Надежда

Сергей Чернышов
К этой бабулечке я ездил уже давно. Я пристрастился к ней, как к хорошей литературе. Общение с ней больше всего напоминает неспешное чтение доброй и мудрой детской сказки для взрослых. Шальным делом я уж подумал, что это сама Астред Линдгрен родилась снова в маленьком подмосковном посёлке.
Я влюбился в эту женщину так, как можно влюбиться в свою бабушку, в маму, в воспитательницу. Никогда в жизни я не встречал никого добрее, светлее и чище, чем она. Я знаю, у неё была нелёгкая жизнь. Он прошла Отечественную войну полевой медсестрой, и натерпелась на всю жизнь и от наших, и от их. Может, именно поэтому она так верит в добро.
Я не знаю, скольких она спасла. Но я уверен, что она смогла бы спасти всех. Такие люди как она – единственное, что может спасти человечество. Спасла она и меня, когда я уже вконец разочаровался во всём и потерял последнюю надежду. Но этот рассказ не обо мне.
Она верит в людей. А единственное, что может изменить человека – это вера в него, в его лучшую сторону, в то, что он хороший. Потому что когда в тебя верят – нет-нет, да и сам поверишь когда-то.
Когда серый ветер стучится в окно, когда от пошлости, подлости и мерзости жизни я устаю дальше некуда, когда на грани – я еду к ней за новым зарядом этой святой веры. И вот я приехал к ней поздним осенним вечером пятницы.
Тёмное дубовое крылечко было мокрым, входная дверь прикрыта не до конца, и из-под неё пробивалась полоска тёплого рыжего цвета. Я вошёл, сразу почувствовав себя уютно и стал уж было снимать шляпу, как вдруг меня поразила резкая вонь, доносившаяся из столовой. Осмотревшись, я заметил на всегда чисто выметенном полу ошмётки грязи, в беспорядке раскиданные вещи.
Приготовившись к худшему, я, не разуваясь, прошёл в столовую. За столом сидела и читала газету жутко неопрятная женщина в потрёпанной одежде и с заросшим грязью лицом. Вонь исходила от неё, а моей бабулечки нигде не было видно.
- Ты ещё кто такой?! – высокомерно спросила меня бродяжка и смерила взглядом.
- Здравствуйте, а где Марго?
- Бабка спит, а ты проваливай.
- Она, видно, взяла вас к себе. Но это не значит, что вы можете хамить её старым друзьям.
- Да, взяла, и что? Да я сама пришла! Что она мне сделает-то? Захочу – убью. И ты, гнида, не скажешь никому, а то марго твоей – кранты. Подушкой придушу.
- Вы бы умылись для начала.
- Что?! По-твоему я грязная?! Не хами мне, парниша.
- Сами посудите, она вас приютила, кров вам дала, кормит, конечно, а готовит она вкусно. А вы тут грязь развели, и ругаетесь. Вы бы хоть убрались в благодарность.
- Ну, приютила. Дальше чё? Она мне нахрен не сдалась. Надоест – уйду.
- И куда же вы пойдёте?
- Да уж найду куда.
- И что вы там кушать будете? Водку? Помои?
- А чё делать-то? Денег-то нет.
- А чтоб деньги были – работать надо.
- Да куда меня возьмут? Кому я нужна?
- Вы писать-читать умеете?
- Умею. И получше тебя. Филологическое образование, между прочим.
- Ну, вот смотрите. Дом у вас теперь есть. Марго вас кормит. А с деньгами у неё туго, между прочим. Банька, вон, тоже стоит – помыться можно. А вам осталось только работу найти, и всё. И бабушке доброе дело сделаете, в благодарность, и себе. Подниматься надо, а то и закопать негде будет.
- Ну и кем же я, по-твоему, работать могу? В грузчики не возьмут, дворники все таджики, уборщицы – тем прописка требуется….
- А вы вот посмотрите на эту газету. Она жутко старая – 2001 год. В ней, между прочим, за статью в две страницы сто долларов платят. Как вам вариант?
- И о чём я писать-то буду?
- Да хотя бы о жизни своей. Кто лучше знает жизнь бездомных, чем вы? Образование у вас, опять же, подходящее…
- Сколько, говоришь, страниц надо?