Говорите, что хотели бы узнать свою судьбу? Вы уверены?
Ведь, это равносильно тому, чтобы принять её из чужих рук.
Потом будете думать, сомневаться - моё это или не моё -
примерять, как одежду... И только позже вдруг заметите,
что мерили-то самого себя, что судьба, она - не одежда,
она - отражение в зеркале, Ваша вторая половина.
Я знал, что буду работать в школе... Знал очень давно... Мне было тогда... смешно сказать, десять лет! Наша семья только что переехала в новый дом... Вернее, в новую половину дома... Нет, если уж быть до конца точным, дом был новым только для нас. Мои родители - люди небогатые и половину ветхого дома купили не от хорошей жизни. Была надежда на небольшой участок земли, на заросший сад. Но... была еще и вторая половина дома. В ней никто не жил - окна заколочены серыми досками, на покосившихся дверях висел ржавый замок. Отец говорил, что она - ничья, однако заходить туда, на вторую половину не решался. Может, у него просто не было времени, а может... он что-то чувствовал...
Я тоже чувствовал - дикое любопытство ко всему, что закрыто и недоступно. И времени в моём распоряжении было предостаточно. В общем, с самого приезда я лисом вился вокруг заброшенной половины. Разглядеть что-либо сквозь заколоченные досками тёмные окна не удавалось, и любопытство моё росло. Мама неодобрительно качала головой, а отец, заметив меня в очередной раз у чужого окна, объяснил, что вторая половина дома очень ветхая и может запросто обвалиться, если какой-нибудь балбес туда залезет. Это несколько охладило моё любопытство, но лишь на неделю, после чего я здраво рассудил, что мы живем в том же доме, а значит, загадочная половина не такая уж и ветхая.
Однажды утром, когда родители как обычно ушли на работу, мне посчастливилось проникнуть на чердак дома. Вчера отец ремонтировал печную трубу и забыл убрать лестницу, которой я и воспользовался.
Пол на чердаке был устлан опилками. У печной трубы стояли пустые ведра, вымазанные свежей глиной, повсюду висела паутина. Свет проникал через узкое смотровое окошко... на второй половине дома. Чердак был общим! Я прошел к окошку и выглянул в сад - но всё загораживала густая листва разросшейся рядом яблони. И вот тогда моё внимание привлекла щель между крышей и верхними бревнами сруба. Это был лаз - лаз на заброшенную половину!
Видимо, раньше лазом пользовались часто - бревна были гладкие, вниз вела деревянная лестница... Она показалась мне надежной, но... напрасно. Стоило хорошенько на неё опереться, как я с грохотом полетел вниз, увлекая за собой обломки ступенек и перил. И зачем меня сюда понесло?! Отец был прав, прав, как всегда! - сетовал я, сидя в облаке пыли и растирая ушибленный бок. Мне еще повезло - куча трухлявой соломы несколько смягчила моё падение, но нисколько не смягчила моей участи. Я оказался в сенях заброшенной половины - запертой, заколоченной снаружи и совсем-совсем один.
Однако мысли об освобождении пропали вместе с осевшей пылью. Прямо передо мной была дверь - крепкая дубовая, обитая старыми шкурами и железом. Очень понравилась её ручка - ржавая, но красиво изогнутая в виде листа. И откуда здесь взяться такой ручке? С виду дом - самый обыкновенный. Я быстро вскочил на ноги, боль в боку мгновенно улетучилась. Потянул ручку... Дверь не поддалась. Она была заперта и замок её, скорее всего, давно проржавел. Стало грустно. Ждать возвращения родителей в этих пыльных сенях очень не хотелось.
Некоторое время я стоял, оглядываясь по сторонам. Крошечное оконце едва светилось в углу. Никогда его раньше не замечал. Видимо, оно находилось со стороны густых зарослей крапивы, до которых так трудно добраться. У оконца стоял маленький, грубо сколоченный столик, рядом - обшарпанный серый табурет. Зачем это в сенях?
Я подошел, провел пальцем по пыльной поверхности стола и... вздрогнул... За пылью блеснуло стекло и не просто стекло, а зеркало. Оно лежало на столе, без рамы - ровным правильным кругом, чуть выступавшим над столешницей. Я провел по нему ладонью и увидел смутное отражение руки... но только не моей - а тощей, сморщенной, с костлявыми длинными пальцами. По спине пробежал холодок, но какое-то упрямое сомнение удержало меня у стола. Что если это просто почудились? Что если это из-за пыли или из-за слабого света? Немного успокоившись, я старательно очистил всё зеркало, поднял его перед собой и... отпрянул. В сумрачном, неровном свете стекло отражало усталое лицо старика. Пальцы мои разжались... Зеркало упало и... со звоном разлетелось на осколки - на тысячи очень маленьких осколков. Обычные стекла так не бьются - нет! Оно словно обратилось в хрустальные брызги, замерцавшие в тусклом свете маленького окна.
На миг мне показалось, что это сон. Мерцающие осколки продолжали разлетаться, звенеть - медленно, плавно... А потом все разом стихло. Я стоял, открыв рот, и смотрел туда, куда упало зеркало... На полу, поблескивая битым стеклом, лежал ржавый замок, обычный старый навесной замок... За спиной послышался скрип, я испугано оглянулся. Обитая железом и шкурами дверь приоткрылась. Дыхание моё остановилось, сердце гулко забилось. Сейчас кто-то выйдет... сюда, в сени... сейчас. Может, это будет тот старик из зеркала? А может, еще кто пострашнее?
Но время шло, и никто не выходил. Тогда я осмелел, и сам осторожно приблизился к двери... За ней оказалась небольшая прихожая, отгороженная от остальной части избы массивной белёной печью. Дальше, передо мной была гостиная - очень похожая на нашу - такой же длинный стол, по сторонам которого стояли простые деревянные стулья с округлыми спинками, у стены - шкаф с бледно-фарфоровой посудой. Окна, заколоченные снаружи досками, нехотя пропускали свет, лишая предметы четкости, придавая им какой-то таинственный оттенок.
Я переступил порог. Под ногой скрипнула половица - точно так же она скрипела и у нас. Смутная догадка медленно вползала в душу. Всё вокруг, вся обстановка была страшно похожей на нашу.
За печкой должна быть кухня. Я бросился туда и увидел ещё один знакомый стол, а также множество знакомых полочек, заставленных кастрюльками и банками. Комнату слева прикрывала занавеска. С замиранием сердца я одернул её - ведь это... была моя комната!
Немудреная мебель - книжный шкаф, письменный стол, низенькая кровать были те же, но... на столе, в рамке стояла фотография... цветная фотография. А в то время, должен сказать, они были редкостью. С фотографии мне улыбались незнакомые люди - полноватый мужчина, стройная красивая женщина и девочка с чуть грустными выразительными глазами. Кто они? Что делает эта фотография в моей комнате?
Да-да, тогда во мне жило ясное ощущение, что это именно моя комната.
Тут вспомнился старик из зеркала - морщинистый, с ввалившимися щеками
и вдруг я понял, что это он на фотографии, что на самом деле это - его комната. Однако за этим случайным открытием неизбежно последовало другое... этот старик - я.
Я закричал - не хотел верить во всё это. Бегом вылетел из комнаты, из избы в сени и забарабанил изо всех сил по входной двери. Будь у меня этих сил побольше, она бы не выдержала, но тогда мне было всего-то десять лет. Крики и мой отчаянный стук, увы, тоже остались бесполезными, так как злополучная дверь выходила на заброшенную половину сада.
Второй раз я почувствовал себя в ловушке. Волей-неволей, мне придется ждать вечера, придется ждать возвращения родителей. Но это было не самое горькое, горечь исходила от моего открытия, от разбитого зеркала и той комнаты... Я плакал, растирая кулаком слезы, прислонившись спиной к неподатливой двери, напрочь отрезавшей меня от свободы. Постепенно удалось успокоиться - просто устал реветь. На душе было пусто, и может быть, от этой пустоты вдруг очень захотелось есть. Я поднялся и непроизвольно вернулся на кухню. Конечно, глупо было искать здесь съестное. Сработало что-то на уровне инстинкта. Заглянул в одну кастрюлю, в другую... Ничего. А вот дома, сейчас меня ждал борщ в холодильнике и бутерброд с ливерной колбасой... Я сглотнул, оставил в покое кастрюли и со скучающим видом направился в свою комнату.
Ощущение того, что мужчина на фотографии - это я, пропало. Мне больше нравилась девочка в ярком длинном платье. Какие красивые у неё глаза! Длинные ресницы. Курносый нос на круглом лице. Она примерно моего возраста. Некоторое время я залюбовался ею, устроившись на краешке кровати.
Потом мой взгляд упал на ящики письменного стола. В самом верхнем обычно лежала моя любимая коллекция значков... Но... здесь коллекции не было. Вместо неё внутри оказалась деревянная шкатулка с узором в виде луны и звезд. Сгорая от любопытства, я открыл её и... обнаружил несколько пожелтевших от времени писем, перевязанных тонкой алой ниткой.
Я прочитал только первые строки, выведенные неровным торопливым почерком: "Милый Сережа! Прошел всего день, а я уже соскучилась..." Меня бросило в жар. Наверное, в тот момент я даже покраснел. Письма тот час легли обратно в шкатулку, ящик задвинут.
Немного посидев, отдуваясь и кусая губы, я открыл второй ящик. В нём
обычно лежали еще более сокровенные вещи - коллекция ракушек и разных красивых камешков. Однако на месте моих бесчисленных коробок снова стояла деревянная шкатулка. На этот раз её украшал узор из цветов и бабочек. Вид она имела совершенно не солидный - какая-то девчоночья вещица! Я фыркнул, но крышку все-таки открыл...
И снова внутри были старые письма, бережно перевязанные розовой нитью.
Аккуратный ровный почерк... "Дорогие папа и мама, здравствуйте! Уже неделю, как получила ваше письмо. Сразу ответить не получилось - много работы. Сами знаете, как часто болеют в городе. Я и сама чуть грипп не подхватила - больные наградили - спасло ваше малиновое варенье... Лучше всяких лекарств! И отчего его в аптеках не продают?!"
Я отложил письма, уставился на фотографию. Та девочка с красивыми, чуть грустными глазами работала врачом и была... и приходилась мне...
Нет-нет, понимать и принимать такое разум отказывался. Я убрал шкатулку и решительно задвинул ящик. Чушь всё это! Чушь!
Последний, третий ящик не вызывал у меня особых симпатий - там хранились школьные тетради. Мама всё время просила переложить их поближе, в первый, верхний ящик стола, но значки казались мне дороже - они достались от деда, всю жизнь прослужившего на флоте. К его коллекции уже тогда я успел добавить несколько новых - с изображениями разных кораблей, а один даже с подводной лодкой.
Вздохнув, я открыл третий, последний ящик. Здесь меня снова ждала шкатулка - строгая, почти без узоров, если не считать маленького солнышка на самой крышке. Шкатулка мне нравилась. Открыл. Опять письма, только цвет нитки другой - синий. От кого же эти? "Сергей Иванович, Здравствуйте! Пишет Вам Ваш ученик - Валера Краснов. Помните?" Что?! Учитель?! Он... в смысле, я - буду учителем? Ни за что! В то время моё воображение волновали морские романы. Сразу после школы я мечтал пойти в мореходное училище... А тут! Учитель! Душа протестовала... пока я случайно не перевернул письмо. Взгляд зацепился за знакомые названия - Кронштадт, Балтика, Стокгольм, Северное море...
Я вытащил двойной исписанный лист и стал читать. Ученик Сергея Ивановича был самым настоящим моряком, он описывал свой первый рейс в далекий порт Глазго, описывал очень подробно, а в конце были слова благодарности... от которых у меня почему-то навернулись слёзы. Я открыл второе письмо - но оно уже было от другого ученика - вернее, ученицы, которая работала шеф-поваром в каком-то кафе и приглашала Сергея Ивановича в гости... и снова благодарила учителя...
Человек с фотографии уже вызывал уважение. Читая письма, словно главы какой-то книги, я просидел до самого вечера.
За окном послышался знакомый голос мамы. "Сережа! Сергей! Куда он запропастился?!" Меня словно водой окатили. Быстро убрав письма, даже забыв перевязать их ниткой, я закрыл ящик и бросился к окну. "Я здесь! Мам, я здесь!"
Моё спасение длилось недолго. Отец спустил с чердака лестницу в сени второй половины, и по ней я выбрался на чердак. Конечно, мне здорово попало, особенно от отца за мою вылазку. В тот вечер меня никто не хотел слушать. О своих приключениях я рассказал только спустя сутки и только маме, но и она не очень-то поверила.
Вторая половина долго оставалась запретной территорией... лишь время медленно разрушало её секреты, подтачивая бревна, разрушая на крыше шифер, дом стал заваливаться... и нам пришлось искать новое жильё.