Игра

Олеопр
               
– Что озадачился, морячок? Садись в вагон, и место найдется, и билет не потребуем.
 Высокого роста, с короткой стрижкой, лет сорока или чуть больше мужик стоял в тамбуре общего вагона «пятьсот весёлого» поезда, покуривая цигарку. Он уже давно наблюдал за этим демобилизованным матросом, снующим вдоль состава. Нетрудно было догадаться, что ему нужно было куда-то ехать, однако билета у него не было, да и денег на его покупку тоже. «Пятьсот весёлыми» в Сибири называли почтово-багажные поезда с общими пассажирскими вагонами. Словно гусеницы, ползли они по Сибири на Запад и Восток, подолгу простаивая на всех станциях и полустанках, пожирая и выплёвывая из своего чрева разношёрстую публику. Билеты на них были самыми дешёвыми и потому пользовались популярностью у местного далеко не богатого населения. Этими же поездами отправлялись домой бывшие заключённые многочисленных лагерей, разбросанных по всей Сибири. Проводника возле этого вагона не было видно, и Герман, – так звали молодого человека, одетого в форму матроса Военно-морского флота, правда, без погон, – откликнулся на предложение.
 – А что, в вашем вагоне нет проводника? – поинтересовался он.
 – Как не быть проводнику, конечно, есть. А вот ревизоры в наш вагон не любят заглядывать. Ты куда путь-то держишь? – спросил долговязый, когда Герман поднялся в тамбур вагона.
 – На Север, брат у меня в Нижневартовске.
  Вскоре объявили отправление поезда, и из вагона в тамбур вышел проводник. Молча посмотрев на Германа, он подошёл к открытой двери и жёлтым флажком просигналил машинисту о готовности. Поезд медленно, будто нехотя, отошёл от станции. Пройдя по вагону, Герман нашёл свободную боковую полку, для верности спросил, не занята ли она, и забросил на неё свой сидор. Ещё на перроне он обратил внимание, что из этого вагона не выходили ни женщины, ни дети, и сейчас, осмотрев весь вагон, Герман не увидел их. Пассажиры этого вагона, мужчины с одинаково короткими стрижками, выглядели угрюмыми и малоприветливыми. По их разговорам и внешнему виду он быстро догадался, почему проводники этого вагона не любят выходить из своего купе и проверять проездные документы. Дорога предстояла долгая, и чтобы как-то скоротать время, Герман, забравшись на полку, решил подольше спать. К тому же во сне забываешь о голоде, а он уже изрядно проголодался. В последний раз он ел часов семь назад, когда был у своей бабушки. Герман хотел занять у неё немного денег на дорогу, но она его только накормила, а денег не дала. Те три рубля, которые у него остались, не могли исправить бедственного положения. Положив сидор под голову, он накрылся бушлатом. Поезд набрал ход, и в дробном стуке колёс Герману послышалось или просто почудилась знакомая мелодия. В третий раз он уезжал из дома, и у него было предчувствие, что больше сюда никогда не вернётся. Вспоминания нахлынули, словно перед ним заново прокручивали виденный когда-то кинофильм.
  В первый раз его отъезд был связан с призывом на службу. Большого достатка
в их семье не было, однако отвальную справляли не хуже, чем другие. По крайней мере, самогонки, подкрашенной для конспирации вареньем, хватило на всю компанию провожающих. Всё было как у людей – и песни, и пляски, и драки. После очередной потасовки, имевшей причиной судьбу голубей, коим завистники предполагали участь кастрюли, Герман забирался на крышу. Он поднимал стаю в небо и не давал голубям садиться в надежде, что они разлетятся куда-нибудь. Голуби, будто чувствуя разлуку и то, что сейчас решается их судьба, творили в небе чудеса, выполняя фигуры высшего пилотажа. Подгоняемые свистом, они поднимались в небесную синь, превращаясь в едва заметные точки, а то и вовсе исчезая из вида, а затем все дружно падали вниз, кувыркаясь через голову или крыло, а иные, самые ценные, выполняли обратное сальто через хвост. Соседи-голубятники поднимали в небо свои стаи, чтобы переманить уставших голубей к себе, однако те непременно возвращались домой. И Герман со слезами на глазах встречал их и вновь открывал окно голубятни, не в силах более прогнать своих любимцев. Никто, кроме дядьки Семёна, не понимал, почему он не распродал голубей ещё накануне призыва. Времени для этого было действительно достаточно, но Герман всё оттягивал разлуку, и вот теперь ему пришлось упрашивать мать ни в коем случае не губить птиц после его отъезда. Дядька Семён, донской казак, был ещё пацаном, когда его родители перебрались с Дона в Сибирь. Жили они зажиточно, за что и были раскулачены. Да и сам дядька Семён половину сознательной жизни провёл в лагерях. Как никто другой, он ценил свободу и понимал разлуку. Герман по наитию тянулся к дядьке, и хотя мать не очень-то поощряла их дружбу, выговаривая иногда «ничему хорошему он тебя не научит», – много времени проводил с ним и кое-чему всё же научился.
 – Ты, Герка, не переживай, – разнимая дерущихся, успокаивал дядька, – голубей твоих в обиду не дам.
  Второй раз Герман уезжал из дома после побывки, когда на третьем году ему за хорошую службу был предоставлен краткосрочный отпуск. И в тот отъезд не обошлось без инцидента. Ещё накануне он подарил младшему брату свой флотский ремень, а несколько часов спустя Сашка пришёл домой весь в слезах. Оказалось, что ремень отобрали цыгане. Мальчишки их больших семей давно уже верховодили в посёлке. – Ну, и чего ты испугался их? – спрашивал Герман братишку.
 – У тебя же ремень был, намотал бы его на руку, да и всыпал им всем по первое число.
 – Да, их было человек пять или шесть, и все уже большие, – утирая слезы, оправдывался младший брат.
 – Ладно, пошли, найдём твоих обидчиков. Цыганят они нашли быстро. Старший, подросток лет семнадцати, подпоясанный флотским ремнём, гордо вышагивал впереди компании. Завидев Германа, они бросились врассыпную, однако тот, что был с ремнём, далеко не убежал. Поймав цыгана, Герман снял с него свой ремень и так отхлестал, что пряжка ремня выгнулась в обратную сторону. После чего он отвёл цыганёнка домой и рассказал, за что тот получил взбучку, предупредив, что так будет с каждым, кто тронет его брата. Демобилизовался Герман в мае, отслужив положенный срок на Балтике в Военно-морском флоте. Приехал домой, отдохнул пару недель и устроился на работу, помощником проходчика на шахту. Однако после морских просторов ползать, как крот, под землёй не смог. Поработал немного на стройке, куда его устроил муж старшей сестры, но и эта работа не пришлась ему по душе, и теперь он ехал на Север к старшему брату. Заработки здесь, как писал старший брат, хорошие, и рабочие руки нужны. Вот и рванул Герман на Север подзаработать немного денег и решить, что делать дальше. Более всего его прельщала работа в море, но для этого надо было учиться, а снова идти на казарменное положение он ещё не был готов.
 – Морячок, компанию не составишь? – худощавый мужик среднего роста, неопределённого возраста стоял возле Германа, передёргивая колоду карт. Кисти и пальцы его рук, покрытые множеством татуировок, свидетельствовали о принадлежности обладателя к определённому роду занятий.
Герман проснулся, но ещё не сообразил, где он и что от него требуется. Тусклый свет дежурного фонаря горел в соседнем купе. В вагоне было изрядно накурено и пахло крепко заваренным чаем. Поезд равномерно постукивал колёсами на стыках рельс. В азартные игры в те времена не умел играть только слепой или безрукий. Как и всякий подросток в своё время, Герман, бывало, поигрывал в карты и даже неплохо. Однако одно дело играть со сверстниками на щелбаны, а другое – с настоящими профессионалами. Герман уже понял, что от него не отстанут. Но также он знал и то, что войти в игру необходимо достойно, слишком многое от этого зависит.
 – Да я в карты не играю, – предпринял он попытку отказаться, чтобы как-то оттянуть время и оценить игроков.
 – Чего ты, в натуре, компанию не составишь? Предвидя лёгкую наживу, картёжник нервно теребил колоду длинными тонкими пальцами, и она, словно волшебная, то разворачивалась веером, то перелетала из одной ладони в другую.
 – А банковать кто будет? – оттягивал время Герман, присматриваясь к публике, сидящей в купе. – А кто вытащит самую старшую карту из колоды, тот и банкует. Герман нехотя слез с полки, встал в проходе и, немного задумавшись в поисках подходящего обращения, скорее по флотской привычке обратился: – Братва, да у меня, честно, всего три рубля в кармане. Если хотите, я их вам так отдам, и дело с концом. Игрок-то с меня вправду хреновый. Когда-то до службы играли с пацанами на щелбаны, но это всё ерунда.
Хочет или нет, но играть ему всё равно придётся, это уже не подлежало сомнению. Не для того Германа пригласил в вагон тот долговязый, чтобы за так обеспечить бесплатный проезд. Вопрос только в том – что будет на кону? Денег у него нет, и, значит, на кону будет стоять его дальнейшая судьба. В случае проигрыша долг придётся отрабатывать, и, наверное, скоро это сделать не удастся. Мужик, пригласивший его в вагон, лежал на второй полке, поглядывая на Германа, но в разговор не встревал. Напротив него на другой полке, отвернувшись к стенке, лежал старик. Короткие седые волосы едва прикрывали затылок. Изредка он поворачивал голову и с сочувствием смотрел на Германа. С виду ему можно было дать лет 65, хотя, возможно, было и немного меньше.
 – Вы бы хоть объяснили, по каким правилам играете.
 – Да правила простые, как и везде, вот только карты у нас особенные, – засмеялся картёжник, разворачивая колоду карт веером.
 – Они и вправду интересные. Можно посмотреть?
 – Посмотри, за погляд денег не берём, – протянув Герману колоду, он язвительно ухмыльнулся.
  Карты действительно были выполнены искусно, и хоть не отличались изяществом картинок, однако, ровные и упругие, они по толщине едва превышали размер стандартных, типографских. Герман развернул их веером, разглядывая картинки, и попробовал перетасовать колоду. Движения его выглядели неуклюжими, однако карты ложились ровно и точно, не выпадая из колоды.
– Интересные. Здорово сделаны, – оценил Герман работу мастера и положил колоду на стол.
 – Не бо;сь, матросик, присаживайся. Как тебя звать-то? – спросил один из сидящих за столом.
 – Мать Георгием называет, по паспорту Герман, в общем по-разному: кто Жорой, кто Герой кличет, я уже привык. Игроков собралось трое, Герман четвёртый.
 – Ну, меня Макухой кличут, у этого, – Макуха показал на второго игрока, – погоняло Шнырь, а у этого – Рябой.
 Хоть Герман мало разбирался в наколках, однако и его скудных познаний в этой области хватило на то, чтобы по татуировкам на пальцах игроков догадаться, что все они имели непосредственное отношение к картам.
 – Надеюсь, при игре мухлевать не принято? – присаживаясь у стола, спросил Герман, чтобы выяснить отношение игроков к подобным действиям.
 – А ты, если чего заметишь, сразу карты перевёртывай кверху пузом, и будем разбираться, – ответил ему Макуха.
 Поправив лежащие на столе карты, он поднял часть колоды. Внизу была десятка. – Неплохо для начала, – сказал Макуха и положил карты на место. Следующим вытаскивал карту Шнырь – он поднял короля. Рябой – щуплый, невысокого роста мужик, лет сорока, – поднял восьмёрку. Герман вытаскивал карту последним. Он поправил колоду и поднял часть. Внизу был туз.
 – Везёт тебе, морячок, – ухмыльнулся Макуха.
 – Сдавай всем по одной, одну карту подрежь, а свою положи сверху, – наставлял он. – Сколько ставишь на кон?
 – А вот эти три рубля и ставлю. Проиграю, и дело с концом, – доставая деньги из кармана, объявил Герман банк.
 – Так я на весь банк и пойду, – заявил Макуха и попросил карту, потом ещё одну.
 – Перебор,– сбросив карты, он положил в банк свои три рубля. То ли по счастливой случайности, то ли по непонятной причине, но и остальные игроки тоже проиграли. Игра пошла по второму кругу. Макуха вновь пошёл на банк и снова проиграл. Старик, лежащий на верхней полке, заинтересовался игрой и теперь уже внимательно, как показалось Герману, наблюдал за ним. В банке скопилась довольно значительная сумма. Вновь наступила очередь Макухи. – На банк втёмную, – заявил он. Если выиграю – платишь вдвойне, пояснил он для Германа значение тёмной игры. Макуха решил, что настало время покончить с этим матросиком и подсадить его на большой долг. Внимательно посмотрев на рубашку своей карты и на колоду, он попросил ещё две. Держа карты левой рукой, правой Герман достал из-под нижней части колоды две карты и протянул их Макухе. – Бери себе, – нервно ухмыльнувшись, приказал он. Ситуация, когда колода карт находилась не в его руках, явно раздражала Макуху. Не
скрывая волнения, Герман достал себе двух тузов. Пересчитав деньги, Макуха выложил на стол сумму, вдвое превышающую банк. Теперь уже никто так не рисковал и, хотя время от времени кто-нибудь из них выигрывал, сумма в банке неуклонно росла, и большую часть денег Герману пришлось рассовать по карманам и за пазуху. Игроки, у которых кончались деньги, сменялись новыми игроками, но никто не мог понять, что за везение этому морячку. Движения его были неуклюжи, карты перетасовывал тщательно и осторожно, будто боясь рассыпать их, однако ни у кого к морячку претензий не возникало. Разве что делал он всё медленно, ну так это от неопытности, боится ошибиться. Старик с верхней полки, посмотрев на Германа, лукаво усмехнулся. Как показалось Герману, он понял гораздо больше, чем сидевшие за столом игроки, однако виду не подал. И Герман был признателен ему за это. Игра продолжалась уже несколько часов. Первое волнение у Германа прошло. Теперь он чувствовал себя значительно увереннее, хотя перспективы становились для него более неопределёнными, чем в начале игры. Братва проигрывала большие деньги, и теперь они представляли для него ещё большую опасность, чем стать должником. С такими деньгами его не только не выпустят из вагона, но и из-за стола встать не дадут. Герман понимал это и чувствовал по настроению окружающих. Контингент игроков менялся, однако игра не прекращалась. Временами кто-нибудь из партнёров выигрывал, но, как правило, это были незначительные суммы, которые вскоре вновь оказывались у банкира. Поезд начал замедлять ход. Непроглядная темь за окном стала изредка прерываться одиночными огнями фонарей; видимо, приближалась какая-то станция. «Если бы удалось каким-либо достойным способом, освободившись от денег, закончить игру, это могло бы спасти мне жизнь», – просчитывал варианты Герман. Он лихорадочно искал выход из создавшегося положения.
 – Сдай-ка мне карту. Пригласивший Германа в вагон долговязый мужик спустился с полки и, потеснив игроков, сел напротив. Ещё один новый игрок подошёл из соседнего купе.
 – Ну и везёт же тебе сегодня, морячок! Сдай-ка и мне карту, может, мне тоже пруха покатит. Как ты думаешь, Сиплый, покатит мне сегодня пруха или нет? – обратился подошедший к одному из игроков.
 – Я думаю – покатит, не всё же этому фраеру нас обыгрывать, – ответил Сиплый, уступая место новому игроку. При появлении этих двоих остальные игроки постепенно разошлись. Теперь в купе остались только эти двое, Герман да старик на верхней полке. Он вновь стал с интересом наблюдать за игрой, и теперь Герман не сомневался, что от его пронзительного взгляда не ускользало ничего. Заявленные ставки были небольшими – оба партнёра выиграли, – но это не меняло положения вещей. Необходимо было как-то достойно для всех закончить игру. – Расскажи-ка нам о себе, морячок, – после очередной сдачи карт обратился долговязый к Герману.– На каталу ты вроде не похож, однако пруха тебе катит по-чёрному.
 – Тут такое дело, братва. Играть в карты я не люблю, и деньги мне ваши ни к чему. Но и проигрывать мне вовсе не резон. Я играть-то не хотел, да вот пришлось. Мне бы до места добраться, а там меня брат встретит, – на всякий случай подстраховался Герман.
 – То, что играть не хотел, это мы знаем, а дальше-то что будем делать?
 – Давайте договоримся так. Если я угадаю, какая у вас карта, то вы забираете деньги, и на этом заканчиваем игру, а если нет… – он и сам не знал, что ещё предложить, однако и этой части уговора им оказалось достаточно.
 – Ну, что ж давай попробуем, – согласился долговязый и попросил карту. Потом, задумавшись, ещё одну.
 – К твоему королю, – Герман волновался, однако карты называл правильно, – пришла восьмёрка. Следующая – десятка, перебор.
 – К твоему тузу, – обратился он ко второму игроку, – дама и девятка. Достав две карты из колоды, он перевернул их. Дама и девятка легли одна к одной.
 – Ну что, уговор дороже денег?! – выложив на стол все деньги, облегчённо вздохнул Герман.
 – Ладно, живи, а свой трояк можешь забрать, нам чужого не надо, – ответил долговязый.
 – Сынок, – обратился к Герману старик с верхней полки. – Здорово играешь, кто тебя учил?
 – Дядька мой, Семён Таптанаков, показывал кое-что. Мальчишкой я тогда был.
 – Так ты, значит, племяш Топтуна будешь? Слышал о нём, знатный был игрок. Видать, впрок тебе его наука пошла. Герман и сам был несказанно благодарен дяде за его учение, которое так неожиданно пригодилось. Старик, довольный благополучным исходом этой опасной, но красивой игры, улыбнулся и повернулся на другой бок. До конца поездки Герман ни в чём не испытывал нужду. И выпить, и закусить – всего было вдоволь, а в карты играть его больше никто не приглашал.

  © Олег Опрышко  т/х «Рома» г. Ростов-на-Дону. 2001г.