Почему?

Сергей Южный
Эта повесть, пьеса, рассказ – нет, не жалости ради.
Нет желания просто расписывать каждый вновь раз, что было когда-то, все, что я помню…



Как много бы я отдал, чтобы оказаться сейчас в маршрутке, везущей меня на работу.
Как я её любил, да, свою работу.
По образованию я модельер-конструктор, но больше меня прельщает ковыряться в приборах. Шил же я дома. Но я не о том…

Декабрь опасный месяц, в смысле того, что много праздников, предчувствие нового года. Всё спуталось в те дни.
 Приборы доделаны, отпрошусь пораньше и поеду смотреть жене подарок.

Начальник меня сразу отпустил, тем более у них что-то намечалось.
 День был ясный, и домой ехать, не было ни какого желания, лучше я погуляю в парке перед ЦУМом и посмотрю Светке подарок.
Вышел из маршрутки; знакомое лицо – Андрей, ударник, из нашей бывшей группы.
Обменявшись любезностями, решили зайти в кафе, неподалёку, здесь же.  Посидели полчаса, поболтали. Вспомнили прошлое, хватит…
Я сказал, что в ЦУМ надо, не хотелось засиживаться. Так и ему нужно ехать. Ну и славненько, пройдусь немного по парку и подумаю, что же ей купить, что она любит?

Последнее, что я помню, как тронулась маршрутка, в которую он сел, ещё махнул мне рукой на прощанье.
Далее, ретроградная амнезия – вечный спутник тяжёлых травм головного мозга.
Позвонили жене и родителям, уже ночью, из реанимации нейрохирургии.

То был последний день любимой работы, в которой я себя нашел.


Оперировать не хотели, давление было на грани. Но все же рискнули, хотя дали 5%, что я выживу.
Первой версией было то, что меня избили. Врачи были в этом уверены. Даже "успокоили" меня – тебя хотели убить!
Но небольшая неувязка; деньги, паспорт и водительские права на месте. А главное, ботинки, по разным сторонам улицы валяются. Что за жестокость такая? Жестокость и милосердие; почему деньги не взяли, там порядком было. Этот вопрос, так и остался загадкой. Врачи, опять же, говорят, ты вспомнишь всё, со временем вспомнишь. Сколько, не пытался – тщетно.
Осталось лишь видение какого-то щита, на который наткнулся. Что объяснить пытался и следователю, когда вышел из комы. Но, ни он, ни сам я, не понимали конечно, в чем дело.
Сколько людей, столько и мнений. Но вспомнить, как было - увы, не выходит.



Узнав о случившемся, Светка начала пить.
Седатики не помогали; лежала в обнимку с магнитофоном, слушая наши песни.
Мой отец, заходил сюда, лишь затем, чтобы покормить кошку, Светка, ни на кого и ни на что не реагировала.

Было там два отделения нейрохирурги: обычная нейрохирургия, и нейротравма - унылое заведение, куда и попал.

Сделали одну операцию - мало, ещё одну.
 Первые две операции анестезировал мой брат, по банальной причине, что анестезиолог нейротравмы был слаб. Более опытный нужен был.

К новому году начался отёк мозга – голова раздулась, предстояла 3-я, самая коварная операция, нужно было много крови. И при которой мне оттяпали часть мозга.
Что интересно, во время этой операции выключают свет.
Врачи вылетают: – За свечками быстро! – оставшуюся половину проводили при свечках. 
На 3-й операции жена уже была - говорит, когда выключили свет, у неё подкосились коленки, она бы просто свалилась, не подхвати её, мой отец.
Но позже врачи выползают:
- Живой!!!

Правда, они сомневались, смогу ли я  вообще двигаться.
 Да, лежал пластом я 3 месяца, за мной ухаживала жена. А через полгода, мы с братом пришли в эту больницу, брат ещё меня придерживал, но шёл я уже сам.
Эмиль - операционный мой врач пытался даже пошутить – ты имидж сменил…?
Да, ну никак не ждали подобного.

 Я занимался, возили на массаж, после которого всё болело.  Думал, что стану мазохистом, после него. Но зато я сам стал ходить, прихрамывая на левую ногу. И левая рука стала работать, не на 100%, но всё лучше, чем ничего.
Но спустя время, врачи сказали, что нужна ещё операция, уже 4-я.


Где я?

- Как я здесь оказался, что это за место, как отсюда выбраться? Интересно, но я отчетливо помню все свои галлюцинации или это бред, как кому будет угодно.

– Почему я лежу в этом здании, здесь же был ночной клуб. Медсестры вокруг, откуда?
Нет, мне не надо капельницу, сделай лучше вон тому.
Почему так плохо? Надо как-то сбежать отсюда. А потом уже на базар, за рыбой, а дома я уже её пожарю с морковью.
Почему я должен лежать, сама ты лежи, и вообще я хочу курить - может под этим предлогом мне отсюда вырваться? – Доктор, у вас есть сигареты?
Ой, а где мои деньги? Это всё медсёстры спёрли.
 Как же мне отсюда убежать, даже приподняться тяжело.
О, новенькая подошла... а ты ничего...
Скоро меня переведут в палату к жене? Ещё и моя жена здесь лежит? Что за чушь?
Ещё много можно написать про этот кошмар, но это надо полностью погрузиться в него – не хочу. Одни видения сменяли другие, и так бесконечно. Из одного места, переносишься в другое, но везде присутствует один и тот, же предмет, который никак не хочет уходить из головы – больничная лампа!

И всё же это была больница, хотя я не хотел сознавать  это до конца. Многого я не помню, помню, что ко мне приходили родные и друзья, но как-то размыто.
Ерзая, как свалился с кровати и вновь башкой об тумбочку. Где сразу привязали до боли тугим бинтом руку к кровати, чтоб не свалился опять.
Что оставались со мной ночевать. Что я хотел, чтобы со мной оставалась Светка всегда, тяжело опять погружаться в это.
Что-то я писал ей на стене, когда у меня начала раздуваться голова, и не мог говорить. Я хотел любой ценой вырваться отсюда, не сознавая, что я не могу ходить.
 
Пудинг, который мне приносили и слёзы друга, я хорошо помню. Часто со мной кто-нибудь ночевал. Очень хотел, чтобы оставались, Светка, либо Пашка.
 Я так хотел, чтобы меня забрали отсюда, что дома мне будет лучше.
Приходили коллеги с работы и сказали, что мы теперь одной крови. - Хорошая шутка, если бы ещё за пределами этих стен.
Вспомнилась старая дача, и так захотелось туда. Только бы меня выписали. Этот день я никогда не забуду.
Думал, что смогу пойти сам – куда там!
 Пашка взял меня на руки и отнёс в скорую. Я даже заметил хорошенькую, сопровождавшую меня медсестру.
Провожая глазами, мелькавшие окна больницы, я думал, что прощаюсь с ней навсегда,  не зная, что скоро здесь опять окажусь.


Первые шаги.

Неужели, так я и буду лежать, и ходить под себя, до конца моих дней?– Первое, что пронеслось у меня в голове. Хорошо, я уже дома. Но дома мне будет легче, чем в этой больнице. Дома у меня будет стимул, я это чувствовал, ведь со мной все мои родные, со мной моя Светка – какое счастье, сменить больничную койку, на домашний уют. И пусть я не двигаюсь, это же временно!

С появлением Тамары Алексеевны, - которая сильно нажав мне на спину, возможно, не подозревая - я приобрел тот стимул, в котором я так нуждался.
Я поверил в нее, и другие врачи были для меня пустым словом.
Массаж у Тамары Алексеевны был очень болезненной процедурой, но это внушало больше уверенности, приходилось терпеть.
Потихоньку и первые шаги. Я всё боялся, что нырну в большой аквариум, стоявший на полу, вдоль прохода.

…Папа с братом хотели положить меня в больницу. Тамара сказала, что это моё дело, но за месяц, проведённый в больнице, ты научишься делать, лишь то, что мы с ней освоили за 5 дней. И я ей верил, потому, что она действительно была сильна в этом деле.
Нет, другие врачи мне тоже нравились, но скорее как люди, они хотели мне помочь, они искали, как помочь. Но тщетно…

 
Шунт.

Новость об этой операции пришла, как никогда, «вовремя».
Днём позже моего дня рождения, меня обрадовали, что нужно в больницу ложиться – ещё одна операция, иначе я могу крякнуть.
Крякать не очень хотелось – пришлось ложиться.

Делали мне её в другом уже отделении.
Как-то спокойно уже шел на неё, даже седатиков не требовалось.
Сам разделся, лег на операционный стол.
Разглядывал  небольшой монитор, выводящий состояние, пока мне брили, зачем-то грудь. Наверное, так надо, мне как-то все равно.
Единственная боль, когда втыкали толстую, почему-то иглу в область груди. Вот видимо для этого и сбривали волосы с неё. 
Всё...

Очнулся уже в реанимации – вытаскивали трубку аппарата искусственного дыхания из меня – дыши теперь сам – сказала сестричка. Но жутко хотелось пить. Дали воды. Но немного.
Рядом кто-то ещё подключен к аппарату – видно – состояние тяжелое...
За окном темно, придется спать ещё, хоть я не хочу. На часах 2 часа – долговато до рассвета.  Ёрзая, дотянул до утра. Когда и пришли медсестры, с каталкой. Назвали фамилию.
- Я! -  я выкрикнул  как на уроке физкультуры. Велели мне перелазить с кровати на их каталку – в палату повезут. Да с удовольствием,  этого лишь и жду. - Но я и сам пройти могу…. – Нельзя тебе, даже резких движений – никаких. Как скажете, ваше право, лишь увозите меня отсюда.
- Сергей, тебе сделали тяжелую операцию, тебе нужно лежать, и не бродить даже по коридору.
- Ага – отшучивался я – но не хочу лежать я бревном.

Хоть мне её делал наш министр здравоохранения, но как то, что-то, было не так.
Простая сравнительно операция, гораздо печальнее оказалась.
Мозги – таки, всё же…

 В нашей стране болеть нельзя. Мне сказала хоть одна живая душа, после 4-й операции, когда вставляли мне этот шунт, что нужно пить много жидкости?
Это выяснилось, когда я слег. После неё у меня начались сильные боли, ухудшилась речь. Думал, что это пройдёт, но в душе чувствовал, что всё серьезнее, чем я думаю.

Так всё и оказалось; боли с каждым днём нарастали, стало больно ходить.
Когда боли в ноге прошли, я решил возобновить свои упражнения с резинкой. Утром встал, пошёл в туалет, хотел включить свет левой рукой, как я это обычно делал. Рука, как висела, так и осталась висеть.
Взял резинку, пытался её растянуть – ноль эмоций.

Вместе с опустившейся рукой, у меня опустился и интерес к жизни.
Была весна, расцветают чувства, а у меня, как они расцвели, так сразу и завяли.
9 мая -   великий, памятный праздник – затмился нелепым рассудком.
Я полностью перестал есть, только спал и всё. Жить не хотелось, на всё было плевать.
Позже, я стал падать на ровном месте, присоединились галлюцинации. Я слёг, лежал как бревно, постоянно что-то мерещилось, путал ночь с днём. А попытка одному пройти по комнате, грозила падением. Бесил даже красный индикатор на телевизоре, ночью. А сам пойдёшь отключить телевизор, обязательно свалишься.

Что же, надо мне сделать томографию.
Вот здесь и выяснилось, что я пью мало жидкости. А раньше этого никто не знал.
Начал усиленно пить жидкость. Стал приходить в себя. Но рука так и осталась висеть, и головные боли не обещали исчезнуть.
Шунт, часто ставят людям, для облегчения головной боли, у меня же всё наоборот, как всегда!

 
На искусственном питании, после шунта, сидел около 3-х месяцев.
Кормили через зонд, который брат проталкивал через нос в пищевод, заливая туда пищу.
 Затем потихоньку стал есть сам. 
Но было непонятно, почему задыхаюсь от жидкости. Обычная вода шла не в то горло. Пил густую лишь жидкость, кисели и кефир.
На то, научиться, чтобы пить обычную жидкость, ушло у меня два года. Увы, но тоже с погрешностями, хоть малая часть, но все ж разливается.


Почему я выжил? Ведь травма, практически не совместимая с жизнью, и не атлетического я телосложения. Кому то же было нужно, что во - время операции выключают свет? И именно в этой клинике отсутствует энерго-генератор, когда другие его имеют?  Кому же надо, чтобы я остался жив?  зачем? Кто меня спас? врачи? брат, сват? – часто задаю себе эти вопросы.
Врачам всем конечно поклон до земли!!!
Они могли просто не брать меня. Но разобрали меня и собрали.
Возможно, это и есть невозможное с их стороны.
Эмиль носился как с куклой со мной.
Тамара ходить научила. Буквально поставила на ноги.
Дай Бог же им всем счастья и долгих, светлых лет жизни!


Говорят, кого Бог любит, тому он даёт больше испытаний. И если ты их пройдёшь достойно, тогда...
А что тогда? Так можно всю жизнь проходить испытания. Вот это мне трудно понять.
Но коль на то Божья воля, и проходить их выпало именно мне, ничего не попишешь, не мне, так другому.
Хотя, я не знаю, кому больше досталось этих испытаний – мне или близким моим, которые так переживали за меня.
Мозг, практически не изученный орган и что он может выкинуть, через день, через год, одному Богу известно.
Интересный факт; когда я прошу Господа за других людей, он меня слышит всегда, но когда за себя – не всегда.
Слишком много «Но» и слишком мало, видать, веры…