Глава 27.
239 год. Суард, первый день Осенних гонок.
От самого себя грозная репутация всемогущего всезнайки не спасала. И запудрить себе мозги тоже не удавалось. Поэтому Дайм почти всю ночь проворочался в одинокой холодной постели, и сам себе проел плешь – правильно ли он поступил, что не позволил Шу искать Лунного Стрижа? И вообще, имеет ли он право вмешиваться и строить планы на их счет? Может, он слишком много хочет? Почему бы не удовлетвориться тем, что имеется, не пытаться заполучить их обоих, и жить почти спокойно. Не так уж и мало, между прочим, того, что имеется. Года четыре назад он и не мечтал о том, что найдется на свете девушка, которая полюбит его, такого, какой он есть – без надежды на семью, детей, без малейшей возможности спокойной жизни, когда каждая встреча может оказаться последней. Полюбит именно его самого, а не романтический ореол таинственности и приключений, не власть и влияние в его руках, не императорскую кровь и магию. Хотя насчет магии он немножко лукавил – без неё не видать бы ему Шу, как собственных ушей. Но это, пожалуй, единственное… а в остальном – ей самой вполне хватало и таинственности, и приключений, и власти, и королевской крови.
Но какая же из неё получится Императрица! С её талантами, характером… невероятная женщина. Ради того, чтобы жениться на Шу, маркиз уже три года плел паутину интриг, в которой все больше запутывались его братья. Смещать самого императора Дайм не собирался, ему вполне хватит остаться единственным наследником. Просчитался отец, сильно просчитался. Императорский венец сам по себе его не привлекал, и он с преогромным удовольствием не надевал бы его никогда. Ради власти и прочей ерунды впрягаться в неподъемный воз государственных забот? Дурных нет. Если бы император поверил в то, что, женившись на Шу, Дайм станет его наипреданнейшим и наивернейшим слугой не по принуждению, а ради собственного спокойствия… ну да, конечно. Дайм просчитал все возможные варианты, и единственным оставался самый долгий, трудоемкий и неприятный. Сегодня он почти было отказался от дальнейших действий в этом направлении, но Шу снова вернула ему надежду.
На губах Дайма до сих пор горел вкус ее последнего поцелуя, который не могли заглушить ни изысканные закуски, ни старое вино… впервые за три года по приезде в Суард ему пришлось ночевать в своей старой комнате. Роскошные покои пахли пылью и запустением, тончайшие льняные простыни кололись и сбивались, старинные резные часы тикали громко и противно, мешая уснуть. Маркизу надоело ворочаться, и он, в раздражении откинув скомканные простыни, встал и подошел к открытому окну. Желтый туманный круг на небе по странной прихоти разума напомнил ему забавную игрушечную птичку, которую он подарил Шу, чтобы та будила её по утрам. Её смех, когда назавтра, стоило часам пробить восемь, из крошечного белого комка перьев, заботливо подвешенного на ленточке к балдахину, вырвалось протяжное низкое мычание – волшебная игрушка имела в запасе не меньше сотни разных звуков, и далеко не все из них оказались птичьим щебетом.
От птички над её постелью мысли Дайма закономерно перешли к тому, кто сейчас в этой самой постели. На его месте. Как бы он не убеждал Шу, да и самого себя, в том, что ничего не изменилось, это не становилось правдой. Изменилось. Пусть она все ещё любит его, и ей приятны его прикосновения… но если ей придется выбирать, в результате Дайм не сомневался ни мгновенья. Даже если бы он не был магом и не видел ослепительно сияющих нитей, связывающих принцессу и убивца в единое целое, достаточно было просто услышать, как она произносит: «Тигренок», чтобы понять все и сразу. Может быть, Шу пока и сама не понимала, как получилось, что в её сердце ужились сразу двое возлюбленных, но Дайму как раз это было вполне ясно. Слишком разные чувства, совершенно несопоставимые. Соперничать могут равные, здесь же… душа у человека может быть только одна, как и судьба. Лунный Стриж и оказался для Шу судьбой, как и она для него. И она может как угодно относиться и к Дайму, и к любому другому мужчине – любить или ненавидеть, желать или испытывать отвращение, её чувств к Тигренку это не затронет. Как не изменит потребности дышать желание съесть яблоко или надеть шляпку.
Конечно, всерьез сравнивать себя с яблоком Дайм не собирался. Так далеко его смирение и самокритичность не заходили. Но оценивать свои шансы, чтобы добиться желаемого, надо здраво. А отступать он не собирался ни в коем случае. Шу слишком важна ему, слишком нужна, чтобы сложить лапки и вздыхать в тоске о потерянной любви. И плевать на ревность, на нестерпимое желание вытащить мальчишку из её кровати за шкирку и выкинуть, как шелудивого щенка, на помойку. Откуда, кстати, тот и явился. И ещё Дайму невыносимо хотелось и убедиться, что у Шу все в порядке, и увидеть её…
Махнув рукой на последние проблески совести и хорошего воспитания, Дайм подошел к зеркалу и пальцем начертил на нем сложный знак, надеясь, что Шу не пришло в голову поставить защиту и от него. Поверхность стекла сначала замутилась и подернулась дымкой, а затем полностью потемнела. Ну конечно, ночь же, и свечей она не зажигает. Зачем, если она прекрасно видит и в темноте. Сосредоточившись, маркиз произнес ещё одно заклинание, переводя магическое зеркало на кошачье зрение. И тут же был вознагражден зрелищем, заставившим его пошатнуться.
Да, юноша вернулся, как Дайм и говорил ей… но вот все остальное… несколько неожиданно. Он не предполагал, что Шу… ладно Шу, это её тёмная природа берет свое, но чтобы Лунный Стриж позволил ей проделывать с собой такое? И наслаждался каждым прикосновением плети… все демоны Ургаша! Удушливая жаркая волна накрыла Дайма, тяжелыми толчками крови прилила к низу живота, дыхание участилось, и он оперся о стену рядом с зеркалом, не в силах оторвать глаз от ритмичных ударов по обнаженной спине юноши. Он словно оказался там, в башне, ощущая сразу их обоих, их желание, боль, наслаждение, жажду и страсть… он слышал каждый вздох, каждый стон, вздрагивал от боли и закусывал губы, чтобы не стонать от удовольствия. И его пронзило острое, как смерть, наслаждение, будто это его израненной кожи коснулся влажный язык, будто на его губах оказались соленые капельки крови.
Бесплодные усилия оторваться от гипнотизирующего зеркала принесли ему только новую боль, будто он пытался разорвать себя пополам. Последними остатками рассудка Дайм осознавал себя в своей комнате, но всеми чувствами он был там, был двумя юными существами, бездумно предающимися любви. Он пылал, стонал и дрожал вместе с ними, сходил с ума от невероятно ярких ощущений, то будучи Тигренком, яростно врываясь в нежную жаркую плоть, то Шу, отдаваясь властному напору, то ими обоими сразу… и бессильно рухнул на пол с криком наслаждения.
Холодный камень. Боги, какое блаженство. Тишина и холодный камень под обнаженным телом. Дайм с трудом приходил в себя, буквально возвращаясь в собственное тело из сладкого, ядовитого наваждения. Медленно поднялся, кинул короткий взгляд на зеркало, успевшее притвориться невинной стекляшкой, и, в изнеможении рухнув на постель, рассмеялся. Да уж, любимая показала себя… с новой стороны. Интересно, это только эффект магического зеркала, или ему удастся все это почувствовать и в реальности? Надо попробовать, и поскорее. Судя по только что увиденному, Тигренок не откажется, если Шу захочет позвать его в теплую компанию. А даже если и откажется… принцесса его переубедит.
С этими приятными мыслями Дайм наконец уснул.
***
239 год. Суард, второй день Осенних гонок.
Поднимаясь по лестнице, он внимательно прислушивался, стараясь определить, что происходит наверху. Но ничего, кроме отчаянного птичьего гомона за окном, не услышал. Тихонько отворив дверь, заглянул в комнату, на всякий случай держа наготове неактивированный магический щит – никто не знает, как она отреагирует на незваного гостя. Щит не понадобился. В комнате её не было. Зато из ванной доносился плеск воды и тихое довольное мурлыканье. А на смятой постели, раскинувшись, спал юноша. Замерев на месте, Дайм разглядывал его, от приоткрытых в невинной сонной улыбке розовых губ со снежной полоской зубов и тёмных длинных ресниц с золотистым отблеском до стройных сильных ног, поросших легким светлым пушком. Его взгляд вернулся выше, к расслабленному впалому животу и остановился на несколько мгновений, лаская свидетельство здорового утреннего возбуждения юноши. «Интересно, она и вправду бы раздела его вчера, посреди бального зала? Дамы бы в обморок попадали… но стыдиться своего выбора ей бы не пришлось. Красивый звереныш» - маркиз представил себе это прекрасное обнаженное тело под возмущенными, шокированными и жадными взглядами вчерашней толпы и невольно улыбнулся.
Его взгляд переместился к алым полоскам на плечах и бедрах, отметил засохшие пятнышки крови на простынях. Неудержимо захотелось прикоснуться к светлой золотистой коже, почувствовать заживающие ранки губами… как ночью. Несмотря на открытые окна, дразнящий пряный запах недавней страсти не выветрился.
Легкое холодное дуновение настороженного внимания и опасности коснулось Дайма. Подняв глаза, он встретился с пронизывающим взглядом из под густой тени ресниц. Так же спокойно лицо с легкой улыбкой, расслаблены изящные руки, словно звереныш по-прежнему спит. Но только теперь он производил впечатление не безобидного очаровательного котенка, а взрослого хищника, из засады готового в любой момент прыгнуть и вцепиться в горло. Дайм и сам ощутил себя зубастой дикой тварью на чужой территории, выпустившей все когти и распушившей хвост в предвкушении драки за самку. Он словно раздвоился – одна его часть продолжала мыслить и анализировать, другая же рычала и рвалась подчинить, растерзать соперника. Лунный Стриж уже не прикидывался спящим. Он весь напружинился, глаза его горели, весь его вид говорил: «Уйди. Беги. Спасайся. Это моя территория. Это моя женщина. И я убью любого, кто только посмеет посмотреть в её сторону».
Патовая ситуация. Ни отступить, ни ввязаться в драку. Дайм ещё не настолько сошел с ума, чтобы связываться с Призывающим. Да и если ему удастся одержать верх, убить любовника Шу в её постели… живым потом точно не уйти. Но все его инстинкты требовали немедленно доказать наглому щенку, кто тут главный. И раз звериная сущность не могла предложить ничего иного, чем придушить соперника на месте, ей пришлось уступить место разуму.
Загнав рычание обратно вовнутрь, Дайм улыбнулся непринужденно и сделал шаг от двери в комнату.
- Доброе утро, Лунный Стриж, - звереныш ощутимо вздрогнул, услышав свое имя. И тоже спрятал тьму в глазах подальше, до поры до времени, снова откинулся свободно на подушки.
- Неужели Шу до сих пор не знает, кто ты такой? – Дайм видел, как напряженно он обдумывает, что предпринять. Маркиз даже на секунду посочувствовал юноше, не знающему, чего от незваного гостя ожидать. – Как неосторожно… ты же не думаешь, что она сильно обрадуется, когда догадается? Или надеешься обманывать её и дальше? Зря, малыш. С ней лучше не шутить, - Дайм выразительно оглядел следы плетки на плечах Тигренка.
Тот смотрел выжидательно, словно не мог решить, броситься или послушать дальше. «Что ж, самоуверенности у мальчика поубавилось», - подумал Дукрист, делая ещё два шага к нему.
- Не нервничай, - от юноши исходил поток противоречивых эмоций, просто сбивающий с ног. Дайм захлебывался в его чувствах, физически ощущая дикую смесь ненависти и восхищения, страха и самоуверенности, ярости и осторожности, отчаяния и надежды, щедро приправленных любопытством и чувственностью. – Я тебе не враг, - мужчина вложил в эти слова всю возможную искренность, и ему показалось, что Тигренок поверил. Перекатывающиеся под гладкой кожей мышцы немного расслабились, на губах мелькнул намек на улыбку, притягивая взгляд Дайма.
«Так какого демона тебе надо?» - Тигренку совсем необязательно было говорить, чтобы быть понятым.
- Правда. Не буду врать, что доволен… но, - легкая улыбка, открытые в дружелюбном жесте ладони. Всеми силами он показывал, что его не нужно бояться, ему можно доверять. – Я хочу, чтобы она была счастлива. Ты ведь не причинишь ей зла?
Синие глаза мгновенно потеплели, и мужчину буквально окатило волной нежности и печали… Тигренок покачал головой и погрустнел.
- Да, пожалуй… - Дайм не мог понять, что творится с юношей. Отчего такая тоска и отчаяние гложут его. – Ты любишь её, я знаю… я тоже.
Тигренок отвернулся и завернулся в простынь, вставая кровати. Всем своим видом он показывал, что продолжать беседу дальше не намерен. Дайм наблюдал, как Тигренок одевается, завязывает волосы в небрежный хвост… и чувствовал его отчаяние, его тоску и боль, и горький отзвук ускользающей надежды.
- Не говори ей, прошу, - Хилл резко развернулся и в мгновенье оказался напротив Дайма, лицом к лицу. Он не мог издать ни звука, но маркиз понял и так. – Пожалуйста! – его просьба скорее походила на требование, и сопровождалась столь мощным взрывом эмоций, что Дайм еле устоял на ногах. Всего на краткую долю секунды он открылся, предстал перед Дукристом словно обнаженным. Не так, как несколько минут назад, всего лишь без одежды, а с обнаженной душой.
Похоже, Тигренок прочитал в глазах Дайма все его желания. Он нервно облизал губы и сделал последний шаг, разделявший их. Его взволнованное дыхание, чуть приоткрытые губы, жар его тела - он словно предлагал себя в уплату. И Дукрист не удержался, запустил одну руку в вожделенное золото, притянул голову юноши и впился ртом в покорно подставленные губы, другой рукой прижимая его к себе. На миг отстранившись,чтобы перевести дыхание, Тигренок заглянул ему в глаза вопросительно: "Ты не скажешь?!" - Дайм кивнул, не в силах вымолвить не слова, но обещая. Не отнимать у него последние немногие дни, или часы… оставшиеся крохотные капельки счастья, пусть горького и болезненного, но больше у него ничего не оставалось. Тигренок на этот раз уже сам поцеловал его и потерся о его бедра твердой выпуклостью.
- Не сейчас, - понимая, что ещё мгновенье, и он возьмет юношу прямо здесь, немедленно, маркиз рванул его голову назад, отрывая от себя.
- «Как хочешь», - Лунный Стриж отступил на полшага и грустно усмехнулся, глядя на него в упор.
- Демонов Тигренок, - Дукрист старательно успокаивал дыхание, напоминая себе, что сейчас не место и не время.
- Дайм? Тигренок? – оба, словно застигнутые на месте преступления, вздрогнули и обернулись. – Вы не подрались? Дайм, что тут происходит? Мне что, пора ревновать?
Принцесса с тревогой вглядывалась в мужчин, стоящих менее чем в шаге друг от друга, не понимая толком, что между ними произошло. Почему Тигренок выглядит таким потерянным и несчастным? Почему так растерян Дайм? В воздухе буквально стоял терпкий вкус чувственности, напряжения и боли.
Она взглянула на маркиза, но тот опустил глаза, не желая ничего объяснять. Встретилась глазами с Тигренком и вздрогнула сама. Покорность, смирение, тоска и горечь, смешанные с яростным желанием. Боги, что же с ним такое? Она подбежала к нему, не обращая внимания на Дайма, и обняла, прижимаясь всем телом. Тигренок судорожно вздохнул, почти всхлипнул, приникая к ней, смыкая объятия. Дукрист смотрел на них, захлебываясь в половодье их чувств, не желая пока мешать им. Шу и вправду ревновала Тигренка, хоть это и казалось глупым. Ревновала, боялась потерять, и чувствовала себя виноватой, и восхищалась им, и желала, и сердилась, и надеялась… и почти тоже самое чувствовал и юноша. Они горели, тяжело дышали, прижимались друг к другу, боясь отпустить хоть на мгновенье, исступленно целовались, словно этот миг был последним в их жизни.
- Тигренок, милый, солнечный мой, - он замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть неловким движением желанные слова. – Тигренок.
- Шу, - он взял в ладони её лицо, в последней отчаянной надежде заглядывая ей в глаза. – Шу, - он не успел больше ничего сказать, как она снова уткнулась ему в плечо, - я люблю тебя, Шу, слышишь? Люблю! Посмотри на меня, пожалуйста… - но она так и не увидела движения его губ и не ответила ему.
«Что же ты творишь, девочка моя? Неудивительно, что твой Тигренок мечется, как сумасшедший. Он боится тебя потерять, боится смерти. Думает, что он просто игрушка для тебя. Почему ты до сих пор не сказала ему, что любишь? Чего ты сама боишься? Что же с вами происходит, глупые дети? Зачем вы мучаете друг друга?»
Тигренок и Шу затихли, прижимаясь один к другому, так и не сумев ничего понять. Дайм чувствовал, что юноша почти плачет от отчаяния, так и не услышав от неё спасительных слов. Его собственное сердце разрывалось от сострадания, ему хотелось схватить их обоих за шкирку, как котят, и встряхнуть хорошенько.
Он бы, пожалуй, так и сделал, уж, по крайней мере, заставил бы маленькую дурочку снять с любимого ошейник и поговорить с ним, если бы не одно странное ощущение. Оно могло бы показаться невероятной глупостью, но, тем не менее, Дайм понял, отчего Лунный Стриж не находит себе места и боится. Даже не боится, а пребывает в постоянном ожидании смертельного удара. Вот только зря ему кажется, что он последует со стороны Шу. Настоящая опасность исходит совсем с другой стороны – Тёмный Хисс требует положенной жертвы, и глупый мальчик решил отдать ему себя вместо Шу… и ошибся. Либо они оба сумеют выкрутиться, либо оба умрут. И единственный его шанс в том, чтобы предложить жадному божеству равноценную замену. Рональда, например – он же затеял эту игру, или Мастера Тени – он согласился принять контракт и отдал ученика на заклание.
И самое досадное, что вмешаться и хотя бы подсказать Дайм не мог, рискуя вызвать гнев божества. Хисс не отличался терпением и покладистостью, и если втравил своего Посвященного в переделку, то внимательно следит, справится ли тот сам, покажет ли себя достойным дальнейшей жизни. Мало кто из простых людей принимал всерьез уверения жрецов в том, что ни Райна, ни Хисс не покинули до сих пор этот мир, и продолжают по-прежнему играть людьми. В чем-то они были правы – никого из них божественные развлечения не задевали напрямую. Но в случае с магами и посвященными все было наоборот. И сомневающимся достаточно было бы заглянуть повнимательней в глаза Лунного Стрижа, чтобы встретиться взглядом с самим Хиссом.
Но и оставить их и отойти в сторону в ожидании развязки Дайм не хотел, да и не мог. Слишком глубоко он увяз, и был уверен в том, что в случае потери Шу его собственная жизнь лишится всяческого смысла. И если он не имел права открыто поделиться своим пониманием, то можно было попытаться хоть как-то успокоить их, или косвенно натолкнуть Лунного Стрижа на нужную мысль. Очень осторожно. И не сейчас.
Шу обнимала его, зарывшись лицом в его волосы и успокаивающе поглаживая по спине. Она не могла понять, почему ему снова так грустно, чем она его обидела. Может быть, это из-за Дайма? Что он такое наговорил Тигренку? Памятуя вчерашние намеки маркиза, она боялась, не попытался ли он… но нет, Дайм бы не стал. Неужели все из-за ошейника? Ещё вчера ей казалось, что Тигренок просто забыл о его существовании, но это было до бала, и последней ночи… боги, что же она опять наделала? Зачем она пила это проклятое вино? Розовые, не до конца зажившие следы плетки на плечах любимого вызвали жаркую волну стыда и заставили её залиться краской. Как ей в её дурную голову пришло вчера требовать от него покорности и напоминать о его месте раба? Наверное, она сошла с ума. Точно, сошла с ума. И как ещё после всего этого он не оттолкнул её? Может быть, теперь он ластится к ней из страха? Чтобы она больше его не била? Ширхаб! Десять ширхабов!
Под ласковыми ладонями, поглаживающими его, Хилл приходил в себя, его разочарование таяло и уступало место привычному уже грустному смирению. Что ж, не так уж важно, узнает она о его любви, или нет. Всё равно это ничего не изменит. Оставшиеся несколько дней, по крайней мере, у него есть надежда провести не на коврике у двери, а рядом с ней, в её постели, пусть и втроем. Это точно не так уж важно, тем более что маркиз не так уж плох… и плевать на унижение. После вчерашнего тем более плевать. Пусть он для принцессы всего лишь игрушка для постельных забав. Пусть Дукрист видел, как он тщетно молил её о капельке любви. Пусть он и сейчас наблюдает за ними. Неважно. Он хотя бы не выгнал его, и не ускорит его конец. И на том спасибо.
Но вот Шу… почему она кажется такой несчастной? Что он опять сделал не так? Может быть, она все ещё сердится на него за вчерашнее глупое упрямство? Или ей кажется, что Дайм недоволен тем, что остался в стороне? Думает, что Дайм ревнует? Хилл взглянул на него из-за плеча Шу. Маркиз так странно смотрел на них, не то с сожалением, не то с осуждением. Нет, не надо, чтобы они снова поссорились с Шу. Не надо, чтобы она осталась одна совсем скоро.
То, что увидел Дукрист в глазах Лунного Стрижа, ему совсем не понравилось. Смирение и отчаяние. Нет, это никуда не годится. У него, можно сказать, считанные дни остались, когда ещё хоть что-то можно сделать, а он сдался. И не понимает, что тем самым погубит не только себя, но и Шу. Демонов влюбленный кретин. Совсем последние мозги отшибло. Дайм уверился в том, что все же вмешаться придется. Хоть разозлить его, чтобы перестал из себя жертвенного агнца корчить и начал шевелиться. И Шу хороша. Тонет тихо в своем болоте, и не попискивает даже. Что творит с нормальными, казалось бы, людьми, любовь! Дайм усмехнулся - на себя посмотреть забыл. Вместо того, чтобы избавиться от мальчишки поскорее, жалеет его и собирается помочь. Ну разве не сумасшедший? Ещё и восхищается тем, как красивы они вместе - Шу, подобная лунной ночи с её черными волосами, лиловыми очами и бледной прозрачной кожей, и Хилл, золотисто солнечный, с глазами цвета весеннего неба. Такие разные, такие юные… глупые дети.
«Все, хватит, - одернул себя Дукрист. – Надо или оставить их в покое, или все же поговорить с ней о Кее. Да и насчет птенчика не помешает», - он громко покашлял, привлекая к себе внимание.
- О, Дайм, - смутившись, Шу отодвинулась от Хилла, подтягивая повыше сползающее полотенце. – Я сейчас. Оденусь только…
- Шу, нам надо бы поговорить. Вдвоем, - яростный взгляд мальчишки он проигнорировал. – Можешь пригласить меня на завтрак.
- Да. Конечно. Я спущусь через пару минут, - в её голосе звучало извинение одновременно с досадой. Кивнув на прощанье Хиллу, маркиз удалился.
Шу обернулась к возлюбленному, не зная, как попросить его остаться наверху так, чтобы не обидеть. Но Тигренку не надо было ничего говорить. Он смотрел на неё с обжигающей тоской и покорностью, словно заранее принимал любую новую боль, что ей придет в голову ему причинить, и прощал. От его нежной печальной улыбки у неё нестерпимо защемило в груди, и она с трудом сдержала слезы. Ей совсем не хотелось, чтобы он снова ревновал и придумывал себе демон знает что, пока она поговорит с Даймом.
- Иди сюда, милый, - Шу взяла его за руку и усадила на кровать. Тигренок смотрел на ней с робкой надеждой, словно молил: «останься со мной, не уходи», ластился, терся о её руки… все её существо откликалось на его призыв, она горела и томилась, опускаясь рядом с ним на колени, заглядывая ему в глаза, толкая его на постель. Он послушно лег, подставляя лицо под её нежные руки, зажмуриваясь, запрокидывая голову, открывая беззащитное напряженное горло её ласкам… Шу поцеловала его закрытые глаза, коснулась влажных горящих губ пальчиком.
- Спи, Тигренок, - тихий шепот, колышущий прядку на виске, согревающий до самой глубины души. – Спи, милый, - лицо его расслабилось послушно, упали руки. – Спи, любовь моя, - последние слова уже вплелись в его сон песней утренних птиц. Сон, подаривший ему немного покоя, сделавший юное лицо нежным и беззащитным.
Она гладила и перебирала разметавшиеся светлые пряди, любуясь доверчиво прильнувшим к ней возлюбленным, слушая его размеренное сонное дыхание. Ей казалось, что перед ней не юный мужчина из плоти и крови, а прекрасный сказочный дух, соблазнивший её волшебной красотой и нечаянно задержавшийся в гостях после рассвета. Что он в любой момент может исчезнуть, растаять подобно дыму, раствориться в солнечных лучах. Болезненная, щемящая нежность изливалась из её глаз горячими слезами.
- Шу, милая, ты опять плачешь? Не надо, девочка моя, - ласковые ладони утирали её мокрые щеки, теплое дыхание щекотало макушку. – Пожалуйста, любовь моя, - несмотря на просьбу Шу, он так и не ушел в гостиную, а остался за дверью, и вернулся, почувствовав, что ей снова горько.
Обернувшись к Дайму, она уткнулась в него, пряча заплаканное лицо него на груди. Возлюбленный обнял её и поднял, усаживая к себе на колени и баюкая, как маленькую.
- Успокойся, родная, все хорошо, - хорошо не было и в помине, и её печаль не давала Дайму дышать. – Все будет хорошо, девочка моя, обязательно, вот увидишь, - в его руках Шу стала успокаиваться, тихие жалобные всхлипы перешли в прерывистые вздохи и затихли.
- Прости, Дайм. Я не понимаю, что со мной творится. Вчера я обидела его… - не поднимая головы с его плеча, Шу сбивчиво и торопливо шептала. – Я не должна была, Дайм. Я боюсь, я так боюсь его потерять, и не знаю, что же мне делать. Иногда мне кажется, что он любит меня, а иногда… я не знаю. Ему плохо, я чувствую, он тоскует, и мне так больно, Дайм… прости. Я не должна тебе это все говорить. Но я не понимаю. Я глупая, да?
- Это пройдет, родная, - он продолжал гладить её по волосам и укачивать. Принцесса казалась сейчас испуганной и совсем хрупкой, и сердце его разрывалось от желания утешить, помочь ей, защитить. Так хотелось сказать ей: «Посмотри на него, мальчик сходит с ума от любви к тебе, и все, что ему нужно, так это услышать от тебя, что он тебе нужен, что ты любишь его. Это же совсем просто. Разбуди его, скажи, наконец. Не мучай больше ни его, ни себя. Сними с него дурацкий ошейник, поговори с ним. Узнай, кто он такой, почему оказался здесь, с тобой. Вместе вы справитесь, вы же одно целое», - но он знал, что не имеет права лишать их последнего шанса непрошенными советами.
- Ну, хватит. Сколько можно жалеть себя? Если глупая, поумней. Давно пора.
- Извини, - тяжело вздохнув, Шу отлепилась от надежного прибежища и взглянула ему в глаза. – Думаешь, я совсем сдурела, да? Ты прав. Хватит.
- Вот и умница. Кстати, ты меня долго ещё голодом морить собираешься?
- Что, тебе еще и завтрак сюда?
- В следующий раз. Одеваться будешь или так пойдешь?
- Хватит с тебя, - Шу вскочила и принялась натягивать платье.
- Почему это? Ты мне так больше нравишься.
- Нахал.
- Я? Тебе показалось, - он поднялся вслед за ней.
- И не вздумай соблазнять Тигренка.
- Почему бы и нет? Или я, по-твоему, совсем уже никуда не гожусь? – он замер в изящной и вызывающей позе, словно предлагая собой полюбоваться. Развитые тренированные мышцы, рельефно прорисовывающиеся сквозь тонкий белый батист рубашки, смуглая гладкая кожа, стройное, гибкое и сильное тело, напоминающее туго натянутый лук, тонкие аристократические черты в сочетании со встрепанными каштановыми локонами, яркими бирюзовыми глазами и невероятно очаровательной улыбкой – полюбоваться было чем. Что Шу и сделала, неторопливо оглядев любовника с ног до головы.
- Годишься, - и ехидно ухмыльнулась в ответ.
- И это все? Годишься? – Дайм в притворном гневе шагнул к ней.
- Ммм… да. Годишься, - Шу показала ему язык и взялась за расческу.
- Все. Пора на покой, розы выращивать, - горестно вздыхая, он подкрадывался к отвернувшейся принцессе.
- Или ещё не пора? – схватив её в охапку, он развернул Шу к себе и нежно поцеловал. Она обхватила его руками за шею и потерлась щекой о его плечо.
- Пора завтракать. Иначе я за себя не отвечаю.
- О, как заманчиво звучит… и что же будет, если ты за себя не отвечаешь?
- Покусаю того, кто поближе. Тебя, например.
- Покусай, - он снова приник к её губам на мгновенье, и отстранился, улыбнувшись.
- Ты не сердишься на меня?
- Нет, конечно. За что? - кинув настороженный взгляд через её плечо на спящего Лунного Стрижа, он подхватил Шу на руки и понес прочь из комнаты. На всякий случай.
В гостиной их поджидал накрытый к завтраку стол, за который Дайм и усадил принцессу. Первые минут десять они оба успешно изображали из себя орду орков, напавших на цивилизованные земли – то есть уничтожали все, что только под руку подвернется.
Довольно вздохнув и откинувшись на спинку стула, Шу оглядела разоренные территории и лениво выцепила воздушное пирожное. Для полноценного разгрома кулинарного изобилия требовалось явно больше, чем всего лишь одна орда. Но Дайм ещё не отступил, планомерно и вдумчиво воюя с какими-то загадочными сооружениями, отдаленно смахивающими на пирамиды из запеченных маленьких птичек.
- Ну? – сытая принцесса выглядела гораздо более способной к мыслительной деятельности, нежели голодная.
- Что ну?
- Рассказывай, как ты докатилась до жизни такой, - Дайм продолжал угрызать нечто хрустящее и завлекательно пахнущее, но и терять время зря тоже не собирался. Не откладывая, он приступил к допросу.
- Почему сразу докатилась?
- Не увиливай. Чтобы ты вела себя, как истеричная барышня, одного землетрясения мало. Ещё, как минимум, пожар и эпидемия чумы требуется.
- Вот спасибо, обласкал.
- Что, не правду сказал? Ну-ну.
- Дайм, ну ты же сам все видишь.
- Угу, вижу. Кстати, а Баль куда подевалась? На бал вчера не пришла, сегодня с утра её тоже не видно…
- Кажется, она обиделась.
- Баль? Обиделась? Радость моя, я тебя не узнаю. Как тебе удалось?
- Из-за Тигренка.
- Баль ревнует? Это что-то новенькое.
- Не придуривайся. Сам же знаешь, что она думает по поводу рабства.
- Мне раньше казалось, что ты думаешь то же самое.
- Ну да… ширхаб!
- Нет, милая, ты, конечно, сама знаешь, как тебе поступать. Если тебе так нравится иметь невольника, кто я такой, чтобы тебе запрещать? По мне, так хоть дюжину. Особенно, если поделишься со мной.
- Не смешно.
- А я и не смеюсь. Твой Тигренок.. ммм… я понимаю, что ты в нем нашла. Очень понимаю.
- Дайм!
- Что Дайм? Тебя что-то смущает?
- Оставь свои намеки.
- Никаких намеков, любовь моя. В твоем Тигренке есть нечто такое, неординарное. Да, милая, а кто он вообще такой? Ты мне так и не рассказала.
- Светлый маг.
- Что?! – от неожиданности он чуть не подавился. – Предупреждать же надо.
- Так ты все же пытался его соблазнить?
- Ну… нет. Но предупреждать все равно надо.
- Вот и предупредила.
- Милая, вот из чисто научного интереса. Как ты умудрилась это скрыть? Никакого намека на магическую ауру… ошейник?
- А что, на нем было что-то ещё?
- И все-таки ты ревнуешь.
- Хватит издеваться. Думаешь, это так просто? Я люблю тебя, и люблю его… что мне, разорваться? Или ты предлагаешь подкинуть монетку?
- Зачем? Нам и втроем может быть неплохо. Ты же вроде была не против, или мне показалось?
- Ох, Дайм… сама уже не знаю, что мне показалось, а что нет. Но я не хочу, чтобы Тигренку снова было больно.
- Ну, знаешь ли!
- Да, знаешь ли!
- Интересно, а если на тебя… ладно, прости, это и правда не мое дело.
- Угу.
- Шу, прости, - Дайм подошел к ней и встал рядом на колени. – Шу. Не надо, - он взял безвольно опущенную руку и поднес к губам: «Кажется, немного переборщил. Ширхаб! И не немного».
- Ты прав, милый. Я Тёмная дрянь.
- Ты не Тёмная и не дрянь. Ты самая прекрасная Сумеречная волшебница на свете.
- Ага, как будто ты встречал ещё Сумеречных.
- Это неважно, Шу. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Темной, Светлой, в полосочку и в крапинку. И ты можешь завести себе хоть целый зверинец Тигрят, крокодилят и змеючат, я не перестану тебя любить.
- Зверинец… мне бы с одним разобраться.
- С чем именно, Шу?
- Как мне не потерять его, Дайм. Думаешь, мне очень нравится держать его в неволе?
- Мне показалось, что нравится.
- Нет!
- Так отпусти. Тебе не кажется, что ты слишком все усложняешь?
- Возможно. Но если я отпущу его… ты представляешь, что с ним Рональд сделает? И я не уверена, Дайм, что он попросту не сбежит куда подальше от меня.
- Ты совсем ему не доверяешь? Что-то не похоже, Шу, что он так уж жаждет от тебя сбежать.
- Не знаю. Просто не знаю.
- Тогда признайся себе честно, что ты его за человека не считаешь. Тебе нравится с ним играть, с ним спать, а больше ничего и не надо.
- Неправда.
- Да ну?
- Ты не понимаешь.
- Так объясни мне! За каким демоном ты вообще надела на него этот идиотский ошейник? Что, нельзя было те же заклинания наложить на браслет, или серьгу? Зачем ты сделала его рабом?
- Я не делала его рабом, Дайм. Его Биун приволок продавать. А я купила.
- Да-да, кто бы сомневался, что ты тут не причем! Вот так прямо с ошейником и заклятием немоты и купила, и снять не смогла. Ага.
- Да, не смогла. И сейчас не могу. Потому что он сразу уйдет. Дайм, я не могу его потерять, но я знаю… Дайм, как я буду жить без него? Совсем немного осталось… как мне защитить его, как удержать?
- Раз ты знаешь, Шу, так какой смысл за него цепляться?
- Ты тоже это чувствуешь, да?
- Шу, милая, я не могу тут тебе помочь. Никак. Только ты сама должна понять, как тебе поступить. Ты маг, в конце концов, или базарная шарлатанка? Если ты знаешь, что должно быть, так и поступай соответственно.
- Вот только, Дайм, как бы я ни поступила, результат один. Отпущу я его или нет, все равно я его потеряю. И если снять с него ошейник, то это просто случится немного быстрее.
- Насколько быстрее?
- Дня два… или три.
- И ради этих двух дней ты продолжаешь его держать?
- Да. Ради двух дней, ради двух часов… я понимаю, это жестоко, но ничего не могу с собой поделать. Я даже не могу сказать ему, что люблю. Каждый раз на меня немота нападает.
- Даже так? Шу, ты уверена, что шансов совсем нет?
- Я их не вижу. По крайней мере, от меня тут уже ничего не зависит. Я могу только ускорить процесс, но никак не помешать ему. Ширхаб! Как же я ненавижу это знание! Все это время… каждую минуту понимать, что все бесполезно, и что бы я ни сделала, все равно… видеть, как ему больно, как он тоскует… заниматься с ним любовью с чувством, что это в последний раз. Я не хочу так! Почему, Дайм? Почему все так неправильно?
- Не знаю, любовь моя. Не знаю, - он бережно прижимал горько всхлипывающую девушку к себе, поглаживая и успокаивая. И корил себя за дурость. «Пусть кажется, что она творит незнамо какую глупость, но неужели трудно привыкнуть, что не я один что-то понимаю в этой жизни? И что если уж пытаться помочь, то не так прямолинейно. Хотя… выговориться ей тоже полезно. Но как же это все больно! Проклятый Рональд, неужели ему удастся её сломать? Как он предугадал? Или действовал по принципу не так, так этак? Загнать Шу в ловушку с помощью Темного Хисса… и потирает руки, сволочь, в предвкушении. Ненавижу!»
Шу чувствовала себя последней дурочкой и размазней. Разве хоть когда-нибудь ей было легко? Или судьба сплошь оделяла её приятными сюрпризами? Так какого гоблина лысого она распустила сопли? Как будто Дайму делать больше нечего, как только слезки ей вытирать. Как он вообще терпит до сих пор её жалобы, непонятно.
Увидев, что принцесса приходит в себя, Дайм осторожно отстранился от неё, уселся рядом на стул и налил ей крепкого чаю с медом.
- На, выпей, - он всучил Шу чашку, - все? Наводнение отменяется?
- Угу. Отменяется.
- Вот и ладно. У нас и кроме наводнения дел полно. Ты о братике не забыла ещё?
- Забудешь о нем, как же.
- И что ты думаешь делать?
- Для начала послушать, что ты мне скажешь.
- Вы мудры не по годам, Ваше Высочество, - Дайм шутливо поклонился.
- Ну?
- Ну. Ты с Таис вчера не разговаривала?
- Да как-то не получилось.
- Как же, Ваше Высочество скандалить изволило, где уж тут посмотреть, что под носом творится.
- Не напоминай мне об этом позоре.
- Ты хоть рокового красавца рядом с ней видела?
- Мелькал кто-то. Дайм, говори уже толком, довольно мня воспитывать.
- Хорошо, не буду.
За увлеченным обсуждением личной жизни короля и возможной стратегии завоевания им заново собственной строптивой невесты их и застал спустившийся в гостиную Тигренок.