Мать и крыши
Дождь в который раз уже забарабанил по крышам, вновь стало темно и сыро. Только теперь мать заметила густую сочнозелёную траву возле водосточной трубы и удивилась, как быстро заявляет своё право на существование живое существо, со всех сторон замурованное в асфальт и камень. Надо же! Наверное, что-то подобное поразило белогрудую кошечку в окне напротив. Как и мать, она часто смотрела сквозь оконное стекло во двор, только стекло у неё было почище, виднелась белая занавесочка, и какой-то цветочек в горшке стоял рядом. "Уют и покой",- подумала мать с горечью.
А утром был страшный град. Весь двор внизу покрылся белыми упругими шариками, и ветер сдувал их со средины асфальта, прижимал к стенам и углам. Град исчез как-то вдруг, стоило выглянуть солнцу. Вот и сейчас ярко заблестела крыша дома напротив и солнечный свет нагрел стекло, подоконник и залил своим сиянием Маленького Кролика. На самом деле это был не кролик, а небольшая карликовая крыса по имени Марк, Марконя. Крыса доживала свои последние месяцы жизни (век грызунов недолог!), почти всё время спала, собравшись в комочек, и несколько раз в день выходила поесть, попить и пообщаться с матерью. "Марк, Марконя, выходи",- говорила мать и в жилище Марка начиналась возня и шевеление. Потом Марк высовывал мордочку из убежища и шевелил носом и усами. Удостоверившись, что ему ничто не угрожает, он высовывался весь, хватал семечку из кормушки и тотчас же шмыгал обратно, оставляя снаружи длинный хвост. Сейчас хвост был синим. "Замёрз",- подумала мать и не стала больше тревожить Марка.
Прилетел воробей, мокрый и жалкий. Он поддался обману солнца и вылетел из укрытия. Вот тут-то и настиг его новый шквал дождя и ветра. Как колибри, он бултыхал крылышками, зависнув над карнизом, но сесть не решился - человек рядом. Улетел. А мать смотрела ему вслед и жалела. Он был один в небе над дворовыми крышами, и дождь стегал его что было мочи.
Прошлый раз прилетела ворона. И не было никакого дождя. Она появилась в окне внезапно, большая и грозная, с огромной головой и выпуклыми глазами. "Не к добру",- мелькнуло в голове у матери. Она вспомнила NEVЕR МОRЕ, испугалась чего-то, но тут же постаралась отогнать от себя мрачные мысли. Ворон, говорят, живёт триста лет. А ворона? На набережной мать встречала очень больших ворон, с кошку величиною, старых, хохлатых и важных хозяев набережных. Нисколечко не боясь человека, они разгуливали по гранитному тротуару, не прыгали в сторону и не улетали, всем своим видом давая понять, кто здесь, на Фонтанке, настоящий хозяин. Не ты, человек, не чайка над водою, не селезень, плывущий на волне в залив, а я, я, старая мудрая ворона, прожившая весь свой век на берегу этой свинцовой реки, видевшая многих и многое, потому не боюсь ни тебя, ни автомобилей, мчащихся с шумом и грохотом по своим делам. Да, как много значит время. Вспоминались слова старой песни, которую часто пела в молодости. Мелкий дождь моросит, до чего он хорош, я по лужам брожу без пальто, без галош... Вспомнила и свои первые стихи о любимом городе. Город любимый, в сетке дождя, мокрый асфальт, пронзительный ветер..." Что же ты грустишь? Вот он, твой любимый мокрый город, твой мокрый асфальт, твой дождь и ветер. Почему же ты вспоминаешь NEVER МОRЕ, жалеешь воробья и пытаешься установить виртуальный контакт с кошечкой и крыской? Одиночество. Надвигающаяся нищета, болезни, старость, забвение. Вся прошлая жизнь ни к чему. Была или не была - всё равно. Твои стихи, твои статьи, твои взлеты и прозрения- всё это ни к чему. Слушаешь дождь, смотришь на кошечку, и над тобой кружит чёрный ворон. Твой я или не твой? Скажи мне, чёрный ворон. Нет ответа. Прилетал воробей, улетел. Может быть, я ещё кому-то нужна? Может быть, собрать силы- и в последний раз? Очень мокро за окном. Темно и сыро.
***
Маленький Кролик был живучим. Всё своё время он проводил, болезненно сжавшись в комочек, уткнув свою полуслепую мордочку куда-нибудь в клочки бумаги, быстро-быстро вздрагивая всем тельцем и приподнимая больной зад, от которого фактически осталась только левая половина и длинный голый хвост. Правая сторона некрасиво обнажилась, зияла пустым пространством между анусом и длинным синим бедром, похожим на общипанную куриную ножку. Маленький кролик болел какой-то старческой мышиной болезнью, отнявшей у него семенник и ещё бог знает что, грязно торчащее на колтуне шерсти. Если бы не синтомициновая мазь, которой мать смазывала крыску несколько раз в день, приподняв её двумя пальцами за "подмышки", зверёк давно бы издох. А так, дрыгая лапками, дёргая надутым животиком, он постепенно замирал от прикосновения холодного лекарства. Видимо, чувствовал, что ему помогают пережить боль. Назойливая муха в который уже раз присаживалась к кормушке кролика и сердито гудела, когда её отгоняли. "Ах ты, дрянь такая,"- говорила мать, замахиваясь на муху, но та ловко увёртывалась и вновь приближалась к больному зверьку - урвать чего-либо. Крысёнок очень любил сырые семечки. Уцепив одно семечко ртом, он забивался в укромный уголок, брал семечко передними лапками и, как белка, начинал лузгать его и лакомиться мягкой мякотью. Ещё он любил сметану и ряженку, но сейчас, наверное, ему это было нельзя. В хорошие времена он с аппетитом поедал кусочки блинов или оладий, не гнушался гречневой или рисовой каши, любил хлебные палочки - соломку. И если в юности своей в любое время дня и ночи с удовольствием лакомился сметаной, то в старости любил выискивать в кормушке чёрные семена подсолнечника и наслаждаться ими в тёмном закутке своего шерстяного домика. Других удовольствий в его жизни не было.
****
Третий день, входя в комнату с половой тряпкой, чтобы вымыть пол, мать каким-то боковым чутьём ощущала пустоту второй полки бельевого шкафчика, где обычно стояла коробка с Маленьким Кроликом. Пусто. Кролика нет. С каким-то неловким ощущением вины перед ним мать вспоминала, как он судорожно прыгал в смертельной агонии, укусил дочь, которая с перепугу взяла его на руки и наивно старалась "передать ему своё биополе", как он, наконец, по какому-то ему одному свойственному инстинкту уселся больным задом в блюдце с водою (видимо, пекло ему раны смертельно!) да так и застыл, окаменев и закрыв глаза навеки.
***
Мать и дочь плакали, а потом дочь положила Кролика в пакет с его "личными вещами" - кормушкой, блюдцем, опилками, оставшимися зёрнышками и семечками, завязала узелок и пошла на Фонтанку. Привязала камень, чтобы не всплыл. Но Кролик всплыл-таки. И медленно-медленно поплыл по Фонтанке в сторону залива. Где-нибудь прибьёт его к берегу и чайки растребушат пакет и выбросят из него мёртвого Кролика. Ну, а о дальнейшем мать старалась не думать, а прочитав свой рассказ о нём, плакала горько и навзрыд, приговаривая: "Ой, как же жалко Кролика! Бедный, бедный Кролик! О-О-О!".
P.S. Свой комментарий по поводу:
писалось давно, восемь лет назад, когда мы продали квартиру в Ставрополе и приехали в Питер искать новую жизнь. Таково было желание дочери. Но время шло, квартиры, что попадались, были либо дорогие, либо криминальные, либо очень-очень плохие. Деньги уходили, дочь уходила к подругам на недели, мать болела и не могла сходить к врачу из-за отсутствия прописки, пенсию не давали по той же причине, и мать сутками лежала на 4 этаже малюсенькой съемной комнатки, слушала шансон или читала. А когда совсем ехала крыша, разговаривала с птицами, кошечками и кроликами. Вот почему получилось такое слезливое МАКРО.
© Copyright: Галина Чеснокова, 2008
Свидетельство о публикации №1807020233