнота и Хлудов. Всем одна судьба, всем одна беда.
Голубков. (с радостным нетерпением) Да где же она? Где она?
Внезапно освещается верхняя площадка, и Голубков видит Серафиму, неподвижно стоящую среди несколь-ких тёмных женских фигур. Он видит её; он счастлив.
К Серафиме подходит Грек-Донжуан, берёт за подбородок, пристально смотрит в лицо.
Грек. О, мадам! (уходит с нею)
Голубков хватает Чарноту за ворот, в отчаянии.
Голубков. Что это? Что?!
Чарнота, кое-как освободившись, начинает оправдываться.
Чарнота. Помираем с голоду, ни денег, ни работы!
Голубков. Боже!
Чарнота. Торговать приходится всем, чем можем!
Голубков. Боже!
Чарнота. Первый раз пошла она сегодня, решила заработать! Нищие, нищие… Изгои чёр-товы! Помираем с голоду, ни денег, ни работы!..
Голубков. Боже, что я слышу, что я слышу!
Серафима и Грек-Донжуан появляются на сцене.
Боже, что я вижу!..
Грек. О, мадам!
Серафима. Посидим, поговорим… Может быть, здесь не очень удобно…
Грек. О, мадам! О, мадам!..
Голубков подходит к Греку, бьёт по лицу. Грек падает.
Ай! Да тут притон!
Грек, Серафима, Голубков, Чарнота, Хлудов. – Ай, Стамбул! Тут притон, там притон! Ай, притон! Ай Стамбул, ай притон!.. – Господин, простите, простите, господин! Боже мой, какой позор!.. (про Голубкова) Боже мой, зачем он тут, зачем он это видит!.. Боже мой, какой позор! – Вон отсюда! За себя я не ручаюсь!.. Вон отсюда, вон! – Помираем с голоду, ни денег, ни работы! Торговать приходится всем, чем можем. Торговать прихо-дится, торговать!.. – Что за сцена! Что за сцена, боже мой!
Грек убегает.
Немая сцена. Никто не решается нарушить тишину и не знает, что теперь сказать.
Голубков. (Серафиме, устало) А ты!.. что делаешь ты! …Я и плыл, и бежал, бежал за то-бой!
Серафима. Оставьте меня! Зачем вы здесь?! Оставьте меня!..
Голубков и Серафима. – Я люблю тебя, слышишь! – Все мы нищие! Боже!..
Серафима. Оставьте меня! Ухожу одна! Мы всё равно погибнем!
Голубков. Я нашёл тебя, и никуда не отпущу теперь! Я люблю тебя!
Серафима. Все мы нищие!
Голубков и Серафима. Боже правый! Помилуй нас. – Я люблю тебя! Я нашёл тебя, и ни-куда не отпущу теперь! – Оставьте меня, зачем вы здесь! Все мы нищие! Оставьте меня! Ухожу одна! Прощайте!.. (уходит)
Голубков бросается за ней, обезумев, выхватив у Чарноты из-за пояса кинжал.
Чарнота и Хлудов останавливают его. Голубков роняет кинжал, закрывает глаза рукой, отворачивается.
Голубков. Хлудов… послушай… Лишь ты можешь сделать это, Хлудов, послушай, спаси её! Догони, удержи, только чтобы не ушла!
Хлудов. Знаю, знаю: у меня не уйдёт. Помню, помню: «Мимо тебя не проскочишь»…
Голубков и Хлудов. – Хлудов, скорее, лишь ты можешь сделать это! Хлудов, скорее, спа-си её! Догони, удержи, только об одном молю тебя. – О, Господи, помяни их, а мы не бу-дем вспоминать.
Хлудов. А ты?
Голубков. А я?.. Я поеду в Париж, я найду её мужа, он богатый человек, он должен по-мочь!
Чарнота. С тобой поеду я, не знаю сам, зачем, но хоть куда-то ехать надо.
Хлудов. Как доберётесь вы, кто пустит вас туда? Ну хоть об этом думать надо!
Голубков и Хлудов. Как-нибудь доберёмся…
Хлудов. (даёт Голубкову золотой медальон) Возьми!
Голубков гордым жестом отказывается.
Возьми, ведь больше ничего нет!
Голубков берёт медальон.
Голубков, Чарнота и Хлудов. – Хлудов, послушай, лишь ты можешь сделать это! Хлу-дов! Скорее! Спаси её! Удержи, сохрани! Только чтобы не ушла! Спаси её! – С тобой по-еду я, не знаю сам, зачем, но хоть куда-то надо! Но хоть куда-то ехать надо… Куда-нибудь… Куда-нибудь. – Знаю, знаю: у меня не уйдёт, помню, помню: «Мимо тебя не проскочишь»… О, Господи, помяни, помяни!.. Счастливый путь!
Уходят все трое.
СЦЕНА 6
Париж. Кабинет Корзухина в роскошном особняке. Корзухин и лакей Антуан.
Корзухин. (снисходительно) Учитесь, Антуан. Ах, русский вы лентяй. Русский язык годен только для того, чтобы ругаться да лозунги кричать в пьяной толпе! Ни то, ни другое не принято в Париже. В Париже!
Отдалённые звуки Марсельезы. Корзухин испуганно оглядывается.
В Париже…
Раздаётся звонок. Корзухин успокаивается, садится в кресло.
Примите, Антуан. Je suis a la maison .
Антуан выходит и возвращается с Голубковым, потом исчезает.
Голубков. Вы, быть может, не помните меня…
Корзухин. Да, не помню.
Голубков. В ту ужасную ночь схватили вашу жену, в Севастополе!
Корзухин. (встаёт) В Севастополе!.. Вот что, милый человек. Если вы оттуда, вы ошиб-лись. Связей с Россией не имею и не намерен иметь.
Голубков и Корзухин. – Я пришёл молить о помощи, Серафима голодает! Мы на краю гибели, сжальтесь, сжальтесь! Я пришёл молить о помощи, молить о помощи… - Вы оши-баетесь. Я не женат. Не знаю, что вы говорите и о ком. Вот что, милый человек. Я вам по-вторяю: вы ошиблись. Я, простите, не женат и не могу вам помочь.
Голубков. Вы богатый человек, что вам стоит ей помочь?! О, не отрекайтесь от живой души!
Корзухин. Я не женат! Больше нет ни Серафимы, ни России.
Голубков. Дайте только в долг, я свято всё верну!
Корзухин. Нищий, безработный, что ты мне вернёшь?
Голубков. Я поставлю целью жизни возвратить вам долг!
Голубков и Корзухин. – Вы богатый человек, что вам стоит ей помочь! – Всем бы только деньги выманить!
Голубков. Дайте мне, дайте взаймы тысячу долларов!
Корзухин. Тысячу!
Голубков. Тысячу.
Корзухин. Ах, да известно ли вам, что значит доллар?
«Баллада о долларе»
Доллар! Великий всемогущий дух! Он всюду!.. Смотрите – там, далеко на кровле, горит золотой луч, смотрите – там, высоко на небе, химера его стережёт. Там доллар! …Слышите! Не шум и не звук, а словно дышит, тяжко дышит земля. Там, глубоко под землёй, спешат, летят поезда, в них доллар! В них доллар!.. Представьте: мрак и волны, мгла и вода – океан! Там, в океане, взрывая тонны воды, идёт чудовище, воет, стонет… Но в адских топках, где мечутся кочегары, - его святое дитя, его золотое сердце: доллар!.. Смотрите: тревога! Идут, они идут! Их тысячи, их миллионы! Идут, бегут! С воем броса-ются друг на друга: за доллар! За доллар!.. Слушайте! Всюду ликуют трубы, ликуют тру-бы, кричит толпа! Поёт весь мир и славит доллар, доллар, доллар!..
Голубков. (отступая) Вы страшный человек! Но возмездье придёт, придёт!
Голубков хочет уйти. Распахивается дверь, вваливается Чарнота.
Чарнота. Здорово, Парамоша!
Чарнота вопросительно смотрит на Голубкова, тот отрицательно качает головой.
Корзухин. А разве мы встречались?
Чарнота. Что за вопрос!
Корзухин. А где мы с вами пили брудершафт?
Чарнота. Что за вопрос!
Корзухин. А разве мы дружили?
Чарнота. Что за вопрос! Дружили!.. Да мы за тебя сражались, Парамон! Деньги твои спа-сали, Парамон! Жизней ничьих не щадили, вешали, жгли и рубили – всё за тебя, Парамон!
Голубков. Григорий! Пойдём! Нам нечего больше ждать!
Чарнота. Нет! Куда мы пойдём теперь!
Голубков. Тогда один, один я отсюда уйду!
Чарнота. Нет, не отпущу тебя. Вдруг ты в реку нырнёшь. (Корзухину) Мы за тебя сража-лись, Парамон, а ты в пустяке откажешь, Парамон? В долг только просят друзья, денег полно у тебя, что ж ты молчишь, Парамон?
Голубков. Григорий, не надо, не надо унижаться перед ним!
Чарнота. В чём тут унижение?
Голубков. Не стоит, напрасно, он всё равно не даст ничего!
Чарнота. Это посмотрим ещё.
Корзухин. Я думаю, визит ваш окончен, господа.
Голубков, Чарнота и Корзухин. – Вы богатый человек, что вам стоит ей помочь? Что вам стоит спасти её и меня? – Грешный я человек, но нарочно к красным бы пошёл, толь-ко чтобы тебя расстрелять, Парамон. – Всем бы только деньги достать! Вот что вам я ска-жу: не хотите вы понять, ваш визит окончен, пора уходить!
Чарнота замечает карточный столик и лежащую на нём колоду.
Чарнота. Постой! Тут карты. Ты играешь?
Корзухин. Да.
Чарнота. Играешь!
Корзухин. Да, и очень люблю.
Чарнота. Сыграй со мной!
Корзухин. Где же деньги?
Чарнота достаёт золотой медальон Хлудова.
Чарнота. Сколько?
Корзухин. Десять.
Чарнота. Что-то мало! Ну что же! Пошло!
Игра в карты.
Девять!
Корзухин. Шесть!
Чарнота. Восемь!
Чарнота и Корзухин. На квит!
Корзухин. Шесть!
Чарнота. Семь!
Корзухин. Восемь!
Чарнота. Девять!
Чарнота и Корзухин. На квит!
Чарнота. Сто долларов идёт! Наличные!
Корзухин достаёт деньги из сейфа.
Голубков. Григорий! Довольно! Он выиграет!
Чарнота. Сядь и помолчи. А если умеешь, сыграешь, может, вместо меня?
Игра продолжается.
Жир!
Корзухин. Три очка!
Чарнота. Пришлите!
Чарнота и Корзухин. На квит!
Корзухин. Жир!
Чарнота. Карту!
Чарнота и Корзухин. На квит!
Чарнота. Тысяча долларов идёт! Наличные!..
Тьма. В центре высвечивается циферблат, стрелка идёт всё быстрее. Мелькают то огромные карты разных мастей, то купюры, то лица.
…В Париже синий рассвет.
Корзухин сидит в трансе, не шевелясь. Голубков и Чарнота собирают разбросанные по полу деньги, прячут в карманы.
Чарнота. (потихоньку двигаясь к выходу) До свиданья, Парамоша.
Корзухин поднимается, но с трудом понимает, что происходит.
Корзухин. Стойте… Я нездоров… я… вы… вы обокрали меня?.. Верните деньги. Верните деньги!
(«просыпается» окончательно, бросается к телефону) Вот что: сейчас я позвоню, позво-ню в полицию, и вас поймают!
Голубков. Это подло!
Голубков, Чарнота и Корзухин. – Это подло! Какая подлость! Подлец! – Оборванцы! Какая наглость! – Ну, Парамон, молись своей Парижской Богоматери! Смертный час твой пришёл! Молись!
Корзухин. Караул! Караул! Все спят, караул! Никто не слышит…
Возникает Люська, сонная, в пижаме.
Люська. Что случилось, дорогой? Что с тобою, мальчик мой? Что ты так громко кричишь, спать не даёшь?
Голубков и Чарнота. Это она.
Люська. Это они.
Голубков и Чарнота. Как ты оказалась тут?
Люська. Как вы оказались тут?
Корзухин. Грабят, грабят, милая, грабят патрона вашего, Люси, русские бандиты грабят меня.
Люська. То-то мне сегодня снились тараканы.
Чарнота. Двадцать тысяч он мне в карты проиграл.
Корзухин. Пусть он мне вернёт их, пусть он всё вернёт!
Люська и Чарнота. Что ты, это невозможно!
Голубков и Корзухин. – Это подлость! – Это наглость!
Корзухин. Верните деньги! Верните!
Люська, Голубков и Чарнота. Это невозможно! Нет, нет, нет!..
Люська обнимает Корзухина и медленно, ласково ведёт к двери.
Люська. Иди, мой мальчик, усни. Что проиграл – то не вернёшь. (Голубкову и Чарноте) Возьмите деньги, господа! (Корзухину) А ты, мой мальчик, отдохни.
Корзухин. (всхлипывая, уходит) Ненавижу русских! Целых двадцать тысяч! Двадцать ты-сяч!..
Голубков и Чарнота кланяются Люське, уходят.
Люська смотрит им вслед.
Люська. Adieu…
СЦЕНА 7
Константинополь. Комната Хлудова. Темнеет. Первые звёзды.
Хлудов один. Доносится голос муэдзина с дальнего минарета.
Голос муэдзина. La illah illa illah …
Лунный свет. Хлудову мерещатся голоса.
Хор. Шакал! Стервятиной питаешься!.. Мимо тебя не проскочишь…
Хлудов. (устало, с тоской) Как отделился ты один от длинной цепи лун и фонарей? Как ты ушёл от вечного покоя? Как ты проник в такую даль за мной? Как ты нашёл меня? Че-го ты хочешь?.. Говори, говори, солдат!.. …Хочешь, вернусь? Вернусь туда, где ты?.. Пусть нас всех рассудит смерть. Ведь ты был не один, о нет, вас было много!.. Господи, помяни, а мы не будем вспоминать…
Хор. Помяни нас, Господи, и даруй нам царствие твое…
Хлудов. Каждый день, каждый день вертится карусель… Всех нас судьба одним узлом связала… Как только судьба развяжет меня с живыми, я вернусь, вернусь к тебе!.. О, кив-ни хоть раз, мой вечный вестовой!
Вбегает Серафима с зажжённым светильником в руке, ставит светильник на пол, бросается к Хлудову.
Серафима. Опять! С кем вы говорите? В такие ночи я не сплю, не сплю, всё слышу, с кем-то говорите… С кем вы говорите? Ведь нет здесь никого.
Хлудов. А помните: Хлудов – зверюга, Хлудов – шакал?..
Серафима. Всё ушло, и я забыла, и вы не вспоминайте. Не вспоминайте…
Хор. Мимо тебя не проскочишь! Стервятиной питаешься!..
Серафима. Сижу ночами, смотрю на огни… Всё чудится, мерещится, что он пришёл, вернулся, милый мой…
Хлудов. Сижу ночами, смотрю на огни… Всё чудится, мерещится, что он пришёл, мой вечный вестовой… Оставь меня.
Серафима. Вернись ко мне…
Серафима и Хлудов. – Вернись живой! Вернись ко мне, вернись! Вернись живой, мой милый… - Как только судьба развяжет меня с живыми, я вернусь к тебе, мой вечный вес-товой!
Серафима. О Господи, спаси и сохрани его! Слышишь, Господи, мольбу мою?.. Охрани его на чужой земле, охрани от смертей и лютых ветров, защити его силою твоей! Пусть он вернётся, пусть он вернётся, пусть он вернётся!.. Зачем я тогда отпустила его? Никогда не прощу себе! Пропал он в скитаньях, а может, и умер… Нет! О Господи, спаси и сохрани его… Слышишь, Господи… слышишь… Господи…
О Богородица, мати святая, дай утешение детям твоим болящим. Всё было сном, только печальным сном, и мы вернёмся, вернёмся, снег пойдёт, и всё забудем, забудем, не было ничего… О Богородица, мати святая, дай утешение детям твоим болящим! Дай нам силы верить и ждать! Вернёмся, вернёмся, вернёмся!..
Открывается дверь. Заходят Голубков и Чарнота.
Встреча Голубкова и Серафимы.
Серафима. Довольно скитаний! Поедем домой!
Чарнота. Возьмите деньги! Десять тысяч!
Серафима. Деньги? Зачем?.. (Голубкову) Ведь ты вернулся, вернулся, милый мой! И мы поедем, сегодня мы поедем домой!
Серафима и Голубков. Прочь от чужой земли, довольно скитаний! Куда и зачем мы бе-жали сквозь зной и холод?.. Всё было сном, только печальным сном, и мы вернёмся, вер-нёмся, снег пойдёт, и всё забудем, забудем, не было ничего…
Хлудов. Прощайте. Судьба нас развязала, и мне пора теперь идти.
Серафима, Голубков, Чарнота. Куда?
Хлудов. Обратно, навсегда.
Серафима, Голубков, Чарнота. – Разве тебе туда можно? Тебя же расстреляют! – Разве вам можно в Россию? Вас же расстреляют!
Хлудов. (улыбается) Мгновенно. Тает моё время. Он ушёл и стал вдали. Все мы в крови повинны; дёшева кровь на земле. Поля прошедших сражений снова в цветах и траве. Снег пойдёт, все следы заметёт, мы уйдём по лунной дороге, и снова земля зацветёт.
Сцена темнеет. Голубков, Серафима и Хлудов исчезают в тени. В центре, в луче прожектора – Чарнота.
Чарнота швыряет вверх ворох долларовых бумажек, они опускаются, как конфетти.
Чарнота. Кто я теперь? Летучий Голландец, Вечный Жид я, чёрт собачий!.. Кто в петлю, кто в Питер, я – куда? Кончено всё, судьба нас развязала, разошлись пути-дороги, помню я Киев-город, помню бои да песни… Ой ты!.. Вот моя слава, вот я кто теперь: не бьётся, не ломается, а только кувыркается!..
Артур. (за сценой) Тараканьи бега, тараканьи бега!
Яркий свет. Чарноту поглощает пестрота базара.
Хор. – Амбуляси, каймаки! – Аштэ! – Пресс дю суар!
Хор (базар) в глубине сцены.
На авансцене появляется женская фигура в чёрном, со свечой.
Свет постепенно гаснет. Базар тонет во тьме. На сцену выходит множество людей в одинаковых чёрных одеждах, со свечами. На экранах сумрачный океан, над которым проносятся с огромной скоростью рваные тучи. Ветер; огоньки (свечи) то гаснут, то вспыхивают, то нервно мерцают.
Хор. Господи! Спаси, Господи, и помилуй рабы твоя!.. Старцы и юныя, нищия и сироты, и сущия в печалех, и сущия в гонениих… Господи, спаси нас и помилуй!..
Хор мгновенно сбрасывает чёрные плащи, остаётся в белых одеждах.
Белый свет. Падает снег.
О Богородица, мати святая, дай утешение детям твоим болящим. Всё было сном, только печальным сном, и снег пойдёт, и все следы заметёт, и в землю кровь уйдёт, и снова, сно-ва земля зацветёт… О Богородица, мати святая, дай утешение детям твоим болящим! Снег растает и в землю уйдёт, и снова земля зацветёт!..
ЗАНАВЕС