***

Евгений Князев


ВКУСИВШИЙ  РАЙСКОГО  ВИНА
рассказ

Вползи ко мне змеей ползучей,
В глухую полночь оглуши,
Устами томными замучай,
Косою черной задуши…
А. Блок


Семен очнулся от тяжкого сна, похожего на душную больничную палату с чередой незнакомых, безмолвных лиц. Его вдруг оглушил звон, словно, где-то рядом завизжала металлическим стоном циркулярная пила, разрезая серую массу головного мозга нестерпимой болью, в висках стучала   кровь, отзываясь эхом на гулкие удары сердечной мышцы, словно под ухом кто-то  смачно ударял пудовой кувалдой об отзывчивое, терпеливое тело наковальни. Его слегка знобило и подташнивало.
Еще вчера упругие, молодые мышцы задеревенели, и он с едва шевелил затекшими пальцами рук. Мужчина с трудом приподнял на локтях широкий торс, пытаясь освободиться  от «страстных объятий» тяжелой волосатой руки своего старинного приятеля Лехи Сквары, который и во сне и наяву отличался любвеобильностью, и потому, наверное, сейчас полностью находился в во власти сладостных, эротических, предрассветных снов. Ближе к бревенчатой стене, завернувшись в шерстяной, клетчатый плед мирно посапывал еще один человек. Это был личный шофер Семена Круглова – главы богатейшей базы «Росгалантерея». Звали его Павел Егорович Серебряков или просто – Егорыч, хотя лет ему было не более, чем самому шефу, и принят он был на работу по рекомендации главного бухгалтера управления Фаины Рубан – женщины необычайной красоты, имевшую огромное влияние на Круглова.
Оглядевшись и немного адаптировавшись в сером  полумраке помещения, Семен в мутном зеркале на стене встретился  взглядом с незнакомцем. Его горящие, словно у затравленного хорька, глаза показались Семену знакомыми. Всегда аккуратно подстриженные волосы на голове торчали в разные стороны, малинового цвета, запекшиеся губы, будто у боксера после тяжелого боя, вывернулись наружу, желтые щеки обвисли, пугая дряблостью и темными печеночными пятнами.
«Неужели это я, - Круглов провел рукой по лицу, человек в зеркале повторил его движение, - во, блин нажрались, сколько ж времени прошло, никак три дня коту под хвост, даже винтовки не расчехлили» - он с горечью посмотрел на сиротливо прижавшиеся в углу избы два охотничьих карабина в брезентовых чехлах. – И это называется поохотились на кабана. А где, кстати, наш егерь, может, под топчан завалился или пошел собак кормить? То-то бедолаги выли всю ночь, навевая тоску на всю округу, волки и те, наверное, миль на сто разбежались, не то что уж изюбры.- Семен пригладил всклокоченные волосы и встал, с хрустом разминая кисти рук.
Отголоски прошедшей ночи пронеслись в мозгу сладким туманом, навевая воспоминания о любимом образе. Фаина – эта стройная тридцатилетняя женщина, как говорят в самом соку, - вот кто снилась ему сегодня, вот чье тело он так нежно ласкал, утопал в блаженных поцелуях ее пухлых и сладких губ, чьи черные густые волосы щекотали его обветренное и покрытое щетиной лицо, ее смуглая бархатная кожа на груди и животе вызывала в Семене просто какой-то, животный взрыв небывалой энергии…., но, все это было только во сне. Он любил эту женщину странной, даже для себя, любовью, боясь хоть на мгновенье поднять на нее влюбленный взгляд и увидеть в ее оранжево-кошачьем блеске глаз насмешливый отказ. Пожирающий душу кошмар продолжалось уже многие годы и этот, казалось всемогущий и сильный мужчина, как Семен Круглов, ничего не мог изменить. Ежедневная, ежеминутная, душевная пытка иногда превращала Семена в зверя и он, с какой-то тихой радостью закомплексованного фанатика, сполна отыгрывался на подчиненных.
Еще ни одна женщина, как в его коллективе, так и при случайном знакомстве, начиная от молоденьких практиканток и кончая матерыми светскими львицами в высшем обществе, не могла устоять от настойчивого, идущего на любые уловки для достижения своей цели, мужчины. Но, вкусив сладость победы, он быстро остывал и переключался на новый объект своей неутомимой страсти и только эта недоступная  Фая Рубан, как кость в горле, не давала ему покоя. Что в ней было такого загадочного, мифического, колдовского он не мог понять, она не укладывалась в его мозгу, и ведь замуж то вышла за простого курсанта ДВВИМУ – Стаса Колдина, которого Семен знал с детства и никогда не считал своим соперником.


-ХХХ-

Сотрудниц Круглов принимал на работу через свой знаменитый итальянский диван, обитый бархатом под цвет леопарда и занимающего почти треть, смежной с его генеральским кабинетом, комнаты. Но как этот, радующий женщин ловелас, не пытался заманить свою несговорчивую Фаечку на ложе любви – все его красноречие пресекалось одним взглядом миндалевидных, на половину матово-белого лица, глаз. Эти глаза сопровождали его повсюду, вот и сейчас в темном углу избы они отчетливо высветились знакомыми  радужными дугами, словно там, в темном, затянутом паутиной углу, за занавеской притаилась запыленная икона божьей матери.
Семен с нескрываемой злобой стукнул по огромному, грубо-сколоченному столу, сработанному из красного ясеня, который угрюмо загудел, звякнув посудой с недоеденными остатками лесной пищи - жареной изубрятиной и рябчиками. Первый лучик солнца из крохотного, размером с книгу оконца, высветил середину стола с парой дюжиной пустых разнокалиберных бутылок, украшенных яркими этикетками армянского коньяка и русской водки, которые дружно соседствовали с прямоугольными «Джонни Волкером» и «Абсолютом».
«Неужели все выжрали, волки?» - от этой мысли у него заныло внизу живота и пересохло в горле. Он тяжело, как после затяжной болезни поднялся и подошел к оконцу, затянутому звездной паутинкой узоров морозного утра. Во дворе он увидел базовский полноприводный микроавтобус «Хайс», что он приобрел недавно для таких вот поездок. Серая, изящная «Тойота», припорошенная первым ноябрьским снежком, одиноко и покорно вжалась в колею снежного покрова, уткнувшись широким бампером в двери сарая.  Своей угрюмой безысходностью она  напоминала брошенного нерадивым хозяином и отработавшего тяжкий рабочий день молчаливого мерина с потухшим взглядом больших слезящихся глаз.
-Эй, алкаши, подъем! – звонко скомандовал Круглов, удивляясь силе своего голоса. Он легонько пнул Леху ногой в открытый бок, отчего тот лишь что-то буркнул и еще сильнее зарылся в овчинный тулуп с головой.
-Дай поспать, шеф, голову поднять невозможно, - послышалось из под тулупа его недовольное ворчанье.
-Ну, спите, все проспите, охотнички. – Семен наклонился и взглядом ревизора прошелся по содержимому ящиков под столом. Пусто. Тут взгляд его остановился на открытой картонной коробке прямо у его ног. Внутри коробки, поблескивая стальной головкой, словно солдат на посту, вытянулась постойки смирно, полная бутылка Смирновской водки.
-Надо же, как это тебя, красавица, пропустили, не заметили, - раболепно улыбнулся Круглов, ловя себя на мысли, что радуется этой находке, как последний алкаш - работяга с его складов, напичканных сотнями ящиков всевозможного спиртного. Ведь база «Росгалантерея» во времена перестроек стала просто вывеской, прикрытием, а основные деньги уже давно делались на торговле спиртным, перепродаже цветного металла и спекуляцией всевозможным китайским барахлом.
-Как ты, матушка, кстати, - громко, почти с восторгом произнес Семен, - видно есть бог на свете, избавит христианина от страданий.
Он резко встряхнул бутылку, предвкушая освобождение от давившей голову и грудь горько-свинцовой тяжести разложившихся алкидов и ловко откупорил штоф. Пробка щелкнула, как затвор винтовки, вгоняющего патрон в ствол. По взмокшей спине пробежала мелкая дрожь, когда огненная вода радостно забулькала в граненый стакан. Семен свободной рукой пощупал кожаный пояс под байковой рубашкой, где на круглом волосатом животе в тепле и уюте мирно ждали своей участи двести хрустящих стодолларовых банкнот. Эту сумму сегодня надо было поменять на новенький серебристый «Лэнд Круизер», переправленный совсем недавно под заказ с острова Хоккайдо японскими угонщиками для русских воров и рэкетиров.
Круглов секунду помедлил, рассматривая искрящуюся жидкость на свету, затем перекрестился и залпом, на одном дыхании выпил. Мгновение спустя в желудке запекло так, словно в него вылили расплавленный свинец, а на глаза навалился вечный мрак. Глазные яблоки, затвердевшие как камень, стали быстро распухать, вываливаясь из орбит и давя всеми нервными окончаниями на отмирающие клетки головного мозга. Он закричал так, как не кричал никогда в жизни. Молодой организм, вдруг почуяв веяние холодного дыхания вечности, весь напрягся, мобилизуя все свои ресурсы и жизненные силы, но противостоять огромной дозе метилового яда, который мгновенно уничтожил все жизненно-важные органы, было невозможно.
От крика с шумом и мерзким карканьем сорвалась с деревьев стая воронья, устроивших ночевку на широких лапах елей рядом со сторожкой. Перелетев на соседние деревья, они, недовольно ворча и перекликаясь, косились, склонив головы на бок, на заснеженную избушку, из которой по всей тайге разносились дикие вопли о помощи.
-Я ничего не вижу, я ослеп, помогите, я умираю, - стонал еще недавно полный сил мужчина. Он перевернул стол и катался среди битой посуды, снеди и бутылок, в одной из которых еще оставалось смертельная доза, но об этом не знали мечущиеся по избе двое мужчин, пытающиеся что-то понять и помочь своему товарищу.

- ХХХ –

Плоский мерцающий монитор компьютера корейской фирмы «Самсунг» вот уже битый час радовал глаз сменяющимися картинками осеннего леса. Багрово-красный листопад кленовых листьев плавно переходил в унылые пейзажи вспаханных озимых полей и прозрачных, горных рек, струящихся между  отвесных, серых скал, покрытых у основания синеющим хвойным лесом с заснеженными вершинами, сверкающими всеми цветами радуги в лучах божественного светила.
Фаина Петровна прикрыла отяжелевшие от работы за компьютером веки и подушечками пальцев  слегка помассировала глаза. В кабинете быстро темнело, за окном один за другим зажглись два прожектора, вырвавшие из темноты проходную базы, где рядом с полосатым шлагбаумом была припаркована крохотная Хонда – Сити ярко красного цвета с помятой правой дверцей – результат неудачного маневра Фаины Петровны, считавшей, что на дорогах, как и в жизни, мужчины при любых обстоятельствах должны уступать место красивым женщинам.  Рядом, с будкой охранника, на деревянном крыльце, лежала крупная кавказская овчарка. Она, не мигая, смотрела на тускло освещенное окно третьего этажа кирпичного здания управления.
Когда овчарка была щенком, Фаина дала ей романтическую кличку Джульетта, и она к ней прилипла, как говорится, намертво, не смотря на грозный нрав сучки. Джульетта стала любимицей всего управления, особенно  неравнодушна к милому пушистому созданию была главбухша. Она каждое утро останавливалась у проходной и угощала щенка то палочкой печеночной колбаски, то копченой говяжьей рулькой. Частенько Джульетта ждала красную машину далеко за пределами базы и, улыбаясь по - собачьи, осторожно брала из рук женщины мясное лакомство, виляла коротким обрубком хвоста, неизменно чихая от потоков горьковато-сладких запахов французских духов, исходящих от своей хозяйки.
Фаина Петровна помахала из окна рукой своей любимице, затем прошлась по кабинету, нервно пощелкивая большим и безымянным пальцами, чем выдавала свое раздражение. Да, она нервничала, так как ждала  два звонка. Один из тайги, от личного шофера, с которым судьба свела ее еще до знакомства с Кругловым.
Павел Серебряков в свое время, отсидел два года за злостное хулиганство, состоящее лишь в том, что как - то изрядно перебрав, в три часа ночи стал ломиться в двери одной из своих невест, а когда вышел ее папаша с бейсбольной битой, то, не раздумывая, отправил старика в глубокий нокаут. Старику и было -то всего сорок пять годков от роду, но это не повлияло на решение суда. Оттрубив от звонка до звонка, Павел  пристроился плавруком на лето в спортивный лагерь «Спартак», раскинувший свои белые, словно паруса скоростного клипера,  палатки в бухте Мелководной, что на мысе Песчаном.  Избалованной материнской любовью и лаской Фаине, после девятого класса, угораздило по прихоти родителей «отдыхать» в этом райском уголке, откуда в утренние часы, когда свежий океанский ветер разгонял черную массу смога, хорошо просматривался Владивосток на другом берегу Амурского залива.
Ежедневные, июньские дожди и полчища комаров не очень - то располагали к плаванию в прохладных, морских водах, поэтому все свободное время плаврук Серебряков отъедался после скудной лагерной пищи, отсыпался и успешно ухлестывал за молоденькими, статными тренершами. Фаина, обладая особой привлекательностью не только своей смуглой мордашки, но и округлыми формами тела, тоже попала в поле зрения Серебрякова. Павел, как бы взял над девчонкой шефство, оградив девушку от назойливых и безрассудных сверстников. И это нравилось Фаине. Ухаживания тридцатилетнего, со скромной корявой наколкой в виде фиолетовых куполов церкви на груди молодого мужчины, придавало ей особый статус среди подруг.
Фаина слегка побаивалась Серебрякова, но от него веяло такой мужской силой, уверенностью и романтикой,  что весь месяц Фаина находилась на какой-то высоте женского блаженства, тем более, что Паша не позволял себе даже поцеловать девчушку, ему этого хватало темными ночами с лагерной поварихой Валюшей, высокой девушкой с большой грудью и бедрами. А в это время Фаина смотрела сладкие сны и не хотела просыпаться.
Так бы и расстались навсегда Павел и Фаина Рубан,  но судьба не зря сводит людей, чтобы просто так расставить, развести их в разные стороны. Они встретились снова только через десять лет, когда Фаина уже была замужем, имела ребенка и работала у Круглова, а Павел после очередной отсидки шлялся по городу в поисках денег или случайного заработка. Ему предложили подработать на автозаправке в центре города, и вот он в синем комбинезоне с заправочным пистолетом в руках вдыхает своими, уже пораженными спорами туберкулеза легкими, бензоловые пары и заправляет сверкающие машинки богатых и не очень бедных автолюбителей. Что и говорить, в свои сорок с небольшим лет, он не мог накопить деньжат даже на скромную «Королку», хотя к чему она ему, он ведь никогда и не копил. Как только появлялись шальные деньги, он избавлялся от них, как наркоман от своего смертельного зелья. А мест для этого в городе становилось все больше и больше. Ночные клубы, казино, просто рестораны и забегаловки с бассейнами и массажными, словно клещи, впившись в тело, не отпускали человека, пока у него хоть немного шелестела в кармане валюта любого достоинства.
Вот подъехала очередная потертая Хонда, Павел воткнул пистолет в горловину бензобака и подошел к плавно открывающемуся затемненному стеклу на помятой дверце.
-Мне полный бак, Паша.
Серебряков вздрогнул, знакомый голос, словно из глубины веков, заставил напрячься его давно не тренированную память. Он, наклонившись, вгляделся в миловидную женщину за рулем, пытаясь разглядеть знакомые черты. И, хотя голова ее была обмотана блестящей, атласной косынкой, он без труда узнал бы ее - его первую, чистую и непорочную любовь.
-Фаина, ты, девочка моя, как я рад!
-Ну, предположим не девочка и не твоя, - улыбнулась Фаина, изящно приподняв большие матовые очки.- Ты что здесь делаешь? - Кивнула Фаина в сторону разукрашенного рекламами «Шелл» и «Мобил» здания автозаправки, - не мог себе ничего лучшего подыскать, держи мою визитку, позвони на днях, я для тебя придумаю что-нибудь получше. Она нажала на акселератор, и красная Хонда бесшумно сорвалась с места, оставив наедине с воспоминанием бедного Пашу Серебрякова.
Он внимательно рассмотрел визитку, ухмыльнулся, вспоминая что-то свое, и синей от наколок рукой засунул золоченую картонку в нагрудный карман рабочего комбинезона. На следующий день он уже в качестве двоюродного брата Фаины восседал перед внимательным взором босса. Круглов просмотрел документы Серебрякова, еще раз изучающее осмотрел заостренные черты лица, татуированные кисти рук, это насквозь пропитанное запахами вонючих, переполненных камер существо -  протеже Фаины Петровны. Конечно же, он понимал, что перед ним обычный зэк, никакого отношения не имеющий к его главному бухгалтеру, но во - первых он не мог отказать Фаине, которая последнее время начинала подавать надежду и оказывать признаки внимания к шефу, во-вторых ему непременно хотелось заглянуть в прошлое своей несравненной и неприступной богини. Может, и не такое оно было безмятежное, как указано в анкетах, или те немногие интимные тайны, что он выведал у своего приятеля Стаса во время дружеских попоек в сауне, было лишь вершиной айсберга загадочной женщины. Стаса Колдина, кстати, он пристроил у себя тоже по просьбе все той же Фаины Рубан, не изменившей фамилии после замужества, а этот факт наводил на размышления. Близких людей к своему кругу людей Круглов обязан был знать от и до.
-Короче, мне нужен верный, неболтливый человек, – твердо, без предисловий начал Круглов, - с пьянкой и курением придется распрощаться навсегда. Если это тебя устраивает, то с завтрашнего дня принимай новый «Краун», Фаина Петровна сказала, что ты классный шофер, и я ей верю.
Паша Серебряков действительно отменно водил любую машину. В лагере он работал в мастерской, где для «кума» собирали по частям из битых иномарок вполне приличные авто. Часть из них уходили на рынок и по поддельным документам колесили по ухабистым дорогам России. Оставшиеся, наиболее привлекательные, с хорошей ходовкой и неубитыми двигателями, «кум» презентовал начальству, да и сам он был «неплохой» ездок, раз в месяц менял себе машину, разбитую вдребезги по пьянке. Павел всегда удивлялся, как это бог бережет такую законченную сволочь, вскоре он по лагерной почте узнал, что «кум» все же влетел в бетонное ограждение своего же коттеджа вместе с двумя такими же лагерными псами. Мертвецкое опьянение на этот раз не помогло ни одному из этих проклятых всеми зэками волков в погонах.
Единственно доброе, что удалось получить Паше за решеткой – это умение хорошо разбираться в машинах и великолепная водительская практика. Когда «кум» раз в полгода устраивал собственное ралли вокруг зоны  на битых «тойотах» и «нисанах», Павел Серебряков не раз получал главный приз – три дня свидания с девочкой из соседнего женского лагеря в маленькой комнатушке с железной панцирной койкой, столом и стулом. Водку и марафет Павел добывал здесь же через охранников за «заработанные» в карты деньги. Руки у него действительно оказались золотые, что при виртуозном раскладе карт, что при работе с двигателем любой марки.
Итак, Павел действительно оправдал надежды своего нового шефа. Он прекрасно водил и разбирался в машине, был опрятен и точен, с водкой он давно завязал, предпочитая государственным суррогатам густой, наваристый чифир из хорошего цейлонского чая, но вот насчет верности…. Через месяц работы Фаина, как - бы между прочим, подсела к нему в машину, когда Павел ожидал Круглова у ворот проходной. Она расспросила о делах, с легкой иронией вспомнила безмятежное детство, призналась, что Павел, был ее первой любовью, на что Серебряков, скосив на Фаину глаза опытного и битого жизнью человека, спросил.
-Что-то нужно, я должен отработать.
Фаина не ожидала такого прямого вопроса и на секунду смутилась, но, мгновенно собравшись, также спокойно продолжила.
-Дело очень деликатное, его можешь сделать только ты. Если все пройдет удачно, у нас будет все, возможно и любовь.
Павел вскинул брови и с интересом посмотрел на женщину.
-Как люди меняются, - сказал он, как бы в пространство, - говори что делать, ты ведь знаешь, я твой должник и, наконец, ты мне нравишься как женщина, как нравилась тогда в свои пятнадцать.
-Ну, вот и ладненько, слушай и запоминай.
После разговора Фаина вышла из машины и, присев на корточки приласкала огромную кавказскую овчарку, бросившуюся к ней на грудь.
-Ты моя, единственная, верная девочка, - прошептала женщина на ухо скулящей и обдающей ее жарким дыханием, собаке, - скоро твоя хозяйка уладит дела и заберет тебя к себе, потерпи Джульетта.

- ХХХ-

    Другой звонок из Москвы от Стаса Фаина ждала с еще большим нетерпением. Муж пообещал позвонить, как только уладит все дела и подпишет документы по приватизации базы в Главном управлении  треста. После того как документы оформят на нее, как на исполняющую обязанность генерального директора, можно было переходить к следующей фазе осуществления ее блестяще задуманного и коварного или, как она считала, вполне приемлемого для сегодняшнего времени, плана. Фаина Петровна просчитала все точно, все, как казалось женщине и бухгалтеру, до последних мелочей. В то время, как Круглов отправил Стаса, своего зама по общим вопросам, оформлять документы на приватизацию базы в Москву, Фаина договорилась с местными дилерами о поставке для шефа новой «игрушки» - «Круизер» последней модели, который должны были доставить прямехонько из Японии, с острова Хоккайдо в Рудную пристань. Вся таможенная служба небольшого порта уже давно была прикормлена Семеном Кругловым, и через зеленый коридор машины различных марок беспрепятственно проходили на территорию России, а затем и базы, откуда с накруткой распределялись богатым дядям и тетям.
Единственным человеком в управлении, кто не имел сегодня новенькую иномарку, была Фаина Петровна, но она и не спешила, выжидала  до поры до времени. Ничего, скоро все будет по иному, скоро все это будет ее и эта база и все машины и квартиры, все…. Не зря же она третий год терпит назойливые приставания неугомонного Круглова, лавируя между шефом и мужем, как нежный лепесток розы в бурном и мутном потоке.
-ХХХ-

А ведь когда-то она была уже на грани того, чтобы выйти замуж за Семена Круглова. Ведь с этим пухленьким и рыжеволосым парнем она была знакома уже более десяти лет, и он неоднократно при живой, родной жене делал ей предложение. Мнение Стаса его мало интересовало, он уже не друг, он подчиненный, а Семен первый познакомился с Фаиной и, наверное, любил эту женщину. Впервые Семен увидел ее после окончания Торгового института.
Фаина Рубан, в то жаркое лето, поступала на первый курс бухгалтерского учета ДВИСТа, в своем родном городе Владивостоке. Она и еще две ее новые подруги с подготовительных курсов вышли перекурить под козырьком главного корпуса института, из стен которого вышли практически все преуспевающие торгаши портового города. Сегодня из стеклянных дверей потоком выливалась на улицы города дипломированная, золотая молодежь. Восторженные крики парней и улыбки девушек привлекали внимание прохожих. Им уступали дорогу повидавшие жизнь сорокоты и желторотые юнцы. Первые иронически улыбались, последние восторженно провожали взглядами новое поколение, но и те и другие знали, что сегодняшний праздник уже завтра превратится в серые будни с кучами проблем и ворохом забот, но сегодня был их праздник, и они хотели взять от него все сполна.
Среди пестрой толпы шагал и Семен Круглов. Он никогда не комплексовал из-за своего небольшого роста, конопатого, вздернутого девичьего носика,  черных, медвежьих глаз и круглого животика. Это был вполне уверенный в себе молодой человек, который за свои двадцать два года убедился, что внешность для мужчины важна лишь для фотографии на обложке журнала, или при первых минутах знакомства, все остальное было при нем. Это и острый ум, и сильный характер, и обаяние, которым он пользовался в любых ситуациях, особенно, при обольщении женщин. Семен шел прямиком к девушкам, улыбаясь во весь свой голубиный ротик, помахивая маленькой ладошкой, как своим старым знакомым.
-Привет, девчонки, на кого учиться собираемся, - он обеими руками обнял за талию двух подружек, отчего те взвизгнули и съежились, словно испуганные подростки. Фаина отступила на шаг и от такой неслыханной наглости поперхнулась дымом своих любимых сигарет «Салем».
-Семен, - представился парень, артистично наклонив голову. – Только что защитил диплом, приглашаю дам, прямо сейчас, в мой ресторан «Приморье». С завтрашнего дня меня взяли на должности замдиректора, почту за честь познакомиться с такими прелестными барышнями за бутылкой хорошего венгерского вина.
Фаина критически осмотрела нового знакомого, пока тот рассказывал пошленький анекдот про первокурсницу и профессора с тряпочкой, затем усмехнулась и, затушив окурок о бетонный парапет, пошла к выходу. Сзади послышались торопливые шаги, и кто-то крепко ухватил ее за руку. Девушка сморщилась от боли.
-Отпусти, мне некогда.
-А вот у меня с этого момента всегда есть время для тебя, - Семен произнес это спокойно, без вызова, даже чуть смутившись. – Приходи, прошу тебя, а на счет математики не переживай, если придешь – считай, уже зачислена. Девушка вырвала руку и, гневно сверкнув глазами, ставшими вдруг похожими на глаза пантеры, потревоженную во время сна после утомительной охоты, скрылась за дверьми читального зала.
Фаина вовсе не собиралась верить этому болтуну, она с детства усвоила отцовский наказ, подполковника в отставке, мечтавшего остатки жизни провести в далеком и холодном  Санкт - Петербурге – городе своей мечты. Он ненавязчиво, но с нудным постоянством военного человека твердил дочери:  «Всего в жизни надо добиваться самостоятельно, только честным, добросовестным трудом…», а потому весь оставшийся день, повинуясь заветам правильного родителя, Фаина, сморщив хорошенький носик, зубрила формулы, строчила шпоры, примеряя исписанные мелким почерком бумажные гармошки под кружевные резинки на стройные, цвета слоновой кости, словно полированные ножки, в области бедра. Во время этого занятия и прозвенел роковой звонок, который резко перевернул всю ее прежнюю жизнь.
-ХХХ-
Как Семен вычислил номер ее телефона, осталось загадкой до сегодняшнего дня, тем не менее, внутренне она была готова к этому звонку, она даже тайно ждала его услышать, да и любопытство взяло верх, кому не приятно ухаживание пусть не очень симпатичных, но настойчивых и смелых ребят. И вот она, переодевшись в новую широченную джинсовую юбку, обильно украшенную разноцветными полудрагоценными камнями и прозрачную индийскую марлевку, прицепив для прикрытия поводок с карабином к ошейнику скулящего спаниеля, по кличке Хантер, вышла на освещенную огнями улицу. Ведь дом ее находился прямехонько напротив гостиницы «Приморье» с одноименным и хорошо известным своей кухней рестораном на первом этаже.
Суетливый кокер тщательно обнюхал кроссовки подвыпившего Семена и его высоченного приятеля в форме курсанта ДВВИМУ – местного высшего мореходного училища. Закончив собачью работу и облегчив свой натруженный за день мочевой пузырь, Хантер уставился влюбленным взглядом на хозяйку, ожидая команд. Но у хозяйки неожиданно, за все ее семнадцать лет вдруг как-то не по детски вздрогнуло и часто забилось сердечко, как у голубки в опытных руках птицелова. Сквозь тело пробежал какой-то радостный разряд чужой положительной энергии, и юное тело с радостью приняло сигнал. Она поняла, что энергия исходит от стоящего напротив, высокого чуть покачивающегося и совсем не примечательного парня. Это был Стас Колдин, будущий судоводитель, боксер и к великому разочарованию Фаины – неисправимый бабник и лгун.
Сколько в будущем придется претерпеть бедной девушке из-за слабости своего избранника к женскому полу, а особенно к легко доступным подругам Фаины, известно лишь, наверное, огромной кавказской овчарке Джульетте, с которой женщина каждое утро разговаривала о всех своих проблемах. Подруги соблазняли Стаса не из-за каких-то особенных мужских прелестей, просто, чтобы сделать «приятный» сюрприз любимой подружке, хотя, наверное, Стас считал себя неотразимым и все победы приписывал только своему обаянию и сплетням о своих мужских достоинствах. В конце - концов к тридцати годам Фаина нашла в себе силы избавиться от всех подруг, но Стас, пока был при ней, и она с холодной расчетливостью умной, восточной женщины камень за камнем строила, как ей казалось, свое светлое будущее.
-ХХХ-

Но все это будет потом, а сейчас, теплой июльской ночью, когда из открытых окон ресторана плавно растекалась дурманящим медовым запахом отцветающих тополей божественная мелодия Джулай монинг, неувядающей английской группы «Юрай Гип», Фаина в прямом смысле слова растаяла, жизнь покатилась под откос.
Стас, скованный неосторожно брошенным взглядом девушки, замер, он казалось, пытался что-то сказать, но уста лишь едва шевелились, напоминая безобидную овечку, жующую свежую травку у вершины неприступной скалы. Его глаза, чуть блестящие от принятого спиртного вдруг вспыхнули тысячами костров, заискрились миллионами ярких звезд в бездонном взгляде девушки.
-Вы, Фаина? – наконец произнес он, - Саша Блок сто лет тому назад уже написал про вас.
-Что же такое мог знать про меня Саша Блок еще сто лет тому назад? – озорно улыбнулась Фаина.
-А вы послушайте:
«Вот явилась. Заслонила
Всех нарядных, всех подруг,
И душа моя вступила
В предназначенный ей круг.»
-Ты что, Стас, перепил, чего это тебя понесло, какой круг? - Семен помахал рукой перед немигающим взглядом приятеля, проверяя его реакцию, но боксера словно парализовало. Он, как загипнотизированный мышонок, шагнул навстречу к девушке, положил тяжелые руки ей на плечи и продолжил:
«Золотой твой пояс стянут,
Нагло скромен дикий взор!
Пусть мгновенья все обманут,
Канут в пламенный костер!»
-Ну, уж нет, с меня хватит, - Семен отстранил приятеля от притихшей и опустившей голову девушки, - сегодня ни каких костров и мгновений, не порть мне праздник, братишка, а то обижусь и украду Фаину, будешь искать и никогда не найдешь, - он наигранно засмеялся, - тебя просто невозможно ни с кем знакомить, сразу начинаешь мозги девчонкам морочить, лучше пойдем обратно в кабак, там публика простая и без стишков все понимает, - он ухватил упирающуюся Фаину под руку и потянул к открытой двери ресторана, откуда уже неслась унылым смычком по затертой, цыганской скрипке забойная еврейская мелодия «семь сорок». Местные лабухи профессионально исполняли этот шлягер по заказу разогретой публики, как правило, под занавес закрытия ресторана, откуда вся, еще не достаточно отдохнувшая публика, плавно перемещалась в одноименный ночной дансинг - клуб, чтобы в пропитанном потом сотен беснующихся юнцов зале, уже под действием заветных «колес» насиловать свое молодое тело до рассвета в громе железного рока и мерцающем тысячами цветных юпитеров прокуренном зале.
-Я не могу, - сопротивлялась Фаина, у меня Хантер.
-Ничего и спаниелю найдем местечко, будет наших местных героинщиков гонять, а Стас своими кувалдами поможет песику.
-Нет, нет, ребята, только не сегодня, я завтра сдаю математику, это серьезно.
-Да мы завтра все порешаем с экзаменами, - успокаивался Семен, - я эту публику давно знаю, твое дело – только появиться.
-Нет и нет, я пойду , извините, спасибо за приглашение и вас, по-моему ждут, - улыбнулась Фаина, кивнув на двух, вызывающе накрашенных в супер коротких мини юбках, девушек. Они нервно прохаживались по фойе и бросали обиженные, непонимающие взгляды в сторону Стаса и Семена.
-Я вас провожу, - нашелся Стас и легонько дотронулся до маленького локотка девушки. Она вздрогнула и посмотрела на Стаса. В ее взгляде застыл вопрос, понятный любому влюбленному. «Ты серьезно, не шутишь?», но, сохраняя безопасную дистанцию, Фаина все же отдернула руку.
-Не надо, здесь близко, - она легко, словно змейка, вывернулась из объятий неуправляемого влюбленного юноши и быстро пошла через дорогу к своему дому. Стас догнал ее уже у подъезда и, развернув за плечи, серьезно произнес:
-Фаина, я люблю тебя, выходи за меня замуж.
-Ты что сумасшедший, или пьяный, - девушка нервно засмеялась. В груди у нее похолодело и противно заныло в пояснице. – Ты что, всем так говоришь, - обиженно поджала губки девушка, словно ее оскорбили самыми последними словами.
-Я не пьяный и никому до тебя об этом не говорил, - Стас прикоснулся губами к бархатной, как кожица персика, пухлой щечке. Фаина не отстранилась, а, только закрыв глаза, часто дышала, затем встрепенулась и, вытянув руки вперед, отпрянула от парня.
-Если хочешь, позвони мне завтра -  сказала она на прощанье и скрылась в просвете лифта.
Стас помахал рукой и вышел во двор. Он достал пачку «Кэмела» и закурил, руки его дрожали.
-Давай к нам, - услышал он голос Семена, - хватит на сегодня поэзии, пора прозой заняться.
-ХХХ-

Два звонка….  Фаина осторожно подняла трубку. Она уже чувствовала, что это те самые колокола, возвещающие о смерти.
-Фаина, дорогая девочка, все вроде бы получилось, шеф, как ты и предполагала, нашел свою последнюю бутылку, - голос у Павла дрожал.
Фаина Петровна замерла. Женщина вдруг ясно представила, как все произошло, и внутренне ужаснулась. Она поняла, что сделала что-то неправильное, но отступать было некуда.
-Ну, Паша, говори яснее, нас никто не прослушивает, что там у вас?
-Егерь Матвей ввязался. Я-то думал он смертельно пьяный валяется где-нибудь в сарае, а этот старый хрыч накормил собак и спокойно спал в нашей «Тойоте», а когда все это произошло, он со Скварой прокачал шефа огромной клизмой отваром из манжурского ореха. И откуда в этой хижине клизмы ума не приложу! После этой процедуры Шеф стал подавать признаки жизни, и мне пришлось везти его в районную больницу. А что мне оставалось делать!?
-Ну и козел ты, Паша, - голос у Фаины стал грубым и властным, - простейшее дело загубил, где сейчас Семен?
-В реанимации, но шансов на выживание один из ста.
-Мне этот один из ста может стоить всей моей остальной жизни. Ты деньги то у него вытащил, надеюсь, хоть этому тебя жизнь научила или разучился профессии на приличной работе.
В трубке стояла тишина, только как из могилы тянуло неприятным звоном посторонних шумов, словно кто-то безмолвно перешептывался о содеянном, и с явной поддержкой посмеивался, принимая в свои ряды очередных членов предателей и убийц.
-Фаина Петровна, - спокойно продолжил Павел, - поверь мне, я за свою жизнь сполна насмотрелся на такие штучки, гарантирую тебе, он - не жилец.
-Если это так, - Фаина сделала долгую паузу, - послушай женщину, но не делай наоборот, иначе у нас дальше дел не будет. Так вот, наверняка местный участковый вас будет расспрашивать, копать. В сторожке ничего не трогай, не подчищай, а как уладишь дела, лети ко мне. Семушка выкарабкается или нет – это уже не важно, звонил Стас из Москвы – вся база оформлена на меня. Пакет документов через сутки будет в моем кабинете, так что действуй.
-Слушаюсь, хозяйка.
Фаина почувствовала иронию в словах своего подельника и бывшего возлюбленного и чтобы смягчить напряжение уже более теплым голосом, словно кошка промяукала.
-Паша, я тебя жду, ты мне нужен.
-А как же муж?
-Пока он там летает – я оформила развод.
-Ну, ты блин, волчица, Фаечка, - в трубке хохотнул зэковский голос, - я даже в лагере таких не встречал.
-Встречал Паша, - когда мне было пятнадцать, Короче, разговор окончен, жду тебя и готовлю людей на базе. Мне здесь нужен надежный и верный помошник - все.

-ХХХ-

Двухместный золотисто-серый «Прадо» шел на предельной скорости в сторону города.  В салоне автомобиля стояла тишина, лишь мелодично позвякивали колокольчики – знак того, что водитель перешагнул первый, запретный, скоростной барьер, но хозяйку тяжелой и послушной машины это не смущало. Она была на вершине счастья. Два дня, что Фаина провела с Павлом в таежной заимке недалеко от горнолыжной базы в Арсеньеве – были, пожалуй, лучшими днями в ее жизни.
Уже смеркалось, но когда машина легко выходила на вершину одного из перевалов – день будто бы возвращался багровыми закатами за кромкой соснового леса, чтобы потом опять уступить место настойчивой мгле, превращающий летящие мимо деревья в сплошную темную массу.
-Фаинька, девочка, выключи дальний свет и сбавь скорость, не гони, - почти умолял Павел, с удивлением и обожанием рассматривая в полумраке салона знакомый профиль, пышные волосы и улыбку, которая даже в темноте светилась упрямством и любовью. Фаина волновалась и потому женские запахи, смешанные с французскими духами обильно растекались по салону.
-Отстань, сегодня мой день, - Фаина повернулась к нему и потянулась за поцелуем, но затем тряхнула головой и засмеялась.
Машина вильнула, но Фаина быстро выровняла ее и опять вдавила педаль акселератора.
-Хороший ты, Паша, мужик, но через - чур осторожный. Я даже подумала ты и со мной долго осторожничать будешь, но ты меня не разочаровал. – Она чмокнула в темноте губками и опять улыбнулась, глядя на Павла. Затем притихла, вспомнив сильные Пашкины руки.
«Какой он оказался ласковый, а с виду свирепый, неудовлетворенный и голодный волк». Фаина положила теплую ладонь на жесткое колено мужчины, отчего тот затрясся легкой дрожью.
-Все, Паша, все получилось так, как я задумала. Я всегда знала, что добьюсь своего.
Павел кивнул головой и звякнул зажигалкой, осветив прекрасный силуэт. Сладковатый дымок пополз по салону.
-Скоро КП, давай я сяду за руль – опять попросил Павел.
-Нет, я сказала, нет, - Фаина, будто дразня судьбу, вдавила педаль акселератора до упора. Колокольчики звенели также привычно, словно это была запись какой-то особой, утонченной мелодии.
Машин на трассе почти не было, но даже и те, что попадались навстречу, пытались прижаться к противоположной бровке, не желая иметь дела с этой золотисто – серой птицей, из глаз которой мощные лучи разрезали темноту осенней ночи.
Удара они не почувствовали, они уже были на небесах, когда машина, зацепив бровку, врезалась в стальной столб. Одинокий столб на дороге, очевидно, долго поджидал подходящую жертву, и вот она прилетела -  золотая птица. Он лишь слегка согнулся и протяжно загудел, когда красавица птица, вылетевшая из темноты, ударилась грудью о его несгибаемую стальную плоть. Смерть с радостью приняла в свои объятья двух влюбленных, когда еще свернутая, словно штопор, хромированная стальная дуга не звякнула где-то впереди метров за сто от трагедии.
Машина развалилась на две половины, но еще дышала горячим двигателем, из которого, словно кровь, расползалось по мокрому асфальту дымящееся масло. В груде железа можно было увидеть  рваный кусок цветного шифонового платья и белую туфельку. В луже масла поблескивали золотые часы «Ролекс» - подарок Фаины своему возлюбленному.

-ХХХ-

По узкой, извилистой тропинке поднимались двое мужчин, лавируя между оградками могил и надгробий. Один в черном костюме, больших черных очках и с тростью с трудом удерживал на широком кожаном поводке большую рыжую кавказскую овчарку.
-Джульетта, не тяни так, успеем, у нас теперь много времени.
Мужчина шел, запинаясь, слегка закинув голову назад. Под руку его придерживал высокий накаченный малый в черной майке, джинсах и рюкзаком за спиной.
-Стас, как ты не проследил, не мог что - ли место у дороги купить.
-Да не переживай, Семен, уже пришли.
Стас скинул брезентовый рюкзак, достал кусок замши и протер небольшой квадрат черного гранита.
-Читай, Семен.
Мужчина в темных очках осторожно кончиками пальцев прошелся по надписи, выбитой в граните.
Фаине Рубан
«Часы торжества миновали
Мои опьяненные губы
Целуют в предсмертной тревоге
Холодные губы твои»

-Это опять твои выдумки, Стас, - он снял очки и платком протер влажные бесцветные глаза и красные веки. Губы его дрожали.
-А ты знаешь, черт побери, не верю я, что это Фаина все устроила, не верю.
Он прижался к холодному мрамору губами, плечи его затряслись.
-Не верю!
Стас ухмыльнулся и начал раскладывать прямо на траве закуску и выпивку.


Декабрь 2006 года



ЕВГЕНИЙ  КНЯЗЕВ

 

-Жаркие объятья дьявола-
-повесть-

1. Попутчик

Маленький невзрачный человек в сером мятом, старинного покроя пальто и с большим баулом, напоминающий бочонок, обернутый глянцевой коричневой бумагой, появился в просвете дверей каюты грузового помошника Артура Третьякова. Он возник также неожиданно, как если бы посреди океана вдруг вам навстречу выплыла геллера древних римлян или плот Робинзона.
Человечек, а его иначе нельзя было назвать из-за маленького роста, топтался в нерешительности, очевидно ожидая приглашения, то и дело протирая большим платком коротко стриженную голову. Пот тонкими струйками сбегал по молодому, но уже исполосованному  стрелами морщин серому лицу. Артур лишь на секунду вскинул глаза на гостя и продолжил свое занятие.
-Ты кто? – спросил он, не отрываясь от просмотра грузовых документов, - заходи и говори, времени у меня в обрез.
Артур подписал таймшит и передал его вместе с остальными документами,  коносаментами  и расписками молодому агенту, который,  не вынимая дымящуюся сигарету изо рта,  проверял на калькуляторе дисбурсментские счета.
-Ну,  вроде бы все, - подытожил агент, стряхивая пепел прямо на палубу, - снабжение на борту,  можете сниматься.
Грузовой неприязненно покосился на агента и еще раз взглянул на пришельца, застывшего в ожидании команды. Он принял его за одного из представителей стивидорной компании, хотя там ребята все были ужасно шумные и наглые, а этот словно прирос к палубе. Он указал ему рукой на свободное кресло рядом с журнальным столиком, заваленным коносаментами, таймшитами и прочей грузовой документацией.
Неприлично шаркая растоптанными, необычайно громадными башмаками, незнакомец бочком протопал к креслу и с глубоким вздохом облегчения опустился в него. Тяжелый баул он притулил рядом с собой и опять с тоской поднял глаза на Третьякова.
-Ну что скажешь, печальный ты наш, - не удержался Артур и тут же повернулся к агенту. – Может по стопе на дорожку? Агент отрицательно замахал руками. Его красные и воспаленные от недосыпания глаза слезились от переутомления и дыма.
-Не могу, ревизор, еще два судна на отходе, давай уже по приходу, до конца смены надо продержаться.
-Ну, как знаешь, - Артур с размаху и смачным шлепком тяжелой ладони скрепил рукопожатие и вновь обратился к гостю.
- Что у тебя там, какие проблемы, давай быстро, через десять минут снимаемся.
Меня зовут Михаил Шлемович Минкин, - промямлил незнакомец. – Я врач, хирург, поеду на вашем лайнере пассажиром до Бристольской экспедиции. Там я пересяду на спасатель «Сноровистый», он на дежурстве уже больше полугода, старпом определил меня на подселение к вам, мол,  у «грузовика», как я понял у вас, слишком шикарная каюта, пусть потеснится. А я думаю чем в лазарете, то лучше вдвоем, не так скучно, - он, наконец,  улыбнулся красными пухлыми губами и опять вытер пот со лба.
-Ты че, с бодуна? – усмехнулся Артур, - вон в рундуке «бренди» початая, плескани в стаканчик, поправь здоровье.
Нет, нет, один не пью, - изменившимся голосом, почти  прохрипел доктор и еще ближе прижал к коленям свой баул, обернутый  темной бумагой. Такую используют рыбаки для упаковки копченой рыбы.
-Что у тебя в мешке? – хитро сощурив глаза, поинтересовался Третьяков, разглядывая необычный баул. – Небось наркоту, травку-муравку. для экспедиции везешь, - сострил он, - смотри в Бристоле американские «костгарды» такой груз, как спаниели чуют, наткнутся и улетишь на всю оставшуюся жизнь без всяких гринкард в отдельную камеру с бронированной дверью где- нибудь в районе Анкориджа.
Пассажир заговорчески огляделся и прошептал:
-Спирт это, чистейший, медицинский 20 литров. Наш главврач передал мне под личную ответственность до экспедиции. Там в экспедиции нечем инструменты и раны обрабатывать рыбакам. Вот потому и не выпускаю его из рук.
_Ну, ну, - опять усмехнулся Артур, - станут твои рыбаки на такую ерунду, как уколы или раны, драгоценную жидкость тратить, а ты кто вообще, еврей?
Михаил пожал плечами и кивнул головой.
-И отчество у тебя забавное, - продолжил Третьяков, - у тебя отца Шлемом звали что ли? Давай я тебя буду тоже Шлемой звать, уж очень необычное имя, не то,  что Миша.
Минкин опять улыбнулся и пожал плечами.
-Тогда заметано, располагайся на диванчике, койки, извини, свободной нет. Старпом, старый алкаш изойдется, если узнает,  какого попутчика упустил. Да, вот еще что, ты особенно про свой багаж нашим ребятам не распространяйся, а то твои в экспедиции так и останутся на сухом пайке. Я пока пойду на палубу, проверю,  как задраены трюма и закреплен груз, а ты не стесняйся, располагайся, как дома, дорога впереди длинная, две недели ходу до экспедиции.



2. Команда
Третьяков накинул просторный альпак ярко зеленого цвета и вышел на воздух. С верхней палубы ему хорошо было видно, как его матросы  опускают, а затем задраивают крышки трюмов метровыми ключами,  обтягивая их по периметру  специальными болтами. Два новых матроса – азербайджанца и боцман ложили грузовые стрелы в специальные гнезда на случай большого шторма и для улучшения остойчивости судна. Боцман Ваня Курилов никак не мог объяснить им, этим детям гор,  как отдать «контру» - самую мощную стальную оттяжку на стреле и как крепить пеньковые канаты восьмеркой на кнехт или утку и что утка не птица, а специальная скоба для креплений. При этом он матерился так зычно и смачно,  вспоминая по матери всех Муслимов и Магометов, что эхо от его гортанного баса разносилось по всему притихшему в эти ранние предрассветные часы  рыбному порту. Электрики – «белая кость» на любом шипе, спешно смазывали, чехлили лебедки и исчезали в теплых каютах. Легкий белый пушок инея покрыл  планширь и надстройку,  но ветра не было и потому в это декабрьское утро город слегка затянутый дымкой, казался спящим монстром, за полчаса до пробуждения. Он слегка дышал свистками электровозов, лязгом буферов вагонов, редкими гудками буксиров и шумом первых автомобилей. В такой ранний час, после завершения всех дел Артуру нравилось постоять минуту, другую и послушать дремлющий город, ведь через час, два этот монстр окончательно проснется, взревет грохотом лебедок, кранов, ревом погрузчиков, возгласами докеров и криками, поднятых с поверхности Золотого Рога жирных, откормленных отходами большого города, чаек.
-Эй, Сидор, окликнул он одного из трюмных матросов, - собери у моряков грузовые планы по трюмам и через полчаса ко мне.
Сидор, молодой белокурый парень, в телогрейке,  из-под которой выглядывала тельняшка, махнул рукой в знак понимания и, со скрипом затянув последний болт на крышке четвертого номера, направился в сторону бака. Говорят,  этот паренек,  родом из-под Вятки,  до прихода на судно служил на атомных подводных лодках и уже успел поваляться во флотском госпитале с признаками анемии после взрыва одного из реакторов в бухте Чажма, но пока он ничем не отличался от других моряков, только был более замкнутым и исполнительным.
Артур поежился, зевнул. Он только сейчас вспомнил, что не спал уже третью ночь, рука сама потянулась к задрайке на двери. В слабо освещенном коридоре он столкнулся с токарем Сергеем Варенниковым, прозванным на судне «вареник». Сергей страшно не любил своего прозвища и предпочитал, когда его просто по- морскому называли – «точило».
-Стой, точило, - Третьяков схватил токаря за промасленный рукав рабочей куртки и тут же с наигранным презрением отер руку об альпак. – Из твоей робы можно литр мазута выжать, ох уж эти мне маслопупы. Как ты сегодня вечером, свободен? Намечается небольшой банкет по случаю отхода, с тебя закусь, ты ведь вхож в закрома к артельщику. Прицепом захвати двух практиканточек из Дальрыбвтуза, ну тех, что вчера прибыли на судно, такие цыпки беленькая и черненькая хохотушки, они где-то рядом с тобой живут. Чур, беленькая моя!
-Ну,  ты, грузовик, орел, не успели еще от причала отойти, твоя Иринка, вон еще в окно нас видит, а ты уже беленькая, черненькая…- токарь тихо засмеялся. Поить - то есть чем? Эти молодые, сам знаешь, сосут водку, как насосы.
-  Насчет этого не переживай, то моя забота.
-А как же твои штурманцы - коллеги, будешь приглашать?
-Им не положено, они с сегодняшнего дня за рулем, а на переходе посмотрим, давай «вареник» действуй, - он хотел, было хлопнуть приятеля по плечу, но опять одернул руку. – Ты, вареник, когда - нибудь свой комбез стираешь?
Точило обиженно поджал губы.
-Ты это, грузовик, при девчатах меня вареником не называй, не то схлопочешь по сопатке.
-Ладно,  иди, не обижайся. Точило ты - когда пашешь, а так – вареник…
Артур легко увернулся от бокового удара и резво сбежал по трапу на главную палубу. Здесь он открыл лаз четвертого номера, где под замком у него хранились «неофициальные» посылки для моряков Бристольской экспедиции. Те, кто хотел бесплатно, «на халяву» отправить побольше вкусняшек своим рыбакам на суда, болтающимся  уже по три - четыре месяца в северных водах Тихого океана, на стоянке в порту подходили к ревизору и договаривались с ним о такой «бесплатной» доставке. Вознаграждением за услугу была, как правило, банальная бутылка водки, но эти несчастные не знали или забыли, что ничего не бывает бесплатного в этом мире. И хотя они с тоской смотрели в честные глаза командира по этой части, жадинам,  как правило, не везло.
Специалистом по части ревизии таких посылок был лучший трюмный матрос – маленький, кривоногий чуваш Вася Резун. Он только год назад прибыл на судно после службы на границе и за это время сумел превратиться в настоящего моряка. То, что другим давалось с огромным трудом, он схватывал на ходу. Василий свободно управлялся со стрелами и такелажем, уверенно стоял на руле, ловко бросал выброску и знал, когда и какой флаг поднять на сигнальной мачте. Но самая главная его способность была, очевидно,  впитана с молоком матери. Он мог настолько искусно вскрывать, а затем обратно упаковывать пакеты и ящики, что даже получатель ни о чем не мог догадаться, и потому на вечернем ужине у моряка не переводилась копченая колбаска, фрукты, коньячок…
Во время службы на границе простодушный на вид Васек был поставлен, как говорят,  «на шлагбаум». За день этот рыжий кривоногий пограничник собирал до 200 баксов с проходящих лесовозов, контейнеровозов, автобусов с челноками и проститутками, отщипывал себе самую малость. Хотя «деды» и офицеры иногда «трясли» паренька, но все же он к концу службы сумел скопить деньжат и прикупил солнечную двенадцатиметровую гостинку – «хихушку» недалеко от рыбного порта.
Сейчас в трюме он занимался своим обычным делом: разжижал или как говорят «женил» гофтару, предназначенную для упаковки готовой мороженой рыбопродукции. А делал он это очень просто. Из стандартного пакета обечайки или коробов он вытягивал пару- другую и из них формировал новые. В экспедиции на эти излишки можно было свободно разжиться красной или угольной рыбкой, а иногда и красной икорочкой.
Грузовой по железному трапу, у которого балясины по хорошей морской традиции были обмотаны пеньковым кончиком, спустился в твиндек и внимательно оглядел готовые пакеты обечайки и коробов.
-Мастер!, - довольно хмыкнул он, - с гофтарой пока финиш, займись халявными посылками и через часик подтягивайся ко мне в каюту, - он бросил ключи от «локера» Резуну. Тот с кошачьей ловкостью поймал звякнувшую связку. – Кэпу тоже бы надо для стола вкусняшек подбросить, чтобы не дергал зазря, а чифу повариху сплавим, они по объемам животов, как роженицы схожи, вот и пускай трутся пупками до прихода.
Артур блаженно потянулся, как человек, только что уладивший все неразрешенные дела, взглянул на часы, светящийся циферблат показывал дату 24 декабря.
-Боже, ведь завтра Рождество, вот еще один повод погулять. - Оглядевшись, он по - хозяйски поддел носком ботинка, лежащий на пути пакет, затем поднял его и легко забросил на верхний штабель. «Этот капитан-умник думает, что он хозяин на корабле, а чтобы этот праведник делал без меня. Сейчас еще  товарное топливо для экспедиции проверю, проинструктирую донкера, как пользоваться надставным штоком на рулетке для замеров, один сантиметр на штоке – это уже тонна с каждого получателя. Сделаю липовые коносаменты и считай двести тонн дизельки у меня в кармане. Продадим на обратном пути добытчикам в Охотоморской экспедиции». Он перевел взгляд на Резуна. Тот затянул упаковочной лентой очередную пачку гофтары, вытащил из-за голенища кирзового сапога длинный изогнутый нож с костяной рукояткой – «наваху» и ловко, по ящикам со снабжением вскарабкался к «локеру», где хранились посылки. Лезвие ножа сверкнуло в тусклом свете одинокой трюмной лампы, свисающей на длинном черном кабеле, словно парашют. Вася очень гордился своим ножом, каждый день точил его и полировал. Это был не тот большой испанский складной нож, который использовали конкистадоры, вспарывая животы своим врагам. «Перышко» американских индейцев племени «Навахо» он добыл на границе, отобрал у косоглазого контрабандиста,  младшего русского брата и с тех пор не расставался со своей помощницей – «навахой» ни при каких обстоятельствах.
-Не буду мешать, «потрошитель», - крикнул ему Третьяков и, не спеша,  вылез из трюма. На верху он услышал отрывки рявкающих фраз из мегафона … « команде приготовиться на отшвартовку...». Мимо на бак рысцой пробежал молодой длинноногий третий помощник Сережа Котов.
-Грузовик, давай своих бездельников на отшвартовку.
-Перебьешься, у тебя и так народу, по пять человек за один швартовый конец держатся, с ними пока разберись, кому на турачке стоять, кому стопора крепить, а мои с грузом работают. Будет недостача или излишки и прощайте премиальные, останешься на гольном окладе.
Третий не дослушал, махнул рукой и побежал на бак, где уже суетилось с десяток матросов, подгоняемые сочными матами боцмана Курилова. Они скидывали концы с кнехтов и, после отдачи с берега, резво наматывали их на вьюшки. Все это упаковывалось в брезентовые чехлы и крепилось по-походному.


3. Близкое знакомство

В каюте Артур застал пассажира в том же кресле и даже в том же согнутом положении. Его будто привязали к креслу и под угрозой пыток запретили шевелиться. Шлемыч все также судорожно сжимал между ног заветную бутыль.
-Эй, не замерз еще? – окликнул его Третьяков.
Шлема встрепенулся, засуетился, стал развязывать путаные узлы обвязки на своем баллоне.
-Сейчас разведем по чарке за отход и вперед на Аляску.
От этой фразы Артур чуть не рассмеялся. Он с минуту наблюдал за мучениями доктора, затем вытащил из стола овальный, хорошо отточенный шкерочный нож и одним взмахом отсек непослушный узел. Шлема, ойкнув, едва успел убрать руки. Он с восторженным удивлением поднял на Виктора влажные голубые глаза.
-Еще немного и пальцев бы меня лишил, - жалобно произнес он, - но рука у тебя поставлена, моряк, хорошо, из тебя бы мог хороший хирург получиться.
-Быстрее патологоанатом, - съязвил Третьяков.- Я в детстве дохлых кошек препарировал, но самой большой забавой у пацанов с моей улицы была ловля голубей и галчат. А делали мы это очень просто. Брался большой таз, один край приподнимался, и под него подставлялась дощечка с веревочкой. Под таз насыпали пшена или крошки хлеба. Когда птички садились и начинали клевать корм, дергали за веревочку и пара тройка пернатых друзей в ловушке.
-А для чего вы их ловили, - удивленно приподнял густые брови Шлема.
-Вот тут и начиналось самое интересное, - потер руки Артур, вспоминая, очевидно, невинные забавы детства. Мы кусачками отщипывали лапки у птичек и затем их выпускали.
-А что же тут забавного? – Минкин приподнялся, нижняя губа его затряслась.
-Не соображаешь, хирург, ну напрягись, птица сесть не может ни на крышу, ни на провода, ни на землю, так и летает, пока не упадет в изнеможении, чья дольше продержится тот и победитель, а жирные помойные коты завершают дело.
-Но ведь это варварство, издевательство над животными, ты что же этого не понимаешь?
-Успокойся, хирург, все я понимаю, - Артур легко толкнул в грудь Шлему,  и тот опять плюхнулся в кресло.- А вы, когда вскрываете животы и копаетесь в беззащитных, трепещущих внутренностях человека,  безответственно пластаете живую плоть, что вы испытываете, кайф, страсть, прилив адреналина, чувство власти над беспомощным существом, а может вы причисляете себя к богам, возвращающим жизнь смертному? Только не говори мне, что вы выполняете свой долг, любой  хороший врач, хирург, а тем более патологоанатом – это больные люди, хотя и нужные. Не будем спорить о морали, она у каждого своя, так же, как,  правда и ложь. Лучше займемся делом.
  Он приподнял  и встряхнул бутыль, внутри призывно булькнуло.
- Под завязку налили, а мы ее сейчас немного облегчим.
Он вытащил из штормового гнезда на полке графин, слил с него остатки воды в раковину. Затем откупорил бутыль и через воронку наполнил графин до половины. У Шлемы округлились глаза, брови на переносице печально поднялись. Он протянул, было,  руки, чтобы остановить грузового, но было поздно.
Что, жалко стало? – с укором спросил Артур, не боись,  добавим водички, никто и не заметит. И не спеши по стопочке, слышишь, главный движок запустили, сейчас нас выведут из родимой гавани, и прощай любимый город на пару месяцев, а к вечеру накроем стол и сядем, как положено. Вот так у нас на флоте полагается, хирург.

4. Капитан

Ближе к вечеру, когда зимнее, матово-желтое солнце закатилось за едва видимую береговую черту Приморского побережья России, транспортный рефрижератор «Капитан Силин», вспенивая темную воду Тихого океана , обогнул остров Аскольд с красно-белой башней маяка на вершине и взял курс на север. Погода для этого времени года стояла отменная. Легкий северо-западный ветерок не мог разогнать волну,  и потому судно шло ровно, легко разрезая форштевнем холодную, серую массу поверхности моря.  Капитан, Степан Кравец, проложил генеральный курс на новенькой карте Дальневосточного побережья жирным карандашом, затем измерителем «прошагал» по Меркаторским параллелям  через Сангарский пролив, мимо островов Курильской гряды,  американского острова Атту, через великий Тихий Океан, до самого Датч-Харбора, порта на Аляске, где базировалась Российско-Американская экспедиция.  «Через десять суток должны дойти, если не нарвемся на тайфун» - прикинул он в уме,- третий, что нам синоптики сообщают.
-До Командор пока все тихо, с юга два циклончика поднимаются, но их,  я думаю, мы  проскочим.
- Добро,- держите норд-ост 98 градусов, и повнимательнее со встречными судами, если, что не так, сразу меня на мост, в любое время. Кравец еще раз подошел к лобовому иллюминатору и, облокотившись на планширь,  принялся разглядывать горизонт. Звездное небо, казалось,  опустилось в океан, но опытный глаз уловил среди мерцающих звезд две  красно-желтые точки судов,  пересекающих курс «Капитану Силину». На глаз он определил расстояния до целей, опыт подсказал, суда расходятся чисто.
-Спокойной вахты, Сергей Иванович, - сказал Кравец и, не спеша,  вышел на крыло, а затем через шлюпочную палубу спустился на спардек. Капы машинного отделения были открыты, гулко и ровно работали клапана мощного железного сердца,  и из чрева глубокой шахты тянуло теплым, густым, маслянистым воздухом. От этого запаха у капитана всегда начинало учащенно биться сердце. Казалось, чего волноваться, ведь этим маршрутом он ходит уже более двадцати лет, но нет, все, как в молодости, все, как в первый раз.

5. Дети гор

В каюте азербайджанцев Карима Сулейманова и Али Рамазанова царило предпраздничное настроение. Кавказцы хорошо затарились спиртным на берегу, они знали, что на каждой бутылке вина или водки они сделают денег в десять раз больше,  и потому их не интересовал особо основной заработок. Когда все русские матросы рвались в тальмана или водителями электрокаров, они скромно отказывались. Пускай русские пашут, мы знаем,  как делать, а не зарабатывать деньги. На оптовой базе своих родственников горцы закупили пять ящиков хорошего, по дальневосточным меркам, красного вина «Изабель». Груз доставили на желтом,  разъездном  катере – «Жучке». За пять бутылок вина капитан «жучка» ночью подошел к морскому, противоположному от причала, борту судна и айзеры  все добро перетащили к себе в каюту на нижней палубе. Кроме этого они набрали коробки конфет фруктов и сегодня вечером планировали  пригласить к себе двух русских девушек, которые поселились рядышком, в соседней каюте. Тонкий запах французских духов, звонкие девичьи голоса, будоражили и без того бурлящую минуту-другую восточную кровь в жилах черноглазых, горбоносых джигитов. Хотя Коран не позволял мусульманам пить вино, но здесь, на судне, в необъятном океане, далеко от родного аула и строгого, седовласого муллы, они, эти дети гор, позволяли себе иногда расслабиться. Но все же больше ребята предпочитали гашиш, после него голова не только не затуманивалась,  как после спиртного, но еще больше прояснялась, появлялся аппетит, необычайная работоспособность, но последнее явно было лишним.
Внезапно женские голоса за переборкой стихли,  и сквозь шум двигателей Рамазанов тонким слухом уловил приглушенный мужской голос. Он говорил что-то смешное, потому как девушки иногда заливались смехом. Затем хлопнула дверь,  и все затихло. Али приоткрыл дверь каюты и в узком просвете успел разглядеть удаляющиеся фигурки девушек  обтянутые короткими трикотажными платьями и мужчину в белой рубашке. В нем он узнал судового токаря Варенникова.
-У, шакал, прорычал Али, весь вечер испоганил, ну он мне еще ответит за это. – Айзер с силой швырнул стеклянный фужер о переборку. Осколки брызгами разлетелись по палубе и сервированному сладостями столу. 


6. Подруги

Вика Ермакова потратила больше месяца, чтобы правдами и неправдами попасть на один из пароходов, следующих в Бристольскую экспедицию. Все ее сокурсницы с экономического факультета Дальрыбвтуза уже давно на стареньком пассажире «Любовь Орлова» вместе с сотней таких же молодых и бесшабашных парней и девчат отплыли на зеленый остров Шикотан, напичканный полуразвалившимися рыбозаводами и продуваемыми насквозь бараками для верботы, чтобы хлебнуть романтики, испытать свои силы, подзаработать деньжат и оторваться от строгого родительского ока. Будущие трудности и, возможно, болезни не страшили юных, они попросту не хотели о них знать.  Вика и сама была бы не прочь «срезать» легких, как ей казалось, денег, но в Бристоле на плавбазе «Сулак» тянул свой первый штурманский «срок» ее любимый Игорек. Игорь Строев ушел в рейс сразу же после свадьбы с Викой, не успев насладиться хотя бы медовой неделей и сейчас Вика получала чуть ли не каждый день пылкие телеграммы от своего первого и любимого мужчины. Девушка приняла твердое решение – любым путем добраться до «Сулака». С собой она сагитировала подружку Лелю Снежину, с которой дружила с первого курса, а точнее с первого вступительного экзамена по математике, когда девушки на пару решали два варианта и надо сказать справились с этой задачей успешно.
Леля до поступления окончила престижную центральную школу во Владивостоке и ее родители, педагоги по образованию, настаивали, чтобы их единственная несравненная доченька поступила и закончила юридический факультет университета. Но к несчастью Леля была такая же своенравная, как и ее мама, когда-то отказавшаяся от профессии торгового работника,  и девушка наперекор предкам взяла да и подала документы в рыбацкий, непрестижный вуз.
Девчонкам пришлось пройти десятки кабинетов с напыщенными чиновниками и неприступными секретаршами. Они прибегли к массе хитростей и уловок, которые были заложены в женских генах сотнями поколений. Всякий раз Вика и Леля проявляли недюжинную мощь своего женского обаяния. Чтобы получить заветные мореходки, а затем и проникнуть на транспортное судно Леле пришлось пообещать одному из хватких молодых инспекторов отдела кадров, бывшему комсоргу управления, романтическое свидание. Рыжеволосый пароходский клерк был настолько уверен в себе, что, не задумываясь,  написал направления на отходящий  транспорт «Капитан Силин», предвкушая мимолетное, сладостное ощущение новой победы. Но Леля, через минуту после выхода из кабинета, забыла о рыженьком, голубоглазом инспекторе и, взяв такси,  понеслась к Рыбному порту, где заканчивал выгрузку транспортный рефрижератор «Капитан Силин». Там  ее ждала подруга Вика.
Легко миновав вахту на трапе судна, подмигнув разомлевшему и расплывшемуся в улыбке матросику с кавказским лицом,  девушки поднялись прямо к капитану. Тот поверх очков, оглядев стройные ноги и милые мордашки, поспешил вызвать старпома, чтобы избавить себя от присутствия этой молодости и весны и не искушать себя дьявольскими соблазнами, наполнившими какими-то свежими и необычайно приятными ароматами всю его темную, уставленную казенной мебелью каюту. Сделав серьезное выражение лица, он тихим, но властным голосом сказал:
-Оформите практиканток на должность уборщиц, девчата непременно хотят понюхать пороху.
Круглый и маленький в лилипутских остроносых башмачках на высоких каблуках старпом Илья Петрушин завертелся вокруг девушек, оценивая пропорциональные ровненькие фигурки новых подчиненных. Нет, такие худые и длинные стропилы не для его «загона». Он с сожаленьем почесал редкие сальные волосы на затылки  и открыл дверь капитанской каюты.
-С тряпкой и шваброй знакомы, морячки,  – тогда вперед за работу, с сегодняшнего дня вы в штате, со всеми остальными обязанностями, типа накрытие ночного чая или помощи на камбузе ознакомитесь во время работы. Как говорят англичане: «Гоу эхэд!» - не упустил возможности блеснуть весьма скромными знаниями английского старпом Петрушин. Его неопределенного возраста пухлое, с сетками морщин под глазами и на уголках тонких губ, рыхлое лицо сморщилось от улыбки, напоминающей скорее гримасу бродячего клоуна.
Вику и Лелю не очень-то огорчили их новые должности поломоек, ведь впереди их ждал сказочный, как им казалось переход через Великий Тихий Океан к берегам Аляски, знакомой им по романам Джека Лондона. Они уже представляли себе, как по белоснежному, ярко искрящемуся снегу промчится мимо них упряжка с нартами, запряженная огромными пушистыми лайками. Весело скалясь и заливаясь протяжным лаем, они пронесут мимо сани, груженные кирками, лопатами, соленой лососиной  и оружием. На приступках полозьев, весело гикая и помахивая двухметровым бичом, уверенно стоит молодой мужчина в песцовом полушубке, отороченным норкой. Парень озорно подмигивает красоткам и уносится в ледяную, безмолвную тундру, обдавая легким, колючим снежком, нежные девичьи губы и щеки. А на горизонте возвышаются, мерцающие зелено-голубыми изумрудами, неприступные вершины Юкотана, подпирающие низкое свинцовое небо. Ниже, ближе к морю, на небольшом холме стоит католическая кирха с золотым крестом на вершине красной пирамидальной крыши. Рядом с десяток аккуратных домиков, построенных, возможно,  еще первыми открывателями этих земель – бесстрашными мореплавателями и воинами - Датчанами. Красота, ради этого можно все перетерпеть. Встреча же с Игорем Вике теперь казалась такой же романтической, как их первое свидание в Покровском парке, когда гулко и часто билось сердце, трудно было дышать и не находилось нужных слов для объяснений. Даже убогая, грязная каюта, на самой нижней палубе, рядом с грохочущим двигателем,  выделенная юным морячкам круглолицым старпомом, казалась не хуже трехзвездного номера в Пекинской гостинице «Великая китайская стена», где подружки отдыхали прошлым летом, задыхаясь,  то от жары и нехватки кислорода,  в муравейнике десятимиллионного города, то,  просыпаясь от холода мощного кондиционера и лязга собственных зубов.

7. Отплытие

Тем временем два, черного цвета,  портовых буксира уперлись полукруглыми форштевнями, укрепленными резиновыми кранцами, в ржавый борт «Капитана Силина», прижимая его к причалу. Из носового и кормового клюзов к буксирам протянулись желтые, крученные пятидюймовые канаты. От легкого толчка в переборку и шума двигателей за бортом Вика встрепенулась и бросилась к иллюминатору. Она приникла к заиндивевшому от мороза стеклу и  увидела, как катера дали задний ход, канаты натянулись, словно струны, вращаясь от мощной нагрузки, разбрызгивая вокруг себя фонтаны брызг. Порожний пароход сначала неуверенно, а затем легко заскользил лагом по воде от причала.  Верткие буксиры сноровисто развернули судно посреди бухты. Лоцман на мостике скомандовал: «Самый малый вперед». Стометровый рефрижератор медленно и степенно пошел на выход из бухты, названной за схожесть со Стамбульской - Золотым Рогом.
В эту минуту кто-то постучал в дверь каюты.
-Открыто, входите, - крикнула Леля.
Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала роман «Узы крови» популярного среди женщин писателя Сидни Шелдона. Ее не особо интересовало, что творится на улице, гораздо больше девушку волновало, чем закончится интрига родственников президента международного концерна и его дочери- наследницы миллионного состояния оставшегося ей после смерти отца.
В каюту смело вошел улыбающийся черноглазый парень. На вид ему было не более двадцати пяти лет, но по пухлым, румяным щечкам его можно было принять за подростка, переволновавшегося на выпускном экзамене. Это был Сергей - слесарь из машинной команды. Девушки уже успели познакомиться с шустрым и острым на язычок морячком. Пару часов назад он по их просьбе за пару минут отремонтировал на камбузе бойлер для разогрева воды, заменив нагревательный элемент, и сразу стал для них своим парнем.
-Девчонки, я и мои друзья по команде, приглашают вас сегодня на вечеринку, - начал он, немного смутившись, - гарантируем джентльменское обращение и вечер удовольствий.
Вика непринужденно рассмеялась. Мысленно она была уже готова к такому повороту событий, было бы даже обидно, если бы  никто на этом судне не заметил и не оценил ее большие, словно удивленные, глаза и не по девичьи пышный бюст, которым она очень гордилась, покупая блузки и майки с большим декольте. Она взглянула на подругу, Леля пожала плечами. Будь она дома, ее никто и ни какими уговорами не уломал бы сегодня сорваться на дискотеку или в казино, но здесь на судне все было ново и интересно, да и люди все были какие-то необычные, особенные и она кивнула в знак согласия.
-Сергей, подожди за дверью, мы переоденемся, - Леля скинула точеные ножки с дивана.
-Да вы что, девчонки, вы и так, как Афродиты, зачем себя портить косметикой и шпильками, у нас же не презентация, все ребята простые, пьем со стаканов, едим руками… - он засмеялся, но Вика серьезно возразила.
-Нет,  Сереженька, мы сами знаем, что нам делать, выйдите -  и, не обращая больше внимания на парня, кидающего в ее сторону восторженные взгляды, открыла «ланкомовскую» косметичку и принялась за ресницы и брови. Девушка, за свои девятнадцать лет привыкла к тому, что мужчины, заглядываются на ее фигуру и весьма смазливое личико, которое нравилось и ей самой, поэтому она спокойно подвела пухлые губки помадой морковного цвета, слегка вспушила длинные ресницы брасматиком, скинула джинсы и майку и через голову натянула легкое трикотажное платьице, чуть прикрывавшее ей плавки.
-Я готова, - весело покрутилась она перед зеркалом.
-Вижу, - ухмыльнулась Леля, - смотри,  подруга,  в таком наряде не открутишься от морячков. Она блаженно потянулась, бросила книгу на кровать и, прильнув к подружке, шепнула в маленькое розовое ушко, искоса поглядывая на дверь.
-Ну, что, подруга, посеем разврат на поле этого девственного парохода, - она игриво ущипнула Вику за талию, - Только не забывай, дорогуша, про Игорька, он хоть и далеко, но «узы крови» работают не на тебя.
Вика с удивлением посмотрела на Лелю.
-Ты что, шутишь, посидим часок и по домам.
-Ну, ну, - ухмыльнулась Леля, - она-то лучше других, даже Игорька,  знала свою подружку, ее слабость к решительным, сильным мужчинам, драгоценностям и тряпкам. Сама же Леля два года тому назад тоже хлебнула лиха, прошла жестокую и страшную школу жизни.


8. Манла

В то кошмарное, жаркое лето она с мамой отдыхала на шикарном курорте недалеко от Гуанджоу, на юге Китая среди кристально чистых озер, высоких гор, покрытых низкорослыми  соснами  и багульником, нежилась на белом песочке под лучами теплого, мягкого солнца. До конца отдыха оставалось два дня и мама уже начала постепенно упаковывать чемоданы. Ближе к вечеру Леля решила спуститься в бар выпить сока, послушать музыку и поглазеть на вновь прибывающих туристов из разных стран мира. Она заказала бокал апельсинового сока и украдкой закурила черную сигаретку с марихуаной, приобретенную здесь же у бармена за два доллара.
Не успела она еще расслабить мозговые клетки,  заполняющиеся наркотическими парами, как рядом с ней подсела размалеванная блондинка в коротком декольтированном платье в тон змеиной кожи. Она пила рюмку за рюмкой дорогой коньяк, размазывая тушь и слезы по желтым впалым щекам. Леля поинтересовалась, в чем дело. Та неохотно рассказала банальную историю о том, что ее бросил любимый человек и что она сегодня такая несчастная, что впору напиться и утопиться в ближайшем глубоком и холодном озере. Леля, как могла, успокаивала девушку и, в конце концов, согласилась проводить ее в номер. Последнее, что она помнила в тот роковой вечер, как она вошла в темную прохладу люкса на девятом этаже своей гостиницы. Кто-то сильной рукой обхватил ее за грудь, рот и лицо плотно сдавило махровое полотенце, и она погрузилась в глубокий, сладкий сон.
Так блаженно она не спала никогда в своей жизни, но когда очнулась, ужас и страх обуял все ее существо. Она лежала на циновке в маленькой комнатке, задрапированной цветным шелком. В зарешеченном окне она увидела улицу, заполненную людьми, собранными, казалось, со всех частей света. Курчавые, темнокожие африканцы в ярких цветных одеяниях, узкоглазые,  плосколицые тайцы в конусообразных соломенных шляпах и высокие европейцы в шортах и сланцах заполняли узкую улицу, тянувшуюся далеко на запад, где возвышались величественные темно-коричневые горы, заросшие густыми зарослями непроходимых джунглей у основания. Вдоль улицы, рядом с небольшими двухэтажными домами росли пальмы, катились повозки, груженные фруктами и зеленью, запряженные горбатыми, черными быками с желтыми, саблевидными рогами. Покачивая головами и сморщенными хоботами, медленно и величественно шествовали карликовые,  волосатые слоны с худыми, полуголыми, в белых чалмах погонщиками на спинах, их обгоняли обшарпанные «Форды» и «Тойоты».
«Что это, кошмарный сон, видение?», - но она выкурила всего одну сигаретку, а тяжелых наркотиков она с детства боялась.
Ответом на ее немой вопрос стал,  появившийся в замаскированной на стене двери старый, худющий китаец, одетый в кимоно оранжевого цвета.
-Кто вы, где я? – спросила девушка.
Китаец, улыбаясь, покачал головой и ответил на плохом английском.
-Зис из Фритаун – Манла, Бирма кантри. Итс зэтс ол. Естэдэй май маста бот ю фор файв саузенд долларз. Плиз хэв Итин.
Леля конечно поняла, что она продана и что находится в свободном городе Манла, но это никак не укладывалось в ее сознании. Она еще более ясно поняла, что через минуту, если ей не объяснят, что случилось, она потеряет сознание, либо с ней начнется истерика, но китаец также неожиданно, пропал, испарился, словно угарный дым при свежем порыве ветра.  В комнатке воцарилась гнетущая тишина, ей ужасно хотелось есть,  и она с жадностью первобытного человека набросилась на жареную курицу салат и фрукты оставленную китайцем на низком стеклянном столике.
Да, девушка слышала о такой стране. Она даже знала, что это бывшая французская и голландская колония находится где-то в середине Азии, рядом с Китаем, на пересечении караванных путей, по которым везут кокаин и героин из стран «Золотого треугольника». Но то, что она, когда-нибудь попадет сюда, да еще в качестве проданной наложницы или рабыни, она и в страшном сне представить себе не могла. Это была какая-то феерия, сказка, родившаяся, быть может, в затуманенном мозгу наркомана. Но факт оставался фактом – за окном незнакомая страна и люди и помощи ждать не откуда.
У своего нового хозяина Леля прожила неделю, хотя так ни разу с ним не встретилась. Она представляла себе, как она набросится на этого негодяя, расцарапает лицо и вырвет глаза. Но проходили томительные часы  и сутки, а он все не появлялся. Ее хорошо кормили и не беспокоили, но на улицу не выпускали. Во внутреннем кармане джинсовой куртки девушка обнаружила неистраченные 150 американских долларов,  и у нее затеплилась надежда. Как-то вечером после ужина она начала стучать в дверь, кричать и плакать, но на ее призывы никто не реагировал, тогда она взяла маленькую банкетку и бросила ее в окно. Толстые стекла не разлетелись, но шум привлек внимание людей на улице. Тот час появился знакомый слуга-китаец. Он тонкими, но жилистыми ручками ловко спеленал девушку скотчем, заткнул рот кляпом и сделал укол в руку. Леля через минуту погрузилась в знакомую, блаженную дремоту. Она проснулась, когда в окно уже светило яркое южное солнце. Проснулась от неприятного зуда в нижней части живота, она оттянула плавки, и крик ужаса перехватил ей горло. Чуть ниже пупка красовалась цветная татуировка с изображением двух иероглифов, похожих на китайскую фанзу с волнообразной крышей. Намного позднее, Леля узнала, что эта татуировка была знаком китайского клана – триады или просто бандитского синдиката. Проклятый китаец оставил ей метку, как проститутке, как рабыне. Первой мыслью было покончить с жизнью, она упала на циновку и так лежала безмолвно, сомкнув веки и глядя в одну точку, пока в комнату кто-то постучался. Это было что-то новое. Она приоткрыла красные,  усталые глаза и сквозь пелену разглядела человека. Нет, это был не старый ее знакомый, этот мерзкий, вонючий раб, на пороге стоял в дорогом светло - бежевом костюме, высокий с гладким ухоженным лицом и густыми черными волосами, человек. Слегка раскосые глаза и кожа, цвета спелого лимона, выдавали в нем азиата. На ломаном русском он приятным баритоном произнес:
-Меня зовут Лю Ше, я тот человек, который выкупил вас у русских бандитов. Я могу перепродать вас хоть сейчас в любой бордель, но мне жалко такую красивую и неиспорченную русскую девочку. Предлагаю сделку, ваши родители, я думаю, не поскупятся на 10 тысяч баксов. Здесь, в Манле, вам никто не поможет, даже не пытайтесь. Деньги они передадут моему курьеру, он же доставит вас до Пекина и посадит на самолет. Вот вам связь, - Лю вытащил крохотный, серебристого цвета сотовый телефон и протянул дрожащей всем телом девушка. Леля быстро «напиликала» домашний номер. Сигнал через преобразователь, со сверх космической скоростью достиг спутника глобальной космической связи и, отразившись, отыскал в миллионе абонентов нужный код. На другом конце Азиатского материка моментально подняли трубку.
-Мама, это я Леля, слушай меня внимательно, от этого зависит моя жизнь. - В плоской коробочке послышались рыдания.
-Доченька, я уже не чаяла услышать твой голос, - мать опять зарыдала, но через пару секунд раздался ее твердый голос. Говори, родная, что нужно.
Леля вкратце рассказала матери требования вымогателей  и уже через четверо суток она летела на самолете китайской авиакомпании из Гуанджоу в Пекин в сопровождении русского сутенера по кличке «картуз». Он то и был тем самым курьером китайского мафиози.  В  столице поднебесной ей пришлось пройти еще с десяток унижений, начиная от расспросов консулов, представителей дипломатической миссии и допросов ФСБэшников. Она смотрела на эти холеные, безразличные, вроде бы русские лица, и ей становилось еще страшнее, чем там, в убогой маленькой комнатке, на втором этаже желтого домика  свободного города Манла. Ведь они и пальцем не пошевелили с тех пор, как она пропала из гостиницы, им нужен был только материал для отчетов. Позднее родители рассказали дочери, как они бились в двери всевозможных силовых ведомств, посольств и административных чиновников всех уровней, но везде встречали в лучшем случае сочувствие. Ушлые «русские» журналисты, с трехдневной щетиной на щеках и с глазами навыкат,  пытались правдами и неправдами выведать у девушки, хоть какую - то информацию, но Леля каждый раз при их появлении впадала в истерический транс, и с ней решили не связываться. Ей до сих пор казалось, что все происходящее – это ужасный, кошмарный сон, что она жертва спектакля – триллера, разыгранного группой маньяков, но татуировка в виде пагоды внизу живота, как глаз дракона, напоминала о страшной правде.






9. Артур

Артур подошел к большому, круглому зеркалу и улыбнулся своему отражению. Сегодня он нравился сам себе. Он только что размялся на спардеке, подтянулся на турнике с десяток раз и отжался от пола до полного изнеможения. Через несколько минут кровь снова забурлила в жилах, и будто не  было бессонных ночей – значит, организм не утерял способность к быстрому восстановлению, значит он еще в полной мужской форме. Из блестящего серебристого блюдца - зеркала на него насмешливо глядели серо-зеленые, близко посаженные к глубокой переносице, глаза. Он выдавил из красного тюбика «Олд спайс» крем на ладони и растер его по слегка шершавым щекам. Опасная бритва «Мозель» - подарок деда Василия, когда-то принадлежавшая немецкому офицеру, легко прошла по щеке, оставляя широкий след на гладкой коже. Покончив с бритьем, Артур обтер большим махровым полотенцем крепкий торс. Хорошо тренированные  упругие мышцы заблестели, мягко вздрагивая под смуглой кожей. Артур любил эти утренние процедуры и исполнял их ежедневно с ритуальной отрешенностью. Особенно любил он воду. Отец рассказывал, что мать хотела рожать младенца в ванне с морской водой, к счастью такой ванны ко времени родов не оказалось, и Артур родился как все нормальные дети на воздухе в городском роддоме. Когда Артурчику исполнилось шесть с половиной лет, мама, не забывая своей маниакальной любви к воде,  записала сына в секцию плавания, на грех, бассейн находился через дорогу от их дома. Там, она полная уверенности в своей правоте, столкнула мальчика в воду и, протянув руки к барахтающемуся  малышу руки, ласково произнесла: «Плыви ко мне, мой мальчик». Артур тогда едва не утонул, в последний момент его за шкирку вытащил молодой тренер, но после этого варварского урока, он к всеобщему удивлению  не только не стал бояться воды, а к радости неугомонной мамаши быстро научился плавать и уже в десять лет разменял минуту кролем на стометровке. С тех пор плавал он везде, когда представлялась возможность, и в шестнадцать лет получил звание мастера спорта. На этом спортивная карьера Артура окончилась, но любовь к воде не остыла. И, уже, будучи моряком,  при заходе в любой порт он брал такси и ехал в бассейн или аквапарк, где наслаждался катанием на серфинге по искусственным волнам, нырял с трамплинов в бурлящую миллиардами пузырьков зеленую живую массу и плавал, подражая движениям рыб.
Наверное, в прошлой жизни он все же был водоплавающим, может даже дельфином, потому как любил скользить упругим телом по волнам и, нырнув на глубину и  открыв глаза, он с трепетом наблюдал за колышущейся над ним многотонной массой, искрящейся от пронизывающих ее лучей солнца.
Сегодня он чувствовал себя, как никогда, великолепно, и предстоящая вечеринка обещала ему множество интересных и приятных минут. В свои тридцать восемь, с небольшим, годков он выглядел на десяток лет моложе. Артур знал об этом и использовал все свое обаяние, чтобы завевать сердце очередной красавицы. Он гладко причесал блестящие, волнистые волны назад к затылку, оголив покатый лоб с глубоким шрамом над бровью. Эта уродливая метка всегда напоминала ему о бурной юности и той безмятежной безответственности, с которой он прожигал жизнь еще пару лет назад. С тех пор он стал более осторожным и осмотрительным, просчитывал практически каждый свой шаг, прежде чем принять какое-то ответственное решение. Это зачастую спасало его от неприятностей, но и жизнь, разбитая вся, как по нотам, становилась нудной и неинтересной.
Внезапно дверь ванной отворилась, и в зеркале  на него уставились испуганные глаза пассажира – Минкина.
-Я палец порезал, - жалобно произнес Шлема, - у тебя бинтика не найдется?
Артура от этого небывалого безобразия аж затрясло, то ли от злобы на непутевого соседа, то ли от смеха.
-Хирург, хренов, как ты операции делал, колбасу несчастную порезать не можешь. Возьми вату в аптечке, там же пластырь.- Он резко сорвал с вешалки халат, накинул на плечи и вышел.

10. Вечеринка

В каюте все было готово к приему гостей. Небольшой выдвижной столик, что называется, ломился от морских деликатесов. Белоснежное, слегка подкопченное мясо угольной рыбы, нарезанное толстыми ломтями, источало ароматный дурманящий запах,  от которого нельзя было сдержать инстинкта слюновыделения.  Ярко красная нерка на простом судовом блюдце с бирюзовой надписью «Востокрыбхолодфлот»  контрастно выделялась среди больших пучков лука, петрушки и сельдерей. Сервелат, маслины и брусника едва вмещались в глубоком блюде. Артур еще раз окинул взглядом стол, ох как же он забыл про цветы. Еще утром он посылал Резуна на пароме в город в цветочные ряды прикупить голландских орхидей, на него он надеялся, как на самого себя и не ошибся. Весело задребезжал телефон.
-Цветы-то нужны,- коротко спросил в трубку Резун.
-А на хрена ж я тебя посылал, с городом, что ли прощаться, давай чеши ко мне, только робу смени на приличный прикид, ты ведь у нас парень видный.
Артур никогда не упускал возможности польстить или похвалить подчиненного и говорил он это всегда с таким искренним видом, что даже самые  отпетые циники и пессимисты верили в откровенность сказанных сладких слов. Сейчас Артур не мог найти себе места. Он перекладывал с места на место кассеты, ходил по каюте, потирая и разминая кисти рук, как боксер перед спаррингом. Он понимал, что с ним творится что-то неладное, но до конца поверить в самое невероятное не решался. Сейчас он ощутил приближение роковой женщины к его устоявшемуся за последние годы душевному равновесию, он это чувствовал по какому-то внутреннему беспокойству, каждой клеточкой своего тела. Он напрягся, потянул носом, как зверь, почуявший самку. Неслышимые шаги за переборкой отзывались в его голове, как удары колокола, как удары тяжелой кувалды о наковальню. Он не слышал и не видел женщины, он ее чувствовал вздрагивающим животом и губами. Вот осталось пять шагов, два, один…
Артур замер. Дверь каюты отварилась, поток теплой и возбуждающей энергии с запахом свежей полыни беспрепятственно хлынул навстречу, легко пробивая  беззащитную перед этими излучениями ауру молодого тела, наполняя его невесть откуда взятыми бурлящими потоками адреналина. Душа затрепетала, сжалась и затаилась, руки некогда уверенного в себе мужчины теперь безвольно свисали, как высохшие лианы, с когда-то мощного баобаба.
-Вика, - девушка протянула маленькую пухлую ладошку и опустила глаза перед пристальным взглядом.
Артур глупо улыбнулся и безмолвно кивнул головой, отступая в сторону. Он, словно безнадежный больной, что перед последней операцией в отчаянии взирает на врача, также смиренно и покорно погрузился в бездонные, искрящиеся бирюзовыми искорками глаза девушки. О, как она была прекрасна, как же он сразу не заметил этого свечения, исходящего от нее, как от иконы.
Из состояния шока его вывел точило.
-Очнись, «Дон-Жуан», - негромко сказал Сергей и слегка ткнул приятеля по корпусу маленьким, но жестким монгольским кулачком.
Из-за плеча токаря выглянула прелестная мордашка с короткой стрижкой черных волос а -ля Эдит Пиаф и такими же черными блестящими миндалевидными глазками.
-Леля – местная поломойка, -  представилась девушка и весело рассмеялась, обнажив ряд идеально ровных и белых зубов.
-Да очнись ты, - токарь опять потрепал Артура за плечо, - смотри, сейчас девчонки развернутся и по домам, а там уже айзеры в карауле выстроились.
-Прекрати, - резко одернула его Леля. После китайских приключений все цветные люди внушали ей страх и отвращение. Рана унижения и позора еще не зарубцевалась, а татуировка не давала памяти стереть все пережитое.
Артур встряхнул головой, улыбнулся и предложил девушкам присесть на диван. Он до сих пор не понял, что с ним творится, но поднять на Вику глаза больше не решался, боялся встретиться взглядами и опять потерять самообладание. Он, пригнувшись, начал суетливо разливать из графина темно - красную тягучую жидкость  по тонкостенным чайным стаканам.
-Что это? – скривилась Вика, сморщив крохотный носик.
-Это наш фирменный ликер, - ожил Артур, с ужасом вспоминая в какой убийственной пропорции развел спирт с клюквенным соком. Бочку клюквы он выменял еще в прошлом рейсе у завпроизводства Сахалинской плавбазы, подписав чисто, без оговорок, коносаменты на мороженую горбушу, хотя треть продукции шла в драной таре, но он то Артур знает, как это все сдается также чисто в порту и потому ничем не рисковал.
-Ой, а это кто! – вдруг воскликнула Леля и захлопала в ладоши.
В двух шагах от стола, расплывшись в улыбке и выпятив грудь, стоял Шлема.
-Я палец порезал, колбасу резал, вот перевязку сделал, - доложил доктор. Он поднял указательный палец к лицу девушки в подтверждение своих слов. Точило мягко отвел его руку и посмотрел с укором на Артура. Тот пожал плечами.
-Знакомьтесь, наш пассажир, врач, знаменитый рыбацкий хирург Шлема, едет с нами до Бристольской экспедиции, - артистично представил попутчика Артур.
-Ура, - не стесняясь, закричала Леля и опять захлопала в ладоши, - когда есть врач на судне, мне ничего не страшно, - продолжила она и весело запрыгала на мягком диванчике. – Я всегда мечтала познакомиться с настоящим хирургом. Вы нам расскажите про своих пациентов, про операции, хотя мы понимаем – тайна Гиппократа, это святое, - она подняла указательный палец вверх.
-Да какая там тайна, - развел руками Минкин, переступая с ноги на ногу, - я уже в третью экспедицию хожу и пока, тфу-тфу, ни каких сложных операций. Ну, там кожу на голове зашить кому-то из «промтолпы» - это так на плавбазах величают наших рабочих, если не увернулся от падающего ящика или гака, или там гнойник вскрыть и обработать. У девчонок-обработчиц все руки в шрамах от рыбных костей, а красивые ножки за путину покрываются пучками вен,  от постоянного нахождения в холодной воде кожа на руках, да и на всем теле стареет, дрябнет и девочки, еще не родив, превращаются в старушек с полным набором всех женских заболеваний. Скудная пища и отсутствие витамин добавляет в этот букет желудочные и прочие заболевания…
-Стоп, стоп, оратор, - ты что сюда явился, девчат пугать, - токарь скрестил руки, показывая, что ликбез закончен.
-Нет, нет, пусть рассказывает, очень интересно, - Леля  восторженно смотрела на Шлему,- ну и что же эти девушки не знали, куда идут, им себя не было жалко.
-Конечно, было жалко, - продолжил Шлема, - но ведь хочется заработать, деньги платят хорошие, не на панель же идти, а что будет через год – два, молодых не интересует. Спроси любого и он ответит: «Все, это последняя путина», но проходит месяц, другой, деньги кончаются и все идет по старому кругу, до тех пор, пока уж действительно не прихватит…
Токарь исподлобья с тоской наблюдал за Лелей и хирургом и не мог ничего понять: «Я целый день перед ней петли вью, ухаживаю и ни одного ласкового слова, теплого взгляда, а эту размазню увидела и расцвела, будто с принцем встретилась, о котором  мечтала в детских снах. Никак не пойму, что за существа эти женщины, ну да ладно, время оно покажет, кто есть кто…» - он протянул руку и воткнул затертый компакт Баккары в мягко выплывшее ложе для диска на серебристой панели магнитофона.. Бархатный голос солистки так нежно затянул танго, что каждый из находящихся сейчас в каюте молодых людей зябко поежился, предвкушая медленный танец. 
-Выпьем за знакомство и за удачу, - предложил точило, рассматривая красную жидкость в стакане в свете лампы.
Вика пригубила ликер, потом сделала большой глоток и закашлялась.
-Что это у вас за напитки, ребята, дайте что-нибудь запить. Артур плесканул из графина в большую эмалированную кружку томатного соку и поднес девушке.
-Пойдем, потанцуем, - предложил он. Вика сделала удивленные глаза, на секунду замешкалась, скользнув взглядом по лицу подруги, на котором промелькнула тень иронической улыбки и кивнула головой. Опасная смесь уже успела стереть первую защитную грань инстинкта самосохранения, выпустив на волю другой самый непокорный – основной инстинкт.
Леля после выпитого откинулась на спинку дивана и наблюдала за мужчинами. Она понимала, что нравится токарю, но этот слишком уж простетский паренек не вызывал в ней ни каких эмоций, но вот доктор, это да. За всей его нелепостью чувствовался нехилый мужчина, умный и наверняка, нежный и ласковый. Но он сидел, опустив глаза, и ковырялся вилкой в салате. Не искушая дальше судьбы, Леля встала, взяла за руку хирурга и повела его словно бычка на поводе в центр каюте, где, слегка прижавшись, млела и медленно кружилась первая парочка. Шлема от неожиданного поворота событий совсем лишился дара речи и топтался на месте, неуклюже обняв девушку за талию и шаркая солдатскими башмаками. Сергей криво ухмыльнулся, налил себе полстакана ликера и  залпом выпил.


12. Схватка

Василий Резун, не спеша, шел по коридору с большим букетом белых хризантем в руках. Он до сих пор не мог понять, на кой ляд грузовому понадобились цветы. Может у кого из экипажа именины, но для моряка, насколько он знал, лучшим подарком в море была бы бутылка хорошей водки, да упаковка охлажденного японского пива. Странный он вообще этот грузовой помошник, никогда не поймешь, когда он шутит, а когда говорит серьезно. В конце коридора он увидел две мужские фигуры, перегородившие ему проход. Он узнал новых матросов Карима и Алика, прибывших на судно во время стоянки. Парни слегка покачивались, но не от качки, а очевидно от принятого спиртного.
-Куда торопишься, джигит, - окликнул его  Али Рамазанов. Он скрестил руки на груди и, ухмыляясь, кивнул на букет. – Хозяйским шалавам цветочки прикупил, нужен ты им, давай лучше к нам, пойла немерено, жратвы тоже, погуляем, будешь нам, как брат.
Лицо Резуна исказила гримаса, на лбу выступила испарина.
-У меня нет хозяев, я вольный человек, а братья у меня дома, в Уфе живут. Дайте пройти.
-Беги, беги, щенок, там тебя остатками с барского стола подкормят.
Василий правой свободной рукой коротким крюком хлестанул по нижней части живота обидчика. Он понял, что удар не получился, потому, как кулак мягко вошел в дряблые мышцы, не причинив особого вреда. Али, правда, ойкнул, слегка согнувшись, но тут же обхватил матроса длинными волосатыми руками за корпус, сковав движения. Карим сначала стушевался, но через мгновенье нанес Василию мощный удар полной бутылкой вина сзади по голове. Темные осколки с гулким звоном разлетелись по ковровому покрытию коридора. Красное вино, словно кровь, хлынуло на плечи, окрасив белоснежно-белую рубашку бурыми подтеками. Василий на секунду замер, стеклянным, непонимающим взглядом обвел прижавшихся к стене кавказцев и  рухнул на пол. Темная вмятина на затылке, густо покрытая мелкими осколками стекла, стала похожа на полынью, припорошенную первым серебристым снежком, который игриво поблескивал, отражаясь в глазах горцев желтыми огоньками ненависти и страха.
-Али, - встрепенулся Карим, - давай быстро моряка в каюту, хватай за ноги, я дверь открою.
Черный, липкий след от, уже начавшей запекаться крови, вперемешку с вином, протянулся к каюте матросов. Белые хризантемы веером рассыпались по полу, словно яркие звезды на темном куполе неба.
Когда вытянувшееся тело Василия затащили в каюту, Рамазанов приложил большой и указательный палец к сонной артерии матроса и почувствовал тонкое биение крови, проталкиваемой по артериям упругими мышцами молодого сердца, отключенного от биологического компьютера головного мозга.
-Вроде жив, русак, ничего оклемается, будет знать, как на человека руку поднимать. – Али похлопал по карманам брюк моряка, затем закатал штанину. На голени в кожаном футляре с ремнями на липучках был пристегнут длинный нож с костяной ручкой.
-Вот он, «Навах», - воскликнул Али, не сдерживая чувств, -
 тот самый нож, о котором ты мечтал, Карим. Он выдернул стальное лезвие из ножен и слегка прикоснулся полированным кончиком к ладони. Тотчас на этом месте выступила алая капелька крови, Али слизнул ее, смачно щелкнув языком, и подал нож Кариму.
-Знатный кинжал, не зря Резун с ним не расставался ни днем, ни ночью.     - Надо в коридоре все замыть, потом разберемся и с ножом, и с его хозяином, - оборвал его Карим. На что Али откупорил новую бутылку вина и с жадностью отпил половину из горлышка.
-Ты прав, надо подчистить все, пока грузовой не хватился своего пса. Он скинул одеяло с койки, выдернул простынь и резким движением жилистых рук распустил ее на две половины. Одну он скомкал и швырнул приятелю.
-У меня созрел план, братан, - он заговорчески приблизился к Кариму, - устроим русским рождественскую ночку, чтобы их Иисус на кресте корчился, за работу, братишка, видит Аллах, что мы делаем правое дело!




13. Любовь

Между тем вечеринка в каюте грузового помошника набирала силу. Голоса отдыхающих звучали все громче, пытаясь перекричать неповторимого рок – звезду Мика Джагера, который, по словам его знаменитого сингла, все никак не мог получить «сатисфэкшн».
Шлема, приняв стакан клюквенного коктейля на чистом спирту, быстро раскраснелся, размяк и, удивляя окружающих,  разговорился, рассыпая комплименты девицам. Леля снисходительно улыбалась на эти прозаичные, но приятные слова и краешком глаз наблюдала за подругой, которая, невинно хлопая мохнатыми ресницами, с восторгом слушала очередную морскую байку Артура.
-По молодости, на практике я работал на краболове, носящем имя одного из наших прославленных и затем расстрелянных полководцев Павла Постышева, - начал свой очередной рассказ Артур, все более овладевая вниманием гостей. - Девушек у нас было достаточно,  даже более чем требуется, все молодые, красивые, ну словом вербота с Украины, Белоруссии, те самые, которых лечил и, наверняка, делал им криминальные аборты, наш прославленный хирург Шлема. Так вот, была у нас дивчина, личико ангельское, но одевалась всегда только в мужскую одежду и ни с кем не водилась. Не было у нее и подруг, короче монашка, недотрога. Правда работала наравне с мужиками, как на сортировке, так и на перегрузах, казалось, энергия у нее неистощима. Звали ее Ольга, и частенько в свой след девчонка слышала затасканную фразу: «Отдайся, Ольга, озолочу». Мужики, понятное дело пытались раскусить неприступную кралю, но любые домогания она пресекала на корню. Вот один из моих приятелей Генка Краев,  как – то, подпив, поспорил на ящик водки, что расколет недотрогу. Мы составили план, пригласили недотрогу на чай, подлили ей любовных «спецкапель» и стали ждать результат. Видно характер  и сила воли у девчонки был настолько сильные, что никакие заморские пилюли на нее не действовали. Тогда мы применили русский вариант.
-Ах вы, гады, - воскликнула Вика, - вы, что же девчонку решили напоить и опозорить! Вы и нас сейчас хотите подпоить, но у вас это не пройдет. Она со смехом отбивалась от Артура, который пытался остановить ее, прикрывая рот ладонью.
-Да вы, девчонки, совершенно другое дело, - пытался оправдаться Артур, - все, больше ни слова.
-Нет уж, начал, давай заканчивай, - прямолинейно отрезала Леля, нам тоже интересно, чем такие дела заканчиваются.
-Вы не поверите, девчонки, но история это необыкновенная.- Артур разлил по стаканам ликер и поднял стакан. – Давайте за любовь, она пробивает любые преграды, перед ней любые злые чары бессильны.
Артур звякнул стаканом, выпил сладковато-горькую жидкость и продолжил.
-Значит, захмелела наша Ольга и вдруг открыто так говорит нам:
-Я знаю, парни, чего вы хотите, давайте начистоту. Ни один из вас со мной не справится, я вас всех троих, до смерти затрахаю.
У нас от этих слов у нас, аж, волосы дыбом встали, а она продолжает, - если хотите, я сама одного выберу, кто мне приглянется. И вы представляете, указывает на нашего Генку Краева. Тот бедный в лице изменился, струхнул, но потом для храбрости выпил стакан водки и пошел с Ольгой в соседнюю каюту. Через минуту с криками и диким воем врывается к нам полуголый избранник. Лицо белое, словно сметаной вымазано и трясущимися руками показывает в сторону своей каюты. Мы с другом смекнули, что дело табак и бросились в соседнюю камеру. Я всякое в жизни видел, но то, что стояло посреди комнаты, походило на монстра, оборотня из фильма ужасов. Это нечто волосатое стояло к нам спиной  на табуретке и с веревкой на шее. Мы кое - как ее скрутили, с девушкой началась истерика. Тут заходит наш Гена, накинул на девчонку одеяло и потихоньку успокоил ее. Вскоре мы с другом ушли, оставив парочку вдвоем.
-Ну и чем же закончилась эта страшная история, - всхлипнула Вика.
-Через два дня Генка и Ольга появились на работе. Девушка сияла и не отходила ни на шаг от Гены.  Мужики ведь народ не менее любопытный, чем женщины. Начали расспрашивать, он загадочно улыбался, а потом сказал:
«Пацаны, вы не знаете, какая это прекрасная женщина!»
Поначалу мы решили, что Генка наш извращенец, но оказалось, что за первую ночь он полностью выбрил свою любимую опасной бритвой и под этой кучей шерсти он обнаружил великолепную точеную фигурку. Потом они вместе списались с судна, поженились, у них родился совершенно нормальный здоровый мальчуган, а у Ольги после родов волосяной покров почти полностью исчез.
«Более верной и преданной женщины вам, братаны, не сыскать»,- сказал нам как-то при встрече Генка Краев. Вот такая любовь, девчонки, -завершил свой рассказ Артур. – А хочешь, я тебя познакомлю со своей подружкой – обратился он к Вике. Она непонимающе посмотрела в смеющиеся глаза Артура.
-Что еще за подружка, тебе нас мало.
-Да ты не поняла, это щенок, лайка с Аляски. Мне эту красотку подарили американские костгарды в прошлом рейсе. Зовут ее Ханка.



14. Ханка

Эту кличку она получила за то, что не переносит запаха конопли и гашиша. Всех судовых наркоманов определила. Как увидит, кого из любителей кайфа – заливается лаем на весь пароход, даже на мосту слышно. Кэп с прошлого рейса пятерых торчков списал, но, кажется, появились новые. Сейчас наша Ханка не равнодушна к кавказским браткам, видно ребятишки любят дурь, хотя у них и своей в голове предостаточно. Пошли, Вика, покажу красавицу, она у нас в соседней каюте. Четвертого помоху сократили взамен Ханку взяли, - плоско сострил Артур.
Вика пожала плечами. Какая-то неведомая внутренняя дрожь пробежала по спине. Она тонким женским чутьем уже чувствовала приближающуюся угрозу, но тем сильнее в ней разгоралось желание остаться наедине с Артуром и потом ей вдруг страстно захотелось потискать маленькое пушистое существо всегда приветливое к любому новому и доброму человеку.
-Мы идем смотреть Ханку, - громко сказала Вика, вставая с кресла. Ее неожиданно качнуло то ли от начавшейся бортовой качки, то ли от выпитого ликера. Леля тоже приподнялась и заплетающимся языком вымолвила.
-Это кто ж такая, Ханка? Неужели так кличут вашу повариху или у вас припрятана травка, популярная ныне среди молодежи.
-Нет, девчонки, собачонка судовая, - очнулся, задремавший было, точило, ей всего-то три месяца, но такая прелесть, шустрая крыс гоняет по пароходу. У грузового дома ее не приняли, а наши моряки в ней души не чают.
-Ой, тогда и я хочу с вами, - Леля, словно обиженный ребенок затопала кукольными ножками.
Артур сдвинул брови на переносице и недовольно посмотрел на изрядно захмелевшего токаря.
-Давайте не все сразу, от нашего шумного общества малышка Ханка не дай бог получит стресс и заболеет.
Чтобы прекратить базар, Артур обхватил Вику за талию и потянул на выход. Девушка махнула рукой: «Не теряйте нас, скоро будем».
-Давай, давай не задерживайся и не забудь про «Сулак», - крикнула ей в след Леля, но Вика уже ничего не слышала. В ушах стоял шум, такой бывает, когда прикладываешься к большой морской раковине, выловленную в теплых морях, где- нибудь недалеко от  островов Фиджи, а  глубокие, карие глаза покрылись чуть заметной поволокой и ей казалось, что она в сауне в прекрасном розовом тумане, который можно увидеть лишь ранним утром при подходе к острову Калимантан, когда первые лучи огромного огненного шара пронизывают стелящийся над теплой водой туман или, когда ты влюблен по уши и ничего не замечаешь вокруг. Тоже самое сейчас ощущала и Вика. И ей совсем уже не обязательно было ласкать или гладить дымчато-синюю шерсть, вьющейся под ногами Ханки, ее любимый когда-то Игорек сейчас на мгновение был стерт в памяти. Артуру хватило лишь немного усилий, чтобы девушка, вздрогнув, прижалась к нему теплым телом, и горячие сладкие губы слились в бесконечном поцелуе.
-У меня муж, - выдохнула Вика, пытаясь оттолкнуть от себя, напрягшееся всеми мускулами, молодое тело. Но роковая грань была уже пройдена. Вика почувствовала невероятно блаженную истому по всему телу, когда Артур профессионально прошелся руками по бархатистой коже упругой груди и бедрам.  У него все внутри кипело, основной инстинкт сработал одновременно, и женское тело, ставшее вдруг таким беззащитным, забилось в его руках. Им никто не помешал, даже Ханка притихла на своем коврике, положив голову  с короткими  треугольными ушками между широких передних лап. Она часто дышала, высунув наполовину сине-красный, влажный язык, она не смотрела на застывших и словно слившихся друг с другом людей у переборки каюты.
Вдруг собака повела носом, ушки на голове приподнялись, голова повернулась в сторону двери, почуяв непрошенного гостя, и тут она с лаем  бросилась к двери, за которой сквозь шум работы двигателя послышалась возня и приглушенные крики.

15. Рождество

Когда стрелки судовых часов соединились воедино на цифре 12, Шлема поднял свой стакан и произнес короткую, но емкую речь.
-За рождение новой жизни, за любовь, друзья! Я хоть и еврей, но православный христианин и верю в бога, а сын его родился 2000 лет тому назад, чтобы все наши грехи взять на себя и умереть на кресте, за него и веру я хочу выпить. Не дадим сатане овладеть нашими душами, дай бог не последняя.- Он смело звякнул стаканом о фужер притихшей соседки, которая лишь слегка пригубила тяжелого напитка и опять откинулась на спинку кресла.
-Что-то долго нет наших любителей собак, произнесла она так тихо, словно в комнате девушка была одна. – Мистер доктор, вы не проводите меня туда, где обитает эта всеми обожаемая Ханка, - повторила она уже погромче, глядя на Минкина.
Пассажир заморгал глазками и опять превратился в того самого нелепого Шлему, что появился здесь пару часов назад.
-Я на этом пароходе, что в лесу, - попытался оправдаться Шлема, но, заметив иронический взгляд больших Лелиных глаз, замолк, и весь как-то сжался.
-Я вас могу проводить, - быстро сориентировался Сергей, это рядом, а хочешь, можно и на палубу выйти. Небо сегодня звездное, загадывай желание и все исполнится. Девушка секунду колебалась, но все же медленно поднялась, еще раз с сожалением посмотрела на Шлему и быстро вышла.
В коридоре она нос к носу столкнулась со смуглым черноволосым парнем. Али с ловкостью снежного барса отпрыгнул к переборке, пропуская девушку вперед.
-Вы не заблудились случайно, - дружелюбно улыбнулся он Леле, пытаясь поддержать девушку за локоток.
-Нет, джигит, здесь тебе не горы, заблудиться невозможно, - услыхал он за своей спиной ненавистный голос токаря Варенникова.
Кровь ударила горцу в голову, глаза застелило желтой пеленой.
-У-уу, - взвыл он словно дикий зверь,  затравленный и загнанный охотниками в западню, - это опять ты, шакал, ну тогда получи, собака.
Сергей, как в замедленном кино, четко и ясно увидел, как айзер правой рукой выхватил из рукава штормовки длинный нож и размаху ударил, пытаясь попасть в нижнюю часть туловища русака. Тот даже не дрогнул и не шелохнулся, словно парализованный неописуемой наглостью и быстротой происходящего. Сергей не почувствовал ни боли, ни силы удара, только совсем рядом с ним вскрикнула, словно раненая сойка, невесть как оказавшаяся на линии удара Леля. Она будто переломилась пополам, упала на коленки, а затем с тихим стоном завалилась на бок, свернувшись в комок.
Али стоял перед Сергеем, широко расставив ноги, с окровавленной «навахой» в руке сам, наверное, не соображая, что произошло. Через мгновенье нож выскользнул из вспотевшей ладони и тяжело шлепнулся на палубу коридора, так тяжело падает человек на койку после дня изнурительной и тяжкой работы.
Точило, словно очнувшись от глубокого сна, с криком бросился за убийцей, который зайцем, вслед за своим приятелем  вприпрыжку, нырнул в соседний отсек и захлопнул водонепроницаемую дверь. Сергей начал в исступлении бить ногами и руками бронированную сталь, которая равнодушно откликалась на удары гулким эхом металла, способного выдержать давление в тысячу атмосфер. «За что девчонку ударил, сволочь» - вопил он до тех пор, пока из состояния шока его не вывели две звонкие пощечины. Это был Артур, позади него заливалась лаем Ханка.
-Ты что натворил, сволочь, за что девчонку порезал, - Артур схватил обезумевшего токаря за воротник рубашки, - откуда у тебя нож Резуна, где он сам?
-Это не, не я, - токарь хотел что-то сказать еще, но закашлялся, давясь слюной.
Артур для верности подтянул токаря поближе и ударил его своей лобной костью в переносицу. Точило медленно опустил и затих, закатив глаза, голова и руки безвольно повисли. Отбросив Сергея и брезгливо обтерев руки о рубашку, Артур склонился над скорчившейся фигуркой девушки. Сейчас на полу в луже крови она казалась такой маленькой и беззащитной, а сморщившееся от боли лицо было далеко от той привлекательной мордашки, что еще минуту назад очаровывала моряков.
На шум из кают выскочили Вика и Шлема. Доктор бросился к Леле, перевернул ее на спину и подложил под голову поданную Артуром замасленную телогрейку из сушилки. Он с трудом выпрямил тело, убрал руки, прижатые к ране на  животе, пытаясь разглядеть  и визуально оценить  тяжесть ранения. Леля тяжело и часто дышала, не открывая глаз и не реагируя на вопросы доктора.
-Артур, звони старпому,- скомандовал Доктор, - пусть немедленно открывает лазарет, необходимо срочно произвести ревизию ранения, если не задеты жизненноважные органы, попробуем сделать что-то сами. Да, еще узнай, где мы находимся, сколько миль до ближайшего порта, в любом случае ее надо будет везти на берег в больницу.
Артур кивнул и исчез, Шлема бросился в каюту и вернулся, волоча за собой початую бутыль спирта и большую белую простынь.
- Вика помоги мне, надо сделать промывание и перевязку, пока готовится операционная, сможешь мне ассистировать, только малость помочь, больше некому.
Вика с ужасом замахала головой, но Шлема уже сунул ей в руки простыню.
-Рви на лоскуты и сделай пару тампонов. – Он открыл матовую пробку на бутылке, резко пахнуло спиртом. – Ничего, девочка, сейчас промоем тебе ранку и все пройдет. – Он наклонил бутыль и прозрачная жидкость, весело булькая, полилась на блузку и платье, смывая кровь. Когда густая кровь на ране порозовела, а потом и совсем исчезла, Шлема нисколько не стесняясь, низко спустил плавки девушки и вдруг замер. Низ живота украшала цветная наколка в виде крыши китайской пагоды. Шлема посмотрел на Вику, их глаза встретились в немом вопросе. Никто не проронил ни слова. Доктор профессионально обильно смочил большой тампон спиртом и приложил его к небольшой ранке, похожей на лепесток гвоздики случайно прилипшей к смуглому блестящему телу, затем аккуратно и нежно перебинтовал живот, стараясь не причинять боли. Но девушка все же застонала, приоткрыла глаза и попыталась прикрыть оголенное тело слабеющими руками. Вика погладила подругу по голове и поцеловала в щеку.
-Потерпи, дорогая, сейчас мы тебя доставим в операционную и наш Шлема поможет тебе. Кто это с тобой сделал? Этот, - Вика указала на распластанного в двух шагах от них токаря. Леля покачала головой и опять потеряла сознание.

16. ЧП

Капитан Кравец поднимался на мостик, когда из штурманской рубки навстречу выскочил вахтенный матрос.
-Товарищ капитан, Степан Назарыч, у нас ЧП. Только что позвонил грузовой Третьяков, там, возле его каюты ранили пассажирку, - выдохнул он одним разом и умолк, вопросительно глядя на мастера.
-Погоди, чего раскудахтался, - Кравец сдвинул густые брови, - когда это произошло, что с пострадавшей? – спросил он, оттягивая время для принятия решения, хотя уже достаточно ясно осознал, произошло ужасное. – Ладно, идемте наверх, там разберемся.
В полумраке, царившем на мостике, освещенным лишь мерцанием зеленого экрана локатора, показания приборов и датчиков, в свете тусклой лампы подсветки капитан разглядел силуэт третьего помошника. Он склонился над картой и ставил точку местоположения судна. Капитан знал, что молодые штурмана стараются определиться с точностью до секунды, не говоря уже о минутах и градусах, и потому грубым окриком прервал его занятие.
-Где мы находимся, Сергей Иванович, - рявкнул капитан не замечая, как теряет самообладание.
Третий вытянулся постойки смирно, как солдат первогодка перед командиром роты.
-Вот нанес точку, - указал он измерителем, - взял со спутника, через восемь часов будем заходить в Сангарский, если ветер в морду не задует. Вахту сдал второму и о происшествии, я думаю, он будет докладывать.
-Что вы думаете, меня не интересует, теперь слушайте и выполняйте. Срочно поднимайте старпома, аврал по судну. Раненую в лазарет, виновников под арест. Где начальник рации?
-Он в радиорубке, но с японцами мы можем и по «Джи-Пи-Эске» связаться.
-Ну, так связывайтесь, черт вас побери, чего стоите и грузового ко мне на мост, для выяснения обстоятельств. Опять, наверно, сабантуй устроил, деляга чертов, теперь из-за него все должны на ушах стоять и кровью харкать. Спишу этого менеджера в первом же порту захода, пусть домой хоть вплавь добирается. – Кравец понял, что срывается, и потому слегка сбавил тон. -  Да, у нас кажется пассажир – врач – хирург, где он?
-Уже занимается с больной, - доложил третий.
-Добро, пусть каждые полчаса сообщает состояние раненой.
-И еще одна проблема, Степан Назарыч, - третий слегка замялся, не зная как преподнести кэпу очередную проблему, чтобы не подставить старпома. – У нас на судне голяк с наркотиками и анестезией, сами знаете приказ по пароходству по борьбе с наркоманами. Доктор говорит, что девушка может умереть от болевого шока.
-Пусть этот врач делает все что угодно, но часа четыре она должна продержаться. – Кравец взял трубку телефона внутренней связи и набрал номер стармеха. – Дед, ты в курсе, что у нас произошло, вот и отлично, так вот, давай самый полный своей старушке, через четыре часа должны быть на траверзе входного маяка. Он бросил трубку. – А вы, Сергей Иванович, бегом ко мне в каюту, возьмите из холодильника бутылку коньяку, может, поможет девчонке. – Кравец тяжело вздохнул и, обернувшись, украдкой прижал холодную ладонь к сердцу, которое гулко и часто ударяло под рубашкой, напоминая, что и этот биологический механизм не вечен. «Нет, морячок, - с досадой подумал он, - не будет тебе покоя, пока ты капитанишь». – Вопросы есть? – обратился он к помошнику, который черным силуэтом маячил перед ним.
-Я хотел сказать, что на счет спиртного можете не беспокоиться, - хмыкнул третий, - двадцать литров чистейшего спирта хирург с собой приволок. Я сам проверил, пока его оформлял.
-То-то загуляли моряки, мать их…, - выругался Кравец, - ну а ты чего здесь лясы точишь, марш в лазарет, будь на постоянной связи. Подними пару моряков и поставь вахту, все – по исполнению доложить.


17. Смерть

В судовом лазарете Шлема колдовал над своей подопечной. Раненую Лелю он принес на руках, бережно уложил на никелированный операционный стол, тщательно вымыл руки, простерилизовал и разложил операционные инструменты. Затем ножницами разрезал платье, освободив место для работы. Леля часто дышала, ее живот с наколкой пагоды часто вздрагивал, на лице застыла такая печаль, что если бы сейчас ее видела мама, то, наверное, у нее не выдержало сердце. Вика ходила за Шлемой по пятам, с ужасом поглядывая на блестящие скальпели, зажимы, отсосы и прочие хирургические инструменты. Она находилась в шоке, но команды Шлемы исполняла четко, не  говоря ни слова.
-Надо бы ей наркоз или обезболивающие, - произнес Шлема непривычно спокойным и твердым голосом, - но за неимением таковых сделаем вот что. Он из своей заветной бутылки налил полстакана спирта, расширителем раздвинул плотно сжатые прекрасные белоснежные зубки и вставил в рот металлическую воронку.
-Что вы делаете, - наконец вымолвила Вика,- ей же и так больно.
-Поддержи лучше голову ребенку, - также невозмутимо произнес Шлема. Вика приподняла подруге голову, та застонала, а Шлема влил белую жидкость в маленькую воронку. Тело  девушки слегка изогнулось, зато она стала дышать спокойнее.
Шлема молил всех богов, чтобы, когда он вскроет полость, там не оказалось бы внутреннего кровоизлияния, хотя по всем признакам кровь была внутри живота. Он, стараясь не делать длинного разреза, блестящим скальпелем вскрыл брюшину, и у него непроизвольно покатились слезы. Рана была смертельная, практически все основные органы были поражены. Было даже удивительно, как эта девочка еще жила. Откачивать кровь было бесполезно, и потому Шлема не стал зашивать рану, а лишь скрепил края кожи скрепками и словно смертельно уставший человек сел на стул, обхватив голову руками. 
-Ну что же вы, доктор ничего не делаете, - дрожащим голосом  спросила Вика, - она же умрет.
-Выйди из операционной, ты мне больше не нужна.- Он знал, что с минуту на минуту начнется агония и не хотел, чтобы молодая девочка видела весь этот ужас. Вика кивнула головой и спиной вышла из лазарета, тихонько прикрыв за собой дверь. Где-то на верхней палубе завыла Ханка, Вика улыбалась, как блаженная, вспомнив вдруг прошедшую ночь.
К счастью Леля умерла спокойно,она так и не вышла из комы. Ее последний вздох был настолько  глубоким и долгим, будто она говорила всему миру: «Слава богу, все закончилось».




18. Улыбка дьявола

Девушку завернули в брезент, обмотали тонким кончиком и на время положили в морозильную камеру. Капитан Кравец связался с идущим встречным сухогрузом, идущим во Владивосток, и договорился о доставке груза «200».
-Поедешь с ней сопровождающим, - рявкнул он на сникшего Артура, - да еще прихватишь с собой этих двух ублюдков, я приготовил на них документы доставишь куда положено. Ты ведь у нас специалист по доставке и сдаче груза, а то боюсь, экипаж разорвет их здесь на куски, и я привезу  в Магадан лишь руки, да ноги. 
-Я не смогу, списывайте меня хоть на Курилах, не могу.
-Сможешь, ты парень сильный, ловкий, хитрый, сможешь. Иди, попрощайся со своим другом  Васей Резуном, он тоже по твоей милости в лазарете с пробитой головой лежит.
Артур, как побитая собака вышел из каюты капитана. Навстречу ему шла опухшая, вся в слезах Вика.
-Сволочь, это все из-за тебя, - она попыталась ударить Артура, но только махнула ослабевшей рукой.
-Никто здесь не виноват, - Артур поежился и тихо добавил, - Это просто судьба.
Что-то заставило поднять его глаза к небу. Там клубились облака, создавая причудливые образы. В одном из них он узнал уродливое улыбающееся лицо с рогами. Через секунду оно искривилось и исчезло.











Евгений Князев


ВКУСИВШИЙ  РАЙСКОГО  ВИНА
рассказ

Вползи ко мне змеей ползучей,
В глухую полночь оглуши,
Устами томными замучай,
Косою черной задуши…
А. Блок


Семен очнулся от тяжкого сна, похожего на душную больничную палату с чередой незнакомых, безмолвных лиц. Его вдруг оглушил звон, словно, где-то рядом завизжала металлическим стоном циркулярная пила, разрезая серую массу головного мозга нестерпимой болью, в висках стучала   кровь, отзываясь эхом на гулкие удары сердечной мышцы, словно под ухом кто-то  смачно ударял пудовой кувалдой об отзывчивое, терпеливое тело наковальни. Его слегка знобило и подташнивало.
Еще вчера упругие, молодые мышцы задеревенели, и он с едва шевелил затекшими пальцами рук. Мужчина с трудом приподнял на локтях широкий торс, пытаясь освободиться  от «страстных объятий» тяжелой волосатой руки своего старинного приятеля Лехи Сквары, который и во сне и наяву отличался любвеобильностью, и потому, наверное, сейчас полностью находился в во власти сладостных, эротических, предрассветных снов. Ближе к бревенчатой стене, завернувшись в шерстяной, клетчатый плед мирно посапывал еще один человек. Это был личный шофер Семена Круглова – главы богатейшей базы «Росгалантерея». Звали его Павел Егорович Серебряков или просто – Егорыч, хотя лет ему было не более, чем самому шефу, и принят он был на работу по рекомендации главного бухгалтера управления Фаины Рубан – женщины необычайной красоты, имевшую огромное влияние на Круглова.
Оглядевшись и немного адаптировавшись в сером  полумраке помещения, Семен в мутном зеркале на стене встретился  взглядом с незнакомцем. Его горящие, словно у затравленного хорька, глаза показались Семену знакомыми. Всегда аккуратно подстриженные волосы на голове торчали в разные стороны, малинового цвета, запекшиеся губы, будто у боксера после тяжелого боя, вывернулись наружу, желтые щеки обвисли, пугая дряблостью и темными печеночными пятнами.
«Неужели это я, - Круглов провел рукой по лицу, человек в зеркале повторил его движение, - во, блин нажрались, сколько ж времени прошло, никак три дня коту под хвост, даже винтовки не расчехлили» - он с горечью посмотрел на сиротливо прижавшиеся в углу избы два охотничьих карабина в брезентовых чехлах. – И это называется поохотились на кабана. А где, кстати, наш егерь, может, под топчан завалился или пошел собак кормить? То-то бедолаги выли всю ночь, навевая тоску на всю округу, волки и те, наверное, миль на сто разбежались, не то что уж изюбры.- Семен пригладил всклокоченные волосы и встал, с хрустом разминая кисти рук.
Отголоски прошедшей ночи пронеслись в мозгу сладким туманом, навевая воспоминания о любимом образе. Фаина – эта стройная тридцатилетняя женщина, как говорят в самом соку, - вот кто снилась ему сегодня, вот чье тело он так нежно ласкал, утопал в блаженных поцелуях ее пухлых и сладких губ, чьи черные густые волосы щекотали его обветренное и покрытое щетиной лицо, ее смуглая бархатная кожа на груди и животе вызывала в Семене просто какой-то, животный взрыв небывалой энергии…., но, все это было только во сне. Он любил эту женщину странной, даже для себя, любовью, боясь хоть на мгновенье поднять на нее влюбленный взгляд и увидеть в ее оранжево-кошачьем блеске глаз насмешливый отказ. Пожирающий душу кошмар продолжалось уже многие годы и этот, казалось всемогущий и сильный мужчина, как Семен Круглов, ничего не мог изменить. Ежедневная, ежеминутная, душевная пытка иногда превращала Семена в зверя и он, с какой-то тихой радостью закомплексованного фанатика, сполна отыгрывался на подчиненных.
Еще ни одна женщина, как в его коллективе, так и при случайном знакомстве, начиная от молоденьких практиканток и кончая матерыми светскими львицами в высшем обществе, не могла устоять от настойчивого, идущего на любые уловки для достижения своей цели, мужчины. Но, вкусив сладость победы, он быстро остывал и переключался на новый объект своей неутомимой страсти и только эта недоступная  Фая Рубан, как кость в горле, не давала ему покоя. Что в ней было такого загадочного, мифического, колдовского он не мог понять, она не укладывалась в его мозгу, и ведь замуж то вышла за простого курсанта ДВВИМУ – Стаса Колдина, которого Семен знал с детства и никогда не считал своим соперником.


-ХХХ-

Сотрудниц Круглов принимал на работу через свой знаменитый итальянский диван, обитый бархатом под цвет леопарда и занимающего почти треть, смежной с его генеральским кабинетом, комнаты. Но как этот, радующий женщин ловелас, не пытался заманить свою несговорчивую Фаечку на ложе любви – все его красноречие пресекалось одним взглядом миндалевидных, на половину матово-белого лица, глаз. Эти глаза сопровождали его повсюду, вот и сейчас в темном углу избы они отчетливо высветились знакомыми  радужными дугами, словно там, в темном, затянутом паутиной углу, за занавеской притаилась запыленная икона божьей матери.
Семен с нескрываемой злобой стукнул по огромному, грубо-сколоченному столу, сработанному из красного ясеня, который угрюмо загудел, звякнув посудой с недоеденными остатками лесной пищи - жареной изубрятиной и рябчиками. Первый лучик солнца из крохотного, размером с книгу оконца, высветил середину стола с парой дюжиной пустых разнокалиберных бутылок, украшенных яркими этикетками армянского коньяка и русской водки, которые дружно соседствовали с прямоугольными «Джонни Волкером» и «Абсолютом».
«Неужели все выжрали, волки?» - от этой мысли у него заныло внизу живота и пересохло в горле. Он тяжело, как после затяжной болезни поднялся и подошел к оконцу, затянутому звездной паутинкой узоров морозного утра. Во дворе он увидел базовский полноприводный микроавтобус «Хайс», что он приобрел недавно для таких вот поездок. Серая, изящная «Тойота», припорошенная первым ноябрьским снежком, одиноко и покорно вжалась в колею снежного покрова, уткнувшись широким бампером в двери сарая.  Своей угрюмой безысходностью она  напоминала брошенного нерадивым хозяином и отработавшего тяжкий рабочий день молчаливого мерина с потухшим взглядом больших слезящихся глаз.
-Эй, алкаши, подъем! – звонко скомандовал Круглов, удивляясь силе своего голоса. Он легонько пнул Леху ногой в открытый бок, отчего тот лишь что-то буркнул и еще сильнее зарылся в овчинный тулуп с головой.
-Дай поспать, шеф, голову поднять невозможно, - послышалось из под тулупа его недовольное ворчанье.
-Ну, спите, все проспите, охотнички. – Семен наклонился и взглядом ревизора прошелся по содержимому ящиков под столом. Пусто. Тут взгляд его остановился на открытой картонной коробке прямо у его ног. Внутри коробки, поблескивая стальной головкой, словно солдат на посту, вытянулась постойки смирно, полная бутылка Смирновской водки.
-Надо же, как это тебя, красавица, пропустили, не заметили, - раболепно улыбнулся Круглов, ловя себя на мысли, что радуется этой находке, как последний алкаш - работяга с его складов, напичканных сотнями ящиков всевозможного спиртного. Ведь база «Росгалантерея» во времена перестроек стала просто вывеской, прикрытием, а основные деньги уже давно делались на торговле спиртным, перепродаже цветного металла и спекуляцией всевозможным китайским барахлом.
-Как ты, матушка, кстати, - громко, почти с восторгом произнес Семен, - видно есть бог на свете, избавит христианина от страданий.
Он резко встряхнул бутылку, предвкушая освобождение от давившей голову и грудь горько-свинцовой тяжести разложившихся алкидов и ловко откупорил штоф. Пробка щелкнула, как затвор винтовки, вгоняющего патрон в ствол. По взмокшей спине пробежала мелкая дрожь, когда огненная вода радостно забулькала в граненый стакан. Семен свободной рукой пощупал кожаный пояс под байковой рубашкой, где на круглом волосатом животе в тепле и уюте мирно ждали своей участи двести хрустящих стодолларовых банкнот. Эту сумму сегодня надо было поменять на новенький серебристый «Лэнд Круизер», переправленный совсем недавно под заказ с острова Хоккайдо японскими угонщиками для русских воров и рэкетиров.
Круглов секунду помедлил, рассматривая искрящуюся жидкость на свету, затем перекрестился и залпом, на одном дыхании выпил. Мгновение спустя в желудке запекло так, словно в него вылили расплавленный свинец, а на глаза навалился вечный мрак. Глазные яблоки, затвердевшие как камень, стали быстро распухать, вываливаясь из орбит и давя всеми нервными окончаниями на отмирающие клетки головного мозга. Он закричал так, как не кричал никогда в жизни. Молодой организм, вдруг почуяв веяние холодного дыхания вечности, весь напрягся, мобилизуя все свои ресурсы и жизненные силы, но противостоять огромной дозе метилового яда, который мгновенно уничтожил все жизненно-важные органы, было невозможно.
От крика с шумом и мерзким карканьем сорвалась с деревьев стая воронья, устроивших ночевку на широких лапах елей рядом со сторожкой. Перелетев на соседние деревья, они, недовольно ворча и перекликаясь, косились, склонив головы на бок, на заснеженную избушку, из которой по всей тайге разносились дикие вопли о помощи.
-Я ничего не вижу, я ослеп, помогите, я умираю, - стонал еще недавно полный сил мужчина. Он перевернул стол и катался среди битой посуды, снеди и бутылок, в одной из которых еще оставалось смертельная доза, но об этом не знали мечущиеся по избе двое мужчин, пытающиеся что-то понять и помочь своему товарищу.

- ХХХ –

Плоский мерцающий монитор компьютера корейской фирмы «Самсунг» вот уже битый час радовал глаз сменяющимися картинками осеннего леса. Багрово-красный листопад кленовых листьев плавно переходил в унылые пейзажи вспаханных озимых полей и прозрачных, горных рек, струящихся между  отвесных, серых скал, покрытых у основания синеющим хвойным лесом с заснеженными вершинами, сверкающими всеми цветами радуги в лучах божественного светила.
Фаина Петровна прикрыла отяжелевшие от работы за компьютером веки и подушечками пальцев  слегка помассировала глаза. В кабинете быстро темнело, за окном один за другим зажглись два прожектора, вырвавшие из темноты проходную базы, где рядом с полосатым шлагбаумом была припаркована крохотная Хонда – Сити ярко красного цвета с помятой правой дверцей – результат неудачного маневра Фаины Петровны, считавшей, что на дорогах, как и в жизни, мужчины при любых обстоятельствах должны уступать место красивым женщинам.  Рядом, с будкой охранника, на деревянном крыльце, лежала крупная кавказская овчарка. Она, не мигая, смотрела на тускло освещенное окно третьего этажа кирпичного здания управления.
Когда овчарка была щенком, Фаина дала ей романтическую кличку Джульетта, и она к ней прилипла, как говорится, намертво, не смотря на грозный нрав сучки. Джульетта стала любимицей всего управления, особенно  неравнодушна к милому пушистому созданию была главбухша. Она каждое утро останавливалась у проходной и угощала щенка то палочкой печеночной колбаски, то копченой говяжьей рулькой. Частенько Джульетта ждала красную машину далеко за пределами базы и, улыбаясь по - собачьи, осторожно брала из рук женщины мясное лакомство, виляла коротким обрубком хвоста, неизменно чихая от потоков горьковато-сладких запахов французских духов, исходящих от своей хозяйки.
Фаина Петровна помахала из окна рукой своей любимице, затем прошлась по кабинету, нервно пощелкивая большим и безымянным пальцами, чем выдавала свое раздражение. Да, она нервничала, так как ждала  два звонка. Один из тайги, от личного шофера, с которым судьба свела ее еще до знакомства с Кругловым.
Павел Серебряков в свое время, отсидел два года за злостное хулиганство, состоящее лишь в том, что как - то изрядно перебрав, в три часа ночи стал ломиться в двери одной из своих невест, а когда вышел ее папаша с бейсбольной битой, то, не раздумывая, отправил старика в глубокий нокаут. Старику и было -то всего сорок пять годков от роду, но это не повлияло на решение суда. Оттрубив от звонка до звонка, Павел  пристроился плавруком на лето в спортивный лагерь «Спартак», раскинувший свои белые, словно паруса скоростного клипера,  палатки в бухте Мелководной, что на мысе Песчаном.  Избалованной материнской любовью и лаской Фаине, после девятого класса, угораздило по прихоти родителей «отдыхать» в этом райском уголке, откуда в утренние часы, когда свежий океанский ветер разгонял черную массу смога, хорошо просматривался Владивосток на другом берегу Амурского залива.
Ежедневные, июньские дожди и полчища комаров не очень - то располагали к плаванию в прохладных, морских водах, поэтому все свободное время плаврук Серебряков отъедался после скудной лагерной пищи, отсыпался и успешно ухлестывал за молоденькими, статными тренершами. Фаина, обладая особой привлекательностью не только своей смуглой мордашки, но и округлыми формами тела, тоже попала в поле зрения Серебрякова. Павел, как бы взял над девчонкой шефство, оградив девушку от назойливых и безрассудных сверстников. И это нравилось Фаине. Ухаживания тридцатилетнего, со скромной корявой наколкой в виде фиолетовых куполов церкви на груди молодого мужчины, придавало ей особый статус среди подруг.
Фаина слегка побаивалась Серебрякова, но от него веяло такой мужской силой, уверенностью и романтикой,  что весь месяц Фаина находилась на какой-то высоте женского блаженства, тем более, что Паша не позволял себе даже поцеловать девчушку, ему этого хватало темными ночами с лагерной поварихой Валюшей, высокой девушкой с большой грудью и бедрами. А в это время Фаина смотрела сладкие сны и не хотела просыпаться.
Так бы и расстались навсегда Павел и Фаина Рубан,  но судьба не зря сводит людей, чтобы просто так расставить, развести их в разные стороны. Они встретились снова только через десять лет, когда Фаина уже была замужем, имела ребенка и работала у Круглова, а Павел после очередной отсидки шлялся по городу в поисках денег или случайного заработка. Ему предложили подработать на автозаправке в центре города, и вот он в синем комбинезоне с заправочным пистолетом в руках вдыхает своими, уже пораженными спорами туберкулеза легкими, бензоловые пары и заправляет сверкающие машинки богатых и не очень бедных автолюбителей. Что и говорить, в свои сорок с небольшим лет, он не мог накопить деньжат даже на скромную «Королку», хотя к чему она ему, он ведь никогда и не копил. Как только появлялись шальные деньги, он избавлялся от них, как наркоман от своего смертельного зелья. А мест для этого в городе становилось все больше и больше. Ночные клубы, казино, просто рестораны и забегаловки с бассейнами и массажными, словно клещи, впившись в тело, не отпускали человека, пока у него хоть немного шелестела в кармане валюта любого достоинства.
Вот подъехала очередная потертая Хонда, Павел воткнул пистолет в горловину бензобака и подошел к плавно открывающемуся затемненному стеклу на помятой дверце.
-Мне полный бак, Паша.
Серебряков вздрогнул, знакомый голос, словно из глубины веков, заставил напрячься его давно не тренированную память. Он, наклонившись, вгляделся в миловидную женщину за рулем, пытаясь разглядеть знакомые черты. И, хотя голова ее была обмотана блестящей, атласной косынкой, он без труда узнал бы ее - его первую, чистую и непорочную любовь.
-Фаина, ты, девочка моя, как я рад!
-Ну, предположим не девочка и не твоя, - улыбнулась Фаина, изящно приподняв большие матовые очки.- Ты что здесь делаешь? - Кивнула Фаина в сторону разукрашенного рекламами «Шелл» и «Мобил» здания автозаправки, - не мог себе ничего лучшего подыскать, держи мою визитку, позвони на днях, я для тебя придумаю что-нибудь получше. Она нажала на акселератор, и красная Хонда бесшумно сорвалась с места, оставив наедине с воспоминанием бедного Пашу Серебрякова.
Он внимательно рассмотрел визитку, ухмыльнулся, вспоминая что-то свое, и синей от наколок рукой засунул золоченую картонку в нагрудный карман рабочего комбинезона. На следующий день он уже в качестве двоюродного брата Фаины восседал перед внимательным взором босса. Круглов просмотрел документы Серебрякова, еще раз изучающее осмотрел заостренные черты лица, татуированные кисти рук, это насквозь пропитанное запахами вонючих, переполненных камер существо -  протеже Фаины Петровны. Конечно же, он понимал, что перед ним обычный зэк, никакого отношения не имеющий к его главному бухгалтеру, но во - первых он не мог отказать Фаине, которая последнее время начинала подавать надежду и оказывать признаки внимания к шефу, во-вторых ему непременно хотелось заглянуть в прошлое своей несравненной и неприступной богини. Может, и не такое оно было безмятежное, как указано в анкетах, или те немногие интимные тайны, что он выведал у своего приятеля Стаса во время дружеских попоек в сауне, было лишь вершиной айсберга загадочной женщины. Стаса Колдина, кстати, он пристроил у себя тоже по просьбе все той же Фаины Рубан, не изменившей фамилии после замужества, а этот факт наводил на размышления. Близких людей к своему кругу людей Круглов обязан был знать от и до.
-Короче, мне нужен верный, неболтливый человек, – твердо, без предисловий начал Круглов, - с пьянкой и курением придется распрощаться навсегда. Если это тебя устраивает, то с завтрашнего дня принимай новый «Краун», Фаина Петровна сказала, что ты классный шофер, и я ей верю.
Паша Серебряков действительно отменно водил любую машину. В лагере он работал в мастерской, где для «кума» собирали по частям из битых иномарок вполне приличные авто. Часть из них уходили на рынок и по поддельным документам колесили по ухабистым дорогам России. Оставшиеся, наиболее привлекательные, с хорошей ходовкой и неубитыми двигателями, «кум» презентовал начальству, да и сам он был «неплохой» ездок, раз в месяц менял себе машину, разбитую вдребезги по пьянке. Павел всегда удивлялся, как это бог бережет такую законченную сволочь, вскоре он по лагерной почте узнал, что «кум» все же влетел в бетонное ограждение своего же коттеджа вместе с двумя такими же лагерными псами. Мертвецкое опьянение на этот раз не помогло ни одному из этих проклятых всеми зэками волков в погонах.
Единственно доброе, что удалось получить Паше за решеткой – это умение хорошо разбираться в машинах и великолепная водительская практика. Когда «кум» раз в полгода устраивал собственное ралли вокруг зоны  на битых «тойотах» и «нисанах», Павел Серебряков не раз получал главный приз – три дня свидания с девочкой из соседнего женского лагеря в маленькой комнатушке с железной панцирной койкой, столом и стулом. Водку и марафет Павел добывал здесь же через охранников за «заработанные» в карты деньги. Руки у него действительно оказались золотые, что при виртуозном раскладе карт, что при работе с двигателем любой марки.
Итак, Павел действительно оправдал надежды своего нового шефа. Он прекрасно водил и разбирался в машине, был опрятен и точен, с водкой он давно завязал, предпочитая государственным суррогатам густой, наваристый чифир из хорошего цейлонского чая, но вот насчет верности…. Через месяц работы Фаина, как - бы между прочим, подсела к нему в машину, когда Павел ожидал Круглова у ворот проходной. Она расспросила о делах, с легкой иронией вспомнила безмятежное детство, призналась, что Павел, был ее первой любовью, на что Серебряков, скосив на Фаину глаза опытного и битого жизнью человека, спросил.
-Что-то нужно, я должен отработать.
Фаина не ожидала такого прямого вопроса и на секунду смутилась, но, мгновенно собравшись, также спокойно продолжила.
-Дело очень деликатное, его можешь сделать только ты. Если все пройдет удачно, у нас будет все, возможно и любовь.
Павел вскинул брови и с интересом посмотрел на женщину.
-Как люди меняются, - сказал он, как бы в пространство, - говори что делать, ты ведь знаешь, я твой должник и, наконец, ты мне нравишься как женщина, как нравилась тогда в свои пятнадцать.
-Ну, вот и ладненько, слушай и запоминай.
После разговора Фаина вышла из машины и, присев на корточки приласкала огромную кавказскую овчарку, бросившуюся к ней на грудь.
-Ты моя, единственная, верная девочка, - прошептала женщина на ухо скулящей и обдающей ее жарким дыханием, собаке, - скоро твоя хозяйка уладит дела и заберет тебя к себе, потерпи Джульетта.

- ХХХ-

    Другой звонок из Москвы от Стаса Фаина ждала с еще большим нетерпением. Муж пообещал позвонить, как только уладит все дела и подпишет документы по приватизации базы в Главном управлении  треста. После того как документы оформят на нее, как на исполняющую обязанность генерального директора, можно было переходить к следующей фазе осуществления ее блестяще задуманного и коварного или, как она считала, вполне приемлемого для сегодняшнего времени, плана. Фаина Петровна просчитала все точно, все, как казалось женщине и бухгалтеру, до последних мелочей. В то время, как Круглов отправил Стаса, своего зама по общим вопросам, оформлять документы на приватизацию базы в Москву, Фаина договорилась с местными дилерами о поставке для шефа новой «игрушки» - «Круизер» последней модели, который должны были доставить прямехонько из Японии, с острова Хоккайдо в Рудную пристань. Вся таможенная служба небольшого порта уже давно была прикормлена Семеном Кругловым, и через зеленый коридор машины различных марок беспрепятственно проходили на территорию России, а затем и базы, откуда с накруткой распределялись богатым дядям и тетям.
Единственным человеком в управлении, кто не имел сегодня новенькую иномарку, была Фаина Петровна, но она и не спешила, выжидала  до поры до времени. Ничего, скоро все будет по иному, скоро все это будет ее и эта база и все машины и квартиры, все…. Не зря же она третий год терпит назойливые приставания неугомонного Круглова, лавируя между шефом и мужем, как нежный лепесток розы в бурном и мутном потоке.
-ХХХ-

А ведь когда-то она была уже на грани того, чтобы выйти замуж за Семена Круглова. Ведь с этим пухленьким и рыжеволосым парнем она была знакома уже более десяти лет, и он неоднократно при живой, родной жене делал ей предложение. Мнение Стаса его мало интересовало, он уже не друг, он подчиненный, а Семен первый познакомился с Фаиной и, наверное, любил эту женщину. Впервые Семен увидел ее после окончания Торгового института.
Фаина Рубан, в то жаркое лето, поступала на первый курс бухгалтерского учета ДВИСТа, в своем родном городе Владивостоке. Она и еще две ее новые подруги с подготовительных курсов вышли перекурить под козырьком главного корпуса института, из стен которого вышли практически все преуспевающие торгаши портового города. Сегодня из стеклянных дверей потоком выливалась на улицы города дипломированная, золотая молодежь. Восторженные крики парней и улыбки девушек привлекали внимание прохожих. Им уступали дорогу повидавшие жизнь сорокоты и желторотые юнцы. Первые иронически улыбались, последние восторженно провожали взглядами новое поколение, но и те и другие знали, что сегодняшний праздник уже завтра превратится в серые будни с кучами проблем и ворохом забот, но сегодня был их праздник, и они хотели взять от него все сполна.
Среди пестрой толпы шагал и Семен Круглов. Он никогда не комплексовал из-за своего небольшого роста, конопатого, вздернутого девичьего носика,  черных, медвежьих глаз и круглого животика. Это был вполне уверенный в себе молодой человек, который за свои двадцать два года убедился, что внешность для мужчины важна лишь для фотографии на обложке журнала, или при первых минутах знакомства, все остальное было при нем. Это и острый ум, и сильный характер, и обаяние, которым он пользовался в любых ситуациях, особенно, при обольщении женщин. Семен шел прямиком к девушкам, улыбаясь во весь свой голубиный ротик, помахивая маленькой ладошкой, как своим старым знакомым.
-Привет, девчонки, на кого учиться собираемся, - он обеими руками обнял за талию двух подружек, отчего те взвизгнули и съежились, словно испуганные подростки. Фаина отступила на шаг и от такой неслыханной наглости поперхнулась дымом своих любимых сигарет «Салем».
-Семен, - представился парень, артистично наклонив голову. – Только что защитил диплом, приглашаю дам, прямо сейчас, в мой ресторан «Приморье». С завтрашнего дня меня взяли на должности замдиректора, почту за честь познакомиться с такими прелестными барышнями за бутылкой хорошего венгерского вина.
Фаина критически осмотрела нового знакомого, пока тот рассказывал пошленький анекдот про первокурсницу и профессора с тряпочкой, затем усмехнулась и, затушив окурок о бетонный парапет, пошла к выходу. Сзади послышались торопливые шаги, и кто-то крепко ухватил ее за руку. Девушка сморщилась от боли.
-Отпусти, мне некогда.
-А вот у меня с этого момента всегда есть время для тебя, - Семен произнес это спокойно, без вызова, даже чуть смутившись. – Приходи, прошу тебя, а на счет математики не переживай, если придешь – считай, уже зачислена. Девушка вырвала руку и, гневно сверкнув глазами, ставшими вдруг похожими на глаза пантеры, потревоженную во время сна после утомительной охоты, скрылась за дверьми читального зала.
Фаина вовсе не собиралась верить этому болтуну, она с детства усвоила отцовский наказ, подполковника в отставке, мечтавшего остатки жизни провести в далеком и холодном  Санкт - Петербурге – городе своей мечты. Он ненавязчиво, но с нудным постоянством военного человека твердил дочери:  «Всего в жизни надо добиваться самостоятельно, только честным, добросовестным трудом…», а потому весь оставшийся день, повинуясь заветам правильного родителя, Фаина, сморщив хорошенький носик, зубрила формулы, строчила шпоры, примеряя исписанные мелким почерком бумажные гармошки под кружевные резинки на стройные, цвета слоновой кости, словно полированные ножки, в области бедра. Во время этого занятия и прозвенел роковой звонок, который резко перевернул всю ее прежнюю жизнь.
-ХХХ-
Как Семен вычислил номер ее телефона, осталось загадкой до сегодняшнего дня, тем не менее, внутренне она была готова к этому звонку, она даже тайно ждала его услышать, да и любопытство взяло верх, кому не приятно ухаживание пусть не очень симпатичных, но настойчивых и смелых ребят. И вот она, переодевшись в новую широченную джинсовую юбку, обильно украшенную разноцветными полудрагоценными камнями и прозрачную индийскую марлевку, прицепив для прикрытия поводок с карабином к ошейнику скулящего спаниеля, по кличке Хантер, вышла на освещенную огнями улицу. Ведь дом ее находился прямехонько напротив гостиницы «Приморье» с одноименным и хорошо известным своей кухней рестораном на первом этаже.
Суетливый кокер тщательно обнюхал кроссовки подвыпившего Семена и его высоченного приятеля в форме курсанта ДВВИМУ – местного высшего мореходного училища. Закончив собачью работу и облегчив свой натруженный за день мочевой пузырь, Хантер уставился влюбленным взглядом на хозяйку, ожидая команд. Но у хозяйки неожиданно, за все ее семнадцать лет вдруг как-то не по детски вздрогнуло и часто забилось сердечко, как у голубки в опытных руках птицелова. Сквозь тело пробежал какой-то радостный разряд чужой положительной энергии, и юное тело с радостью приняло сигнал. Она поняла, что энергия исходит от стоящего напротив, высокого чуть покачивающегося и совсем не примечательного парня. Это был Стас Колдин, будущий судоводитель, боксер и к великому разочарованию Фаины – неисправимый бабник и лгун.
Сколько в будущем придется претерпеть бедной девушке из-за слабости своего избранника к женскому полу, а особенно к легко доступным подругам Фаины, известно лишь, наверное, огромной кавказской овчарке Джульетте, с которой женщина каждое утро разговаривала о всех своих проблемах. Подруги соблазняли Стаса не из-за каких-то особенных мужских прелестей, просто, чтобы сделать «приятный» сюрприз любимой подружке, хотя, наверное, Стас считал себя неотразимым и все победы приписывал только своему обаянию и сплетням о своих мужских достоинствах. В конце - концов к тридцати годам Фаина нашла в себе силы избавиться от всех подруг, но Стас, пока был при ней, и она с холодной расчетливостью умной, восточной женщины камень за камнем строила, как ей казалось, свое светлое будущее.
-ХХХ-

Но все это будет потом, а сейчас, теплой июльской ночью, когда из открытых окон ресторана плавно растекалась дурманящим медовым запахом отцветающих тополей божественная мелодия Джулай монинг, неувядающей английской группы «Юрай Гип», Фаина в прямом смысле слова растаяла, жизнь покатилась под откос.
Стас, скованный неосторожно брошенным взглядом девушки, замер, он казалось, пытался что-то сказать, но уста лишь едва шевелились, напоминая безобидную овечку, жующую свежую травку у вершины неприступной скалы. Его глаза, чуть блестящие от принятого спиртного вдруг вспыхнули тысячами костров, заискрились миллионами ярких звезд в бездонном взгляде девушки.
-Вы, Фаина? – наконец произнес он, - Саша Блок сто лет тому назад уже написал про вас.
-Что же такое мог знать про меня Саша Блок еще сто лет тому назад? – озорно улыбнулась Фаина.
-А вы послушайте:
«Вот явилась. Заслонила
Всех нарядных, всех подруг,
И душа моя вступила
В предназначенный ей круг.»
-Ты что, Стас, перепил, чего это тебя понесло, какой круг? - Семен помахал рукой перед немигающим взглядом приятеля, проверяя его реакцию, но боксера словно парализовало. Он, как загипнотизированный мышонок, шагнул навстречу к девушке, положил тяжелые руки ей на плечи и продолжил:
«Золотой твой пояс стянут,
Нагло скромен дикий взор!
Пусть мгновенья все обманут,
Канут в пламенный костер!»
-Ну, уж нет, с меня хватит, - Семен отстранил приятеля от притихшей и опустившей голову девушки, - сегодня ни каких костров и мгновений, не порть мне праздник, братишка, а то обижусь и украду Фаину, будешь искать и никогда не найдешь, - он наигранно засмеялся, - тебя просто невозможно ни с кем знакомить, сразу начинаешь мозги девчонкам морочить, лучше пойдем обратно в кабак, там публика простая и без стишков все понимает, - он ухватил упирающуюся Фаину под руку и потянул к открытой двери ресторана, откуда уже неслась унылым смычком по затертой, цыганской скрипке забойная еврейская мелодия «семь сорок». Местные лабухи профессионально исполняли этот шлягер по заказу разогретой публики, как правило, под занавес закрытия ресторана, откуда вся, еще не достаточно отдохнувшая публика, плавно перемещалась в одноименный ночной дансинг - клуб, чтобы в пропитанном потом сотен беснующихся юнцов зале, уже под действием заветных «колес» насиловать свое молодое тело до рассвета в громе железного рока и мерцающем тысячами цветных юпитеров прокуренном зале.
-Я не могу, - сопротивлялась Фаина, у меня Хантер.
-Ничего и спаниелю найдем местечко, будет наших местных героинщиков гонять, а Стас своими кувалдами поможет песику.
-Нет, нет, ребята, только не сегодня, я завтра сдаю математику, это серьезно.
-Да мы завтра все порешаем с экзаменами, - успокаивался Семен, - я эту публику давно знаю, твое дело – только появиться.
-Нет и нет, я пойду , извините, спасибо за приглашение и вас, по-моему ждут, - улыбнулась Фаина, кивнув на двух, вызывающе накрашенных в супер коротких мини юбках, девушек. Они нервно прохаживались по фойе и бросали обиженные, непонимающие взгляды в сторону Стаса и Семена.
-Я вас провожу, - нашелся Стас и легонько дотронулся до маленького локотка девушки. Она вздрогнула и посмотрела на Стаса. В ее взгляде застыл вопрос, понятный любому влюбленному. «Ты серьезно, не шутишь?», но, сохраняя безопасную дистанцию, Фаина все же отдернула руку.
-Не надо, здесь близко, - она легко, словно змейка, вывернулась из объятий неуправляемого влюбленного юноши и быстро пошла через дорогу к своему дому. Стас догнал ее уже у подъезда и, развернув за плечи, серьезно произнес:
-Фаина, я люблю тебя, выходи за меня замуж.
-Ты что сумасшедший, или пьяный, - девушка нервно засмеялась. В груди у нее похолодело и противно заныло в пояснице. – Ты что, всем так говоришь, - обиженно поджала губки девушка, словно ее оскорбили самыми последними словами.
-Я не пьяный и никому до тебя об этом не говорил, - Стас прикоснулся губами к бархатной, как кожица персика, пухлой щечке. Фаина не отстранилась, а, только закрыв глаза, часто дышала, затем встрепенулась и, вытянув руки вперед, отпрянула от парня.
-Если хочешь, позвони мне завтра -  сказала она на прощанье и скрылась в просвете лифта.
Стас помахал рукой и вышел во двор. Он достал пачку «Кэмела» и закурил, руки его дрожали.
-Давай к нам, - услышал он голос Семена, - хватит на сегодня поэзии, пора прозой заняться.
-ХХХ-

Два звонка….  Фаина осторожно подняла трубку. Она уже чувствовала, что это те самые колокола, возвещающие о смерти.
-Фаина, дорогая девочка, все вроде бы получилось, шеф, как ты и предполагала, нашел свою последнюю бутылку, - голос у Павла дрожал.
Фаина Петровна замерла. Женщина вдруг ясно представила, как все произошло, и внутренне ужаснулась. Она поняла, что сделала что-то неправильное, но отступать было некуда.
-Ну, Паша, говори яснее, нас никто не прослушивает, что там у вас?
-Егерь Матвей ввязался. Я-то думал он смертельно пьяный валяется где-нибудь в сарае, а этот старый хрыч накормил собак и спокойно спал в нашей «Тойоте», а когда все это произошло, он со Скварой прокачал шефа огромной клизмой отваром из манжурского ореха. И откуда в этой хижине клизмы ума не приложу! После этой процедуры Шеф стал подавать признаки жизни, и мне пришлось везти его в районную больницу. А что мне оставалось делать!?
-Ну и козел ты, Паша, - голос у Фаины стал грубым и властным, - простейшее дело загубил, где сейчас Семен?
-В реанимации, но шансов на выживание один из ста.
-Мне этот один из ста может стоить всей моей остальной жизни. Ты деньги то у него вытащил, надеюсь, хоть этому тебя жизнь научила или разучился профессии на приличной работе.
В трубке стояла тишина, только как из могилы тянуло неприятным звоном посторонних шумов, словно кто-то безмолвно перешептывался о содеянном, и с явной поддержкой посмеивался, принимая в свои ряды очередных членов предателей и убийц.
-Фаина Петровна, - спокойно продолжил Павел, - поверь мне, я за свою жизнь сполна насмотрелся на такие штучки, гарантирую тебе, он - не жилец.
-Если это так, - Фаина сделала долгую паузу, - послушай женщину, но не делай наоборот, иначе у нас дальше дел не будет. Так вот, наверняка местный участковый вас будет расспрашивать, копать. В сторожке ничего не трогай, не подчищай, а как уладишь дела, лети ко мне. Семушка выкарабкается или нет – это уже не важно, звонил Стас из Москвы – вся база оформлена на меня. Пакет документов через сутки будет в моем кабинете, так что действуй.
-Слушаюсь, хозяйка.
Фаина почувствовала иронию в словах своего подельника и бывшего возлюбленного и чтобы смягчить напряжение уже более теплым голосом, словно кошка промяукала.
-Паша, я тебя жду, ты мне нужен.
-А как же муж?
-Пока он там летает – я оформила развод.
-Ну, ты блин, волчица, Фаечка, - в трубке хохотнул зэковский голос, - я даже в лагере таких не встречал.
-Встречал Паша, - когда мне было пятнадцать, Короче, разговор окончен, жду тебя и готовлю людей на базе. Мне здесь нужен надежный и верный помошник - все.

-ХХХ-

Двухместный золотисто-серый «Прадо» шел на предельной скорости в сторону города.  В салоне автомобиля стояла тишина, лишь мелодично позвякивали колокольчики – знак того, что водитель перешагнул первый, запретный, скоростной барьер, но хозяйку тяжелой и послушной машины это не смущало. Она была на вершине счастья. Два дня, что Фаина провела с Павлом в таежной заимке недалеко от горнолыжной базы в Арсеньеве – были, пожалуй, лучшими днями в ее жизни.
Уже смеркалось, но когда машина легко выходила на вершину одного из перевалов – день будто бы возвращался багровыми закатами за кромкой соснового леса, чтобы потом опять уступить место настойчивой мгле, превращающий летящие мимо деревья в сплошную темную массу.
-Фаинька, девочка, выключи дальний свет и сбавь скорость, не гони, - почти умолял Павел, с удивлением и обожанием рассматривая в полумраке салона знакомый профиль, пышные волосы и улыбку, которая даже в темноте светилась упрямством и любовью. Фаина волновалась и потому женские запахи, смешанные с французскими духами обильно растекались по салону.
-Отстань, сегодня мой день, - Фаина повернулась к нему и потянулась за поцелуем, но затем тряхнула головой и засмеялась.
Машина вильнула, но Фаина быстро выровняла ее и опять вдавила педаль акселератора.
-Хороший ты, Паша, мужик, но через - чур осторожный. Я даже подумала ты и со мной долго осторожничать будешь, но ты меня не разочаровал. – Она чмокнула в темноте губками и опять улыбнулась, глядя на Павла. Затем притихла, вспомнив сильные Пашкины руки.
«Какой он оказался ласковый, а с виду свирепый, неудовлетворенный и голодный волк». Фаина положила теплую ладонь на жесткое колено мужчины, отчего тот затрясся легкой дрожью.
-Все, Паша, все получилось так, как я задумала. Я всегда знала, что добьюсь своего.
Павел кивнул головой и звякнул зажигалкой, осветив прекрасный силуэт. Сладковатый дымок пополз по салону.
-Скоро КП, давай я сяду за руль – опять попросил Павел.
-Нет, я сказала, нет, - Фаина, будто дразня судьбу, вдавила педаль акселератора до упора. Колокольчики звенели также привычно, словно это была запись какой-то особой, утонченной мелодии.
Машин на трассе почти не было, но даже и те, что попадались навстречу, пытались прижаться к противоположной бровке, не желая иметь дела с этой золотисто – серой птицей, из глаз которой мощные лучи разрезали темноту осенней ночи.
Удара они не почувствовали, они уже были на небесах, когда машина, зацепив бровку, врезалась в стальной столб. Одинокий столб на дороге, очевидно, долго поджидал подходящую жертву, и вот она прилетела -  золотая птица. Он лишь слегка согнулся и протяжно загудел, когда красавица птица, вылетевшая из темноты, ударилась грудью о его несгибаемую стальную плоть. Смерть с радостью приняла в свои объятья двух влюбленных, когда еще свернутая, словно штопор, хромированная стальная дуга не звякнула где-то впереди метров за сто от трагедии.
Машина развалилась на две половины, но еще дышала горячим двигателем, из которого, словно кровь, расползалось по мокрому асфальту дымящееся масло. В груде железа можно было увидеть  рваный кусок цветного шифонового платья и белую туфельку. В луже масла поблескивали золотые часы «Ролекс» - подарок Фаины своему возлюбленному.

-ХХХ-

По узкой, извилистой тропинке поднимались двое мужчин, лавируя между оградками могил и надгробий. Один в черном костюме, больших черных очках и с тростью с трудом удерживал на широком кожаном поводке большую рыжую кавказскую овчарку.
-Джульетта, не тяни так, успеем, у нас теперь много времени.
Мужчина шел, запинаясь, слегка закинув голову назад. Под руку его придерживал высокий накаченный малый в черной майке, джинсах и рюкзаком за спиной.
-Стас, как ты не проследил, не мог что - ли место у дороги купить.
-Да не переживай, Семен, уже пришли.
Стас скинул брезентовый рюкзак, достал кусок замши и протер небольшой квадрат черного гранита.
-Читай, Семен.
Мужчина в темных очках осторожно кончиками пальцев прошелся по надписи, выбитой в граните.
Фаине Рубан
«Часы торжества миновали
Мои опьяненные губы
Целуют в предсмертной тревоге
Холодные губы твои»

-Это опять твои выдумки, Стас, - он снял очки и платком протер влажные бесцветные глаза и красные веки. Губы его дрожали.
-А ты знаешь, черт побери, не верю я, что это Фаина все устроила, не верю.
Он прижался к холодному мрамору губами, плечи его затряслись.
-Не верю!
Стас ухмыльнулся и начал раскладывать прямо на траве закуску и выпивку.


Декабрь 2004 года