Одна из самых трагических и напряжённых опер Верди «Риголетто» с очень юного моего возраста , вызывает у меня улыбчатые воспоминания…
В начале семидесятых, особенно для интеллигенции, серьёзной проблемой было достать билеты «в оперу», ещё сложнее – на балет, а уж по «госцене» - только членам профсоюза за особые заслуги…
Девочка я была очень шумная и впечатлительная. Над сказкой Андерсена «Русалочка» рыдала несколько дней, в театре лила слёзы, жалея Чудище в «Аленьком цветочке»… Так что, когда маме предложили взять девятилетнюю дочку с собой в Кремлёвский Дворец Съездов на оперу «Риголетто», то было множество сомнений…
Приглашавший нас был очень необычным человеком. В моём детском сознании никак не укладывалось, как это можно – быть одновременно: 1) - маминым и папиным другом (значит – взрослый), 2) - студентом (значит почти мальчишка), 3) – поляком (ну, это же - иностранец), 4) - жить в Москве (ну, какой же иностранец!), 5) – католиком (это и вовсе загадочней Деда Мороза)! А звали его совершенно необычно Янек... При этом он был родом из города Гродно! Ну, абсолютно - из волшебного зазеркалья!!! Какие-то "воспиталки" с его стороны я не воспринимала, так как больше была склонна считать Яна своим приятелем …
Когда он приходил к нам домой и с забавным акцентом что-то рассказывал, мне казалась его речь музыкальной мелодией… Думаю, что и сегодня, сорок лет спустя, услышав тот голос и говор, узнала бы его из тысячи…
Янек снимал где-то комнату, но, иногда, ночевал у нас. И, как я сейчас понимаю, изредка подрабатывал на маминой швейной машинке – шил рясы и другие одеяния для церковнослужителей. Там, где он жил, днём он «строчить», не мог, наверное, мешал кому-то, да и опасался «злых языков». Работа-то странная была, непривычная, «секретно-подпольная»…А у нас днём дома никого не было, никому он не мешал, опять же – я приходила из школы и дома была «живая душа» - ну, вот всё удачно и складывалось с его пошивом!
Только вот, почему он был «вечным студентом» - уже не помню. На самом деле, Ян был моложе моих родителей всего лет на пять-шесть, не больше. Учился он в училище при Консерватории, где моя мама преподавала хоровое дирижирование. Даже не помню, у неё ли учился? Но иногда она с ним занималась дома…
Вот от Янека и поступило приглашение послушать и посмотреть оперу Верди «Риголетто». Это было связано с визитом к нему, в Москву, из настоящей заграницы, из Польши(!) его любимого дяди Рихарда Адамовича.
Вопрос брать – не брать меня с собой решился в мою пользу. Либретто этой оперы я читала, и отрыдала по полной. Чтобы страшная картина с Шутом, мешком и головой дочери несчастного, не стала для меня ассоциацией с первым посещением классической оперы, было придумано увести меня с последнего акта.
Заранее мама рассказала, что дядя Янека, Рихард Адамович Смилга, был настоящий ксендз. А ксендз – это священник в католической церкви. Так что – она просила меня вести себя посерьезнее, чтобы не поставить никого в неловкое положение…
Ну, а то, что он – ксендз, вызывало у меня своеобразные невероятные ассоциации. Это же что-то такое, полусказочное-дореволюционное, сохранившееся от ископаемых времён…близкое к Принцам, Королям, только не со светским, а с религиозным значением величия. Тут уж присмиреешь поневоле…
И сам Ян, и его дядя, относились к моей маме с необыкновенным трепетом. Теперь я отчётливо ощущаю, что тепло и любовь, которое испытывали все мамины друзья к ней, вполне объяснимы её обаянием, элегантностью, чуткостью и терпением. Она до сих пор, до восьмидесяти с лишним лет, сохранила все эти качества…
Когда мы встретились перед Кутафьей башней, я постеснялась рассматривать незнакомого человека. Но позже, уже в фойе, меня поразило, прежде всего, его бесконечное внимание. Конечно – он обращался со мной, как с барышней! Помог одинаково и мне, и маме снять зимние пальто, переодеть сапоги (это была Эпоха, когда в театр ходили в туфельках!), сдать всё в гардероб… Я. до сих пор, вспоминая Рихарда Адамовича, чувствую незримую опеку и лучистый свет, исходящий от него…
Само посещение КДС казалось абсолютной сказкой. Музыка, декорации, занавес…и в антракте - знаменитый буфетный верхний этаж!
Мы поднялись на эскалаторе в необозримый зал… Ну, кто может возразить, что театральный буфет с грибным жульеном, бутербродами с белой рыбой и блинчиками с чёрной икрой – не самостоятельное и отдельное праздничное действо?! Особенно, в той Советской действительности, когда это всё на самом деле было только по праздникам?
Вот уж не помню, сколько было действий, сколько антрактов… Всё самое безобидное на сцене уже произошло, и осталось не свершенным последнее, самое страшное…Пора было меня уводить…
Рихард Адамович был тонким ценителем музыки, в кои-то веки выбравшийся в Московскую Оперу, и лишать его нормального театрального зрелища было бы просто грешно…Но, отпустить Дам, не проводив их до дома, было абсолютно невозможно!
И тогда придумали дипломатичное решение - Янек погуляет с нами в Зимнем Саду Кремлёвского Дворца, пока его дядя дослушает оперу. А по окончании – мы встретимся в фойе и прогуляемся через Александровский садик.
Чудеса продолжались. Живя в Москве, я всё равно никогда нигде ни в каких помещениях не видала фонтанчиков, искусственных ручейков, занимательно постриженных горшечных растений, цветущих лиан и прочеё экзотики! При этом – за окном была настоящая зима…
Я, потрясённая, осматривала все эти богатства, а мама и Ян обсуждали что-то своё, прогуливаясь по Зимнему саду рядышком. Конечно, я не выдержала, и забралась на самый верх искусственной горки, с которой стекал ручеёк между стоящими по берегу цветочными горшками с распустившимися белыми Калами. Оба двое, а Ян даже активнее, воспитательно зашипели на меня, призывая не нарушать дисциплину и правила хорошего тона…
Хотя и не очень отчётливо, но из динамиков, или сквозь какие-то слуховые отверстия, голоса поющих и музыка, были слышны. А когда раздались аплодисменты – мы поспешили в гардероб.
Внизу Рихард Адамович, улыбаясь нам, держал одежду… Янек пожаловался, что у него болит рука и попросил маму помочь ему одеть пальто.
И вот, наконец, мы вышли из Кремля на заснеженную Манежную площадь. Праздник достойно завершился окончательным чудом – удалось поймать такси! Галантно открыв дверь, Янек помог маме сесть, и жестом фокусника достал из-за пазухи и протянул ей цветок Калы! Тот самый, который рос на берегу ручейка в Зимнем саду!
- Янек! Как же Вы вынесли его из помещения?! - ахнула мама.
- В рукаве пиджака, Виктория! Как же я мог оставить Вас без цветов?- проворковал Ян.
- Ах, Янек! Так вот, отчего у вас «болела рука»! И вам, воришке, была необходима моя помощь!!! – негодующе воскликнула мама.
Рихард Адамович примирительно улыбнулся:
- Это отважный поступок Рыцаря, Виктория. Сопряженный с риском! В Вашу честь...
Так трогательно прозвучало прощающее благословение настоящего мужчины.
Впечатлительность девочки превратилась с годами в сентиментальность. На «Риголетто» я больше никогда не ходила. Но у меня остались очень светлые воспоминания от этой оперы!
Недавно я рассказала эту историю дочке Асе. И обе мы удивились и обрадовались, как много ей кажется странным! Дефицит театральных билетов, отсутствие такси, шитьё на дому, отвага для дружбы с иностранцами (и прочие запретные плоды) – кануло в Лету. Как же хорошо, что всё это теперь молодёжи не понятно…