Глава 26.
239 год. Суард, первый день Осенних гонок.
- Люблю тебя… - отдавалось с каждым вздохом, с каждым биением сердца. – Люблю тебя, - поворачивалось зазубренное отравленное острие в свежей ране. – Люблю тебя.
Он чувствовал, как кольцо вокруг него сжимается… цветные фонарики казались горящими факелами охотников, веселые мелодии – охотничьими рожками, светские разговоры – криками загонщиков. Какая-то девушка засмеялась… над ним. Глупым, загнанным зверем, сунувшим нос в ловушку, поверившим соблазнительным посулам отравы. Празднично освещенный дворец полыхал лесным пожаром, парк обжигал нацеленными на него стрелами. Тигренок метался, не находя нигде ни спасения, ни покоя. Перед глазами стояла только одна картинка: Шу, светящаяся розово-золотым, ласково улыбающаяся. И говорящая: «Люблю тебя». Не ему. Другому. Те слова, что она ни разу не сказала ему, не прошептала ни в пылу страстной ночи, ни в неге упоительного утра… ни разу. Те слова, что примирили бы его и с ошейником, и с близкой смертью. Те слова, которые он так мечтал услышать…
«И услышал. Лучше бы остался спокойно в башне, так нет же, понесло обратно проклятое любопытство», - Хилл отнес в башню никому не нужный веер, но не утерпел и вернулся в сад. Оставить её наедине с маркизом и не узнать, что же она ему скажет? Не зря же принцесса отправила Тигренка с глаз долой. И всего пары фраз ему хватило, чтобы убедиться, что он с самого начала не ошибся, посчитав себя всего лишь временной игрушкой, до возвращения Дукриста. Ну и что, что она сказала, что любит маркиза, как брата? Кого она хотела обмануть? Розово-золотое сияние их любви и то, как она бросилась к нему в объятия, сказали Хиллу гораздо больше.
«Какого демона я не убил его? Испугался? Пожалел? Всего один удар. Он бы не успел защититься. Почему? Зачем я остановился? Ну и что, пусть бы она увидела… какая теперь разница? На пару дней раньше умереть… и что? Нет, я полный кретин. Знал же, что надо его убить. Сразу. Пока он не появился здесь. Ну кто мне мешал сделать это вчера? Расслабился, поверил… чему поверил, дурак? Осел!! Она тебе что-то обещала? Ну? Может, ошейник сняла? Или разговаривать позволила? Кто ты для неё? Ах, Тигренок, ах, пушистый… ах, иди ко мне, мой солнечный… так? Хоть слово о любви, доверии, свободе ты от неё слышал? Тигренок, место! Тигренок, сидеть! Придурок недоделанный, вот ты кто. Размечтался, шавка помоечная. Как же, любовью она с тобой занялась. Как же, с первым. Ага. Разбежался. А с маркизом три года в шахматы ночами играла. В шашки. Энциклопедии читали при луне. И все эти её штучки… из энциклопедии вычитала. Разумеется. Что тебе Мастер говорил, ишаку недоенному? Никогда. Никому. Не. Верь. Даже. Мне. Хороший ученик, нечего сказать! Какого демона ты в неё влюбился? А? Сияние… магия… сперма в голову ударила? Скучно стало? Без ошейника и жизнь не в радость? Давно на тебя не охотились, придурок? Нервишки пощекотать захотел? Вот, щекочи. Беги, Тигренок, беги. Далеко ли убежишь?»
Жадное, голодное ожидание ледяной бездны лишало его разума, потусторонний смех Тёмного Хисса щекотал и заставлял волоски на коже становиться дыбом. Его покровитель не любит лишаться добычи, и не обращает внимания на такие мелочи, как любовь своего гончего пса к намеченной жертве. Он хочет крови, хочет свежую душу, и получит, так или иначе. И божеству безразлично, будет это Шу или он сам, отрекшийся от хозяина Посвященный. Невольник вечно алчущего бога, его орудие убийства.
Хилл остановился. Идти вперед он не мог – Лес Фей, словно сговорившись с охотниками, не впускал его, сплетая ветви и ощетинившись колючками. Назад – опасность, дышащая ему в затылок, не позволяла вернуться. От Риль Суардиса к нему тянулись мерцающие фиолетовые щупальца, окружая со всех сторон, подбираясь все ближе… так страшно Лунному Стрижу не было никогда раньше. В последней попытке удрать он нырнул в Тень, раскинул призрачные крылья, взлетел… ничего не изменилось. Лиловая сеть окружила его со всех сторон, и сверху тоже. Он упал на землю, надеясь ещё проскользнуть между потрескивающими и мерцающими нитями, почти уже касающимися кожи. И замер. Какой смысл бежать? Ежу понятно, что от этого не скроешься. Так какого демона? Умирать на коленях? Трусом? С какой стати? Если Шу хочет его прикончить, ей никто и ничто не помешает.
А если это не она? Здравый смысл вместе с инстинктом самосохранения начал возвращаться к нему. Зачем ей убивать его таким образом? И именно сейчас? Ей, пожалуй, сейчас вообще не до него. Так кто? Рональд? Больше и некому… а с какого перепугу, собственно, позволять этой Тёмной твари себя убивать? Не жирно будет?
Выпрямившись и стряхнув с себя остатки страха, Лунный Стриж ждал магического прикосновения. И, когда щупальца подобрались совсем близко, почувствовал все разгорающееся тепло на шее. Почти отстраненно он наблюдал, как мерцающие кончики их истончаются и устремляются к его ошейнику. Почему-то это напомнило ему кражу со взломом – так же осторожно, на ощупь, прислушиваясь, Свисток орудовал отмычками у сейфа. Теперь же Придворный Маг пытался взломать его защитный амулет. В какой-то момент на Хилла снизошел странный покой, он ощутил себя металлом, и руны на его серебристой коже щекотно сплетались и пульсировали, как живые. Удивительное для него чувство единения с магией… его собственной и магией артефакта. Несколько минут Лунный Стриж пребывал в этом незнакомом мире, и под конец его посетила уверенность в том, что любые попытки Рональда совладать с полоской звездного серебра заранее обречены на неудачу. Открыв глаза, Хилл разделил свое сознание и амулет, и без всякой опаски оборвал руками ослабевшие щупальца.
Что-то в окружающем мире изменилось. Стало легче дышать, и словно посветлело… и охотники отступили. Не далеко. Совсем не далеко. Мрачные падальщики по-прежнему кружили на горизонте, зловеще каркая. Но не сегодня. И, может быть, не завтра. Оказывается, сутки жизни это довольно много… вот только… смысл? Да, сегодня Шу не до него. И что? Вернуться к ней в башню, чтобы посмотреть, как ей хорошо в постели с Имперским Прохвостом? Попроситься третьим? А что, Длинные Уши может и не отказаться. Он же по мальчикам в основном… а может, все же его закопать? Нет, пожалуй. Заполучить Шу это уже не поможет, и избежать неминуемого – тоже. А вот принцесса тогда останется одна. При мысли о том, что и она тоже потеряет любимого, Хиллу стало совсем грустно. И ещё ему захотелось снова её увидеть. Пусть больно, пусть горько… пусть ревность кислотой разъедает что-то в груди… она же не обещала любить его. Сам себе придумал утешение. Сам сделал выбор, отказавшись её убивать. И что толку сидеть в кустах и ждать? Может, ещё хоть несколько дней получится… Хилл не очень представлял себе, что именно получится и как он сможет находиться рядом с ней и её возлюбленным и не задушить счастливого соперника в первую же минуту. Но твердо намеревался справиться. И где-то в глубине души надеялся на чудо – вдруг сияние любви между ней и маркизом ему просто показалось? Вдруг он все ещё нужен ей? Вдруг…
Тихо шипя от ярости, Рональд продолжал смотреть в чашу с горящей кровью. Мальчишка оказался не так прост, а уж Шу… превзошла самое себя. Иллюзию, обманывающую магов, да не просто магов, а серьезных и опытных Разумников, удавалось на его памяти сотворить считанным единицам. Если быть точным, всего четверым. И все они входили в Конвент. И как она умудрилась? Да ещё втиснуть в тот же артефакт защитные чары… ведьмино отродье. Из-за её хитрости он потерял почти неделю! Вся тщательная подготовка псу под хвост! Такой изящный план придется менять, и ещё несколько дней готовить подходящие заклинания. Зря девчонка думает, что её защиту не проломить. То есть, какой же безмозглый тролль попрет в лоб? Всего то и надо, что натравить на юнца дюжину стражи с арбалетами, и не дать перекинуться. В прошлый раз его так и взяли, почему бы не воспользоваться проверенным методом? Зелье он, конечно, больше не выпьет, но можно обойтись и без него. Накинуть сеть, как только что, и никакие крылышки не помогут. Снять с него ошейник тоже не проблема. Кузнец на что? Ну, помрет один, справится другой, какая разница. Вот только дюжина… нет, лучше две. Кто-нибудь его да скрутит.
А какая будет игрушка! Настоящий Воплощенный, прирожденный Мастер! Не жалкая подделка, которые нынче гордо зовутся Призывающими Тень, а сами обыкновенных когтей отрастить не могут. Истинный Посвященный, на ты с самим Хиссом. Рональд предвкушал удовольствие его сломать, и поток силы, что можно будет из него извлечь. О том, как договориться с божеством, он не беспокоился – Тёмный Хисс неудачников не защищает. Для него существуют только победители. А что Тёмные между собой дерутся, его мало волнует, Тёмных и так достаточно. Все равно от него ни один не уйдет.
В угасающем пламени Придворный Маг провожал взглядом терзаемого ревностью и сомнениями убийцу, и облизывался. О, этот божественный вкус смертельного страха и обреченности! Это вам не мелочь на базаре тырить (был у Темного и такой полузабытый эпизод в биографии), не слабенького безвольного раба пытать. Поиметь достойного противника. Что может быть слаще? Разве что из него же раба и сделать. И как Шу это удалось? Проклятая девчонка! Почему ей снова самое вкусненькое? Дура самоуверенная. Все равно все достанется ему, Рональду, как бы она ни юлила и не хитрила. Мала ещё, с ним тягаться.
Злость и досада переполняли Её Высочество Регентшу, хлестали через край и изливались на ни в чем не повинных придворных. От любезной улыбки Ристаны шарахались даже не знакомые с ней лично до сих пор северные послы. Но испуганные взгляды собственных прихвостней и слезы изгнанной из столицы приближенной фрейлины не могли вернуть ей хорошего настроения.
Особенно оно испортилось, когда из сада явилась щебечущая влюбленная парочка – маркиз Длинные Уши и Её Ненавистное Высочество. Ристана не могла понять, как после такого унижения, что устроила для Дукриста любезная сестричка, он не только не растерзал её на месте, но и поддержал её наглые притязания на свободу королевского выбора, и выглядит таким довольным, словно его не облили грязью прилюдно, а, как минимум, отдали ему руку и сердце. А на сияющую физиономию Шу она даже смотреть не могла, до того противно. Но буквально через минуту Ристана задумалась – а куда же делся её белобрысый красавчик? Может, сестричка не догадалась запереть его дома, в безопасности? Свеженькая пакость, пришедшая ей в голову, несколько улучшила цвет её лица.
Поблизости все ещё ошивался неудачник баронет, предусмотрительно не попадавшийся ей под руку, но внимательно приглядывающийся, не выпадет ли случай как-нибудь вернуть себе её благосклонность. Вот он то ей и пригодится.
- Перис, дорогой! – Ристана поманила его любезной улыбкой. Глупый щенок, разумеется, тут же прибежал, умильно заглядывая ей в глазки. – У меня для вас кое-что есть, - о, как он просиял! – вы же хотите меня порадовать? Не правда ли?
- Ваше Высочество, для меня не большего счастья, нежели увидеть вашу прекрасную улыбку.
- Ах, вы так любезны, - принцесса поманила его ещё ближе. – Думаю, и вам самому приятно будет исполнить мою маленькую просьбу.
- Для вас, свет очей моих, все, что угодно.
- Возьмите полдюжины моих гвардейцев и отыщите того наглого хлыща, менестреля Шу. Он, наверное, в парке. Что с ним делать, решайте сами… вы же не спустите ему оскорбления?
- Разумеется, Ваше Высочество.
- То, что от него останется, можете ей вернуть. Чтоб не скучала.
- Как прикажете, Прекраснейшая.
- Ну? Так идите! – Ристана нехотя протянула ручку для поцелуя, и, проводив бывшего любовника взглядом, обернулась к свите. – Что стоите? Танцуйте! Пейте! Развлекайтесь! Сегодня праздник, а не похороны.
Придворные поскорее раскланялись и разбежались, от греха подальше. Сама же Ристана обратила свое высочайшее внимание на новое лицо в надоевшей до колик великосветской толпе – импозантный средних лет мужчина был представлен ей сегодня ирсидским послом как известный путешественник и писатель, родом из не то из восточной части Империи, не то откуда-то ещё. К выдающейся внешности прилагался ещё и сносный титул – не то граф, не то маркиз, она не вникала в такие подробности. Уже несколько раз он бросал на Великолепную Ристану многообещающие взгляды. Так не пора ли заняться тем, ради чего и затеваются все эти балы? Место фаворита только что освободилось… и если он так же хорош, как выглядит, то почему бы и нет?
Праздничное убранство Риль Суардиса не разочаровало лорда Рустагира. Хоть сам дворец ни в какое сравнение не шел с Императорской резиденцией ни по размеру, ни по помпезности, все равно оставлял приятное впечатление гармонии и уюта. Насколько, конечно, королевский дворец в принципе может быть уютным. Особенно же его порадовал парк, напомнивший чем-то прекрасный Священный Персиковый Сад на Карум-Ныс. Цветущие, несмотря на осень, деревья, журчащие фонтаны и ручейки под горбатыми мостиками, изящные беседки, увитые цветами, и повсюду птицы – от крошечных, с палец, порхающих пичужек, до гордо распустивших саженные хвосты павлинов. И радуги, повсюду радуги – над дорожками, ручейками и скамейками. И разноцветные фонарики, прямо среди листвы и цветов. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что украшал сад. При наличии в столице всего двух магов, один из которых Темный и по определению не может создать ничего прекрасного. Значит, Её Высочество. Способность принцессы чувствовать красоту несколько примирила его с предстоящей встречей – главное, думать об этом прекрасном парке, а не о её скандальном поведении.
До появления Его Величества и Их Высочеств Рустагир успел весьма многое. Любезный Кемальсид представил его и остальным послам, и нескольким влиятельным аристократам, и поделился некоторыми соображениями на их счет. Сам же Нимуе обменялся приветствиями с новыми знакомыми и даже успел перемолвиться несколькими словами с бароном Тейсином, так и сияющим радостью от предстоящей сегодня помолвки дочери.
Лучезарное настроение испортилось весьма быстро и надежно, стоило в бальном зале показаться королевской семье. Не сразу, но буквально через несколько минут. Едва выбравшись из толпы спешащих засвидетельствовать Его Величеству свое почтение, уважение, преклонение и прочая, он наткнулся взглядом на Её Высочество. И возблагодарил Всеблагую Карум за свой амулет. В этот миг он готов был убить будущую невесту Осененного своими руками, только бы не допустить позорного брака.
Мало того, что Её Высочество не отличалась ни красотой, ни изяществом манер. Мало того, что она вела себя, как хозяйка всего вокруг. Она ещё и привела с собой на бал пресловутого любовника и танцевала с ним у всех на виду! И если на приеме у графа Свангера он ещё сомневался, не преувеличивает ли юный зазнайка глубину безнравственности принцессы, то сейчас все его сомнения пропали. И вместе с ними всякое желание общаться с этой, с позволения сказать, принцессой. Куда смотрит её брат? Неужели Его Величеству все равно, что его сестра выставляет себя гулящей девкой?
Мысль о том, что эта женщина станет супругой Наследника Юсине, причиняла ему физическую боль. Как бы много времени он не провел вдали от родины, каким бы лояльным к проявлениям чужих традиций не считал себя, но тут дало касалось не только чужой культуры, на которую можно смотреть через лупу исследователя, а святынь его собственного народа, чести Небеснорожденного Владетеля полуденной Марки.
Когда же Их Высочества затеяли безобразный скандал на потеху благородной публики, Рустагир попросту сбежал в парк, лишь бы не видеть. Боги, да какая же это принцесса?! Базарные торговки ведут себя скромнее! Да последняя портовая девка на островах не позволит себе ничего подобного! Это же не просто позор, это оскорбление для всех, кто только видел или слышал этот ужас! Любую женщину за такое без всякой жалости следует забить палками насмерть, а её родственников сослать в монастырь на покаяние, раз допустили столь вопиюще неприличное поведение своей женщины.
Кольцо и свиток на груди, под отделанной кружевом сорочкой, нестерпимо жгли кожу, напоминая о долге. Голова шла кругом, сияющий парк вокруг казался отвратительной клоакой, щебет волшебных птичек – мерзким скрипом несмазанной повозки. Если бы в этот момент под рукой оказался вакидзаси, ничто бы не удержало его от совершения угодного Карум ритуала Хассику, способного разрешить любые противоречия и смыть бесчестье.
Но, пока он, петляя по дорожкам, пытался убежать от самого себя, инстинкты брали свое. Традиции традициями, а расставаться с жизнью, пока есть хоть какая-то возможность исполнить долг и сохранить хотя бы видимость чести… в конце концов, это не его решение. Раз Великий Визирь велел привезти эту женщину, то и вся ответственность на нем. Пусть сам разбирается и с позором, и с оскорблением древних устоев. А его дело – всего лишь доставить невесту. Как угодно. Хоть украсть, хоть купить, хоть обмануть. И его чувства не помешают долгу. Пусть хоть вместе с любовником придется её везти, все равно. И не его это дело, как она себя ведет. Лишь бы доставить.
Немалый опыт убеждения себя в чем угодно, лишь бы справиться с поставленной задачей, помог Рустагиру и в этот раз. Хоть пришлось и нелегко. Но, в конце концов, это оказалось все же легче, чем заставить себя спокойно съесть побежденного соперника, когда судьба занесла его в гости к оркам. Тогда, чтобы выжить, ему приходилось делать вещи и похуже. Настолько похуже, что даже спустя одиннадцать лет вспоминать о них он не согласился бы ни за какие сокровища. Но ведь выжил! И выбрался из степи. И никогда, никому не расскажет, чего это ему стоило. Так что, сдаваться теперь из-за какой-то сумасшедшей девчонки, посмевшей оскорбить его представления о нравственности? Ещё чего! Любить и уважать её никто не заставляет. А может быть, это и к лучшему – не будет искушения посочувствовать ей в самый неподходящий момент.
Договорившись с самим собой, он вернулся в бальный зал. Очарование праздника исчезло, но он не жалел. Он пришел сюда не ради удовольствия, а исключительно для дела. И все, что только возможно, он сделает, и поскорее. Нет, торопиться и ошибаться он не собирается, но и растягивать дольше необходимого тоже. Полтора месяца достаточный срок, чтобы разузнать се, что нужно, просчитать последствия, провести нужные переговоры и найти оптимальный вариант действия. И начинать надо прямо сейчас, оставив все эмоции на потом. Когда дело будет сделано.
- Разумеется, Ваше Высочество, - лорд Рустагир сдержанно поклонился. – Я буду счастлив поведать вам все, что только вы захотите, - он вложил в эти слова как можно больше страсти и обещания.
- Вы не боитесь, что я поймаю вас на слове? – кокетливая улыбка и легкая хрипотца в голосе Регентши недвусмысленно намекали на её намерения.
- В сиянии ваших прекрасных очей разве можно чего-то бояться? Для вас, о несравненная, любой мужчина пойдет на все, - многозначительный взгляд, соответствующий тон. Нести полагающуюся по пьесе под названием «придворный флирт» слащавую чушь было просто и привычно.
- О, ну что вы. Не стоит преувеличивать, - она так и лучилась самодовольством. Требовать от мужчин все и ничего не давать взамен, отправлять на смерть и забывать об этом через секунду – Её Высочество явно не сомневалась, что имеет на это полное право. И на все, что только захочет. Великолепный, неприкрытый эгоизм избалованной красивой женщины.
- Ни в коем случае, Ваше Высочество. Созерцать вашу божественную улыбку, слышать ваш волшебный голос… одно это стоит всех сокровищ мира.
- Ах, лорд Рустагир, хватит лести, - Регентша слегка шлепнула его по руке веером. – Лучше расскажите мне, правда ли вы бывали в самом Пандистане?
- Разумеется, правда, Ваше Высочество.
- А правда ли, что тамошние женщины красят ладони в красный цвет, а губы в черный?
Развлекая Её Высочество забавными историями и не забывая восхищаться и кидать на неё страстные взгляды, лорд Рустагир обдумывал, насколько полезна ему окажется столь тесная связь с Регентшей. И, хоть знойная красавица не совсем соответствовала его идеалу, по всему выходило, что отказаться от предложенной чести занять место фаворита не представляется возможным. Если, конечно, жизнь ещё дорога. Опять-таки, неплохая возможность договориться – как ни крути, у них есть общий интерес. И весьма существенный. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Как показала практика, найти с женщиной взаимопонимание в постели несравненно проще, чем любым другим путем. А принцесса достаточно хороша, чтобы это самое достижение взаимопонимания доставило удовольствие им обоим.
***
Парк погружался в тишину, меркли волшебные фонарики, никто больше не танцевал на полянках, не слышалось смеха. Только несколько парочек, слишком занятых собой, чтобы обращать внимание не то что на подозрительные тени, но и на окончание бала, шебуршились в темных ротондах. Никого, кроме угрюмого дворника, выметающего конфетти перед террасой, не встретилось на его пути, когда, сам не понимая толком, зачем, Хилл возвращался в Закатную Башню.
Все уговоры самого себя уйти отсюда, забыть, сбежать, выкинуть из головы эгоистичную девчонку, не растравлять себе душу и не надеяться непонятно на что не дали результата. Ноги сами несли его по ступенькам наверх. И вероломный внутренний голос подзуживал – убедись, своими глазами посмотри на неё в объятиях другого. И успокойся. Это же так просто. Не мучиться сомнениями, не терзаться бесплодными упованиями, а узнать точно. Достаточно одного мгновения, и все. Просто увидеть. И жаркий ком, не дающий ни вздохнуть, ни пошевелиться без оглушительной боли, растает. Зачем длить пытку? Зачем ждать непонятно чего? Если бы она позвала… если бы услышать – Тигренок, милый, ты где? Но его никто не ждет, про него забыли. Кому нужна старая надоевшая игрушка? Выкинуть с глаз долой, и пусть бродит в одиночестве, прислушивается тщетно, надеется… кому это интересно?
Пусто, холодно и тоскливо, хоть вой. Вон и луна полная на месте. Был бы оборотнем, завыл бы точно. А так… ничего не помогает. Даже заботливо присланные Ристаной гвардейцы под руководством хилого дворянчика не развлекли его толком. Так, позволили на несколько минут отвлечься, не больше. Ни подраться с ними как следует, ни понасмехаться… тоска. Лунный Стриж оставил тела там же, где они нашли его. В дальней части парка у фонтана с русалкой. Все равно никто его там не видел, и вряд ли кому придет в голову заподозрить его в причастности к их загадочной смерти. Разве что Дукристу… вот уж кому точно все равно. Жаль только, местечко испоганили. Грустная русалка, желтые листья на прозрачной воде, затейливый рисунок трещинок на дне… склонившаяся над бассейном ветла и кусты, усыпанные траурно-алыми ягодами. Хотя, кровь на старом мраморе тоже неплохо смотрится.
Заветная дверь в паре шагов притягивала его, манила и страшила. Пока ещё оставалась слабенькая, крохотная надежда, что принцесса там одна, Хилл цеплялся за неё изо всех сил. Охранники у дверей смотрели мимо него равнодушно, словно не замечая, и не препятствовали войти. Замерев на миг, словно перед прыжком с отвесной скалы вниз, на камни, Хилл собрал остатки решимости, натянул на лицо маску непроницаемой отстраненности и зашел.
Его встретила темнота. И полная тишина. Ещё одна коротенькая отсрочка. Последний шанс отступить.
Ступая легко и неслышно, оправдывая имечко, данное Шу, Тигренок прошел через гостиную и поднялся на второй этаж. В кабинете – то же самое. Тишина, темнота и никого.
Ещё осторожнее он преодолел следующую лестницу, заглянул в её спальню через витражную дверь, почти уверенный в том, что увидит их обоих, спящих в обнимку… неплотно прикрытая дверь отворилась бесшумно, едва он её коснулся. В спальне творилось нечто странное. По всей комнате порхали хаотично радужно мерцающие бумажные птички, придавая знакомому месту призрачно потусторонний вид. Этому впечатлению способствовала и мертвая тишина. И, особенно, переливчатое размытое сияние вокруг неподвижной фигуры в кресле. Принцесса невероятно походила на привидение. Её аура беспорядочными всполохами то вспыхивала, то угасала, и обычно чистые цвета перемешивались в самых неожиданных сочетаниях. Хилл не понимал, что же с ней такое – она, казалось, и не спала, и не бодрствовала… он остановился у самого порога.
- А, это ты. Вернулся. Надо же, - даже её голос не походил сам на себя, хрипловатый и слишком тщательно выговаривающий слова. – Ну, здравствуй, Тигренок.
Фигура в кресле пошевелилась, и сквозь потустороннее мерцание он начал различать подробности. Распущенные по плечам волосы, тонкую ночную сорочку, разными цветами светящиеся глаза – один голубым, другой сиреневым, - припухшие, словно искусанные губы, темное пятнышко в ложбинке между ключицами, похожее на след поцелуя или укуса… полупустой бокал в руке и кувшин на полу. Шу была пьяна.
- Иди сюда, - она указала нетвердой рукой на пол у своих ног. – Налей мне вина. Ещё осталось.
Хилл стоял неподвижно, разрываемый противоречивыми устремлениями. Облегчение, удивление, ревность, возмущение, протест… Он уже жалел, что пришел… и не хотел признаваться себе, что больше всего его задел вид её зацелованных губ и запах постороннего мужчины.
- Тигренок? В чем дело? – по комнате пронесся порыв холодного ветра. – Иди ко мне.
Не в силах сдвинуться с места, Хилл любовался разгорающимися огнями её глаз, почти чувствовал не губах вкус её кожи, и хотел одновременно и сбежать от надвигающейся бури, и схватить её в охапку, бросить на постель. Стереть с её тела чужой запах, заглушить его своим. Заставить её кричать от желания, позабыть обо всем не свете, кроме него.
- Я сказала, иди сюда. Быстро. – Шу отбросила бокал и встала. Её разбирала злость и досада. Два часа она терпеливо ждала его, не позволила Дайму даже зайти к ней, буквально захлопнула дверь перед его носом… и что? Явился. Сосулька. Лимон мороженный. Ноль внимания, фунт презрения. Словно она не сидит тут перед ним почти нагая, не ждет… да как он смеет?
- Ты оглох? Или спутал меня с кем?
Хиллом окончательно овладело упрямство. Что он, безвольная кукла, чтобы так с ним обращаться? Собака, которой все равно, бьют её или чешут – все равно будет лизать хозяйскую руку? Мало ей того, что он отдает вместо неё свою жизнь, надо ещё его унизить напоследок?
- Что уставился? Позабыл, кто ты такой? Напомнить? - гроза неумолимо приближалась.
- Упрямство свое показываешь? А не боишься? Думаешь, раз ты спал в моей постели, так я тебе больше не хозяйка? Дерзкий мальчишка! Ты мой! И будешь делать то, что я велю!
Демоново изваяние не шелохнулось и даже не моргнуло. Шу чувствовала, что сходит с ума. Какого ширхаба он пришел? Помучить её? Поиздеваться? Доказать ей собственное превосходство? Полюбоваться, как ей плохо без него? Чего он добивается? Чтобы она умоляла его заняться с ней любовью?
- Какого ширхаба! На колени, живо, - всего один шаг в его сторону, волосы поднялись и зашипели змеями, воздух затрещал молниями. Она сама напоминала шаровую молнию, дотронься, и вмиг взорвется, сожжет все вокруг. Хиллу нестерпимо хотелось коснуться дивно прекрасной колдуньи, разозлить её ещё сильнее, чтобы сгореть в пламени её гнева и не испытывать больше удушающей боли. Избавиться он разъедающей душу обреченности.
- Негодный раб. Можешь упрямиться, сколько влезет, - в руках принцессы оказалась знакомая плетка, сильным порывом ветра с Хилла сорвало камзол… и внезапно все стихло. В тишине хрипловатый смешок Шу прозвучал довольно жутко. Безо всяких внешних эффектов его оставшаяся одежда просто исчезла, и Хилл остался нагим.
- О… надо же… ты меня хочешь… - Шу снова засмеялась, ещё более невменяемо. – Тебе нравится дерзить? Прелестно… - она подошла совсем близко и запустила руку ему в волосы, накручивая на запястье и наклоняя его голову к себе. – Ты мой. И не смей это отрицать.
От её прикосновения у Хилла перехватило дыхание и помутилось в глазах. Если бы она сейчас снова приказала ему стать на колени, или выпрыгнуть в окно, или пойти и утопиться, он бы послушался беспрекословно. Какого демона он продолжает сопротивляться, если единственное его желание – поцеловать её? Немедленно! Только тугой жгучий комок в груди словно держит, опутав невидимой болезненной паутиной, отравляя и лишая разума. И, невзирая ни на что, вопреки всякой логике, требует не сдаваться. Умереть, но не попросить её: «коснись меня, поцелуй… скажи, что любишь… я твой, весь твой, до самого донышка, только люби меня хоть немного».
Он не заметил, как его руки охватили шелковые ленты и притянули к столбику балдахина у кровати. Первый удар плети показался ему глотком противоядия, возвращая утерянный рассудок и отвлекая от нестерпимой боли внутри. Кожаный ремень оставлял рубцы на его коже и вытягивал из него отраву. Хилл словно трезвел, пробуждался от горького наваждения, каменная тяжесть и невыносимое напряжение вытекали из него вместе с капельками крови. Он вынырнул из трясины безнадежного отчаяния, снова почувствовал себя живым. Прикосновение плети казалось нежной лаской по сравнению с грызущей изнутри, выжигающей, разрывающей сердце на части мукой ревности.
В этот раз Шу не церемонилась. Она была достаточно пьяна, чтобы, не задумываясь о последствиях, вымещать на нем свое разочарование и злость. Ей хотелось причинить ему боль, услышать его крик. Принцесса наказывала Тигренка за собственные порочные мысли, за собственную измену, за то, что чувствовала себя виноватой. И за то, что ей нравилось видеть кровь на безупречной спине, чувствовать его дрожь, его боль при каждом ударе, слушать его стоны. Ей хотелось слизать каждую красную капельку с гладкой горячей кожи, почувствовать ладонью неровное биение сердца… она наслаждалась властью над ним. Полной и абсолютной.
Словно откликаясь её невысказанным желаниям, Тигренок застонал. С каждым новым ударом из его груди исторгался полувздох, полустон. Исчезла мертвая неподвижность, он вздрагивал всем телом, прижимался головой к деревянному столбику, дышал судорожно и рвано.
Она и сама дрожала, горела и задыхалась, словно хлыст касался её кожи. Шу застонала сквозь стиснутые губы вместе с его последним стоном и опустила плетку. Спина, плечи, бедра Тигренка, исчерченные алыми полосками, притягивали её, не давая отвести взгляд. Она не вытерпела и, подойдя почти вплотную, лизнула выступившие капельки крови на его плече. От этого легкого прикосновения Хилл выгнулся и закричал, словно до него дотронулся раскаленный металл, а не нежный язычок. Жаркая волна удовольствия окатила Шу – бьющееся под её языком тело, соленый вкус его крови, глубокий горловой крик, почти рычание… вцепившись обеими руками в израненные плечи Тигренка, она вылизывала каждый рубец, каждую ссадину.
Ему казалось, что он теряет рассудок снова. Теперь уже от невыносимого наслаждения, перемешанного с болью так, что их невозможно стало отличить. Хилл сгорал, умирал от жажды, и содрогался от каждого её прикосновения, такого нежного и жадного, словно она не могла ни на миг от него оторваться. Сейчас, привязанный и высеченный, он чувствовал себя наконец свободным, и в какой-то момент мир обрел для него снова кристальную чистоту и прозрачность.
Её острые ногти, не то ласкающие, не то терзающие его кожу, её влажный горячий язык вызывали в нем ощущение, будто она занимается с ним любовью, владеет им… ощущение полного слияния не только тел, но и мыслей, и желаний, и чувств. Он не был больше заперт внутри самого себя наедине с ужасом и страданием. Как прежде, Хилл словно свою, чувствовал её страсть, её обиду и тревогу, её потребность в нем, её страх потери… и был совершенно уверен в том, что они предназначены друг другу. И пусть у них совсем мало времени, но это чудо стоит того, чтобы расплатиться за него собственной кровью и свободой. И даже жизнью.
Все его сомнения, ревность, обиды растаяли, как глупый сон, и осталось доверие. У него сейчас не было крыльев, но он летел – легкий и светлый, владеющий всем миром, забывший о запретах и горе. И не было для него ничего более естественного и правильного, чем союз равных - безродного невольника и принцессы. Для него уже не имело значения, равных в смерти, или равных в любви.
Проведя губами по последней ссадине на бедре Тигренка, Шу оторвалась от упоительного занятия. Вдруг ей вспомнилось, с чего это началось… пожалуй, она почти получила все, что хотела. Хоть Тигренок и не мог ничего сказать, но ей и не нужно было слов, чтобы чувствовать, что сейчас он принадлежит ей целиком и полностью. Но для полноты картины не хватало разве что завершающего штриха – его признания. Его полной и безоговорочной капитуляции. Прижавшись к нему всем телом, Шу провела по его рукам ладонями, снимая шелковые ленты, освобождая его. И, держа его запястья в своих руках, заглянула в подернутые легкой дымкой синие озера.
- Тебе понравилось быть строптивым? – «Да» так ясно отразилось в его глазах, что у Шу чуть не подкосились ноги. – Покорись мне.
Ей не пришлось повторять. Чтобы доставить удовольствие любимой, он готов был сделать все, что угодно. Медленным движением Тигренок словно стек вниз, обласкав собственным нагим телом каждую пядь её кожи, и оказался на коленях, головой склонившись до пола. Она не успела ещё увидеть светлые пряди, щекочущие её босые ноги, как ощутила горячее дыхание и ещё более горячее касание его губ. Медленно и нежно Тигренок целовал её пальчики, терся лицом о щиколотки, проводил языком от пальчиков вверх, заставляя теперь уже её выгибаться и кричать. Чтобы удержаться на ногах, Шу пришлось ухватиться за тот же столбик у кровати. Хилл вылизывал её, как настоящий тигренок, с кошачьей тщательностью и аккуратностью, не оставляя в покое ни одного, самого маленького участка кожи. Вверх, от пальчиков к щиколоткам, к лодыжкам и коленям, от нежной складочки под коленкой по бедрам, и снаружи, и по внутренней стороне… дрожа и выкрикивая бессвязные просьбы, Шу шаталась, не в силах стоять, и он поддерживал её, не позволяя упасть.
- Тигренок, пожалуйста! – уже ничего не соображая, она притягивала его голову, откидывалась назад и кричала в полный голос. Он остановился в самый последний момент, отцепив судорожно сжатые пальцы от своих волос, и поднял голову.
- Ах… милый… ещё… - в лиловых очах плескалось чистое, незамутненное посторонними мыслями желание. Её руки ласкали его брови, скулы, очерчивали влажный контур пламенеющих губ… он схватил зубами её пальчик, и втянул в горячий рот полностью, как леденец. Она снова выгнулась и застонала. Все так же стоя на коленях, одним резким движением Тигренок опустил ее на себя, лицом к лицу, и поймал губами крик наслаждения. Он удерживал её обеими руками, не давая пошевелиться, несколько секунд, пока она привыкнет к нему внутри себя и откроет глаза. Чтобы она видела его, чувствовала его, желала его… чтобы теперь знала совершенно точно, зачем он опускается перед ней на колени.
Утомленные и счастливые, они лежали на постели. Хилл удобно устроился головой на её животе, поглаживая неторопливо стройную ножку. Приближался рассвет, за окном первые пташки прочищали клювики и пробовали голос… Шу, почти засыпая, потянулась к его спине, исцелить, наконец. Поймав её руки, Хилл прижал её к себе, не давая дотронуться до красных отметин.
- Не надо, - прошептал в полусонные губы любимой.
- Зачем? – от удивления Шу даже приоткрыла глаза.
- Просто, оставь, - не в силах уже спорить, она закрыла глаза и через мгновенье уснула. В зарождающемся свете нового дня Хилл любовался прекрасными чертами возлюбленной, пока не уснул, так и не выпустив её из рук.
***
Проводив возлюбленную до её покоев, Дайм вернулся в бальный зал. Хоть он и намекал всячески Шу, что его непременно нужно пригласить на кубок чаю к ней в постель, но скорее из врожденной вредности, нежели всерьез. Его дела на сегодня ещё не завершились. Он слишком редко бывал в Суарде, чтобы позволить себе терять время попусту. Раз уж он влез в матримониальные дела Его Величества, то придется довести процесс до победного конца. И для начала не мешает поговорить с отцом невесты. То, что маркиз заметил сегодня, его не порадовало – маленькая Таис показала себя упрямой и своевольной.
«У Его Величества намечаются большие проблемы. Леди заигрывает с неприятным типом. Глупышка наверняка и не подозревает, с кем связалась» - виконт Туальграм, известная личность в кругах азартных игроков, упоминался неоднократно в донесениях агентов Тайной Канцелярии. Дайм не сомневался, что Урман не позволит виконту заполучить свою дочь, но не имел привычки пускать что бы то ни было на самотек. И наверняка некоторая информация из Имперского архива может оказаться герцогу полезной. В данной ситуации следовало скорее опасаться фамильного нелегкого характера самой леди. Если ей взбредет в юную очаровательную головку, что она всерьез влюблена в прохиндея Мориса, и откажется выходить замуж за Кея, Урман попробует её переубедить, но заставлять не станет ни в коем случае.
Картина, увиденная им в зале, подтвердила его опасения. Леди Дарниш снова танцевала с виконтом, строила ему глазки и кокетничала. А Морис выглядел донельзя довольным собой, будто приданое уже было у него в кармане. Кей же, как и положено королю, не замечал безобразия в упор, чем только раззадоривал обиженную девчонку. Назвать это вредное, мелкое и упрямое создание дамой или даже девушкой у Дайма язык не поворачивался.
К счастью, Его Величество и герцог Дарниш ещё не успели обрадовать юную негодницу свежей новостью. Её Высочество Регентша тем паче не спешила обнародовать кардинальную смену внутренней дворцовой политики. Надеется на то, что Имперский Посланник передумает? Ну-ну, мечтать не вредно.
В вопросе воспитания молодого поколения, то есть леди Дарниш, Дайм и Урман быстро пришли к согласию – никакого жесткого давления! Если Таис покажется, что её принуждают, она упрется так, что целый караван ослов не сравнится с ней. Герцог, оказывается, уже успел выяснить интересную подробность. Виконт познакомился с леди при весьма странных обстоятельствах, больше всего напоминающих сцену из балаганного представления. И не приходилось долго гадать, с чьей помощью и с чьего благословения он взялся охмурять королевскую избранницу. Если же добавить к этому свежеоплаченные карточные долги, при том, что денег взять виконту явно было неоткуда… все тут же становилось на свои места. И обозначало лишь одно – действовать придется очень осторожно и довольно быстро. И, пожалуй, стоит озадачить любимую принцессу, в деле запудривания мозгов с ней мало кто сравнится.
На удивление, сегодняшний бал принес маркизу бездну удовольствия. И по контрасту с утренним минорным настроем завершение дня оказалось просто дивным. Дайм точно знал теперь, что Шу от него никуда не денется, и даже больше – её новый возлюбленный произвел на маркиза неизгладимое впечатление. Так почему бы не заполучить их в комплекте? Милая Шу в принципе не против, а Тигренок… если Мастер ничего не напутал, и некоторые подробности карьеры Лунного Стрижа именно таковы… тоже никуда не денется.
В отличие от маркиза Длинные Уши, Его Величество ушел с праздника далеко не в лучезарном настроении. Конечно, с его свадьбой все решилось наилучшим образом, и сестричка с маркизом не поцапалась… но… все портил только один момент. Таис. Вот уж откуда Кей не ожидал подвоха. Почти за три года он так привык к ней, что как-то и не задумывался, что она вдруг может предпочесть кого-то другого. Он даже не воспринимал её, как девушку, которую надо завоевывать, за которой надо ухаживать. Кею казалось, что вполне достаточно дружбы и взаимопонимания… и что она и так знает, что он её любит. Зачем говорить об этом лишний раз? И для него оказалось болезненным разочарованием узнать, что Таис на него обиделась из-за отмененной свадьбы. Ему казалось, что она прекрасно понимает его шаткое положение, и что король он пока только по названию, но никак не по сути. В качестве Наследника у него и то было несравненно больше власти, чем сейчас. И Кей надеялся, что Таис это все понимает, и скорее сочувствует ему – он же лишился сразу и отца, и любимой невесты, и, если бы Ристане удалось его женить, мог вскоре лишиться и жизни… а она надулась, словно маленькая! И в отместку не сводит глаз с этого хлыща. Кей ревновал и сомневался – а вдруг она и вправду влюбится в красавца виконта? Пусть он и не король, и не богат, но он гораздо красивее Кея, и старше, и опытнее. И, наверняка, имеет возможность красиво ухаживать.
Юный монарх злился и обижался на Урмана – ну что ему стоило объяснить, как надо обращаться с девушками? Научил бы правильно ухаживать, что ли, не чужой ведь человек! Трудно было растолковать, что и как делается? Ну да, Кею всегда казалось довольно глупым петь серенады и читать стихи при луне… да и дарить цветы и писать слюнявые записочки. Таис же свой парень! Зачем ей вся эта чушь! И ведь ей всегда нравились его подарки – стоит вспомнить, как она сияла, когда он разыскал в библиотеке старинную пиратскую карту, как они вместе разгадывали, где же находится этот остров… или когда он подарил ей настоящий старый орочий ятаган? И как она слушала, затаив дыхание, сочиненную им историю, а потом уговаривала научить её этим ятаганом драться. Ну какие тут могут быть серенады и фиалки? Она же будет над ним смеяться, и правильно сделает! Нельзя же ставить её на одну доску со всякими жеманными дурындами, кроме сентиментальных романов в жизни ни одной книги не прочитавшими. Стыдно даже… кто ж мог подумать, что ей этой ерунды хочется?
Неожиданностью для Его Величества явилась и демон знает откуда вылезшая ревность. Он сам, конечно, не называл так желание дать гнусному соблазнителю невинной девы в глаз, а ещё лучше, облагородить излишне смазливую физиономию порой-тройкой рваных шрамов. И списывал собственную злость, когда замечал, как хлыщ излишне тесно прижимает её в танце, на заботу о нравственности и душевном спокойствии Таис. И никак не мог понять, почему Урман так настойчиво советует обождать и не сообщать ей, что свадьба состоится. Она ведь была недовольна именно отменой бракосочетания, так почему бы сразу и не уладить этот вопрос? Она снова невеста короля. Таис ведь этого хотела, разве не так? Но он слишком доверял Урману, чтобы без серьезных размышлений и веских оснований поступать наперекор. Он уже не глупый упрямый мальчишка, лучше всех все знающий, а вполне взрослый и мудрый государственный деятель. Король, как никак.