Стояла ранняя осень 1951 года. Семён - коренастый, плотно-сложенный мужик лет шестидесяти, шёл на базар. Воскресный базар Семён старался не пропускать. Ему всегда нравилась эта рыночная сутолока, этот непередаваемый запах рынка, его дух. Вообще, Семён был мастером торговаться, и обычно всегда оставался с наваром. Бывало, купит вещь за гроши, отойдёт в сторонку и тут же перепродаст дороже. Но в последнее время с торговлей у него что-то не ладилось: то продавец упрётся, цену не сбрасывает, то на товар спроса нет, то цена упадёт.
Но сегодня у него было хорошее настроение. Он шёл, мурлыкая под нос песенку. На нем были армейские галифе военных времён, уже изрядно потрёпанные, который с трудом сошлись под выпиравшим наружу животиком, солдатская рубаха, без нашивок и старенький пиджак, в кармане которого было целое состояние – пятьдесят рублей.
Первым делом свернул в торговые ряды. От вида и запаха съестного в животе заурчало. На длинном деревянном прилавке молочного рада, продавщицы аккуратно выставили свой товар для продажи: крынки с молоком, ёмкости со сметаной, тарелки с творогом. Семён придал себе важный вид и степенно, со знанием дела стал медленно двигаться по торговому ряду, приглядываясь к молочным продуктам. Торговки принялись наперебой предлагать свой товар. Семён остановился. Внимательно заглянул в крынку с молоком, покрутил в руках тарелку с творогом, понюхал. Хозяйка засуетилась и принялась расхваливать свой товар, заверяя в его свежести. Семён наклонился над сметаной и запустил туда свой палец. А надо сказать, что пальцы у него были необычные - удивительно широкие, в два раза шире, чем у любого другого человека, и когда он играл на гармошке, он зажимал не одну кнопку-клавишу, а сразу две, от этого звук получался удивительный, а известные мотивы песен звучали как-то странно и необычно. Запустив свой, немного согнутый палец, в крынку со сметаной Семён вытащил приличный кусок и отправил его в рот. Торговка замерла в ожидании, а тот смачно проживал сметану, а потом вдруг скривил такую гримасу на лице, будто вместо сметаны он положил в рот лимон, передёрнул плечами и даже сплюнул. От неожиданной реакции торговка сначала раскрыла рот от удивления, а потом начала что-то быстро тараторить, оправдываясь перед покупателями и другими продавщицами, от чего её речь стала похожа на кудахтанье курицы. А Семён, продолжая гримасничать, пошёл дальше по ряду. Остановился возле другой продавщицы. Та пододвинула вперёд крынку со сметаной. Семён демонстративно обтёр палец о пиджак, заглянул в крынку, приподнял, понюхал, поставил. Весь торговый ряд в тишине наблюдал за его действиями. Он, не торопясь, запустил в сметану свой палец, опять вынул увесистый кусок сметаны и отправил его в рот. Все замерли в ожидании. Семён прожевал сметану и опять скривился в гримасе. Стал мотать головой, передергивать плечами и даже трясти животом. Торговый ряд, как по команде оживился, начали обсуждать, предлагать попробовать свой товар. Обиженная продавщица раскраснелась и пыталась криком оправдать свой товар, упрекая привередливого покупателя в непорядочности, а Семён важно и чинно продолжил двигаться по торговому ряду. Остановился возле следующей торговки и стал разглядывать сметану. Торговый ряд стихал в ожидании. Продавщица, молча и пристально смотрела на Семёна, а тот не обращая на неё внимания, собирался было запустить в крынку свой палец, но тут боковым зрением увидел вырастающую из-под прилавка толстую палку. Он попытался увернуться от удара, присел, втянул голову, но удар всё равно его настиг и пришёлся в аккурат по хребтине. Бабы одобрительно зашумели. Семён пустился бежать, всё еще втягивая голову и прикрывая её руками, опасаясь нового удара. В след ему сыпались ругательства и упрёки. Забежав в другой ряд, он наконец распрямился и потёр ушибленную спину. Было слышно, как постепенно возмущение продавщиц сменялось на заразительный весёлый смех. Семён расправил плечи и важно стал двигаться по торговому ряду, где торговали разной утварью, часто останавливаясь, рассматривая товар со знанием дела, прицениваясь.
Гармонь Семён заметил ещё издалека. Сердце ёкнуло от радости. Он с трудом сдержался, чтобы ни прибавить шаг. Сначала прошел медленно мимо, как бы слегка коснувшись равнодушным взглядом. Потом лениво обернулся, подошел к прилавку и стал рассматривать гармонь.
- Ты, что ли, продавец? - обратился Семён к мужчине в солдатской гимнастерке.
- Моя гармонь, а что интересуешься?
- Да так, вижу инструмент, думаю, дай гляну.
- Гармошка хорошая, немецкая, трофейная. Я её с фронта для пацана вёз, думал, подрастёт, играть научится. А он попиликает, попиликает, а толку нет. Жена говорит, чего без толку лежит, пылится, продай, лучше справим пальто сыну.
Семён не слушал. Он внимательно рассматривал гармонь.
- Гармошка-то неважнецкая, смотри вон, меха худые, рассохлась вся. Эту рухлядь нелегко будет продать. Такого дурака поискать надо.
- Да, ты что?! Мы когда с фронта возвращались, на ней дружок мой Василий всю дорогу играл, заслушаешься. Просил ему продать, но я для пацана вёз, думал, играть научится…
Семён, не торопясь, надел гармонь.
Надо сказать, что на гармошке он умел играть мастерски, но сейчас был не тот случай, когда требовалось показать мастерство. Это было совсем не в его интересах. Поэтому он слабо зажал кнопки растопыренными пальцами, и гармошка издала противный скрежещий со свистом звук. Семён переставил пальцы, и гармонь вновь неприятно завизжала и задребезжала. Он еще несколько раз растянул меха, потом артистично скривился и покачал головой.
-Люди добрые, - обратился Семён к собравшейся толпе зевак, – вот такие гармони немцы делают, да на ней ни песни играть, а ворон на огороде пугать. Это ж надо так над инструментом поиздеваться, а некоторые товарищи это барахло домой везут. Тьфу.
Семён смачно сплюнул. Снял гармонь и демонстративно поставил на прилавок.
- Я ж пацану вёз, думал, играть научится, – оправдывался продавец.
Семён стоял, опершись на прилавок, и уходить, не собирался.
- Что ж делать то, браток? – обратился продавец к Семёну.
- Да, может, кто на запчасти возьмёт.
- Слышь, а может, возьмешь подешевке, я гляжу, ты разбираешься.
-Да на кой она мне! – Семен потянул гармонь, и гармонь истошно вздохнула прохудившимися мехами, - разве, что для соседа взять, рублей за пять.
- Ну, уж ты совсем за бесценок, – возразил, было, продавец.
- Ну, как знаешь, мне в том никакой выгоды нет, – ответил Семён и начал внимательно рассматривать трещину на шве корпуса, ковыряя её ногтем.
- Давай хоть за двадцать, – предложил несмело продавец.
- Нет, семь рублей и не больше, – отрезал Семён.
Продавец махнул рукой:
– А, забирай!
Семён придал своему лицу максимально равнодушный вид, а внутри ликовал от счастья. Он уже продумал, как быстро можно будет подшаманить ее, и перепродать прямо сегодня. Прикинул: сколько времени потребуется, чтобы залепить варом трещины в корпусе, затереть сапожным кремом меха, какие кнопки надо приклеить, чтобы не шипели. Он даже мысленно истратил куш на пенное пиво и воблу, как вдруг к прилавку подошёл щупленький мужичок:
- Здорово, Петро – обратился он к продавцу – что, всё-таки решил продать гармонику?
- Да вот… - замялся Пётр
- А чего, товар достойный, это ж вещь, её чуть подправить и сносу не будет. А главное звук у неё особенный, до того приятный, за душу берёт. Это ж фирма, если кто понимает.
Семён чуть не задохнулся от таких слов. Он побагровел от злости, выпучил глаза, силился что-то сказать, но никак не мог подобрать нужные слова.
- Да я, Виктор, вот сговорился за семь рублей – неуверенно начал Пётр
- Да ты что? Да, я у тебя её, прям сейчас, за четвертак возьму - сказал Виктор, прикуривая папиросу.
- Ишь, ты шустрый какой, – наконец-то выплеснул из себя Семён, – а я, что тебе, пустое место?! Я первым подошёл к прилавку, а ты, иди себе, куда шёл.
- А ты чего разошёлся, это рынок, кто больше даст, тот и покупатель, – спокойно, стряхивая пепел, ответил Виктор.
- Да эта рухлядь больше пятака не стоит, – громко заявил Семён, ища глазами поддержки у собравшихся зевак, которые бурно обсуждали увиденное.
- Рухлядь, говоришь? – Виктор взял гармонь, – на-ка, покури, – передал он папиросу Петру, а сам надел гармонь и начал играть.
Гармонь разлилась басом с переливами. Музыка шла ровным чистым потоком. На звук гармони с соседних рядов стали собираться люди.
Семён стоял весь багровый от злости. Кровь кипела. Он яростно сжимал кулаки и представлял, с какой радостью он бы сейчас врезал этому гармонисту. Наконец, гармонист закончил играть. Со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Виктор снял с плеча гармонь и сказал:
- Всё. Беру гармонь!
- Ты что же это себе позволяешь?! – прошипел Семён, – люди добрые, это что же получается? Я товар нашёл, о цене с продавцом договорился, а тут на тебе! Если ты законов рынка не знаешь, так хоть к моему возрасту уважение бы проявил, сопляк!
- А ты не петушись, – заявил Виктор, – даёшь цену выше - забирай.
- А это уже наше с продавцом дело, – продолжал кричать возмущенный Семён, и повернувшись к продавцу, стукнул кулаком по прилавку, заявил - Беру гармонь за тридцать рублей!
Толпа одобрительно загудела.
- Ишь, ты герой, за тридцать, – усмехнулся Виктор, – даю сорок!
- Пятьдесят! – громко крикнул Семён и со всего маху так стукнул по прилавку, что кулак заныл. – Пятьдесят - и гармонь моя, – уверенно заявил Семён, потирая кулак.
- Лады, забирай, - спокойно сказал Виктор.
Семён нервно достал деньги, отсчитал, положил перед продавцом, взял гармонь под мышку, победно поглядел на Виктора и быстро пошёл прочь. Толпа расступилась, пропустила Семёна и тоже стала расходиться, шумно обсуждая увиденное, и пересказывая тем, кто подошёл позже.
Быстро шагающий Семён постепенно стал сбавлять шаг. Он начал успокаиваться. И никак не мог взять в толк, на кой черт он купил эту гармонь, если дороже её всё равно не перепродать, а дома у него уже есть гармонь, и ничем не хуже. Потом он вспомнил про жену, которая ждёт его дома с продуктами, представил себе её глаза, когда он явится домой с гармошкой и идти домой сразу расхотелось. Он остановился, почесал затылок, вздохнул и сказал вслух, неизвестно кому: «Ничего себе, сходил на базарчик».
А за прилавком, всё ещё растерянный Пётр, теребил в руках деньги и никак не мог сосчитать. Он виновато посмотрел на Виктора:
- Вить, да я бы тебе гармонь и за четвертак отдал.
- Да у меня, Петро, и пяти рублей нет, – тихо ответил Виктор.
Повисла минутная пауза, и потом они громко и весело рассмеялись.