Небоскреб

Это произведение было написано в 2004 году. Естественен вопрос о моем нежелании всерьез обновить список лиц и сделать нечто помодней. Ну, уж нет!  ________________________________________
Вступление
Долго или коротко, но больному стало лучше. Его последующие записки, безусловно, отражают борьбу негативных эмоций с позитивными. Я отношу все негативные эмоции к дурным последствиям болезни. Как тонко заметил лечащий врач, критика современной жизни возникает исключительно в результате проекции истории личной болезни на здоровую историю общества. Это глубокое открытие конца 60-х – начала 70-х годов прошлого века буквально произвело переворот в российской психиатрии. Тогда количество успешно-принудительно выздоровевших исчислялось сотнями. В начале 90-х годов наши психиатры начали переходить от стационарного лечения к профилактическим методам. Чумак, Кашпировский, Глоба прямо с телеэкранов заряжали воду, стены, умы и желчные пузыри зрителей приятными эмоциями, регулировали диурез, кровяное давление, работу почек и печени. Здоровье нации поднялось на недосягаемую высоту. Теперь и надобность в подобных методах отпала – жизнь стала лучшим лекарством...

Ознакомившись с записками, полученными от моего знакомого в психоневрологической клинике, я пришел в восторг. Процесс выздоровления, несомненно, приобрел несколько затяжные формы, зато поступательное движение вперед ускорилось. Рассказ «Небоскреб» представляет отличный пример упомянутой выше проекции жизни не совсем здорового человека на абсолютно здоровую жизнь нашего общества. Торжество общественного, коллективного сознания над личным заложило в больном фундамент правильной работы психики, но не все так просто. Война с крысами – яркий пример отдельных, регрессивных явлений, не способных остановить позитивный процесс. Ошибочно полагать, что знакомые имена и фамилии отражают реальные характеры и действия узнаваемых нами лиц. Между ними и именами в рассказе нет ничего общего. Например, генерал Трошев, в отличии от выдуманного маршала Трошева, никогда не награждался контрактом на поставку мороженной рыбы в армию. Поставками рыбы, включая запрещенную к поставкам в войска рыбу путассу, и прочих продуктов по повышенным ценам занимался совсем другой, нехороший человек, выбравший для поставок фирму жены господина Трошева исключительно с целью опорочить боевого генерала. Никогда не проводился в Москве марафон «Золотые кроссовки» и многое другое. И Лужков, и Батурина, и Ходорковский, и Шойгу, словом все действующие лица рассказа ничего общего с реальными лицами нашей жизни не имеют и не могут иметь. Случайные совпадения, вроде любви реального господина Шойгу к бочковым огурцам и зеленому чаю, вызваны исключительно личным пристрастием больного к вышеназванным продуктам. В рассказе нет реальных людей, только отдельные образы, отражающие процессы в больном мозгу. Отдельно нужно сказать про президента. Больной даже не смог назвать его имени, заявив, что президент – понятие коллективное, многоликое, объединяющие и выражающие некие коллективные и индивидуальные желание и не имеющее собственного лица. Давать ему имя собственное – идти на поводу у злого духа, сидящего в телевизоре и пытающегося зомбировать его смесью рекламы пива, колготок, боевиков и теле новостей.

Мой восторг относится к другому. Обилие позитива, победа добродетели над пороком, власти над безвластием становится все решительнее и шире. Мы непрерывно ищем позитив вокруг, и это правильно. Наше великое, процветающее общество уверенным галопом несется вперед. Отдельные неприятности только подчеркивают верность курса. ВВП удваивается как амеба при питании куриным бульоном. Рост вертикали власть подобен даже не росту небоскреба, а сказочного дерева Идригиль, соединяющего в центре суши небо и землю и дарующего единый космос жизни всему сущему. Общественные свободы пропитали собой воздух, сделав бессмысленной такую дурную привычку, как курение. Всем дышится легко, кислород поглощается все активнее, углекислота все энергичнее покидает наши оздоровившиеся легкие. И никакой Киотский протокол не ограничит наш естественный обмен веществ.

Вперед Россия! Я окончательно уверился в близком выздоровлении приятеля и публикую эти записки с верой в живительную, лечебную силу нашей современности.
Алексей Богословский

Небоскреб


«Хотите, я покажу вам самое грандиозное здание мира?» - спросил меня молодой парнишка с нагловатым лицом. Еще один экскурсовод без лицензии, подумал я. Их много здесь бродит, всё пытаются подработать, кто на учебу, кто семью подкормить.

«Не надо, я – москвич».

«Мы все здесь немного москвичи. А спроси кого о самом великом небоскребе человечества – не знают».

«Я очень старый москвич, родился и жил в Москве еще до начала строительства».

Молодой человек посмотрел на меня с огорчением и выпалил готовую фразу:
«Закурить не найдется».

«Молодой человек, в радиусе двадцати километров от небоскреба курить запрещено. Вон, и менты вокруг ходят».

«А, мусора. Я потом, когда домой вернусь, покурю. Вы не туда смотрите, небоскреб правее».

Я достаю вместо сигареты папиросу и отдаю парню. Парень улыбается от счастья и аккуратно кладет папиросу в коробочку рядом с парой сигарет без фильтра. Успел настрелять везунчик. Небось, вечером на картошку сменяет, а папиросу прибережет. Знаю таких, пол-огорода коноплей заросло, в голове ветер, в карманах ветер, в желудке – сквозняк.

«Правее», - соглашаюсь я. Прямо передо мной гигантской стеной, напоминающей подножие крымской яйлы у Ялты, начинается гора мусора, поросшая мелким березняком и осинником. Кое-где среди деревьев видны струйки дыма. На этой стороне свалки в маленьких пещерках устроились бомжи и разводят костры, готовя незамысловатую еду. Неизвестно, откуда они берут объедки. Свалка давно заброшена. Видимо, время от времени они спускаются вниз.
Парень замечает мой интерес:

«Вам надо другую сторону горы посмотреть. Там теперь горнолыжный курорт, подъемники, рестораны, казино. Бомжи ходят на другую сторону побираться, а живут прямо посередине этого склона, силы на подъем экономят».

Как все изменилось. Лет десять назад деревья только начинали расти на склоне, курорта не было, на месте грунтовой дороги, ведущей вдоль склона к небоскребу, вилась тропинка, а большое шоссе, проходящее по дну бывшего русла Москва-реки чуть сзади, еще было ровным без ям и трещин.
 
«Вторую папиросу дадите?» - прервал мои воспоминания парень.

«Не могу, слишком мало осталось», - ответил я и пошел обратно к остановке автобуса. Пора было спешить, автобус на Нью-Ховрино должен был прибыть с минуты на минуту. Постараюсь выйти на связь сразу по прибытию. Небоскреб я решил посмотреть на обратном пути домой в Нью-Хамовники.

Идея воздвигнуть самый большой в мире небоскреб возникла очень давно, лет тридцать назад. Строительство долго дискуссировалось в печати, много говорилось о гигантском рывке вперед, которое строительство даст экономике города, грядущем наплыве туристов и инвестиций. Самый большой холм был отобран комиссией из семисот самых маститых архитекторов страны и пятидесяти ведущих специалистов других стран. Небоскреб должен был вознестись почти на два километра над Москвой и обеспечить обитателей верхних квартир и офисов чистым, почти швейцарским горным воздухом. Выше двух с половиной километров строить было признано нецелесообразным – на таких высотах воздух слишком разрежен, да и зимние морозы резко увеличивали расходы на отопление. Экономия и экологическая ответственность, комфорт и безопасность являлись главными требованиями к проекту.

Для начала холм и прилегающую территорию обнесли большим забором. Он отвечал всем американским и российским требованиям к подобным сооружениям. Забор украшали большие окна, позволявшие на американский манер всем желающим наблюдать за ходом работ, и окна поменьше, позволявшие на российский манер попытаться проникнуть на территорию и вынести понравившиеся инструменты и материалы. Стены забора два года расписывала специальная бригада художников и дизайнеров. Они очень красиво и точно воссоздали на них все памятники архитектуры, сгоревшие и снесенные в Москве за последние годы, нарисовали детишек, зверюшек, автомобили, банки из-под прохладительных напитков и даже небоскребы Манхэттена почти в натуральную величину. Забор был очень велик, привлекал множество туристов, просто зевак и даже затмил как центр культурного досуга Парк Культуры и Отдыха имени уже безвестного писателя времен тоталитаризма.

Помню, как мы, москвичи любили и гордились нашим общим забором. Вокруг него выстроились ряды кафе и аттракционов, появились детские площадки, будочки с игральными автоматами, тиры, фонтанчики и уютный стадион футбольной команды. Когда мэр Москвы решил построить вокруг забора автодром для Формулы 1, возмутилась вся столица, вмешался сам Президент, а Дума приняла специальный закон, заставивший заменить автогонки на марафон «Золотая кроссовка». Соревнования проводились раз в год, в начале октября, и на них съезжались лучшие стайеры мира. Победителю вручалась точная копия пары кроссовок фабрики «Скороход» из Санкт-Петербурга. Кроссовки были большие, шестьдесят четвертого размера, из чистого золота, и одна штука весила ровно 16 килограмм 540 грамм. За два дня до начала марафона по столице запрещалось разъезжать в машинах дешевле 300 тысяч долларов, и воздух Москвы во время забега был чист как никогда. Автодром же построили в Ногатинской пойме согласно мировым стандартам и торжественно открыли в честь десятилетнего юбилея завоевания почетного второго места во борьбе за право принять олимпийские игры 2012 года.
За забором, тем временем, развернулось неслыханное строительство. Сперва пришлось полностью срыть холм. Окончательный проект оказался еще шире и больше первоначального. Днем и ночью тяжелые грузовики вывозили землю. Ради экономии землю сваливали поблизости, почти засыпав соседние кварталы. Теперь, в хорошую погоду противоположная сторона забора наблюдалась отчетливо через все окна, и бригады художников срочно принялись расписывать забор с обратной стороны. Мэрия оказалась готова к неожиданно возникшей проблеме. Лучшие художники, Церетели, Шилов, Глазунов, Никас Сафонов создавали эскизы, бригады специалистов делали увеличенные копии. Копии быстро переносились на стены. Теперь у окон появились билетные кассы. За осмотр забора изнутри брали по десять у.е. с любопытных. Злые языки уверяли, что за право пролезть на территорию стройки через окна российского образца взимали еще большую плату. Смею вас уверить, забор теперь охранялся великолепно. Сотрудники охранных предприятий дежурили с автоматами у стен день и ночь. Работники милиции тщательно проверяли сумки всех выходящих. Они сразу отличали кирпичи, электродрели и отбойные молотки, растаскиваемые энтузиастами походов на стройку, от произведений искусства. Да и о какой краже могла идти речь, если наша милиция и охранные предприятия всегда славились кристальной честностью и неукоснительным соблюдением духа и буквы закона! Среди богатых поклонников искусства начался настоящий ажиотаж. Каждый хотел купить заранее облюбованный кусок забора, подлежащий демонтажу после окончания строительства. Министерство Культуры подняло тревогу и потребовало внести в Думу законопроект, отдающий в собственность государства десятую часть всей настенной живописи. Депутаты блока «Родина» единодушно приняли резолюцию с требованием пресечь возможную продажу хоть кусочка забора за границу. «Забор – единственное, что сейчас объединяет искусство и народы государства. Не позволим растащить забор по частям», говорилось в резолюции. Правые, напротив, дальновидно протестовали против таких ограничений, указывали на необходимость культурного обмена, максимально широкого ознакомления мировой общественности с нашим искусством. Кстати, широкая общественность сама не дремала. Под стенами стройки появилось несколько рынков, торгующих копиями заборной живописи. Все желающие покупали по доступной цене картины, производившиеся на заказ прямо под забором. Их продавали вместе с матрешками, подносами, шапками-ушанками и копиями старых самоваров. От тех времен у меня осталась подзаборная копия большой росписи гостиницы «Москва», разобранной за навевание тягостных воспоминаний о прошлом. Перед гостиницей почему-то был нарисован фонтан ВДНХ «Аленький цветочек» весь в радугах от струек воды, а памятнику Карлу Марксу художник добавил для скорби пару больших кипарисов. Старики и специалисты по истории России млели от ностальгии и вывозили картины пачками.

Грунт из котлована скапливался все больше. Сперва засыпали один квартал Замоскворечья, расселили жителей, подсчитали и задумались. Возникли проблемы с посольствами. Правительство Великобритании потребовало тройную компенсацию за территорию. Подсчитали еще раз. Оказалось выгодным создать огромную гору с крутыми склонами, пригодную под небольшой, горнолыжный курорт. Идея чуть не погубила создание котлована. Строительство заморозили, начались криминальные разборки за аренду будущей горы и участков земли под гостиницы. Правительство буквально раздирали лоббисты. Иностранные инвесторы протестовали против нечестной конкуренции. Сроки тендера отодвигались.

Котлован за год залило. Государственная комиссия, приехавшая на месте прикинуть приблизительные размеры финансирования осушительных работ, увидела огромное озеро с песчаными пляжами, топчанчиками, навесиками и несколькими буфетами для отдыхающих, замаскированными под рабочие столовые. Оказалось, начальник строительства решил не терять время даром, организовал зону отдыха, запустил карпов, устроил платную рыбалку, а осенью собирался торговать лицензиями на отстрел перелетных уток. Несчастных жертв уже подбивали к перелету из московского зоопарка обещаниями повышенных рационов зерна и завозом мотыля из хозяйств Подмосковья. Начальник, как выяснилось, вошел в преступный сговор с администрацией округа, рядом крупнейших туристических фирм и кое-кем из Министерства Водных Ресурсов и Рыбного Хозяйства. Расследованием занялось УВД г. Москвы под личным контролем ее начальника, генерал-майора Пронина.

Запротестовали экологи, приехал Управляющий Администрации Президента и выдвинул: идею окна в заборе заколотить, построить новую дачу для президента под встречи иностранных глав государств и бесед с ними на фоне воды, пляжей, уток и произведений искусства. К счастью, президент на уговоры не поддался. Уток вернули в зоопарк, доблестного генерал-майора наградили медалью «За спасение на водах», строительство решили возобновить, честную конкуренцию иностранных и отечественных фирм разрешить, провести тендер в течение месяца. В итоге подряд достался нескольким иностранным фирмам с Кипра, Мальты и Гибралтара.

В сентябре вместо утиной охоты началась откачка воды. Поставили триста мощных насосов, и вода сотнями ручьев потекла по асфальту мимо торговых палаток и аттракционов в Москва реку. Тысячи москвичей в болотных сапогах и с сачками в руках бегали вдоль ручьев и ловили трепещущих карпов и карасей. Цены на рыбу упали, торговцы рыбных рядов вздымали руки к небу и молили Аллаха помочь строителям осушить котлован в рекордные сроки. К концу сентября на дно котлована спустили мощные экскаваторы и бульдозеры, у места будущей горы смонтировали высоченные транспортеры для подачи грунта наверх, и работы возобновились. Гора начала расти на глазах. Росла она намного быстрее, чем углублялось дно котлована. На транспортеры подавался мусор со всех концов Москвы, запах пополз по пяти округам, заставляя сперва обитателей посольств, потом и московских обывателей пытаться побыстрее сменить место жительства. В декабре ударили морозы, ночью на гору забралась группка бомжей и развела костер, пытаясь спастись от холода. Гора начала тлеть. Дым накрыл ряд регионов России.

На рождество снимки из космоса, сделанные спутниками НАСА обошли весь мир. Сам министр Шойгу признал невозможным потушить подземные очаги огня. Оставалось надеяться на весеннее таянье снега и апрельские дожди. Правительство и президент временно переехали в Санкт-Петербург. Страны Скандинавии и Прибалтики попытались обвинить Россию в объявлении им химической войны и потребовали от остальных стран НАТО срочной помощи. Не помогло. Страны НАТО, чувствовавшие себя вольготно за стеной атлантических циклонов, объявили, что массированная бомбардировка России не в состоянии затушить тлеющую свалку. Россия, со своей стороны, резко сократила поставки газа в Латвию и Эстонию. В январе конфликт стал сходить на нет. К весне гора начала приобретать современные очертания. С одной стороны она выглядела как крутой обрыв, высотой в сотни метров. С другой стороны начиналась череда разнообразных склонов, переходящих в длинный, пологий спуск, столь ценимый начинающими горнолыжниками. В марте грянула оттепель, огонь потух сам собой, министры и бизнесмены начали потихоньку возвращаться в Москву.

Летом гора стала еще выше, на вершине ее постоянно блуждали мелкие облака, часто гремели грозы. Защищенные горой от северных ветров, фермеры Домодедовского, Чеховского и ряда других районов юга Подмосковью приступили к выращиванию огурцов и помидоров в открытом грунте. Овощи имели неприятный привкус гари, но росли великолепно. Мигранты из Грузии рыскали по районам и пытались скупить землю под виноградники. Котлован становился все глубже, гигантская яма площадью три на четыре километра имела вид места добычи алмазов открытым способом. Наконец, углубив яму до километра (точная глубина ее была засекречена), в дно начали забивать сваи. Москву затрясло.

До этого момента, я, подобно многим, жил, не подозревая о глубине грядущих перемен. Первоначально мы рассуждали об изменениях внешнего облика столицы. Политики писали статьи о необходимости строительства ради большой национальной идеи и духовном очищении. Много говорилось о великом американском примере, о Соединенных Штатах, стране, приобретшей величие очищения благодаря постоянному очищению через величие. Небоскреб, вознесшийся на тысячи метров над землей, должен был объединять народы страны через благоговейное желание прикоснуться к стене, ощутить мощь бетонных стен, войти внутрь и месяцами блуждать среди огромных залов, путешествовать с этажа на этаж и, конечно, покупать всевозможные товары в бесчисленных магазинах. Процесс купли-продажи обязан был придать процессу приобщения к национальной идеи чувство сопричастности, доступности и человечности.

Жителей близлежащих кварталов волновала угроза оказаться в огромной тени небоскреба. Им объяснили, что их опасения вызваны неправильным пониманием символа строительства. Народ обязан жить в тени собственной национальной идеи, защищающей каждую личность своими размерами, пробуждающей энергию творчества и зовущей вверх недоступным блеском неба на вершине, видимой издалека и становящейся все грандиознее и необъяснимее с каждой попыткой приблизиться. Более того, в небоскребе заключалась великая идея способности эпохи превращаться в символ. Символ эпохи соединяет через себя одно время с другим, делает возможным отличить одну эпоху от другой, возвышая население до способности отличить время собственной жизни от жизни других поколений, понять уникальность бытия и государственности. Но и этим не ограничивался великий смысл великого дела. Оказывается, материальность символа соединяла время с материей. Нам не следовало волноваться о больших разрушениях, гибели старых, любимых до ностальгии по прошлому памятниках архитектуры и привычному укладу жизни, разрушаемых бульдозерами под строительную площадку. Напротив, мы тем самым демонстрировали свою власть и способность освободить время от материи и использовать прошлое во имя грядущего. Время через новое творение приобретало свойство пластичности, покорности переменам и передавало свои чудесные свойства сознанию обывателя. Разрушение прошлого делало обывателя свободным от застойных привычек, приобретенных в период тоталитаризма. Хорошо, очень хорошо писали газеты в те годы.

По мере выемки грунта и засыпки близлежащих кварталов народ успокоился. Оказалось, что вблизи небоскреба возникнет зона увеселения, зона радости и праздника. Именно это и символизировало строительство забора и благоустройство территории. Жителей выселили на окраины, волноваться по поводу того, что каждое великое дело имеет свою теневую сторону, стало некому. Народ гулял, разглядывал картины на заборе, великое пространство котлована и веселился. Гору, после окончания пожара, тоже приспособили под гуляния, не дожидаясь превращения ее в горнолыжный курорт. Пример подал сам мэр Москвы Юрий Лужков. На масленицу он появился на горе, окруженный друзьями, телохранителями и работниками телевидения. Под громкие аплодисменты собравшихся любимый мэр несколько раз скатился на санках вниз, каждый раз предоставляя почетное право тянуть санки вверх избранным представителям компаний-подрядчиков.
Начало забивки свай в дно котлована прекратило череду праздников, царивших на первом этапе строительства. Да, да, задумывались ли вы о странной оппозиции понятий «веселье и созидание», «разрушение и труд»? Энтузиазм, радость революции, высвобождение энергии народа несет в себе веселье разрушения, отказа от запретов, разгильдяйство и безалаберность. Свобода и романтизм, богема культурной жизни, обаяние богатства – все предполагает деятельное безделье, украшенное легкостью разрушению старого или будничного. Свобода подобна сексу посреди груды несделанной работы. Сами знаете то прекрасное и, увы, мимолетное чувство – работа не волк, свободе не помеха. Свобода подобна полету над облаками проблем, познанию экзистенциальности сущего, освобождению от оков рационализма и упорядоченности, веселью утомленных буднями мышц, открытию дверей в беспредельность и в беспредельное никуда. Труд, унылый труд только изредка поднимается до высот разрушений, и мы как завороженные наблюдаем взрыв старых домов и стадионов, сброс камней в перемычку плотины, вызывающей затопление земель, отведенных под водохранилище, или падение векового леса под пилами лесорубов.

Созидание, напротив, главной своей добродетелью подразумевает тяготы труда, дисциплину, самоограничения и страдания, позволяющие избежать бедствий свободы и веселья. Бедствия от созидания вызваны исключительно необходимостью избегать бедствия свободы и веселья, поэтому эти бедствия несут в себе благородное, дисциплинирующее начало, зовущее к новому циклу страданий и созидания. Забивка свай в дно котлована символизировала начало труда истинного, непрерывного. Великая воля создать небывалый небоскреб начала обретать стальную форму конструкций, тяжесть бетона и строгость линий проекта. Москву трясло с каждым днем всё сильнее. Вибрация мощных ударов, подобная игольчатому графику колебания курса акций, пронзала земную глубь, шла изнутри по стенам, линиям коммуникаций, тоннелям, корням деревьев и накапливалась непонятной тревогой, постоянным присутствием чего-то невидимого и неизбежного. Глубины котлована мешала ощутить силу ударов. Услышать их, успокоиться от связи вибраций с великим строительством можно было только вблизи забора. Ужас расползался по громадному городу. Лица людей стали серьезнее, брови приблизились к переносицам, взгляд стал жестче. Москва из центра космополитизма и разобщенности становилась градом народности и единообразия. Налет московского разгильдяйства и веселья на лицах исчез, москвичи стали духовно ближе и понятнее провинциалам, готовность к свершениям и страданиям читалась по их чуть согнутым плечам и размеренной, скромной походке. Начал пополняться контингент психбольниц.

В начале августа, когда все газеты резервируют полосы под сообщения о катастрофах и астрологических прогнозах, в Москве стали беситься кошки. Каждый день несколько сотен жителей столице, израненных и дрожащих от боли и ужаса, отвозились в институт Склифосовского и другие лечебные заведения. Двенадцатого августа к кошка присоединились собаки. Жители входили в метро сквозь строй воющих собак, возвращались домой, закрывали двери, окна, затыкали уши, но тоскливый вой настигал их и там. Выли болонки и кокер-спаниели, овчарки, бультерьеры, добродушные колли и даже мастифы из элитных домов, никогда не страдавшие от недостатка мяса и комфорта. Нервы обывателей начали сдавать. Газеты пестрели сообщениями: «Толпа линчевала котенка, напавшего на старушку у Чистых прудов», «Пьяный слесарь застрелил из охотничьего ружья бульдога, завывшего во время прогулки под окнами его квартиры», «Скинхеды, вооруженные арматурой, устроили погром бродячим собакам у метро Тульская». В Москву срочно перебрасывали омоновцев. Над дверями ресторанов появились громадные надписи «Вход с домашними животными запрещен». Бешенство стало перекидываться на всех домашних любимцев. После того, как неопознанный попугай без документов и сопровождения прорвался в американское посольства и сильно поцарапал пять морских пехотинцев США, заговорили о руке Аль-Каиды и введении войск.

17 августа началась катастрофа. Министерство Госстроя решило поторопить подрядчиков. Частота вибраций резко возросла. Собаки и кошки неожиданно успокоились. Из всех щелей и дыр полезли крысы. Предшествующую неделю они бодро размножались, опустошали мусорные баки, продуктовые подвалы и закусывали проводкой кабельного телевидения. Ускорение работ окончательно взбесило прожорливые полчища. Крысы нападали на рынки, супермаркеты, не брезговали случайными прохожими. Некоторые крысы полюбили точить зубы о шины автомобилей и по ночам врывались на автостоянки, приводя в ужас стариков-охранников. Автолюбители завалили суды исками на владельцев эвакуационных стоянок и мэрию. Премьер Фрадков попытался организовать меры спасения, и обратился в Думу за помощью. Увы, Дума уже две недели как разъехалась по отпускам. В обстановке кризиса законодательной власти в столице началась паника. 20 августа стая обнаглевших крыс ворвалась в Дом Правительства, съела нескольких охранников, ограбила буфет и попыталась незаконно проникнуть в кабинет премьер-министра. Специально вызванная группа работников ФСБ долго увещевала хвостатых хулиганов, применила оружие и с трудом обеспечила отход премьера на крышу дома, откуда он был эвакуирован вертолетом в Барвиху. На следующий день еще большая орава крыс, прикрываясь заложниками из иностранных туристов, взятых в плен у билетных касс возле Кутафьей башни, захватила Кремль, устроила штаб-квартиру в буфете Дворца Съездов и вынудила солдат гарнизона отступить к Васильевскому спуску. Вездесущие журналисты сумели документально заснять отдельных крысиных гонцов, выбегавших из ворот Кремля и спешащих к ближайшим канализационным люкам с непонятными, известными только крысам, целями. Министерство Юстиции срочно возбудило уголовное дело по статьям «терроризм» и «заговор с целью захвата власти». Вечером крысы как по команде заняли вокзалы, центральный телеграф, крупнейшие банки и биржу.

Правительство и президент дисциплинированно эвакуировались в Санкт-Петербург. За ними потянулись богатейшие представители крупного бизнеса и государственные чиновники. Ленинградское шоссе оказалось запружено потоками иномарок, автобусов и грузовиков. В небе выли самолеты, перебрасывающие со всех еще не занятых врагом аэродромов беженцев с их нехитрым скарбом из бумажников с набором кредитных карточек и саквояжиками с наличностью. В городе на Неве начались перебои с поставками продовольствия. Узнав о постигшим новую столицу несчастье, миллион с лишним выходцев из Азербайджана, Грузии, Армении и Северо-Кавказских республик последовали за правительством из Москвы на север и за одну неделю удвоили в Санкт-Петербурге количество торговых точек, казино и борделей. США срочно направили в Балтику шестой флот с тремя ударными авианосцами, перегруженными гуманитарной помощью в виде куриных окорочков, кукурузных хлопьев и пива Рэд Булл. Президент России обратился к населению с воззванием, грозя серый сволочи неминуемой гибелью и привлечением вожаков к суду Международного Трибунала в Гааге. Военные действия становились неизбежными. В стране начались всеобщая мобилизация и неразбериха.
Детальный ход трехнедельной военной компании великолепно описан в десятитомном труде академика Боголепова «Маршал Трошев – гениальный стратег и полководец нашей эпохи». Я ограничусь кратким обзором событий.

Военные по-своему правы, требуя от политиков свободу действий, маневра и выбора вооружений. Правы и политики, видящие в армии орудие выполнения своей воли и целей. Возникающие при этом неувязки неизбежны, порождая споры о целесообразности принятия тех или иных решений, попытки свалить друг на друга вину за неудачи или присвоить чужой успех, стимулируя массовое написание мемуаров и споры на страницах газет. Все, однако, были согласны в одном: наша страна в очередной раз оказалась не готова дать отпор очередному противнику. Хромала система космической разведки и наведения высокоточного оружия. Войска не имели достаточной вертолетной поддержки. Плохо обученные авиаторы регулярно путали Москву с Киевом. Приборы ночного наблюдения слепли от света фар автомобилей, костров и даже зажженных спичек. Именно поэтому привычка часовых курить на посту сделала ночные броски крыс непредсказуемыми и смертельно опасными. Не хватало горючего, провианта, обмундирования. Сказалась и необычная тактика крыс. Отряды смертников перегрызали внутреннюю проводку танков, съедали подчистую шины бронетранспотеров и автомобилей, прогрызали стенки емкостей с горючим. Армия лишилась маневренности, электронных средств связи, на тыловых базах снабжения отряды крысиных диверсантов входили в преступный сговор с местными прапорщиками, портили имущество, учетно-ведомственные документы, стены складов и даже продукты в столовых для высшего командного состава. Главное, коварство и решительность врага заставила армию вступить в бой, не успев развернуть основные силы.

Единственно, что успело сделать командование – подготовиться к решительной защите Санкт-Петербурга. Более трех миллионов солдат и офицеров заняли оборону в междуречье рек Луга и Волхов. Линии валов и траншей тянулись вдоль Луги от Финского залива вверх, далее вдоль речек Оредеж и Тигода. На месте впадения речки Тигода в Волхов сплошная линия обороны поворачивала на север и доходила до Ладожского озера. Еще 20 дивизий защищали Петербург с севера на случай прорыва крыс через Карелию и Финляндию. Вторая линия обороны шла по рубежу Петрокрепость, Отрадное, Тосна, Вырица, Кикерино, Копорье, Сосновый Бор. Третья линия, Колпино, Кипень, Петродворец, включала четыре ряда колючей проволоки под напряжением, триста минных полей, многочисленную бронетехнику, могучую артиллерию Балтийского флота и практически всю сельскохозяйственную авиацию страны, вооруженную все проникающими, безжалостными ядохимикатами отечественного производства. На самых крысоопасных направлениях высились до небес могучие рейтинги роста доверия народа к президенту.  Под прикрытием этих рейтингов скрывались системы залпового огня и танки, а кое-где, говорят, таились ракеты с ядерными боеголовками. От одного вида рейтингов перелетные птицы с Севера срочно переходили на бреющий полет у самой земли и пытались лететь на Юг через Европу. Вслед за ними потянулись комары и мухи, впрочем, последние далеко не улетели, а ограничились районами Талина и Юрмалы, распугав туристов из Финляндии. Стянутые со всех концов страны омоновцы под руководством лучших работников ФСБ денно и нощно прочесывали подземные коммуникации Петербурга, захватывая зазевавшихся крыс, мышей, заплывших в канализацию из Невы тритонов и лягушек и выясняя возможность их сговора с врагами извне. Сердобольные жительницы Петербурга в три смены стирали одежду бойцам невидимого фронта, все бани перевели на спецобслуживание, из Финляндии срочно завезли триста контейнеров мыла и стирального порошка. В городе царили безупречный порядок и патриотическая дисциплина. К счастью, крысы дальше Тверской губернии не прошли, видимо, побоялись столкнуться с основными силами нашей армии. Россия отстояла северную столицу и президента, сумев не сделать ни одного выстрела.

Основные военные действия развернулись к западу и к югу от Москвы. В ночь с 22-го на 23-е августа, воспользовавшись филевской линией метро и другими подземными коммуникациями, противник вышел к пересечению МКАД и Рублевского шоссе, пытаясь развить успех в сторону Одинцовского района Подмосковью. Командование Российской Армии срочно перебросило в опасное место части Таманской дивизии. Президент отдал приказ стоять насмерть. «За Барвихой у нас земли нет», - говорили политработники, объясняя приказ солдатам и офицерам. Триста таманцев разведбатальона под началом комбата Леонидова решительным броском отбили развилку и продержались целых пять часов. Они геройски погибли в неравном бою, но дали возможность дивизии выйти в район Барвихи и занять круговую оборону. Увы, этот маневр оказался роковым. Пока практически все войска готовились к боям между Минским и Рублевским шоссе, основные стаи противника по придорожным канавам пробрались до Дедовска, совершили скрытный марш-бросок на Звенигород и форсировали мелководную Москва реку чуть западнее Звенигорода у Биостанции. Войска оказались в глубоком полу охвате. Еще 25-го положение можно было выправить, дав приказ на отступление. Приказ по странной русской традиции запоздал. Войска эшелонами шли с западной границе через Кубинку на Одинцово, не замечая глубоко замаскировавшегося, спрятавшегося в подвалах обезлюдивших деревень, врага. Напрасно деревенские киски, выгнанные нашествием из родных домов и огородов, усеяли все придорожные деревья и пытались предупредить армию громким мяуканьем и маханием лапок. Генералы, склонившиеся над оперативными картами в штабных вагонах, в окна не глядели и оставили предупредительные знаки без должного внимания. Вторая группировка крыс залезла в пригородную электричку, проникла в кабину машинистов и под страхом укусов заставила отвести их в Апрелевку. 26 августа кольцо замкнулось. Восемь дней и девять ночей продолжались бои. Расчлененные заборами элитных дач войска теряли взаимодействие, блуждали среди садов камней, терялись в анфиладах комнат, странных переходах от саун к бассейнам, путали серый камень скульптур с цветом шерсти недругов, тратили время на препирательства с охранниками. Крысы нападали неожиданно, из подвалов и баров, прятались среди детских игрушек, иномарок и клумб с цветами, неожиданными налетами уничтожали полевые кухни и боевую технику. В первых числах сентября западная группировка войск прекратила существование. Голодные, расстрелявшие весь боезапас, солдаты и офицеры начали мелкими, разрозненными группами прорываться на северо-запад. Не помогла и помощь с воздуха. Летчики, лишенные карт с четкими пометками, чью дачу можно бомбить, а чью нельзя, бросали бомбы где попало, сея ужас и анархию. Командир дивизии десантников генерал армии Шпак до последнего прикрывал отход и утонул, пытаясь вплавь пересечь Москва реку. Волна крыс покатилась на запад, к Можайску.

Ничуть не лучше обстояли дела на южном и юго-восточном направлениях. Пройдя подземные коммуникации до базы управления ракетными войсками в Чехове, крысы быстро заняли города и поселки почти до Серпухова. Контратаки наших войск провалились, население разбегалось, спасаясь от ковровых бомбардировок и бессмысленного огня артиллерийских дивизионов по площадям. Обилие канализационных канав и подвальных помещений позволяло пропускать контратакующие части через себя и нападать с тыла. Войска Северокавказского военного округа метались от Чехова до Подольска. Наконец, последовал приказ о наступлении через Щербинку на Бутово и далее на Москву. Крысы как будто ждали это решение. 29 августа доблестные танковые войска как на параде прошли по Варшавскому шоссе до окраин Москвы и далее до станции метро Нагатинская. Противник попрятался и затаился. Было четыре часа пополудни. Обеспокоенный ситуацией полковник Пилипенко доложил в штаб. Еще через десять минут, находясь на марше к Садовому кольцу, он получил немедленный приказ оставить Москву и ускоренным маршем двигаться по Каширскому шоссе к Домодедово. Коварный враг перелесками добрался до Пахры и начал штурм стратегического объекта Горьки Ленинские. Этот объект защищала сводная бригада ФСБ и отряд Альфа. Уже двадцать альфовцев получили опасные укусы. Командир отряда принял решение на отход, занял ближайший детсадик и забаррикадировался. Бригада ФСБ еще с утра оказалась деморализована качеством снабжения. По ошибке интендантов вместо контейнера крысоловок им прислали два контейнера экземпляров Уставов гарнизонной и караульной служб, а вместо крысиной отравы дали некую сложную систему раннего оповещения от воздушного нападения. «Неужели крысы летают?» - произнес свою знаковую фразу командир бригады, обхватил голову руками и задумался о чем-то большем и личном. Еще большое недоумение вызвала шифрованная телеграмма, требующая немедленно уничтожить секретные документы архива. К этому моменту крысы пробрались внутрь здания и уничтожали запасы бумаги. В свете данного приказа никто не понял, следовало ли продолжать борьбу с крысами или помочь им завершить работу.

Войска попытались повернуть к Горьки Ленинские, но были немедленно атакованы. На развилке между Варшавским и Каширским шоссе отступавшие части столкнулись с тыловыми подразделениями. Искореженная техника забила проход. Приходилось отступать дворами. Управление войсками отсутствовало, подвоз горючего стал невозможным. Ради спасения подчиненных и избежания бессмысленной гибели, приказы генералов приходилось нарушать повсеместно. К первому сентября начался массовый отход и параллельное преследование. Крысы, прицепившиеся лапками к днищам вагонов, штабных машин и машин беженцев, пересекли Оку у Серпухова, заняли Тарусу, на конфискованных моторках переплыли реку и двинулись на Тулу. Остатки войск и частей особого назначения отступали от Горьки Ленинские на юг к Кашире, непрерывно попадая в засады и матеря начальство.

В этой критической ситуации народ не выдержал и начал сопротивляться на свой манер. Начало создаваться ополчение, население стихийно конфисковывало охотничьи ружья в магазинах, предпочитая набитые дробью патроны дальнобойной артиллерии. На уцелевших со времен перестройки маленьких фабриках налаживалось производство крысиного яда и крысоловок. Понятия законности и организованности отбрасывались. Шайки молодых людей, включая отбившихся от надзора начальства солдат и офицеров, рыскали по кирпичным особнякам, вскрывали сейфы и забирали все помповые ружья и двустволки. Ряды крыс, двигавшихся от Барвихи на Можайск, редели, но огрызались. На юге крысы вынуждены были сократить фронт наступления, отказавшись от захвата Коломны и Луховиц на Рязанском фланге и Алексина и Ферзикова на Калужском. Всеми силами крысы рвались на юг. На пути встала Тула.

Да, о великом Тульском сидении и сейчас ходят легенды. Как показали допросы пленных, крысы прошли от Москвы до Петушков за два дня, но поспешно ретировались, впав в уныние при виде бедности населения. Крысы не столько хотели нападать, сколько спасались от вибраций дна котлована. Узнав от товарок, что за Загорском и Дмитровым начинается пояс нищеты, похожий на быт жителей Владимирской области, они ограничились грабежом складов от Мытищ до Пушкина. Прорваться на Санкт-Петербург не удалось. На берегах Московского водохранилища их ждал разгром. Местное население и беженцы самовольно встали с двустволками на узенькой железнодорожной дамбе, соединяющей оба берега водохранилища. За несколько часов крысы продвинулись на полтора километра и попали под перекрестный огонь подоспевших на лодках браконьеров. Завалив дамбу трупами, крысы отступили. Они еще день простояли на берегу, поджидая, пока охрана моста, размахивая удостоверениями, сгонит защитников дамбы, требуя оставить стратегический объект и позволить восстановить движение поездов. Коварный план не удался. Охранники не смогли вызвать местный омон, получивший категорический приказ идти на спасение Санкт-Петербурга. Более того, президент приказал всем защитникам моста выдать удостоверения партии Единоросов. Но и здесь крыс ждал позорный провал. Посланец Грызлова запоздал. Когда он прибыл, и браконьеры, страшась неминуемой уплаты членских взносов, бросились врассыпную,  крысы уже повернули к Москве и устроили сход под захваченной Барвихой. Мнения разделились. Часть руководства мечтала пробиться на юг, к Назране и Тбилиси, получить гуманитарную помощь и с новыми силами разбежаться по России. Другая часть надеялась улизнуть на Запад, получить гуманитарную помощь, натурализоваться и действовать по обстоятельствам.

Вот тут позволю себе маленькое отступление – неразбериха была и будет защитницей России во все времена. Наше поведение отлично предугадывается нашими недругами. Каждый наш человек у них словно на ладони. Те же крысы отлично знали, что произойдет при попытке вручить нашим браконьерам-патриотам удостоверений Единоросов, а у нас истинный, неофициальный патриот всегда немного в душе браконьер и норовит предъявить браконьерские требования к государственности. Но, кто мог предположить, что посланец Грызлова от страха перепьет в вагоне коньяку, а, протрезвев, срочно выпьет ещё, а хорошей выпивке в Твери не будет, и он поедет в Завидово? Вот так в России куются победы и поражения – одна накладка на другую, а народ без присмотра.
 
1 сентября передовые отряды крыс заняли Ясногорск и все овощебазы района. В Туле объявили всеобщую мобилизацию и перевели оружейные заводы на работу в три смены. Над городом кружили самолеты и сбрасывали обращение президента к населению. Президент призывал жителей последовать героическому примеру таманца Леонидова, погибнуть, но не пустить врага дальше. Попытка крыс подкупить ряд представителей местной администрации провалилась. Толпа, среди которых было много пьяных и хулиганствующих элементов, схватила трех парламентеров противника, пытавшихся пробраться к губернатору и договориться о свободном проходе своих отрядов, и линчевала. Дары дружбы, состоявшие из пяти атташе-кейсов с акциями «МММ» и Государственными Казначейскими Обязательствами (ГКО), изъяли, кейсы взломали, содержимое облили бензином и сожгли под непристойное улюлюканье. Самовольно созванный Комитет Обороны решил, во избежание подкупа, приставить к каждому работнику ГАИ по десять добровольцев с двустволками и наделил отряды полномочиями, выходящими за рамки Конституции и законности. В течение ночи добровольцы задержали восемь трейлеров с фальшивыми накладными и затаившимися в кузовах крысами. Крысы пытались тайно вывести по Симферопольскому шоссе на юг 15 тонн колбасы, золотые и ювелирные изделия и свыше ста миллионов долларов, из которых только 50 тысяч оказались настоящими. Увидев плохое качество фальшивок, депутаты местного собрания срочно проголосовали за поддержку Комитета Обороны. 3 сентября крысы, узнав о гибели парламентеров, бросились на штурм. Бои шли день и ночь. Грохот от охотничьих ружей стоял такой, что семь лет потом перелетные птицы огибали Тулу за сто километров. Пять тысяч передвижных прожекторов по ночам освещали самые опасные участки фронта. Над домами и полями непрерывно взлетали сигнальные ракеты, в их тусклом свете оборонявшиеся пытались заметить малейшие движение и стреляли часто наугад. 8-го сентября противник занял вокзал, 10-го – взял город в кольцо, выйдя огородами к Ясной Поляне, захватил в плен работников музея и подверг нечеловеческим пыткам, насильно впихивая в рот жертвам морковные котлеты самого мерзкого качества. Как позднее выяснилось, крысы обезумели от потерь и подло мстили персоналу музея за незначительность успехов в пропаганде идей непротивления злу насилием. 12 сентября город оказался расчлененным на две части, бои шли почти на каждой улице, но и силы крыс были на пределе. Ночью опять явились парламентарии, предложили принять фальшивые доллары за 70% от номинала и отвести отряды самообороны от Симферопольского шоссе и железной дороги. Через два часа переговоров начальник местного отделения Центробанка сумел сбить цену до 65% от номинала. Попытки изменить условия успеха не имели. Выручил начальник УВД г. Тула господин Налетов. Достав из кармана колоду карт, он предложил разыграть условия сделки в очко. Проиграв для понта контроль над местной гостиницей и центральными ресторанами, он перешел в решительное наступление. К утру крысы проиграли все офшорные компании, штабной вагон, годовой запас швейцарского сыра и большую часть тяжелого вооружения. Главарь делегации уже собирался поставить на кон личное право на чистосердечное признание и немедленную амнистию, когда где-то с юга послышался грозный, непонятный топот. Это сводный добровольческий кавалерийский полк городового кубанского и ростовского казачества прорвался в районе Щекинского химкомбината и, теряя ездоков на ходу, ускоренным маршем двигался на город. Испуганные делегаты постарались под шумок скрыться, но их схватили, заставили проиграть золотые часы, цепи и драгоценные малиновые пиджаки, передававшиеся по наследству как символ родовитости, и нагими бросили в КПЗ. Главарь кричал, грозился позвонить известному правозащитнику Ковалеву, но его уже никто не слушал.

Старый страх крыс перед мчащимся табуном лошадей, беспощадными копытами и могучей лавой атаки рассеял привычное к городскому транспорту и канализационным разборкам воинство. Лошадь, конечно, существо безобидное, но обладает дурной способностью терять от крысиных укусов самообладание и давить крыс копытами, не дожидаясь приказа. Эта лошадиная неуправляемость и оказалась крысам страшней единого, централизованного сопротивления. Конечно, казаки пытались остановить лошадей. Одни хором пели ресторанные песни, другие отчаянно цеплялись в гривы и кричали «мама, мне страшно». Некоторые упорно махали клавиатурами от компьютеров, взятых в бой вместо шашек и пытались уговорить коней: «Ну, я же нажал на Esc, а ты, конек-горбунок, опять завис». Некоторые в отчаянии жали на ctrl, alt, del одновременно, но кони не слушались. Видя неизбежность атаки, крысы прибегли к последнему средству – вперед выехала машина с громкоговорителем, и из неё полилась речь Сергея Адамовича Ковалева о толерантности и борьбе с великорусским шовинизмом. Тут уж и настоящие казаки, случайно попавшие в ряды городового казачества, перепугались. Раздались крики «Какая, к черту, атака!», «Потом менты будут подбрасывать патроны и наркоту и сажать за экстремизм!» Опытные во всех отношениях наездники срочно поворачивали коней и ударялись в бега. Но таких было меньшинство. Напуганные ресторанными песнями и Интернет-командами лошади обезумели и рванулись вперед. Ударная группировка крыс оказалась рассеяна в считанные минуты. Мелкими группками крысы отступали к Оке и пытались уйти на запад. Преследование продолжалось несколько недель. Последние остатки крысиных отрядов из под Тулы попытались соединиться с отступавшими от Барвихи крысами у Ярцево. В дальнейшем они планировали прорваться с боями к латвийской границе и скрыться в подвалах рижских банков, но три кубанские сотни отрезали путь, обогнув Смоленск с севера. Конец великого крысиного исхода из Москвы теряется в болотах Белоруссии, где их громил сводный батальон ветеринаров имени батьки Лукашенко, и в списках «Амнисти Интернэйшенел», опубликованных в Лондоне месяца через три.

Все это тяжелое время жители Москвы провели в самом безопасном месте – на стройке и под забором. Непрерывная вибрация вбиваемых свай держала крыс на почтительном расстоянии. Народ мучился от голода физического, но красоты произведений выдающихся живописцев, мужественные портреты лучших людей России, глядевших на нас с высоты забора, поддерживали духовно, вселяли веру и волю в победу. По причинам, до сих пор непонятным российским врачам, крысы никогда не прикасались к трем видам съестного – куриным окорочкам американского производства, водке «Топаз», напоминавшей по вкусу жидкость для стекол, и испанским оливкам. После ряда тяжелых отравлений крысы ввели для себя запрет и на микояновскую колбасу. Мужское население регулярно получало фронтовые сто грамм, защищавшие от угрозы укусов, и под защитой спиртных паров совершало регулярные вылазки в поисках уцелевших продуктов питания. Случайное открытие чудодейственных свойств водки «Топаз» сделанное работником РЭУ 401 господином Сидоркиным, ныне академиком и почетным гражданином г. Москвы, очень помогло и жителям Подмосковья. Урожай картошки был собран полностью и в срок, несмотря на военные действия. Окончательное освобождение Москвы от захватчиков произошло утром 12 сентября маршалом Трошевым.

5-го сентября на дамбу, защитившую Тверь от нашествия крыс, прибыла 9-я рота полка Псковских десантников. Разведывательный рейд на три дня превратился в братание с местными рыболовами и непрерывными катаниями в ближайший магазин для поддержания боевого духа. Седьмого числа братания приобрели затяжной характер. Полки магазина опустели. Отвага и решимость переполняли сердца бойцов. На следующее утро командир роты поддался приступу всеобщего патриотизма и, вопреки приказу, решился на вылазку в сторону Клинского пивного завода. На заводе уже не было ни пива, ни крыс. От населения десантники узнали о свойствах водки «Топаз», сбросились, приняли и доехали до Солнечногорска. Крысы уже ушли и оттуда. Маршал Трошев срочно прибыл в Тверь и запросил подкреплений. Утром 12-го, получив известия об эффективности конной атаки, маршал вертолетом вылетел на конезавод под Одинцово и на белом коне въехал в Москву. Вечером он уже сидел в буфете Дворца Съездов среди пустых коньячных бутылок, разбросанных по всему бывшему штабу крысиных войск, и давал интервью корреспондентам СиэНэН. Корреспонденты слушали плохо, больше полагались на записывающую аппаратуру и телекамеры. Они уже два дня как жили в Кремле в ожидании приезда официальных представителей власти, страдали изжогой от водки, камеры плохо слушались рук, и корреспонденты посменно бегали в туалет.
Торжества прокатились по всей стране. Маршал Трошев получил «Звезду Героя» и огромный подряд на поставки мороженой рыбы в части Российской Армии. 30 сентября во всех крупнейших городах прошли народные гулянья и был дан самый большой за всю историю России салют. Город Одинцово переименовали в град Леонидов, Барвихи присвоили звание «Поселок-Герой». Всем обитателям Барвихи выдали по памятной медали и наградили почетным правом проезда на красный свет. Даже бойскаутам достались памятные мигалки, которые они ставили на велосипеды и самокаты для поздок за мороженым. Главные почести, естественно, ожидали Санкт-Петербург, чья героическая защита спасла президента и лучшие умы и сердца Отечества. Министерство Образования приказало срочно переиздать все учебники и внести историю Новой Великой Отечественной Войны в экзаменационные билеты старшеклассников. Всего за три года старые учебники господина Сореса заменили на новые, патриотичные и добротные. Особенности производства водки «Топаз» дети проходят дважды – на уроках химии и гражданской обороны. Страна продолжила хорошеть с каждым днем, но возникли и проблемы.

Краткая оккупация крыс привела к трагичным последствиям. После них страна не досчиталась 120 тонн золота, всех алмазов, драгоценных и полудрагоценных камней Гохрана, произведений искусства в картинных галереях. Крысы кое-где постарались скрыть следы своей грязной деятельности. Они заменили большинство экспонатов в крупнейших музеях, таких как Художественный и Третьяковка, на подделки, даже в Палеонтологическом музее на место костей мамонта подсунули муляжи, ободрали старинные фрески в церквях, в Оружейной палате вместо старинного оружия выставили на обозрение наборы современных ножей из нержавеющей стали и электрических мясорубок. Полных разгром царил в библиотеках и исторических архивах. Не осталось ни одного ценного раритетного издания, пропали рукописи Пушкина, Достоевского, Толстого, словом всех старых классиков. На их место крысы поставили романы Марининой и Дашковой, надеясь сбить следователей с толку. Куда делось былое богатство, никто не знает. Правда, существует легенда, что бегущие крысы сбросили ценности в им одним известном месте на дно Можайского водохранилища. Увы, легенда красива, но малоправдоподобна. Сам господин Макаревич неоднократно спускался в его темные воды с аквалангом, но ничего не обнаружил, кроме нескольких пескарей и раков. Его поиски и кулинарные изыски продолжаются. Цены на раков поднялись, пескарь стал любимой рыбой народа.

Самое страшное оказалось не в потери всех валютных запасов страны, кризисе доверия к рублю и утрате всех важнейших, национальных ценностей. Крысы уничтожили все документы, фиксирующие права собственности на фабрики, заводы, месторождения. Исчезли без следа тысячи уголовных дел, показания свидетелей, решения судов и даже метрики рождений. Больше миллиона москвичей оказались незаконно выписанными из собственных квартир. Грязная волна уголовных преступлений нависла как девятый вал над успехами приватизации.
Положение спас президент. Его решительность и мудрость, свобода мысли и поведения, способность проникать в самую суть проблем остановили надвигающийся хаос. Еще отряды омоновцев бегали по Барвихи, разнимая дерущихся из-за дач членов правительства, еще криминалисты по обрывкам бумаг безуспешно пытались склеить договора различных хозяйственных субъектов, как великий разум президента нашел самое простое и гениальное решение, позволившее в несколько дней навести порядок в стране. В середине сентября президент собрал тридцать самых известных и не очень известных олигархов и семь самых богатых членов правительства.
Речь его была проста, энергична и бесспорна:
«Крысы, уничтожая документы, надеялись лишить нас прошлого, нашей памяти о великих свершениях времен перестройки и реформ, времени борьбы и перераспределения. Они надеялись взорвать единство наших рядов, забыть о своем месте в стране, о народе, ждущим от нас мир, спокойствие и труд. Они хотели превратить нас в манкуртов или Иванов, родства не помнящих. Сплотим же еще крепче наши ряды, перестанем вспоминать о мелочах и устраивать склоки. Ну, забыли некоторые кто на ком женат или чья дача в Барвихе ближе к президентской! Разве это основание ссориться или перестать думать о главном!» Собравшиеся зарыдали, началось стихийное братание, звуки поцелуев звучали как праздничные хлопки от бутылок с шампанским. Президент продолжал: «Крысам не отнять у нас самое главное – память о нашем великом месте в великой стране. Я нашел очень простое решение. Пусть каждый из вас на бумаге напишет по памяти, чем владеет или хочет владеть ваш сосед. Естественно, вы запишете только самое главное, то, чем ваш сосед владеет или хочет владеть по совести. Но берегитесь ошибиться. Для контроля мои министры, руководствуясь не только личной, но и государственной совестью, напишут мемуары о вашей собственности. Как вы знаете, деньги в чужом кармане запоминаются лучше всего. Во избежание сговора каждому из вас будет отведен отдельный кабинет. И еще, никто из вас не получит большую долю, чем ту, права на которую вы припишете соседу». Все были потрясены мудростью президента. С криками «Порядок! Равенство! Братство!» и «Совесть – лучший контролер!» олигархи разошлись по кабинетам. Их заперли на ключ, еду подавали через специальное окошечко, а около глазков в дверях дежурили инспекторы налоговой полиции и смотрели, чтобы никто не пользовался шпаргалками или звонил по сотовым телефонам компаньонам. В три дня списки собственности крупнейших компаний проверили и утвердили, президент по записям министров добавил ряд компаний. Практически, ничего не забыли, кроме отдельных счетов в зарубежных банках. Их номера разыскивались с помощью Интерпола и торжественно вручались забывчивым клиентам. «Наш президент – душка, такой понятливый», - растрогано говорили олигархи при вручении сведений о забытых деньгах и пускали скупую мужскую слезу.

Настал черед и всеобщей амнистии. Все тридцать олигархов собрались в Георгиевском зале, каждого обнял президент, поздравил и лично указал каждому его место. Генеральный Прокурор, с трудом сдерживая волнение, объяснил неприятный юридический казус: «Мы все, разумеется, жаждем всеобщей и безусловной амнистии. И вы, и, особенно, работники прокуратуры. Многие из нас давно не были в отпусках, забыли о семьях, днюя и ночуя на рабочем месте. Мы все хотим вас простить, научиться видеть в вас братьев и друзей, помощников и соратников, дружить домами и семьями. Нам отнюдь не хочется рыться в чужом грязном белье и составлять большие уголовные дела. Самое главное, нам давно надоели члены коллегии адвокатов, греющие руки на чужих страданиях. Всеобщая амнистия положит конец их недостойному обогащению, заставит адвокатов уважать работников прокуратуры и ваш тяжелый труд на благо общества. Извините, я немного отвлекся. Да, мы хотим вас простить, но, не зная ваших преступлений, простить не можем. Мы нуждаемся в ваших чистосердечных признаниях.

Чистосердечное признание давно является основой уголовного дела в нашей стране, помогает следствию создать необходимую доказательную базу, осмыслить совершенное преступление и подобрать соответствующий механизм амнистии. Кое-кто предлагает выдать вам по случаю победы в Новой Великой Отечественной Войне количество орденов, позволяющее добиться амнистии за любые преступления. Увы, мощности Монетного двора невелики, да и избежать бумажной волокиты и шантажа адвокатов не удастся. Пусть каждый из вас составит список совершенных преступлений и постарается ничего не забыть. За забытые преступления амнистии не полагается».

Речь прокурора вызвала недовольство. Поднявшийся с места Ходорковский обратил общее внимание на противоречивое положение амнистируемых: «Как честный человек, я, естественно, хочу забыть о преступлениях, жить в мире со всеми, руководствоваться интернациональными понятиями норм права и морали. Всякая попытка заставить меня вспомнить совершенные преступления погружает память в прошлое, причиняет мучения моей душе. Где, по какой статье уголовного кодекса полагается мучить душу человека, подпадающего под амнистию? Давайте вспомним и о неокрепших душах следователей, какой пример мы им дадим, если они без литературной обработки прочтут наши откровения! Я нахожу в подобной трактовке закона политическую подоплеку, скрытый подрыв власти и посягательство на стабильность и полномочия президента. Похоже, в рядах прокурорских работников зреет заговор против демократии и, боюсь вымолвить, самого президента».

Ответное замечание президента остановило намечавшийся раздрай: «Мне тоже в законности и работе прокуратуры не все нравится. Но, вмешиваться в ее работу у меня нет права. Зато я гарантирую полную секретность ваших воспоминаний и уверяю, вы получите от работы удовольствие. А на старости лет ваши мемуары, несмотря на легко поправимые издержки стиля, будут бить по популярности и доходности книги Гарри Потера. Ваши воспоминания – фонд будущих поколений. Как президент, я обязан смотреть вперед и обеспечить существование страны после истощения нефтяных месторождений». Слова «будут бить» большинство собравшихся восприняло несколько неправильно, зато готовность к раскаянью стала всеобщей.
Прокурор решил подсластить пилюлю: «Вы, с непривычки, не понимаете всю сладость свободы через покаяние, очищения через муки памяти, через радость помощи работникам следственных групп. Вперед, прошу».

Собравшиеся разошлись по знакомым, отдельным кабинетам и приступили к работе. По освобождению каждому вручался приказ о полной амнистии, а Генеральный прокурор обнимал, целовал выходившего и говорил: «Вот, видите, как хорошо жить по закону. По понятиям-то ваши делишки срока давности не имеют. Надеюсь, узнав радости жизни по закону, вы и других отговорите от жизни по понятиям». Стабильность и порядок установились по все стране, раскрываемость возросла, следуя наставлениям олигархов, народ учился прощать друг друга, и милиция блаженствовала. Только коллегия адвокатов, ведомая Генрихом Резником, устроила митинг протеста, который перерос в шествие к зданию Генеральной прокуратуры. Здесь они падали на колени, посыпали головы пеплом и истерично требовали остановить амнистию. Корреспонденты бегали вокруг, щелкали фотоаппаратами, потом сообразили, что амнистия ударит по большинству скандальных изданий, присоединились к протестующим и зарыдали. Через час нервы работников Генеральной прокуратуры не выдержали. Полные сострадания они выскочили наружу, утирали адвокатам и корреспондентам слезы чистыми платочками, гладили по головкам и давали в утешение леденцы «Чупа-Чупс» на палочке. Вой журналистов быстро сменился гробовым молчанием. Леденцами чупа-чупс рядом с Генеральной прокуратурой торговал известный вор в законе Гоги Мнацешвили. Именно он создал леденцы-юридически. На обертках в леденцам были написаны всякие цитаты, призванные оказать помощь будущим преступникам. Например, «ты имеешь только право молчать» или «всё, что ты скажешь, будет использовано против тебя». Прочитав сквозь слезы эти душеспасительные надписи, журналисты быстро умолкли. Утишенные, с сухими, но еще красными глазами, с полу обсосанными леденцами участники митинга разбрелись по Москве в поисках работы.

Простому народу было не до протестов. Последнюю сваю вбили утром 4-го октября. Москва гуляла три дня, все старались успеть отдохнуть перед новыми страданиями труда и созидания. Пришла пора возводить фундамент котлована. На целый километр предстояло вознестись этому творению человеческого гения и заполнить собой самую великую яму в истории. Допустим, некоторые карьеры когда-нибудь сравняются с ней по глубине, включая глубину надежд и мечтаний, но по совершенству форм и стоимости исполнения, по срокам создания, по качеству предполагаемого наполнения никакой карьер в мире не мог сравниться с нашим котлованом. Одних свай в него забили свыше миллиона штук, одной потраченной стали хватило бы, чтобы в виде рельс опоясать земной шар в правильную клетку, позволяющую визуально наблюдать все параллели и меридианы. Наконец, удачный характер идеи дарил надежду на мир и гармонию в обществе. Ведь гигантские идеи, овладевая правительствами и истеблишментом, часто несут в себе угрозу обиды. Под обидой я разумею в первую очередь не мелкие обиды, возникающие в среде незначительной части населения, как-то – отсталых рабочих и мелких предпринимателей, убогих интеллигентиков, фермеров и чиновников, вроде Акакия Акакиевича, ценою в грошовую шинель с уродливым воротником. Нет, я имею в виду ту нескончаемую обиду, возникающую по недомыслию среди достойных людей от нежелания остальных разделить их тяжкий труд, полный самоограничения, и энтузиазм первопроходцев. Вспомним трагедию Ленина, Троцкого и Сталина, видевших безразличное отношения масс русского народа, вынужденных ежедневно бороться с ленью, мелкими хитростями и насмешками. А трагедия Гувера, когда народ не последовал лучшим рекомендациям рыночников, да и на выборах отдал голоса выскочке Рузвельту? Вспомним страдания семейства Романовых, которым прожужжали все уши разговорами про Думу, мучения Чубайса, Гайдара, Немцова. Вспомним обиды великих ученых, всех этих Сенек, Циалковских, Ницше, полководцев от Цезаря до Наполеона, гениальных журналистов, министров, поэтов, хореографов и ораторов. Лучшие люди общества вынуждены мучиться из-за трагического непонимания, огульной критики, тайного саботажа и злорадства толпы. Эта обида как ржа разъедает лучшую часть общества, лишает ее необходимого комфорта, энергии творчества, полета фантазии и мощи воодушевления. Лучшие люди от рождения жаждут воссиять над людьми всеми красками харизмы, зажечь сердца одним движением ума и тела, но людская мелочность дает о себе знать. Чернь отказывается видеть сияние харизмы, даже греясь в ее благодатных лучах или жадно поглощая её плоды индивидуально и коллективно . Приблизительно так развивалась наша страна до начала строительства небоскреба. Не ощущал в те далекие времена наш народ тепло власти, полагаясь под влиянием квасного патриотизма больше на овчинные шубы, прозванные дубленками.

Небоскреб, гул стройки, великая победа под руководством президента и маршала Трошева над врагами, грандиозность целей, изощренная духовность забора объединили всех. Исчезла пропасть, отделяющая сливки нашей страны от народа, возникла святое понимание, что, раз народ достоин своих правителей, то он достоин и величия, исходящего от правителей. Это простое допущение только подчеркивает щедрость души и цивилизованность. А если он, народ, по большему счету, мало чего достоин в придачу к величию руководства, то и обижаться на народ не стоит. С познанием этой истины начала рушиться вековая грань между цивилизационным началом Западных стран и России, между началом демократическим, не приемлющим вечной обиды на население, и началом тоталитарным, ищущим непрерывный творческий импульс в обиде на непонимание себя со стороны людей мелких или плохо поддающихся воспитанию. Новое творческое начало, национальная идея, радость бытия и самосовершенствования побеждали вековую обиду, делали жизнь истеблишмента приятнее и толковее. Проект небоскреба начали перекраивать в нескольких вариантах заново. Естественно, строительство продолжалось своим чередом. Уже в этой идеи отказа от долгостроя ради вечных добавлений к неизменному по сути проекту, крылось величайшее новаторство и гуманизм. Каждый должен признать, что вечное проектирование перманентной революции или перманентных реформ, без воплощения их в жизнь, гуманнее и эффективнее самих перманентных реформ и революций, подобно тому, как диссиденство на кухне гуманнее диссиденства в комиссии по приватизации, но довершение дела до конца всё-таки гуманнее вечного осуществления дела в жизни. К концу строительства страна получила сразу два небоскреба вместо одного – небоскреб на бумаге и реальный небоскреб из бетона и стали. Первый, бумажный вариант, естественно, засекретили сразу, лишив хищный завистников за кордоном шанса на халяву воспользоваться нашим духовным достоянием.

Весь потенциал Москвы и москвичей оказался востребован. Десятки архитектурных институтов, проектных заведений, сотни тысяч дизайнеров творили и обсчитывали новые шедевры архитектуры, варианты планировки и отделки заведений. Космическая промышленность создавала уникальные композиционные материалы, разрабатывала предметы быта, электронную начинку, скоростные лифты. Заказы сыпались на предприятия оборонного сектора, небывалыми темпами возрождалось машиностроение, росло производство средств связи. Страна возрождалась с каждым днем. Через три года весь мир забил тревогу. Рост производства электроэнергии обогнал рост капитализации РАО ЕЭС. Финляндия и КНР остались без русского леса, который весь шел на создание дорогой мебели для апартаментов небоскреба. Американские журналы писали длинные аналитические статьи о том, как уникальные разработки в области электронной начинки для небоскреба сделали наше производство космических аппаратов сверхрентабельным, композитные материалы удешевили строительство подводных лодок до стоимости лодок казанок, производство сверхпрочных материалов для лифтов позволило приступить к созданию бесшумных пассажирских аэробусов с вертикальным взлетом и посадкой. Производство Боингов падало, биржи мира лихорадило. Забегаю вперед, отмечу, что из стальных конструкций, оказавшихся лишними, построили впоследствии замечательные мосты, из которых самым замечательным надо признать мост Екатеринбург – Самара, позволивший жителям Урала и Поволжья ездить друг к другу в гости, не прикасаясь к территориальному суверенитету Республики Татарстан.

На строительстве небоскреба трудились целые трудовые армии. Каждую смену в котлован спускались сотни тысяч рабочих. Настойчиво, не дожидаясь очередной зарплаты, они строили один подземный этаж за другим. Материалов требовалось столько, что, судя по платежным документам, Гибралтар вышел на первое место в мире по производству арматуры, а на Каймановых островов, находящихся где-то в Бермудском треугольнике, словно из ниоткуда возникали эшелоны цемента, непрерывным потоком идущие на бетонные заводы Подмосковья. Даже Китай настолько разбогател на поставках алюминевых ложек, мисок и хлопчатобумажных комбинезонов, что разговоры о желтой опасности докатились до самых отдаленных уголков Африки, Океании и аргентинских пампасов. Из-за привлечения иностранных рабочих Республика Молдавия чуть не лишилась всего населения, имеющего право голоса. Для спасения свободных выборов в Молдавии, Грузии и Таджикистане по требованию местных правительств приходилось временно депортировать из России часть нелегальных иммигрантов. Их передавали прямо в руки местной полиции, которая их отпускала после участия в прямых, свободных и демократических выборах.

Непрерывный труд на благо строительства удивительным образом сочетался со взлетом культуры. Сеть увеселительных заведений опоясала всю столицу, как говориться, от забора до самых до окраин. Я, подобно большинству пожилых москвичей, посещал центры досуга редко, точнее натыкался на точки веселья во время прогулок после работы, узнавал цены и бежал домой по кратчайшей траектории. Но были ли мы, люди старого общества, в силах понять смысл культуры, единство культуры и досуга? Нет, и еще раз, нет! Старое воспитание недаром завуалировало тайную связь досуга, как формы безделья преходящего и временного, и культуры, как рода занятий, ведущему к хроническому безделью. От народа тщательнейшим образом скрывалось великое явление, позволяющее преодолеть бесцельность досуга и культурного развития, придать искусству глубину, содержание, сделать творцов культуры уважаемыми людьми, а сами продукты культурного творчества – искомыми и желанными в народе. Я имею в виду рыночную составляющую культуры. Действительно, вспомним самые древние произведения искусства, наскальные рисунки в пещере Кроманьон, плод работы изголодавшегося по свежей мамонтятине художника, творившего в окружении пускавших слюнки соплеменников и готовых съесть самого художника, если магический ритуал вокруг картинок не удастся, и беднягам придется вернуться с охоты голодными. Тогда рыночная цена картинок едва превосходила стоимость филейной части творца. Одно сравнение с мамонтом делало подобное творчество явлением несерьезным и побочным. Недаром рисунки малевались в глубине пещер, подальше от очага и жилых помещений. Теперь, когда пещера превратилась в музей, и толпы туристов тратят деньги на лицезрение росписей, когда миллионы экземпляров высокохудожественных иллюстраций проданы по всему миру, а на вырученные деньги можно купить мяса больше, чем вес всех мамонтов, когда-либо гулявших по Франции, эти росписи стали истинным предметом культуры, национальным достоянием страны и человечества. За скромными рисунками скрывается вся мощь французской культуры, рекламы и великой покупательной способности объединенной Европы, позволяющая считать именно французских мамонтов апофеозом искусства. Так, благодаря рыночной составляющей безделье одних превращается в форму деловой активности других. Рынок требует внедрение все более совершенных форм отдыха. Творцы культуры становятся создателями рабочих мест, стимулируют рост валового внутреннего продукта. Но есть и обратный процесс. Индустрии отдыха требуется все более совершенный, профессиональный потребитель. Его отдых превращается в сложный, иногда, интеллектуальный труд. Личный взгляд перестает быть частным мнением. Возникает иерархия ценностей, институты, выпускающие специалистов, исследовательские институты, организации критиков, торговцев, то есть система, кормящаяся за счет профессионального потребителя. Возникает красота, отказ от потребления которой способен погубить современную нравственность и экономику, вызвав падение курса акций и валют виднейших государств мира. Та же Франция уже давно не может существовать без высокопрофессионального потребителя во всех странах мира, способного оценить и оплатить (в принципе, оценить и оплатить – слова синонимы в мире современной эстетики) красоту ее достопримечательностей, курортов и торговых брендов. Я, лично, давно полагал, что России предначертан особый путь в истории человечества, путь синтеза культурных традиций Запада и Востока, веков минувших и дней нынешних. Пришла пора объединить гениальное провидение Достоевского с достижениями либерализма через простую и очевидную сентенцию – совершенство красоты сможет спасти мир через рекламную вездесущность и предложив спасение через волю и ненасытность потребителя. Если России суждено воссиять и объединить мир, то она сделает это легче всего, создав всемирную партию Красоты с добровольно-принудительной системой уплаты членских взносов.

Высокие достижения в сфере обслуживания, в кулинарии, разнообразии напитков, организации дискотек, массовых гуляний и стриптиза постоянно стимулировали развитие театра, кино, телевидения. Постановки Виктюка, сериалы «Бригада», «Мой ласковый и нежный буржуй», фильмы «Убей и забудь», «Вкус денег», «Сибирский охальник» вытеснили грубые западные поделки, полные подражательного секса и насилия. Национальное начало торжествовало даже в новых для России видах искусства, таких как опера и балет. Не буду детально описывать спорный до гениальности балет «300 таманцев» с необычной пластикой и стрельбой холостыми поверх партера в силуэты крыс, появляющиеся на стенах зала, зато опера «Жизнь за президента» превзошла все ожидания. Она исполняется на чистейшем итальянском языке и подкупает героизмом и достоверностью действий. Ария Трошева, в блестящем исполнении Баскова, когда маршал едет на белом коне освобождать Москву и докладывает президенту свою готовность отдать жизнь ради победы по мобильному телефону, стала вторым национальным гимном и исполняется на каждом празднике, собрании, а также после сообщений о наводнениях или резком падении курса рубля.

Русская речь развилась до неузнаваемости. Народ требовал новых произведений на родном языке и получал их в виде массовых изданий в глянцевых обложках вместе со специальными словариками. Разговорный язык приблизился к культурной речи работников телевидения и звезд попсы, местами напоминая разговорный английский, понятный всем жителям планеты, кроме англичан. Нравы народа под воздействием эффективного, широко раскупаемого искусства стали ясны политикам, социологам, психологам, администраторам и даже самим работникам искусства. Стабилизировалось численность народонаселения - рост рождаемости и иммиграции догнал рост разводов. Экзаменационная система усовершенствовалась настолько, что дело сдачи экзаменов в школе и институте пришлось передоверить профессионалам. Благодаря этому сотни тысяч профессоров, докторов наук и кандидатов не только неофициально трудоустроились, но и повысили свой образовательный уровень.

Пока приезжие трудились в глубине котлована, мой проектный институт работал над начинкой небоскреба. Проект небоскреба предполагал возможность размещения на верхних этажах администрации президента и аппарата правительства. Больше года я бился над великой идеей совмещения в апартаментах и, особенно, в залах заседаний идей труда и досуга, рыночной открытости и конфиденциальности, роскоши и строгости линий, эксклюзивности и народности. Члены правительства – люди особые, они уникальны в своем положении, но делают общее дело, точнее «наше дело». Наконец, рыночная стоимость апартаментов, наводящая на мысль о высокохудожественном оформлении, золото, мрамор, инкрустации драгоценными камнями не только поднимают ценность места работы в глазах профанов. Возрастает национальная стоимость личности, ее идей и глубокого духовного мира, нравственных качеств, причем эта стоимость растет прямо пропорционально времени занятия должности. Совершенно случайно, прочитав статью одного публициста, доказывающую, что только в наше время Россия, благодаря великим реформам и великому созиданию начала соответствовать громкому имени «Третий Рим», я решил подойти к делу новаторски, изучил латынь, историю, «Жизнеописание двенадцати Цезарей», карту Древнего Рима, быт патрициев, сборник законов и речи Цицерона. Полгода я бился над документами, и темным декабрьским днем чудо свершилось. Переутомленный речами Цицерона, мучаясь от непонятного отсутствия кофе в нашем буфете, я уснул на рабочем месте и увидел идеальное место работы и досуга, творческого вдохновения и терпения, символ простоты и народности посреди богатства интерьера. Я уже не говорю о русских национальных корнях, о глубоких мусульманских традициях, о еврейских основах в этом синтезе культуры Древнего Рима и нашей ментальности. Да, вы все видели это по телевидению. Гордо заявляю, я придумал этот символ внутренней и внешней чистоты современной России, я предложил проект уникальной по роскоши бани ради совместного труда, заседаний, голосований и принятия решений самыми дорогими для нас людьми. Огромный зал, скрытая вентиляция, позволяющая подбирать температуру и влажность воздуха каждому министру в отдельности. Специальный пульт президента, накладывающий жесткие ограничения на условия труда конкретных министров при необходимости – и это моя идея. А огромные кресла президента и премьер-министра, украшенные двумя кранами, символизирующими не просто воду, а газ и нефть, золотые трубы под креслами, подобные трубопроводам, электронная начинка, позволяющая легким вращением внешне декоративных кранов перекрыть подачу нефти, газа и электричества в любой точке России – это чья идея? Моя! А система слежения за свободными выборами в комнате отдыха? Она мне приснилась до мельчайших подробностей после губернаторских выборов в Ивановской области. Оба кандидата набрали ровно 51% голосов, возникла ситуация, требующая решения как во время президентских выборов Буша во Флориде. Демократия усложнилась, необходимо знать, кто первым набрал заветную цифру. Cитуация как в быстрых шахматах, кто первый набрал 51%, тот прав, последний может хоть 200% набрать, всё равно проиграл - слишком много и долго своих избирателей делать выбор заставил. Зря Вешняков хвастает, это я придумал систему контроля, изменившую ход предвыборной борьбы во всем мире, заставившую избирателя не затягивать с выбором кандидата. Теперь Россия лидирует во всем мире по скорости выборов и скорости последствий выборов.

Десять моих непосредственных начальников получили премии и повышения по службе. Вешнякова наградили орденом «За честность и беспристрастность», главный санитарный врач России Онищенко получил медаль «За заботу о здоровье народа», а меня обошли очень хитро и подло, направили в спецкомандировку по Ельцинским дачам для дальнейшего развития проекта, оформили все идеи на себя за моей спиной, руку пожали и рекомендовали помалкивать об авторстве. Через год я уволился, благо повод подвернулся.

Москву начали расселять. Еще до небоскреба москвичей постоянно приходилось оттаскивать от центра и распихивать по окраинам. Сперва дома просто сносили, затем они стали падать сами. Видимо, здания имеют душу, но слабую, подверженную чужим влиянием. Массовый снос памятников культуры и невзрачных пятиэтажек надломил что-то невидимое в процветающих, соседних зданиях. Одни срочно начали гнить, давать трещины, другие падать в провалы оползней или отвергать радости евроремонта, плюясь в жильцов и прохожих штукатуркой и кусками кровли. Несколько прочных, новеньких высоток откровенно покончили жизнь самоубийством, предпочтя развалиться до первого заселения. Разваливались, самовозгорались и особые здания, чье право на долгое существование никто не отвергал. Так решил свести счеты с собой и с посетителями «Трансвааль-парк». Он крепился целых два года со дня постройки, зная, какие слезы вызовет у владелицы госпожи Батуриной, но нервы в нашем московском дыму, сами знаете, у всех ни к черту.

Москву начали расселять, а расселять было некуда. Землю в ближайшем Подмосковье скупили недруги нашего обожаемого мэра и ломили цены выше любого небоскреба. Губернатор Московской области всячески уклонялся от прямой передачи новых территорий Москве и требовал компенсаций. В этот критический момент явился знак свыше. Вибрации котлована вызвали массовые оползни домов. Однажды целый микрорайон в Нагатино отправился по-пластунски в долину Москва реки и запрудил ее настолько успешно, что сам Чубайс решил срочно построить гигантскую гидроэлектростанцию, способную снабдить половину Бельгии электроэнергией. Увы, микрорайон лег на дно неаккуратно, дома начало размывать и сносить. Их разбросало от Бронницы до Коломны, а пару котельных понесло дальше. Вся страна следила за их заплывом. Мерзнущие зимними ночами деревни и городки мечтали приютить неутомимых путешественниц. С берега неслись призывные гудки предприятий. Возле Рязани местных муниципалитет поставил на берегу транспаранты «Добро пожаловать!» и «Гарантируем теплый прием!» Котельные проплыли дальше почти до Мурома. Мэрия неделю заседала и решала вопрос возврата имущество. Котельные отказались без предварительного финансирования плыть назад против течения. Кардинальное решение потрясло провинцию своей простотой. Москву решили расширить за счет всех регионов России понемножку, чтоб никому не было обидно. Вертикаль власти получила логичную, горизонтальную проекцию. Так возник первый дальний район Москвы – Ногатино Приокское. За ними последовали Великие Мневники в Саратовской губернии, Черкизо-на-Амуре, Новое Алтуфьево под Ростовом, Нью-Сретенка Хоперская, Нуэве-Тушино в Пермском Крае и так далее. Москва расширялась с каждым годом, посещение Москвы для жителей регионов становилось дешевле, получение московской прописки проще. Чтобы не пострадали интересы приезжих из стран СНГ и людей состоятельных и достойных, в первую очередь выселяли коренных москвичей и лиц с небольшими доходами. Выселяли районами и предприятиями, научными институтами и мелкими организациями, выселяли добровольно и принудительно, в качестве поощрения и наказания. Ну, а пенсионерам и инвалидам переезд был прямо предписан Главным санитарным врачом в лечебных целях. Москва хорошела с каждым днем. Массовый приток мигрантов сделал процесс расселения малозаметным, зато оставались люди достойные, способные не перегружать метро поездками, готовые тратить деньги на культурный досуг, стимулировать экономику города энергичным потреблением, оплачивать учебу детей в престижных институтах и любить город бескорыстно, не мучая социальные службы убогими жалобами.

Меня и еще тысяч пять москвичей очень хорошо расселили между Москвой и Петербургом, километров в пятидесяти от Вышнего Волочка. Места подобрали болотистые, но грибные. Весной здесь токуют глухари, летом забредают сборщики смолы, а лесорубов и охотников мало. Народ обстроился надежно и просто, у всех избы, печки, огороды, между домами прорыли каналы, вдоль заборов посадили цветочки. Скверы и парки решили не разбивать, вбили красивые таблички и ездим в места культурного досуга за клюквой. Интернет помогает - проекты, программы, всякий математический продукт пересылаем заказчикам по мобильникам, крутимся, зарабатываем. Рабочие с оборонных предприятий официально работают сторожами и сборщиками клюквы, неофициально скооперировались с Семеном Григорьевичем, лауреатом Государственной премии в области ракетостроения, и продают в соседние деревни самогонные аппараты с электронной начинкой и доильные аппараты для коз. Государственную службу и крупные фирмы оставили почти все.
Пока мы в нашем Нью-Хамовниках обустраивались и огороды городили, фундамент небоскреба поднялся до уровня земли, помещения внутри фундамента привели в товарный вид и, не тратя время даром, начали сдавать в аренду. Часть помещений пошло под магазины, отели и офисы. К небоскребу подвели линию метро. Народ гулял среди зимних садов, покупал, ел в ресторанах, проводил ночи в дискотеках. Два этажа из четырехсот раскупили за месяц. Дальше начались проблемы. Цены на недвижимость по всей Москве упали, рыночная стоимость небоскреба поползла вниз. Банки требовали возврат кредитов. Правительство спешно выпустило специальный займ, но раскупался он плохо. К нам, например, приехали, грозились свет и газ отключить, так мы дровами топим, свет от собственного генератора и солнечных батарей получаем. Президент долго думал над проблемой и решился. В небоскреб сперва перевели различные министерства и ведомства. Поднялся ажиотаж, крупнейшие корпорации дрались за право иметь офис в одном коридоре с нужным министерством, банки не выдержали, скупали этажи оптом. Еще пять этажей удалось пристроить. Затем пришла очередь думцам. Еще через год небоскреб соединили прямыми линиями метро с Барвихой и Шереметьево 2. Президент и его администрация опробовали новые ветки, оценили удобства и перебрались вслед за всеми под землю. Теперь год за годом жизнь в небоскребе совершенствовалась. Этажи перестраивались, объединялись, появились зоны элитного жилья, скоростное сообщение внутри дома, электрическое такси, местное ГАИ, оранжереи, зоопарк, и даже планетарий завел в небоскребе свой филиал. Центральные издания юркнули вглубь небоскреба поближе к событиям и клиентам. Особым спросом пользуется местная печать – журналы «Фундаментально», «Гламурная глубь» и газета «Монолит».

А дальнейшее строительство небоскреба пришлось прекратить до утверждения окончательного проекта, молдаван распустить работать на рынках, строительную технику продать в Китай. Целый год этот печальный факт пытались скрыть от населения, окна в заборе закрыли на ремонт, дискутировали вопрос о необходимости дефолта и дополнительных общенациональных праздников. Горестно как-то выглядело это со стороны. Лишившись большой общенациональной идеи, лучшая часть общество снова по-азиатски обиделась на народ. Ленивые мы, де, производительность труда у нас не та, плохо поддерживаем реформы, едим много, хотим превратить жизнь в праздник. Хотя жителям небоскреба обижаться причин не было. Если строительство небоскреба реформировало нашу промышленность, позволило Москве разрастись в самый протяженный и глубокий город мира, то заселение его решило раз и навсегда многие вопросы сельского хозяйства. Пустующие этажи сдали под оранжереи. Москва превратилась в крупнейшего производителя бананов, ананасов, авокадо, плодов манго и пряностей. На подземных плантациях растут лучшие в мире сорта чая и кофе. Тонковолокнистые сорта хлопка, арахис и рис идут на экспорт в Китай, Египет, Индию и Бразилию. Всю Москва реку чуть ниже Барвихи пришлось заключить в трубу, а воду направить в небоскреб на плантации. Больше миллиона индусов и бразильских негров приехало в Москву поднимать сельское хозяйство. По всей Москве танцуют мамбо, половина населения исповедует кришнаизм, вегетарианство из традиции бюджетников стало народной, почти русской. Часть теплого воздуха из небоскреба подается по трубам в Подмосковье на фермы. Благодаря дармовому теплу, Россия вышла на первое место в мире по производству яиц и куриных окорочков. По бывшему руслу реки проложили дорогу. Ходят по ней прогулочные автобусы, и экскурсоводы залихватски читают тексты об истории Москвы и уцелевших зданиях. Торговля процветает, под крышами супермаркетов пришлось легкое метро проложить от отдела к отделу - наш мэр за базар отвечает.

В нижнем течении Москва реки создан уникальный заповедник. Чуть ниже Нагатино, пройдя очистку, река выходит на поверхность теплой. Теперь она никогда не замерзает вплоть до Коломны. Река стала местом зимовки водоплавающих птиц и обиталищем сбежавших из зимних садов олигархов крокодилов, гиппопотамов, речных черепах, экзотических рыб, включая пираний и прочей живности. На берегах реки, скрываясь в поднимающемся от воды парах и в ветках вербы и ивы, гомонят попугаи, какаду и другие веселые птицы. Несколько лет назад долину реки начали осваивать фламинго и пеликаны, но, боясь крокодилов, они предпочитают гнездиться летом в местах более прохладных. Часть фламинго и пеликанов залетела на наше болото, и жизнь Нью-Хамовников изменилась до неузнаваемости. Бывший профессор Московского Университета Василий Долгошеин решил приручить осторожную птицу, подобрал удачный рацион из местных пород рыбы и прикормил. Избы покрыли росписью, наличники сделали согласно лучшим традициям Вологды и Архангельска, заборы превратили в произведения искусства, а на перекрестках каналов устроили плавучие клумбы. Комары донимали, но их с помощью немецких дезодорантов вывели. Теперь городок стал туристическим центром, жители катают посетителей в итальянских гондолах от главной пристани до центрального парка, где среди клюквы гнездятся фламинго, и далее в сторону ресторанов и кафе. Гид поёт песни, одной рукой гребет и другой на балалайке наяривает. Производство доильных аппаратов для коз упало, зато доходы возросли.

Жизнь в России стало абсолютно ненормальной. Простой народ обжирается манго, пьет лучший в мире кофе, окорочка лопает, народ побогаче суп из черепах ест, шашлыки из мяса крокодила кушает, страна растет и развивается, а лучшие люди небоскреб достроить не могут, более того, и местные, и иммигранты о власти забывают, с нефтепромыслов и из банков норовят уволиться и свое дело завести. Нужен новый проект, а делать его некому, все мои бывшие начальники никак идею не придумают, в расчетах путаются, да друг на друга ответственность свалить пытаются. Решили они через контраст восприятия творческое воображение расшевелить, заказали статьи в журналах, дали знать на телевидение. День за днем средства массовой информации на страну вещали, объясняли, какой у нас народ злой и реакционный. Некоторые про общество «Память» вспомнили.
Это злое общество основали бывшие олигархи 90-х годов. Кто сам разорился, кого бывшие друзья забыли в избранный список внести. Остались они с деньгами на швейцарских счетах, но без реальной собственности в России. Лозунгом общества стала идея о вековой верности русского народа бывшим хозяевам. Мол, лишившись возможности работать на старых хозяев бесплатно, русский народ не будет бесплатно работать на новых хозяев, начнет бунтовать, а не удастся бунт – станет тосковать по былым хозяевам до победного конца. Общество сперва росло, завело филиалы в Швеции, Греции, других странах Европы, избрало господина Гусинского виц-председателем и созвало учредительный съезд, но распалось после драки с монгольской делегацией за руководящие посты. Оголодавших от безденежья бывших активистов телевизионщики по все Европе разыскивают, обряжают в козлиные шкуры, дают сборники речей Березовского в руки и показывают вместо фильмов ужаса. А мои бывшие начальники телевизор посмотрят, на народ обидятся за склонность к заговору и черной неблагодарности и в Монако отдыхать съездят. Отдохнут душой и телом и домой за работу. Ничего не придумали, кроме как достроить небоскреб согласно лучшим западным образцам. Одна загвоздка – сам фундамент небоскреба специально проектировался, чтобы никто на Западе и помыслить не смел о подражании. Ездили они во Флориду, ездили на Канары, все Гавайи обшарили, все рестораны на Манхэттене посетили, «Золотую Милю» в Чикаго прошли, в Лас-Вегасе от командировочных избавились, ищут вдохновляющий пример. Любой западный небоскреб слишком убого смотрится на нашем фундаменте. Масштаб не тот. Выдвинули они идею - фундамент перестроить и уменьшить раз в десять, а нельзя. Прижился народ, переезжать не хочет. Особенно, правительство менять рабочую обстановку не стремится. Звонят начальники мне по мобильному, пытаются снова на государственную службу привлечь и проект на шею повесить. Я не отвечаю, обе руки балалайкой и веслом заняты, летом день год кормит. Туристы у нас капризны как фламинго, осенью в теплые края улетают. Но и начальство не промах, сочинили бумагу, где обрисовали собственное видение причин катастрофы с проектом, и отдали в МЧС.

Как-то вечером отвожу туристов из ресторана к гостинице «Москва-Болотная», и вижу садящийся на крышу вертолет. А через час, когда я уже дома отдыхал, под звуки Камаринской подплывает ко мне гондола и выходит из нее человек среднего роста. Внешность человека важная, сзади свита в трех гондолах сидит, дом мой спрашивает:

«Лепешкин Иван Кузьмич здесь проживает?»

Я в ответ согласно киваю, но не удивляюсь. Кому как не Шойгу Сергею Кажугетовичу полагается спасать и реагировать? Входит Шойгу в мой дом, руки не подает, глаза печальные, лицо озабоченное, но держится хорошо.

«Иван Кузьмич, вы большие дела срываете. У меня информация, вы новый болтик отказываетесь спроектировать. Понимаю, деньги за проект полагаются маленькие, одна минимальная зарплата, но без болтика большое строительство стопорится».
Я смеюсь: «Сергей Кажугетович, вы договор и ручку с собой привезли?»

Он кивнул, секретарь договор принес. В договоре написано: спроектировать винт строительный с позолотой и брильянтовой окантовкой и выполнить работы согласно приложениям 1, 2 и 3. Я прошу приложения. Их нет. Делаем запрос в Москву, там отвечают, что приложения затерялись.

«Нет», - говорю, - «Пока приложения не прочту, под винтиком подпишусь, а остальное делать не буду. Так в договоре отразим. Только вы сперва в Москву сообщите, а то вам вместо них сюда каждый день придется летать».

Удивился Сергей Кажугетович, но в Москву позвонил. Три часа разговаривал то с Москвой, то со мной. На том конце не выдержали и прислали приложения с требованием сделать проект окончания строительства небоскреба и обустройства территории. Факс минут десять документы как туалетную бумагу выплевывал.

Совсем удивился господин Шойгу, прямо так и сказал: «Если бы знал объем работ, подлежащих спасению, согласовал бы финансирование и сроки с премьер-министром».

Я его слушаю и в баню приглашаю: «Пойдемте, Сергей Кажугетович, работать в привычной обстановке. Только, если у вас все автоматизировано и с президентского пульта контролируется, то у меня дрова придется подкладывать и пар поддавать вручную».

Совсем гость растерялся и, чтобы скрыть смущение, сердиться начал: «Откуда ты знаешь столь важную информацию о работе правительства? Она только американскому президенту известна, да Интеллидженс Сервис, стащившей секретный доклад о визите высокого гостя в Москву».

«Ваш стиль работы мне не секрет», - отвечаю. – «Секретно только, что проект вместо ваших светил делал я, и что без чужих подсказок они и в самой комфортной бане думать не умеют. А мы с вами сейчас попаримся, местной самогонки выпьем, настоящими бочковыми огурцами, салом да лучшей в России квашенной капустой закусим, выпьем горячий, зеленый чай и к решению придем».
Четыре часа мы с ним парились и пили. Попробовал Шойгу моей самогонки на девяти травах настоянной, огурчики, чеснок моченый, черемшу настоящую, а не ту, которой азербайджанцы на рынках торгуют, приложения просмотрел и убедился.

«Мне», - говорит. – «По одному вкусу огурцов и жару в парилке ясно, что проект бани сочинил ты. Пославшие меня чиновники ничего подобного отродясь не придумают. Им хороший, народный жар хуже яда. Одна беда, заплатить нормально не смогу. У нас каждая прибавка к зарплате обязана завершаться еще большим повышением цен. Иначе МВФ не согласиться, и олигархи не поймут. Будь человеком, пожалей соседей».

«Сергей Кажугетович, я и не прошу прибавки к зарплате. Проплатите проект через офшор, деньги будем считать чужими, заграничными. Вот и без повышения цен обойдемся. Только гуманитарную помощь не предлагайте. Мне над проектом работать надо, времени искать покупателей и выгодно перепродать не будет».

«Лады», - говорит. – «Дашь адрес фирмы на Кипре, заплатим как иностранцу, только об авторских правах не спрашивай, все равно отнимут. Тут и я бессилен».

«Спасибо за помощь».

«Нет, это тебе спасибо за помощь. Но услуга за услугу. Продай свою самогонку, капусту, огурчики, причем обязательно с рассолом. Нам в правительстве, сам понимаешь, работать приходиться много. Президент уж и не знает, как производительность труда поднять».

«Во имя правительства», - отвечаю, - «Готов регулярно продукты с огорода поставлять, но официальные налоги высоки, особенно, на производство спиртного, с лицензиями сплошная морока. Самогонка дороже «Русского стандарта» выйдет».

«А ты поставляй неофициально. Волокиты меньше, да и деньги не надо из бюджета в бюджет перекладывать. И тебе прямая выгода - это рядовым покупателям левый товар без взяток местной администрации нельзя поставлять, а нам – сколько угодно, но тайком, чтобы мэр Москвы не пронюхал и часть березовых веников к себе не потребовал бы. Мэр Москвы – хороший человек, но иногда забывает, кто с кем должен делиться – мы с ним или он с нами. Секретность с нашей стороны гарантирую».

Ударили мы по рукам и соглашение горячим, зеленым чаем залили. Идея завершения строительства давно у меня созрела. И мы не слепые, телевизор смотрим, радио слушаем, каждый день растущую обиду лучших людей на нас, сирых, наблюдаем. Прямо так нам и говорят, дескать, далеки мы от понимания либерализма, демократии и законности, от рук отбились, к свободе не пришли. Только подумал, что азиатскую привычку на всех дуться и себя нахваливать наверху изжили. Ан нет, от себя им без посторонней помощи не сбежать. Нужно срочно дать повод духом воспрянуть, народную любовь и уважение узреть. В две недели проект сделал и наверх, в небоскреб отослал.

Три года завершалось строительство. Немного подняли небоскреб над фундаментом, прикрыли стены большими мраморными лестницами, ведущими наверх. Крышу небоскреба украсили дорожками. Между них оливковые деревья посадили. В хорошую погоду снизу поднимаются ученые АН РФ, бродят меж оливок и проводят открытые симпозиумы и семинары. Над деревьями возвышаются метров на сто статуи отцов-основателей государства. Головы позолочены, на солнце сверкают, туловища в модные костюмы от Кардена облачены. Большие костюмы! На их производстве вся наша швейная промышленность возродилась и Китай переплюнула. В центре парка фонтан «Источник власти и изобилия» по мраморным лестницам вниз струиться. Фонтан не высок, чтобы статуи своим размером не затмить. В артезианскую воду минеральные воды из лучших источников Кавказа добавляют. Течет чистейшая вода вниз, задерживается в бассейне из уральских самоцветов, льет через край и незаметно в песочке возле оливок исчезает. Вот такой смысл, течет вода власти обратно к властным структурам. Рядом с южной стороной небоскреба посадили баньяновую рощу (то есть баобабы). Это дерево в Индии символом мудрости считается, сам Будда под ним достиг просветления. А над вечнозеленой рощей то тут, то сям возвышаются статуи олигархов. Под ними скамейки, на них полагается сидеть голыми и медитировать о жизни, смирении и духовности вселенной. Статуи по размеру меньше статуй над небоскребом, зато позолота на них от головы до ботинок нисходит.

Открыли небоскреб окончательно, праздник демонтажа забора устроили. Противоречивый оказался праздник, многие себя тоскливо чувствовали. Это как жил человек годами, жизнь чужую за окном наблюдал, и вдруг заставляют его жить собственной жизнью. Но и это горе преодолели, удвоили программы телевидения, часть демонтированного забора в Барвиху перевезли, огородили остатки забора колючей проволокой, и всем стало комфортно. А к источнику народ теперь днем и ночью стоит. Воду, спасибо, надоумили индусы и мусульмане, берут и для питья, и для омовения. Вода целебной считается, лечит от ангины, инфаркта, рака, социальной безответственности и еще ста пятидесяти заболеваний. Очередь километров на семь растягивается, вокруг веселье, шутки, скоморохи пляшут, омоновцы террористов ищут и следят, чтобы больше трех литров воды в руки никто не брал. Народ в России особым здоровьем теперь отличается. Все больницы и поликлиники в Москве переделали в гостиницы для приезжающих лечиться иностранцев. Представителям власти в голове Ельцина незаметную смотровую площадку построили. Смотрят они через щелки в глазах статуи на ажиотаж и не нарадуются.

Да, теперь в Москве есть, что посмотреть. Тысячи автобусов возят туристов. Посетители всего мира разглядывают произведения искусства на заборе вокруг Барвихи, снимаются на фоне статуи комбата Леонидова, вечного огня у его ног и лозунга тех суровых дней, ставшего лозунгом всех вооруженных сил, – «За Барвихой у нас земли нет!» Ближе к центру стоит триумфальная арка и статуя маршала Трошева на белом коне. Вместо унылых зданий 19-го века центр украсили торговые комплексы и гигантский «Дворец Фортуны» - крупнейшее в мире казино. Над городом возвышается горнолыжный курорт, а небоскреб, как я уже рассказал, стал центром паломничества народов России.

Кстати, и наш квартал стал еще богаче. Есть у нас один никчемный еврей, Мишка Гольштейн. Ни на скрипке играть, ни на балалайке наяривать не умеет. Даже «Мурку» на пианино не сбацает, таланта нет, способен только векселями торговать, да недвижимостью. В наших болотных условиях, где каждый за свой шесток держится, жил согласно фамилии, голь перекатная, но я его, чтоб в Израиль или в банк «Менатеп» не сбежал и тем местную отчетность о всеобщем довольстве не испортил, пристроил. Теперь каждую ночь с воскресенья на понедельник, он подъезжает с выключенными фарами к небоскребу. Ночью небоскреб оцепляется, и в кармане у Мишки особые пропуска. Везет он в машине, замаскированной под скорую помощь, наш срочный груз. Машина медленно катит по белоснежным дорожкам, делает несколько поворотов и останавливается у статуи Чубайса. Мишка тихо идет к потаенной дверце. Его белый халат почти незаметен на фоне мраморных стен. На условный стук дверь без скрипа открывается, появляется генерал-майор МЧС в сопровождении двух лиц в штатском и солдат. Самогонка, огурцы, рассол, веники березовые и прочие дары нашей земли сгружаются внутрь небоскреба. Часть оплаты Миша берет деньгами, остальную чаем, кофе, фруктами, рисом и ширпотребом. Через минут десять скорая помощь отъезжает и начинает свой долгий путь назад. Миша знает, как наша продукция нужна дорогому правительству, и предельно точен.

Сзади меня послышался звук быстрых шагов. Знакомый, молодой парень, чуть запыхавшись, забежал чуть вперед и остановился:

«Иван Кузьмич?»
«Да, слушаю».
«Извините, не признал, боялся ошибиться. Вам просили передать»
.
Ага, парень-то - Джеймс Бонд доморощенный. Не знаю, как чужих, но своих и себя они перехитрят при первом задании.

«Сперва верни папиросу».

Парень мнется, что-то хочет сказать, автоматически подправляет ремень от кобуры подмышкой, затем достает коробочку и пытается вернуть вместо папиросы сигарету.

«Ну, артист, совсем в роль вжился», - говорю я и пытаюсь не смеяться.
Парень, наконец, возвращает папиросу и дает большой пакет. В нем список продуктов на месяц вперед и отчет за прошлый период. Бизнес есть бизнес, доверяй, но проверяй.

Я иду по родным местам и пытаюсь ощутить себя тем, кем был раньше – обычным диссидентом – и предаться привычному мудрствованию. Красота Москвы и московских лиц снова потрясает меня. Нигде не найдешь такого сочетания рынков, автомобилей, рекламных щитов и офисных крыш. Для всего мира сейчас Москва стала особенно русским городом, потому что сравнивать больше не с чем – ни с Парижем, ни с Ярославлем. В этом смысле она стала более русским городом, чем Петербург, который можно сравнивать, если не с русскими городами, так с европейскими. Мой взгляд невольно переводится на мои ладони – вот здесь мозоли от весла, там от балалайки, а это от копания на огороде и вязки банных веников. Кажется, Чехов, призывал выдавливать из себя интеллигента по капле крови в день. Нет, благодаря собственному упорству, мы эту кровь стаканами из организма черпали и в мусоропровод сливали. Неплохо получилось. Мысли мои окончательно становятся диссидентскими, и я начинаю думать о власти и красоте. Много мы, народ, о себе думаем. Красота от власти неотделима. Простые художники начинают творить для красоты, а, если не выбьются в начальство, вынуждены творить ради денег. Зато наша власть диаметрально противоположна в диалектическом развитии. Она только внешне пытается быть понятной народу и творить ради денег, власти, экономической целесообразности и прочей суеты. Всегда в итоге её заносит, и она творит ради искусства. Ну, скажем, Беломорканал, пока строили, думали – ради выгоды. Выгоды особой не получилось, зато получилось искусство строительства. Ещё большим чудом искусства ради искусства стал БАМ. Даже китайцам его придется перестраивать под личную выгоду. А уж про репрессии разные и реформы экономические и говорить нечего. Искусство ради искусства и красота ради красоты получается. Власть красоты и красота власти сливаются в безраздельное и трансцендентное. Я оборачиваюсь назад и среди леса голов вижу красивую голову Ельцина. Да, что ни делается, всё оборачивается красотой.

Я подхожу к автовокзалу, снимаю со спины балалайку и привычно снимаю с головы кепку. Мишка Гольштейн как всегда опаздывает. Небось кофе пьет или к бабе забежал. Руки сами начинают перебирать струны, прохожие вздрагиваю и лезут за мелочью:
- Ай, да загу-загулял-загулял, парнишка-парень молодой-молодой,
- В красной рубашоночке, хорошенький такой.

Ага! Пикапчик, замаскированный под скорую помощь, дома оставил. В автобусе трястись побрезговал. На мерсе подруливает, шикануть решил, опять на гаишников никаких заработков не хватит. На скорой помощи мне, да и всей России ездить куда сподручнее. Ну, ладно. В шапке хоть на бензин скопилось немножко деньжат. Пока, Москва Златоглавая!

Богословский Алексей Васильевич, март – апрель 2004 г. Москва – Берендеево – Болото Московское