После окончания лицея, Пушкин за пять лет так сумел разозлить Александра I своими стихами, что тот отправил его в ссылку, в Кишинёв. Там Пушкин начал писать роман и писал «Онегина» 7 лет - с 1823 по 1830 гг. Прочесть его можно при известной сноровке за 2-3 часа. Гора родила мышь: 7 лет исторгли «собранье глав», которое можно одолеть за 3 часа.
Это не так! Каждый раз читая роман «Евгений Онегин», находишь в нём что-то новое. В этом и состоит загадка гениальной книги, её отличие от обычных - в ненадоедливости. Значит Пушкин написал столько книг, сколько раз мы читаем его роман.
«…Он вечно тот же, вечно новый…»
Как назвать эту способность, эту особенность Пушкина? Изменчивая неизменность? Непостоянное постоянство? Неновая новизна? Мы пять минут смеёмся над шуткой, удивляемся острому слову, загадкам, но три часа восторга, удивления, смеха, раздумий способно дать чтение «Евгения Онегина». «…Он вечно тот же, вечно новый…».
Время действия романа: январь 1820 г. – март 1825 г., то есть 5 лет. Онегин родился в 1796 г., в начале романа ему 24 года, в конце – идёт 29-ый. Ленскому – 19 лет, Ольге – 16. Татьяне - 18, в конце романа – 23 года. Онегин старше Ленского на 5 и старше Татьяны на 6 лет. Пушкин писал как бы о событиях трёх-пятилетней давности.
В этом романе - что отмечалось многими - Пушкин нарушал все принятые в его время нормы повествования. Говорили о мужике, ворвавшемся в Благородное собрание, о новом действующем лице – жуке, о простой деве-крестьянке и о благородных барышнях-«девчонках», о простонародном имени героини. Для нас «Евгений Онегин» - это гениальный роман, написанный гениальным поэтом. Но так было не всегда. Слишком непривычным он был для современников. По мнению знатоков, очень уж много отступил Пушкин от правил, законов и канонов стихосложения. Правила эти позволяли ориентироваться в оценке произведения. Кроме само собой разумеющего смысла, творение должно было иметь совершенную форму. Предполагая, что Пушкин создаёт нечто похожее на поэму, хотели, чтобы и размер был принятым для поэм – пяти-шестистопный ямб. Любая поэма должна иметь вступление, завязку, кульминацию и развязку. О высоком нужно было говорить высоким стилем, о низком – низким. Поэмы должны были быть большими по объёму: «песен в двадцать пять».
Ни одно из этих условий не было выдержано Пушкиным. Размер – четырёхстопный ямб, принятый для низких, разговорных, смешливых стихов. Вступления не было, правда, потом оно появилось в конце седьмой, предпоследней главы. В этой седьмой главе главный герой совсем отсутствует. Стили смешались. Объём – всего восемь глав, плюс приложение о путешествии Онегина.
Конечно, можно было оценить сонетную чеканность строфы, строгую выдержанность разнообразной рифмовки, афористичность заключительных строк в каждой строфе, лёгкость, естественность, беззаботность, чистоту, но так ещё никто не писал, и всё это было слишком непривычным.
С точки зрения многих тогдашних поклонников поэзии Пушкин не сумел написать роман. Ведь если спросить, почему он не следовал устоявшимся правилам стихосложения, то ответ может быть и таким, как: «Не сумел справиться с ними».
Но Пушкин ясно сказал им, что поэта надо судить по законам установленным им самим для себя. Пушкин прекрасно владел всеми правилами и приёмами стихосложения, но застыть на одном месте, не придумать чего-то нового он не мог.
В понимании многих читателей описания автором различных чувств должны вызывать у них те же чувства и душевные состояния, то есть должен соблюдаться некий параллелизм: читая о весёлом – испытываем веселье, читая об ужасном - чувствуем страх, читая о преступлениях – негодуем, а читая о доброте – умиляемся.
То, что описывает Пушкин не вяжется с тем, как он это делает, из-за чего образуется сильный контраст, яркое впечатление от всех его стихов. Так весело, умно, разнообразно, остроумно писать о скуке мог только Пушкин, его даже можно назвать «певцом скуки». Не сразу постигается глубина его легкомыслия.
Скука – одна из основных персонажей романа «Евгений Онегин», и даже первую главу в плане Пушкин назвал «Хандра». В отрывках из «Путешествия Онегина» рефрен потяжелее: «Тоска, тоска…» Скука как бы обрамляет роман, роман заключён в рамку скуки. Но вместе с тем показаны разнообразные способы борьбы с нею: издевательство, развенчание, изживание, уничтожение её.
Коли «вся жизнь – борьба», то не мог такой деятельный человек, как Пушкин, не бороться. За что и против чего он боролся? За свободу, против крепостного права и за сохранение аристократии, против самодержавия и за великодержавную Россию, признавался в атеизме и был христианином, показал разложение дворянского сословия и гордился принадлежностью к древнему дворянству – такие вот противоречивые метания разрывали Пушкина.
Я думаю, что всю жизнь Пушкин боролся против скуки, за веселье. Веселье – это бодрость, ум, сила, надежда, новизна, похвала. Веселье кажется более мелким, чем серьёзность и деловитость, но весёлый Моцарт ближе к Богу, чем сумрачный Сальери. Основным мотивом творчества Пушкина являлась борьба со скукой. Всё его творчество – плод этой борьбы. А всё остальное – это побочное следствие основной битвы. Поэтому так и противоречив Пушкин – «боец двух станов». Но если посмотреть на него, как на борца со скукой, то жизнь его перестаёт вилять и крутиться, и спрямляется в линию, становясь кристально-ясной, как и его поэзия. Скука была для Пушкина одним из самых страшных чудовищ. Из всех её «родственников» только грусть, печаль и томление могут быть приятными, а тоска, хандра, сплин, уныние, ипохондрия, депрессия мучительны и даже опасны. В стихотворении «Зимняя дорога» Пушкин упоминает все состояния скуки: грусть, печаль, тоску, утомление, докуку, однозвучность, однообразие. «Хандра – писал он в письме Плетнёву – хуже холеры. Холера убивает тело, а хандра – душу». В «Отрывке из Фауста» Пушкин отождествляет скуку со смертью: «И всех вас гроб, зевая, ждёт, // Зевай и ты…» Со скуки Пушкин пускается даже на богохульство. В 29 лет он написал прекрасное, но страшное, еретическое стихотворение «Дар напрасный, дар случайный», где отказывается от жизни, где называет Бога враждебной властью. «Гавриилиада» в сравнении с этим стихотворением детский лепет. Бесцельность, пустое сердце, холодный ум мучительны для Пушкина. Скука – это тягостное, болезненное состояние. Оно возникает при отсутствии новых впечатлений. Когда всё катится мимо, а жизнь подергивается пылью, затхлостью и липкой грязью, пачкотнёй – это скука, она связана со страхом, тревогой, безнадёжностью, проклятьями, безумием, враждой, распрями.
«Вот так убил он восемь лет,
Утратя жизни лучший цвет».
Скука убивает жизнь, скука – убийца жизни. Скука полностью убивает наслаждение жизнью, наслаждения жизни. В романе «Евгений Онегин» описывается скука и тут же предлагаются способы борьбы с нею, достаточно радикальные, но не очень эффективные: дендизм, дуэль, путешествие, литература, карты, выпивка, еда, заговоры. Все эти способы недолговременны и даже усиливают скуку.
Отчего же скучал Евгений, и что это за скука такая, в результате которой он отказался от любви Татьяны и убил на дуэли друга?
«Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора».
Я считаю, произошло это из-за его сильной подверженности модным тенденциям, ведь Онегин исповедовал дендизм. Для дендизма характерно бес-страстное равнодушие, которое внешне, иначе чем гримасой лёгкой скуки не выразишь:
«И молвил: «Всех пора на смену,
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».
Ленский в этом отношении лучше Онегина ему не скучно жить, он влюблён, увлечён творчеством, верит в дружбу. Вера - загадочная вещь, иногда рушится с лёгкостью карточного домика, иногда стоит твёрже скалы. Может быть эти идеалы Ленский пронёс бы через всю жизнь…
Дыхание смерти позволяет сильнее ценить жизнь. Тогда с человека слетает шелуха, и он становится самим собой. Потрясённый смертью приятеля Онегин бежит странствовать, и от этого приобретает уже утраченную способность любить. Но мысли о смерти в конце концов приводят к унынию, они и должны его вызывать. Только любовь может справиться со скукой, победить смерть. «Любовь побеждает всё».
В том, что Онегин отказал Татьяне, была его ошибка. Эгоист всегда ошибается. Скорее всего, подумав, как его могут ославить за связь с невинной простушкой, Онегин решает отказаться от неё, сохранить свою свободу. Жаль, что холостой человек зовётся свободным. Многие вещи переназваны неправильно, то есть названы так, чтобы скрыть их ущербность, названы так из жалости, из горькой шутки. Сквозь многие из них шутка и проглядывает. Но многие приобретают нешуточный смысл, становятся серьёзными. Поэтому, назвать одиночество свободой, придать ему этот «сладкий» привкус, будет большим заблуждением.
Нельзя предполагать знание чего-то абсолютного, каких-то законов, познанных или установленных тобой. Законы эти, суть иллюзии, раскалы-вающиеся с сыпучим звоном при лёгком жизненном ударе. Одиночество так же томительно для Пушкина, как и скука. Как он обрадовался приезду своего лицейского друга И. И. Пущина! Пушкин говорит о творческом одиночестве, но не о житейском, он прославляет дружбу, любовь, но не одиночество. Тот образ жизни, что избрал Евгений предполагал не свободу, а одиночество, поэтому истинной свободой был бы отказ от него.
Кроме этого Пушкин предостерегает от проверки жизни литературою, от «Жизни, принявшей форму Книги». Жизнь есть Слово, и Слово есть Жизнь. Он называет литературу обманом. Странная позиция для человека, который сам творит этот обман. Он показывает, что литература обманула и Татьяну, и Евгения. Как нам становится ясно из романа, Татьяна и Евгений сверяли свою жизнь по литературным образцам, Татьяна – по образцам «сентиментализма», где она «влюблялася в обманы и Ричардсона и Руссо», а Евгений – по образцам «романтизма», в которых «современный человек изображён довольно верно, с его озлобленным умом, кипящим в действии пустом». Оба обманулись, Татьяна так та даже дважды - ещё и в «романтизме» - посетив библиотеку Онегина. Но Пушкин не отвергает литературу как метод познания мира, он просто говорит об ошибочности сентиментализма и романтизма, предлагая реализм, как более точный инструмент познания действительности. Кроме того, он считал литературу, отличным способом борьбы со скукой, но не подменял жизнь литературой. Жизнь есть жизнь – такой вывод можно сделать, читая Пушкина.
В наше время верно сказал Ролан Быков, о том, что искусство – это как бы щит Персея, смотрясь в него, можно справиться с Жизнью. Я, по-жалуй, уточню: не со всей Жизнью, а с той, что приняла облик Горгоны – с Ужасом Жизни. В плохих жизненных обстоятельствах литература способна отвлечь от трудностей, развлечь, внушить надежду. С литературой надо советоваться в плохие для себя дни, тут она способна подсказать выход. Но когда ты счастлив, надо поступать по-своему, здесь тебе никто не советчик. И даже в этом случае ты можешь ошибиться. Жизнь, в большей степени, состоит из ошибок, иногда перемежающихся случайными удачами, по Есенину: «Как мало пройдено дорог, // Как много сделано ошибок…»
Есть ещё одно представление о Жизни: Жизнь – это Игра, и Игра – это Жизнь. Отзвук этих понятий присутствует в романе: Онегин «все ставки жизни проиграл». Почему? Ведь кажется, что может быть проще – выполняй правила и выиграешь. Но какие правила? Правила жизни, а не какие-то придуманные тобой. Интересно сопоставить того разочарованного денди, который познал всё так полно, что теперь не находит в жизни для себя ничего нового, только скучное повторение уже пройденного, уже однажды пережитого; и влюблённого в Татьяну больного. Он всё знает, он уверен, что «Не создан для блаженства,
Ему чужда душа моя…»,
«Привыкнув, разлюблю тотчас».
А откуда он знает, что будет так? Всё из тех же романов, в которых «современный человек изображён довольно верно». И вдруг так тяжело влюбляется, что болеет осень и зиму 1824/25 годов.
Итак, в жизни всё непредсказуемо – говорит Пушкин.
Литература, как игра. Чем большим количеством правил окружит себя творец, тем более великое произведение создаст он. Если осилит взваленную на себя ношу. На примере Пушкина мы видим, как он героически сражается с материалом, пытается, якобы, облегчить себе задачу «болтовнёй», ненапряжённым сюжетом, этими «блужданиями вкось и вкривь», пустотой (?) содержания, но на самом деле только создаёт себе большие трудности, и, наконец, изменив первоначальный план и сократив роман, блестяще справляется с задачей. Интересно в этом плане высказывание Чехова, что начало и конец любого рассказа надо вычёркивать: «Здесь мы (писатели) больше всего врём». Пушкин как бы следует чеховскому совету. Интересный и не часто применяемый, в силу своей парадоксальности, приём – изымать куски текста из романа, расширяя его смысл. Вообще-то этот приём работает пока только у Пушкина и, может быть, у Чехова, это подлинные мастера недосказанности, подразумеваемости, написания между строк, создания надтекстового смысла, и вполне определённых, но всё-таки ускользающих ощущений.
Какие же законы установил для себя Пушкин? Он создал «онегинскую строфу»! Онегинская строфа – в русской литературе самый острый инструмент исследования реальности, одной из загадочнейших её сторон – человеческой души. Для любого другого – это очень узкая клетка для столь блестящего танца. Пушкин на её площади творит чудеса! Интересно бы было посмотреть, кто бы смог создать такую «воздушную громаду», хотя бы количественно. У Лермонтова в «Тамбовской казначейше» 54 строфы, у Набокова в «Университетской поэме» - 63 «перевёрнутых» строфы. У Пушкина – более 400! А в «Евгении Вельском», подражании «Евгению Онегину», - справляется ли там автор с Пушкинскими правилами?
Отменив законы прежнего стихосложения, Пушкин создал свои, не менее жёсткие, и, надо сказать, нигде их не нарушил. Единственно, что можно поставить ему в вину, - это сокращение объёма романа, но это вина относительная, стройность и гармония ничуть не пострадали.
Всё о чём пишет Пушкин становится более переносимым, более мягким, более приятным, более красивым, не переставая от этого быть потря-сающе точным и правдивым. Так раскрасить серую жизнь мог только Пушкин. Пушкин примиряет нас с окружающей жизнью. Пушкина нельзя опорочить. Он всех победил, всех взял в плен.
«И прощенье торжествует
Как победу над врагом».
Жаль, что статья «Путешествие из Москвы в Петербург» не печаталась при жизни Пушкина – это была бы, как сейчас говорят, бомба. Написанная в виде рецензии статья привлекает внимание к запрещённой, опасной книге. Пушкин начинает с признания скучности этой книги, следует целый пассаж о пользе скучных книг. Затем он говорит о несоответствии этого сочинения настоящему времени и принимается как бы высмеивать Радищевский труд. На самом деле Пушкин обновляет, усиливает смысл книги, теперь мимо неё пройти невозможно! Понятно отчего цензура и гр. Уваров, министр просвещения, придумавший формулу «православие, самодержавие, народность», не пропустили эту статью в печать.
Вот что можно натворить от скуки! Скука – основной лейтмотив творчества Пушкина. Но Пушкин ищет и находит спасение от неё. Любовь побеждает всё! Творчество способно победить скуку. Хотя в перерывах между моментами вдохновения Пушкин мается от скуки и придумывает разнообразные способы её уничтожения. Очень часто эти способы опасны. Опасность не даёт скучать. Написание «Гавриилиады», эпиграмм на влиятельных людей и даже на царя:
«Мы добрых граждан позабавим,
И у позорного столпа -
Кишкой последнего попа -
Последнего царя удавим».
Занятия историей, а в истории исследование бунтов и реформ. Путешествия на войну. Дуэли. Но опасность - неэффективный способ преодоления скуки. Творчество. По-моему, Пушкин стремился к непрерывному творческому горению, и он сумел бы научиться ему, если бы не использовал опасность, как заменитель творчества:
«Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю…
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья -
Бессмертья, может быть залог.
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог».
Так сейчас ведут себя «адреналиновые наркоманы». Скорее всего, Пушкин был из их числа, он любил видеть мир ярким, чистым, обновлённым, любил чувствовать себя сильным, весёлым, наполненным энергией. Борьба со скукой - чтобы не стать бесполезным занятием - должна быть непрерывной. Здесь нужно уподобиться акуле, которая должна всё время плавать, так как остановившись, она начинает тонуть, потому что у неё нет плавательного пузыря (пневмоцисты). Прекратив борьбу со скукой, устроив себе отдых, начинаешь тонуть в ней снова.
Пушкин не первый стал говорить о скуке. Один из первых начал рас-кручивать эту тему Екклезиаст из Библии. Скуку он называет «суетой сует и томлением духа». В древнегреческом аду души не испытывают никаких чувств, кроме «скорбного бесчувствия». В современной психиатрии таким термином обозначают один из симптомов депрессии при шизофрении, ведущей к самоубийству. Уныние в Библии считается грехом. Альберто Моравиа написал роман «Скука». Болгарский писатель Богумил Райнов, автор серии шпионских романов о разведчике Эмиле Боеве, назвал один из них «Большая скука», где под большой скукой подразумевал смерть. Здесь он ступает след в след за Пушкиным. Ромен Гари (Касев) – французский писатель русского происхождения, перед самоубийством написал: «Спасибо всем, я хорошо повеселился». Вся жизнь Гари - это борьба со скукой и борьба нешуточная. Лермонтов писал: «И скучно, и грустно, и некому руку подать…». У Шолохова герои - в момент близости к ним смерти - говорят: «Скучаю». Иван Фёдорович Карамазов у Достоевского испытывает скуку, когда видит чёрта. Есть слова Гоголя: «Скучно на этом свете, господа!» Как будто на том – весело. Достоевский устами Свидригайлова спрашивает: а почему вечность обязательно должна быть великой, огромной; а может там такая вот баня с закопчёнными углами и пауками? Такая вечность страшнее, чем Дантов ад. Гоголь утратил своё оружие – смех, исчерпал своё остроумие, и дьявол скуки, серьёзности сумел одолеть его, расправиться с ним.
Русская литература переняла от Пушкина завет – писать о скуке, по-степенно усиливая это чувство, - скука перерастающая в тоску (Толстой «Анна Каренина»); тоска, усиливающаяся до сумасшествия (Чехов «Чёрный монах», «Володя Маленький»); сумасшествие, ведущее к самоубийству (Серебряный век, Есенин). Советская литература тоже пере-няла этот же завет и принялась создавать невыносимо скучные книги, поскольку сильнее самоубийства невозможно что-то представить – только восхваление убийства, так и это было ею испробовано (Революционные поэты).
Причиной своих преступлений многие молодые правонарушители называют скуку. Наркоманы главным мотивом употребления наркотиков называют скуку. Спасённые самоубийцы основным обстоятельством, толкающим их на суицид, называют скуку. Скуку, которую можно развеять, читая Пушкина, надо только читать его, и всё. Пушкин и сам советует примерно в этом стиле: «… откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро».
Мережковский называет пророков, гениев, героев и поэтов – праздниками истории. Пушкин и был таким праздничным, пушечным салютом в честь добра и правды. Он осветил жизнь многими огнями – от свечей смирения до факелов свободы. Для чего надо читать Пушкина?
Для того, чтобы стать умнее,
спокойнее,
увидеть красоту в нашей природе,
погрустить,
порадоваться,
очиститься душой,
стать светлее сердцем,
отдохнуть,
найти ответы,
стать добрее и лучше, чем был,
научиться прощать,
не поддаваться иллюзиям,
искать новое,
лучше понимать жизнь.