Видавничий Гурт КЛЮЧ:
Дмитрий Каратеев & Константин Могильник
Київ: Ключ, 2009, ISBN 966-7014-44-4
Фрагмент романа ПЕНТАГРАММА или ВОЗМОЖНОСТИ
Из книги СТАРЫЙ МИР
http://proza.ru/2008/01/12/43
Скачать: http://www.scribd.com/doc/15091327/-
ПОГРОМ
Ну застрелюсь, и это очень просто…
А дальше что?
Вл.Нарбут
...
Для чего-то существуют на свете дедовские именные револьверы. Медленно поднимаю, а он ещё горячий, и дымком таким ядовитым пахнет. Новый вставляю заряд. Загляделся в дуло. Говорят, потом коридор, а в конце свет. Летишь-летишь, и свет в конце виден, а коридор всё не кончается. Да ладно, что я, против, что ли? Но сейчас уже настроение не то. Вот кабы застрелился полчаса назад…
Ну и что? Ты бы, может быть, изменил этим то, что действительно произошло полчаса назад, ну, а дальше, ну, а прежде, спрашиваю, что изменилось бы в ту 1919-го года ночь, в ту красно-чёрную ночь, когда в тот, и тот, и тот домик чернобыльский, местечковый, вошли люди, здоровенные человеки в папахах, усах и смушках, достали длинные, широкие ножи, да как пошли махать. Да ещё и постреливали: пиф-паф. Затемнение, по экрану белые буквы:
П и ф - п а ф ! ! !
И пригибается седой тапёр в чёрных круглых очках к чёрным-белым клавишам:
А ми тую червону калину розігнемо!
Только взмахи ножиков длинных, широких молниями взрезают экран. Затемнение, буквы:
Ч и к - ч и к ! ! !
Откидывается тапёр, только пальцы зрячие конницей по клавишам:
А ми тую славну Україну…
Только раскрываются на экране по-рыбьи рты губастые, и вновь темнеет, и буквы:
О й в э й м и р ! ! !
Только клонятся над стаканами-гранчаками бутыли саженнные, самогонные, и выплывает из тёмного омута экрана:
Б у л ь - б у л ь - б у л ь - б у д ь м о ! ! !
И раз 20:
Б у л ь - б у л ь - б у л ь ! ! !
А тапёр, словно прочёл, песню сменил:
Гей, наливайте повнії чари,
Щоб через вінця лило-о-ося…
А потом разлеглись пАны-жупаны промеж кровавых лапсердаков, раззевались, а внизу:
Х р - х р - х р а ! ! !
Оглох тапёр, умолк рояль, кончился чёрно-белый ужас, погасло белое, залило экран чёрное, а потом утро взошло, и всё цветным стало. Солнышко желтковое, листочки светло-салатовые, речка Припять изголуба-синяя, а на городской каланче - знамени багряная ладонь широко открыта. А по верёвке водорослью оползает жёлто-синее знамя, под ноги падает комиссару в кожаной куртке, в чёрной кепке. Не стал комиссар знамя вражье сапогом топтать, а так народу сказал:
- И мы видим сегодня, товарищи, до какого зверства докатилась вчера озверелая вчерашняя белогвардейщина-петлюровщина. И мы видим, как позавчера тут глумилась и мародёрствовала банда матки Маруськи - над беззащитным и национально угнетённым трудящимся населением…
Пробуждается-прозревает от огневой речи тапёр, роняет на клавиши чёрные очки:
Вста-вай проклятьем заклеймённый…
Сжата в пятерне комиссарова кепка, дирижёрски расторжествовалась правая рука, сталью звенит голос:
- И на этом основании, товарищи,
Я,
Комиссар товарищ Коган,
Руководствуясь классовым чутьём
И революционной справедливостью,
Последних представителей
Недобитой буржуазии,
Всех эксплуататорских классов
И реакционного духовенства
Города Чернобыля -
Приговариваю -
К расстрелу!
Неумолимы тапёровы бельма:
Кровью народов залитые троны
Кровью мы наших врагов обагрим.
Машет кепкою комиссар товарищ Коган за правое плечо:
- …Что и поручаю осуществить прославленному от Горной Шории до Полесья революционной бестрепетностью молодому тов. Голикову. Которого и приказываю для этого случая временно освободить из-под пролетарского ареста и вооружить любимым его маузером для свершения революционной законности.
Молодеет прозревший тапёр, улыбаясь, танцует пальцами по чёрно-белому помосту клавиатуры:
Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ…
И выпрастывается из-за спины комиссара скуластый, курносый паренёк, и протягивает в пространство правую ладонь, и ложится на ладонь серебристо-длинногубою рыбой товарищ маузер, и целует Голиков ствол боевого товарища, и радостно палит в толпу, и безошибочно попадает в буржуя, в попа, в помещика, в переодетого белогвардейца, в несознательного бандита, в будущего кулака и подкулачника, в завтрашнего НЭПмана, в послезавтрашнего врага народа, в дальнейшего предателя и перерожденца. Вновь чернеет экран, только белые вспышки да надпись:
П и ф - п а ф ! !
Да объятое радостным гневом лицо молодого стрелка, и буквы:
Красная Армия - самая красная
Белая Армия - самая белая
Гудят паровозы - привет Мальчишу!
Рычат самолёты - привет Мальчишу!
Тарахтят пулемёты - привет Мальчишу!
А тапёр умилённо наяривает:
Видишь: из книжек, в колонны построены
Вышли герои и стали героями.
Только в борьбе можно счастье найти.
Гайдар шагает впереди!
Толпа - в разбег, а комиссар товарищ Коган решительно надевает кепку и освободившейся правой рукой хватает расходившегося Голикова за левое плечо, а в лице гнев:
- Завершить революционное правосудие!
Радостно кивает через плечо молодой Голиков и, выпустив толпе вслед остаток обоймы, словно окончив бурно мочиться:
- Эх, кончились!
Хватается за кобуру комиссара. Но ещё не мигнул товарищ Коган товарищам-братишкам, как те, двое, со спины скрутили-заломили Голикова, мол: всё, товарищ, отстрелялся на сегодня. А других двое за руки, за ноги взволакивают настрелянных на телегу.
Ушла телега, умолк седой тапёр, а товарищ Коган:
- ХорОшенького понемножку, а то получится детская болезнь левизны…
Чуть не отбросив двух дюжих красноармейцев, вскидывается Голиков через плечо на комиссара:
- Эх, товарищ Коган! Нет, ты не сука, не контра - это я в прошлый раз перебрал. Но ты интеллигент: вон - пенсне на верёвочке. А знаешь, как при коммунизме у нас будет? А так будет: бери, Голиков, маузер, и пали с утра до горизонта!
Приулыбнулся товарищ Коган:
- Конечно, будет, дорогой товарищ Голиков. Но пока надо нам - скрипеть зубом, а соображаться с ситуацией. Так и Ленин учит.
Увели Голикова, уйти хотел комиссар, как вдруг с места, где стояла толпа, загрозил тенорок стариковский:
- Стой ты, бандит! Настрелял, а отвечать нам, да? А вчера ночью наших половину порезали, так будете говорить, шо не вы, а гайдамаки? А завтра гайдамаки скажут, шо это красные, да? А нам шо, легче? Ты тут покричал-пострелял, а людям же оставаться! И если б не оттакие, как вы, то нихто б евреев не трогал - а за шо? Не, ты не уходи! От седых людей нельзя отворачиваться - хто вас воспитывал? Ефим Черевацкер всю дорогу работал и уже, слава Богу, без пяти минут купец Первой Гильдии, и мог уже в Киеве жить, а вы тут шо?
Сверкнул чёрным глазом товарищ Коган, сверкнул белым блеском ствол револьвера, затемнение по экрану, посыпались гильзы-буквы:
Б а - б а х ! ! ! !
И нету Черевацкера.
Прячет револьвер комиссар, только дымок из кобуры. Уходить хотел, повернулся, а перед ним уже Припять плещется-рябит, а поверх плеску-ряби пароходик дымит-свистит, в путь собирается, цадика-праведника в Киев увозит. Стоит цадик-праведник на корме в лисьей шапке, хмурится-гневается, прямо в Когана вперился:
- Проклят, кто оставил Тору и раскрыл «Капитал» - херем! Проклят, кто не ждёт Мессии, а сам судит и убивает - херем! Проклят, кто не верит в Б-га и носит кровавую пентаграмму - херем! Лейбе Троцкому - херем, Аарону Когану - херем! До четвёртого колена карает Г-сподь…
Выхватил комиссар товарищ Коган ещё горячий револьвер, на реку навёл, в цадика целит. Прищурился, нажал курок - щёлкнуло, да не выстрелило. Побледнел Коган, опустил руку - и дальше слышит:
- …и проклят этот город за эту ночную многую кровь сынов и дочерей Израилевых - и за эту утреннюю кровь. И будет здесь место пусто, земля безлюдная, диким зверем заселённая. И что построят здесь - рухнет и окрестность очумит. Гнев Б-жий на землю сию!
Уносят колёса по реке корабль, туманом кроется берег, растворяется, бледнея, комиссар, пропадает из виду каланча с кумачом, церковь с крестом, прячутся в лес дома, слепнет снова тапёр, раздражённо бросает обе руки на клавиши, и под гул утробный рояля, очки чёрные нацепив, сиденье круглое опрокинув, находит ощупью трость, выбрасывает вперёд, уковыливает за кулисы.
Дымом клубится экран, сыплются бессмысленно буквы, складываются вдруг в чёткое, незатемнённое:
П р о ш л о 2 0 л е т …
...
http://www.proza.ru/2008/01/12/43