ЮЛИЯ ВАНАДИС - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ ВЕРНИСАЖ 2 ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
«Время - лучший учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников... » Гектор Берлиоз
Не спалось. Вздохнув, он поднялся с постели и не спеша вышел во двор.
Сквозь зябкую дымку летнего утра осторожно пробивались тонкие лучи нового дня. Кружевные верхушки деревьев стыдливо порозовели.
Светало.
Тяжело опустившись на неказистую скамейку у самого крыльца, он прислушался к беззаботному щебету птиц и улыбнулся. Это время дня было для него самым любимым. Только в чистой беззащитности зарождающегося утра он мог остаться наедине со своими воспоминаниями. С каждым годом это становилось все сложней. Время, словно ртуть, так и норовило выскользнуть прочь, убегало и разбивалось на отдельные круглые капли, все реже даваясь в слабеющие руки памяти.
Где-то вдалеке одиноко заголосил петух.
«Что, тебе тоже не спится? Понимаю…» – в тёмной глубине старческих глаз сверкнула снисходительная улыбка, – «Все поёшь, всё трепыхаешься…Прям как я…» Он грустно усмехнулся и, глядя куда-то в сизую глубину старого сада, медленно заскользил по коварным лабиринтам памяти. Лица, лица… Десятки, сотни лиц людей, когда-то так много значивших в его жизни…
Почему-то вдруг вспомнилось голодное детство, давно слившееся в спутанный клубок воспоминаний, и так внезапно закончившееся на слове «война». Постаревшее лицо матери, всякий раз замирающей от голоса Левитана. А ведь тогда казалось, что страшнее ничего быть не может, что стоит только дождаться заветной Победы и… «Эх…Хорошо, что тогда мы не знали, что будет дальше», – он вздохнул и посмотрел на светлеющее небо.
Розовые стайки облаков тихонько летели по своим неотложным делам.
Глубокие борозды морщин прорезали замысловатую карту пережитого, и улыбка теплом осветила уставшее лицо: «Красота-то, какая!» Он вспомнил, с каким щемящим восторгом впервые держал на руках старшего внука, как весь мир радовался и пел вместе с ним.
То ли от восходящего солнца, то ли от воспоминаний стало теплей. Он с гордостью посмотрел на розовеющий сад и усмехнулся, вспоминая с какой любовью и терпением выращивал каждое деревце, сколько страстей было прожито под тенью каждого из них. Высвеченные ярким лучом воспоминаний начали мелькать лица постепенно ушедших из этой жизни друзей, подруг и давно пережитых врагов. Боль измен, обиды и предательства теперь казались такими мелкими и невзрачными, что он невольно засмеялся: «Столько времени потрачено на такую ерунду, столько времени впустую – какая глупость!»
Шепот листвы ласкал слух.
Где-то вдали затарахтел старенький трактор, и очередной скользкой ртутной каплей обернулась память. Поплыли перед глазами километры непроходимой тайги и сотни ржавых скелетов техники, разбросанных вдоль безвестных таежных просек... Было-было…
Украдкой падают на памяти весы
Искрящиеся радости мгновенья,
Минуты слез, удач и вдохновенья,
И горя долгие, протяжные часы…
Солнце, осмелев, прорвалось сквозь зеленую преграду листьев и мгновенно ослепило.
Зажмурившись от удовольствия, он вспомнил, как впервые увидел море, величественно сияющее под лазурным небом сотней солнечных осколков. Когда же это было? Тридцать, сорок лет назад? Теперь уже не припомнить. А вот теплые южные ночи, запах цветущих акаций и отчаянный надрыв повзрослевшей любви до сих пор отчетливо вырисовывали в памяти свои силуэты. А ведь тогда он обещал себе обязательно вернуться… Не вышло. Почему, кто знает? Он не знал или забыл…
Послышался лай собак – его маленький городишко лениво просыпался.
Где-то у соседей тихо заиграла музыка. Не открывая глаз, он вспомнил, как лихо отплясывал на свадьбе сына и каким счастьем светились лица молодых… А он чувствовал себя тогда безнадежным стариком, чья жизнь подошла к финалу и от отчаяния сжимал зубы, чтобы предательская слеза не просочилась наружу. А оказалось… Вот уже и сына шесть лет как нет, а он все живёт, все коптит небо потихоньку… Зачем? Родители не должны переживать своих детей, но разве его кто-то спрашивал.
Он очень устал. Ушли все те, рядом с кем прошла его жизнь, только внуки и правнуки изредка скрашивали его одиночество, сковывающее грудь невидимыми цепями и мешающее дышать. Сколько раз за последние годы говорил он себе: «Твое время пришло»… и столько же раз оказывался не прав. Может, там, наверху, о нем просто забыли?
Теперь он все чаще оглядывался назад, пытаясь понять, зачем все это нужно, какой тайный смысл может быть скрыт в такой сложной и нелепой жизни, как у него. Осторожно перебирал прожитые мгновения в поисках ответа, коварно ускользающего прочь, и, поверженный непониманием, отступался до следующей попытки.
Но неминуем час, его не обойти,
Когда перед невидимой чертою
На вечное «Зачем?», наедине с собою,
Ответ резонный силимся найти…
Кот Тихон требовательно потерся о ногу хозяина и недовольно фыркнул. «Вот паршивец, никогда не даст спокойно посидеть». Он тихонько засмеялся и, ласково потрепав любимца по мохнатому загривку, медленно поднялся: «Иду уже, иду!»
Новый день набирал силу.