… - Эх, Мишаня, что-то снова мы с тобой заговорили о женщинах! ...Что, говоришь совсем трезвые сегодня?! Ну да, так издавна повелось у мужиков: выпившие – о работе, трезвые – о женщинах! А куда без них нормальному мужику? Никуда… Считай, они – наша жизнь! В них она да в детях, ими рожденных! Серьезные и долгие эти разговоры, и радостные и нет, когда как, смотря какое настроение будет. Серьезных разговоров сегодня не будет, настроение у тебя понурое какое-то…. Ага, не жмись, плесни-ка балтийцу, немножко, на палец! ... Хорош-хорош, в самый раз! Сколь по молодости не пил всякой дряни, но лучше и, заметь - полезней нашей хорошей водочки под огурчик - нет! Ну, твое здоровье! … Х-х-х-ороша, зараза! В самый раз для души! За то расскажу я тебе сегодня историю, которая случилась давным-давно. Смысла в моем рассказе особого не ищи, улыбнет – и то хорошо! А там, глядишь, и до серьезных разговоров дойдет. В общем, слушай...
... Служил у нас в части прапорщик. Невзрачный такой с виду мужичок, внешне - ни роду, ни племени. Звали его Виктором, а фамилия... Эх-ма, дай, Бог, памяти! Погоди, вспомню... Не, крутится на языке, а вспомнить не могу. Да и ладно, не суть важно, был да был. На баяне он отменно играл. А как пел, мерзавец! Красивый баритон был у него, я тебе скажу! Бывало, попросят его спеть, потом еще, еще - поет вечерами напролет, в клубе ли, в кампании... Женщины с ума сходили от его голоса! Как всякий талантливый человек, был он талантлив и в другом, немного своеобразном ремесле - бабник он был, слов нет! Пользовался он этим своим талантом умело, что и говорить! Уж сколько у нас было путешественников по женским сердцам – но не встречал я в жизни никого похожего! Цель у него была – тысяча женщин! Шел он к этой цели напролом, невзирая ни на что. Замужем ли – не замужем, молодая девчонка или женщина в возрасте, красивая или не красивая - безразлично. Главным в его деле были не чувства там или ощущения от близости с женщиной, а именно их количество. Короче говоря, занимался он этим делом целенаправленно, ежеденно и еженощно, с маниакальной настойчивочтью.
Были мы в то лето в командировке во Владивостоке, жили в военной гостинице и ждали отправки парохода в наши края. Во Владике, в конце июля – начале августа жара и духота, после наших-то чукотских «десяти градусов жары» – из себя выпрыгиваешь! В номере ходили кто в чем, как на пляже, все равно спасения от жары не было - дышать было нечем, окна и двери настежь. Зашел я к Виктору в номер, смотрю, мусолит карандашик и губами перебирает, считает чего-то в записной книжечке. Я ему, мол, Вить, чего считаешь, сколько денег вчера в кабаке оставил? Да не, отвечает, считаю подруг! Я сразу-то не понял, мол, Вить, о чем разговор? А он мне в ответ – девчонка, с которой вчера был, девятьсот девяносто девятая! Имя вот ее пишу, чтоб не забыть! Красивое имя – Полина! Девятьсот девяносто девятая! Я заглянул через плечо, смотрю, замусоленная такая книжечка записная, в киосках Союзпечати продавались по двадцать копеек, и в ней – в столбик записаны номера и через черточку женские имена! 999 - Полина! Точно, не соврал!
У меня глаза на лоб – не верю! Сам ходок, но чтоб такое! А он мне, мол, мне без разницы, веришь ты или нет, у меня интерес в другом! Сейчас ко мне сюда придет тысячная, уже договорился! Так что освобождайте помещение и не мешайте нашей пламенной мечте! Пока я соображал что, как и сколько, послышался стук каблуков в коридоре, и в номер без разрешения впорхнула девица в боевой раскраске. По виду – крашеная блондинка, обыкновенная уличная шалава, самую малость приодетая в красное платьице чуть пониже пупка и красные туфли на высоченном каблуке. Ножки стройненькие, пятой точкой виляет, как собака хвостом, у Витька аж челюсть отвисла. В общем, на Витькин вкус - самое то! Юбилейная, как рупь с вождем! Вошла она, значит, в номер, и ручкой так, мол, привет, мальчики, а вот и я! Короче говоря, мы-то почти в голом виде от жары, а тут эта девица. Оглядела она нас, поняла что-то свое, и без предупреждения - платьице дерг с себя и стоит на красных каблуках, да в красных же трусиках! Жара, говорит, сегодня, запарилась я, пока к вам дошла! Вить, а вас двое, что ль?
Витька затряс головой, а я быстренько - шасть из номера! Не по мне такие забавы! Покеда, мол, ребята, желаю удачи! Мой номер был за стенкой, лежу себе на койке и строю планы на вечер, слушаю, как собравшийся под окнами народ комментирует звуки пламенной любви и дает Витьке советы, что да как лучше! А советы, кстати, толковые, город-то портовый, знают люди толк в подобных забавах! Тут Витькина подруга, оповещая об окончании юбилейной встречи и срывая аплодисменты собравшихся на улице зевак, издала боевой вопль. Ну, думаю, наконец-то угомонились, добилась-таки она тяжким трудом юбилейной записи в замусоленной Витькиной записной книжке! Минут пять прошло, в соседнем окне зажигалка – чирк! И дымком потянуло. Витька-то не курил, подруга, значит, решила отдохнуть от непосильного напряжения да покурить на подоконнике.
Слышу,по коридору мимо моей двери шаги - Витькин сосед, Роман, здоровый такой битюг молдавский, в комнату возвращается не вовремя. Дверь скрипнула и шаги по комнате, как вроде к окну. И тут раздается голос Романа, а был он у него подстать комплекции, труба иерихонская, мол, а ты кто такая и чего тут делаешь? Она ему в ответ - не твое, мол, собачье дело! К другу пришла, он спит, а я курю! И так это, с подначкой, шутница хренова! Роман такого отношения к себе не терпел, без юмора хлопец был. Лапищу свою к ней протянул, хотел за руку ухватить, мол, пошла отсюда, шалава! А она рукой-то отмахнулась от него, равновесие потеряла, и как была голой, так из окна и вывалилась! Ну, точно, как парашютист на первом прыжке!
Лететь ей было не высоко, и попала она аккурат на клумбу с цветочками. Ну, Рома не совсем дурак был - схватил ее платьице да трусики и, от греха подальше, выкинул вслед за ней. Мол, туда тебе и дорога, увижу здесь еще раз – убью! Девице от Ромкиных слов стало, похоже, совсем обидно! Лежит на клумбе как есть, в чем мать родила, и орет, народ собирает, мол, не прощу к себе такого обращения, не кукла я всяким уродам, чтоб меня в окна выбрасывать! И всякое там разное! Толпа снова быстренько собралась, стоит и ржет, не нарадуется на голую девку, смакует ее прелести, благо у ней было на что посмотреть – короче полный аут! Тут милиция подскочила, мол, кто такая, откуда свалилась, кто покусился на твою девичью невинность и где этот подлец, счас мы его в кандалы!... Толпа хохочет, девица не унимается, орет благим матом, как боцман пиратской шхуны, и тычет пальцем в сторону окна, из которого, как из ствола кольта, еще сигаретный дымок вьется.
Менты взяли в кольцо голый юбилейный Витькин «рупь с вождем», подобрали красное платье и трусики, и потопали в гостиницу. Ну, думаю, сейчас ко мне припрутся, больно уж подозрительно на меня мент смотрел, пока я наблюдал всю эту картину. Но нет, протопали мимо, к соседям. А там Витька спит, как убитый, да Рома на соседней койке уже собирается всхрапнуть. Менты у девицы спрашивают, мол, который из них? Этот? А она – пригласил меня вон тот, который под простыней, я его давно знаю, со вчера. А вот этот, гад, меня в окно выкинул! Рома враз прочухался, глянул на ментов, на девку – не знаю, мол, не видел, не было здесь никого! Мало ли чего придумают девки, которые там под окнами валяются! Менты прыскают в кулак, им заниматься этим делом явно неохота, хоть и вопит девица, как потерпевшая, но жива и вроде здорова. Посмотрели на Рому, на голую девицу, мол, девушка, а с чего это вы решили, что вы именно отсюда вылетели? Претензия ваша не принимается, вон и одежда у вас в руках! Может, вы просто тут мимо шли? Кстати, можете и одеться на всякий случай!
Но девица, как и наш Рома, тоже оказалась не промах, видать, не первый раз в полетах! Тертый калач! Встает она в интересную позу, поглядеть что-то под кроватью. Кровати-то помнишь гостиничные? Пока не ляжешь - не увидишь! Ложиться-то на пол она не стала, так увидела! Голова под кроватью, шикарная такая попа нахально уставилась на ментов. Они от такого зрелища в шоке, Рома в столбняке - а она орет из-под кровати, мол, не было, говоришь, меня тут, урод?! Лапшу на уши вешаешь - не видел, не знаю! А вот мои любименькие красные туфельки! Нашлись! Ишь ты, гад! За все ответишь!
Витька, мерзавец, замер под простыней, не шевелится - ему в ментовку нельзя никак, у него сегодня вечером размен тысячи! Рома стоит с ангельским личиком, чувствует, что попал, как кур в ощип! А девица изгаляется, зараза! Трясет красными туфлями перед ментами, мол, именно с нее господин Иван Тургенев списывал про своих девушек, а теперь дожили, что честным девушкам уж и на подоконнике не посидеть! Мужики вовсе обнаглели - подумаешь, малость покурила! Что, теперь за это каждый урод будет порядочных девушек в окно выбрасывать?! Менты в шоке, им на туфли наплевать, они все норовят у девицы чего пониже узреть – там интересней!
Короче говоря, кое-как заставили они девицу одеться, и увезли вместе с Ромой в отделение, разбираться. Что и как там было – не знаю, но к вечеру мы Рому выкупили у ментов за пару коньяка. Девица, хоть и была портовой шалавой, оказалась с пониманием - писать заяву на Ромку не стала, согласившись на вечер с выпивкой в соседнем ресторане. Но при одном условии - что Рома согласится с усердием восстанавливать ее поруганную девичью честь до самого своего отъезда! Уж очень он ей понравился, молдавский бычара! В отличие от скользкого и опасного для приличной женщины подлеца-профессионала Витьки! Неприятный был тип, скажу я тебе!