Игорь Исаевъ
О вечном и тяжелом грузе.
Сперва я думал написать этот рассказ в этаком анекдотическом духе, вроде «за Одессу», но потом решил, что при чем тут я, который родился в Пскове и в той Одессе так и ни разу не был и, наверно, не буду никогда, потому что старость уже намного ближе, чем та Одесса…
Затем меня привлек стиль Невского проспекта, и я принялся расставлять знаки препинания везде, где вздумается, но не там, где надо, рубя фразу насмерть, как будто я М. Веллер и это действительно стиль Невского проспекта. Ага.
В муках творчества я пришел к выводу, что сказать иначе, чем ты можешь сказать, так лучше промолчать, и счастье меряется секундами, а горе – веками. А если кто со мной не согласен, так, Боже, выдай ему счастья на полсекунды больше.
От тоски и безысходности, а может, и безработицы я устроился работать в библиотеку. То есть, это я так думал, а на самом деле это был цыганский табор. Наша библиотека испытывала подозрительную склонность к переездам с места на место и кочевой жизни. У нас даже обеденный стол передвигали регулярно раз в три дня, так что, придя на работу, ты полдня разыскивал свою кружку и ложку, а потом еще полдня размышлял, куда б ее засунуть понадежнее, чтобы завтра найти чуть-чуть побыстрей.
Из всех переездов я пережил всего один, мне этого хватило, хотя старожилы припоминают еще три, и тот, что я пережил, по-моему, не последний.
В четвертую четверть последнего века прошлого тысячелетия люди уважали культуру немножко более, чем в первые годы нового. По крайней мере, теперь, когда изобретен финансовый кризис, уже очень хочется в это верить. И вот, нам отдали целый дом в центре города на набережной. Нам это понравилось, но когда его почти восстановили, кому-то он понравился еще больше. Нам его не дали. Им этот дом пока тоже не достался. Стараясь никого не обидеть, уже почти отремонтированное здание оставили в том виде, в каком оно есть, то есть, без обоев и сантехники, чтобы через пять – десять лет его снова нужно было ремонтировать…
Чтобы нам не было совсем уже грустно и жилось веселей, наша директор показала нам самую короткую дорогу на работу – мимо районной поликлиники. И мы благодарны ей за это вдвойне: во-первых, за то, что это на три минуты скорее, во-вторых, что все-таки мимо. Колледж культуры, у которого наш табор таки отобрал половину этажа для своего оседлого поселения, был благодарен гораздо меньше.
Как бы то ни было, но переезжая и нося на своих руках бесконечную мебель, клея обои, снимая и вешая люстры, мы поняли главное. А главное крылось в том, чтобы тебе было, куда завтра пойти на работу (если есть, откуда) и два раза в месяц получить свои деньги, о сумме которых ты потом трагически соврешь папе, друзьям и знакомым, что на это не живут (живут и на меньшее!) и как выросли цены (Вранье! Они уже выросли еще больше!). И тем не менее ты жив и у тебя хватает сил и средств напиться с пятницы на субботу и лишнюю тысячу раз за вечер обругать правительство и президента, хотя они не так уж и виноваты, да, впрочем, им Украина важнее.
В первые же дни переезда я утратил большую и лучшую часть своего гардероба, скоропостижно, потому что решение утреннего вопроса о том, что сегодня надеть, напоминало лотерею «Спортлото», - все равно не угадаешь. Решив облачиться в парадный костюм, ты получал почетное задание шкурить стенки каталожного ящика и уходил домой весь в опилках и пятнах неизвестного происхождения, плюнув же и напялив на себя старые тренировочные штаны, попадал на торжественное заседание, где все были как люди и только ты как всегда…
Когда я имел неосторожность получить свое высшее образование, мне почему-то казалось, что мне оно пригодится. Наверное, я, как и многие, мне подобные в нашей стране, глубоко ошибался. Потому что если бы я с детства мечтал стать грузчиком и таскать на себе стеллажи и шкафы, письменные двухтумбовые столы и трехстворчатые гардеробы с зеркалами, то не учил бы старославянский язык, латынь и историю русского литературного языка и легко достиг бы своей мечты и получал бы ровно в два раза больше при затратах в два раза меньше. Но это было бы не в нашей библиотеке.
Все это так. Но! Когда на тебя смотрит женщина и даже временно старается не морщиться, обоняя твой трехнедельный пот и четырехдневный перегар, ты поднимешь и стеллаж, и шкаф, и даже тот трехсоткилограммовый несгораемый и несдвигаемый сейф – его три раза, - и перенесешь все это, и поставишь туда, куда она попросит. Хотя и скажешь сам себе потом, вечером: «Дурак!» и поклянешься уволиться утром и больше никогда!!!
И повторишь все снова и снова...
24.01. – 07.02.09