В нормальной человеческой душе
всегда должны оставаться хоть
несколько процентов её объема -
для сомнений. Это чтоб не было
потом хаоса…
В.Дудинцев «Белые одежды»
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
1
- …«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную».
Пашка устало вздохнул: за последние два часа он слышал эти слова уже в третий раз. «Сколько можно лить воду?» - раздраженно подумал он и посмотрел по сторонам.
Актовый зал Дома Офицеров был примерно на три четверти заполнен людьми самого различного возраста. Здесь можно было увидеть и стариков, внимательно вслушивавшихся в то, что говорилось со сцены, и детей, пришедших вместе с родителями, но больше всего было молодежи - по всей видимости, студентов. Взгляды всех были устремлены на сцену, где стояли двое молодых мужчин.
Один из них, высокий, под два метра ростом, одетый в очень приличного вида костюм, держал в руке Библию в кожаном переплете и, почти не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, громко говорил по-английски. Чувствовалось, что это не родной его язык, так как он произносил все слова внятно и отчетливо в отличие от большинства американцев и англичан, говорящих так, будто они одновременно с этим что-то жуют. Черты его лица были довольно приятны, можно даже сказать, красивы. Коротко подстриженные и аккуратно уложенные прямые волосы, стальные глаза, резко очерченные скулы и мужественный подбородок - все это в сочетании с ослепительной белозубой улыбкой и общим внешним обликом делало его похожим на голливудского киноактера. Позже Пашка узнал, что это проповедник из Норвегии, ведущий миссионерскую работу в Иркутске.
Второй мужчина переводил на русский язык речь своего соседа. Он был такого же роста, но рядом с представительным норвежцем выглядел чуть ли не комично. Виной тому была, вероятно, его чрезмерная худо-ба, которую совсем не скрадывали теплый вязаный свитер и брюки, очень широкие в своей верхней части и не-соразмерно зауженные книзу. Переводчик тоже держал в руке Библию, которой энергично размахивал перед собой, акцентируя своими жестами наиболее важные, по его мнению, слова. Голос его, в отличие от голоса проповедника, не отличался особой силой и звучал слегка сипло, точно простужено, поэтому, чтобы быть ус-лышанным в дальних рядах, он старался говорить как можно громче, а в самых эмоциональных местах пропо-веди срывался почти на крик.
- …Иисус взял все наши грехи с собой на крест! Их пригвоздили к кресту вместе с ним, и они абсолют-но искуплены! Нам незачем больше жить во грехе, Господь в великой благости простил нам все! Воздадим же ему хвалу. Группа прославления, поднимитесь, пожалуйста, на сцену. Давайте все встанем и прославим Госпо-да нашего песнями.
С первого ряда поднялись двое парней и три девушки, все нарядно одетые и, сияя улыбками, взошли по ступенькам, ведущим на сцену. Там четверо из них встали в ряд, а пятая, на вид еще школьница, села за рояль. Переводчик тем временем бережно извлек из футляра, стоявшего у стены, гитару с большой наклейкой «Jesus Is Lord!», привычным движением перекинул за голову ее ремень, затем, склонившись с сосредоточенным лицом к корпусу гитары, медленно провел по струнам медиатором и, по-видимому, удовлетворенный звучанием, встал возле группы. Пашка, совсем уже было заскучавший, немного оживился: «Что-то новенькое, послушаем».
Девушка за роялем несколько секунд посидела неподвижно, настраиваясь, затем, слегка наклонившись вперед, мягко, но уверенно ударила по клавишам, и в зал понеслись энергичные бодрые аккорды. Тут же всту-пил переводчик, но его акустическую гитару почти не было слышно. Четверка, стоявшая на сцене, запела гром-кими торжественными голосами:
Свобода через кровь Христа,
Свобода через кровь Христа,
Силы тьмы трепещут,
Они упасть должны,
Дух, душа и тело
Совершенно спасены.
Есть совершенная свобода,
Свобода через кровь Христа.
Других слов в песне не было, поющие повторяли один и тот же куплет много раз - Пашка насчитал около десяти. Сначала он стоял и молча глядел на сцену, рассматривая группу. Это были обычные парни и де-вушки, примерно его возраста, но что-то незнакомое и непонятное виделось ему в их лицах. Глаза их сияли ка-кой-то непередаваемой блаженной радостью и безграничным счастьем. Возникало ощущение, что они не видят ни зала, ни стоящих в нем людей, будто их взгляды пронзают пространство и время и устремлены куда-то в бесконечное и неземное. После первой песни спели еще две, такие же краткие по содержанию, состоящие всего из одного куплета, многократно повторяющегося раз за разом.
По прошествии некоторого времени Пашка почувствовал свое молчание неловким среди всеобщего ра-достного пения. Сначала робко и тихо, но с каждым куплетом все увереннее, он стал встраиваться в хор окру-жавших его людей, а под конец даже отважился, подхваченный общим порывом, поднять руки открытыми ла-донями вверх и немного в стороны. Этот жест, по всей видимости, символизировал незримую связь с небесами. Пение несколько взбодрило Пашку, уже изрядно утомленного длинной проповедью. Он посмотрел на часы - было уже начало пятого - и с облегчением подумал: «Наверное, сейчас допоют, и всё».
Закончив петь, группа прославления спустилась со сцены, вернувшись на свои места, а проповедник предложил всем помолиться. Пашка ожидал услышать вокруг себя тихие сосредоточенные голоса, шепот, но началось что-то неожиданное. До этого все в зале стояли спокойно и смотрели на сцену, теперь же вокруг воз-никло какое-то оживление: людская масса в одно мгновение беспокойно заколыхалась, словно поле пшеницы под дуновением ветерка. Одни распрямились всем телом, запрокинув голову назад, с поднятыми или вытяну-тыми вперед руками ладонями вверх, другие, напротив, слегка сгорбились и зачем-то потрясали перед лицом сжатыми кулаками, одновременно с этим ритмично покачиваясь всем телом вперед и назад. Некоторые - таких было совсем немного - молились, классически сложив руки ладонь к ладони. У большинства глаза были закры-ты, а у кого-то при этом так напрягались мышцы лица, что оно приобретало страдальческое выражение.
Пашка, ошеломленный, смотрел по сторонам. Но потрясло его не столько увиденное, сколько шум, поднявшийся в зале. Происходило невообразимое: люди вокруг все враз заговорили быстро и сбивчиво - каж-дый что-то своё. Со всех сторон доносились громкие возгласы, выкрики и даже какие-то нечеловеческие завы-вания. Но самым неестественным и даже жутковатым было то, что во всем этой хаосе Пашка не мог разобрать ни единого слова. Он напряженно вслушивался, пытаясь уловить смысл происходящего, но, сколько ни старал-ся, до него доносились лишь обрывки незнакомых слов, странные звукосочетания, которым, казалось, нет места в русском языке.
Подавленный этой картиной, своей непонятностью и неправдоподобностью схожей с видениями в кошмарном сне, Пашка хотел уже было взять свою верхнюю одежду и уйти отсюда как можно скорее, пока не началось что-нибудь еще более ужасающее. В этот момент ему казалось, что люди вокруг просто сумасшед-шие, и находиться среди них даже опасно, но он не нашел в себе решимости пройти сейчас мимо всех них, кри-чащих, стонущих и размахивающих руками, поэтому так и остался стоять возле своего места посреди ряда, ду-мая только об одном: скорее бы все это закончилось. К его облегчению, буквально через несколько секунд про-поведник замолчал и выжидающе посмотрел в зал с улыбкой на лице. Ещё через несколько мгновений, посте-пенно умолкая, шум вокруг затих, лишь из отдельных мест сквозь тишину, казавшуюся гробовой после тво-рившегося здесь минутой раньше, доносился чей-то затухающий шепот.
В очередной раз решив, что собрание подошло к концу, Пашка почувствовал неимоверное облегчение в надежде на то, что его мучения сейчас прекратятся. Но когда проповедник, как ни в чем не бывало, бодро заго-ворил опять, он не выдержал и пошел к выходу. Уходить совсем он не стал, но и дальнейшее пребывание в зале было для него невыносимым. Пашка направился в туалет, где, встав рядом с раковиной, достал сигарету и с на-слаждением затянулся: он не курил уже часа три. За это время на него свалилось столько впечатлений, столько нового и незнакомого, что просто необходимо было остаться наедине с собой и попытаться разобраться в своих мыслях, запутанных и беспокойных.
Действительно, в голове у Пашки сейчас царила сплошная неразбериха; он хотел отдохнуть от пережи-ваний последних часов и старался вообще ни о чем не думать, что, конечно же, ему не удавалось. Глубоко затя-гиваясь, он то выпускал табачный дым тонкой струйкой, ударявшейся о стену и превращавшейся в облако, то пускал кольца и наблюдал за их плавным полетом в неподвижном воздухе помещения. Кольца медленно раз-растались, сталкивались друг с другом, соединяясь в причудливые фантастические узоры. Пашка, как заворо-женный, смотрел на них; мысли бесконечной лентой стелились перед его внутренним взором. Не прерывая их беспокойного течения, он достал вторую сигарету, прикурил ее от почти истлевшей первой, бросил окурок в ведро и закрыл глаза…
2
Пашка Андреев, студент третьего курса Иркутского государственного технического университета, не считал себя верующим в полном смысле этого слова. Он не посещал систематически церковь, не причащался, не исповедовался, не соблюдал посты и не делал еще многого из того, что требует от истинного христианина православная религия. Все это казалось ему чрезвычайно утомительным, к тому же не нужным для простого человека. Попытки некоторых людей жить по церковным канонам он воспринимал как, в некотором роде, их увлечение, хобби и не находил в своей душе тяги к такому образу жизни. Однако в существование Бога и в за-гробную жизнь он верил. Просто не мог не верить после того, как однажды в детстве случилось страшное: на его глазах погиб лучший друг, Васька.
Пашке тогда было десять лет, жил он в небольшом городке на берегу Черного моря. С Васькой их свя-зывала та трогательная детская дружба, которая бывает только между мальчишками в этом возрасте - дружба, щедро питаемая общими мечтами о путешествиях в дальние страны и приключениях, о поисках кладов и сра-жениях с пиратами и разбойниками. Сколько счастливых дней провели они вместе, купаясь в ласковых морских волнах, с замирающим сердцем карабкаясь на крутые прибрежные скалы, предательски осыпавшиеся под нога-ми. Была у них и своя «пещера» - углубление в скале на высоте трехэтажного дома, надежно укрытое от непо-священного взгляда густыми зарослями тростника, непонятно каким чудом укрепившегося корнями на камени-стом склоне. И хотя в ней едва хватало места, чтобы сидеть вдвоем, согнувшись в три погибели, мальчишек это совсем не смущало. Они были счастливы и по-детски наивно полагали, что так будет всегда. Но судьба жестоко перечеркнула эту дружбу, оборвав жизнь маленького Васьки.
В тот жаркий июльский день ребята, встретившись утром, не пошли на пляж, как обычно, а направи-лись в сторону предгорий Кавказского хребта, первые возвышенности которого начинались в получасе ходьбы от окраины города. Сердца их были переполнены радостным волнением: они шли испытывать самострел, кото-рый Васька стащил из тайника старших мальчишек, обнаруженного им случайно. Пришлось перебороть боязнь разоблачения, но самострел, уже заряженный, выглядел так заманчиво, что противостоять искушению было просто невозможно. Бережно завернув его в тряпку и положив в большую хозяйственную сумку, ребята пошли на стрельбище морской школы. Это место было им хорошо знакомо: после каждой учебной стрельбы мальчиш-ки со всего двора шли туда и подолгу выискивали в густой траве, возле бетонной полосы, откуда стреляли мо-ряки, не собранные ими гильзы. Возле бруствера, возвышавшегося у самого обрыва скалы, можно было найти и пули. Большинство из них было смято в той или иной степени, но особо удачливым искателям попадались и неповрежденные.
Там и расположились Пашка с Васькой, чтобы выстрелить из самострела - уродливого устройства, весьма отдаленно напоминавшего ружье, функцию которого оно должно было выполнять. Впоследствии выяс-нилось, что мальчишки, изготовившие его, сами не успели сделать еще ни одного выстрела и даже не задумы-вались о том, что при этом может произойти. А случилось ужасное и непоправимое: в тот момент, когда Васька нажал на кусок проволоки, игравший роль спускового крючка, раздался оглушительный взрыв, и из задней час-ти ствола вылетела латунная трубка, попавшая ему прямо в глаз. Он, даже не вскрикнув, как подкошенный упал на землю и остался лежать неподвижно.
Невозможно передать, что в этот момент творилось в душе у Пашки. Не помня себя от ужаса, он бро-сился бежать к городу, бежал долго, задыхаясь, захлебываясь в плаче и глотая слезы. Всю дорогу перед его гла-зами стояла кошмарная картина: безжизненное лицо с торчащей в глазнице трубкой, блестевшей на ярком солнце. Последующие события он помнил смутно: мать Васьки в истерике, машина «Скорой помощи», уже бесполезная, потом комната в цветах, чужое желтое лицо в гробу, жаркий сухой ветер на кладбище, и после этого вереница непривычно одиноких дней - только разрозненные яркие обрывки остались у него в памяти.
Впервые за свою короткую жизнь Пашка увидел смерть так близко: все близкие родственники, по счастью, были живы-здоровы, а похороны посторонних людей не оставляли в его душе заметного следа. Когда траурное шествие медленно проходило мимо двора, где играли мальчишки, те из любопытства на минуту пре-рывали свои игры, чтобы продолжить их, как ни в чем не бывало, после того, как процессия скроется за углом дома. Смерть близкого человека Пашка перенес очень тяжело. Его беззащитный детский разум никак не мог окончательно и бесповоротно принять то, что Васьки больше нет. Засыпая, где-то на границе между явью и сном, Пашка вдруг явственно представлял, что друг жив, что он просто уехал куда-то далеко и когда-нибудь, может быть, даже завтра, вернется. Он часто видел его в своих снах, они играли в те же игры, что и раньше; то-гда Пашке казалось, что это - настоящая жизнь, а то ужасное, что случилось - просто привиделось ему в неле-пом, кошмарном сне.
В один из тех далеких дней мать Васьки, совершенно надломленная свалившимся несчастьем и с горя зачастившая в церковь - место, где ей удавалось найти утешение в вере - рассказала, что есть на свете Бог, ко-торый забрал душу мальчика к себе. Она объяснила Пашке, что после смерти человек продолжает жить, только в другом мире, где встречаются все умершие. Он, потрясенный, жадно вслушивался в ее слова, находя в них отклик на свои переживания. Все теперь стало для него простым и понятным: ну, конечно же, Васька никак не мог просто взять и исчезнуть, он ждет его где-то там, помнит о нем и рассказывает про него своим новым друзьям, так же безвременно ушедшим из этого мира. Вместе с осознанием этого к Пашке пришла и радостная надежда на встречу с другом в далеком будущем. Прошли годы. Время - лучший целитель душевных ран - из-гладило из его памяти тяжелые воспоминания, оставив лишь светлую грусть о прошлом, но вера в сверхъесте-ственное, в жизнь за порогом смерти, во всемогущего Создателя осталась.
В трудные моменты своей жизни он находил время, чтобы зайти в церковь, где проводил с полчаса, стоя перед образами, завороженно глядя на огоньки горящих свечей и вдыхая ароматы воска и благовоний, ко-торыми был насыщен воздух в храме. Приходил он сюда уже после богослужения, когда все прихожане расхо-дились, и под высокими сводами повисала величественная тишина, лишь изредка нарушаемая почти беззвуч-ными шагами скользящих мимо, подобно призракам, старушек в черных одеяниях, то тут, то там убиравших потухшие свечи и снимавших нагар с фитилей лампадок. Атмосфера неземного покоя и умиротворенности, ца-рившая здесь в такие минуты, наполняла душу Пашки безграничным оптимизмом и уверенностью в завтраш-нем дне. Все проблемы и трудности сразу отходили в сторону, казались мелкими и ничтожными по сравнению с вечностью, открывавшейся его мысленному взору. Выйдя из церкви, он видел все окружающее по-другому: у людей вокруг были открытые приветливые лица, воздух пах свежестью, а солнце светило ярче обычного.
Такие вылазки в «поликлинику для души» - так Пашка в шутку называл церковь - случались у него до-вольно редко, наверное, немногим чаще, чем раз в полгода. На религиозное собрание, проходившее в Доме Офицеров, он попал и вовсе случайно.
3
В это воскресение, устав от праздного лежания на кровати перед телевизором (в последнее время именно таким образом проходили у него выходные дни), Пашка собрался и поехал в центр города, чтобы по-бродить по набережной Ангары - просто так, без определенной цели.
Погода располагала к такой прогулке. Ветра совсем не было, с ночи пошел густой снег и к этому часу он покрыл все вокруг толстым белым одеялом; большие пушистые снежинки лениво спускались с неба, прият-но щекотали лицо, ложились на землю и скамейки. Ветви деревьев согнулись под тяжестью снега. Побродив с час и вдоволь насладившись свежим морозным воздухом и созерцанием спящей природы, Пашка почувствовал, что начинает замерзать, и пошел в сторону автобусной остановки. Впоследствии, вспоминая этот день, он не раз поражался тому, как одно небольшое обстоятельство, случайность, может повернуть жизнь человека. Ведь он уже почти вошел в автобус, когда, невзначай взглянув в сторону, увидел на противоположной стороне ули-цы её.
Впервые эта девушка попалась ему на глаза месяца два назад в просторном вестибюле института: она, запрокинув голову, увлеченно расчесывала свои роскошные русые волосы, спускавшиеся ниже пояса. Пашка, в этот момент разговаривавший с другом в ожидании занятий, замолк на полуслове и зачарованно уставился на незнакомку, которая, закончив прихорашиваться, резко развернулась и пошла быстрой, легкой походкой в ко-ридор, где скрылась за поворотом. Он еще несколько секунд смотрел в ту сторону, затем повернулся к своему собеседнику и тяжело вздохнул:
- Э-эх! Не жизнь, а одно расстройство. Ходят тут, нарушают душевный покой.
Его товарищ, ухмыльнувшись, ответил:
- Ну, подойди да познакомься, кто тебе не дает? Человек - кузнец своего счастья. Дерзай.
- Тебе легко говорить, - досадливо отмахнулся Пашка. - Это ты у нас такой «дерзновенный»: сегодня одна подружка, завтра другая. Знаешь ведь, что я не могу так просто подойти и познакомиться!
- А почему бы и нет? Возьми да подойди.
- Вот если бы подвернулся какой-нибудь случай… Повод нужен.
- Зачем тебе повод? Спроси её: «Девушка, а вы не скажете, сколько времени?» - глаза парня прищури-лись в насмешливой улыбке.
- Ну конечно, как же я сразу не догадался, ведь все так просто! - воскликнул Пашка в притворном вос-хищении и иронически добавил:
- А она, конечно, мне сразу в ответ: «Половина второго... Паша, я ваша навеки!»… Тебе бы только по-издеваться! - неожиданно резко закончил он.
Настроение моментально испортилось. Так случалось всегда, когда перед ним в очередной раз внезап-но со всей ясностью открывалась такая сторона его характера, как нерешительность и беспомощность в обще-нии с девушками. Ничто не приводило его в уныние сильнее, чем осознание этого.
Пашка среди друзей считался очень веселым, жизнерадостным парнем с тонким чувством юмора, спо-собным поднять у окружающих настроение, расшевелить людей, когда не идет разговор - словом, он был ду-шой компании на всех праздниках и вечеринках. Но все знали, что у этого весельчака и балагура есть одно сла-бое место, этакая «ахиллесова пята»: стоило в компании появиться девушке, к которой он был неравнодушен, все его остроумие и разговорчивость как рукой снимало. Он сразу тускнел, становился каким-то маленьким и неприметным и лишь изредка, густо краснея, вставлял в разговор немногосложные фразы. Такая особенность поведения была тем более непонятна, если принять во внимание, что Пашка отличался достаточно привлека-тельной внешностью: был он ростом чуть выше среднего, спортивного телосложения: на первом курсе инсти-тута начал заниматься легкой атлетикой и достиг неплохих результатов. Его лицо, вполне симпатичное, всегда открытое и приветливое, невольно притягивало к себе взгляд собеседника своей простодушной искренней улыбкой. Голубоглазый и светловолосый, он нравился многим девушкам, но, даже замечая их брошенные иско-са заинтересованные взгляды, не мог избавиться от страха перед знакомством.
Друзья посмеивались над этой его чертой и над тем, как тяжело он её переживал. Их шутки были без-злобными, но, нацеленные в самое больное место, еще больше расстраивали Пашку. Размышляя на эту тему, он доходил до душевного самобичевания, внушая себе, что так и будет всегда терять дар речи при виде красивой девушки и, вообще, навсегда останется одиноким.
Самые сильные эмоциональные потрясения он испытывал, убеждая себя в необходимости познако-миться с той, что затронула его сердце. Чтобы зарядиться уверенностью для знакомства, ему приходилось каж-дый раз подолгу настраиваться на первый шаг, подготавливаться, придумывая варианты первой фразы, с кото-рой он обратится к незнакомке, далее предсказывая возможные варианты её ответа и, опять же, свои слова на каждый случай. Это занятие напоминало ему разработку алгоритма для создания компьютерной программы; погружаясь в него, он несколько успокаивал нервную дрожь, начинавшую трясти его при одной мысли о том, что сейчас придется подойти к ней и что-то сказать. Каждый день он мысленно рисовал сцену знакомства, во-ображая в деталях все, что будет им сказано в эти важные минуты. Но всякий раз, увидев свою мечту, идущую по длинному коридору института, или дождавшись её у выхода после занятий, он моментально терял всю ре-шимость, а заученные фразы казались банальными и глупыми, совершенно не подходящими в его, Пашкином, случае и способными только испортить все. Тогда он отчаянно командовал себе: «Вперед! Или сейчас, или ни-когда!», но оставался на месте с внезапно ослабшими ногами, тошнотворной тяжестью в животе, с сердцем, бешено колотившимся где-то в желудке, и спазмом в горле. Девушка проходила мимо. Через минуту исчезали и эти ощущения, и оставалось лишь горькое разочарование от несбывшейся надежды и злость на себя, на свою нерешительность и трусость. После этого он ругал себя последними словами, потом на несколько дней впадал в депрессию, становясь безразличным ко всему: дома валялся на кровати, большую часть времени ни с кем не разговаривая, безучастно сидел на занятиях в институте, механически записывал лекции, а то и просто, отложив ручку, смотрел в окно и думал о чем-то своем. Постепенно успокоившись после очередного поражения, Пашка собирался с силами и снова начинал готовиться к знакомству.
В таких душевных терзаниях прошли для него и последние два месяца: длинноволосая красавица сильно потревожила его покой, и познакомиться с ней, как обычно, не получалось. Поэтому, неожиданно уви-дев её в этот день, идущую одну по улице, он выскочил из автобуса, не успев даже подумать о том, что будет делать и говорить, и пошел вслед за ней. В голове беспокойно вертелось: не повернуть ли назад, не забросить ли эту безнадежную затею, но он упрямо догонял девушку. Уже почти поравнявшись с ней, он глубоко вдохнул и, на секунду задержав дыхание, медленно выдохнул воздух сквозь сжатые губы - сердце, выпрыгивавшее из груди, несколько утихомирило свое биение. Можно было начинать, но в этот момент незнакомка подошла к массивной двери Дома Офицеров, с видимым усилием открыла её и исчезла внутри, оставив обескураженного Пашку на улице.
Он на секунду растерялся, но, тут же встрепенувшись, заскочил в здание и стал осматриваться по сто-ронам. Возле входа никого не было, лишь в некотором отдалении за столом застыла изваянием сонного вида вахтерша, склонившаяся над книгой. Со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, доносился звук удаляю-щихся шагов. Пашка быстрым шагом направился туда, с опаской покосившись на вахтершу и, на всякий слу-чай, буркнув «Здрасьте!». Женщина безразлично взглянула на него поверх очков и, ничего не ответив, снова опустила взгляд в книгу. Быстро, чтобы не потерять решимости, он преодолел два лестничных пролета и ока-зался в просторной комнате, из которой открывался вход в актовый зал. Отсюда было видно, что внутри нахо-дится уже довольно много людей, некоторые из которых ходили между рядами, другие снимали верхнюю оде-жду, но большинство уже заняло свои места в ожидании чего-то. В проходе между рядами Пашка успел заме-тить незнакомку, которая шла по направлению к сцене.
У самого входа по обе стороны дверей стояли парень с девушкой, торжественно одетые: у обоих были белые рубашки с прицепленными маленькими табличками, на которых можно было прочитать непонятно что означающее и казавшееся совершенно неуместным слово - «Местоуказатель». Но рассмотреть подробнее со-держимое табличек и подумать о возможном значении надписей на них, а также и о том, что будет происхо-дить в этом зале, Пашка не успел. Парень у входа тут же приветливо обратился к нему:
- Проходите, не стесняйтесь! Вы пришли в правильное место, сейчас здесь будет проходить собрание христианской церкви «Слово Истины», и у вас будет возможность принять Бога в свое сердце.
- А что за собрание-то? - он не решался сразу пройти мимо встречающих.
- Вы узнаете для себя много нового, услышите замечательную проповедь, которую прочитает наш пас-тор, а потом вам будет предоставлена чудесная возможность принять в свою жизнь вашего спасителя, Иисуса Христа, - девушка, говорившая это, расплылась в улыбке; лицо парня также выражало полнейшее счастье.
- Проходите, - повторил он, видя, что Пашка нерешительно оглядывается по сторонам.
Такой теплый прием располагал к тому, чтобы зайти, тем более, во втором ряду притягательно маячи-ла знакомая фигурка, снимавшая шубу.
«В конце концов, ничего страшного не произойдет, если я здесь пробуду некоторое время. Дома все равно делать нечего, да и кто знает, когда теперь такая возможность познакомиться представится», - он мыс-ленно махнул рукой и пошел вниз, к сцене, где сел на кресло в одном из первых рядов, поближе к объекту сво-его внимания. Можно было бы занять и ближайшее кресло - оно было свободно - но Пашка, резонно решив, что здесь не место для завязывания разговора, остался в некотором отдалении.
«Главное - не потерять её в толпе, когда все будут расходиться», - решил он и, немного успокоенный хоть каким-то достигнутым результатом, попытался расслабиться и не думать пока о девушке, а просто по-смотреть, что же здесь будет происходить, хотя ничего необычного и не ожидал. Почитают Библию немного, расскажут о Боге - он считал, что обо всем этом и так знает достаточно. Но его надежды на получасовую про-поведь не оправдались, собрание оказалось чрезвычайно длительным, к тому же с совершенно неожиданным содержанием. Помимо долгой, изнуряющей множеством повторений одних и тех же истин, проповеди пастора, песен в исполнении «группы прославления» и молитв, поражающих своей необычностью и непонятностью, за время собрания произошло еще многое. Сбор пожертвований с предварительной, пространно подкрепленной цитатами из Библии, подготовкой слушателей к тому, что церкви необходима финансовая поддержка прихо-жан, молитва над различными вещами - платками, шарфами - больных людей, которые надеялись на чудесное исцеление, а также выступления уже якобы исцелившихся таким образом - все это заняло столько времени, что по прошествии трех часов все мысли Пашки свелись к тягостному ожиданию окончания этого нелепого сборища. Было обидно уйти, выдержав столько времени и не дотерпев, возможно, всего нескольких минут до завер-шения. Русоволосая головка во втором ряду, на которой часто задерживался его взгляд, помогала смириться с этим томительным ожиданием.
Но вот со сцены прозвучали долгожданные слова:
- Наше собрание подошло к концу. Сегодня каждый из вас узнал для себя что-то новое, принял в свою душу частицу истины, а теперь мы дадим возможность тем из нас, кто здесь находится в первый раз, принять в свое сердце Иисуса Христа, признать его своим Господом и Спасителем, наполнить свою жизнь новым смыслом! Оглянитесь по сторонам, посмотрите на своих соседей - кто из них впервые среди нас? Ободрите их, рас-скажите, как Иисус изменил вашу жизнь, помогите им сделать первый шаг!.. Я обращаюсь к тем, кто впервые пришел на наше собрание. Сейчас перед вами, возможно, впервые в жизни, появилась возможность выбора: жить с Богом в душе или без него, ходить праведными путями или же погибнуть в грехе, - здесь голоса пастора и переводчика зазвучали тихо и проникновенно, с долгими прочувствованными паузами между фразами, что показалось довольно непривычным после проповеди, выдержанной в стиле выступления оратора с трибуны. - Сделайте правильный выбор, примите в свое сердце Бога и перед вами откроется совершенно новая жизнь - жизнь с Ним - яркая, радостная, исполненная смысла… Те, кто готов сегодня сделать этот самый важный шаг, пройдите, пожалуйста к сцене.
Пашка внезапно почувствовал себя неуютно под взглядами окружающих, направленными на него. Не-сколько человек, повернувшись к нему с сияющими лицами - такими же, как и у встречающих у дверей «место-указателей», начали наперебой уговаривать его покаяться в предыдущей греховной жизни и начать новую - жизнь в вере. Первым вступил в этот разноголосый хор чернявый молодой паренек, с горящими глазами убеж-давший его пойти к сцене:
- Не стесняйтесь, идите: перед вами чудесная возможность начать совершенно новую жизнь, о которой вы и не подозревали!
- Знаете, как Иисус перевернул всю мою жизнь! Доверьтесь ему, примите Господа в свою душу, и вы увидите, как чудесно изменится ваша жизнь, - восхищенно затараторила девушка, стоявшая справа.
- Да я верю в Бога, я не атеист, - растерянно ответил Пашка, подавленный таким энергичным напором окружающих.
- Мало просто верить в то, что он существует - это не даст вам спасения для вечной жизни. Нужно по-лучить от Бога часть Святого Духа, без него вы духовно мертвы, и никакая вера вас не спасет, - сказал полный усатый мужчина средних лет, повернувшийся к нему с переднего ряда.
Во всем зале образовались кучки людей, столпившихся вокруг тех, кто впервые попал на собрание. По-стоянные посетители активно призывали их пройти к сцене, где должно было что-то состояться. Пастор с пере-водчиком уже несколько минут стояли молча, смотря на происходящее в зале и одобрительными кивками, тепло улыбаясь, приветствовали насмелившихся подойти к ним. Постепенно удлинялся ряд стоящих возле сцены людей, одни из которых довольно раскованно улыбались в ожидании чего-то необычного, другие с заметным смущением робко поглядывали на окружающих и на стоявших на сцене.
В конце концов, Пашка все же пошел. Не столько интерес к «новой жизни», сколько тщеславное жела-ние оказаться в центре внимания целого зала заставило его пополнить число вышедших к сцене. В первый мо-мент все же было тяжело ощущать направленные на него десятки взглядов, но, мысленно сказав себе: «Назвался груздем - полезай в кузов», он попытался расслабиться и с напускной независимостью разглядывал пастора, переводчика, группу прославления и периодически оглядывался назад, в зал, окидывая взглядом присутствую-щих. Примерно через минуту такого времяпрепровождения, когда пространство перед сценой заполнилось по-дошедшими, а желающих начать новую жизнь в зале более не оставалось, пастор заговорил тем же тихим, проникновенным голосом:
- Все из вас пришли сюда по разным причинам: кто-то почувствовал пустоту в душе, устав от бессмыс-ленности своего существования, кто-то, услышав о нашей церкви от родных или знакомых, пришел из простого любопытства.
В этом месте Пашка, сдержав усмешку, подумал: «Знал бы ты, как я сюда попал!». Словно отвечая на его мысль, пастор продолжал:
- И если кому-то кажется, что он находится здесь случайно, это не так. Совершенно разными путями - а пути Господни неисповедимы, как говорит Слово Божие - вы пришли сегодня в это место не просто по прихоти обстоятельств. Сам Бог привел вас сюда, в свой дом, чтобы дать вам возможность встретить его на своем жиз-ненном пути, узнать его как благого Отца, прийти к нему с раскаянием в сердце, получить прощение за все не-праведное, что было совершено в вашей жизни, и начать новую жизнь - жизнь во Христе.
Говоря это, норвежец обводил пристальным взглядом выстроившихся у сцены людей, поочередно смотря каждому в глаза. Этот ясный взгляд, наполненный безграничной добротой, казалось, проникал в глуби-ну души, но при этом не вызывал желания смущенно отвернуться, как бывает очень часто от пристального внимания постороннего человека. Напротив, Пашка почувствовал в нем притягательную силу, заставляющую не только не опустить перед ним глаза, но и пытаться поймать этот взгляд вновь уже после того, как пастор по-ворачивался к следующему человеку. Голос же его, все более спокойный и даже уже несколько вкрадчивый, продолжал повторять что-то очень похожее на только что сказанное. Возможно, менялись слова, но общий смысл можно было свести всего к нескольким фразам.
Успокаивающие интонации и монотонные повторения привели Пашку в какое-то сонное состояние, в котором было очень приятно находиться. Куда-то исчезли все беспокойные мысли, в душе появилось ощуще-ние умиротворенности и отсутствия каких-либо неудовлетворенных желаний. Это напомнило ему чувство, за-помнившееся с детства - одно из тех чувств, прелесть которых нельзя понять разумом, чувств, которые порож-дает лишь незамутненное детское восприятие, но которые по какому-то капризу памяти остаются с человеком на всю жизнь, иногда вдруг всплывая с почти первоначальной яркостью и сладко бередя душу.
Много раз, засыпая в детском саду, уже угомонившись после разговоров с мальчишками и будучи почти готовым к тому, чтобы провалиться в безмятежный детский сон, он вдруг слышал отдаленное мерное жужжание турбовинтового самолета, летящего где-то высоко в небе. Это жужжание, слышное только в тишине «сонного часа», обладало над ним почти гипнотическим воздействием. Он бессознательно ухватывался за нить этого звука, еще совсем короткий промежуток времени был способен задуматься над тем, что он лежит в крова-ти, смотрит в лазурное небо и скользит взглядом по облакам, но тут же терял восприятие окружавшей действи-тельности, и не успевал еще самолет скрыться вдали, а звук в небе окончательно растаять - Пашка уже спал.
Почувствовав, что готов впасть в оцепенение, подобное тому, запомнившемуся с детства, он встрепе-нулся и попытался сконцентрироваться на словах пастора. И вовремя - так как представление вновь получило неожиданное продолжение.
- …Ничего страшного, что вы не знаете, с какими словами нужно в первый раз обратиться к Богу, мы поможем вам. Главное, чтобы то, что вы сейчас повторите за нами, звучало от вашего сердца: представляйте, что вы сами говорите это вашему Отцу. Присутствующие в зале тоже будут повторять, чтобы вам было легче. Итак, начнем... Бог!.. - снова громко донеслось со сцены.
Пастор и переводчик смотрели на новичков, ожидая услышать повторение сказанного.
- Бог! - донеслось со всех сторон. Стоявшие рядом с Пашкой люди, как и он сам, сказали это совсем тихо и неуверенно, основной хор голосов прозвучал из зала.
Со сцены продолжали произносить фразы, в основном короткие, в несколько слов. После каждой вы-держивалась пауза для того, чтобы дать присутствующим возможность повторить сказанное.
- Я прихожу к тебе сейчас… Прихожу такой, какой я есть… Со всеми своими грехами и недостатка-ми… Я хочу покаяться в своей прошлой жизни… И начать новую жизнь… Жизнь во Христе… Я признаю Ии-суса своим спасителем, который принял смерть на кресте за мои грехи… Господь, измени мою жизнь!.. Я хочу жить с тобой, хочу, чтобы ты был моим Отцом… Прими меня, Отец… Очисти меня от моих грехов и благосло-ви для вечной жизни с тобой…
Под конец все уже вполне уверенно повторяли слова пастора, благодаря мощной поддержке зала от-бросив первоначальное стеснение. Повторив еще несколько раз уже произнесенные ранее фразы, пастор замолк и с улыбкой на лице, закрыв глаза, что-то шептал и покачивал головой. Люди у сцены смотрели на него, в оче-редной раз оказавшись в необходимости выжидать, что же будет дальше. Помолчав еще некоторое время, он открыл глаза и обвел их взглядом, улыбаясь еще добродушнее, чем в конце проповеди.
- Вот вы и приняли Иисуса Христа в свою жизнь. Сейчас для вас, может быть, тяжело понять в полной мере значение события, которое произошло. Не беда: это знание придет со временем. Все вы только что роди-лись во Христе - произошло рождение свыше. Младенец не умеет ходить и совсем ничего не знает, но у него все впереди; так же и сейчас перед вами начало долгого интересного пути - жизни в вере. Перед тем, как ра-зойтись, ваши братья и сестры - да-да, теперь вы смело можете называть братьями и сестрами людей, которые находятся в этом зале: у всех нас один Отец - Господь Бог, - ваши братья и сестры помолятся, чтобы на вас сни-зошел Святой Дух и дал вам новый дар. Вы, вероятно, были удивлены, услышав, как мы молимся - это называ-ется «молитва на языках». Святой Дух говорит нашими устами, мы не понимаем того, что говорим, но Он мо-лится за нас, зная все наши нужды, на языках, понятных Богу. Теперь у вас появилась чудесная возможность получить дар молитвы на языках. Задержитесь совсем ненадолго, мы помолимся за вас, и вы тоже сможете мо-литься таким образом. Всем остальным я говорю «До свидания!». Ждем вас на наше следующее собрание в четверг. Да благословит вас Господь, эйм;н!
В зале началось оживление. Почти все, одеваясь на ходу, направились к выходу; некоторые перед тем, как выйти, подходили к сцене и о чем-то разговаривали с теми, кто участвовал в проведении собрания. Пашки-на незнакомка, не задерживаясь, направилась в сторону выхода, он уже почти метнулся за ней, но вокруг «мла-денцев во Христе» уже собрались люди из присутствующих в зале, которые собирались молиться за новообра-щенных, каждому из которых достался свой проповедующий. Рядом с Пашкой оказалась маленькая худощавая женщина среднего возраста с черными, как смоль, волосами и глазами почти такого же цвета. Она загородила ему дорогу к выходу, вежливо попросив немного задержаться, и еще минут пять говорила о том, что сегодня, в тех или иных выражениях, уже было сказано пастором и другими - о жертве, принесенной на кресте, о покая-нии, о новой жизни и еще о чем-то, что уже не было сил запомнить. В конце концов, она подошла к молитве на языках:
- Сейчас просто расслабься и ни о чем не думай. Можешь закрыть глаза, чтобы было легче. Я возложу на тебя руки и буду молиться, а ты пробуй тоже и даже не задумывайся над тем, какие звуки будешь произно-сить. Святой Дух будут говорить за тебя.
Она положила свои руки на его плечи, со страдальческим видом зажмурив глаза, и Пашка вновь услы-шал тарабарщину, смущавшую его в течение всего вечера. Он не мог найти в себе силы попытаться выдавить из себя что-либо подобное: ситуация казалась чересчур противоестественной. Совету закрыть глаза он не после-довал и в течение нескольких секунд стоял, уставившись на большую родинку над губой женщины, смешно прыгавшую вверх-вниз во время её молитвы, и исподтишка поглядывал по сторонам, ловя себя на мысли, что стесняется окружающих, таких же новых здесь людей, как и он сам. Большинство из них, судя по выражению их лиц, чувствовали нечто подобное, но через некоторое время он заметил, что у некоторых новичков губы ше-велятся, явно что-то произнося. «Неужели у них получается?» - с удивлением подумал он и решил все же попы-таться что-нибудь пробормотать: закрыл глаза, постарался не задумываться об окружающем и, преодолевая не-имоверное сопротивление разума, кое-как выдавил из себя короткое звукосочетание - получилось что-то вроде «гедар;». Сказал и сразу же замолк, испытывая неприятное ощущение произнесенной нелепости. В памяти ярко всплыло воспоминание о том, как в школе играли в иностранцев, имитируя произношение на чужом языке - то-гда это казалось веселым и получалось безо всяких усилий, легко и непринужденно. Сейчас нужно было произ-носить что-то подобное, но слова не только не лились самопроизвольно, как, по словам проповедующих, долж-но было происходить, но даже усилием воли не получалось заставить себя сделать это. Женщину, однако, не смутила эта неудача подопечного, она побормотала еще несколько секунд, а потом открыла глаза и сказала:
- Не переживай, главное, поверь, что у тебя уже есть этот дар, просто нужно научиться им пользовать-ся, и тогда у тебя все получится. Приходи еще на собрания, тебя здесь все будут ждать, мы очень рады новым братьям и сестрам. А самое важное, что Бог тебя здесь ждет, всегда помни об этом! До свидания!
- До свидания, - Пашка постарался сказать это приветливо, не желая обижать женщину холодным от-ношением, но чувствовал он себя совсем неуютно.
Концовка собрания, выглядевшая совершенно издевательски из-за этого обучения тарабарским молит-вам, довершила неприятное впечатление от всего мероприятия, в целом напоминавшего какое-то увеселитель-ное шоу, что никак не вязалось с его основной темой, к тому же отнявшего четыре часа от выходного дня. Но тяжелее всего было думать о том, что так и не получилось знакомство, в расчете на которое он пришел сюда. Была потеряна замечательная возможность. Он шел по уже темной улице к остановке, обозленный на всех: на пастора, на тех, кто уговаривал его выйти к сцене, на женщину с родинкой и на самого себя за то, что не смог вовремя уйти, не слушая ничьих увещеваний. На улице было по-прежнему тихо и спокойно, под ногами звонко поскрипывал сухой свежевыпавший снег, морозный вечерний воздух бодряще пощипывал щеки, но красота природы уже не трогала его так, как утром. Вдобавок ко всему промерзнув с полчаса на остановке, он сел в ав-тобус и поехал домой в угнетенном состоянии, твердо решив для себя, что ноги его больше не будет в этом не-понятном заведении.
4
Дома его уже ждал горячий ужин, приготовленный матерью. Согревшись и насытившись, Пашка начал забывать о неприятном впечатлении, оставшемся после сегодняшней поездки. «Голодным да на морозе, тяжело быть оптимистом», - довольный пришедшей на ум нехитрой философской мыслью, вслух произнес он, посте-пенно возвращаясь к благодушному настроению, находясь в котором, иной раз разговаривал сам с собой. Он обвел глазами кухню и остановил свой взгляд на большом дымчатом коте Барсике, сидящем в углу на коврике, изредка облизывавшемся и равнодушно смотрящем на него сквозь прищур зеленых глаз.
- Что, Барс, ты сыт и доволен? - спросил Пашка, найдя в качестве собеседника хотя и безмолвное, но все же живое существо.
Он присел рядом с ним и, поглаживая разомлевшего от ласки и почти совсем закрывшего глаза кота, продолжал:
- Конечно, а чего тебе еще надо? Поесть да поспать - вот и вся жизнь. Знал бы ты, как иногда тяжело быть человеком. Нужно сначала долго учиться, потом всю жизнь работать, и при этом тебя постоянно подсте-регают какие-то трудности и проблемы. Но даже не это главное. Тяжелее всего то, что человек всегда ду-ма-ет, - он произнес последнее слово, делая ударение на каждом слоге, в такт этому постукивая согнутым указатель-ным пальцем по голове Барсика, вжавшегося в угол от неожиданности такого с ним обращения. - Вот ты, котя-ра, думать не умеешь, а мне все время приходится ломать голову над тем, как сделать то или другое, почему я или кто-то другой поступил или сказал именно так, а не иначе и, вообще, зачем я живу? Ты вот живешь только для того, чтобы набить желудок, да расплодиться по земле как можно в большем количестве. И не переживаешь по этому поводу, потому что не задумываешься над происходящим. А у меня есть ум - этот дар Божий, который иногда кажется не даром, а наказанием, потому что он не позволяет мне так жить. Хотя очень часто хотелось бы ни о чем не думать, а просто есть, спать и при этом быть убежденным, что так и должно быть всегда. Как было бы тогда легко…
Он еще в течение некоторого времени посидел в задумчивости возле кота, машинально поглаживая его и заново прокручивая в памяти события уходящего дня, потом быстро встал, стряхнув с себя подкрадывавшую-ся сытую дремоту, и пошел к себе.
Друзья Пашки обычно долго не могли забыть впечатление, которое произвело на них пребывание в его комнате при первом её посещении: слишком уж необычным было её убранство. Гостей, подходивших к закры-той двери комнаты, встречала привинченная на ней табличка: «Не влезай - убьет!» с изображением электриче-ского разряда, попадающего в глаз черепа. Уже одна эта оригинальность могла предупредить посетителя, что внутри его встретит что-то неожиданное. После того, как дверь приотворялась, открывая для просмотра одну из стен, сразу возникало ощущение того, что сейчас попадешь в помещение, где царят какие-то свои особые пра-вила, абсолютно не совместимые с традиционными взглядами на обстановку жилого помещения. А сделавший один-два шага внутрь на какое-то время застывал на месте с изумленно-восторженным «О-о-о!..», и такая ре-акция была вполне объяснима.
Одна из стен - та, которую не заслоняла от взгляда открывающаяся дверь - была сплошь облеплена са-мого различного размера плакатами с фотографиями музыкантов и рок-групп. Эти кустарные «обои» (за надру-гательство над наклеенными под ними настоящими - дорогими, с рельефным тиснением - Пашка в свое время имел очень тяжелый разговор с матерью, справедливо возмущенной содеянным им) были невозможно пестры и у кого-то даже вызывали раздражение своей крикливой цветастостью, а также отсутствием геометрической упорядоченности во взаимном расположении плакатов. Непривычный взгляд беспомощно скользил по стене от одного плаката к другому, с трудом останавливаясь на деталях фотографий и воспринимая, в основном, лишь общее впечатление от хаотичного нагромождения изображений.
Противоположная стена не намного отличалась от первой: на ней были развешаны конверты от вини-ловых дисков, яркие и броские фантастические изображения на которых впечатляли еще более, чем фотогра-фии на плакатах. Общее впечатление от вида этой стены выигрывало перед впечатлением от первой тем, что все конверты были одного размера и, расположенные рядами, претендовали на сходство с картинами на вы-ставке. Эта упорядоченность как-то сглаживала мрачность рисунков на конвертах. Почти все изображения бы-ли на какие-то загробные темы: обилие скелетов, трупов, уже полуразложившихся, но по сюжету изображения - живых; какие-то несуществующие ужасные животные, придумать которых, казалось, мог только воспаленный рассудок душевнобольного, и еще много чего.
Ближе к окну, прислоненные к книжному шкафу, стояли две гитары: одна электрогитара - бас, другая акустическая, двенадцатиструнная. Обе были облеплены наклейками с изображениями в том же стиле, что и рисунки на конвертах. Напротив, на прикроватной тумбочке пирамидой возвышались усилитель, магнитофон и проигрыватель для дисков; все сооружение увенчивала большая пепельница в виде черепа с ужасающего вида дырой на макушке и с расходящимися от нее змейками трещин. Череп зловеще улыбался. Немного выше и правее, на стене был закреплен самодельный ночник. Когда-то это была обычная медовая тыква, но Пашка вы-резал в ней три треугольника, имитирующие глаза и рот, через получившиеся отверстия путем долгих кропот-ливых стараний выскреб всю мякоть, а после того, как тыква высохла, поместил внутрь её лампу и подвел про-вод. Включенная в темноте, эта поделка была очень похожа на те, что делают американские ребятишки для то-го, чтобы в канун Дня Всех Святых ходить под окнами домов и пугать ими жильцов.
По обе стороны от входной двери были прикреплены колонки. Эту стену постигла та же участь, что и остальные: вокруг колонок были расклеены рисунки, нарисованные Пашкиным другом - художником. В боль-шинстве из них преобладали мрачные тона, и присутствовали все те же потусторонние сюжеты. Особенно при-тягивал взоры выполненный простым карандашом рисунок, довольно реалистично изображавший кисти рук какого-то гиганта, пересыпавшего, подобно камешкам, из ладони в ладонь человеческие черепа. Еще одна, ри-сованная акварелью, картина показывала бескрайнюю снежную пустыню; на переднем плане её рядом с сухим кустиком, нещадно сгибаемым ветром, была нарисована уже почти совсем занесенная поземкой рука человека, погребенного под снегом. В нижней части листа была надпись «Подснежник» и автограф художника.
Впечатление от всего увиденного довершал длинный кусок колючей проволоки, протянутый между колонками над дверью и своими концами обмотанный вокруг них. Наличие в квартире такого изделия тяжело было бы предположить даже в самых смелых фантазиях. После всего увиденного не каждый сразу замечал при-винченную возле дверной ручки маленькую табличку, снятую Пашкой в «Икарусе»: «Осторожно, открывается вовнутрь!».
Пашка подошел к магнитофону, включил его, прибавил на усилителе громкость, взял электрогитару и погрузился в подбирание звучавшей мелодии. Строго говоря, мелодией звуки, доносившиеся из колонок, мож-но было назвать довольно условно. Частая дробь барабанов, напоминавшая автоматную очередь, и почти бес-прерывное жужжание гитар создавали звуковое давление, самым отрицательным образом воспринимавшееся неподготовленными к такой музыке слушателями. Пашке приходилось постоянно выслушивать критические высказывания матери в адрес не дающих ей покоя какофонических песен его любимых групп. «Тяжелый ме-талл» - так именовалось направление в музыке, ярым приверженцем которого он являлся - был самым сильным жизненным его увлечением, и никто не мог поколебать его уверенности в правильности выбора. Неспособность других нащупать в прослушиваемом грохоте и скрежете нить мелодии и насладиться энергией звучания, осно-ванной на четкой ритмической структуре произведения, создаваемой совместно ударными и гитарами, он рас-ценивал лишь как ограниченность человека в восприятии новых веяний в музыке. Сам же он был совершенно уверен, что это музыкальное направление - наиболее перспективное и достойное преклонения истинного мело-мана, в особенности, если тот - мужчина. «Металл - самая мужская музыка», - часто говорил он друзьям.
Часто, по возвращении домой из института, он, еще не успев снять верхней одежды, скинув лишь обувь, почти пробегал в свою комнату, чтобы скорее включить новую, только что купленную, или взятую на время у друга, кассету. Только после того, как квартира наполнялась громким звуком, ощутимым даже в вибра-ции пола и стен, он возвращался к остальным делам.
Музыка сопровождала его везде и всегда дома ни на минуту не замолкали магнитофон или проигры-ватель, а на улице, в транспорте и в институте верным спутником был старенький плейер, сопровождавший его еще со школы. В светлые минуты жизни музыка удваивала его радость, но еще более необходимой оказывалась в тяжелые дни, когда единственно в ней Пашка находил утешение и забывал о своих юношеских бедах, челове-ку более старшего возраста, умудренному опытом, показавшихся бы до смешного наивными и, конечно же, не достойными таких сильных переживаний, но для него имевших значение вселенского масштаба.
При всей внешней агрессивности как музыки, которую он слушал, так и сопутствующей ей атрибути-ки, это увлечение не влияло каким-либо отрицательным образом на его отношение к жизни и к окружающим людям. Вопреки мнению противников «металла» о том, что множество преступлений современности соверше-но подростками под воздействием заряда негативных эмоций, полученных при прослушивании такой музыки, он черпал из неё только положительный настрой, способный привести лишь к более радостному восприятию жизни, но никак не к стремлению причинить кому-либо зло.
Ценитель с тонким вкусом наслаждается классической музыкой, находя в ней все: гармонию звука и вытекающие из неё вдохновение, полноту чувств и радость бытия. Пашка находил то же самое в своей грубой, безжалостно режущей уши и ненавидимой большинством музыке. Когда друзья или родные начинали спорить с ним на тему его музыкальных воззрений, он, наполовину в шутку, наполовину всерьез, прекращал спор фра-зой: «Важен не метод - важен результат».
5
По понедельникам в институте проходили занятия на кафедре военной подготовки.
С раннего утра в тесном коридоре полуподвального помещения одного из корпусов в ожидании построе-ния толпились студенты машиностроительного факультета. Пашка подошел к кучке своих одногруппников:
- Взвод, ррравняйсь! Смирна-а! - басисто рявкнул он, подражая голосу полковника, начальника курса. - Почему курим в помещении? Тут вам не там, тут вас быстро отучат водку пьянствовать и безобразия нарушать!
Один из парней, высокий и худощавый, подыгрывая шутке, вытянулся перед ним по струнке, задрав подбородок, и, изображая чрезмерное усердие, лихорадочно затоптал брошенный под ноги окурок:
- Я больше так не буду, товарищ генерал! - жалобно прогнусил он и продолжил уже обычным голосом. - Здорово, Пашок! Ну, рассказывай, что нового в жизни. Много водки на выходных выпил?
- Да всего литра два, больше не получилось: финансовый кризис, - Пашка развел руками.
- Да ты у нас, оказывается, Андерсен! - присоединился к разговору еще один парень. - Давай-ка лучше расскажи, зачем за девчонкой вчера гнался по городу?.. Да ладно тебе, - добавил он в ответ на удивленно вски-нутые брови Пашки. - Запирательство бесполезно, видели тебя агенты разведки. Познакомился?
- Да нет, - несколько смущенно ответил он. - Она в Дом Офицеров зашла.
- Ну и ты бы зашел.
- Так я зашел, - коротко ответил Пашка; ему не хотелось обсуждать событие вчерашнего дня, оставив-шее в душе неприятный осадок, но у собеседников уже проснулся интерес к тому, что он умалчивал.
- Ну и?.. Что дальше-то? Давай раскалывайся, не заставляй по одному слову из тебя вытягивать.
- Там собрание церкви «Слово Истины» проходило, я посидел, послушал немного…
- Ну и как, много лапши с ушей потом снял? - спросил парень, по имени Олег, начавший разговор про девушку.
- Почему лапши? - удивился Пашка. - Там, в общем, все правильно говорили… Довольно интересно, - добавил он, немного покривив душой - не признаваться же в том, как он проторчал в зале четыре часа, изнывая от скуки.
- А она что, верующая? - задал вопрос первый парень.
- Наверно. А чего ты морду скривил - это же хорошо: сразу ясно, что порядочная девчонка.
- Зато ненормальная.
- Почему это ненормальная? - неожиданно послышался возмущенный голос парня, до этого момента не участвовавшего в разговоре. - Ты, Женя, думай, прежде чем сказать.
Коля, вихрастый низкорослый паренек с некрасивым лицом, был бывшим Пашкиным одноклассником, поступившим в институт в одну группу с ним. Несмотря на то, что люди они были по характеру совершенно разные, именно с ним Пашка сдружился почти сразу же после прихода в новый коллектив, по приезду в Ир-кутск. Коля не отличался ни выраженным чувством юмора, ни живостью речи, свойственными его другу; серь-езный, чрезмерно скромный, тихий и незаметный в шумной компании - внешне он был полной ему противопо-ложностью. Но родство душ и общность мыслей гораздо сильнее сближают людей, чем сходство характеров. Их дружба с каждым прошедшим днём только крепла.
- Никак ты, Колян, у нас тоже верующий? - удивленно спросил Олег.
- Да, а что тут такого? Я, наоборот, не понимаю, почему есть люди, которые не верят в Бога. Ты бы хоть раз всерьез задумался о том, как из той пустоты, которую, по словам ученых, представлял собой мир миллионы лет назад, в процессе какой бы то ни было эволюции, мог получиться человек? Ведь твой организм по своей сложности превосходит любое творение человека; с ним не может сравниться никакой, даже самый фантасти-ческий, механизм. Каждую секунду внутри тебя происходят миллиарды процессов, о которых ты и не подозре-ваешь. Кто заставляет твое сердце биться годами, без остановки, а внутренности - производить громадную, не-вообразимую работу над всем тем, что ты бездумно проглатываешь? И, самое главное, кто воспроизводит этот уникальный сложнейший механизм в организме беременной женщины? Конечно, очень просто, не напрягая мозги, ответить, что так получается само собой, и самым пошлым образом списать все на силы природы. А кто она такая - эта природа, знает кто-нибудь?.. - он выплеснул все это с горячностью человека, оскорбленного в своих лучших чувствах, умолк на секунду, сдерживаясь, и тихо закончил. - А еще подумай над тем, что такое твой разум, способность мыслить и чувствовать - может, тогда ты поймешь, как глупо так, с плеча, все отри-цать.
Выговорившись, он с хмурым видом отошел в сторону, тем самым отказавшись от дальнейшего участия в начинавшемся споре на извечную тему: есть Бог или нет.
Развернувшуюся полемику прервало появление полковника. После построения, завершившегося обыч-ной фразой «Вопросы ко мне?..», произнесенной знаменитым командирским басом, четыре учебных взвода ра-зошлись по аудиториям.
Пашка любил занятия по тактической подготовке. Майор, читавший лекции, невысокий, плотного сло-жения, энергичный человек, часто рассказывал различные комические истории из своей службы. Был он немно-го косноязычен, но эта особенность придавала еще больший колорит его рассказам. После каждой лекции сту-денты с дружными взрывами хохота читали новые его изречения, подмеченные Пашкой в ходе прошедшего за-нятия и записанные на последних страницах его тетради.
Сегодня он слушал лекцию невнимательно. Короткий разговор перед построением снова всколыхнул впечатления вчерашнего дня, заставив его мысленно унестись далеко от происходящего вокруг. Он снова и снова вспоминал подробности вчерашнего собрания, думал об услышанном там и, хотя не мог не согласиться с тем, что все услышанное там - истина, то и дело возвращался к тому, что идти туда в четверг ему не хочется.
«Конечно, там можно узнать много нового и, возможно, даже интересного, но отдавать этому столько времени?.. Судя по их общению (видно, что большинство из них хорошо знакомы друг с другом), собрания они посещают регулярно. Кстати, именно постоянное посещение - прямо как на учебу - и предполагалось из слов этой женщины, которая за меня молилась. В четверг, начинаясь в шесть вечера, оно не может проходить так долго, как в воскресенье, но, даже если будет идти часа два - это получается шесть часов каждую неделю. Много…»
Пашка ненадолго оторвался от своих раздумий, записывая на последней странице привлекшие его внимание слова майора, приводившего пример из боевых действий: «…противник применил по нам огневое поражение…».
«А если так подумать, зачем это мне надо? Жил ведь без всяких собраний до сих пор и дальше прожи-ву. Пища для Святого Духа, полученного мною там? Кстати, еще неизвестно, действительно ли это произошло: я ничего даже не почувствовал, а ведь по их словам - это «возвращение к жизни». Как он там сказал? Что-то вроде: «Вы были мертвы для Бога, а сейчас он вдохнул в вас жизнь, как когда-то в Адама». Ну ладно, допустим, и произошло, все равно, я могу и дома Новый завет почитать, притом в то время, когда это мне удобно. Коро-че, ерунда все это - только деньги собирают с народа, и все. Ну его подальше - не пойду я туда. Пусть сами свои песни поют, как дураки, а я как-нибудь по-другому время проведу: пивка, например, с ребятами выпью - это куда интереснее…».
Его размышления о вариантах приятного времяпрепровождения были прерваны словами майора, в по-следние минуты все чаще бросавшего косые взгляды на Пашку, рассеянно смотревшего в окно:
- Андреев, повтори-ка, что такое наступление.
Коля, сидевший рядом, быстрым незаметным движением подвинул к Пашке свою тетрадь.
- Наступление - основной вид боевых действий. Цель: уничтожение противника, - с ходу нашел тот нуж-ное место в лекции. - Для успешного выполнения задачи наступления командир должен создавать необходимое превосходство в силах и средствах над противником, в решающем месте и в решающий момент…
- Достаточно, - остановил его майор. - Ты прямо, как Юлий Цезарь: всех ворон за окном пересчитал, еще и записывать успеваешь.
- Рад стараться, товарищ майор, - бодро отчеканил Пашка, вызвав ухмылку на лице преподавателя и смешки в аудитории.
Он сел и некоторое время внимательно вслушивался и добросовестно записывал лекцию, но его усердия хватило ненадолго: мысли начали плавно скатываться к воспоминаниям о незнакомке. Решение не посещать собрания было принято, но означало возвращение к исходной ситуации, когда не было совершенно никакого подходящего повода для знакомства с ней. Эта проблема замаячила перед ним с новой силой. Нужно было что-то придумывать, чтобы избежать очередной изнурительной депрессии.
«Нет, надо все-таки быть решительнее, а то так и буду до окончания института беспомощно на нее пя-литься, надеясь на счастливый случай, когда все произойдет самим собой. «Нельзя ждать милостей от приро-ды…» - да, именно так: надо действовать напролом. Опять же, чересчур напористый подход может и отпугнуть её. Впрочем, какой там «напористый», с твоей-то нерешительностью? Не смеши…».
В перерыве между лекциями он присоединился к группе парней, куривших в туалете. Компания была почти та же, что и при утреннем разговоре, но тему религии больше не затрагивали, оживленно обсуждалось ожидаемое получение стипендии.
- Саня уже почти в самом начале очереди, - порадовал новостью подошедший Олег. - Вот-вот принесет.
- Что, мужики, гуляем сегодня? - с ходу предложил Женя.
- Да ведь только неделя началась! - возразил один из присутствующих, но особого протеста в его голосе не чувствовалось: сказал просто так - больше для порядка.
- Ну и что - какая разница, что началась? Вон, у англичан она с воскресения начинается, а ты представь, что сегодня пятница. Все это условно, - возразил Пашка. - В первый раз, что ли, с похмелья на лекцию при-дешь?
- А что у нас завтра первым будет? Датчики, кажется, - сам ответил Олег. - Тогда нормально: Петрович сильно не грузит, можно будет даже вздремнуть на задней парте.
- Точно, - подхватил Женя. - У него еще голос такой тихий, убаюкивающий. Вообще, он классный му-жик: никогда тебя дергать не будет, если видит, что ты сегодня некондиционный. Есть же такие садисты на свете, которые не могут спокойно смотреть на спящего студента. Ну, плохо мне - разве не видишь? Нет же, он как будто удовольствие получает от того, что поднимет тебя с места и устроит допрос.
- Хорошо, что мало таких уродов было, нам как-то везет с преподами. Вот Тамара Петровна, что термех вела - приятно вспомнить, - Пашка тепло улыбнулся, вспомнив преподавательницу с предыдущего курса, доб-рую, приветливую женщину средних лет. - Ведь её лекции как раз первой парой шли. Такая толпа заваливает - а вот и мы! Все кривые, как сабли, шары в кучу - мрачное дело. Я не забуду, как зачет тогда сдавал. Мы как раз у Андрюхи до трех ночи гуляли - я уж и не помню, по какому случаю.
- Да какой там случай - захотели напиться да собрались. Вы же народ беспокойный, вам и повода ника-кого не надо, было бы, где приземлиться, а уж за что выпить - всегда найдется! - усмехнулся Андрей.
Он жил напротив института, через дорогу: снимал по знакомству однокомнатную квартиру. Одногрупп-ники, с первых месяцев учебы безошибочно распознавшие в нем компанейскую натуру человека, который не может без особой на то причины отказать в услуге друзьям, беззастенчиво, в порядке вещей, использовали его жилище для проведения частых студенческих застолий. Мало того, один из них «прославился» тем, что однаж-ды, взяв у хозяина под каким-то предлогом ключ, провел некоторое время у него дома. Вернувшись, Андрей обнаружил, что почти всё из уцелевших до этого дня остатков еды, привезенной из дома на прошлых выход-ных, уничтожено. На столе лежала простодушная записка: «Андрюха, спасибо, все было очень вкусно».
- Так вот, - продолжал Пашка. - Она села прямо рядом со мной, а от меня наносит, как из винной бочки. Неудобно - ужас! Я достал платок, держу его у рта и периодически покашливаю, отворачиваясь - вроде как, бо-лею. Ну, видок то у меня, действительно, далеко не здоровый был: глаза красные, морда скукожилась - попей-ка её, родимую, всю ночь. Если бы не пахло, может, и сошел бы за простывшего, но, вижу - она понимает что к чему. Так, другая бы отправила проспаться, еще и наорала бы, а эта - сидит, ласково так смотрит, чуть ли не с состраданием в глазах, типа «Плохо тебе, бедненький, да?». Запнусь - голова работает со скрипом - а она сразу же подскажет нужное слово. В общем, с горем пополам, сдал я зачет этот. Протягиваю зачетку, а самому стыд-но до невозможности. Именно из-за такого её отношения… Да, что ни говори, замечательный человек - все бы были такие…
- Ну, мы что-то совсем с темы съехали! - прервал его Женя. - Вопрос поставлен: пьем сегодня или не пьем?
Как по команде, все выжидающе посмотрели на Андрея - тот только махнул рукой:
- Что уставились-то? Еще вид делают, что я буду решать, пойдут они ко мне или не пойдут. Как будто когда-то спрашивали разрешения - вас же поганой метлой не выгонишь, если припретесь.
Его напускная строгость и резкость слов никого не обманули. Все давно знали Андрея как прямолиней-ного человека: если бы его тяготило присутствие гостей, он не постеснялся бы об этом прямо заявить. Сказан-ное сейчас все безошибочно восприняли за шутку.
- Во, коллективчик, блин. С вами не соскучишься, - уже более миролюбиво закончил он.
В этот момент все отвлеклись на проходившего мимо седого подполковника, который, выходя из туале-та, удачно бросил на ходу окурок в небольшую урну, стоявшую метрах в трех от него.
- Вот дает! - восхитился метким броском Женя. - Ну-ка… - он уже было замахнулся, но тут же, с сомне-нием покачав головой, подошел поближе, прищурился, сделал несколько пробных движений рукой и бросил окурок. Тот упал рядом с урной, даже не задев её.
Раздался дружный смех парней, которые наперебой подшучивали над его неудачей:
- Да, в НБА тебе не играть… Ты встань рядом с урной, может, повезет - попадешь.
Моложавый майор, наблюдавший со стороны за происходящим, улыбнулся:
- Не переживай, у тебя еще все впереди. Он, знаешь, уже сколько лет здесь курит - этот бросок отработан годами.
- Одно слово, стаж… - развел руками Женя. - Пойдем, короче. Уже, наверно, лекция началась.
6
У выхода из института, на огромном крыльце, где два неиссякаемых встречных потока входящих и вы-ходящих студентов смешиваются перед дверью - единственной открытой из трех - обособленно стояло с деся-ток парней, оживленно что-то обсуждавших. На застолье, посвященное получению очередной стипендии, со-бралась почти вся Пашкина группа. Они шумной гурьбой быстро прошествовали по длинным коридорам, но не успели еще отойти от института, как остановились: возник вопрос о количественном и качественном составе закуски.
Студенты - неприхотливый народ, и животрепещущая проблема, чем лучше закусывать горячительные напитки, перед ними, как правило, никогда не стояла. Бывали дни, когда от полученной стипендии оставались жалкие крохи, но каким-то чудом в общежитии появлялось спиртное. Вопроса о том, чтобы в связи с отсутст-вием закуски отказаться от выпивки, не было и в помине, а если бы кто-то и рискнул сделать такое предложе-ние, на него посмотрели бы, как на ненормального. Поэтому пили в любом случае, а в качестве закуски упот-ребляли имеющуюся в избытке «гидроколбасу» - так какой-то местный остряк окрестил воду. Налитая в стакан, она, по его словам, принимала форму колбасы.
Сегодня, конечно же, было исключение: хоть раз в месяц - в день получения стипендии - можно было по-зволить себе наличие более или менее приличной закуски. Но тут выявились разногласия между собравшими-ся. Большинство считало, что вполне приемлемой окажется лапша быстрого приготовления в сочетании с ту-шенкой или рыбными консервами. Меньшинство, в лице Олега, настроенного на более обстоятельное меро-приятие, предлагало дополнить этот довольно скудный рацион хотя бы небольшим количеством сосисок, а также парой банок маринованных огурчиков. Через минут пять таких препирательств Андрей, видя, что спор затягивается - Олег отстаивал свое мнение на редкость упорно и даже уже приобрел себе двух союзников в этом вопросе, - махнул рукой и сказал:
- Короче, разбирайтесь тут сами. Я пойду, хоть плитку включу да чайник поставлю. И решайте побыст-рее: будете телиться - всех пошлю подальше, - в шутку пригрозил он и быстрым шагом направился к дому.
Остальные направились к ряду киосков, расположенных у трамвайной остановки, где, в процессе про-должавшегося спора, все же была достигнута договоренность, и водка, консервы, лапша, сосиски, огурчики и хлеб постепенно заняли свои места в отяжелевших сумках.
К Андрею шли в радостном волнении от ожидавшегося вечера, рассказывая анекдоты и подшучивая друг над другом. Нарушив тишину полутемного подъезда гулким отзвуком веселых голосов, они поднялись на пятый этаж, дружно сетуя на то, как высоко он живет. Пашка, последние полгода поднимавшийся к своей квар-тире на девятый этаж пешком (в подъезде что-то случилось с лифтом), вперед всех забежал наверх, с усилием вдавил кнопку звонка и не отпускал, пока не открылась дверь.
- Куда ломишься?… - Андрей выругался и отошел, впуская толпу.
Теснясь в узкой прихожей, вошедшие загремели снимаемой обувью.
- Вас только за смертью посылать! - донесся с кухни голос Андрея. - Я картошку успел почистить и уже поставил, пока вы ходили. Где шарились-то? Водки не могли найти, что ли?
- Да на остановке мы были, - начал объяснять Пашка. - Просто искали, где подешевле, а тут еще Олег со своими огурчиками и помидорчиками докопался. Пока выбирали, раз пять туда и обратно прошлись.
- Да ты сейчас еще и спасибо мне скажешь, когда сядем. «Давайте только китайскую лапшу, давайте лап-шу…» - передразнил Олег Пашку. - Сколько её жрать можно? Скоро глаза узкие станут. Ему говоришь, как лучше, а он еще и выступает… Куда пуховик можно положить? - у тебя крючков на вешалке не хватает, - крик-нул он в сторону кухни.
- Неси сюда, - Андрей прошел в комнату, махнув ложкой в сторону угла у дивана. - Тут бросай, здесь чисто, я недавно мыл.
Обстановка внутри была, можно сказать, спартанская. Небольшая по размерам комната с темноокрашен-ным полом казалась довольно просторной из-за отсутствия в ней большинства привычных деталей интерьера. Старенький обшарпанный диван, одну ножку которому заменяла стопка книг, тумбочка с черно-белым телеви-зором в дальнем углу, стол, сиротливо стоявший у одной стены, да пара стульев у противоположной - только эта скромная мебель оживляла жилище Андрея. Рядом с тумбочкой прямо на полу стоял магнитофон с кучкой кассет, рассыпанных поблизости. Провода от него тянулись к большой колонке, стоявшей немного поодаль.
Не дожидаясь, когда все пришедшие разденутся, Пашка с Женей вытащили на середину комнаты стол и раздвинули его. Другие тем временем принесли из кухни четыре табуретки и достали из-под дивана доски, ко-торые совместными усилиями тут же превратились в лавки. Парни действовали слаженно и быстро; было вид-но, что процедура подготовки к застолью повторялась ими неоднократно. Уже через минуту на столе начали появляться принесенные закуски, а еще через совсем небольшой промежуток времени Женя торжественно внес и поставил посреди стола кастрюлю с лапшой.
- Куда полез?! - строго прикрикнул он на проголодавшегося Пашку, уже занявшего место за столом и сразу же зацепившего вилкой немного лапши. - Не превращай закуску в еду! Ты сюда пить пришел или зачем?
- Да, Пашок у нас насчет пожрать - широкоплеч, - засмеялся Олег. - Уберите его из-за стола, пока не поздно, а то, я чувствую, мы подвергаемся опасности остаться без закуски.
- Ладно, ладно, разгунделись тут, - снисходительно ответил Пашка. - Барахла китайского пожалели… Я вот еще ма-а-а-ленький кусочек от сосиски попробую и все, честное слово! - он хитро подмигнул и смачно от-кусил почти половину сосиски.
Из кухни донесся голос Сани, которому было поручено открывание консервных банок:
- Так, короче, Андреева сюда! Нечего там предаваться чревоугодию в отрыве от коллектива. Пусть кар-тошку толчет - это будет заслуженное наказание за преступление против общественных интересов.
- Вот-вот! - подхватил Андрей. - Кто не работает, тот не ест. Уселся там на готовенькое…
Пока Пашка делал картофельное пюре, приготовления закончились, и вот, наконец, все расселись вокруг стола. Водка из запотевших бутылок разливалась по стаканам в торжественном молчании.
- Ну, что? Выпьем за стипендию? - первым предложил тост Женя, сидевший во главе стола.
- Да, чтобы побольше была, да почаще давали, - дружно согласились окружающие и, встав, потянулись навстречу Жене, выжидающе поднявшему руку.
Зазвенели сдвигаемые стаканы, но, не успев еще сесть, все снова обернулись в сторону Жени, выпившего первым, который, покраснев и скривившись, надсадно закашлялся. Первый глоток оказался неудачным.
- Началось, - разочарованно протянул Олег. - Не можешь пить - не мучай организм! Следующую рюм-ку будешь пить после всех, а то от одного твоего вида все желание отпадает.
Женя, будучи не в силах ничего ответить, судорожно схватил маринованный огурец и, почти целиком запихав его в рот, долго прожевывал, утирая ладонью слезы, выступившие на покрасневших глазах.
- Да вы не переживайте, - улыбнулся он, придя в себя. - Все нормально… Первая всегда тяжело идет, следующие - как к себе домой. Больше не буду вам аппетит портить.
Поглощение первой рюмки для Пашки было почти ритуальным действием: он выпивал её, благоговейно прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Вот она, быстро опрокинутая, попадает сразу в горло, почти не каса-ясь нёба и языка и не обжигая рта; спустя несколько секунд в желудке начинается приятное жжение, а по всему телу постепенно распространяется тепло; голова становится легкой, а в душе неожиданно чувствуется состоя-ние покоя и умиротворенности, когда все вокруг кажется светлым и радостным, и, глянув на небо, хочется плыть по нему, растворившись в его бесконечной синеве. В эти первые минуты опьянения в нем просыпалось безумное желание жить. Он чувствовал себя по-настоящему счастливым - независимо от жизненных обстоя-тельств, не из-за каких-то достижений в учебе, в личной жизни или в чем-либо другом, а просто из-за того, что солнце в окне светит так ярко, небо - голубое, а облака похожи на большие, белоснежно-чистые мягкие игруш-ки.
Пашка сидел, наслаждаясь гаммой ощущений, нахлынувших на него, и даже на время забыл про чувство голода, терзавшее его уже несколько часов. Отвернувшись от окна, он обвел всех благодушным, уже слегка за-туманившимся взглядом, испытывая дополнительную радость от осознания того, что у него есть такие хорошие друзья, что он не один в этом прекрасном мире.
Закусывали в сосредоточенном молчании. Никто сегодня не обедал, и нехитрая закуска, стоявшая на столе, была чрезвычайно притягательной. Содержимое тарелок убывало катастрофически быстро, пока Саня не протянул руку к бутылке:
- Хватит! Жрать сюда, что ли, пришли? Не забывайте, что поздно выпитая вторая - загубленная первая. Давайте стаканы…
- Да, между первой и второй перерывчик небольшой, - радостно поддакнул порозовевший Пашка, про-тягивая стакан.
Выпили снова - беседа за столом оживилась; молчание первых минут сменилось обсуждением событий прошедшего дня. Еще раз посмеялись над майором, коллекцию изречений которого Пашка сегодня пополнил несколькими новыми перлами.
- Ладно, Липнянский - у того лекции не проходит, чтобы чего-нибудь не отмочил, но меня сегодня Кире-ев порадовал, - Пашка достал другую тетрадь, где были лекции по устройству артиллерийского вооружения, и, быстро перелистывая страницы, тут же разыскал неприметную, сделанную впопыхах запись. - А, вот! «Снаря-ды должны находиться в специально отведенных для этого местах, а не валяться по всей гаубице в разные сто-роны».
- Киреев - классный мужик, - улыбнулся Леха - рослый плечистый парень с короткими черными волоса-ми и скуластым лицом. - Он любит поприкалываться. Мне понравилось, как он у плаката, когда рассказывал, подзабыл, как деталюшка одна там называется. Посмотрел сбоку на перечень, указкой ведет по списку озада-ченно, а потом нашел - и с такой радостью: «О! Хомутик!» - Леха, округлив губы, отчетливо произнес букву «о» в слове «хомутик», подражая интонации преподавателя, и радостно засмеялся. - А Липнянский - тот просто армейский дуб с большой буквы. Он и не понимает, что что-то смешное сказал - это для него в порядке вещей. Говорят, военный - это не образ жизни, а состояние души. Вот он - классический пример.
Инициативный Саня, как всегда задававший темп, уже разлил очередную порцию водки и призвал всех выпить, гостеприимным жестом проведя перед собой рукой и бросая выразительные взгляды на стаканы с их содержимым.
- Ну что, третью - за любовь? - спросил Пашка. - С левой руки и стоя?
- Стоя - это, когда бабы есть за столом, - возразил Женя. - А сейчас рисоваться не перед кем, так что бу-дем пить сидя. - Он, привстав, чокнулся с теми, кто сидел поблизости и, оставив других без внимания, быстро, вперед всех, уже почти не морщась, одним глотком осушил содержимое своего стакана.
- Кстати, мне недавно одну штуку показали, - Андрей встал и поставил стакан на ладонь левой руки. - Попробуйте вот так.
Он начал медленно поворачивать раскрытую ладонь по часовой стрелке; когда окружность подходила к концу, приподнял распрямленную в локте руку, дочертил в воздухе круг и, поднеся стакан ко рту, выпил, так и не сжав ладони ни на секунду - в течение всей пройденной спирали стакан до прикосновения к губам стоял почти безупречно вертикально.
- Ого, да ты прямо гуттаперчевый мальчик, - восхищенно воскликнул Леха и попытался повторить экс-перимент, но, пройдя половину окружности, чуть не выронил стакан - движение оказалось намного сложнее, чем выглядело со стороны.
- Да ну его к черту, - разочарованно протянул он под смех окружающих и выпил обычным способом.
Еще несколько человек, заинтересовавшись предложенным трюком, попробовали, в свою очередь, про-делать то же самое - успеха достиг один Олег. С трудом, смешно изогнувшись всем телом, чуть не расплескав стакан в конечной траектории движения, он все же донес его до рта и выпил с торжествующим выражением на лице.
После выпитой третьей компания заметно оживилась. Шум за столом усилился. Разговор, который пона-чалу, неуверенно нарушая общее молчание, робко цеплялся за какую-нибудь тему и тут же, после нескольких сказанных фраз, затухал сам собой на несколько секунд, пока кто-нибудь очередным словом не подкидывал свежих дров в разгоравшийся огонек беседы, сейчас вовсю вступил в свои застольные права. Уже никто не ждал слов соседа, чтобы вступить в разговор - внутри каждого трепетало что-то свое, заветное - то, что не тер-пелось поскорее выложить на обсуждение, если не для всех, то хотя бы для одного из находящихся в комнате.
Пашка, обуреваемый желанием рассказать всему свету о чувствах, вспыхнувших в его душе благодаря встрече с институтской красавицей, нашел своего благодарного слушателя в лице Коли, который, даже выпив, не отличался особой разговорчивостью и предпочитал, погрузившись в собственные мысли, наблюдать за при-сутствующими. К пьяным излияниям друга он относился доброжелательно и всегда был готов внимательно вы-слушать проблемы, которыми тот делился с ним.
- …Понимаешь, Колька, ты даже не представляешь, какая она красивая… - восторженно говорил Пашка уже начавшим слегка заплетаться языком. - Я тебе её покажу как-нибудь, да прямо завтра покажу - она после второй пары все время в вестибюле стоит… Ну почему я такой тормоз, что не могу к ней подойти?!
Он стукнул себя кулаком по колену, немного посидел неподвижно, уставившись в пол, а потом, лихора-дочно ухватив Колю за плечо, взмолился:
- Помоги хоть ты мне как-нибудь!.. Ну, познакомься сам с ней, - пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд друга. - Для тебя ведь это знакомство ничего не значит: ты безо всяких комплексов можешь с ней заго-ворить, даже используя самый никчемный повод. А потом уже между делом со мной её познакомишь, а?..
- Да ну, Паш - чего ты придумал? Мне все равно, для себя или для тебя знакомиться - не тот характер у меня, я тоже не смогу просто подойти и заговорить первым. Это тебе к Женьке надо обращаться, - он кивнул головой в сторону Жени, энергично жестикулировавшего и что-то горячо доказывавшего парням на своем кон-це стола. - Он у нас специалист в этих вопросах.
За время учебы Женя действительно проявил себя типичным ловеласом, знакомившимся с девушками в институте, в транспорте и просто на улице - в общем, в любых, даже, казалось бы, совершенно неподходящих для этого условиях. Очень часто, по окончании лекций, он уходил из института вместе с очередной своей пас-сией, которые менялись с поразительной частотой. Его успех у женского пола был тем более удивительным, если учесть, что впечатляющими внешними данными он не обладал: тощий, с крупным утиным носом, особен-но выделявшимся на фоне остальных, довольно невыразительных черт лица, расхлябанные телодвижения - все вместе придавало ему сходство с комиком из шоу. Но, видимо, все же было в его раскованном поведении хох-мача что-то притягательное для девушек - иначе невозможно объяснить его многочисленные победы на любов-ном фронте.
Услышав краем уха свое имя, Женя, раздосадовано отмахнувшись от своих собеседников, крикнул в сто-рону Коли:
- Что это вы там про меня говорите? Гадости какие-нибудь?
Не дождавшись ответа, он поднялся и, уже пошатываясь на нетвердых ногах, подошел к ним.
- Пашок, не грусти: жизнь наладится - купишь цветной холодильник! - он похлопал по плечу Пашку, увидев мрачное выражение его лица, и повернулся к Коле:
- О чем говорим?
- Да вот, Пашка переживает, что с девчонкой познакомиться не может. Я и говорю: «Вон, Жеку попроси, чтобы познакомил»: ты у нас бесценный кадр.
- А! - протянул Женя с самодовольной улыбкой. - Правильно говоришь. А кадры у нас, что? - он поднял вверх длинный указательный палец и, состроив серьезную физиономию, назидательно произнес. - Кадры ре-шают все! Не грузись, - снова повернулся он к Пашке. - Будет и на твоей улице праздник, найдем тебе подруж-ку. Давай лучше выпьем!
Не дожидаясь согласия, он взял ближайшую бутылку и налил водки Пашке, Коле и себе:
- Санин стаканчик использую, - бормотал он, покачиваясь. - Всё равно все стерильно: проспиртовано.
Коля протянул руку, показывая, что хватит, но Женя все же налил добрую треть стакана:
- Не переживай, я края вижу.
Пашка иногда чувствовал некоторую антипатию к удачливому искателю любовных приключений, когда Женя подшучивал над его робостью. Пашке тогда были особенно неприятны его беззаботность, самодовольная ухмылка и, вообще, манера общения. Сейчас же, ободренный услышанным, он испытал в душе прилив по-братски нежного отношения к нему, нашедшему несколько теплых и искренних, как ему казалось, слов для то-го, чтобы поддержать товарища. Он встал и крепко обнял друга одной рукой, другой поднял стакан и, просвет-лев, сказал:
- Спасибо, Жека, ты настоящий друг! Давай же выпьем на зависть всем буржуям. Я же не совсем конче-ный человек - у меня все получится, ведь правда?
- Конечно! - уверенно воскликнул Женя, уже не морщась после выпитого и даже не закусывая. - Пойдем здоровью вредить.
Они взяли сигареты и вышли на лестничную площадку.
- Понимаешь, Пашок, то, что ты не можешь познакомиться - это никакая не проблема. - Женя затянулся, выдохнул и замолчал, смотря вдаль блестящими глазами и собираясь с мыслями. Пашка терпеливо ждал.
- Ты считаешь, что знакомство - это очень важно, и поэтому боишься его. А я тебе скажу: все это фиг-ня… По сравнению с проблемами, которые могут возникнуть в последующем общении, проблема знакомства - просто пшик!.. - Женя говорил тихо и неторопливо, делая частые паузы во время затяжек. - Я ведь в школе тоже не таким уж смелым был: тихий, скромный пацан. И если бы не одна моя одноклассница, может быть, был бы сейчас таким же, как ты… Не сказать, что она была моей подругой - так, просто, забрасывал записками да по-сле школы домой провожал. Потом подросли немного - еще один одноклассник стал к ней подкатывать. Ну, я, конечно, с наездом на него, типа «Отдыхай!»… Короче, пошли мы после уроков драться - человек пять зрите-лей собралось, она тоже была. Это одно из радостных воспоминаний моего детства, - он неожиданно улыбнул-ся. - Какая драка была! Он мне, правда, пуговицы на рубашке оборвал, но зато всю свою кровью из носа за-лил…
- Ну и? - не выдержал Пашка.
- Я победил… А она с ним ушла. Вот так-то…
Пашка, представив ситуацию, не смог удержаться от смеха.
- Смеешься, - снисходительно кивнул головой Женя. - Я теперь тоже смеюсь, когда вспоминаю, а тогда это для меня был первый урок, который повлиял на все последующее отношение к жизни. Я стоял, смотрел, как она шла рядом с ним, и думал: «Этой предательнице я писал десятки записок, таскал, как дурак, её порт-фель - и все это для того, чтобы, в конце концов, она при всех мне вот так плюнула в лицо своим поступком… нагадила в душу. Ради чего, спрашивается, я все свои мечты посвящал ей и перед тем, как уснуть, думал только о ней?..» Короче, переболел я, а вера в них у меня умерла: если одна так смогла поступить, значит, этого можно ожидать от каждой. Так что тогда значит это знакомство? Да ничего - грош ему цена! Тогда я для себя понял, что не надо все это воспринимать серьезно, тогда будешь застрахованным от таких ударов и любой разрыв от-ношений перенесешь безболезненно. У меня сейчас девиз: «Надо бросать первым - пока не бросили тебя»… - он затянулся в последний раз, бросил окурок вниз и открыл дверь. - Так что убеди себя, что это знакомство тебе не нужно - все равно отношения когда-то закончатся - и познакомишься в два счета. Пошли пить.
В комнате тем временем, рискуя навлечь на себя недовольство соседей, громко включили музыку. Стол подвинули к дивану и вертлявый паренек, Сергей, на освободившемся месте начал подпрыгивать в энергичном современном танце. Коля сидел на диване, откинувшись на спинку и закрыв глаза - он почти никогда не танце-вал, но очень любил слушать музыку. Остальные, разделившись на две группки по темам разговора, вели бесе-ды за разными концами стола и, уже никого не дожидаясь и не произнося тостов, постепенно допивали прине-сенную водку.
Пашка, встряхнувшись после разговора в подъезде, снова ожил, на время забыв о своих переживаниях и, усевшись за стол, громко воскликнул, щелкнув пальцами:
- Водки мне, немедленно! Почему пьем одни? Кинули старого боевого товарища, да? Что-то вы тут без меня совсем распустились, пока я курил. Полнейший разброд и шатание! Каждый о чем-то своем говорит - я не вижу коллектива. И вообще, что за попсню вы включили: Серега, хватит скакать, как козел на батарейках - вы-рубай все и садись. Предадимся дружескому общению.
В процессе дружеского общения за какие-то двадцать минут были допиты несколько бутылок водки, стоявших на столе. Разлив последнее, Андрей пошел к холодильнику и вдруг с кухни донеслось:
- О-па! Приехали… За водкой идти надо.
- Как, все?! - в ужасе воскликнул Пашка и разочарованно протянул. - Ну вот, на самом интересном мес-те… Что, напоследок по мороженому - и по домам?
Шутку поняли - Пашка был не из тех, кто в разгар застолья мог так спокойно примириться с тем, что водка закончилась. Сказанное выражало предложение отправить кого-нибудь в ближайший ларек.
- Есть добровольцы? - спросил он, увидев понимающие усмешки по поводу его последних слов.
Добровольцами оказались Сергей и Женя, который, несмотря на то, что уже не совсем уверенно стоял на ногах, непременно хотел выпить еще и первым кинулся в прихожую за одеждой. После коллективных напутст-вий и пожеланий удачных приобретений они, быстро собравшись, ушли.
Пашка, захвативший инициативу у магнитофона, поставил свою кассету, и комната наполнилась скре-жещущими звуками музыки одной из его любимых групп.
- Ну вот, дорвался! - Саня обреченно махнул рукой. - Вот что значит - техника в руках пещерного чело-века. Разве таких извращенцев можно подпускать к магнитофону? Пашок! Может, пожалеешь наши уши?
- Все нормально! Ты послушай, какая гармония, какой ритм! - Пашка уселся на пол спиной к стене рядом с колонкой.
За окном уже стемнело. Он, взглянув на часы, удивился тому, насколько ускорилось течение времени, столь неторопливое и размеренное в первые минуты застолья. Вообще-то, пора было уже ехать домой, но этого не хотелось совершенно.
Он закрыл глаза и слился со своей музыкой, любимой всегда, но особенно притягательной сейчас, когда состояние опьянения обострило восприятие всего внешнего и, более всего, звуков, так будоражащих его эмо-циональное состояние.
Легкость, наполнившая его в первые минуты, уступила место тяжести в теле, впрочем, не мешавшей приятному течению мыслей. Он забыл о своих трудностях; жизнь представлялась ему светлой и радостной. Любые проблемы, ранее тяготившие своей безвыходностью, виделись теперь совсем в другом свете - решение каждой из них, казалось, было совершенно простым и требовало вполне доступных шагов и слов в определен-ных ситуациях. Кроме того, оглушающая музыка, звучавшая всего в каком-то полуметре от него, заставляла просто забыть обо всех заботах и наслаждаться ощущением полного единства со звучащим грохотом. В отдель-ных, самых ярких местах, по телу у него мурашками пробегала морозь, вызванная любимыми звуками. В эти мгновения казалось, что в жизни нет ничего более важного, чем слияние с музыкой.
Тем временем вернулись курившие. В ожидании «гонцов», отправленных за водкой, Андрей, размякший и расчувствовавшийся, пустился в воспоминания о подобных днях, проведенных вместе на прошлом курсе, и неожиданно перешел к выражениям признательности своим друзьям:
- Мужики, честное слово: мне сейчас так хорошо. Я рад, что вы у меня всегда собираетесь. Даже жалею, что мы на первом курсе по раздельности время проводили: целый год, считай, потеряли! Мне в эту конуру од-ному и возвращаться-то неохота после занятий, а когда вы рядом, прямо жить хочется!
Здесь, после паузы, он, словно устыдившись своей сентиментальности, неожиданно повысил голос:
- А вообще, конечно, сколько мне с вами намучиться пришлось! В детском саду воспитателям с малень-кими тяжело, а мне приходится нянькаться с этими великовозрастными идиотами - да я давно уже медаль за-служил! Это же надо столько вынести на своих плечах, ведь от вас сплошные убытки, - Андрей продолжал воз-мущенным голосом, но уже с трудом сдерживая улыбку. - Я тут как-то подсчитал, во сколько мне выходят эти гулянки. За второй курс, прикладываясь к местным запасам, вы, как саранча, уничтожили два мешка картошки, три палки колбасы, где-то сотню яиц, плюс к тому море всякой мелочевки. Не хило, а?
Все покатились со смеху, услышав столь подробное перечисление. Ни для кого не было секретом, что холодильник Андрея терял значительное количество своего содержимого во время таких набегов. Хозяин щед-ро расточал свои запасы, привезенные из дома, когда оказывалось, что взятой закуски было совершенно недос-таточно. Тем не менее, никто даже не задумывался, сколь внушительно, оказывается, общее количество съе-денного небольшими порциями за долгое время.
Андрей, посмеявшись со всеми, закончил:
- Это только еда. А кто по пьянке сломал мне два стула и отпаял носик у чайника, забыв его на плите? Да что там чайник - подарили в прошлом году на день рождения гитару, и в этот же вечер какая-то пьяная сви-нья села на нее всей своей тушей. Я потом замучился ее клеить, и все равно сейчас дребезжит. Другой на моем месте уже повесился бы. И за что я только вас люблю?
Он бережно взял в руки гитару с большой трещиной посреди корпуса:
- Давайте споем, что ли? Пашка, вырубай!
Пашка беспрекословно выключил магнитофон и подошел ко всем. Ещё одним из его увлечений была иг-ра на гитаре. Обладая довольно невыразительным, слабым голосом, он, в основном, просто музицировал, но в компании, выпив, чувствовал непреодолимое желание петь - увлеченно, забыв обо всем и не обращая внимания на недостатки голоса. И хотя его репертуар был небогат - с десяток лирических песен разных авторов - но, ис-полненные с душой, они каждый раз завоевывали внимание присутствующих. Все тогда сидели молча, не от-влекаясь на разговоры, и смотрели - кто куда-то вдаль, захваченный проникновенной мелодией и погрузивший-ся в свои мысли, кто на Пашку, наблюдая за тем, как он, с вдохновленным лицом склонившись светлой челкой к гитаре, быстро перебирает струны тонкими подвижными пальцами, изредка, когда они не слушаются, недо-вольно морщась.
И сейчас ему первому дали в руки гитару, но начатую песню прервало возвращение парней, ходивших за водкой.
- Вы где столько ходили? - спросил пришедших Леха, - я уже переживать начал, думал - как в прошлом году у Димки с Костей из нашей общаги получилось.
- А что у них?
- Да так же сидели, водка закончилась. Они пошли в ларек на остановку, только деньги отдали - тут сзади менты подваливают. Обшмонали их, в бобон - и в отделение на Гоголя. Те спрашивают: что, мол, такое? По ориентировке, говорят, подходите - сколько-то там времени назад с двух девчонок шапки сняли неподалеку от того ларька. Заперли их в «тигрятник», а девчонок этих привезли почему-то только часа через три или даже четыре. Ну, понятно, те посмотрели и говорят, что не они. Только тогда их отпустили. Те выходят - на улице холод, ночь, автобусы не ходят. Идут, матерятся - вот погуляли! Еще и деньги в ларьке остались у продавщицы. Пошли туда, а она еще не сменилась. Они ей: «Девушка, это нас тут забрали несколько часов назад. Вы нам водку еще не дали», - Леха захохотал, хлопнув себя по колену. - Вот ситуация, блин! Ну, отдала она им водку, выпили они ее вдвоем - все уже, конечно, разошлись - и спать легли.
- Не, мужики, у нас все нормально, - проговорил заплетающимся языком Женя. - Ментов… не было, - добавил он, икнув.
- Ты где это нажраться успел? - удивленно спросил его Олег. - Вы на улице, что ли, пили? - обратился он к Сергею.
- Я не пил, а ему приспичило пива взять. Я предупреждал, что это до добра не доведет, он здесь уже был кривой: водки наглотался за вечер, почти не закусывая.
- Что вы за меня переживаете? Все будет нормально, - промямлил Женя, медленно приподнимаясь с пола, куда он тяжело присел сразу после того, как снял одежду. - Мне бы только до дивана добраться… пусти-те!..
- Пусть ложится, - сказал Саня, - Все равно с него никакого толку.
Женю, растянувшегося на диване, оставили в покое, и все с новыми силами набросились на принесен-ную водку, продолжив шумное, веселое застолье.
7
Автобуса не было долго. Пашка, согреваясь, мерил шагами остановку, поглядывая на Женю, который, ссутулившись, сидел на лавке.
- Евген, не спи - замерзнешь! - весело окликнул он его.
- Не замерзну, - вяло пробурчал тот, не поднимая головы.
Пашка усмехнулся, в очередной раз прокручивая в памяти только что происшедшее.
Когда он, собравшись уезжать, вышел в прихожую, на кровати зашевелился Женя, проспавший около часа. Приподнявшись и тупо глядя в сторону стола полуоткрытыми глазами, он пробормотал:
- Подожди… я тоже пойду.
- Давай на посошок, - обратился он к Андрею, одевшись и войдя в комнату в обуви.
«На посошок», видимо, вышел неудачный, так как произошло неожиданное. Женя выпил, протянул ру-ку хозяину гостеприимного жилища и, безо всякого выражения сказав «До свидания», тут же мгновенно срыг-нул только что выпитое на пол, прямо под ноги Андрею. Посмотрев вниз, он так же бесстрастно произнес: «Из-вините», развернулся и пошел к двери.
Андрей, остолбеневший от такой наглости, только через несколько секунд опомнился и кинулся вдо-гонку. Уже у двери схватив незадачливого Женю за воротник куртки, он почти прокричал:
- Куда?! Быстро взял тряпку и все вытер! А то я тебя сейчас вылизывать это заставлю!
Выпившей компании было трудно удержаться от смеха, глядя на то, как Женя, ничего не говоря, встал на колени перед лужицей и, с трудом удерживая равновесие, долго возил по полу тряпкой. Уже убрав все сле-ды, он продолжал свои монотонные движения, бессмысленным взглядом глядя в пол.
Пашка еще раз мысленно посмеялся над этой картиной. Настроение у него было превосходное.
«Как хорошо, все-таки, вот так проводить вечера: в компании с друзьями, выпивая, слушая музыку, - восторженно думал он. - Жаль, что после института такого уже не будет».
Он вдохнул полной грудью морозный воздух и приветливо кивнул головой круглой луне, ярко белев-шей в небе. Когда-то давно он разглядел в причудливых сочетаниях света и тени на полном ночном светиле по-добие двух глаз, носа и улыбающегося рта, и с годами эта иллюзия стала настолько привычной, что в полнолу-ние он не только легко различал знакомое лицо на луне, но и угадывал настроение среброкудрой Селены. Сего-дня её улыбка была особенно приветлива.
Пашка окинул взглядом безоблачное небо над головой, усеянное россыпью звезд, больших и малень-ких, и вдруг остановился, пораженный пришедшей внезапно мыслью. Глядя в черную бесконечность неба, он неожиданно почувствовал с неожиданной ясностью величие Вселенной. О неизмеримости ее размеров он, ко-нечно, знал со школы - но как что-то заученное наизусть без понимания сути. Сейчас же небо словно открыло перед ним свои бездонные глубины, и он впервые ощутил себя ничтожнейшей песчинкой в бесконечных про-сторах Вселенной. На мгновение показалось, что если подпрыгнуть, то тело легко оторвется от земли и начнет стремительное, неудержимое падение в эту черную пропасть.
Осознание собственной малости вызвало в его душе чувство благоговейного трепета перед Творцом, благодаря которому он - микроскопический кусочек плоти, ноль в космических масштабах - обладает бесцен-ными даром - жизнью, может ощущать окружающее всеми органами чувств, любить, радоваться и наслаждать-ся, мыслить, владея своим собственным душевным миром, таинственным образом заключенным внутри непо-стижимого сочетания мяса, костей и крови. В этот момент он, как никогда раньше, почувствовал, что Бог, на-ходясь везде и в то же время какой-то своей частью рядом с ним, подобно любящему отцу заботливо поддер-живает его в трудные минуты, следит за каждым его шагом и наставляет на правильный путь, огорчается и ра-дуется вместе с ним.
Пашка присел на скамейку и еще долго, до головокружения, смотрел в притягивающую пустоту неба, явственно представляя, как он, словно на гигантском космическом корабле, отделенный от космической пусто-ты и холода лишь тончайшей оболочкой земной атмосферы, летит с неимоверной скоростью сквозь просторы Вселенной. Увлекшись своими фантазиями, он чуть не прозевал свой автобус. Немного протрезвевший на мо-розе Женя первым вскочил со скамейки и окликнул друга.
В автобусе Пашка уселся на сиденье спиной в сторону движения и осмотрел салон: хотелось улучшить и без того приподнятое настроение беззастенчивым разглядыванием какого-нибудь красивого личика. В не-скольких метрах от него сидела довольно симпатичная девушка, но, попытавшись подробнее рассмотреть чер-ты ее лица, Пашка вдруг обнаружил, что изображение в глазах предательски двоится - подвело выпитое. Он не-сколько минут пробовал сфокусировать взгляд на лице незнакомки, но преуспел лишь в том, что она, вконец смущенная столь бесцеремонным разглядыванием, перешла на другое место. Демонстративно хмыкнув - мол, не очень-то и хотелось - Пашка еще некоторое время, прищурив один глаз, рассматривал пассажиров, а потом, разморенный теплом и укачанный, задремал и вскоре крепко заснул.
Разбудил его громкий металлический голос из динамика:
- Эй, друг, приехали! Конечная.
Пашка вскочил с сиденья, непонимающе озираясь спросонок, но тут же вспомнил то, что возвращается он от Андрея домой, и сразу же успокоился, сообразив, что его остановка предыдущая, и далеко от дома он не уехал. «В конце концов, - подумал он, - это и к лучшему: вечерняя прогулка не помешает, проветрюсь немно-го».
В прихожей его встретила расстроенная мать:
- Паша, ну ты же знаешь, что я всегда переживаю, когда тебя долго нет. Сейчас так страшно стало, столько бандитов: среди бела дня убивают, а ты по ночам ходишь. Я уже час стою у окна, каждый автобус встречаю. Хоть бы позвонил, сказал, когда приедешь.
- Да не было телефона, я бы позвонил. И вообще, что ты нервы себе треплешь? - сказал Пашка, усев-шись на тумбочку для обуви и медленно снимая сапоги. - Начитаешься газет, потом ходишь и охаешь: там уби-ли, там обокрали. Ты пойми, газет мало, а населения сотни тысяч. Конечно, если в одно место собрать всю ин-формацию о преступлениях, то кажется, что они на каждом шагу совершаются. А в процентном отношении к количеству людей это очень мало...
- Если бы нас везде подстерегали маньяки, как тебе вечно кажется, - донеслось уже из ванной комнаты, - то и жить не стоило бы, можно было бы сразу ложиться в гроб и помирать, пока никто не убил.
- Не спорь, если бы ты хоть трезвый ехал. Пьяные всегда попадают в какие-нибудь истории. Не воз-вращайся так поздно, я тебя очень прошу! Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу, мне потом хоть в петлю лезь.
- Мама, ну перестань такие вещи говорить, - скривился Пашка. - Ты же знаешь, как я тебя люблю, - он подошел к ней и обнял за плечи.
- К тебе Дима заходил, - сменила мать тему разговора.
- Что говорит?
- Да что-то у него там не получалось по учебе, хотел, чтобы ты помог. Второй раз заходил с час назад, расстроился, что опять не застал… Иди, поешь, я разогрею.
Пашка не заставил просить себя дважды. Съеденное в качестве закуски у Андрея никак не могло заме-нить пропущенных обеда и ужина. Перекусив, он уже собрался было лечь спать пораньше, но тут раздался зво-нок - снова пришел Дима. Не успев перешагнуть через порог, он взволнованно затараторил, протягивая Пашке скрученный в рулон лист ватмана:
- О, наконец-то я тебя застал! Пашок, выручай: завтра надо курсовик по «Деталям машин» сдавать; я пояснительную написал, а с чертежом - полный завал! Ты же знаешь, что у меня со школы проблемы с черче-нием, я бы лучше несколько лабораторных по электронике сделал, чем с линейкой возиться. Помоги, а?
Пашка знал Диму со школы - тот учился в классе на год младше. Познакомились они, стоя в карауле у Вечного Огня. С первых дней их сблизили общие музыкальные вкусы. Началось с того, что Пашка в процессе общения быстро привил новому знакомому любовь к своей музыке. Дима, обладая такой же увлекающейся на-турой, сразу ринулся в водоворот ощущений, связанных с новым занятием - прослушиванием «металла».
Невысокого роста, щуплый, со смуглым широкоскулым лицом, этот парнишка чрезвычайно сильно привязался к Пашке. Он с восхищением глядел своими выразительными темно-карими, почти черными, глаза-ми на старшего товарища, когда тот рассказывал об особенностях музыкальных стилей, подкрепляя рассказ, и без того интересный для него, неискушенного слушателя, «практическими занятиями» - прослушиванием кас-сет. Немного позже Дима рьяно взялся за гитару, столь стремительно продвигаясь в обучении игре, что Пашка был просто изумлен успехами своего ученика.
С началом студенчества они стали встречаться реже; изменился и характер их встреч - трудно стало находить время для разговоров и занятий музыкой; теперь они общались, в основном, лишь с целью помочь друг другу решить проблемы с учебой. Дима, со школы увлекающийся радиотехникой, помогал Пашке с элек-троникой - предметом, который давался тому с неимоверным трудом. Пашка же, в свою очередь, был создате-лем почти всех его чертежей.
- Завтра сдавать?! - вытаращился Пашка. - Да ты что, с дуба рухнул? Как я тебе сейчас целый «А-первый» формат вычерчу? - уже ночь на дворе.
- Ну, Паша, сделай, сколько сможешь! - взмолился Дима. - Только в тонких линиях набросай, обвести-то я и сам смогу. Завтра пропущу первые две пары и все с утра доделаю… И штриховку тоже не надо, - добавил он, видя, что Пашка колеблется и уже почти готов согласиться.
Спать хотелось довольно сильно, но в глазах Димы читалась такая надежда на помощь друга, что отка-зать ему было невозможно.
- А ты хоть знаешь, что чертить надо? У меня сейчас по «Деталям машин» нет книг, - сделал Пашка по-следнюю попытку.
- Есть, конечно! - радостно ответил Дима, чувствуя, что сопротивление сломлено. - Вот книга по расче-ту волновых редукторов, там, в конце, есть готовый чертеж - нужно только размеры взять из моих расчетов.
Он наклонился и вытащил из принесенной сумки тетрадь, потрепанную тонкую книжку, а вслед за ни-ми, улыбаясь - две бутылки пива.
- Вот тебе, чтобы легче чертилось, чтобы рука была тверда, а линии - прямы.
- О, актуально! - оживился Пашка.
Опьянение постепенно проходило, уступая место гнетущей тяжести в голове, слабости в теле и усили-вающейся раздражительности. Хотелось выпить еще, чтобы избежать тягостного начала похмельного состоя-ния.
Опустошив, не отрываясь, половину бутылки и удовлетворенно погладив себя по животу, он разложил на столе лист ватмана, прижав его углы толстыми учебниками. Взял принесенную Димой книгу и некоторое время внимательно изучал чертеж в ней, затем, вооружившись карандашом и двумя линейками, быстро начал заполнять пустой лист параллельными и перпендикулярными линиями, постепенно превращавшимися в изо-бражение рассеченного вдоль редуктора. Дима со стороны с восхищением следил за уверенными движениями Пашки, увлекшегося своим занятием. Брови его сосредоточенно нахмурились; он молчаливо склонился над листом, ярко белевшим в свете настольной лампы, лишь изредка откладывая карандаш в сторону, чтобы от-хлебнуть из бутылки.
- Ты уж извини, что я тебя загружаю своими проблемами, просто у меня полный завал, - пожаловался Дима. - Я на первом курсе был в ужасе от того, насколько стало трудней по сравнению со школой, а сейчас - вообще полный привет. Уже сессия скоро, а у меня почти по всем предметам по практике «хвосты», даже не представляю, как это все сдавать. Могут к экзаменам не допустить.
- Ты это зря так запустил, - покачал головой Пашка. - Можно и доиграться: вышибут запросто. А сей-час еще обиднее будет, чем на первом курсе, если отчислят.
- Да у меня уже руки опускаются; иногда думаю, черт с ним - пусть отчисляют, хоть отмучаюсь.
- Ну конечно! А полтора года, которые отучился - коту под хвост. Сразу в армию заберут, вернешься оттуда - все с нуля начинать. Зачем тебе это надо? Лучше сейчас поднапрячься, все сдать, а со следующего се-местра взяться серьезно за учебу. Я же знаю, что ты не тупой, просто хочешь на халяву все сдать. Так ведь? На-верно, на лекции почти не ходишь?
- Ну, как в той песне: от сессии до сессии… - виновато улыбнулся Дима.
- Вот-вот. Я ведь в такой же ситуации оказался год назад. Уже одногруппники говорили: «Не жилец ты». Кое-как, правда, выцарапался, потом хорошо поразмыслил и сказал себе: «Паша, успокойся, ходи на все лекции и не рыпайся: с тобой тут цацкаться не будут - вышвырнут и фамилию не спросят. А потом «Там-та-рам там-та-рам там-та-рам там-там», - напел он мелодию из «Прощания славянки». - Два года в сапогах. Я так по-думал: а оно мне надо? Вообще, никогда не горел желанием туда идти - я там никого не знаю. А тем более, ко-гда уже столько времени отучился. В общем, притормозил я, перестал лекции пропускать, чтобы пива попить. Пиво теперь только в перерывах между лекциями, - улыбнулся Пашка. - Стал лекции записывать, ну и все ос-тальное. Не надрываюсь, конечно - здоровье-то дороже - но идет потихоньку учеба.
- Везет тебе, - вздохнул Дима. - А у меня сейчас все мысли только об этих проблемах.
- Да какие это проблемы? Это все решаемо, стоит лишь немного постараться; настоящая проблема - это когда происходит неприятность, а ты не в силах что-либо изменить. В лучшую сторону, разумеется, - Паш-ка неожиданно посерьезнел. - У меня уже месяца два такая проблемка есть.
Он оторвался от чертежа, одним глотком допил остававшееся в бутылке пиво и продолжил в ответ на вопросительный взгляд Димы:
- Знаешь Круглого с первого подъезда? Как-то заявился он ко мне. Я удивился: мы с ним сильно-то и не знакомы, так только - «Привет», «Привет». Думаю, чего это ему от меня понадобилось? А он, оказывается, каких-то двоих своих дружков привел, примерно моего возраста, уже хорошо поддатых. Те сразу, без лишних разговоров: «Займи пятьсот рублей». Я, конечно, сразу понял, что «займи» - это для приличия сказано, отдавать тут никто ничего не собирается. Ну, начал мазаться: мол, денег нет, стипендию задерживают - и дальше в том же духе. Бесполезно, вцепились как клещи. «Слушай, ты, кажется, не понял: нам нужно сто рублей, сейчас. Что ты тут нам про какую-то стипендию нам втираешь. Бабки гони!», - Пашка наморщил нос и, передразнивая, про-говорил последние слова гнусавым голосом, растягивая слова. - Тьфу! Вот козлы-то!
- И что, дал ты им? - нахмурился Дима.
- Да, смалодушничал, сунул десятку, чтобы отвязались. А второй говорит: «Послезавтра зайдем за ос-тальным - готовь».
- Пришли?
- Заходили. Я мать попросил, чтобы она сказала, что меня дома нет, если кто-нибудь незнакомый спрашивать будет. В тот раз обошлось, но ведь невозможно все время вот так, забившись в нору, сидеть. Теперь при каждом звонке вздрагиваю - вдруг опять они?
Дима задумчиво покачал головой:
- Да, зря ты в первый раз сдался. Теперь, скорее всего, они снова придут. У меня был подобный случай, только тот гопник был один, но постарше, и встречал он меня во дворе. Страшно, конечно, было, но я все же как-то находил силы несколько раз сказать ему «нет». В конце концов, он как-то вечером попинал меня немно-го - ничего, пережил: кости были целы, синяки да ссадины быстро зажили, зато для него я с тех пор не сущест-вую. Хоть бы раз подошел после этого. От них только таким способом можно отвязаться - пересилить страх по-лучить по морде и не давать ни копейки. Иначе почувствуют, что нашли «дойную корову», и тогда отвязаться будет намного трудней.
- Самое обидное, что, как правило, они качают права, лишь собравшись вместе. Эти сволочи только толпой и сильны. Взять каждого из них в отдельности - выродок да и только. Организм уже наполовину изно-шен постоянными пьянками и «травой». Стоит эта мразь передо мной, нагло дышит мне в лицо трехдневным перегаром и выступает. А почему бы и нет? Ведь за спиной толпа стоит - в обиду не дадут! А у самого что есть? Голова - большой прыщ: надавишь хорошенько, и гной из ушей польется, да ручки - плёточки. Заставить бы его километров пять пробежать и, если не сдохнет по дороге, сразу на турничок. Вот я тогда посмеялся бы, глядя на эту «кишку». А еще лучше - пришел бы ко мне один, по честному, и попробовал сказать то же самое, что гово-рит под прикрытием дружков. Он бы тогда вместо денег отсюда унес проблемы со здоровьем. Я бы этой пад-ле… - Пашка гневно тряхнул русой челкой, и карандаш, стиснутый в руке с побелевшими костяшками, громко хрустнул в тишине комнаты.
- Ну, ты что-то совсем разбушевался, - усмехнулся Дима. - Зачем же инструменты ломать?
- Да потому что надоело мне это всё, - Пашка взял новый карандаш и, замолчав, вернулся к чертежу.
Дима подошел к Барсику, лениво развалившемуся на кровати, и долго безуспешно пытался его расше-велить - тот только недовольно переваливался с боку на бок или переходил на другое место. Поиграть с ним так и не удалось: кот, которому, в конце концов, надоело причиняемое беспокойство, спрыгнул на пол и спрятался, с трудом втиснув жирное тело под кровать.
Некоторое время в полумраке комнаты было слышно лишь сосредоточенное сопение Пашки и шурша-ние карандаша по ватману. Тишину внезапно нарушили хлопки выстрелов на улице, приглушенные расстояни-ем и окнами, но все же отчетливо различимые - один, а через несколько секунд еще два подряд.
- Опять кого-то замочили, - зевнул Дима.
- Ненавижу, - стиснув зубы, выдавил Пашка. - Вот из-за таких уродов и пожить спокойно нельзя. Одни деньги вымогают, для других убить человека - все равно, что муху прихлопнуть. Не зря мамка все время пере-живает… Ты знаешь, может быть, я чересчур сентиментальный, но никогда не забуду, как я в первый раз убил воробья - по пути в школу застрелил из рогатки. Паршивая такая была рогатка, делать ещё не умел толком, но стреляла. И очень хотелось попасть не в бутылку какую-нибудь, а в движущуюся цель, которая пытается убе-жать, спрятаться… Живы еще в нас инстинкты первобытных охотников. Как сейчас помню то радостное воз-буждение, когда я подкрадывался к нему. Сидел воробушек, никому не мешал, беззаботно чирикал и наслаж-дался жизнью. И вдруг - бац!.. Упал прямо рядом со мной и еще какое-то время дергал крылом. Наверно, дет-ская впечатлительность сыграла свою роль (это было во втором классе), но меня это так потрясло… Было такое ощущение, что он смотрел на меня, как будто хотел сказать: «Убийца!». Еще запомнились его помутневшие глаза - как будто пленочкой какой-то затянуло сразу… Я потом сразу выбросил эту рогатку, а его похоронил в дальнем углу двора, возле чьего-то гаража. Крестик поставил - из двух палочек для мороженого. А потом весь день ходил, как в воду опущенный… Не понимаю, как можно жить после убийства человека.
Немного помолчав, он в сердцах воскликнул, резко повернувшись к другу:
- Дима, ну что за идиотское время-то сейчас?! Везде жестокость, убийства, насилие… Человеческая жизнь ничего не стоит!.. Сегодня ты ходишь, разговариваешь, веселишься, выпиваешь с друзьями, а завтра ка-кой-нибудь подонок тебе нож под ребро. И ладно, если сразу убьют, а то ведь еще поиздеваться могут вволю: садистов хватает. Ну как можно жить по-человечески в постоянном страхе и неуверенности в завтрашнем дне? Иногда думаю: чем это мучительное ожидание - лучше бы сразу умереть. Неожиданно - например, во сне. Это было бы самое классное. Даже Ваське, бывает, завидую (помнишь, про друга тебе рассказывал?). Мало, конеч-но, пожил, но зато теперь никаких проблем и страхов.
Пашка на мгновение замолчал, глядя куда-то сквозь стену невидящими глазами.
- Когда недавно предсказывали конец света - 28 октября - я хотел, чтобы это было правдой.
- Да ну! - отмахнулся Дима. - Голову только морочат. Ты, что, поверил?
- Я же тебе говорю: хотел бы. Слабо - но надеялся, ведь дыма без огня не бывает - какая-то причина для этого предсказания должна была быть. Но, если вдуматься, то поверить, конечно, трудно: в Новом Завете ясно написано, что о часе том не знают ни ангелы, ни Христос, а только сам Бог.
Пашка вновь склонился над чертежом, не заметив насмешливого выражения на лице друга, и продол-жал:
- Надоела мне эта земная жизнь, не место мне здесь с моим характером. Бывает, даже мысли о само-убийстве в голову приходят, когда особенно тяжело, но я знаю, что не смогу на это пойти. Мать не переживет. Поэтому и надеялся на этот обещанный конец света, Бога просил, чтобы забрал меня. Говорили, что все греш-ники останутся на земле, где потом будет что-то вроде ада, а праведников он к себе заберет. Я, конечно, до пра-ведника не дотяну, но мне кажется, главное - это то, что я людям не причиняю зла. Остальное, думаю, можно простить. Хотя, откуда я знаю, как он судить будет?..
8
Последующие три дня, несмотря на все надежды, не приблизили Пашку к долгожданному знакомству. Все планы, воодушевленно выстроенные в его хмельном воображении, не признававшем никаких рамок и ус-ловностей, казавшиеся в тот вечер простыми и замечательными, рухнули с наступлением нового дня. Вспоми-ная о них, он лишь досадливо морщился и нещадно поедал себя, вновь и вновь утверждаясь в собственной не-состоятельности.
Вторник прошел вообще впустую - и без того занимавшие много места переживания, усугубились тя-желой похмельной депрессией; Пашка еле дождался конца дня. В среду он, правда, взял себя в руки и сделал еще одну попытку разрубить незримый гордиев узел, связавший его с не знавшей о том девушкой.
Он давно уже выучил расписание занятий её группы и к окончанию последней лекции нервно проха-живался неподалеку от институтского крыльца, вдоль тропинки, ведущей к общежитиям. В течение всего времени, проведенного в ожидании, он занимался своеобразным аутотренингом, внушая себе, по совету Жени, что это знакомство ему не нужно, и пытаясь принизить значение ожидаемого события до уровня простого разговора с незнакомым человеком на тему: «Как пройти туда-то?».
Наконец на крыльце показался знакомый силуэт. Но, к Пашкиному ужасу, девушка шла с двумя подру-гами. Решение прямо сейчас подойти к ней было принято окончательно, поэтому это непредусмотренное об-стоятельство не смогло заставить его отказаться от задуманного. В этот момент он был как никогда близок к осуществлению своей мечты, но случай все же не дал ему возможности перебороть ненавистную нерешитель-ность и сделать этот шаг, равносильный для него прыжку с парашютом. Все три девушки неожиданно направи-лись прямиком к автобусной остановке - такого удара Пашка не ожидал. На все еще подгибающихся ногах он медленно подошел к ближайшей лавке и тяжело опустился на нее, даже не смахнув слой свежевыпавшего сне-га, и долго еще сидел, бессмысленно глядя в даль и покрываясь снежинками.
«Так… Облом, опять облом.… Ну и что дальше? А дальше, видимо, все то же самое. Может быть, я и не смог бы ей ничего сказать - вдруг мне лишь казалось, что я готов, а на самом деле в тот момент, когда она оказалась бы рядом, я, как обычно, не смог бы раскрыть рта и стоял, как дурачок, у дороги, провожая ее взгля-дом… Вообще, нелепая это затея - знакомиться на улице. Еще раз, что ли, в Дом Офицеров сходить? Там шан-сов больше…»
Как утопающий хватается за соломинку, так и Пашка уцепился за последнюю мысль, возвращавшую ему почти потерянную надежду. Остаток вечера и утро следующего дня он провел, взвешивая между собой единственное «за» и многочисленные «против» посещения очередного собрания. К окончанию занятий реше-ние было принято.
Времени оставалось ровно столько, сколько требовалось, чтобы заехать домой и поесть. Наскоро по-ужинав, Пашка поспешил на остановку, по пути захватив их почтового ящика письмо, которое, даже не успев прочитать обратный адрес, сунул в карман пальто.
Он достал конверт, уже сидя в автобусе. Вопреки ожиданиям (Пашка думал, что письмо пришло от ба-бушки), обратного адреса на конверте не было, а адрес получателя был вписан незнакомым почерком. В недо-умении оторвав от края конверта тонкую полоску, он извлек сложенный вдвое листок тонкой писчей бумаги. В верхней части листа был небольшой рисунок с изображенной на нем раскрытой книгой; она, нарисованная на фоне меча, направленного острием вверх, соединялась с ним тремя полосками радуги. Ниже от руки было впи-сано имя, за которым следовал текст, напечатанный на машинке:
«Павел!
Этим письмом мы хотим ободрить Вас. Вы приняли Иисуса Христа, как своего спасителя и Господа, и это очень важное и замечательное событие в Вашей жизни. Слово Бога говорит во 2 Кор 5:17, что сейчас Вы новое творение в Иисусе Христе, все старое прошло и сейчас все новое. Чувствуете ли Вы это или нет, но Бог дал Вам свой дух и сейчас во имя Иисуса Вы можете общаться с Богом, Вашим Отцем. Если у Вас есть Библия или Новый Завет, читайте их каждый день. Это есть пища для Вашего духа. И также мы хотим пригласить Вас в нашу церковь «Слово Истины» в «Доме Офицеров». Наши собрания проходят каждый четверг в 18 часов и воскресение в 14 часов. Это очень важно для всех нас быть наученными Слову Бога и иметь общение с другими христианами. Также мы хотим пригласить Вас в домашнюю группу, где мы вместе прославляем Бога, читаем Библию, молимся и просто общаемся за чашкой чая. Здесь Вы можете найти себе друзей.
Адрес ячеечной группы Вы можете найти в конце этого письма.
Не забывайте также говорить в своей семье и Вашим друзьям, что произошло с Вами. Вы можете при-вести их на собрания или в ячеечную группу. Бог хочет спасти их тоже и благословить. Если у Вас есть какие-то вопросы или нужна помощь в чем-либо, мы готовы помочь Вам и, особенно, Ваш лидер ячейки в любое вре-мя может поддержать и помочь Вам.
Бог благословит Вас.
Он любит Вас и мы любим Вас.
Церковь «Слово Истины»,
Пастор Тур Ингстад».
Письмо заканчивалось так же, от руки, вписанным адресом ячеечной группы и временем встреч в ней - по понедельникам в половину седьмого.
Пашка перечитал его несколько раз, поначалу спотыкаясь на несколько косноязычных оборотах - от-дельные места напоминали буквальный перевод с английского - и посмеиваясь над словосочетанием «ячеечная группа». Но спрятав письмо обратно в карман, он обнаружил в душе незнакомое и приятное ощущение: его, простого неприметного студента, каплю в море людей, населяющих Иркутск, запомнили какие-то люди. Пусть в типовом, ксерокопированном послании, но они все же поприветствовали его, адресовали ему добрые слова и предложили свою дружбу.
Кроме того, тот факт, что письмо попало к нему не в какую-либо другую минуту, а именно сейчас, ко-гда он, вопреки первоначальному решению, все же собрался поехать в Дом Офицеров, был воспринят им как знак свыше, как поддержку невидимого покровителя в своем намерении. И если, садясь в автобус, Пашка еще не был до конца убежден в том, что он не зря затеял эту поездку, то теперь все сомнения его развеялись, и он почувствовал необоримую уверенность в правильности своих действий: именно здесь, на пути к чем-то новому в своей жизни и неизведанному, он должен быть сейчас.
9
Второе собрание особенно не отличалось от первого, но в силу ряда причин именно это посещение ста-ло определяющим для последующих событий, происшедших в жизни Пашки.
Все началось с того, что благодаря счастливой случайности он впервые смог обратиться к прежде не-досягаемой незнакомке.
В этот раз он все-таки сел на свободное место рядом с ней и стал преувеличенно внимательно разгля-дывать сцену, пока еще пустую. Ничем не выражая своего интереса и не решаясь даже оглянуться в ее сторону, всеми мыслями он был устремлен вправо - туда, где меньше, чем в полуметре от него, боковое зрение смутно различало, а воображение успешно дорисовывало прекрасные черты до трепета в душе знакомого профиля. Не-ожиданно с коленей девушки, поправлявшей воротник блузки, соскользнул и упал на пол цветной шарфик. До-ля секунды - и Пашка, не замедливший воспользоваться представившейся возможностью, уже протягивал шарф, столь удачно упавший, его хозяйке. «Возьмите, пожалуйста» - «Спасибо!». Прозвучало всего три слова, но первый шаг был сделан: она, прежде неизмеримо далекая даже в те моменты, когда их разделяло лишь не-сколько метров, сейчас все же обратила внимание на него. Продолжения разговора не последовало, но ему хва-тило и этих нескольких сказанных слов, чтобы почувствовать себя самым счастливым человеком. Уже отвер-нувшись, Пашка все еще видел перед собой эти большие, широко открытые карие глаза с длинными ресницами, смотревшие так прямо и, казалось, слегка удивленно. Теперь предстоящее знакомство казалось ему уже делом решенным, должным произойти самым естественным образом и не требовавшим почти никаких переживаний, так измучивших его за последние несколько месяцев.
Погрузившись в приятные мечтания, Пашка механически наблюдал за энергичной парой на сцене, да-же не пытаясь понять, о чем там говорят. Вернуться к реальности ему пришлось, когда окружающие поднялись со своих мест. Спохватившись, он вскочил и услышал:
- Сейчас я хочу прочитать вам одно очень важное место в Библии. Откройте первое послание Иоанна, четвертая глава, со стиха семь: «Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что он послал в мир единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга»…
Пастор выдержал небольшую паузу, дав всем пришедшим со своими Библиями возможность еще раз вдумчиво перечитать только что услышанное.
- Бог есть любовь! Все мы - его дети, братья и сестры между собой, и нам просто необходимо дарить друг другу и окружающим свою христианскую любовь, полученную нами от Господа. Всегда помните об этом, а сейчас, в начале нашего собрания, давайте поприветствуем друг друга не совсем обычным способом. Пусть сейчас каждый скажет своему соседу: «Я люблю тебя».
Вновь по залу пробежал знакомый Пашке с первого посещения нестройный шум голосов: все, улыба-ясь, говорили друг другу предложенную пастором фразу. Пашкина соседка, повернувшись вправо и увидев, что ее подруга уже приветствует кого-то рядом с собой, развернулась к Пашке и, вновь поразив его своим взглядом, тихим нежным голосом произнесла:
- Я люблю тебя! - а затем, похоже, слегка смутившись, добавила:
- И самое главное, Иисус любит тебя!
Пашка в ответ от растерянности глуповато улыбнулся и присел на место в совершеннейшем смятении.
«Это что же такое здесь происходит?! Как можно вот так, в глаза, сказать незнакомому человеку: «Я тебя люблю»? И ведь все сразу откликнулись на это предложение пастора. Не было никакой заминки, не видно было растерянности на лицах людей…»
Впрочем, удивлялся Пашка недолго. Вскоре, забыв о необычности происшедшего, он всецело отдался восторженным переживаниям по поводу того, как все-таки было приятно услышать такие слова от той, что за-владела всеми его мыслями - даже, если сказано это было по указке, а под «люблю» подразумевалась именно христианская любовь к ближнему.
На душе стало тепло, и все последующее он наблюдал сквозь розовые очки своих мечтаний. Много-словность проповедника, так раздражавшая его в первое посещение, в этот раз воспринималась им вполне снисходительно. Он добродушно выслушивал пятиминутные отступления от темы проповеди - в первый раз, когда пастор увлеченно делился планами приобретения звуковой аппаратуры для проведения собраний, во вто-рой - когда он щедро расточал похвалы переводчику, без которого собрание не состоялось бы. Вынужденный расхваливать перед всеми самого себя, переводчик смущенно улыбался.
Ближе к середине собрания (длилось оно в этот раз около двух часов), произошел еще один эпизод, сыгравший наряду с прочими обстоятельствами свою роль в приобщении Пашки к жизни этой своеобразной общины. В своей проповеди пастор неожиданно затронул тему разводов и последующих проблем в жизни суп-ругов и, особенно, их детей.
Отца Пашка почти не помнил. Родители расстались, когда он был еще совсем маленьким и все тяготы воспитания ребенка легли на плечи матери. Поэтому слова, прозвучавшие со сцены, сразу же привлекли его внимание, а продолжение проповеди особенно заинтересовало.
Нечастый гость в православной церкви, Пашка присутствовал всего на нескольких богослужениях, а проповедь батюшки слушал внимательно, пожалуй, только один раз - когда крестился. Услышанное тогда, ви-димо, из-за обилия старославянских слов, показалось ему совершенно недоступным для понимания человека, впервые попавшего в церковь. Сегодня же, на этом необычном собрании, для него неожиданно открылась воз-можность слушать проповедь с искренним интересом. Он с изумлением обнаружил, что библейские истины, рожденные тысячелетия назад - это не только сухие строки Закона, предназначенные для назидания и устраше-ния, но также и те слова, которые могут помочь справиться с проблемами в современных жизненных ситуаци-ях, подсказать какие-то ходы и решения, а также по иному взглянуть на происходящее.
Пашка был чрезвычайно удивлен тем, как пастор, сославшись изначально на один стих из Библии, от-толкнулся от него и развернул подробное повествование о бедах, которыми грозит развод. При этом в его про-поведи бытовая подоплека события на удивление тесно переплеталась со ссылками на те места в Библии, где указывалось о недопустимости развода и об отрицательном к нему отношении Бога. В завершении он несколь-ко раз раздельно и отчетливо произнес:
- Бог ненавидит разводы!.. Бог… ненавидит… разводы…
Пастор немного помолчал и с тем же серьезным выражением лица продолжил:
- Святой Дух говорит мне, что сейчас в этом зале есть люди, которые в своей жизни страдали из-за то-го, что их родители развелись. Те из вас, у кого был только один из родителей после их развода, подойдите к сцене: я буду молиться за вас, за то, чтобы ваша жизнь, несмотря на эту беду, складывалась благополучно. За то, чтобы не осталось никаких обид между вами и вашими родителями, за прощение для них…
Присутствующие в зале смолкли и с посерьезневшими лицами наблюдали за вереницей людей, вы-страивавшихся вдоль сцены. Пашка, успевший убедиться в добродушном отношении окружающих, уже безо всякого стеснения направился туда.
У сцены собралось такое количество людей, что пастору пришлось призвать на помощь нескольких представительно одетых мужчин с первого ряда. У одного из них была табличка «Местоуказатель». Когда пас-тор начал молитву, громко прося у Бога прощения для согрешивших и добрых отношений между разлученны-ми детьми и родителями, его помощники, распределившись вдоль края сцены, принялись возлагать руки на го-ловы подошедших. К каждому из них выстроилась небольшая очередь.
Когда Пашка приблизился, молодой мужчина в костюме, наклонившись, взял его голову в руки и, как ему показалось, сильно встряхнул её. После, не убирая рук, некоторое время что-то горячо бормотал «на язы-ках». Возвращаясь на свое место, Пашка почувствовал, что в глазах у него двоится, голова кружится, а походка - мягкая и неуверенная.
С некоторым трудом подойдя к своему месту (один раз пришлось даже пришлось опереться о спинку крайнего в ряду кресла, чтобы не потерять равновесие), он встал, недовольный столь бесцеремонным к себе от-ношением со стороны помощника пастора. «Это же надо было так дернуть голову!» - кипело внутри. Но вдруг парень, сидевший слева от него и, по всей видимости, обративший внимание на состояние Пашки, хитровато улыбнулся и озадачил его вопросом:
- Что, почувствовал Святой Дух?
- Как почувствовал? - недоуменно повернулся к нему Пашка, который все еще никак не мог справиться с головокружением.
- Ну, когда за тебя молились, Святой Дух снизошел к тебе. Обрати внимание, как он действует на лю-дей, - он кивнул в сторону сцены.
Пашка начал наблюдать со стороны за представлением, участником которого он только что был.
Количество людей у сцены уменьшилось настолько, что они смогли выстроиться в один ряд, и каждо-му из помогавших пастору оставалось помолиться лишь за двоих-троих человек. Сам проповедник мерно рас-хаживал вдоль сцены, глядя вверх; закончив словесную часть молитвы, он перешел к молитве «на языках».
Вдруг одна женщина покачнулась на внезапно ослабевших ногах и, выскользнув из рук молящегося за неё, рухнула на пол. Упав, она несколько секунд лежала неподвижно, при этом на губах ее можно было разли-чить еле заметную улыбку. Вскоре она не без труда поднялась, и, покачиваясь, направилась к своему месту; ря-дом стоящий мужчина поддержал её при первых шагах.
- Вот особенно сильное сошествие Святого Духа! Слава Богу! - радостно пояснил Пашкин сосед. - У этой женщины сильная вера.
И тут же потрясенный Пашка увидел, как другая женщина так же осела под руками мужчины, который незадолго до этого молился за него. При этом он обратил внимание, что тот не встряхивал ей голову - женщина упала от одного лишь прикосновения. Наблюдая за происходящим дальше, он заметил, что никто из молив-шихся резких движений руками не совершал, но почти все возвращавшиеся от сцены шли неуверенно, с какой-то неестественной улыбкой лице, слегка напоминая пьяных. Значит, причиной его состояния было не якобы грубое обращение того мужчины - так физически ощущался Святой Дух!
Придя к этому выводу, Пашка тут же пристыдил себя за возникшую было обиду на молившегося за не-го и стал прислушиваться к своим ощущениям. Действительно, состояние его слегка напоминало начальную стадию опьянения: та же легкость во всем теле и радостное восприятие всего окружающего. Он сразу вспомнил теплые приветственные слова встречавших его у дверей в этот раз: «Здравствуй, брат!». Оглянувшись по сто-ронам, он по-новому взглянул на сияющие добротой лица людей в зале, с легким волнением отметив, что среди них уже встречаются знакомые ему. Да, конечно, вот стоит тот черноволосый парень, который в тот раз предла-гал ему выйти к сцене. Какое у него ясное, приветливое лицо! Сразу видно, что этот человек не способен на подлость или жестокость; он никогда не будет вымогать деньги и угрожать расправой. Внезапно он осознал, что все люди, приходящие сюда постоянно, должны быть именно такими - чуждыми насилию и несправедливо-сти, добрыми, приветливыми и готовыми поддержать в трудную минуту. И если его называют «братом», то это не пустое слово - дань традиции, - а искреннее отношение, как к близкому человеку. Недаром вновь пришед-шим здесь оказывают столь теплый прием: именно как родных братьев и сестер встречают эти люди тех, кто решил придти к Богу. Они никогда не оставят их без своей помощи.
Всплывшее в памяти воспоминание о православной церкви вновь вызвало сравнение не в её пользу. Попав на богослужение, Пашка иногда чувствовал даже некоторую подавленность торжественностью и вели-чием происходящего, в суть которого, казалось, невозможно было проникнуть. Тогда он медленно, стараясь не производить ни малейшего шума и не проникая в толпу прихожан, направлялся в ближайший неприметный уголок и тихо стоял там - только бы не нарушить плавное и размеренное течение службы неверным поступком или словом.
Здесь он был свободен от подобной неуверенности. Не считая молитвы «на языках», все остальное из происходившего здесь было совершенно понятным. Не было необходимости долгое время стоять неподвижно и молчать, остерегаясь одергивающего шиканья старушек. Люди вокруг тоже являли собой разительный контраст с православными прихожанами.
Остаток собрания Пашка провел в приподнятом настроении, так отличавшемся от угнетенности перво-го посещения. Проповедь теперь воспринималась совсем по-другому: он почти с жадностью внимал словам пастора, и даже прекрасная незнакомка уже не отвлекала его мысли с прежней силой.
- …Вы думаете, Бог запрещает вам курить или пить спиртные напитки? Нет! Не слушайте никого, кто говорит так. Пусть они говорят это себе и всем тем, кто не признает Иисуса своим Господом. Эти ограничения нужны только тому, кто живет без Бога и имеет греховную природу. Они неправедны от рождения, и потреб-ность грешить для них естественна. Вы же - дети, созданные по образу и подобию Бога, Святой дух теперь яв-ляется частью вас, совершенно преображая всю вашу жизнь. Вы теперь праведники не по убеждениям, а по своей природе! Грех для вас - не запретный плод, а что-то ненужное и абсолютно чуждое, так же, как чужд он и Богу. Очень хорошо написал об этом апостол Павел. В послании к Римлянам он говорит о том, что вместе с Иисусом на кресте был распят наш ветхий человек, чтобы было упразднено греховное тело, чтобы мы более не были рабами греху. Что это значит? То, что каждый принимающий Иисуса своим Господом и Спасителем, просто чудесным образом освобождается от потребности грешить. Халлилуйя! Нет необходимости стоять над-смотрщиком над таким человеком, предостерегая его от греха: он не захочет грешить, потому что у него теперь новая природа. Тот же Павел во втором послании к Коринфянам, глава пятая, стих семнадцатый говорит: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь, древнее прошло, теперь все новое». И если вы вдруг, придя ко Христу, решаете бросить курить, то это не насилие над собой, а возвращение к естественному первозданному состоя-нию. Адам просто не испытывал потребности в курении! И не мог испытывать, так как его тело было совер-шенно, оно было храмом для души. Иисус, пророчествуя о своей смерти и последующем воскресении, сказал: «Разрушьте этот храм, и я возведу его за три дня». Говоря о храме, он имел в виду своё тело. Вы теперь очисти-лись, став праведными перед Господом, а разве у праведного человека может появиться хотя бы мысль о том, чтобы загрязнять храм? В первом послании Коринфянам, глава шестая, стих двенадцатый Павел говорит «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Да, вы мо-жете курить и пить, но зачем это вам надо?! Кто-то скажет - потребность. Нет! Эта потребность умерла с вашим прежним человеком, а если кому-то кажется, что это не так, попросите Бога очистить вас от этих желаний, и вскоре вы будете удивляться, как могли так зависеть от ненужных и вредных привычек.
Пашка бросал курить добрый десяток раз, но ни в один из них его решимости не хватало более чем на полдня. Захваченный идеей легкого избавления от этого пристрастия, он слушал, забыв обо всем. Тем временем пастор объявил об окончании собрания и после двух веселых песен, задорно исполненных группой прославле-ния при активном участии зала, Пашка, воодушевленный, одеваясь на ходу, заторопился к выходу.
У него уже определился новый сценарий знакомства, а обычное волнение ощутимо скрадывалось лег-ким нервным возбуждением, оставшимся после собрания. Но и в этот раз ожидания оказались напрасными: де-вушка вышла из здания уже в компании какого-то парня. Оживленно разговаривая, они направились в сторону автобусной остановки.
Он выругался про себя и медленно пошел вслед, провожая пару взглядом.
«Откуда ты вылез-то, такой шустрый? Вроде бы, и рядом его не было видно, притаился где-то, как па-ук. И она тоже - вон как щебечет радостно, сразу видно, что неравнодушна к нему. Тьфу ты, черт! Надеешься, надеешься, а тут - на тебе! Получи оплеуху… Да погоди ты трагедию устраивать - ничего особенного, в сущно-сти, и не случилось. Она ведь не монашка какая-нибудь, почему бы и не пройтись рядом с парнем? Это вовсе не значит, что между ними что-то есть. И за примером далеко ходить не надо: сам, что ли, с девчонками нико-гда не разговариваешь? Даже, бывало, по улице вместе гуляли. А как на дне рождения один в женской компа-нии остался, забыл? Полчаса развлекал их песнями, анекдотами, да случаями из жизни - до сих пор вспомина-ют. А все потому, что не воспринимал их как женщин - просто хорошие знакомые: подруги и жены твоих дру-зей, приятные собеседники. Разве был бы таким разговорчивым, если бы какая-нибудь из них тебе нравилась? Так что, не грузись по пустякам: то, что она сейчас с ним идет и весело разговаривает, само по себе ничего не значит. А ты уж раскис совсем, озлобился. Он, наверно, совсем неплохой парень, к тому же твой брат во Хри-сте! Вспомни лучше, что пастор сегодня сказал о всяких депрессиях и подавленности: они все от Дьявола, ко-торый хочет подорвать в человеке веру в себя и убедить его в собственной ничтожности. А ты постоянно идешь у него на поводу: любая мелочь способна тебя расстроить и вывести из равновесия. Надо избавляться от этого и быть более оптимистичным».
Пашка сам удивился, насколько быстро воспоминание о прошедшем собрании помогло ему поднять настроение, начавшее было портиться. Еще несколько дней назад подобная ситуация подтолкнула бы его к но-вой депрессии, но сегодня впечатление от проповеди оказалось настолько благоприятным, что возникшая по-давленность растаяла, только появившись. Воодушевленный этим фактом, он всю дорогу домой размышлял об услышанном в этот вечер, анализировал его применительно к своей жизни и все больше утверждался в мысли, что церковь «Слово Истины» не случайно встретилась на его жизненном пути. Шесть часов в неделю уже не казались ему потерянным напрасно временем: ради таких жизненных изменений в лучшую сторону стоило хо-дить туда.
10
Заканчивалась последняя лекция. «Уже почти семь часов держусь», - с удовлетворением подумал Пашка.
С утра он, немного поколебавшись, все же не остановился у ларька, где обычно покупал сигареты. Вче-рашние слова пастора о том, как легко бросить курить, крепко засели в голове. Он долго ворочался перед тем, как заснуть предыдущей ночью, размышляя об открывшейся возможности, казавшейся почти сверхъестествен-ной и такой притягательной. Но в первые же утренние минуты пришлось с разочарованием признать, что жела-ние затянуться не стало меньше по сравнению с предыдущими днями. Уже начали подкрадываться тягостные сомнения. Не то, вопреки прозвучавшему на собрании, его новая природа вовсе не означает автоматического исчезновения вредных привычек, не то - и это особенно расстроило бы его - никакого «рождения свыше» не произошло. В любом случае, было бы очень неприятно понять, что человек, говорящий будто бы от имени Бо-га, лжет. Тем более после того, как услышанное оставило такое впечатление, внушив радостную надежду на чудесные изменения в жизни.
Почти всю первую половину занятий Пашка промучился как этими сомнениями, так и неудовлетворен-ной потребностью в никотине. Облегчение пришло неожиданно, когда он, вспоминая в очередной раз вчераш-нюю проповедь, остановился на том месте, где шла речь о теле как храме души. Пашка попытался воспринять свое тело таким образом и через некоторое время достиг определенных успехов в этом занятии. Помогло за-павшее в память после слов Коли представление об организме человека как о нерукотворном механизме непо-стижимой сложности. Он вдруг явственно представил внутри себя ритмично сокращающийся насос, достав-ляющий жизнеобеспечивающую жидкость по неисчислимому количеству гибких трубок различного диаметра в самые удаленные уголки тела. Тут же перед глазами появились легкие - нежнейшего розового цвета (почему именно такие, Пашка не смог бы объяснить). Они то расширялись, наполняясь воздухом, подобно мехам, то выпускали его, возвращаясь к первоначальному размеру. Увлекшись этой воображаемой картиной, он непроиз-вольно замедлил дыхание, ставшее более глубоким и размеренным. Несколько минут этой своеобразной дыха-тельной гимнастики непредсказуемым образом отвлекли его от навязчивой мысли. А когда он представил обла-ко дыма, наполняющее эти первозданно чистые легкие и заставляющее их в тот же момент приобрести закоп-чённый серый оттенок, то почувствовал почти отвращение от одной мысли, что можно сделать с собой что-то подобное.
Стоило теперь только шевельнуться внутри желанию курить, Пашка немедленно прибегал к этому спо-собу - восстанавливал в воображении картину загрязненных легких, так эффективно помогавшую подавить мысль о ближайшем ларьке с сигаретами. Вместе с этим без следа развеялись все сомнения в истинности ус-лышанного на собрании. Напротив, он еще больше укрепился в своей уверенности: Бог действительно помогает ему!
По окончании лекций, уже расставшись в вестибюле института с друзьями, Пашка вдруг заметил ско-пление студентов возле входа в актовый зал. Привлек внимание стоявший там щит с каким-то объявлением, на котором издалека легко можно было прочитать слово «ИИСУС». Заинтересовавшись и подойдя ближе, он по-нял, в чем дело: вот-вот должен был начаться показ американского фильма о жизни Иисуса.
Все еще находясь под впечатлением нового взгляда на веру, Пашка без сомнения направился в зал. С историей жизни Иисуса он не был знаком, поэтому просмотрел довольно длинный фильм с искренним интере-сом; экранизированный библейский сюжет оказался очень захватывающим. В душе вновь всколыхнулось же-лание очиститься и оправдать искупительную жертву Христа за свою неправедную жизнь.
Выйдя на улицу, он не торопясь пошел к остановке, захваченный переживаниями. Некоторое время на-зад этот фильм, может быть, и не запомнился бы ему так сильно, но после всех впечатлений последних дней он произвел особенно сильное действие, гармонично дополнив все услышанное на проповедях.
Случайности в человеческой жизни играют роль, пожалуй, не меньшую, чем сознательные и заплани-рованные поступки. Начиная с обстоятельства, впервые приведшего Пашку в «Слово Истины», начался ряд совпадений, заставивших его обостренно почувствовать в своей жизни участие невидимого покровителя и на-ставника. Письмо из церкви, неожиданное общение с незнакомкой, успешное начало попытки отказаться от ку-рения, а теперь еще и этот фильм, показанный не в какое-то другое время, а именно сейчас, - собирая воедино эти факты, он вновь и вновь испытывал волнующее ощущение этой сверхъестественной поддержки.
«Почему именно сейчас?! Я уже третий год учусь здесь, и ни разу не было подобного показа. Да даже если и был - я никогда этого не видел, никогда не оказался поблизости. А тут все складывается один к одному - сплошная цепочка событий. Разве это может быть просто случайностью? Нет, наверно, я действительно подо-шел к какой-то границе в своей жизни. Такое ощущение, что Он решил впервые поставить меня перед выбором - оставить все как есть, или задуматься над тем, правильно ли я живу».
- Пашка, привет! - внезапно прервал его размышления появившийся откуда-то Шурик. - Пойдем в об-щагу, я «салат» пожарил, - добавил он, придвинувшись поближе и понизив голос.
Познакомились они в общежитии. Лёха часто рассказывал о веселом парне с соседней комнаты, таком же, как Пашка, любителе «тяжелого металла» и игры на гитаре. Помимо этого, в общежитии того знали, как не-исправимого шутника и юмориста, что тоже подогревало Пашкин интерес к неординарной личности, настолько схожей с ним характерами. Шурик также заочно знал о нем. Однажды Леха предложил Пашке пойти вместе в общежитие и наконец-то познакомиться с Шуриком. Подходя к комнате соседей, они встретили выходящего оттуда парня, державшего в руках тарелку.
- К Шурику пришли? - спросил он на ходу. - Нет его.
И пошел дальше по коридору. Лёха же открыл дверь и пригласил немного смутившегося Пашку зайти в комнату.
- Да ладно, зачем? Я тогда домой поеду, - ответил тот, нерешительно задержавшись у входа.
- Заходи, он сейчас подойдет, - ответил Лёха, усмехнувшись.
Долго ждать не пришлось. Через несколько минут в комнату зашел встреченный в коридоре парень, подошел к ничего не понимающему Пашке и, улыбаясь, протянул руку:
- Шурик.
Шутка оказалась тем более неожиданной, так как, вопреки ожиданиям, легендарный Шурик оказался невысоким, щуплым пареньком с рябоватым и, на первый взгляд, совершенно невыразительным лицом. Но уже после совсем короткого общения ощущение несоответствия между внешностью и слышанном ранее о новом знакомом развеялось без следа.
После этого они встречались довольно часто, а посещения общежития для Пашки перестали носить не-винный характер. Шурик со своей компанией увлекался курением конопли, вскоре и его новый друг приобщил-ся к этому занятию. Попробовав один раз из любопытства, впоследствии он никогда не отказывался, если пре-доставлялась такая возможность. Наркоманией это никто из них не считал, оправдываясь тем, что употребление конопли в любых видах не вызывало физиологической привязанности. Доставая по каким-то своим каналам траву, Шурик готовил из неё довольно разнообразные «блюда». Чаще всего, конечно, они просто курили, но иногда он радовал друзей «молочком». В обычное молоко добавлялся сахар и закладывалась трава, все это ва-рилось. Полученное зелье светло-бурого цвета с зеленоватым оттенком было приятным на вкус и обладало чрезвычайно сильным воздействием, вызывая фантазии, граничащие с галлюцинациями. Сегодня же он приго-товил «салат» - поджаренную на сковородке коноплю с сахаром.
Шурик стоял перед Пашкой и улыбался с хитрецой, по привычке смешно перетаптываясь с ноги на ногу.
Пашка молчал. Слишком свежи были в памяти кадры из фильма: рука, прижатая к брусу, глухие звуки ударов по огромному кованому гвоздю, напоминавшему железнодорожный костыль, искаженное страданием лицо и крик невыносимой боли. На этом фоне, казалось, слышны были слова проповедника: «Он принял эти муки, чтобы спасти тебя от вечной смерти, ценою собственных страданий искупил свою вину. Неизмеримый по своему великодушию дар, и ты хочешь его отвергнуть?! Представь, что ты плюнул в лицо человеку, пришед-шему к тебе с подарком. Даже такое сравнение бессильно для того, чтобы в полной мере оценить оскорбление, нанесенное тобой - неблагодарным творением - своему создателю».
Еще одно звено добавилось в цепочку случайностей. Он уже недели две не заходил в общежитие, а это неожиданное приглашение прозвучало именно в тот момент, когда он только обрел решимость изменить свою жизнь. Оно вновь заставило его ощутить себя на развилке жизненного пути.
- Ну, ты чего заморозился? Пошли! - подмигнул Шурик.
- Нет, - выдавил из себя Пашка. - Я сегодня не хочу. Мне надо быть в форме: с девчонкой одной встре-чаюсь, - с ходу соврал он, не желая делиться своими сокровенными переживаниями, бывшими в действительно-сти причиной отказа.
- Наоборот: вкинул бы пару вёсел салатика - таким веселым бы стал! Им это нравится… Ну ладно, тебе виднее. Надумаешь, заходи - поглюкуем.
Шурик ушел, а Пашка вдруг почувствовал неимоверную легкость в душе. Всегда презиравший себя за нерешительность, за зависимость от чужого влияния, он только что сделал самостоятельный выбор и сумел сказать «нет». Стало радостно, как после сделанного бескорыстно хорошего поступка, появилась уверенность в своих душевных силах и желание продолжить начатый сегодня путь очищения и исправления.
В течение этого дня у него еще не раз возникало желание закурить, но, вспоминая о фильме и о после-дующей победе над искушением, он легко отгонял от себя эти мысли. Засыпая, он чувствовал себя полностью счастливым человеком, мысленно обращался к небесному Отцу и благодарил его.
После очередного воскресного собрания он гордо заявил за ужином:
- Мам, а я курить бросил.
- Ты уже двадцать раз обещал, - отмахнулась мать. - Сколько дней держишься?
- Пока три.
- Это разве бросил? Знаю я таких бросальщиков - до первой выпивки.
- Нет, у меня сейчас совсем по-другому, - уверенно ответил он. - Мне Бог помогает, теперь точно полу-чится.
- Бог?? Ты что, это серьёзно говоришь? - удивилась мать.
- Да, а что тут такого? - с вызовом ответил он.
- Я этого от тебя никогда не ожидала. Вроде бы, умный парень, почти с высшим образованием, а в сказ-ки веришь.
- Какие сказки? - возмутился Пашка. - Ты что, атеистка?
- Конечно! Я не понимаю, откуда у тебя такие взгляды. Живем в двадцатом веке, уже давным-давно со всеми суевериями покончили.
- Правильно. Суеверия - это обман. А у меня - вера!
- Это тебе на этих собраниях рассказывают?
- Да, и не только это. Еще много чего более важного.
- Что там может быть такого важного? - в голосе матери появилось раздражение. - Вообще, о чем можно рассказывать несколько часов подряд?
- Много о чем. Тем более, там ведь не только проповедь. Еще песни поём прославляющие, молитвы про-ходят за исцеление больных, ну, и другие тоже.
- Молитвы… - фыркнула она. - Я не могу это серьёзно воспринимать. Смех какой-то… Даже обидно за тебя: неужели ничем другим нельзя интересоваться?
- Ничего обидного! - оскорбился Пашка. - Я знаю, что все это - правда. Наоборот, жалко, что я раньше не знал про эту церковь. Уже бы давно начал правильно жить.
Остаток ужина прошел в напряженном молчании.
Начав регулярно посещать «Слово Истины», Пашка настолько проникся уверенностью в необходимости постоянного слушания проповедей, что начал болезненно воспринимать скептические и даже насмешливые за-мечания близких людей в адрес его нового увлечения. Он уже с нетерпением ожидал воскресения и четверга и спешил в Дом Офицеров в радостном возбуждении. При этом влекло его туда, в первую очередь, желание вновь окунуться в почти праздничную атмосферу собрания, почувствовать теплое отношение окружающих, увидеть улыбки своих новых знакомых. Мысли о девушке, благодаря которой он впервые попал туда, стали незаметно отходить на второй план, уступив место свежим переживаниям.
Проповеди он слушал с искренним интересом, с каждым разом все более восхищаясь талантом пропо-ведника. Но наиболее яркое впечатление у него оставляли те моменты собрания, когда весь зал в едином поры-ве присоединялся к поющей группе прославления. Он уже успел избавиться от первоначального стеснения и вместе с окружающими воодушевленно пел песни, постепенно узнавая новые и новые. Спев несколько повто-ряющихся куплетов, он начинал испытывать легкое головокружение и беспричинную радость, всё усиливав-шиеся от песне к песне. Вскоре к ним добавлялось ранее совершенно не знакомое ощущение покалывания и по-тепления в макушке - голову как будто покрывала невидимая маленькая шапочка. Кульминацией всего этого было наступавшее состояние полной эйфории, когда он растворялся в происходящем, уже почти не осознавая, где находится и что делает. Все проблемы, не дававшие покоя во внешнем мире, оставшемся за стенами зала, рассеивались, как мираж; жизнь воспринималась не омраченной ни малейшим расстройством, и он был готов заплакать от ощущения абсолютного счастья. Вторая половина собрания проходила для него особенно легко под влиянием этого состояния. Незабываемые ощущения постепенно затухали, но, даже уже возвращаясь до-мой, он все еще оставался под впечатлением пережитого. Весь остаток дня с ним оставались чувство радости и уверенность в том, что невидимый покровитель поможет справиться со всеми его проблемами.
Желание больше времени посвящать церкви еще более усилилось, когда у него начали появляться друзья среди молодежи, постоянно посещавшей «Слово Истины».
Этих двух девушек он приметил, подходя к остановке, еще в тот четверг, когда так неожиданно измени-лось его отношение к собраниям. Они неторопливо шли и громко обсуждали прослушанную проповедь. В это время с ними поравнялись двое парней, идущих в ту же сторону.
- Девчонки, вас проводить? - обгоняя их, окликнули они.
- Нет, спасибо.
- Страшно, наверно, одним-то идти?
- А мы не одни - мы с Богом, - весело ответила одна из девушек, слегка полноватая, круглолицая и розо-вощекая - красавица с лубочной картинки.
Заигрывавший парень осёкся, прибавил шагу и что-то невнятно пробормотал. Его друг ответил ему, и оба громко засмеялись. Девушки же, не обращая внимания ни на их реакцию, ни на окружающих людей, сто-явших на остановке, продолжили свой разговор.
Жили они неподалеку от Пашки. Возвращаясь в одиночестве с собрания, он стоял в автобусе немного в стороне от них и почти с завистью прислушивался к их общению. Девушки вспоминали услышанную пропо-ведь и заразительно смеялись над многочисленными шутками пастора. Ему хотелось присоединиться к их бе-седе и так же свободно делиться переполнявшими его эмоциями. Они же, обратив внимание на нового посети-теля церкви, заинтересованно прислушивавшегося к их разговору, как-то раз позвали его:
- Брат, иди к нам! Давай знакомиться. Я - Ира, это Лида. А как тебя зовут? - спросила его девушка, так легко в тот раз избавившаяся от назойливости незваных провожатых.
Ира оказалась чрезвычайно разговорчивой и всю дорогу оживленно болтала, перескакивая с темы на тему. Улыбка почти ни на минуту не сходила с её красивого лица, обрамленного золотистыми кудряшками, вы-бивавшимися из-под шапки. Лида была более молчаливой и, изредка обращаясь к Пашке, несколько смущалась. Она не отличалась столь яркой внешностью, как её подруга, но её миловидное кареглазое личико с застенчивой улыбкой казалось ему довольно привлекательным.
Учились девушки на втором курсе педагогического института, а на собрания ходили уже без малого год. По дороге домой они увлеченно рассказывали новому «брату во Христе» об интересной жизни церкви и о своей вере. За несколько совместных поездок Пашка узнал о христианстве больше, чем за годы «пассивной ве-ры» - так они охарактеризовали период, когда он верил в то, что Бог есть, но это никак не влияло на его жизнь. Уже через неделю им удалось без труда уговорить его сходить на собрание ячейки, где в квартире одного из ве-рующих раз в неделю, по вечерам, встречались около десятка людей, живших в этом районе.
В понедельник, приехав с учебы, он наспех поужинал и начал одеваться.
- Ты куда? - насторожилась мать.
- Съезжу на собрание ячейки, посмотрю - говорят, там тоже интересно.
- Я не поняла, ты что, теперь все время будешь ездить туда?
- Да, а что тебе не нравится?
- А то, что учиться надо! Я вообще не вижу, чтобы ты дома что-нибудь делал: возвращаешься неизвест-но во сколько - то пиво хлещете с парнями, теперь в религию ударился. Не понос, так золотуха, - не выдержала мать.
- Ну конечно, лучше домой пьяным возвращаться - так, что ли? - вспылил он.
- Нет, не так! Но и ездить постоянно туда нечего…, - она помолчала и умоляюще добавила, чуть не пла-ча. - Паша, ну не тем ты занялся. Не ходи туда, я тебя очень прошу!
Он не ответил и вышел, хлопнув дверью. Мать, постояв немного, выглянула и крикнула вдогонку:
- Паша!..
С нижних этажей доносилось эхо быстро удалявшихся шагов.
Конец первой части
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
1
- Мне иногда говорят: «Тур, ты слишком часто говоришь прихожанам о деньгах. Тем, кто совсем не-давно пришел в нашу церковь, может показаться, что это и есть основная цель собраний - обмануть и забрать у людей деньги». Нет! Когда Бог хочет, чтобы я говорил о чем-то, я буду говорить об этом. Если эти люди при-няли в свою жизнь Иисуса и живут, слушая Святой Дух, они все поймут правильно. Если же они далеки от Бо-га, то тут уже совершенно неважно, что именно я проповедую - им будет чуждо все услышанное, и исправлять в этом случае надо не мои слова, а их жизни. А Бог всё время говорит мне, чтобы я объяснял людям, как важны денежные пожертвования в церкви. Православная церковь убеждает всех в том, что деньги - это зло, - Тур ши-роко улыбнулся и отрицательно покачал головой. - Неправда! Они обманывают всех. Никогда деньги не были злом, они лишь необходимое средство для того, чтобы жить. Бездушные кусочки металла, они не могут нести зло или добро, они - ничто сами по себе. Все зависит от того, как вы их используете. Да, их можно потратить на злые или безнравственные дела, но кто в этом виноват? Деньги? Нет, в этом виноват тот, кто их потратил. Не надо перекладывать свои грехи на неодушевленные предметы. В деньгах нет зла. Их можно и нужно использо-вать для добрых дел. А разве может быть более благое дело, чем пожертвовать деньги Богу? Вы спросите: как же мы можем отправить деньги Богу? Положить их в ракету и - ф-ф-фиу! - отправить её на небеса? Нет, все го-раздо проще: он сможет использовать ваши деньги другим путем. Сейчас в России идет пробуждение - сотни и сотни людей ежедневно принимают в свою жизнь Иисуса. Чтобы организовать такое массовое распространение Слова Бога, нужно очень много денег. Угадайте, откуда они возьмутся?.. Правильно, из ваших кошельков! А как вы сможете помочь этому, если они будут пусты? Именно поэтому Богу не может быть угодно, чтобы вы прозябали в нищете. Открою вам маленький секрет: не деньги - зло, а любовь к ним! В Евангелии от Матфея есть такие слова: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будете ненавидеть, а другого лю-бить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне». У вас должно быть много денег на добрые дела, но при этом главное, чтобы ваше сердце было обращено к Богу. Если же вы не хотите ему жертвовать, значит, вы любите деньги больше, чем его. Но нельзя любить деньги! «Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя предали многим скорбям». На самых первых страницах ветхозаветных преданий мы можем увидеть замечательный пример, как поступали люди, когда Моисей призвал народ жертвовать нужное для святилища и священства. Все жертвовали и охотно работали: «И приходили все, кого влекло к тому сердце и все, которых располагал дух, и приносили приношения Господу…». Люди раньше были ближе к Богу и мудрее: они знали, что земные сокровища - ничто по сравнению с его любовью. Мало того, Бог, видя, что вы для него чем-то пожертвовали, многократно вознаградит вас за это. Помните притчу о зернах? Одно из них упало в терние, терние выросло и заглушило его, другие упали на добрую землю и принесли плод: одно во сто крат, другое в шестьдесят, иное же в тридцать. Жертвовать деньги для Бога - это посев в очень плодородную почву, не жалейте, вам вернется го-раздо больше денег, чем вы отдаете ему. Библия говорит: «Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам». Это правда! Кто-то возразит, что здесь говорится не о деньгах. Хорошо. Откройте послание к Римлянам, глава пятая, стих тридцать два: «Тот, который сына своего не пощадил, но предал его за всех нас, как с ним не дарует нам всего?» Всего! Здесь написано: «всего, кроме денег»? Нет! Будьте уверены: он не пожалеет для вас и денег тоже. Идем дальше: второе послание Коринфянам, глава восьмая, стих девять: «Ибо вы знаете благо-дать Господа нашего Иисуса Христа, что он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились его нище-той». Был ли богат Иисус? Безусловно: все золото и серебро мира - его. А прожил свою жизнь он в нищете и закончил её позорной и мучительной смертью на кресте - для того, чтобы каждый из вас смог прожить полно-ценную, богатую жизнь. И напоследок напомню слова апостола Павла: «При сем скажу: кто сеет скупо, тот скупо и пожнет, а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет». Так давайте же сеять деньги, сеять их щедро, без при-нуждения и от всей души. Вас ждет богатый урожай: в тридцать, шестьдесят и сто крат!
Группа прославления запела, а по рядам пошли пластмассовые коробки для сбора пожертвований. Пашка выгреб из кармана всю мелочь, потом, немного поколебавшись, добавил в горсть купюру. «Перебьюсь завтра без обеда», - подумал, упрекнув себя за жадность. Как было не пожертвовать, когда обещанное так чу-десно исполнялось? Совсем недавно он, впервые воодушевившись подобной проповедью, отдал на собрании существенно больше, чем те несколько монеток, которые обычно высыпал в коробку для того, чтобы не выде-ляться на фоне остальных. Через несколько дней, придя домой с учебы, он обнаружил в почтовом ящике де-нежный перевод из Анапы. Бабушка с дедушкой жили на скудную пенсию, которая по размеру была гораздо ближе к его стипендии, чем к обычной зарплате. Жили сносно только с помощью тяжелого, под палящим юж-ным солнцем, труда на огороде. Тем не менее, они смогли найти возможность помочь внуку деньгами, выслав довольно приличную, по его меркам, сумму. Как тут было усомниться в том, что это и есть обещанный «уро-жай»?
Пашка регулярно посещал «Слово Истины» уже более месяца и за это время даже два раза побывал на собрании «ячейки». Проходили они не так далеко - всего через три автобусных остановки от его дома. Добира-ясь туда в первый раз, он вновь оказался в ситуации, вызвавшей ощущение поддержки незримого покровителя. Опаздывая, он заскочил в первый же автобус, слишком поздно сообразив, что это экспресс, который проходит мимо нужной ему остановки. Водитель «Икаруса», мрачного вида небритый мужчина, неодобрительно посмот-рел на Пашку, когда тот попросил его остановиться там.
- Здесь нет остановки, - ответил он, не сбавляя скорости.
Пашке грозило оказаться почти в центре города. Успеть оттуда даже к окончанию собрания было не-возможно. Но красный свет светофора заставил шофера затормозить на ближайшем перекрестке.
- Считай, что тебе очень повезло, - проворчал он, открывая дверь.
Пашка, воспринявший случившееся как явную помощь Бога, на радостях почти побежал к дому, вид-невшемуся неподалеку. Дом оказался общежитием коридорного типа. В тесной комнатушке, загроможденной старой мебелью, ютилась семья с двумя детьми - мальчиком и девочкой, шести и восьми лет. Хозяин комнаты, лидер ячейки, оказался тем усатым мужчиной, что сидел перед ним на первом собрании. Его женой была жен-щина с родинкой, молившаяся за Пашку тогда же. Они всегда уходили из Дома Офицеров намного позже ос-тальных, поэтому он никогда до этого не видел их вместе. Кроме хозяев в комнате было еще несколько человек, с которыми он еще не был знаком, но уже помнил почти всех по собраниям. Тут же подошли и Ира с Лидой.
Время прошло незаметно. Все началось с короткой проповеди лидера, Сергея, продолжившейся молит-вой и несколькими песнями, исполненными без музыкального сопровождения. Вторая половина встречи про-шла за чаепитием в непринужденной обстановке, где каждый мог что-то рассказать или о чем-то посоветовать-ся с окружающими, а также задать вопросы лидеру, который обстоятельно разъяснял как новичкам, так и по-стоянным гостям смысл непонятных мест в Библии. Пашка большую часть времени просидел молча, прислу-шиваясь к тому, что говорили другие, и наблюдая за возней ребятишек, которые то и дело начинали шуметь, но тут же боязливо смолкали под строгим взглядом Сергея.
Короткая песня «Слава Богу за еду!» исполняемая перед чаепитием, а также участие детей в молитве и прослушивании проповеди, их безоговорочное послушание отцу, говорившему, что Бог сердится на них, когда они балуются - все это показалось Пашке очень непривычным в первый раз. Но уже во второе посещение ячей-ки он, совсем освоившись, пел эту песню вместе со всеми, участвовал в общем разговоре и, не стесняясь, зада-вал Сергею множество вопросов на религиозную тему. Богобоязненность детей тоже перестала вызывать со-мнения.
«Наоборот, ведь это очень хорошо, когда человек с раннего детства приобщается к общению с Богом, усваивает строгие правила и воспитывается в духе неприятия зла», - думал Пашка, поглядывая на не по-детски серьезные личики Миши и Светы, со стороны прислушивавшихся к проповеди. В этот же раз он, окруженный кольцом молящихся за него людей, все же сумел выдавить из себя первые ничего не значащие звуки, за кото-рыми хлынула лавина подобных звукосочетаний, бессознательно воспроизводимых им. Стоило только преодо-леть психологический барьер - боязнь показаться смешным в глазах окружающих, как оказалось, что ничего сложного в молитве «на языках» нет. Бессмысленные слова, действительно, вылетали изо рта сами; он не заду-мывался над тем, что говорил. При этом, уже через некоторое время такой молитвы, он особенно сильно пере-жил всю гамму необычных чувств, впервые изведанных им в «Слове Истины».
Собрания в Доме Офицеров притягивали его все больше и больше. Он познакомился уже почти со все-ми своими сверстниками - такими же, как он, студентами. Никогда раньше у него не было сразу столько друзей. Множество знакомых по студенческим вечеринкам Пашка в расчет не брал: общение с ними было, по его ны-нешним взглядам, совершенно никчемным. Избитые темы разговоров, пьяное веселье, вечера, проведенные за столом - все это уже казалось ему глупым и достойным сожаления времяпрепровождением. Новые же друзья могли рассказать столько необычного и ранее не слышанного, что он в их компании забывал обо всем, что раньше казалось ему самым важным в студенческой жизни.
Знакомился он не только с ровесниками. Многие из людей в возрасте уже приметили молодого нович-ка, который увлеченно слушал проповеди, здоровались с ним, представлялись по имени и разговаривали, как с равным. Это ему льстило и делало посещения собраний еще более приятными.
Не обходилось и без сложностей. Как-то Тур рассказывал о своей юности:
- Я был очень легкомысленным и глупым. Алкоголь, девочки, рок-н-ролл - только это увлекало меня в жизни. Сейчас, вспоминая о том времени, я могу только сказать «Слава Богу!» за то, что он наставил меня на правильный путь. Я тогда ходил в кожаной куртке с большими заклепками, пил пиво и работал на бензоколон-ке. Весь день на работе слушал рок-н-ролл по радио, а дома - на пластинках. Вы даже не представляете, как много пластинок у меня было. Так проходили день за днем, месяц за месяцем, а я даже не задумывался о том, что где-то есть Бог, который знает обо мне, наблюдает за моей жизнью и укоризненно качает головой: «Ах, как неправильно живет этот парень!». Но он, конечно же, знал, что это не будет так всегда продолжаться. Послу-шайте внимательно, что я сейчас скажу: для каждого - именно, каждого - человека на Земле у него есть план. Для тебя, для тебя, для тебя и для тебя, - он обвел протянутой рукой зал, - для всех вас у него есть план жизни. Вы даже не представляете о своем предназначении, но вашему создателю все известно наперед. Так случилось и со мной: я тоже в своё время считал себя центром вселенной, казался себе таким «крутым» и деловым. Но не тут-то было! Оказалось, Господь еще до того, как я родился, задумал для меня совсем другое дело в жизни, го-раздо более серьезное, чем просто поглощение пива, беготня за девочками и слушание музыки. Мне повезло: он выбрал меня проповедником своего Слова. Халлилуйя!
Тур закрыл глаза и расплылся в мечтательной улыбке.
- Как это случилось?- спросите вы. Он отправил ко мне человека, который почти целый месяц неустан-но проповедовал мне. Этот человек был немного постарше меня, длинный и худой, как палка - вот такой, - Тур втянул щеки и округлил глаза, потом засмеялся. - Он приходил ко мне каждый вечер и рассказывал, рассказы-вал. Сначала меня это ужасно смешило, и я воспринимал его как клоуна. Потом мне это наскучило; когда он приходил, я делал погромче музыку, занимался своими делами и не обращал на него никакого внимания. Его, однако, не смущало такое мое отношение. Он не психовал, не злился, а продолжал терпеливо рассказывать. В конце концов, его визиты мне надоели, и однажды я стал его прогонять, а так как уходить добровольно он не хотел, мне пришлось просто вышвырнуть его на улицу. Но он все равно регулярно приходил и успевал расска-зать мне еще немного. Сколько пинков бедняга получил от меня… Но, как и подобает истинному христианину, он терпеливо сносил мои гонения. Теперь я понимаю, в чем причина этого упорства: он знал, что этого хочет Бог. И ведь у него получилось! Он вложил в меня столько труда, что, в один прекрасный день я ему все же по-верил. Не совсем, конечно, но настолько, чтобы сходить в первый раз на собрание. А там!.. Там я только и смог сказать: «Вау!». Присутствие Святого Духа на том собрании было настолько сильным, что я в этот же день по-каялся и принял Иисуса в свою жизнь. Слава Богу! И вот он начал очищать меня от остатков моей ветхой нату-ры, постепенно, шаг за шагом, избавляя от выпивки, курения, мирской музыки. Однажды я почувствовал: ничто из моей старой жизни несовместимо с человеком, родившимся свыше. Я не мог перед собраниями слушать рок-н-ролл, от которого раньше просто сходил с ума, после собрания тоже не мог подойти к проигрывателю. И вот однажды я собрал все свои пластинки и просто переломал их. Мирская музыка не от Бога, а от Дьявола. Иисус помог мне очиститься от неё. Сейчас я хочу помолиться за то, чтобы каждый из присутствующих в этом зале смог освободиться от всего того, что тяжелым грузом тянется за ним из старой жизни и мешает приблизиться к Богу. Вы тоже молитесь: просите, чтобы он помог вам избавится от всего лишнего.
Во время молитвы Пашка впервые за последние дни был так растерян. Курение - вредная привычка, избавится от неё было в радость. Но добровольно отказаться от самого главного в своей жизни - от любимой музыки?! Он никак не мог примириться с этой мыслью. С другой стороны, доверие к словам пастора за время посещений собраний укоренилось настолько, что усомниться в только что услышанном было очень тяжело. В конце концов, он, стиснув зубы, мысленно почти прокричал, обращаясь к Богу: «Если эта музыка неугодна те-бе, тогда освободи меня от неё! Сделай так, чтобы я стал к ней равнодушен и не испытывал в ней потребности. Сам я не смогу, да и не собираюсь от неё отказываться. Если будет на то твоя воля, я перестану слушать «ме-талл», но не буду пытаться от него избавиться только потому, что пастор так сказал».
Другой неприятный момент произошел на одном из последних собраний. Пастора пригласили на вы-ходные в родственную церковь, находящуюся в Абакане. Уезжая, он поручил провести воскресное собрание переводчику Саше. Пашка не знал, оставил ли Тур своему заместителю тему проповеди, или тот говорил само-стоятельно, но собрание получилось совсем не похожее на уже привычные ему. Саша обычно пытался копиро-вать интонации и громкость голоса Тура. В этот раз он, оставшись один, был более энергичен, чем всегда, речь его отличалась небывалым пылом.
- «Прелюбодеи и прелюбодейцы! Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу». Совершенным человеком был только Иисус: даже самый лучший христианин порой не может устоять перед искушениями и соблазнами мира, потому что мы жи-вем среди этого мира. Многие не понимают, что значит «дружба с миром». «Мы не нарушаем заповеди, не пьем и не прелюбодействуем, значит, мы хорошие христиане», - говорят они. Этого мало!.. - почти истерично вы-крикнул Саша и закашлялся. - Знайте же, что дружба с миром - это не только нарушение заповедей. Вы все слушаете музыку и читаете книги, написанные людьми, далекими от Бога. Все эти произведения превозносятся людьми, как сокровища культуры. Но они ценны только для них - для тех, кто пока еще, к сожалению, находит-ся за пределами этого зала. Для вас же, у которых совершенно другой смысл в жизни, все это должно быть аб-солютно не нужным. Толстой не спасет вас, Вивальди не спасет вас!..
Пашку вновь укололи слова о том, что ему нужно расстаться со своей музыкой. Он старался не вспо-минать о том случае, когда пастор впервые сказал об этом. Но еще более неприятной для него оказалась мысль о том, как воспримут услышанное люди, совсем недавно начавшие посещать собрания, а тем более - впервые пришедшие сюда. По словам Тура, основной целью собраний было то, чтобы как можно больше людей призна-ли Христа своим спасителем и влились в жизнь церкви. Пашка уже настолько проникся идеей всеобщей веры, что искренне радовался приходу новых людей и с восторгом обращал внимание на то, как от собрания к собра-нию в зале остается все меньше пустых мест. Поэтому, услышав последние слова, он недовольно скривился, мысленно обращаясь к переводчику: «Саша, ну что же ты?.. Сегодня в зале так много новых людей, а ты вот так сразу, без подготовки, в лоб, такие вещи говоришь. Те, кто уже долго ходит на собрания, конечно, поймут. Но новичков вполне можно напугать таким напористым подходом».
(Пашкины опасения оказались не напрасными: желающих принять Иисуса в тот день оказалось совсем мало, всего несколько человек. А на следующем собрании ему сразу бросилось в глаза, что количество людей в зале было ощутимо меньше, чем обычно: для многих проповедь Саши оказалась слишком тяжела).
- … Зачем вам все другие книги, когда есть Библия - эта единственная книга, в которой написана толь-ко истина, а не какие-то людские измышления, - переводчик любовно погладил кожаный переплет. - К тому же она не только правдива, но и интересна! Здесь есть всё: философия, история, приключения и фантастика. Какое бы направление в литературе вы ни предпочитали, здесь можно найти всё!
Когда Пашка возвращался домой, его внимание привлек обрывок разговора двух молодых женщин:
- … Нет уж, это не для меня! То не нужно, это лишнее, а для чего тогда жить?! К чему такие ограниче-ния? - возмущенно говорила одна из них.
- Строят из себя таких веселеньких, счастливых, а чему радоваться-то: живут, как отшельники, - согла-силась с ней вторая. - Уткнутся в Библию и света белого не видят. Прямо средневековье какое-то. Мракобесы…
Пашку больно задели эти слова. Хотелось поспорить, но он не решился заговорить с незнакомыми женщинами.
Возникший после этого случая легкий осадок в душе быстро рассеялся в автобусе, где в тот день по-мимо обычных его спутниц, Иры и Лиды, ехал один из местоуказателей, Алексей, рослый симпатичный парень - студент последнего курса университета. Пашка заметно повеселел во время разговора и даже попытался по-шутить на тему сегодняшней проповеди:
- Алексей, жалко ведь пластинки выбрасывать. Хоть одну-то можно оставить? Уж больно нравится.
Алексей сдержанно улыбнулся и неожиданно серьезно ответил:
- Дело не в количестве, а в принципе: слушаешь ты это или нет. Даже всего одна песня может быть от-равой для Святого Духа, который внутри тебя.
- Я понимаю, что «тяжелый металл» вполне может быть такой отравой, но как быть с явно добрыми песнями, например, о любви? Взять, например, «Битлз»: у них есть настолько лирические вещи, что слезу про-шибает.
- В таких песнях поется о земной любви, а она - лишь жалкое подобие высокой любви, которую Бог испытывает к своим детям. Человеку нужно в первую очередь полюбить Бога: только после этого он сможет по-настоящему любить других людей.
- А как же тогда большинство людей: они вообще неверующие, но все же испытывают очень сильные чувства, влюбляются, женятся и живут всю жизнь вместе?
- Что значат чувства? Это самое обманчивое из того, что есть в нашей жизни. Алкоголики и наркома-ны тоже испытывают чувства - сильные и захватывающие. Но это же не образец для подражания. Вообще, лю-бовь к Богу - не чувство, а решение. Ты просто принимаешь решение: «Я люблю своего небесного Отца». И для этого совсем не обязательно никакого чувства, у большинства начинающих христиан его и нет. Но надо жить и поступать таким образом, чтобы не сделать неприятно тому, кого любишь. Жить ради него. А чувство придет потом: оно родится из этого твоего отношения к Богу. Улавливаешь разницу? У обычных людей сначала появ-ляется чувство, а потом человек выстраивает свою жизнь, исходя из того, что это чувство требует для своего удовлетворения. Тут же ты любишь бескорыстно - не ожидая никаких чувственных проявлений, важных только для людей, живущих без веры.
- Ладно, пусть так. Но все это касается лишь смысловой нагрузки песен, - заупрямился Пашка. - А вот сегодня Саша упомянул Вивальди - я считаю, совершенно зря. Ведь это лишь музыка, не несущая в себе ниче-го, кроме красоты звучания. Я вот…, - замялся Пашка, не решаясь признаться в своем совсем не христианском увлечении, - раньше «металл» слушал и то, с таким испорченным вкусом, всегда уважал классику.
- Это только внешнее проявление. Думаешь, Дьявол настолько прост, что станет кричать о себе на ка-ждом углу? Красота звучания - своеобразная маскировка. Внутренняя же суть любой музыки, написанной чело-веком, не имеющим Духа, одна - увлечь тебя в сторону от жизни с Богом. Это все действует гораздо сложнее, чем просто эффект услышанных слов. Безо всяких слов эта музыка может вызвать такие мысли и ассоциации, что ты окажешься в сильнейшей зависимости от окружающей тебя безбожной жизни. И это особенно опасно для молодых, слабых христиан, которые еще недостаточно сильны в Духе, чтобы устоять перед таким влияни-ем. Для Тура послушать несколько рок-песен или прочитать художественную книгу - будет безо всяких послед-ствий. Они уже не имеют над ним власти, он давно научился противостоять такому воздействию. А для того, кто только пришел к Богу, мирская музыка и литература - очень опасные игрушки. И проповедники не зря за-остряют на этом внимание: то же самое делают родители, когда убирают подальше от маленьких детей все то, чем можно пораниться и причинить себе вред.
- Получается, что дар наслаждаться музыкой - тоже от Дьявола? - недоуменно спросил Пашка.
- Конечно, нет! Верующие люди тоже пишут прекрасную музыку. Разве тебе не нравятся песни, кото-рые мы поем в церкви?
- Нравятся, но ведь этого мало. Музыка для меня слишком много значит, чтобы слушать её только на собраниях, притом, одни и те же песни. Я привык, что у меня дома постоянно что-то играет, все время покупаю новые записи.
- У Тура есть много кассет со шведским прославлением. Центр нашей церкви находится в шведском городе Уппсала, там проходят собрания, где присутствуют тысячи людей. На этих собраниях гораздо более опытная группа прославления, чем наша. У них профессиональная аппаратура, сильные музыканты и исполни-тели и богатейший репертуар. Я переписывал у него несколько альбомов: это что-то просто потрясающее! Там есть и песни, которые поем мы - они ведь привезены оттуда, просто переведены на русский язык. Но подав-ляющее большинство ты еще и не слышал.
- А как бы это послушать? - заинтересовался Пашка.
- Я тебе могу дать свои кассеты. Там, правда, качество записи не очень, но для ознакомления пойдет. Кроме шведского прославления есть еще несколько американских исполнителей. Они христиане, посещают церкви, подобные нашей, и пишут песни в различных стилях. Вот, кстати, хороший пример того, что внешняя форма совсем не определяющая. Некоторые из этих песен исполнены в обычных танцевальных ритмах. Если не понимать, о чем там поется, можно и не отличить от обычной поп-музыки. Но в том-то и дело, что написано это человеком, имеющим Святой Дух. Эта музыка несет в себе мощнейший заряд веры и духовного оптимизма. Слушая её, ты никогда не поддашься угнетению или депрессии, которыми Дьявол постоянно пытается отвра-тить людей от Бога, в том числе и посредством мирской музыки, пусть трижды красивой.
- Да ты не расстраивайся, - ласково добавила Ира. - Бог поможет тебе освободиться от всего. Я ведь тоже не всегда была такой, как сейчас. У меня раньше тоже было множество земных увлечений. Например, мне нравились индийские танцы, я даже занималась ими. Но однажды Бог сказал мне, что ему это неприятно. Мне вдруг стало ясно, что такими танцами я не могу прославлять его. Прошло совсем немного времени, и я легко смогла отказаться от них. Слава Богу! Теперь у меня новая мечта: научиться играть на гитаре. Я буду играть и петь во славу Господа! - она мечтательно улыбнулась. Пашка невольно остановил взгляд на её пухлых губках и ямочках на щеках.
Подобные моменты, когда на собраниях и в разговорах проскальзывали призывы отказаться от увлече-ния музыкой, поначалу очень его огорчали, но со временем он научился не отягощать себя такими пережива-ниями. Насильно его никто к этому не принуждал, а то, что такой отказ (если он так уж необходим) может про-изойти без его участия, успокаивало. Он очень часто слышал, что Бог поможет ему в этом, а успешный, почти безболезненный, отказ от курения был убедительным подтверждением тому. К чему было переживать по пово-ду каких-то предстоящих перемен в жизни, если они могли произойти сами по себе, без собственных усилий и сожалений об утраченном? Успокаивая себя подобными размышлениями, он легко пережил начинавшийся бы-ло кризис и вновь стал получать от посещений «Слова Истины» лишь радость.
2
В маленькой комнате тесной «хрущевки» было темно. Свет из окон дома напротив, сливаясь с сиянием полной луны, выхватывал из темноты часть письменного стола, за которым сидел Пашка, и кровать со слабо видневшимся силуэтом Коли, сидевшего на ней, сложив ноги по-турецки.
Пашка очень часто бывал у него в гостях, где они до позднего вечера разговаривали о жизни и дели-лись друг с другом сокровенными переживаниями. С первых дней дружбы между ними установились взаимо-отношения, исключавшие всякие тайны и недоговоренности. Когда Пашка в очередной раз переживал какую-либо неприятность или, наоборот, весь светился от неразделенной радости, он спешил к другу, где в задушев-ной беседе незаметно пролетали несколько часов. Вернувшись домой почти к полуночи, он в ответ на недоуме-ние матери: «О чем вы там столько времени разговариваете?», отшучивался: «Обсуждаем проблемы мировой экономики».
В это воскресенье он зашел к Коле после собрания, не желая сразу же возвращаться в свою квартиру, привычная обстановка которой и обыденный разговор с матерью, казалось, могли разрушить то приподнятое настроение, с которым он вышел из Дома Офицеров. За окном давно стемнело, но увлеченные разговором дру-зья даже не подумали о том, чтобы включить свет. Старый «Романтик» на столе негромко играл мелодичную, спокойную музыку, поддерживающую атмосферу мечтательно-задумчивого общения.
- Иногда мне бывает так жалко, что столько времени шёл по жизни вслепую, - сказал Пашка, глядя в ночное небо широко раскрытыми глазами, блестящими в лунном свете. - Рождается ребенок, его учат ходить, есть, одеваться. Знания дают самые различные. А самому главному не учат: не объясняют, для чего он живет. Ведь должна же быть какая-то общая цель у всего, что мы делаем. Я имею в виду не «цель в жизни» в привыч-ном понимании - окончить школу, институт, устроиться на работу, жениться, сделать карьеру и так далее. Это все цепь разрозненных событий, которые… - Пашка беспомощно развел руками, с трудом пытаясь сформули-ровать мысль, - ну, что ли, не имеют ощутимого результата в конечном итоге. Ведь каких бы ты успехов в жиз-ни не достиг - смерть неизбежна. И вот, представь: лежишь ты, помираешь и мучаешься мыслью: «А зачем я вообще рождался? Чтобы заработать много денег? Как заработал, так и истратил. Вкусно поесть и попить? То же самое: как вошло, так и вышло. С собой ничего не забрать…»
- Детям останется.
- Погоди, ты не дослушал. Если не найти смысл жизни для одного человека, тогда, получается, нет смысла и в жизни его детей, а также всех потомков. Выходит, ты прожил жизнь только ради того, чтобы кто-то так же бессмысленно её продолжил. Поэтому тот факт, что после тебя что-то на Земле остается - это не аргу-мент. И вот лежишь ты и думаешь дальше: …сейчас начнется загробная жизнь, встретят меня души умерших и будут с гордостью рассказывать: «А я сделал то-то… А я - то-то… А ты для чего прожил свою жизнь?». А тебе и ответить им нечего. Разве что: «Перерабатывал пищу в удобрения, да кислород в углекислый газ».
- Ну, это ты загнул, - усмехнулся Коля.
- Конечно, утрирую, но ведь, в целом, так и получается. Поэтому я счастлив, что попал в «Слово Исти-ны». Это трудно объяснить неверующему человеку, для которого посещения собраний - просто трата времени. Но я ощущаю, что с начала общения с Богом, (а я верю, что на наших собраниях такое общение действительно происходит), моя жизнь приобрела настоящий смысл. Наверно, я тебе даже не смогу толком объяснить, в чем он заключается. Не получится выразить словами: это можно только почувствовать. А самое главное, что при этом я продолжаю жить нормальной жизнью, безо всякого аскетизма и самоотречения. Я никогда не понимал монашество. Хорошо, конечно, что человек много думает о Боге, не грешит, но ведь он, можно сказать, и не живет. Раз уж мне было суждено родиться на Земле, чтобы прожить здесь какой-то промежуток времени, пусть ничтожный по сравнению с вечностью, то надо жить! На тот свет всегда успеешь попасть - к чему раньше вре-мени хоронить себя в келье? Вот поэтому меня в «Слове истины» особенно привлекает то, что там не призыва-ют к отказу от обычной жизни. Можно и работать, и создавать семью, обустраивать свой быт, имея достаток во всем. Единственное ограничение - нельзя зависеть душой от материальных благ, любить их больше общения с Богом. Ну, а это - вполне реально, - Пашка потянулся к магнитофону, чтобы перевернуть кассету.
- Вообще, интересно получается… - неторопливо заговорил Коля. - Исторически так сложилось, что Русь стала православной. Сейчас у большинства людей с малых лет формируется стойкое убеждение, что, если хочешь верить в Бога, то необходимо следовать только православным традициям. Доходит даже до смешного. У меня отец неверующий, казалось бы, какая ему разница, в какого именно Бога верят другие? Он всегда гово-рит: «Не верю ни в черта, ни в бога, ни в кочергу!». А когда я как-то упомянул, что ты туда ходишь, он возму-тился, как будто я его этим оскорбил. «Я, - говорит, - не понимаю, как русский человек может ходить в секту?! Мы же православные!». Я, конечно, спорить с ним не стал, только про себя усмехнулся: «Конечно, особенно ты. Суперправославный».
Коля замолчал. С улицы донесся звук взлетавшего самолета. Пашка проводил взглядом мигающую точку проблескового маяка и, собравшись с духом, все же задал волновавший его вопрос:
- А ты сам что думаешь об этом? Тоже считаешь, что я в секту хожу?
- Да нет. Может, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что учение в сектах предполагает от-речение от всего земного - еще в более выраженной форме, чем того требует православный аскетизм. Не только никаких благ и никакого денежного достатка, но даже и необходимость жизни на Земле под сомнение ставят: иногда даже призывают к самоуничтожению. Ведь у вас ничего подобного нет?
- Да нет, конечно! Проповедуются исключительно бесспорные христианские добродетели: любовь к Богу, к ближним, ну, и все, отсюда вытекающее. Еще большое внимание уделяется тому факту, что надо рас-сказывать людям о жертве Христа, чтобы как можно больше их пришло к вере и спаслось для вечной жизни.
- Два года назад, когда я пришел к Богу, этой церкви, наверно, еще не было в Иркутске, а может быть, о ней просто мало кто знал. Для меня единственной альтернативой мог бы быть баптизм, но я с детства слышал о нем только плохое, поэтому у меня и мысли не было о том, чтобы к ним податься. Даже если бы и захотел - я ведь не знал (и до сих ни разу не слышал), где в Иркутске есть их общины. Поэтому пошел сразу в обычную церковь - опять же, единственную, известную мне: она в центре города, я часто до этого мимо проходил. Кре-стовоздвиженская.
- Я знаю, - кивнул Пашка. - Сам только туда и заходил.
- Ты даже не представляешь, как я впервые попал в церковь. Тогда я постеснялся тебе об этом расска-зать. Да и сейчас неприятно вспоминать о том случае. Ты, когда практика была на радиозаводе перед первым курсом, работал на другом участке. Если не ошибаюсь, на том конвейере, где платы усилителя для «Илги» со-бирали? Вот, а я за стеклянной загородкой сидел - в «аквариуме» - на «Скифе». Случайно познакомился там с одним парнем. Он там не на практике был, а постоянно работал. Этот жук хотел «Скиф» по частям через про-ходные вынести и дома собрать. Уже почти все достал, оставалось самое сложное - лентопротяжный механизм. Они были там не россыпью, как все остальное, а строго учитывались: дорогая штука - все-таки, сердце магни-тофона. Так вот, он обратил внимание, что каждое утро тележка с ними остается минуты на две-три без при-смотра, и стоит она буквально в трех метрах от меня. Ну, попросил меня стащить один лентопротяг. А я, дурак, и согласился. Воспользовался моментом, взял один механизм с тележки и тут же спрятал в столе. Думаю, потом передам этому Максу. Ага!.. Ты бы видел, какая суета поднялась минут через пять после того, как эту тележку укатили. Кружили, кружили вокруг: высматривали, где он может быть. А потом начали все ближайшие столы обыскивать. У меня внутри все похолодело, но сижу, вида не показываю, втыкаю детальки в плату. Подошли ко мне, открывают тумбочку - вот он! Обрадовались - и на меня: «Что это такое?!». Я там чуть под землю не про-валился, но собрался с силами и с невозмутимым видом говорю: «Не знаю. Деталь какая-то». - «Я спрашиваю: откуда она здесь?!». - «А я откуда знаю? Я не ложил». - «Да ведь это же твоя тумбочка!». - «Тумбочка, - гово-рю, - моя, а деталь не моя. Я вообще этой тумбочкой не пользуюсь». Бесились они там долго вокруг меня, во-дили к начальнику цеха, заставили писать объяснительную. Я все это время одну линию гнул: откуда я знаю, кто положил? Я из-за стола выходил, мало ли кто тут мог рядом прогуливаться и спрятать украденное, чтобы с поличным не взяли, а потом, когда все утихнет, подойти и забрать. В общем, как говорится, за недостатком до-казательств оставили в покое. Но не сразу. Два дня я был в таком подвешенном состоянии: «Что теперь бу-дет?». Они ведь меня знаешь, как напугали… «В институт, - говорят, - напишем, чтобы тебя отчислили». Вот тут мне, действительно, не по себе стало…
Коля тяжело вздохнул и понуро склонил голову, с силой проведя ладонью по лицу.
- Представил, что сейчас отчислят - что дальше делать? Очень страшно мне стало, и надеяться не на ко-го: взрослая жизнь началась - тут уже ни мама, ни папа не помогут. У кого просить защиты? Только у него, - Коля указал пальцем вверх. Я в панике - в церковь. Записался на следующий день на крещение… последняя на-дежда. Мне тогда от безвыходности казалось, что это обязательно должно помочь. Сам чуть не плачу и мыс-ленно ему говорю: «Господи, ну прости! Никогда больше в жизни чужого не возьму. Обещаю тебе. И в этот раз не для себя так поступил: я ведь ничего взамен не просил - ни денег, ни чего другого. Хотел человеку доброе дело сделать, а получилось вот как…».
- Ничего себе!.. Я, кажется, помню тот раз. Думаю, чего это ты такой грустный? Спрашивать не стал, ждал, когда сам расскажешь, что у тебя произошло. Потом и забыл об этом. А, оказывается, вот что случилось. Да уж… Вот попал-то. Ну, и что дальше было?
- Трудно сказать, помогло ли крещение, или и так обошлось бы, но затих после этого шум на заводе. Больше они меня не донимали. А я сходил через несколько дней в церковь опять. На праздник Воздвижения Креста - так, по-моему, он назывался. Была исповедь, мне тоже захотелось покаяться. Я помню, тогда меня удивило, что почти все ничего батюшке не рассказывали. Молча стояли, а он молитву читал. Очередь быстро продвигалась - у меня из-за этой работы какая-то нелепая ассоциация с конвейером появилась. Я тогда был так разочарован: ведь совсем по-другому исповедь представлял. Ну, - думаю, - нет! Я уж точно сделаю все, как по-лагается. Когда подошел к батюшке, все ему вкратце рассказал. Мне показалось, что он даже слегка удивился. Но выслушал все, потом спросил что-то вроде того, раскаиваюсь ли я. «Конечно!» - говорю. Успокоил он меня: сказал, что все будет прощено. Вот так вот я и пришел к Богу. Своеобразная явка с повинной получилась, - в голосе Коли послышалась слабая улыбка. - Теперь так и хожу в Крестовоздвиженскую церковь. Редко, конечно, получается, но все же бываю. В институте об этом и не заикаюсь - все равно не поймут. Хорошо, хоть с тобой можно поговорить на такую тему. Большинство наших знакомых и, вообще, других людей не поверили бы, что мы можем вот так сидеть и совершенно серьезно разговаривать о религии… А что касается православия, мне тоже многое там кажется каким-то неправильным. Ты как-то сказал, что в «Слове истины» вы поете веселые песни и танцуете - это мне показалось интересным…
- Да, - подхватил Пашка. - Тур постоянно объясняет, почему собрания должны быть такими веселыми. Бог отправил Иисуса на крест, чтобы спасти человечество. Его распятием искуплены все грехи. Мы прощены, и этому можно и нужно радоваться.
- Вот с этим я согласен. Богослужения, конечно, проходят красиво, но чересчур траурно. Все песнопе-ния - как будто за упокой. У меня поначалу, когда я туда приходил, было сильное чувство неуверенности, чуть ли не страха. Ходить надо тихо, громко не разговаривать, ни в коем случае не смеяться. А женщинам - так во-обще: накрашенной нельзя быть, с непокрытой головой - тоже, в яркой одежде… Сплошные «нельзя». Чем Богу неприятна красивая женщина? Может быть, у него другое представление о красоте? Или женщине нельзя быть красивой, потому что мужчины в церкви будут отвлекаться на неё и забывать о Боге? Можно подумать, что он настолько не уверен в своем значении для людей, что ревнует прихожан-мужчин к женщинам, переживая, что ему достанется меньше внимания, чем им. Я не могу его представить таким эгоистичным, самовлюбленным существом - мне намного легче поверить в то, что эти дурацкие правила придумали какие-то священники с не-далеким умом. Но зачем? Бывает, стоит девушка. Видно, что лицо очень симпатичное, но как её уродует эта монашеская косынка! А ведь её красота - это Божье творение! Зачем её прятать?! И стоят люди, как на похоро-нах: серые и мрачные. А попробуй по-другому себя повести! Не получится. В чужой монастырь со своим уста-вом не ходят. Если такие там порядки, то что поделаешь?.. Бывает, иду в церковь в полной уверенности, что живу я правильно ¬¬- не грешу, зла никому не причиняю. Настроение хорошее. Но стоит только зайти, как сразу появляется чувство какой-то вины. Все происходящее вокруг как будто бы тычет тебе: «Ты грешен, грешен! Стой тихо и кайся!».
- Вот-вот! - подхватил Пашка, подавшись навстречу. - А ты представляешь, насколько легче у нас в этом отношении? Пошел бы да посмотрел. Глядишь и понравится. Вместе ходить будем. У тебя тоже что-нибудь изменится в лучшую строну. Вот ходишь ты в обычную церковь - разве это как-то влияет на твою жизнь? Выходишь из храма и, наверно, сразу сигарету в зубы. Так ведь?.. Знаю, было у меня такое. А здесь я почти сразу бросил курить, завязал с «травой» - все удивляются, как так? Но это даже совсем не главное. Самое существенное - это то, что у меня прекратились бесконечные депрессии, которые так отравляли жизнь. Ко мне пришла настоящая вера. Теперь, если и случается какая-то неприятность из тех, что всегда выбивали меня из колеи, я на неё просто не обращаю внимания: я стал выше земных проблем. Разве раньше у меня так получи-лось бы?
- Ты меня успел заинтересовать своими рассказами, - серьезно кивнул Коля. - Я уже думал о том, что-бы как-нибудь приехать туда. Наверно, скоро соберусь.
- Я тебе сейчас еще немного расскажу о том, что происходит на собраниях, - воодушевленно начал Пашка, обрадованный словами друга. - Сначала Тур делает короткое вступление, где объясняет, о чем будет се-годняшняя проповедь. Потом он приглашает группу прославления, которая исполняет несколько песен. Все в зале поют вместе с ними. После этого проходит сбор пожертвований и молитва за больных, а потом основная часть собрания - проповедь. Потом Тур приглашает к сцене людей, которые впервые пришли в церковь. Они принимают в свою жизнь Иисуса - повторяют за пастором молитву, в которой отрекаются от прошлой, грехов-ной, жизни. Когда молитва заканчивается, на сцену опять выходит группа прославления, мы поём пару-тройку веселых песен и расходимся. Это ты сам все увидишь, но мне сейчас хочется рассказать подробнее о случаях исцелений людей после молитвы: таких чудес в нашей жизни больше нигде не встретишь. Чтобы тебе было по-нятнее, для начала объясню. После воскресения Иисуса его ученики - двенадцать апостолов - ходили по раз-ным городам и проповедовали людям о том великом событии, что произошло. А он им в качестве напутствия сказал: «Будете моим именем изгонять бесов и исцелять больных». Ну, вроде как, в доказательство того, что они не шарлатаны какие-нибудь, а, действительно, Божьи люди. Вот они и ходили, исцеляя на каждом шагу всех встреченных больных и калек. Там, вообще, сплошные чудеса были: слепые прозревали, глухие начинали слышать, а хромые - ходить. Православие утверждает, что этот дар был лишь у тех, первых, христиан, а сейчас подобные исцеления крайне редки и возможны только в том случае, если за больного молится чуть ли не свя-той. А Тур с помощью Библии убедительно доказывает, что такая возможность есть и в наше время у любого человека, который принял Иисуса своим Господом и Спасителем. Конечно, для этого нужна вера, но, если она есть, достаточно возложить руки на больного и сказать: «Во имя Иисуса - ты исцелен!». Болезнь уйдет. И ведь это не только на словах - так действительно происходит!
- А ты тоже так делал? - удивился Коля.
- Да нет, еще не пробовал, - немного смутился Пашка. - Я ведь еще мало хожу туда, мне кажется, у ме-ня пока недостаточно веры. А если молиться и не быть полностью уверенным, то не получится… Да, есть еще такой интересный момент: не обязательно даже присутствие этого человека. Он может быть где угодно - дома или в больнице. Кто-нибудь из родных или знакомых приносит платок, шарф - в общем, что-нибудь из вещей. Кладет это в коробку. На каждом собрании довольно много людей приносят такие вещи. Потом Тур держит эту коробку и молится за исцеление этих больных. Весь зал молится вместе с ним «на языках». В такие минуты там бывает довольно шумно, я тебя заранее предупреждаю, чтобы потом не пугался, - улыбнулся он. - Так вот, остается лишь положить эти вещи на больных, и они выздоравливают! После каждой молитвы Тур приглашает людей сделать свидетельства о таких исцелениях. Бывает, выходит до пяти человек в день, и каждый приводит реальные примеры исцеления. Случается, что выздоравливают даже те, кого врачи признали неизлечимыми. Недавно одна женщина рассказывала про своего мужа. У него был рак, и никто уже не верил, что он будет жить. Но её знакомая, которая ходит к нам, принесла на собрание платок. Вся церковь молилась за него, а по-том жена положила этот платок на него. И вот прошло какое-то время, он снова сходил на обследование, а там врачи ему сказали, что он ничем не болен. Смотрят в медицинскую карту и говорят: «Что за ерунду вам тут на-писали? Какой рак?!». Как будто ничего и не было! - закончил он торжествующе.
- Да… звучит впечатляюще… Даже подозрение возникает - не подстроено ли все это? Где гарантия, что эта женщина - не подставная?
- Да не похоже - я уже думал об этом. Люди, вроде, искренне рассказывают, никакой наигранности не чувствуется, - он смолк, но тут же встрепенулся. - Да даже не в этом дело. Как можно заставить врать такое ко-личество людей? Вот, например, проповедник - он один. Никто не знает, о чем он в действительности думает. (Ну, это я так - теоретически). Но когда тайну знают больше одного человека, она перестает быть тайной. Даже если бы «Слово Истины» и было грандиозным обманом людей, человек, которому хватило ума, чтобы органи-зовать это дело, вряд ли решился бы на то, чтобы действовать с сообщниками, взятыми из числа одураченных прихожан. Эти «завербованные», узнав горькую правду, тут же распространят её между остальными. А это - катастрофа. Если же взять людей со стороны - равнодушных к тому, что кого-то другого обманывают, их надо будет как-то заинтересовать. Как? Видимо, только деньгами. Ладно, допустим, деньги взяли с пожертвований. Но это значит - от собрания к собранию список этих людей будет увеличиваться на несколько человек (они же не повторяются). Где-то через год пол-Иркутска будет знать, чем занимается «Слово Истины». Вот и приплыли, - он цокнул языком и уверенно подытожил. - Нет, исключено.
Молчание длилось недолго. Пашка, будто спохватившись, воскликнул:
- Да чего тут какими-то логическими построениями заниматься? Я ведь сегодня сам это пережил! У меня локоть два месяца болел. Помнишь, тогда пива нахлестались, моча нам в голову стукнула - здоровые де-тины начали играть в «конный бой». А из Женьки какой, к чёрту, конь? Не удержал он меня в битве, уронил. Я, конечно, и сам виноват: нужно было лучше держаться. Но дело не в этом. Локоть я тогда сильно ушиб. Первое время не прикоснуться было: стоило только задеть обо что, тут же руку отбрасывало в сторону от боли. Потом стало лучше, но, когда задевал какой-то, на ощупь, хрящ (видимо, из трещины вырос), все равно больно было. А сегодня пастор вдруг решил помолиться за исцеление всех людей в зале. У каждого ведь какая-нибудь боляч-ка есть. Помолился - довольно долго - и говорит: «Теперь каждый пусть проверит себя. Проверит все то, что у него болело, что в организме его беспокоило». Тут народ зашевелился, ощупывает себя. Кто-то, наоборот, стоит неподвижно: прислушивается к внутренним ощущениям. А я думал-думал: что же болело у меня? На чем про-верить можно? И вспомнил: локоть! Не поверишь… провожу рукой по этому хрящу и ничего не чувствую. Ни-какой боли вообще! Ощущение тепла какого-то в локте было…
Он сопроводил последние слова энергичным потиранием локтя и вдруг смолк. Будь в комнате светло, Коля увидел бы на его лице мгновенное выражение растерянности. Руку от локтя до ладони вновь прострелила резкая боль. Он, увлеченный своим рассказом, тут же отогнал подкрадывавшуюся неприятную мысль и вновь уверенно заговорил:
- А еще, бывает, Тур закроет глаза, постоит немного и говорит: «Святой Дух сказал мне, что в этом зале есть мужчина, у которого…», тут он зажмурится, сосредоточившись (пытается точнее уловить место), и про-должает: «… у которого боль под лопаткой - вот здесь». Я для примера сказал, что именно там, а он определяет разные, бывает, довольно неожиданные места - где-нибудь за ухом там или еще что-нибудь такое. «Я прошу, - говорит, - этого мужчину подойти к сцене: я буду за вас молиться». И самое удивительное, что такой человек всегда находится! Он, действительно, чувствует, какие в зале есть… как бы это сказать… ну, что-то вроде бо-левых центров. И даже определяет, у кого - у мужчины или у женщины - и в каких местах тела они находятся. У многих из тех, кто к нему выходит, боль проходит сразу после молитвы. А те, кто сразу не почувствовал из-менений, рассказывают на следующих собраниях о том, что у них прошла та или иная болезнь. Вот так…
Одеваясь в прихожей, он еще раз спросил:
- Ну, так что? Не надумал съездить со мной?
- Надумал. Ты же мертвого уговоришь, - улыбнулся Коля. - Давай в этот четверг. Хочу сам посмотреть.
Выйдя на улицу и оставшись наедине с самим собой, Пашка вновь вспомнил о злосчастном локте. По-трогал – прикосновение даже через одежду вызвало неприятное ощущение.
«Как же так? Ведь на собрании совсем уже не было боли. Почему же она вернулась? Ничего не пони-маю… Временное исчезновение? Так не бывает. Ну, почему не бывает? Читал ведь сам, что при определенном психологическом состоянии человека, он может не чувствовать боли. Обычное самовнушение. Да какое само-внушение? Я даже и не вспомнил про этот локоть, когда он молился! А исцеление от рака - тоже самовнуше-ние? Да нет, это просто неправда. Неправда?? Как ты можешь так думать? Ты что, не веришь в Бога? Верю. Но ведь эта женщина - не Бог. Мало ли, что она могла сказать? И Тур тоже не Бог. А церковь эта, вообще, неиз-вестно, откуда появилась. Может, правда, только деньги собирают… Стоп, стоп, стоп!.. Паша, да ты что же творишь?! Так можно далеко зайти - начать с мелкого неверия и постепенно дойти до атеизма. Забыл, что Тур рассказывал? Дьявол не может просто так примириться с тем, что человек покаялся и пришел к Богу. Он начи-нает внушать ему различные мысли, чтобы отвратить от веры. И сейчас как раз произошло это. Он заставил те-бя вновь почувствовать боль и стал нашептывать всякую ерунду. А ты уши развесил, послушно соглашаешься! Говорили же тебе уже не раз: учись отличать голос Бога от голоса Дьявола, не позволяй себя обмануть. А то сдуру наломаешь дров… разуверишься, уйдешь из «Слова Истины» и вернешься к своей старой жизни. Разве ты хочешь этого? Нет, конечно. Тогда не надо разжигать в себе сомнения. Просто верь, и все будет хорошо».
3
- В нашей церкви очень много молодежи. Я смотрю на вас и радуюсь: сколько замечательных краси-вых девушек и парней пришли к Богу! Так приятно видеть всех вас в этом зале. Но одно обстоятельство немно-го расстраивает меня. Многие из парней - я заметил - заглядываются на своих «сестер». В том, что они вам нра-вятся, нет ничего плохого - это вполне естественно. Здесь присутствуют несколько семейных пар, мужья и же-ны в которых нашли друг друга именно на наших собраниях. Я хочу только обратить ваше внимание на то, что не стоит так много сил затрачивать на то, чтобы познакомиться ближе с объектом ваших симпатий. Мы здесь собираемся, прежде всего, для того, чтобы слушать Слово Бога и прославлять его, а не для того, чтобы, забыв обо всем, собственными усилиями искать себе жену или мужа. Давайте вернемся назад - к моменту появления человека на Земле. Я сейчас напомню вам, что тогда произошло. Откройте книгу «Бытие», глава вторая, стих восемнадцать: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответст-венного ему». И дальше - стих двадцать первый: «И навел Господь на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребр его и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел её к человеку». Что мы можем здесь увидеть? Прежде всего, Господь говорит, что человеку не хорошо быть одному. Вы, вероятно, думали, что он занят гораздо более важными делами, чем заботой о вашем браке? Оказывается, нет! Эти слова являются обещанием того, что для каждого из вас он предназначил достойную па-ру. Вы не должны в этом сомневаться! А следующий стих объясняет вам, как надо вести себя в ожидании этой встречи. Что делал Адам? Он просто спал! Это отличный пример для вас, парни! Не надо все время глядеть по сторонам, включив свои локаторы, - Тур прислонил ко лбу кулаки с распрямленными указательными пальцами и пошевелил ими; Саша-переводчик, широко улыбаясь, повторил это движение. - «Где же она?… Может быть, эта?… Или нет, наверное, та!». Не нужно этого делать. Спите, как Адам! Не в буквальном смысле… это означа-ет, что надо просто забыть о том, что вы ждете свою будущую супругу. Положитесь на Господа, он давно уже знает, кто предначертан вам, и когда вы встретитесь. А время ожидания лучше всего заполнить тем, для чего мы здесь собираемся - служением Богу. Для тех же, кто, может быть, сомневается в моих словах, приведу убе-дительный пример. Когда я приехал в Швецию, в центральную церковь «Слово Истины», наш пастор Ульф в один прекрасный день тоже проповедовал на эту тему. Я попытался последовать его словам и целиком посвя-тил себя работе для Господа - проведению евангелизаций. Не прошло и года, как на одном из собраний появи-лась девушка - увидев её в первый раз, я сразу понял, что это она! Так и оказалось: мы до сих пор вместе. Вы знаете её: Кари руководит репетициями нашей группы прославления. И самое интересное, что я не приложил никаких усилий, для того, чтобы мы сблизились - Господь позаботился обо всем; он никогда не обманывает, халлилуйя! Доверьтесь ему тоже!
В течение всего вечера Пашка то и дело поглядывал на друга, впервые оказавшегося на собрании. Коля очень внимательно слушал проповедь, вдумчиво вчитываясь в библейские тексты: он проверял каждую цитату Тура по своему потрепанному Новому Завету. Поначалу он держался несколько настороженно, критически присматриваясь к жизнерадостному пастору и к копировавшему все его жесты переводчику. Он торопливо пе-релистывал страницы своей книги, с непривычки не успевая сразу находить нужные места. Найдя и сосредото-ченно нахмурившись, перечитывал несколько раз тот или иной стих, пытаясь удостовериться, что проповедник правильно трактует это место в Библии. Во второй половине собрания он избавился от скованности первых ми-нут, заметно повеселел и слушал окончание проповеди уже с видимым удовлетворением. Во время молитв он, не обращая внимания на шум вокруг, стоял с просветлевшим лицом, закрыв глаза, и что-то шептал, сложив мо-литвенно руки.
Пашка с радостью наблюдал за поведением Коли. Он впервые ощутил, насколько приятно приобщить к своей вере кого-то ещё. С нетерпением дождавшись традиционного приглашения пастора для новичков, он ободряюще похлопал друга по плечу:
- Иди, иди туда!.. Это обязательно надо сделать, ты сейчас всё поймешь.
Коля не заставил уговаривать себя и, хотя и робко, но сразу же вышел к сцене. После принятия Иисуса и окончания собрания его так же, как и Пашку полтора месяца назад, отвели в другое помещение, где ему при-шлось выслушать небольшую дополнительную проповедь. Как выяснилось позже, к дару «молитвы на языках» он отнесся с большим недоверием и, когда за него молились, даже не попытался проронить ни звука. Тем не менее, общее впечатление от собрания осталось у него довольно благоприятным. Выходя на улицу, он сразу же сказал Пашке:
- Знаешь, а мне здесь понравилось. Есть, конечно, некоторые моменты, но в целом очень неплохо. Я обязательно приду еще, мне нужно кое-какие вещи окончательно уяснить… Есть тут что-то непонятное… - пробормотал он, обращаясь уже больше к самому себе.
- Да чего тут уяснять? - удивился Пашка. - И так все ясно: восстановили церковь в первозданном виде - такую, как она была у первых христиан. Кому-то Бог сказал, что далеко ушли в сторону от верного пути, пона-строив рукотворных храмов и увлекшись внешними формами. Этот человек организовал возвращение к исто-кам и правильно сделал!
- Нет, Паша. Не может быть все так просто: истина никогда не лежит на поверхности, её приходится искать. Притом, может быть, долго и с трудом. Так безоглядно принимать на веру всё то, что тебе сказал пер-вый встречный, нельзя.
- Ну, тогда я не знаю, что тебе еще надо… - разочарованно протянул Пашка. - У меня уже никаких со-мнений нет, что истина здесь.
Коля не ответил, с сомнением покачав головой. Помолчав немного, он вдруг неожиданно сменил тему:
- А насчет девчонок - это в твой огород камешек был? Ты, кстати, давно не рассказывал, как у тебя дела на любовном фронте. Познакомился?
- Да вроде бы… - замялся Пашка. - Узнал, как зовут - Наташа, она тоже меня по имени знает. Но тол-ком еще ни разу не разговаривали. Так только: «Привет!» - «Привет!», как и со всеми другими на собраниях. Я бы уже получше познакомился, но она постоянно уходит с какими-то своими знакомыми из общежития - их там целая группа, видимо, с одной «ячейки». Один раз спросил: «Можно тебя проводить?». А она в ответ: «Ме-ня??» - знаешь, с таким удивлением, как будто я ей что-то фантастическое предложил. Самое интересное, что это было именно удивление, а не возмущение нескромным предложением - я бы скорее ожидал такого. Короче, я подтвердил, что хочу проводить именно её, а не кого-нибудь другого. «А нас, - говорит, - много идёт». Я рас-терялся, но вида не подал, тут же выкрутился: «Ну и что? Будет еще больше». - «Ну ладно, тогда подожди, пока мы соберемся». Стою, жду. Думаю, ничего страшного: прокачусь до студгородка, а потом домой вернусь. Пусть в толпе, но хоть как-то с ней пообщаюсь - для начала и так неплохо было бы. Замучился я их ждать: нет и нет никого. Минут через пятнадцать поднялся наверх, она меня увидела, подошла - и опять удивленно: «А ты еще здесь?». «Да, потерял уже вас», - говорю. «А мы еще нескоро пойдем». Тут уже настала моя очередь удив-ляться: «А что так?» - «Да вот, так получилось». - «Ну, ладно», - говорю. - Тогда я пойду. Пока!»- «Пока!». Странная какая-то, - недоуменно подытожил Пашка. - А на собрании, даже если рядом сесть, я ведь не буду с ней разговаривать - не место. То, что Тур сегодня сказал - это не про меня… Идея, кстати, мне понравилась. Надо попробовать не переживать по поводу знакомств. Вдруг у меня именно поэтому ничего не получается? Мечусь между ними - то одна понравится, то другая, а на самом деле, может быть, я еще просто не встретил ту девушку, которую Бог предназначил для меня.
- А не боишься, что, когда встретишь, она тебе не понравится? Некрасивых-то все-таки больше. Веро-ятность того, что она будет точно соответствовать твоему вкусу, довольно мала.
- Ну… - на секунду растерялся Пашка, - тут остаётся надеяться на маленькое чудо… Зачем ему мне та-кую подлянку делать? Что ему, жалко для хорошего христианина, послушного сына, красивую невесту отдать? - хохотнул он.
- Хорошо, если так, - неуверенно пожал плечами Коля.
На следующее собрание они вновь приехали вместе. В это воскресенье в церкви отмечали Рождество по католическому календарю. В честь праздника была подготовлена особенная программа собрания, включав-шая в себя театрализованные сценки по библейским сюжетам, разыгранные самими прихожанами, общее чае-питие в большом зале, короткую проповедь, и, в завершение, раздачу рождественских подарков. Все это оказа-лось полной неожиданностью не только для Коли, но и для Пашки, который еще ни разу не задерживался после собраний, оставаясь в полном неведении относительно приготовлений, проходивших в это время.
Людей на этот праздник пришло очень много: каждому, кто когда-либо на собрании принимал Иисуса, были отправлены почтовые открытки - приглашения. Вновь в зале можно было увидеть тех, кто уже долгое время не появлялся на собраниях. Но скромных сувениров было закуплено столько, что никто из присутствую-щих не остался без подарка.
Коле досталась маленькая картинка ручной работы в деревянной рамочке. Атмосфера торжественности и ощущение всеобщего духовного единения вместе с этим простым, но неожиданным подарком, произвели на него неизгладимое впечатление. Когда собрание завершилось, он признался Пашке:
- Ни в каком другом коллективе я не ощущал себя так уютно. Я здесь всего во второй раз, но такое ощущение, будто знаю этих людей давным-давно: настолько свободно я чувствую себя среди них. Теперь я уверен, что буду ходить сюда.
Для Пашки этот день ознаменовался еще одним радостным событием: наконец-то ему впервые пред-ставилась возможность некоторое время провести в обществе Наташи.
Она, против обыкновения, не задержалась после собрания и возвращалась домой только вдвоем с Ма-риной - девушкой, которая жила с ней в одной комнате. Пашка, увидев это, торопливо застегнулся и чуть ли не побежал к выходу:
- Иру с Лидой проводи, скажи, что мне срочно пришлось уйти по делам. Придумай что-нибудь, - успел бросить он на ходу Коле.
Он быстрым шагом догнал девушек и, поравнявшись с ними, улыбнулся:
- Не помешаю?
- Нет! - в голос ответили обе. - Ты сегодня не домой? - спросила Марина.
- Да надо в общежитие заехать, лабораторную с ребятами сделать, - с ходу соврал он.
Пашка был даже рад, что не оказался с Наташей один на один: его неизбежное смущение вполне могло привести к неловкому молчанию во время дороги. Марина не давала разговору умолкнуть ни на минуту, она то и дело восхищалась сегодняшним собранием. Пашка, сдерживая улыбку, наблюдал за этой маленькой бойкой девушкой с симпатичным, но при этом какими-то неуловимыми чертами вызывавшим у него ассоциацию с мышкой, лицом. Марина пела в группе прославления и на сцене стояла совершенно неподвижно, высоко под-няв подбородок и закрыв глаза. В обычной жизни она оказалась чрезвычайно живой, тараторившей почти без умолку хохотушкой. Она и пригласила Пашку зайти в гости.
Жили девушки в том же общежитии, где и его друзья. Убранство их комнаты резко контрастировало с той обстановкой, что он привык наблюдать у парней. Здесь царил идеальный порядок - кругом безупречная чистота, аккуратно расставленная посуда на столе, ровно застланные кровати. Пашка невольно задержался у входа.
- Проходи, раздевайся! - потянула его за рукав Марина. - Будем чай пить. Я сейчас вернусь, только Во-лоде шарф отнесу с собрания: он сам не смог сегодня съездить, а ему нужно на больного отца возложить этот шарф, когда он домой в Черемхово приедет на новый год, - на одном дыхании выпалила она и убежала.
Пока грелся чайник, он прошелся по комнате, осматриваясь.
Над одной из кроватей посреди голой стены был наклеен плакат с фотографией проповедника, стояв-шего, подавшись вперед и вытянув правую руку с распрямленным указательным пальцем. «Карл Лунгстрем: собрания исцелений» - было написано большими буквами под фотографией. Пашка сразу вспомнил, что года полтора назад такие плакаты можно было встретить расклеенными почти на всех автобусных остановках. Тогда он не обращал на них особого внимания, даже не предполагая, какое место в его жизни вскоре займет органи-зация, представляемая этим улыбающимся упитанным шведом.
На противоположной стене его внимание привлекла книжная полка с множеством разноцветных бро-шюр. Он подошел к ней и достал наугад маленькую книжицу.
- Ульф Ларссен, «Божий план твоей жизни», - прочитал он вслух её название и хмыкнул. - Интересно…
- Эти книги продаются у нас в церкви, разве ты не видел? - спросила Наташа.
Пашка, конечно же, видел неподалеку от входа в актовый зал небольшой стенд с рядом стоящим сто-лом, за которым перед каждым собранием продавали такую литературу. Стесненный мизерными размерами стипендии, он с трудом выкраивал деньги на пожертвования и избегал подходить к стенду, заманчиво пестрев-шему несколькими десятками брошюр. Это было чревато незапланированными расходами. Сейчас он впервые внимательно рассмотрел книги, стоявшие на полке: «Исцеление ранами Иисуса», «Освобождение от греха», «Кровь Агнца» и многие другие - автором всех был тот же Ульф Ларссен.
- Это чудесные книги! - оживленно продолжала Наташа. - Я хочу собрать их все и покупаю по одной почти после каждого собрания. В продаже появляются все новые и новые, это очень хорошо: с такой библио-течкой я никогда не останусь без Слова Господа. Библию бывает трудно понять, пока Святой Дух не разъяснит тебе скрытый смысл написанного - а это получается не всегда у неопытных христиан. Автор этих книг очень близок к Богу, он истолковывает нам, что Бог хочет сказать той или иной фразой в Библии.
- А кто он?
- Как, ты не знаешь? - она широко раскрыла глаза. - Это же основатель «Слова Истины» в Швеции! Ульф Ларссен был первым, кому Бог сказал, что традиционные церкви отошли от истины и не проповедуют Евангелие, как это надо делать. С его помощью он собрал небольшую общину настоящих христиан, которые своей верой, молитвами и проведением евангелизаций сделали чудо: их количество увеличивалось так быстро, что сейчас в Уппсале на собрания «Слова Истины» приходят уже несколько тысяч прихожан. Их филиалы есть по всему миру и даже в нескольких городах России. Они помогают людям вернуться к настоящей вере. Слава Богу!
Чрезмерное воодушевление Наташи и знакомые интонации торгового агента в её голосе вызвали у Пашки неприятный осадок в душе. Но, еще не успев осознать его подлинную причину, он тут же прогнал это ощущение, посмотрев на неё. Он очень долго мечтал о возможности вот так смело взглянуть в эти большие зе-леные глаза - теперь мечта исполнилась. Разве стоило в эту минуту думать о чем-то другом? Она же, смутив-шись под его открытым взглядом, вернулась к столу и занялась чаем.
В коридоре послышались быстрые легкие шаги, дверь распахнулась - запыхавшаяся Марина тут же плюхнулась на стул и звонко запела, прихлопывая в ладоши:
- Слава Богу за еду, слава Богу за еду,
Слава Богу за еду на этом месте!
Она придвинула к Пашке блюдце с куском торта:
- Ешь, брат. У нас сегодня есть еще один праздник: нам сегодня годик!
- Как годик? - не понял Пашка.
- Ровно год назад произошло наше рождение в Духе. Мы с Наташей как раз впервые попали в церковь - там так же отмечали Рождество - и сразу же приняли Иисуса. Сегодня моему и её духовному человеку испол-нился год! Я тебе сейчас покажу, где написано про это рождение.
Она выскочила из-за стола и принесла Библию, которую начала быстро перелистывать в поисках чего-то. На страницах книги были видны многочисленные пометки розовым и желтым маркерами. Марина быстро нашла нужное место и принялась зачитывать его Пашке, но тут в дверь постучали, и в комнату заглянул парень - тот, к которому Пашка однажды приревновал Наташу. Он протянул девушкам шоколадку:
- Еще раз вас с праздником! Вот, возьмите к чаю.
- Ой, Володя, спасибо! - воскликнула Марина. - Ты уже на улице успел побывать? Раздевайся, садись с нами.
- Да нет. Я бы с удовольствием, но мне идти надо.
Пашка поймал себя на мысли: «Иди, иди! И без тебя справимся», и тут же пристыдил себя эгоизм, не-достойный христианина.
Володя ушел, а Марина вновь раскрыла книгу и, прихлебывая чай, начала просвещать Пашку насчет рождения духовного человека. Сначала он слушал очень внимательно, удивляясь тому, как свободно она ори-ентируется в Библии и сколько знает того, чего он еще не слышал на собраниях. Но когда она начала повторять только что рассказанное, ссылаясь уже на другие места в тексте, он почти перестал слушать её, изредка соглас-но кивая, но думая совсем о другом.
Было очень обидно видеть Наташу рядом с собой и не иметь возможности пообщаться, как хотелось бы - расспросить подробнее о ней, рассказать что-нибудь интересное из своей жизни, намекнуть о своих чувствах, а в конце, тепло расставаясь, договориться о следующей встрече. Так гладко события развивались только в его мечтаниях, в реальности же все оказалось гораздо сложнее. Разговор за столом шёл исключительно о Боге, и Пашка, решив, что это рассчитано на его присутствие, даже начал испытывать легкое раздражение от не в меру разговорчивой Марины, которая, несомненно, хотела блеснуть своими знаниями перед новым человеком. Отча-явшись, он уже было собрался уходить, но Марина вдруг вспомнила о каких-то учебных делах и, взяв тетрадь с лекциями, вновь ушла. Мысленно воздав хвалу Господу, Пашка начал претворять в жизнь свой план сближе-ния с Наташей. Она сама невольно подсказала ему тему для разговора, внезапно спохватившись и достав из сумки рапану. Эту черноморскую ракушку он, робея, преподнес ей лично от себя во время сегодняшней разда-чи подарков в церкви.
- Совсем забыла!.. - воскликнула она, восхищенно вглядываясь во внутреннюю поверхность рапаны, отливающую перламутром. - Какие все-таки красивые вещи создает Бог! Разве человек смог бы придумать что-нибудь подобное? Как её правильно поставить? - неуверенно попыталась она пристроить сувенир на книжной полке.
- Давай, я покажу, - Пашка аккуратно взял раковину, как бы невзначай задев ладонью изящную кисть её руки с нежно-голубыми прожилками вен. - Я ведь раньше жил у Черного моря, когда маленький был. Ребята постарше плавали на глубину за такими ракушками. Метров на пять, самое малое на три-четыре, приходилось нырять. Для меня это, конечно, было недостижимо: я тогда только бычков мог колоть вилкой, привязанной к палке, у берега, - улыбнулся он, вспомнив идущего на море с самодельной пикой босоного мальчугана в дыря-вых джинсах, обрезанных по колено. - Эту раковину мне дедушка достал со дна. Он брал с собой целлофано-вый пакет и приплывал с полным. Когда я приехал в Иркутск, то привез с собой несколько десятков. Они за эти годы разошлись по друзьям и знакомым. Осталось всего несколько штук, но зато самых красивых: я в первую очередь отдавал те, что похуже – самые лучшие берег для особых случаев.
- А я всегда мечтала побывать на море. Я ведь с Мирного приехала, - вздохнула Наташа и пояснила. - Это в Якутии. Для нас море - всё равно, как сказка.
- Там у вас и лета-то, наверно, нет?
- Есть. Бывают даже жаркие дни, но очень короткое время. Большая часть года - зима. Морозы быва-ют до минус шестидесяти, хорошо, что влажность меньше, чем здесь: холод в сухом воздухе легче переносится.
- Да, не позавидуешь…
- А я все равно счастлива, - её быстрый взгляд на мгновение встретился с Пашкиным. - Потому что Бог привел меня в Иркутск, в «Слово Истины». Он предоставил мне чудесную возможность найти свое призвание в жизни. Теперь я ясно вижу свое будущее: я вернусь домой и буду там проповедовать людям Слово Бога - разве может быть большее счастье? Ведь у нас там нет ни одной подобной церкви, все живут в духовной темноте. Если мне удастся пробудить людей в своем городе, это будет лучшим плодом моей жизни на Земле, ни о чем большем я и мечтать не могу, - она, просветлев, посмотрела в окно.
- Да, конечно, - на словах согласился Пашка, про себя уже прикидывая, как бы перевести разговор на другую тему. Наташа выглядела настолько увлеченной своими мыслями, что возникало ощущение невидимого барьера между ними. - Я тоже рад, что попал в нашу церковь, - осторожно начал он. - У меня раньше очень часто были депрессии, иногда даже хотелось уйти из жизни. Это все прошло после того, как я стал постоянно ходить на собрания. Теперь никакая проблема не может меня расстроить. Такое ощущение, что меня уже пол-тора месяца, наоборот, только приятные сюрпризы поджидают. Вот, с тобой, наконец-то, познакомился, - сам испугался он сказанного.
Наташа на мгновение смутилась, но тут же взяла себя в руки, как будто не обратив внимания на его по-следние слова:
- Да, Бог меняет наши жизни, когда мы приходим к нему. Что значат какие-то проблемы, когда ты зна-ешь, что твоя жизнь на Земле - ничтожная часть вечности, которую ты проведешь с любящим небесным Отцом. Я в «Слове Истины» учусь пренебрегать земными благами. Когда к чему-то привяжешься душой, очень сложно примириться с утратой. Поэтому лучше ни от чего не зависеть, чтобы потом не было больно, если придется от этого отказаться. Представь, как прекрасно, когда весь твой жизненный багаж всегда с тобой - твоя душа и час-тица Святого Духа. И больше ничего нет - ничего из того, что у тебя могут забрать или украсть! Я часто думаю, о том, как несчастны люди в мире: как они трясутся над своими пожитками! Постоянные переживания о том, как бы побольше заработать, чтобы жить не хуже других. Забивают свои квартиры грудами вещей, мебели, всем, что можно купить - нужным и ненужным. Для чего это все? Чтобы потом сидеть и трястись: как бы не лишиться всего этого? Так и живут в постоянном страхе, ставят эти железные двери, решетки на окна. Человек сам себя запирает в клетку - ужас! Разве это жизнь?
- Я где-то встречал выдержку, по-моему, это из Библии - что-то вроде: «Тщетны усилия сторожащего, если дом не охраняется Богом».
- Вот-вот, правильно!
- Новый год скоро, - Пашка после небольшой паузы вновь попытался сменить тему разговора. - Как встречать собираешься?
- Мы решили в нашей ячейке встречать - те, кто всегда приходит туда. Только вместо обычного чаепи-тия будет праздничное: много тортов и всяких сладостей.
- И вино, наверно, церковное - «Кагор»? - пошутил он.
- Зачем вино? Нам и без спиртного будет очень весело, зачем себя для этого одурманивать? А ты что, будешь с вином встречать Новый год? - искренне удивилась она.
- Да выпью маленько, - покривил душой Пашка (язык не повернулся признаться в том, что у него уже была припасена литровая бутылка водки на этот праздник). - Религия ведь не запрещает пить вино в умеренных количествах. Что плохого, если я, выпив, сохраняю ясность ума и культурно держусь?
- Религия - это мертвая буква закона. Просто застывший во времени бездушный набор правил. То, чему мы следуем - это не религия! Мы верим в живого Бога. Иисус не просто когда-то принес себя в жертву, а потом остался навечно в истории - он воскрес! И сейчас он жив, а мы с ним общаемся. А религия этого не понимает: они молятся бездушным иконам и пытаются выполнять требования каких-то догм. Прочитали, что Иисус пил с учениками вино - значит, и нам можно. Вот хорошо-то как! А почему они пили вино, и не задумываются. А ведь все объясняется очень просто. Тур рассказывал, что в те времена в той географической местности просто не было других напитков - ни чаю, ни лимонада. Даже соков не было: их еще не умели пастеризовать, чтобы весь год хранились. Поэтому делали вино, оно ведь не портится. Но в чистом виде его пили только алкоголики, а остальные люди разбавляли водой, чтобы использовать для запивки пищи как простой напиток. А сейчас у нас полно всего, что можно пить, и спиртное используется людьми только для того, чтобы получить искусст-венную радость, когда они из-за своей духовной бедности не могут ощутить настоящего счастья. А у христиан одним из основных принципов должен быть принцип: «Все мне дозволено, не все полезно». Выпить - не грех, но зачем мне это? Получить суррогат радости? Я могу испытывать истинную. И не расплачиваться за это го-ловной болью с утра.
Пашка озадаченно замолчал, взял Библию и механически перелистывал её, пока Наташа убирала со стола и ходила мыть посуду. Он первый раз держал в руках эту книгу - Ветхий завет вместе с Новым. Толщина её для почти тысячи двухсот страниц была на удивление небольшой: листы были сделаны из очень тонкой, почти просвечивающей, но довольно прочной и безукоризненно белой бумаги. На гладкой черной корочке бы-ла красная наклейка в виде сердечка с написанным внутри знакомым ему текстом из Евангелия от Иоанна. В нижней части титульного листа внимание сразу привлек текст на двух строчках: «Подарок, не для продажи. Отпечатано в Финляндии».
- А что ты собираешься делать после праздника? - он отложил книгу, когда вернулась Наташа.
- Надо немного подготовиться к экзаменам - первый уже скоро. Вообще, дел много будет: в церкви с этого года начнется проведение молитвенной школы, а еще в январе Тур планировал неделю евангелизации - будем ходить по городу, проповедовать людям. Ну, и конечно, собрания. А ты еще не ходил на субботние еван-гелизации?
- Да нет, - смутился Пашка. - Я еще совсем мало знаю, вряд ли у меня что-то получится. Друзьям еще между делом пытаюсь некоторые основные моменты рассказать, но так, чтобы подойти к незнакомому челове-ку и свободно с ним разговаривать на эту тему…, - он с сомнением покачал головой.
- Вот и зря, что ты себе это внушаешь. Надо, наоборот, верить, что ты сможешь. Ведь мы не от себя го-ворим - Святой Дух говорит людям нашими устами. И у тебя все получится, надо только поверить.
- Ну ладно, я как-нибудь схожу… А ты не против, если я в гости приду, когда у тебя будет свободное время? - наконец решился он перейти к главному. - Можно было бы погулять по набережной, если погода хо-рошая будет. Или в кино сходили бы.
- Я уже давно просто так не гуляю. Если у меня и появляется свободное время для прогулки (а такого почти не бывает), то я не просто хожу, а разговариваю с встреченными людьми, проповедую. А ходить в кино-театры, я считаю - совершенно неоправданная трата времени. Что там можно хорошего увидеть? Сплошное на-силие, убийства, разврат. Смотреть, как показывают бессмысленную жизнь неверующих людей? Зачем это на-до? Если хочешь, приезжай к нам, и не просто так погуляем, а с пользой: будем вместе ходить на евангелиза-ции.
- Ладно, - совсем сник Пашка и засобирался домой.
Было тяжело от мысли, что из-за фанатичной Наташиной увлеченности идеями «Слова Истины» рух-нула надежда на традиционную последовательность событий - знакомство, общение, возникновение взаимного интереса и, конечно же, договоренность о следующей встрече. По дороге домой он всеми силами сдерживался, чтобы не поддаться отчаянию и постепенно успокоился, убедив себя в том, что поступает глупо, пытаясь уско-рить развитие отношений. Наташа не виновата в том, что он поторопился и попытался сблизиться, предвари-тельно не достигнув полного духовного единения с ней.
«Опять забыл, что Тур говорил? Уверен ли ты, что Наташа - именно та, которая тебе суждена? Если это не так, тогда и расстраиваться нечего: встретишь другую. А если все-таки она - твоя судьба, то не торопи события, пусть все идет своим чередом, все равно, этот час настанет. Человек со все еще приземленным обра-зом мышления - ты хочешь сразу же добиться расположения девушки, которая достигла гораздо более высоко-го уровня в своем духовном развитии. Нетерпеливый глупец», - добродушно пожурил он себя и улыбнулся. Мир в душе был снова восстановлен.
4
Даже если очень пристально глядеть на циферблат часов, заметить перемещение часовой стрелки не получится: она движется слишком медленно. Тем не менее - неуклонно. Так же медленно, незаметно для него самого, но верно, происходили изменения в Пашкиной жизни. Он, конечно, постоянно вспоминал об отказе от курения и об избавлении от частых депрессий, но еще не отдавал себе полного отчета в том, что происходящие изменения уже серьезно затронули совсем другие стороны его жизни.
Общение с друзьями, всегда столь важное для него, постепенно отошло на второй план. Он все реже присоединялся к общему разговору в перерывах между занятиями и большую часть этого времени молчал, за-нятый своими мыслями. А когда кто-нибудь в такие минуты пытался расшевелить его и втянуть в беседу, он, даже не задумываясь над тем, почему так получается, тут же скатывался к какому-то подобию проповедования. Поначалу друзья не воспринимали это всерьез и только посмеивались над его высокопарными фразами, то и дело проскальзывавшими в разговоре.
- Ну вот, пришел поручик Ржевский и всё опошлил! - щурился в улыбке Олег.
- А еще, наверно, пионером был… - с деланной суровостью добавлял Саня.
Пашку, раньше всегда прекрасно воспринимавшего шутки, сейчас подобные высказывания очень бы-стро выводили из равновесия. Он начинал горячиться, вспыльчиво защищая свои мнения, и, в конце концов, сводил разговор к религиозному спору, в котором никто, кроме Жени, участвовать не хотел. Да и тот, в сущно-сти, не столько отстаивал какое-либо свое мнение, сколько от души веселился, наблюдая за бессильным гневом Пашки, уязвленного в своих убеждениях.
После этих столкновений всем было тяжело вернуться к тому веселому непринужденному разговору, который был в начале. Поэтому через некоторое время уже никто не пытался задевать Пашку провокационны-ми вопросами - лишь бы не вспоминал о своей религии. Он же, успокоившись после очередного спора, чувст-вовал непоколебимую уверенность в своей позиции и не ощущал себя ущемленным все усиливавшимся непо-ниманием и даже некоторым пренебрежением со стороны друзей, еще совсем недавно бывших такими близки-ми ему. Льстя себе сравнением с первыми христианами, подвергавшимися гонениям, он испытывал почти гор-дость от осознания своей сопричастности событиям, начавшимся две тысячи лет назад. Ему казалось, что он сделал шаг вперед, оставив друзей в некотором отдалении. У него было что-то такое, чего не было у них; он смог понять важные истины, недоступные для восприятия большинства окружающих. Чувствуя себя в чем-то неизмеримо выше их, он со временем научился снисходительно относиться как к насмешкам, так и к полному неприятию того, что он иногда пытался им рассказать.
Дома тоже начались проблемы. Мать была очень недовольна его регулярными посещениями собраний. Не желая обижать сына, казавшегося в последнее время таким счастливым, она сдерживала копившееся раз-дражение, но иногда оно всё же прорывалось. Когда он в последний раз вернулся от Коли, выражение её лица не предвещало ничего хорошего.
- Паша, я за тобой смотрю: ты совершенно перестал заниматься! Сессия скоро, а ты ничего не дела-ешь.
- Ну, откуда ты знаешь, что мне надо делать? - недовольно отозвался Пашка. - Не делаю - значит, не за-дают. Ты, вообще, раньше никогда меня не контролировала. А я уже два года в институте отучился. Притом, почти без троек. Незачем переживать - я со всем справлюсь.
Они прошли на кухню - Пашка, а за ним мать, нервно открывающая пачку сигарет.
- А я потому переживаю, что вижу - ты не такой, как был в те два года. Да, тогда не контролировала, потому что видела, что ты хоть сколько-то учил. А сейчас только и знаешь, что на эти дурацкие собрания хо-дить. По понедельникам и четвергам тебя вечером дома нет, по остальным дням с Библией на кровати валяешь-ся. Сегодня во сколько ушел? Часа еще не было, а сейчас - одиннадцать. Половину суток на ерунду истратил.
- Я еще к Коле заходил! - повысил голос возмущенный Пашка. - И никакая это не ерунда. Тебе и самой надо было бы сходить туда. Совсем погрязла в атеизме.
- Приехали… - мать устало опустилась на стул. - Еще чего не хватало! Я не знаю, как тебя оттуда вы-тащить, а ты еще и меня агитировать собрался.
- Меня и не надо вытаскивать, а ты бы, действительно, как-нибудь сходила со мной. Там все поймешь и больше не будешь ругать то, чего не видела.
Пашка налил чаю и сел за стол напротив матери, отгоняя рукой клубы дыма.
- Вот зачем куришь? Бери пример с меня: пошел в «Слово Истины» и бросил.
- С тобой бросишь! Вечно переживаешь, где он: по целым дням дома не бывает, где-то шарится. То пьяный придет (хорошо, хоть ничего не сняли да самого не убили), то в секте пропадает полдня - откуда я знаю, чему вас там учат? Еще уйдешь из дома совсем, - она попыталась пошутить, но улыбка получилась невеселой.
- Это не секта, а церковь. Просто такая, как была у первых христиан. Церковь изначально - не здание, не храм, а собрание верующих людей. И учат нас только хорошему и доброму. Я могу тебе рассказать подроб-но…
- Да не надо, я все равно не смогу в это поверить, - перебила его мать. - Ты пойми: моя мама - твоя ба-бушка - специальное обучение атеизму как науке проходила, у неё даже документ об этом был - диплом школы атеизма, или что-то в этом роде. Представляешь, как это на мое воспитание повлияло? Все, что касается рели-гии, для меня не существует с детства. Когда бы я ни спросила, кто такой бог, мне всегда отвечали: «Бога нет». Он для меня всегда был как персонаж сказки. Это все равно, что для тебя сейчас поверить в существование Ба-бы Яги, если бы кто-нибудь попытался тебя убедить, что она все-таки есть. Понимаешь? А я, к тому же, уже больше половины жизни прожила, опыт за плечами не тот, что у тебя. Я уже никогда не смогу поверить в это.
Такие споры, резко обострявшие контраст между светлой и радостной обстановкой собраний и домаш-ней холодной атмосферой неприятия, возникали чуть ли не каждый день. Упорное нежелание матери даже по-пытаться поверить в Бога, посетив один раз собрание, очень раздражало Пашку. Наличие веры в жизни челове-ка для него казалось настолько естественным состоянием, что он расценивал как простое упрямство её перио-дические нападки на поездки в Дом Офицеров, а также отказы побывать там самой. Ему трудно было понять, что для людей в зрелом возрасте переменить устоявшиеся идейные убеждения не так-то просто. Сам же он с энтузиазмом, присущим юным увлеченным натурам, гостеприимно встречал все новое, что приходило в его жизнь из «Слова Истины».
В отношении музыки произошли сдвиги, которые невозможно было не заметить. Пашка объяснял чу-дом, вмешательством свыше, тот факт, что в последнюю неделю он не слушал почти ничего из своих записей.
Пару недель назад он взял у Алексея три кассеты с музыкой, о которой тот говорил как-то. Первую кассету он прослушал с некоторым пренебрежением: песни были исполнены в стиле, который они с друзьями презрительно именовали «попсой». Еще какой-то месяц назад прослушивание подобной музыки он как «метал-лист» посчитал бы позором перед единомышленниками. Но эти песни были христианскими и, тем самым, за-служивали особого отношения. Прокрутив кассету несколько раз, он убедился, что эта музыка ему все-таки нравится. Пришлось махнуть рукой на свои старые убеждения. На других кассетах были записаны уже знако-мые ему песни - в профессиональном исполнении, на шведском языке. Эти две кассеты очень заинтересовали его. В целом, как и рассказывал Алексей, вся музыка оказалась очень мелодичной и почти не отличалась от по-пулярной. Непосвященный слушатель, не знавший языка, не смог бы понять, что эти песни - религиозные.
Как-то, вернувшись с собрания, Пашка обратил внимание на то, что не включил сразу же музыку, как это бывало обычно. Пробегая взглядом по кассетам и пластинкам, он удивился тому, что не испытывает при-вычного желания послушать что-нибудь из своей фонотеки. Почему-то очень захотелось включить именно од-ну из кассет Алексея. Поставив её, он с первых же звуков почувствовал удовлетворение от прослушивания. Чуть позже, проигрывая взятую наугад одну из своих кассет, он с еще большим удивлением обнаружил, что ему чуть ли не неприятен этот грохот с выкриками.
«Неужели, началось то, о чем я просил у Бога? - тогда, на собрании, когда Тур рассказал, что выбросил пластинки. Мне ведь никто не запрещает слушать мою музыку? Никто. А я сам пытался убеждать себя в том, что это плохо? Нет, не было такого. Я даже не хотел этого делать - отказываться от неё. Но почему тогда сего-дня я не получаю от неё удовольствия? Ведь раньше даже мурашки по спине бежали от некоторых песен; какая-то радость, желание жить появлялись. А сейчас слушаю и воспринимаю её просто как шум. Полное безразли-чие. Я ведь не заставляю себя не любить эту музыку? Конечно, нет! Зачем мне это делать? Я и не пытался ста-вить перед собой такой запрет. Значит, все-таки Бог помогает мне, как и обещал Тур».
Не получив удовольствия от прослушивания своих записей и на следующий день, Пашка испытал не-обычное смешанное чувство. С одной стороны, присутствовало легкое радостное возбуждение от ощущения обещанной помощи Бога. Но оно омрачалось неприятными мыслями о музыкальной коллекции, еще совсем не-давно вызывавшей зависть друзей, а теперь, похоже, обреченной на забвение. А особенно было жаль потерян-ного увлечения. Перебороть внутренний конфликт ему помогли все те же взятые у Алексея кассеты. В после-дующие дни он, постепенно примиряясь с утратой интереса к рок-музыке, слушал, в основном, только их, а не что-либо из своей коллекции.
5
Пашка проснулся от ненавязчивого тихого пиканья наручных часов, с трудом разлепил глаза и выру-гался про себя: на улице было еще совсем темно. Утренний сон с похмелья очень чуткий, как же он забыл вы-ключить будильник?! В институт сегодня идти не надо, можно было спать хоть до обеда - нет же, проснулся по закону подлости. Теперь придется лежать, изнемогая от почти невыносимой боли.
Голова раскалывалась, будто сжатая тисками. Грудь сотрясалась часто колотившимся сердцем, удары которого мучительно отдавались невидимым молоточком в правом виске. Он повернулся на другой бок и скрючился под одеялом, мечтая вновь скрыться в спасительных объятиях Морфея, но сон не приходил. Он дол-го ворочался, постанывая; время тянулось невыносимо медленно. Светало.
Вспомнилось легендарное изречение знакомого поездного электромеханика. Тот однажды, проснув-шись в своем купе после обильного возлияния, сел и, вперив невидящий взгляд в окно, проскрипел: «Ум бо-лит…». Воспоминания о последних двух сутках проносились в голове, причиняя боль, казалось, каждой мыс-лью, возникавшей в больном мозгу.
«Да, с размахом мероприятие организовали… Лучше бы мама не уезжала в Нижнеудинск, дернул же черт тётю Катю пригласить её. Встретили бы Новый год с ней скромненько, как обычно. Праздничную про-грамму по телеку бы посмотрел. Нет, нажрался как поросенок… Христианин, называется. «Я сохраняю ясность ума, держусь с достоинством» - тьфу! Больше половины, наверно, не помнишь из того, что было… Почему же не помню? Саныч сначала пришел. Неплохо мы с ним поработали, генеральную уборку сделали. Нет худа без добра: давно пора было тот промерзший угол от плесени отмыть. Теперь совсем по-другому комната смотрит-ся… Потом Дима и Макс пришли с девчонками. Колька не захотел почему-то… Может, и правильно сделал… Девчата молодцы: как они нам на кухне помогли с приготовлениями! Стол шикарный получился. Жаль, что полтора часа перед двенадцатью сидели, как на поминках. Когда люди совсем незнакомые, тяжело найти об-щую тему для разговора. К тому же еще и стеснялись они нас поначалу. Мало ли что у нас на уме? На лбу не написано. Может, маньяки какие-нибудь? Заманили к себе домой, а потом, если что, и на помощь позвать неко-го. Хорошо, что все-таки развеселились. Стоило стрельнуть шампанским, выпить по бокалу и выйти на балкон. На улице такая пальба началась всякой пиротехникой. Как тут праздничным настроем не проникнуться? Вот здесь и был переломный момент. После этого все пошло, как по маслу. У меня еще не было такой веселой встречи Нового года… Радуешься? А чему радоваться-то? Это же ярчайшее проявление ветхой натуры. Тебе вообще сейчас должны быть противны подобные праздники. Почти два месяца учился испытывать настоящую радость - радость от Бога, а тут поддался искушению погулять по-старому… М-м-м, как все-таки болит голо-ва… Вот-вот: насильно тебе никто в горло водку не вливал - лежи теперь тут, мучайся… Допились: под утро уже прямо в комнате начали петарды взрывать. Теперь все половое покрытие рябое. Как бы теперь эти ожоги счистить?.. Дюша приперся - вот тоже деятель: ведь трезвый совершенно был! На стуле захотелось покачаться. Надо же было за спиной дверце книжного шкафа оказаться. Упал назад, выдавил стекло. Великовозрастный балбес. Тут бы и разогнать их всех по домам, так нет. «Друзья, да не омрачит это досадное происшествие наш праздник!» - разве гостеприимный Паша мог сказать по-другому? Позёр, блин. Конечно, вожжа под хвост по-пала. Еще и пригласил, чтобы приходили похмеляться… Следующий день еще веселее прошел. Подлечились от души, закусили - и на горку. Наверное, с детсадовского возраста так весело не катался. Вот что значит - хоро-шая компания. Часа три на улице были… Да, Круглого же встретил! Стоит весь какой-то хмурый, совсем не по-новогоднему выглядит. «Лысого убили», - говорит. Я сразу и не врубился, о ком он. Оказывается, тот козёл, ко-торый деньги тогда тряс. Туда ему и дорога. Нехорошо, конечно, так думать, ну а как иначе? Зачем же я буду лицемерить и притворяться сейчас, что меня расстраивает эта смерть? Ведь слишком уж удачно все произошло для меня: помог Бог опять, вовремя забрал его… Вот так: он тебе помогает, а ты ведешь себя как попало. Свету эту в первый раз увидел - и туда же. Ходил гоголем перед ней, пылкие взгляды бросал. За гитару схватился, Ка-занова местный. Хорошо еще, до постели дело не дошло, как у Димы с Юлей. Как бы ты после этого братьям и сестрам в глаза смотрел? Лучше бы напросился с Наташей встречать - в их ячейке. Не напился бы. И был бы рядом с ней - может быть, немного поближе бы стали. Хотя, судя по предыдущему разу, сблизиться довольно проблематично. Весь вечер думал бы только о ней и мучился бы оттого, что нельзя некоторую вольность в от-ношениях позволить: не воспримет. Это не Светка, которая первый раз в компании, но зато задом тут вертела, да глазками стреляла».
Пашка лежал так некоторое время, потом все же задремал. Когда он снова открыл глаза, мир за окном из черно-белого стал цветным, а первые солнечные лучи уже осветили потолок. Пора было вставать. Собрав-шись с силами, он поднялся и, пошатываясь, доплёлся до ванной комнаты. Подставил распухшую голову под струю ледяной воды, с отвращением сплевывая какую-то коричневую слизь. Кожа головы заныла от холода, но желанного облегчения не наступило, боль в висках не утихала. Он заглянул в холодильник и тут же захлопнул дверку: вид еды вызвал тошноту. Залез в аптечку и достал упаковку «Цитрамона», съел таблетку, подумал и проглотил еще одну. Вернулся в комнату и прилег на диване, включив на малой громкости одну из кассет Алексея.
«Вот, черт побери! Вспомнил - ведь еще и курил, когда были на стадионе, у елки… Это, конечно, не значит, что начну опять: сейчас блевать тянет при одной мысли о куреве. Но дело не в этом. Как все-таки алко-голь коварен! Кажется, что можешь выпить в меру и вполне контролируешь себя, а потом незаметно оказыва-ется, что ты полностью в его власти и делаешь то, что трезвым бы и не подумал сделать. Нет, Наташа была пра-ва. Незачем пить совсем. От этого только одни проблемы… И ведь окружающие меня видели. Какой пример я им подаю? Взгляд напрочь косой, стоит в обнимку с развязной девицей и дымит, как паровоз. Самый что ни на есть образцовый христианин. Тьфу! Все, не буду больше пить. Разве что только сухое вино. Хотя и без него вполне можно обойтись. Ведь на собраниях мне весело без спиртного, почему бы и во все остальное время не получать радость таким способом? И никакого дурмана в голове».
В квартире было угнетающе пусто и тихо. Он с трудом нашел силы, чтобы разобраться с беспорядком, оставленным двумя сутками веселья, и кое-как дотянул до вечера, мечтая только о том, чтобы скорее закончил-ся день. Но лечь спать не успел: раздался звонок. Он открыл дверь, за ней стоял соседский мальчишка.
- Там твоя мама приехала. Она внизу стоит, не может подняться, а лифт отключили. Попросила по-звать.
Пашка накинул куртку и быстро сбежал вниз по лестнице. Мать стояла возле почтовых ящиков, дер-жась за перила. От неё явственно доносился запах перегара.
- Ты чего? Пьяная, что ли? - недовольно спросил он.
- Паша, помоги, - почти простонала она. - Не могу… У меня что-то со спиной… Упала я…
Мать обхватила его за шею, и они начали медленно подниматься, останавливаясь через несколько сту-пенек.
- Мы на горку ходили в новогоднюю ночь, я там поскользнулась и упала, - язык у нее заплетался. - Упала, и прямо на спину. Сломала, наверно… Мы домой сразу вернулись. Тетя Катя мне поясницу шалью туго перевязала, я еще и сидела так с ними за столом… А на следующий день спина совсем разболелась. Боль не-выносимая, я только самогонкой и спасалась, - она вымученно улыбнулась. - Больно, хоть криком кричи, а вы-пью, и сразу легче становится. Какое-то время действует как наркоз, а потом опять начинается… Пластом про-лежала до поезда. Она мне еще в дорогу дала бутылку, чтобы я доехала.
Дома мать сразу же легла на диван, попросив Пашку налить ей самогона - в бутылке еще оставалось немного.
- Я сейчас попытаюсь заснуть, пока боль потише будет. Завтра в поликлинику схожу, надо проверить-ся.
Она выпила. Пашка сел рядом с ней, положив руку на её бок, и зашептал молитву «на языках». Она от-крыла глаза, засмеялась и сбросила руку.
- Уйди ты, знахарь. Сидит тут, шепчет заклинания, - её брови вдруг сердито сдвинулись. - Вообще, мне это неприятно, ты меня пугаешь. Становишься чужим. Мой сын не может этим заниматься… Иди спать.
Пашка был уверен, что его молитва может очень помочь матери, но на следующий день уже не решил-ся предложить ей это. Он был очень расстроен её вчерашним смехом над его искренним порывом. И даже пы-таясь заставить себя помолиться, уже не смог преодолеть возникшую стеснительность. Переживая по этому по-воду, он решил, что с таким же успехом попросит у Бога выздоровления для матери, находясь на собрании.
Она же, встав утром, собралась с силами и сходила в поликлинику. Рентген показал, что седьмой по-звонок более, чем наполовину раскрошен. Необходимо было срочно ложиться в больницу. Приехавший по вы-зову врач «Скорой помощи» с изумлением рассматривал снимок:
- И вы с таким переломом несколько дней перенесли на ногах? Да вас же сразу надо было госпитали-зировать! Просто чудо, что нерв не защемило.
Пашка, оставшись один, почти не появлялся дома. Теперь он мог, не опасаясь упреков, посвятить больше времени посещениям «Слова Истины». Его уже не раз приглашали прийти на молитвенную школу, проходившую по средам. В первые же дни отсутствия матери он появился там.
Молитвенная школа проходила не в актовом зале, а в отдельном просторном кабинете. Заглянув внутрь, он увидел десятка три хорошо знакомых ему постоянных посетителей собраний. Они с радостью вос-приняли его первое появление там и сразу же усадили за один из первых столов. Вскоре вошел Тур, поздоро-вался по-русски - он говорил уже неплохо - и пригласил к себе переводчика.
- Сегодня мы с вами опять будем учиться молитве. На первый взгляд, нет ничего сложного в том, что-бы молиться, но, на самом деле, это занятие требует больших усилий. Если Святой Дух говорит вашими уста-ми, это еще не значит, что вы можете все взвалить на него, а сами будете стоять и думать о чем-то другом. В таком случае никакой связи между вами и Богом не будет. Нужно, чтобы все ваши мысли были сконцентриро-ваны на теме молитвы. Только тогда разговор между вами и Отцом состоится. Для того, чтобы не отвлекаться во время молитвы, надо периодически обращаться к Богу не на языках, а своими словами. Просто разговари-вать с ним. Сейчас разбейтесь по парам: мы будем молиться друг за друга. Начните с молитвы на языках, а по-том обратитесь к Богу по-русски: скажите, что вы желаете своему брату или сестре. Вас должна переполнять любовь, которая будет выплескиваться на тех, за кого вы молитесь, у вас наверняка найдется много теплых слов для них. Святой Дух вам в этом поможет.
Вокруг сразу образовались пары, а к Пашке, оставшемуся в одиночестве, тут же подошел переводчик, положил ему ладони на голову, зажмурился и начал молиться. Вокруг поднялся шум, по громкости немного ус-тупавший тому, что обычно можно было услышать на собраниях. Пашка уже привык к этому необычному зву-ковому окружению, громкий хор мужских и женских голосов его даже радовал. Немного помолившись, Саша начал говорить нараспев, а вскоре буквальным образом запел. Иногда на собраниях, во время особенно длин-ных молитв, Тур делал это, и присутствующие в зале присоединялись к нему. Мелодия, которую выводил го-лос, рождалась так же самопроизвольно и представляла из себя сложную, часто диссонирующую, последова-тельность звуков, очень напоминавшую характерные, с завываниями, песни азиатских народов. Сходство до-вершалось непонятными словами «на языках». Восторженный Пашка стоял, закрыв глаза: ведь за него молился сам Саша - тот, кто, по словам Алексея, был настолько близок к Богу, что успех сопутствовал ему во всех де-лах. Разве какой-нибудь человек вне церкви смог бы меньше, чем за год освоить аккомпанирование на гитаре и одновременно с этим изучить английский язык - да еще в таком совершенстве, чтобы свободно переводить речь проповедника? При этом, занимался он лишь в немногочисленные свободные от работы и посещения церкви часы.
Молитвенная школа проходила около полутора часов. В течение всего этого времени проповеди как таковой не было. Тур предлагал лишь разнообразные темы для молитв, начиная от молитвы за любовь к ближ-ним и заканчивая молитвой за то, чтобы исполнилось обетование Господа, и евреи со всего мира собрались в Израиле. Ближе к окончанию собрания он вызвал Пашку к себе.
- Наш брат сегодня впервые на молитвенной школе, давайте все помолимся - сначала за него, за его по-знание Бога, а потом за то, о чем будет молиться он сам… А ты молись вместе со всеми, но не только на языках - говори вслух по-русски все то, что Святой Дух вложит в тебя.
Пашка, оказавшись на виду у всех, очень стеснялся и в первые минуты молился очень тихо. Но посте-пенно он раскрепостился, его голос окреп, и, неожиданно поняв, что именно его волнует в эту минуту, он от-бросил остатки нерешительности и смело начал говорить - так, чтобы было слышно всем:
- Господи, я прошу тебя: открой сердца всех людей Земли для того, чтобы они слышали твое Слово! Для того, чтобы они поняли, как ты благ, как ты любишь их. Не дай им погибнуть во грехах этого мира, помоги им узнать тебя! Пусть неверующие вдруг поймут, как слепы они были, пока не узнали тебя, открой их глаза - пусть они увидят твой Свет! Помоги также тем, кто заблуждается и представляет тебя совсем другим, кого об-манывают различные проходимцы, а также батюшки и священники - фарисеи нашего времени. Пусть люди поймут, что в православных храмах мертвая красота, что нет силы в их многочисленных обрядах и традициях. Помоги этим несчастным, которые искренне верят, что им может помочь разговор с иконой. Икона - простая деревяшка, изделие рук человеческих, и кресты тоже. Нельзя поклоняться им! Пусть они узнают, что ты слы-шишь своих детей всегда и везде, что не нужен никакой поп и исповеди, чтобы попросить у тебя прощения за свои ошибки или просто поговорить с тобой…
Он сам удивлялся тому, как легко было говорить. Слова не приходилось, как это часто бывает, мучи-тельно подыскивать: напротив, они сами текли сплошным потоком. Хотелось сказать так много из волновавше-го его - не забыть бы чего важного. Вернулся на место он с чувством легкости в теле и в мыслях. Не было ника-ких сомнений в том, что теперь в распорядке его недели еще один вечер будет посвящен Богу.
В следующее воскресение он, миновав узкий, пропахший медикаментами, коридор травматологическо-го отделения, впервые навестил мать. Его радостные откровения по поводу своего открытия молитвенной шко-лы её вовсе не порадовали.
- Зачем ты про это рассказываешь? Я же тебе уже не раз говорила, что меня эти посещения расстраи-вают.
- Когда же ты все-таки поймешь, что нужно поверить? Ведь это нужно самой тебе! Представляешь, ка-ково мне видеть тебя неверующей: я получил спасение и уверен в своем будущем, а ты упорно цепляешься за старые идеалы, не желая идти вместе со мной в вечную жизнь.
- Да ну тебя… Мне бы с нынешней жизнью разобраться: лежу тут - без пяти минут инвалид. А ты по этим собраниям ходишь вместо того, чтобы ко мне лишний раз зайти. Посмотри, - она откинула простыню и постучала пальцами по гипсовому корсету. - Не пошевелиться, лежу, как прикованная.
- Я за тебя буду молиться, чтобы все прошло.
- Чем молиться, лучше бы навещал почаще. Толку с твоих молитв… Я лучше на врачей понадеюсь. Тут травматолог хороший. Говорит, что через три недели отпустят домой, и там еще пару месяцев полежать придется. Ты там без меня хоть учишься? Или из Дома Офицеров не вылазишь совсем?
- Да учусь, учусь. Что ты переживаешь?
- В газетах все время пишут про всякие секты, в которые заманивают молодежь. Я так боюсь за тебя, вдруг что случится?
- Да ладно тебе, мам, ничего не случится. У нас ведь нет ничего плохого - это же не какое-нибудь «Аум Синрикё». Это у тех совершенно надуманная религия, поклоняются неизвестно кому и каким-то терро-ризмом занимаются. А у нас все основано на добре. Тебе радоваться надо, что я у тебя не гопник или бандит.
- Да у тебя никого из друзей нет такого, чтобы бандитом был, но и в секты не ходят - обычные нор-мальные ребята. А ты - максималист какой-то: тебе обязательно надо какой-то крайности достигнуть. Или бан-дит, или верующий. А почему бы не быть просто хорошим человеком? Просто делать добро - не потому, что так нужно для веры, а потому что тебе это приятно. Разве я у тебя плохая? Кому-то зло в жизни сделала? Я не верю в Бога, но всегда стараюсь поступать так, чтобы другим людям было хорошо. Без всяких религиозных за-поведей не убиваю и не краду… Когда я работала в банке, однажды так получилось, что мне доверили на ко-роткое время незапечанный пакет, полный денег. При этом они даже не были посчитаны. Но было их там дей-ствительно очень много. Я могла бы оттуда взять горсть купюр - очень большую сумму по сравнению с моей зарплатой - и никто бы ничего не заметил! Но я не сделала этого. Не смогла. И вовсе не страх разоблачения ме-ня остановил, а совесть. Понимаешь, плохой или хороший человек - определяется не по тому, верит он в Бога или нет, а по тому, как он относится к другим людям. Так чем же я плохая?
- Ты не плохая, но пойми, что человек оправдывается верой, а не делами. Сколько бы ты добрых дел ни сделала, для Бога ты - духовно мертва…
- Ну все, хватит, - остановила она его. - Почему в обществе сына я должна чувствовать, будто нахо-жусь на проповеди? Говоришь эти заученные фразы, как попугай.
- Они не заученные! - обиделся он. - Я просто знаю это.
Мать не ответила. Пашка прервал затянувшееся молчание, встав с кровати и посмотрев на часы:
- Ну ладно, я пойду. Чего тебе в следующий раз принести?
- Не надо мне ничего нести, - хмуро посмотрела она. - Лучше бы побыл со мной подольше.
- Ну, мам, не обижайся: я опаздываю уже.
- Конечно, без тебя там не справятся. Иди… Про уроки не забывай! - услышал он уже в коридоре.
6
Однажды Пашка, придя на собрание чуть пораньше, был поражен, увидев, что по углам сцены стоят огромные колонки, а двое парней возятся с длинными шнурами. Посреди зала на столике был размещен пульт, возле которого стоял и разбирался со штекерами переводчик Саша. Тут же на сцене появился Алексей, который вынес и поставил на приготовленный стол новый, матово-черный синтезатор. Присутствующие в зале востор-женно зашумели.
Тур уже не раз упоминал о том, что для собраний будет приобретена звуковая аппаратура. Ежемесячно часть пожертвований отправлялась в Швецию; видимо, к этому времени там скопилась достаточная сумма на покупку и отправку в Иркутск синтезатора, колонок, микшерского пульта и микрофонов.
Когда собрались все прихожане, в зале царило необычное оживление. Люди радовались прогрессив-ным изменениям в жизни церкви, вспоминали видеозаписи собраний в шведском центре «Слова Истины» и мечтали о том времени, когда и у них будет свое здание, оснащенное всем необходимым для проведения массо-вых собраний. Пастор, чувствуя всеобщее нетерпеливое ожидание, не стал затягивать вступительную часть проповеди, а торжественно пригласил на сцену группу прославления.
Пианистка Оля так и осталась за роялем, а на синтезаторе, волнуясь и краснея, играла Женя, которая раньше изредка появлялась в группе с аккордеоном. Впервые можно было ясно услышать звуки Сашиной гита-ры, которая сегодня тоже была подключена к усилителю. Поющие держали в руках микрофоны, их звонкие го-лоса наполняли весь зал.
Пашка и его попутчики возвращались с собрания в радостном возбуждении.
- Посмотри, как Бог помогает «Слову Истины»! Тебе, может, это и не почувствовать в полной мере, потому что ты недавно ходишь сюда. Но мы в ней с самого начала и видим, какие шаги вперед сделала наша церковь за это недолгое время, - сказала Ира.
- Да, тогда все было совсем по-другому, - поддержал её Алексей. - С трудом удалось арендовать не-большое помещение в одной из школ. Там собирались поначалу лишь несколько человек - сейчас в любую ячейку приходит большее количество людей. Но если дело - от Бога, то ему обязательно сопутствует успех. Сейчас, глядя на то, сколько людей уже постоянно ходят на собрания, я особенно понимаю это. А теперь еще и такое мощное техническое развитие. Всем надо молиться за то, чтобы Бог дал нам еще и здание, где будет со-бираться церковь. Тур недавно перед евангелизацией рассказывал свой сон. Он видел во сне ключи от этого здания - значит, Бог обещал ему, что это должно вскоре произойти.
- Конечно, - воскликнула Ира. - Разве Господу приятно видеть, как его любимые дети теснятся в чужих помещениях? Да еще и не в одном, постоянном, а в разных: собрания - в зале, молитвенная школа - в одной комнате, перед евангелизацией - в другой.
- Офис, вообще, в другом доме, - Алексей махнул рукой в сторону.
- Какой офис? - спросил Пашка.
- Офис церкви. Ведь для того, чтобы мы имели возможность вот так собираться, нужно проделать мно-го работы: зарегистрироваться как организация, решать кучу вопросов, связанных с арендой помещений, с контактами со шведским «Словом Истины», с получением литературы и того же синтезатора из-за границы - вот, кстати, тебе живой пример.
- А из-за того, что у нашей церкви нет своего здания, группа прославления вынуждена репетировать в офисе. Тесно, конечно, и соседи жалуются, но всё равно - тем, кто верит, никакие препятствия не страшны, - почти торжественно провозгласила Ира.
- Это, наверно, скоро закончится, - сказал Алексей. - Тур уже вскользь упоминал о том, что репетиции надо переносить в Дом Офицеров. Там все-таки попросторнее. Тяжело, будет, конечно, с аппаратурой таскаться каждый раз - храниться она будет все равно в офисе - но гораздо хуже сидеть в этой комнатушке, где каждый квадратный сантиметр на счету. Это, конечно, временный выход, а вообще, надо, чтобы у нас было свое зда-ние. Когда-то это все равно произойдет, мы не можем всегда мыкаться по чужим помещениям. Люди Бога дос-тойны большего.
- Да конечно! А наши братья и сестры из прославления просто молодцы: они столько времени посвя-щают этому служению, даже несмотря на все трудности. Бог их за это вознаградит. А группа теперь будет рас-ти, ведь появилась такая техническая база. Можно добавлять новые инструменты.
- А как попадают в группу прославления?
- Очень просто, - ответила Ира. - Человек ходит на собрания и вдруг понимает, что его место там - на сцене. Что это - его призвание. Ведь наш разговор с Богом не односторонний: он не только слышит, что ты рас-сказываешь ему, но и сам говорит тебе что-то. Твой духовный человек слышит его слова. Это похоже на то, как если бы ты вдруг неожиданно понял, что что-то знаешь - то, чего не знал раньше, до этого момента. Ты не слышишь слов ушами, но к тебе приходит какое-то знание.
- А я думал, что есть какие-то особенные условия для тех, кого принимают в эту группу.
- Разве можно ставить перед людьми какие-то условия и ограничения, если Бог поставил их на это ме-сто? - улыбнулся Алексей. - Главное, чтобы человек не ошибся, и не принял за слова Господа какие-то свои желания, корни которых лежат в мирской жизни.
- Я почему спросил…, - робко начал Пашка и смолк на мгновение. - Я бы мог играть там на бас-гитаре. Тем более, что сейчас техническая возможность появилась.
- Ты умеешь играть? - обрадовалась Ира.
- Да. Самоучка, конечно, но басовую партию к песне могу подобрать.
- Это хорошо. Но главное, чтобы ты был уверен в том, что именно в этом твое призвание. Ты чувству-ешь, что Бог говорит тебе об этом?
- Я даже не знаю, - растерянно улыбнулся Пашка. - Но мне кажется, что я смогу быть полезным для группы. А музыка от этого должна обогатиться, - повернулся он к Алексею. - Я сегодня ясно услышал, что в ней очень не хватает басов. Это хорошо чувствуется по сравнению с тем, как эти же песни звучат у шведского прославления.
- Ну, хорошо, я завтра поговорю с Туром на эту тему.
Пашка появился с гитарой уже на следующей репетиции группы прославления.
Перед этим он, узнав, что его приглашают, в течение нескольких вечеров подбирал на слух и усердно, до ночи, разучивал басовые партии с кассет Алексея. Труды не пропали даром: дебют состоялся успешный. Все музыканты были в восторге от изменившегося звучания группы, радовались приходу в их небольшой коллектив нового человека, поздравляли Пашку с тем, что Бог доверил ему столь ответственное служение, а в конце репе-тиции дружно молились за него.
Начиная с этого дня, еще два вечера в неделю перестали быть для него свободными: репетиции прохо-дили каждые вторник и пятницу. К тому же, на собрания он стал приходить почти на час раньше. Каждый раз нужно было зайти в офис, расположенный неподалеку, и помочь донести до Дома Офицеров инструменты и аппаратуру, а перед тем, как придут остальные, успеть помолиться за то, чтобы сегодняшнее выступление было удачным. Но он не только не переживал по поводу потери свободного времени, но был даже рад этому. В ка-кой-то мере сбылась его мечта: он теперь играл в настоящей группе. Пусть не в рок-группе - но он все-таки иг-рал, и его слушали! Выход на сцену был для него подлинным праздником. Воодушевленно бегая пальцами по струнам, он иной раз невольно сравнивал себя со знаменитым музыкантом, который стоит на возвышении пе-ред восторженной толпой. В такие минуты ему приходилось строго одергивать себя, напоминая, что люди в за-ле смотрят вовсе не на него, а всеми мыслями устремлены к Богу, и ему следует поступать так же, а не подда-ваться низкому искушению почувствовать себя любимцем публики. Он закрывал глаза и обращался к небесно-му Отцу с просьбой избавить его от этого тщеславия.
Прошло еще некоторое время, и Пашка понял, что готов посвятить церкви единственный остававшийся свободным день недели. В понедельник - посещение ячейки, во вторник и пятницу - репетиции группы про-славления, в среду - молитвенная школа, в четверг и воскресенье - собрания: теперь его почти нельзя было за-стать дома. Пожертвовать и субботой он решил после очередной проповеди. Тур был, как всегда, красноречив:
- Все вы сейчас шли по улице на наше собрание. И что вы там видели? Правильно - людей! Эти стены отделяют нас от многих миллионов людей. В одном лишь Иркутске их чуть ли не миллион. И почти все они да-леки от Бога: многие даже не знают, кто такой Иисус! Как же они тогда смогут признать его своим Спасителем? Они не смогут сделать этого и останутся обреченными на смерть. «Ибо возмездие за грех - смерть». Единст-венный выход - чтобы им кто-то рассказал об Иисусе. Посмотрите, что апостол Павел написал в послании к Римлянам: глава десять, стихи тринадцать, четырнадцать. «Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется. Но как призвать того, в Кого не уверовали? Как веровать в того, о Ком не слышали? Как слышать без пропове-дующего?»… - Тур выдержал паузу. - Догадываетесь, о чем я хочу сказать?.. Да, только вы - те, кто уже принял спасение - сможете помочь людям вокруг. Вы просто обязаны это сделать: вы получили от Бога бесценный дар - разве будет правильным успокоиться на этом и равнодушно смотреть, как гибнут другие?! Нет. И Господь предупреждает вас о том, что так делать нельзя. Откройте книгу Иезекиль, глава тридцать три, со стиха восемь: «Когда я скажу беззаконнику: «беззаконник! ты смертию умрешь», а ты не будешь ничего говорить, чтобы пре-достеречь беззаконника от пути его, то беззаконник тот умрет за грех свой, а кровь его взыщу от руки твоей. Если же ты остерегал беззаконника от пути его, чтоб он обратился от него, но он от пути своего не обратился, то он умирает за грех свой, а ты спас душу твою». Вы понимаете? Бог спросит с каждого из вас: «А почему ты не рассказал людям об Иисусе? Ты спасся один, а мог бы привести к спасению тысячи людей». У вас впереди длинная жизнь на этой земле - скольким людям можно за эти годы рассказать о жертве Христа? Но я, к сожале-нию, вижу совсем другую картину: каждую субботу, когда мы проводим евангелизацию, в ней редко когда уча-ствуют более десяти-пятнадцати человек. Это меньше чем десятая часть церкви! О чем думают остальные? Я часто слышу такие оправдания, - Тур отвесил нижнюю губу и жалобно промямлил, - «Но ведь я совсем мало хожу в церковь, я еще почти ничего не знаю… У меня не получится…». Получится! Нужно просто отбросить неуверенность и сомнения. И не надо знать много - достаточно самого главного, что знает каждый из вас: «Ии-сус принял смерть за грехи мира. Признавший его Господом спасется». Всё! И не надо слушать, что вам там нашептывает Сатана - что люди вас не воспримут, будут смеяться. Пусть смеются - это не так страшно, как по-пасть на съедение львам. Первым христианам было гораздо труднее проповедовать. Поэтому я даже слышать не хочу таких отговорок. Бог хочет, чтобы вы несли людям его Слово, и он поможет вам сделать это. Давайте посмотрим, что рассказывает Иеремия, которого Бог поставил пророком для народов. Откройте книгу Иеремии, глава один, со стиха шесть: «А я сказал: о господи Боже! Я не умею говорить, ибо я еще молод!». Но Господь сказал мне: не говори «я молод!», ибо ко всем, к кому пошлю я тебя, пойдешь и все, что я повелю тебе, ска-жешь. И простер Господь руку свою, и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, я вложил слова Мои в ус-та твои». Вам даже не надо придумывать, что сказать людям: Святой Дух будет говорить вашими устами. Тем более, уже наступило последнее время, когда, по библейскому обетованию, люди будут готовы к вашим сло-вам, потому что они будут искать Бога. Пророк Амос сказал: «Вот, наступают дни, говорит Господь Бог, когда я пошлю на землю голод - не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних». Это облегчит вам вашу задачу. Поэтому я сегодня хочу призвать всех, кто находится в этом зале, к тому, чтобы вы не забыва-ли о том, что Бог оценивает вашу жизнь на земле не по тому, сколько собраний вы посетили, а по количеству людей, которым вы рассказали истину, которым предоставили шанс принять спасение. Кто-то относится к это-му безответственно и, будучи спасенным, не думает о судьбе других людей; некоторые, наоборот, все силы от-дают тому, чтобы рассказать о Боге как можно большему количеству людей. Теперь подумайте, кто из них бо-лее дорог Богу, который, как заботливый виноградарь, отсекает ветви, не приносящие плода? Павел в первом послании к Коринфянам сравнил жизнь христианина с соревнованием. Откройте девятую главу, стих двадцать четыре: «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтоб полу-чить». А что получается у нас сейчас? Бегу лишь один я. Бегу, вывалив язык, а вы, как тренеры, которых пока-зывают по телевизору, сидите на трибуне, закинув ногу на ногу, курите сигару, пьете пиво и снисходительно хлопаете мне: «Ай да Тур! Как он сегодня хорошо прочитал проповедь! Скольких людей он своими горячими словами привел к Богу. Как много труда он вкладывает в то, чтобы все люди спаслись. А нам и в роли зрителей неплохо, ведь кресла такие удобные. Мы два раза в неделю сидим в них, и этого вполне достаточно, чтобы быть хорошими христианами».
Тур выдержал паузу и продолжил с неожиданно серьезным выражением:
- Нет. Этого не достаточно. Я один не смогу сделать огромную работу, которую Бог ждет от нас. Вы мне поможете. Я мечтаю о том, чтобы самому сесть в это тренерское кресло, устало развалиться, взять сигару, пиво и посмотреть, как вы все бежите. Давайте иногда меняться ролями - я не в силах все сделать сам. Самые сильные сибирские морозы уже позади, скоро весна. Уже можно выходить на улицу, чтобы проповедовать. По-этому я обращаюсь ко всем вам: давайте в эту субботу нарушим застоявшийся порядок и все выйдем на улицы - рассказывать людям об Иисусе. Бог говорит мне, что должен случиться прорыв!
В следующую субботу Пашка не поленился встать пораньше и в девять часов был уже в Доме Офице-ров. Перед евангелизацией желающие собирались в одном из свободных помещений. Там он увидел, в основ-ном, все тех же людей - самых активных членов церкви, постоянно посещавших собрания и молитвенную шко-лу. Подошедший Тур, как всегда, энергичный и жизнерадостный, начал с того, что вновь напомнил пришед-шим о значении проведения евангелизаций. Потом все долго молились и, зарядившись уверенностью в успеш-ном проповедовании, вышли на улицу и пошли в сторону набережной Ангары. Постепенно общая группа рас-сеялась в людской толпе. Пашка поначалу еще замечал по сторонам знакомые лица, но вскоре почти все - ма-ленькими группами или по одному - отстали, разговаривая с прохожими. Он, оставшись один и лишившись мо-ральной поддержки, растерянно поглядывал на встречных людей, не решаясь ни с кем заговорить. Как воспри-мут они слова незнакомого парня, который попытается рассказать им о Боге? Посмеются? Покрутят пальцем у виска?
Он спустился почти до самой Ангары. Прохожих вокруг уже почти не было, лишь редкие смельчаки в спортивных костюмах пробегали по аллее, выдыхая большие клубы пара, а вдоль парапета неторопливо прогу-ливались цветастые интуристы. Он развернулся и пошел обратно - туда, где было больше людей, где ходили по улицам его братья и сестры. Ему повезло: на перекрестке с улицей Урицкого он заметил Марину, которая оживленно жестикулировала, о чем-то рассказывая пожилому мужчине. Пашка остановился в отдалении, на-блюдая за ними. Мужчина заинтересованно склонил голову, и изредка что-то отвечал, согласно кивая. Когда разговор закончился, и он продолжил свой путь, Пашка подошел к Марине.
- Как успехи? - спросила она. - Многим уже проповедовал?
- Да нет, еще ни одному, - виновато улыбнулся он. - Никак не могу решиться заговорить с кем-нибудь.
- Ну, так дело не пойдет, пойдем-ка со мной! - она ухватила его под руку и потащила в сторону центра.
Возле витрины одного из магазинов им встретились двое подростков, видимо, ожидавших кого-то. Ма-рина остановилась и обратилась к ним:
- Ребята, здравствуйте! Вы знаете, что Иисус любит вас?
Мальчишки недоуменно молчали и с некоторой опаской косились на Пашку.
- Вы, может быть, не знаете, кто такой Иисус? - вновь спросила она и, уже не ожидая ответа, затаратори-ла:
- Две тысячи лет назад жил на свете такой человек - его звали Иисус. Это был сын Бога, который пришел на землю, чтобы спасти всех людей от греха. После того, как первые люди, Адам и Ева, ослушались Господа, все люди на земле рождаются грешниками. Как говорит Библия: все согрешили и лишены славы Божией. Иисус принял смерть за грехи всех людей на земле. Все грехи - и ваши тоже - прощены, стоит только поверить в то, что Иисус действительно сделал это для вас. Я хочу пригласить вас в нашу христианскую церковь «Слово Ис-тины», мы собираемся там, славим Бога и общаемся друг с другом. Приходите, и ваша жизнь тоже сильно из-менится: грех уйдет, и вы очиститесь для вечной жизни с Богом. Бог прощает всех - как бы вы ни согрешили в вашей жизни. У нас в церкви есть много раскаявшихся в злых делах людей, есть и бывшие наркоманы, которые избавились от своей гибельной привязанности.
Пашка, стоявший немного позади, воспользовался тем, что Марина не видит его, и, для пущей убеди-тельности, указал на себя, утверждающе кивнув. Один из мальчишек бросил на него настороженный взгляд.
- Наши собрания проходят в Доме Офицеров каждый четверг в шесть часов вечера и по воскресениям в два часа, - продолжала Марина. - Обязательно приходите. Вы увидите там много чудес, которые совершает Бог. Приходите, Господь благословит вас!
- Ну вот, - повернулась она к Пашке, когда они отошли в сторону. - Видишь, как это просто! Я не прила-гала никаких усилий, для того, чтобы разговаривать с ними. Святой Дух ведет нас. Давай теперь ты попробуй.
Они прошли еще немного в людском потоке. Поравнявшись с неторопливо идущей женщиной средних лет, Пашка слегка обогнал её и, с трудом преодолев себя, громко сказал:
- Здравствуйте! Я хочу немного рассказать вам о Боге.
- Спасибо, не надо, - оборвала его женщина и ускорила шаг. - Сама как-нибудь узнаю.
- А вдруг узнаете неправду? Где вы надеетесь услышать истину? Может быть, в православной церкви?
- Может быть. Это уже мои заботы, где. Только не на улице.
- А зря: я уже узнал истину и мог бы поделиться ею с вами.
- Молодой человек, отойдите от меня, пожалуйста. Я не хочу с вами разговаривать.
Пашка остановился и запальчиво выкрикнул вдогонку:
- Я, вообще-то, только добра вам желал. Ну, как хотите - живите без Бога в душе. Еще поймете когда-нибудь, что были не правы.
Подошедшая Марина слегка укоризненно поглядела на него.
- Надо не так. Ты в этой ситуации остался как будто обиженный, а надо быть выше эмоций. Не ты дол-жен переживать по поводу того, как люди воспримут твои слова - это их проблема. Им нужно спасение, а не те-бе. Иисус никогда не бегал за людьми - они сами, преодолевая все трудности, шли к нему. Тебе тоже не надо ни за кем бегать. Не хотят слушать, значит, еще не готовы к слышанию Слова Божьего. Но в такой ситуации нель-зя поддаваться душевным порывам и вступать в бесплодный спор. Единственно, что тебе нужно - это коротко и сжато рассказать человеку то, что он должен знать для получения спасения. Даже если он не согласится с ус-лышанным - неважно: семена истины посеяны в его душе. Твои слова не пропадут бесследно. Кто-то следую-щий «польет» эти семена, и они уже дадут всходы. Приятно, конечно, сразу видеть отклик на свою проповедь - бывает и так, что встречается человек, который уже ищет Бога и только и ждет твоих слов. Но это, к сожале-нию, бывает не так часто. Поэтому надо быть готовым к неприятию. Твоя задача - рассказать людям об Иисусе, а как они это воспримут - вопрос другой. Ты не виноват, если тебя не будут слушать. Не надо думать, что в этом случае евангелизация не удалась. «Имеющий уши - да слышит».
Она еще немного проинструктировала Пашку и оставила его одного. Он вновь начал бродить по улицам, а потом, пристыдив себя за бездействие, словно бросился с головой в омут - начал подходить к каждому встречному и пытался проповедовать, учтя замечания Марины. После того, как его «отфутболили» с десяток прохожих, он перестал расстраиваться по поводу неудач и методично выполнял свою работу: подходил к чело-веку и спокойно, не горячась, излагал ему основные истины, вынесенные с собраний. Насмешки и оскорбления его уже не смущали. Мало того, появился даже легкий азарт, сродни тому, что бывает при розыгрыше лотереи.
Первый «выигрышный номер» встретился ему возле цирка. У лавочки стояли две симпатичные девушки, к которым он подошел, сам удивляясь своей смелости. Одетые довольно легко - совсем не по-зимнему - и без-вкусно накрашенные, девушки составляли впечатление чрезвычайно легкомысленных. Он никак не ожидал от них такой реакции: они не только с нескрываемым интересом слушали, но и сами начали расспрашивать его. Пашка минут десять беседовал с ними, увлеченно рассказывая библейские истории и даже цитируя по памяти Библию. Он расстался со своими слушательницами, чувствуя незнакомое радостное возбуждение, приливавшее жаром к лицу.
Этот восторженный пыл сохранился у него на время общения с остальными сегодняшними собеседника-ми. Он, уже совершенно не смущаясь, не только подходил к людям, чего-то ожидавшим на улице, но даже ос-танавливал спешащих прохожих. Как и тогда - в первое посещение молитвенной школы - подыскивать слова не приходилось, он сам поражался своему красноречию. И люди, казалось, невольно поддавались его заразитель-ной уверенности. Большая их часть, в противоположность началу евангелизации, в той или иной мере, прислу-шивалась к тому, что он рассказывал.
Последняя на этот день проповедь, оставившая Пашку в восторге от собственного успеха, произошла в переполненном автобусе, по возвращении домой. Он, прижатый толпой к металлической загородке в задней части автобуса, заговорил с женщиной, сидевшей к нему лицом. Ей, а заодно и пассажирам, стоящим поблизо-сти, пришлось выслушать обстоятельную проповедь, длившуюся почти до конца поездки. Пашка говорил мно-го и долго: торопиться ему было некуда.
7
В это воскресение, впервые после встречи нового года, неожиданно объявился Дима. Он выглядел на редкость беззаботно, довольно улыбался, обнажая желтоватые зубы, и насвистывал что-то веселое.
- Сдал! - торжествующе бросил он, проходя в комнату. - Лучше поздно, чем никогда. Теперь свободен, как Африка.
Он щелкнул кнопкой усилителя, взял Пашкин «бас» и развалился на кровати, лениво дергая струны.
- Ну, Пашок, я теперь пивом от тебя не отделаюсь. Придется со стипухи «белой» взять. Я и так этот эк-замен на месяц позже сдал, чем надо было, а если бы не спихнул вовремя те зачеты, с которыми ты мне помог, так вообще только к следующей сессии отстрелялся бы. Если бы не выгнали.
Он достал пачку «Луча» и, похлопав себя по карманам, попросил огонька.
- Я бросил, - ответил Пашка, с досадой вспомнив новогоднюю ночь.
- Не свисти! А кто на ёлке пыхтел, как Змей Горыныч? Пушкин?
- Ну и что? По пьянке получилось - это ничего не значит, - Пашка был недоволен напоминанием.
- Очень даже значит. Между прочим, человек, когда он пьяный - самый настоящий. Все, что обычно прячется под маской, проявляется у пьяного. Если ты добрый человек - выпьешь и будешь особенно добрым. Последнюю рубаху отдашь. А если я злой, то напьюсь и обязательно пойду морды бить, - рассмеялся Дима. - Если ты любишь курить, то пьяный обязательно закуришь. Потому, что тогда ты становишься самим собой - тем человеком, который любит курить. А когда ты трезвый, то просто притворяешься хорошим, потому что этого требуют правила. Все очень просто.
- Да не притворяюсь я! Мне, наоборот, на следующее утро было даже противно об этом вспоминать.
- А про Светку тоже противно было вспоминать? А? - съехидничал Дима, вернувшись со спичками из кухни. - Ты ведь только что по своей Наташе с ума сходил, а стоило появиться этой корове грудастой, сразу все забыл. Всю ночь лип к ней. А почему? Потому, что мужчина по природе своей - самец. Осеменитель! Нас за-ставляют это забыть и втискивают в рамки: брак, семья, одна любовь на всю жизнь - это правильно, а когда у тебя много женщин - совсем нехорошо. «Да как же можно??» Можно! И нужно. Потому что природа человека этого требует. И твой организм прекрасно знает, что ему надо. А ты, соглашаясь со всякими запретами, его ог-раничиваешь во всем этом. И только когда выпьешь, возвращаешься к единству с самим собой: сознание отка-зывается от догм и начинает хотеть того же, что и тело. В опьянении - высшая гармония. О! Классно сказано - это надо записать. Может, лет через сто в школах проходить будут, - он радостно засмеялся.
- Философ, блин. Ты, Дима, ерундой какой-то занимаешься. Берешь и легким движением руки отмета-ешь тысячелетний опыт человечества. На протяжении всей истории находились такие умники, которые изобре-тали какие-то учения, рассчитанные, прежде всего, на то, чтобы им самим полегче жилось. «Мудрствуешь лу-каво» - так это раньше называлось. В основе твоей жизненной философии должна лежать, в первую очередь, вера в Бога. А уж потом надстраивай все остальное - только так, чтобы основу не ломать.
- Вот, только этого не надо, - скривился Дима. – Должна, не должна. Терпеть не могу этого слова. Ни-кто никому ничего не должен. Надо жить проще. Зачем это все - вера, заповеди, нормы, правила, куча ненуж-ных вопросов о смысле жизни? Нет, я так не хочу. Жизнь такая короткая, а я буду себе во всем отказывать?! Нет уж, надо наслаждаться жизнью, не отвлекаясь на всякие вопросы. На них все равно никогда не будет отве-та.
- Все равно, так нельзя, - Пашка нервно прошелся по комнате. - То, что ты называешь жизнью, эти жалкие шестьдесят - семьдесят лет, это не сама жизнь, а ничтожная часть вечности, которую будет жить твоя душа. Не стоит так превозносить земное существование.
- А мне вполне достаточно этой ничтожной части. Вот так хватит, - Дима провел ладонью над головой. - Я хочу так насыщенно прожить свою жизнь, чтобы под конец устать от неё и захотеть смерти. И никакой веч-ности мне не надо - это слишком скучно. Что там, кстати, делать? Может, расскажешь, что там такого интерес-ного. Раз ты туда так стремишься?
Пашка растерянно замолчал. Его представление о загробной жизни было довольно смутным. При мыс-лях о «том свете» перед глазами всегда возникала неопределенная картина природы, изобиловавшая сочными красками: ослепительно голубое небо, ярко-зеленые растения и листва деревьев, обилие цветов - красных, жел-тых, белых. Он, в сущности, никогда не задумывался над тем, в каком облике существуют люди среди этого ве-ликолепия, и, самое главное, чем они занимаются?
- Откуда я знаю? - буркнул он в ответ. - Просто живут. С Богом общаются.
- Вот, то-то и оно, что просто. Тишь да гладь - Божья благодать. А что хорошего? Ни выпить, ни заку-рить. И секса у них там, наверняка, нет. Это не рай получается, а ад, - снова засмеялся он.
- Кто о чем, а вшивый о бане. Все к сексу сведешь, будто больше не о чем подумать.
- А тебя, как будто, это не интересует. Посмотрите - Святой Павел! Его не тянет к женщинам! Отец, скажите, как вам это удается? - сложил он перед собой ладони.
- Да ну тебя, - огрызнулся Пашка, с неприязнью посмотрев на лоснящееся, со свежими следами от сбритых прыщей, лицо Димы. - Настроение пришел испортить?
- Не обижайся, я же шучу. Давай, короче, сменим тему. Вот, послушай лучше: я вчера одну партию из «Металлики» подобрал. Зацени.
Он добавил громкость и, высунув язык, забегал по струнам. Его наставник слушал с безразличием. Знакомая музыка больше его не трогала.
- Ну как? - выжидающе посмотрел Дима.
- Молодец, хорошо получается, - равнодушно заметил Пашка. - Переплюнул учителя. Только я, кажет-ся, завязал с этим.
- С чем?
- С «металлом». Неправильно это все-таки. Он мне почти совсем разонравился.
- Гонишь! Не может такого быть.
- Может, как видишь. Это, кстати, хороший аргумент против твоего неверия.
- Да какой аргумент? Хренью какой-то маешься, и всё... Или все-таки пошутил?
- Нет. Я тебе говорю: почти не слушаю. Чувствую, что постепенно совсем перестану.
- Ну, вообще… - Дима вытаращил глаза. - У меня даже нет слов… Взять и дело всей жизни похоро-нить. Кстати, а как твой знаменитый архив на дому? - вдруг оживился он. - Получается, он тебе больше не ну-жен? Давай, я заберу себе, чтобы добру не пропадать.
- Подожди, я еще не готов окончательно. Это ведь большое дело - такой кусок из жизни выкорчевать. Можно было бы и резко все перечеркнуть, как наш пастор, но я решил, что насилия над собой не допущу. Пусть все идет естественным путем. Само отомрет.
- Ха!.. А это разве не насилие?.. Ладно, твоя жизнь - как хочешь, так и поступай. Мне-то что? Хотя не-понятно, что за сила может так человека изломать?
- Не изломать, а исправить. Сила Святого духа.
- А, исправить. Ты, значит, правильным становишься. У меня есть мифологический словарь, я читал в нем про прокрустово ложе. Человек ложился в него и тоже становился правильным. По стандарту. В этом ложе длинным ноги отрезало, а коротких растягивало до нужной длины. Слышал про такое?
- Нет.
- А зря, почитай - полезная книжка. Я тебе дам.
- Не надо.
- Ну, как хочешь.
- Надо собираться, - немного помолчав, сказал Пашка. - Мне пора на собрание. Укладывай гитару в чехол.
- Зачем?
- С собой беру. Я же теперь играю в группе прославления.
- В смысле?
- В прямом: стою на сцене, подыгрываю поющим. Рояль, синтезатор, акустическая гитара и «бас» - у нас там целая группа.
- О-о-о! Вон, оно как! Значит, сбылась «мечта идиота»: попал Пашок на сцену. Круто! Перед тобой зал восхищенных рукоплещущих зрителей, ты - вторая фигура после пастора.
- Не говори чепухи - я там не себя прославляю, а Бога.
- Это только так кажется. На самом деле, и себя тоже. Тебя ведь теперь все знают, каждый здоровает-ся, наверно. Девчонки заглядываются, - подмигнул Дима. - Стоишь на сцене, а внутри, наверно, сладко щекочет мысль: «Павел Андреев - лучший басист всех времен и народов».
- Да перестань ты ерничать! - сердито оборвал его Пашка. - У тебя на сегодня какие планы?
- Ближе к вечеру надо в центр попасть. С такой девахой недавно познакомился - пальчики оближешь. Пригласила в гости: у неё сегодня предки сваливают куда-то с ночевкой. Есть хороший шанс пробыть там до завтрака, - он самодовольно улыбнулся и мечтательно закатил глаза. - Думал у тебя перекантоваться часов до пяти. Ну ладно, посижу дома.
- Поехали со мной, - неожиданно предложил Пашка. - Посмотришь, как у нас собрания проходят - мо-жет, понравится. Там хорошо.
- А меня туда пустят?
- Туда все пускают и даже встречают у дверей. С хлебом и с солью, - улыбнулся он.
- Даже так?
- Ну, почти.
- Ладно, давай скатаемся. Все равно делать нечего. Но ты сильно не рассчитывай, что мне понравится. Я не любитель таких вещей, просто интересно посмотреть, как ты на сцене стоять будешь.
Пашка был обрадован уже тому, что Дима согласился поехать. Он был убежден, что стоит тому ока-заться среди верующих, в благожелательной атмосфере собрания, как он сразу же решит принять Иисуса. Сам он уже успел забыть свои тягостные впечатления от первого посещения «Слова Истины».
Как и следовало ожидать, Дима оказался далеко не в восторге от собрания. Он несколько раз порывал-ся встать и уйти, не дожидаясь окончания. Пашка с трудом утихомиривал возмущенного друга, упрашивая его дотерпеть до чего-то интересного, что должно было состояться после проповеди. Но предложение принять Ии-суса тот воспринял еще более агрессивно: с силой оттолкнул руку Пашки, попытавшегося мягко направить его в сторону прохода между рядами.
- Отстань, я сказал! - злобно прошипел он, сжимая кулаки. - Паша, я тебе сейчас по морде дам - не шу-чу!
Разочарованный Пашка смирился перед его упорством.
- Вот упрямый! Чуть ли не в драку лез, - упрекнул он его на улице. - Вышел бы спокойно, покаялся. Тебя ведь приглашали к сцене. Нет, уперся, как баран.
- Сам ты баран! Все вы там бараны, - Дима сплюнул сквозь зубы. - Дебилы, натуральные дебилы. Пол-ный зал дебилов.
- Ну конечно, один ты умный. Во всем зале. Луч света в темном царстве, - хмуро усмехнулся Пашка.
- А что, не так что ли? - Дима бросил презрительный взгляд. - На хрена ты меня привел в этот сума-сшедший дом? Цирк какой-то! Взрослые люди, как идиоты, песенки поют и подпрыгивают. Тьфу! Только на-строение испортили.
- Ничего удивительного, я понимаю причину такой твоей реакции, - уязвленный Пашка с трудом со-хранял спокойствие. - Ты живешь слишком далеко от Бога, чтобы слышать его голос. Дьявол рядом с тобой всегда, он и нашептывает тебе, заставляя отрицать все, что ты услышал сегодня.
- Дьявол?! - взорвался Дима. - Заткнись, а! Я достаточно сегодня наслушался этих бредней. Еще бы про волшебников, водяных и леших рассказали для полного комплекта. Взрослые люди! Я ничего не понимаю: цивилизованный город, областной центр и где-то в нем заседает сборище идиотов. Как ты позволил себя втя-нуть туда?! Ему по ушам ездят, а он слушает с раскрытым ртом. Нет у тебя внутреннего стержня, раз так легко поддаешься чужому влиянию. Нашел, кого слушать: какой-то пижон пиджачок крутой одел и стоит, речи тол-кает. Папа Римский нашелся.
- Да пошел ты!.. - Пашка уже месяц не позволял себе ругаться матом, но тут не удержался. - Сам ты идиот! Ему добра желаешь, подсказываешь, как лучше, а он еще выступает. Живи, как хочешь.
Он резко махнул рукой и перешел на другую сторону улицы.
8
Поначалу посмеивавшиеся над Пашкиными причудами одногруппники день ото дня все более насторо-женно относились к его увлечению. Контраст между хорошо знакомым им товарищем, и тем, кого они видели сейчас, заметно обострился с тех пор, как Пашка с головой окунулся в жизнь «Слова Истины», отдавая почти все свободное время посещениям Дома Офицеров. Месяца три назад он лишь изредка в ходе непринужденной беседы веселил друзей рассуждениями на тему покаяния и спасения. Потом наступило время, когда он мог за-вести подобный разговор даже во время очередной студенческой попойки. Это уже не казалось смешным и вы-зывало раздражение захмелевших присутствующих, настроенных на обсуждение совсем других тем. После то-го, как разглагольствовавшего Пашку несколько раз довольно грубо оборвали, он, затаив обиду, вообще пере-стал оставаться с друзьями после лекций, чтобы выпить.
На первом и втором курсах ему часто вспоминались слова, услышанные от кого-то из школьных учите-лей: о том, что студенческие годы - лучшие годы в жизни. Он тогда вполне разделял это мнение, почти с вос-торгом думая о том, как все-таки прекрасно, что он поступил в институт, где приобрел столько новых друзей и продлил радость вольготного общения со сверстниками. Сейчас, вспоминая об этом, он в первый момент испы-тывал щемящее ощущение в груди от понимания того, что он с каждым днем все больше отчуждается от тех, с кем был так близок душой в течение двух с половиной лет. Но тут же мысли о другой жизни и ожидание но-вых, светлых впечатлений заслоняли собой промелькнувшие сомнения, и он уверенно смотрел вперед, закрывая глаза на утраченное.
Друзья сначала не обращали особого внимания на то, что происходит с Пашкой, думая, что это времен-ное явление, и его «помешательство» вот-вот пройдет. Но недели шли за неделями, а он только укреплялся в своих непонятных для всех убеждениях. Первыми встревожились те, кто был особенно дружен с ним. Искоса поглядывая в перерывах на одинокую фигуру, скрючившуюся на подоконнике с Библией в руках, они совето-вались, как бы вырвать друга из-под влияния религиозного дурмана.
- Надо что-то делать, - однажды сказал Лёха. - Такой парень был, а сейчас что? Это ведь не Пашка, а ка-кой-то другой человек - его не узнать.
- Я читал про эти секты, страшно, - согласился Олег. - Их там натуральным образом гипнотизируют. Бросить курить и пить - это еще мелочи. Они ведь потом до того доходят, что им вообще ничего в жизни не на-до становится. Приносят туда все деньги, продают машины, квартиры. Ужас просто. Я бы садил этих самозван-цев. Еще и из-за границы прутся сюда. Не понимаю, почему городская администрация им разрешает эту дея-тельность.
- Да дурь это все! - возмутился Женя. - Пусть бы меня попробовали загипнотизировать, вот вам! - он вы-бросил вперед руку со сложенной фигой. - Где сядут, там и слезут. Это просто Паша им такой попался довер-чивый, идеалист. Нашли дурачка.
- Да он на том съехал, что у него подруги нет, - сказал Лёха. - Познакомился бы с какой-нибудь девчон-кой без комплексов, так его никто бы не затащил в эту секту. От хорошей жизни туда не бегут.
- Надо бы ему какую-нибудь шлюшку из общаги подсунуть, - усмехнулся Женя. - Пусть бы его соврати-ла, чтобы забыл эти бредни. Сам же потом над собой будет смеяться, когда одумается.
Олег повернулся в сторону Пашки и позвал его, заговорщицки подмигнув парням.
- Паша, иди-ка сюда.
- Зачем, - через пару секунд поднял голову Пашка.
- Ну, иди, иди - поговорить надо.
Пашка с неохотой слез с подоконника, положил книгу в дипломат и подошел к ним.
- Ты нам расскажи, как там твоя красавица поживает, из-за которой ты в эту контору попал? - добро-душно, с едва заметной хитрецой, улыбнулся Олег. - Хоть не зря столько времени прошло? Результат какой-нибудь есть?
- Какой еще результат? - недовольно посмотрел на него Пашка.
- Как какой? - выпучил глаза веселый Женя. - Совратил или нет?
- Это ты своих подружек совращай, а у нас там нет таких девчонок, чтобы с первым встречным пошли.
- Женя, да ты что? - воскликнул Лёха. - Они же там все братья и сестры! Это же инцест получится.
- Но ты же не первый встречный, - не отставал от Пашки Слава. - Уже столько времени за ней ухажива-ешь, должно же у неё к тебе чувство проснуться.
- Не знаю, - неохотно ответил Пашка.
В последнее время он стал замечать, что Наташа перестала его интересовать так, как это было в начале. После призыва Тура «спать» и не отвлекаться на мысли о взаимоотношениях полов, его пыл как-то незаметно угас, и при воспоминании о ней в его душе уже не вспыхивало то сильное, нежное чувство, которое в тот па-мятный день впервые привело его в «Дом Офицеров». Впервые обратив на это внимание, он расстроился, но тут же уяснил для себя, что так, наверное, будет лучше. За все время их знакомства он стал к ней ближе только как брат, но не как мужчина. Оставаться отверженным поклонником было бы тяжело, а слова Тура хорошо оп-равдывали возникшее равнодушие: Бог сам подберет ему идеальную пару, и тогда в душе вновь вспыхнет тот огонь. Боясь насмешек, он не хотел делиться всеми этими подробностями с парням, и скомкано добавил:
- Я уже как-то об этом и не думаю, у нас там других дел полно.
- Ну и ладно, не переживай. Такую правильную даже профессионалу Женьке не «раскрутить», - Лёха с трудом сдерживал улыбку. - Мы тут подумали, и решили тебе подарок на день рождения сделать. Хочешь про-ститутку? Мы скинемся помаленьку и найдем в общаге девчонку классную. Ты ведь давно хочешь, а все не по-лучается. Так мы поможем.
- Да ну вас!… - Пашка обиженно отвернулся, собираясь вернуться на подоконник, но Олег, улыбаясь, удержал его за рукав.
- Да погоди ты. Чего надулся-то? Мы тебе добра желаем, помочь хотим, а ты даже не поговоришь нико-гда с друзьями. Тебе что, с Библией интересней сидеть?
- Интереснее. Когда я с вами пытался разговаривать, вы сами не хотели меня слушать.
- Так, конечно, если ты ни о чем, кроме как о Боге, говорить не хочешь.
- Это получше, чем от вас похабщину всякую слушать.
- Какую похабщину? - сдержанно улыбнулся Лёха. - Не ты ли сам плакался нам в жилетку не так давно, что без девчонки тебе плохо, что готов переспать с любой, которая бы согласилась?
- Да мне просто больше не о чем думать было, поэтому заострял на этом внимание и мучился, хотя ни-какой проблемы и нет, - Пашка, сначала порывавшийся отойти, начал втягиваться в спор.
- Ты хочешь сказать, что если не заострять внимания, то исчезнет физиологическая потребность? - раз-веселился Олег.
- Не веришь? - задела Пашку насмешка. - Да мне ваших проституток и даром не надо. И незачем тут надо мной смеяться, придумывать подарочки такие. Обойдусь как-нибудь. Разум вполне может быть сильнее плот-ских желаний. Прелюбодеяние - большой грех. Я дождусь ту одну, которая мне предназначена Богом.
- Ничего себе, какой ты правильный - съязвил Женя. - И, конечно же, до свадьбы ни разу?
- Да, - твердо ответил Пашка.
- А что, если у вас после свадьбы выявится половая несовместимость? - спросил Олег. - Так и будете до старости мучиться? Только жизнь друг другу испортите.
- Какая еще несовместимость? - недовольно скривился Пашка. - Придумали сказку, чтобы оправдать половую распущенность. Если любишь по-настоящему, то никакой несовместимости не будет.
- Паша, ты как будто только что родился, - Олег перестал улыбаться. - Это ведь неопровержимый меди-цинский факт: очень большое количество пар несовместимы друг с другом из-за физиологических особенно-стей. По статистике из-за этого происходит существенное количество разводов.
- С жиру они бесятся, вот и вся статистика, - отмахнулся Пашка и повернулся к Жене. - А та женщина, которая тебя в свое купе позвала на ночь - у неё тоже несовместимость с мужем? Наверно, нет: ребенок ведь как-то родился! А она этого ребенка на соседнюю полку, а сама с проводником развлекается. И тоже прекрасно совместились! Чтобы изменить мужу, большого ума не надо, и никакая несовместимость не помешает…
- Ты вообще куда-то уже в сторону уехал, - перебил его Олег. - Это все частности. Самое главное не это. Ты вдолбил себе в голову, что существует Бог, и теперь меришь все жизненные ситуации по религиозному шаблону. Ты, может быть, веришь, что и загробная жизнь существует?
- Ну, знаешь… - Пашка от растерянности не находил слов. - А как в этом можно сомневаться?! Конеч-но, существует! Ты ссылался на медицину, когда сказал про несовместимость, а я с такой же уверенностью со-шлюсь на научные исследования. Я читал книгу, в которой приведены рассказы людей, переживших клиниче-скую смерть. Они рассказывают о том, что видели, когда по показаниям всех приборов они были мертвы! А многочисленные явления, которые не может объяснить наука? - ведь сверхъестественное бывает в действитель-ности, а не только в рассказах бабушек про привидения. Этого ты не сможешь отрицать.
- Да, не смогу. Но почему ты рассуждаешь, будто наука уже остановилась в своем развитии, и ученые узнали все, что только можно узнать? Пока есть жизнь на Земле, будут все новые и новые открытия. И то, что тебе сейчас кажется сверхъестественным, твои правнуки будут знать уже в детском саду. Сейчас ребенок зна-ет, что такое электричество, а если бы кто-то в средневековье показал какой-нибудь опыт с ним, сразу угодил бы на костер как колдун. Поэтому эти твои доводы для меня ничего не значат. Веру придумали, чтобы держать людей в повиновении, чтобы были какие-то правила, нарушить которые боялся бы каждый. На заре человече-ства это, наверно, был хороший механизм подержания общественного порядка. Иначе бы человек еще долгое время не отличался от обезьяны.
- Человека от животного отличает, прежде всего, наличие совести, которой никогда не было у обезьян. Совесть позволяет тебе безошибочно определять, хорошо ты поступаешь или плохо. Она заложена тебе в душу Богом и проходит с тобой всю жизнь - от рождения до смерти.
- Ничего подобного, - воскликнул Олег. - Совесть не врожденное чувство, а приобретенное посредством воспитания. Ты разве никогда не видел, с какой радостью маленькие дети причиняют друг другу боль? Как фи-зическую, так и моральную - просто обижая. Стукнет такой малец дружка лопаткой по голове, и его вовсе не смущает, что плачет такое же существо, как он сам. Ему даже смешно! Никаких угрызений совести. И лишь с годами, услышав сотню раз от родителей, что так делать нехорошо, он начинает сдерживать такие желания.
- Конечно, - подтвердил Лёха. - Пока ему не объяснят, что красть нельзя, он будет спокойно брать чу-жое. Я хорошо помню один случай. В первом классе увидел на перерыве на столе у одноклассника трёшку, а он сам вышел в коридор. Я её взял и спрятал в карман. Весь день ходил довольный, а после уроков пошел и в ки-оске «Союзпечати» купил брелок - фигурку футболиста и пару значков. Тогда три рубля - это очень даже не маленькие деньги были, тем более для первоклассника. За двадцать копеек можно было в столовой наесться. И хоть бы мысль промелькнула о том, что этому пацану дома попадет за то, что деньги потерял. У меня есть, и хорошо, а какие там у него проблемы будут из-за этого - наплевать.
- Правильно, - не сдавался Пашка. - Написано же: «Все согрешили и лишены славы Божией». Это все потому, что человек рождается грешником и положительные задатки, полученные от Бога, часто заслоняются его греховной природой. Почитайте Библию, и вам многое станет понятно.
Женя засмеялся и, безнадежно махнув на Пашку рукой, отошел в сторону. Олег продолжал убеждать друга:
- Да при чем тут Библия? Я мог бы привести очень много причин, по которым я никогда не смогу пове-рить в то, что в ней описаны реально происходившие исторические события и, тем более, в то, что Бог вообще существует. С ходу, конечно, всего не вспомнить, но все ваше учение, с какой стороны на него ни посмотри, всё состоит из противоречий. Приведу хотя бы один яркий пример. С одной стороны, определены четкие гра-ницы: это можно, а это нельзя - это грех! С другой же - оказывается, что грешить-то иногда тоже можно! «Не убей» - попробуй-ка подвергнуть сомнению эту заповедь. Как на тебя посмотрят после этого в церкви? Но ко-гда начинается война, во всех церквях проходят службы, на которых молятся за то, чтобы было убито как мож-но больше врагов, и никто не посмотрит на солдата, убившего десятки или сотни людей, иначе как на героя. Никакому верующему не придет в голову сказать: «Убийца!». Да ладно, верующему - сам бог в Ветхом Завете (я как-то пробовал его читать просто из любопытства), сам бог на каждом шагу приказывает кого-то убить да целые народы друг на друга натравливает. Там ведь сплошняком войны описываются. Идите, убивайте. «Я за-претил, я и разрешаю» - так, что ли, получается? Куда же девается на это время заповедь? А?
Олег приостановился в ожидании возможных возражений, но не услышав их от заметно озадаченного Пашки, продолжил свою пространную тираду.
- Тебе разве не кажется, что это какое-то подозрительное непостоянство для «неизменного в веках Твор-ца»? Сегодня нельзя, завтра можно, послезавтра опять нельзя. Нехорошо как-то получается! Еще из той же оперы: «Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую» - примерим-ка к истории. Напала Германия на Россию, все дружно лапки кверху и потопали строем в концлагеря. Так должно быть по Библии? - он вошел в какой-то азарт и, похоже, уже испытывая удовольствие от растерянного вида друга, с насмешкой продолжал. - А взять такой грех, как ложь: ведь тоже, вроде, нельзя лгать. Но есть «святая ложь», когда лгут во благо ближ-нему, когда сказать правду - все равно, что убить человека. Опять неувязочка получается!
В этом месте Пашка, подавленный весомостью предыдущих аргументов своего собеседника и не знав-ший, как ответить на них, чтобы реабилитировать и себя, и идею веры в целом, встрепенулся, почувствовав слабое место в словесных укреплениях Олега:
- Термин «святая ложь» придумали люди, чтобы оправдать себя в собственных глазах. Для Бога это та-кая же ложь, как и любая другая, неважно, из каких соображений сказанная - из добрых или из корыстных. «Благими намерениями дорога в ад вымощена», слышал такое когда-нибудь?
- Ну, это вообще ни в какие ворота не лезет. Получается, что человек, уверяющий неизлечимого боль-ного в том, что тот выздоровеет и проживет еще долго, поступает гуманнее, чем поступил бы Бог, окажись он на его месте? Вот так раз! Несовершенное творение, порочное и греховное, заслуживающее, по твоим словам, вечной смерти, в этой простой жизненной ситуации оказывается в выигрыше перед тем, который называет себя всеблагим. Вот это благость! Да я, если бы и верил, что он есть, только из-за этого не стал бы поклоняться ему.
Пашка стоял, с трудом сдерживая накапливавшееся раздражение, и смотрел уже не на Олега, а куда-то в сторону, с наигранной заинтересованностью разглядывая проходящих мимо студентов и демонстрируя пол-ное нежелание не только соглашаться с доводами друга, но и вообще продолжать разговор. Олег, наблюдая за состоянием собеседника, сбавил тон и продолжал уже более миролюбиво, с успокаивающими интонациями в голосе:
- Я же тебе уже говорил, люди давным-давно, на заре своей истории, оказались как-то раз перед необ-ходимостью установления определенных правил жизни в обществе. Придумали для себя основные законы, не особенно озадачиваясь тем, что у каждого правила есть исключения (умишко еще не тот был, давно ли на двух ногах стали ходить?), возвели эти правила в ранг заповедей, приписав авторство неведомому божеству, а вы - извини - наивные люди, до сих пор пытаетесь им следовать. Притом упрямо выдерживаете линию в мелочах, таких как ложь, но способны закрыть глаза на более серьезные отклонения. Так зачем же вообще нужны эти за-поведи?
- А ты предлагаешь идти красть и убивать? - почти озлобленно выплеснул свое недовольство Пашка. Его особенно раздражали доводы собеседника, на которые он не мог убедительно ответить, используя знания, полученные в «Слове Истины».
- Паша, не утрируй, - поморщился Олег, - Ты же понимаешь, что я имею в виду. Я не краду и не уби-ваю, но делаю это не из-за того, что следую каким-то догмам, просто существуют общечеловеческие правила, выработанные вне зависимости от наличия какой бы то ни было религии. Так меня воспитали мои родители - неверующие, заметь, люди - так и я буду воспитывать своих детей. И проживет человечество без твоего бога совершенно спокойно.
- Оно без него было бы обречено на вымирание… на самоуничтожение.
- Оно и с ним обречено, раз он позволяет происходить войнам, и может спокойно смотреть на все то насилие, которое происходит на Земле. А оно всегда было и будет. И в твоей жизни, кстати, тоже. Ты все хва-стаешься, что у тебя теперь нет проблем. А куда они делись? Да никуда! Как были, так и остались, просто ты их не хочешь видеть. Религия нужна только слабым людям, которые не могут решить свои проблемы и предпочи-тают закрыть на них глаза и зарыться поглубже: это же поведение страусов! Ты так же прячешься от своих проблем в Доме Офицеров… Ладно, давай прекратим. Этот спор все равно ни к чему не приведет, каждый так и останется при своем мнении. Поругаемся только зря.
Подобные мелкие стычки происходили почти ежедневно. Друзья не оставляли попыток переубедить Пашку, но все было напрасно. Он спорил со слепым упорством, и чем сильнее было давление на него окру-жающих, тем энергичнее он отстаивал свою веру. Доказывая что-то другим, он под воздействием собственных слов еще сильнее проникался уверенностью, и результатом всех усилий его противников было лишь его радо-стное осознание того, что он, Пашка, всё-таки прав, и никто не сможет столкнуть его с истинного пути. Появ-лявшаяся в минуты споров раздражительность быстро исчезала, и он, уединившись на лекции, удовлетворенно вспоминал свой «бой» против «атак Дьявола» - так в «Слове Истины» называли попытки других людей поколе-бать веру сомневающихся христиан. Посмеиваясь в душе над безуспешными попытками одногруппников, он мысленно благодарил Бога за его поддержку.
Вскоре бывшие Пашкины друзья совсем отступились от него и уже не провоцировали бесплодные спо-ры. Что толку пытаться воздействовать на человека, не признающего никаких доводов разума? Десятки неле-пых, с точки зрения современной науки, библейских утверждений были использованы ими как аргументы про-тив христианской религии. Казалось бы, разве смог бы тот, кто живет в двадцатом веке и со школы имеет пред-ставление о действительном строении Вселенной, не смутиться следующим вопросом: «В Библии написано, что небо - это твердь, на которой закреплены светильники - звезды. А для того, чтобы спуститься на землю, Бог якобы наклонял плоскость небес и сходил по ней вниз. Разве не очевидно, что в этих словах ясно выражено примитивное представление первобытных людей о мироздании, и Библия написана ими без вмешательства ка-кого-либо мифического божества?».
Но Олегу, задавшему этот вопрос, не пришлось торжествовать. Пашка, задумавшись всего на секунду, тут же нашел ответ: «Так же, как и взрослые люди - детям, Бог дает знание человечеству постепенно, от про-стых вещей в начале жизни людей на Земле до того, что знает наука сейчас. Когда ребенок задает вопрос, взрослый отвечает ему теми словами и образами, которые легки для понимания малыша. В те времена еще рано было открывать человеку знание о сложном строении мира, и Бог использовал для объяснения сущности мира простые понятия, доступные для восприятия первобытным разумом». После такого ответа всем окончательно стало ясно, что переубедить Пашку уже вряд ли удастся, и его общение с одногруппниками, и без того нечастое в последние месяцы, почти перестало выходить за рамки редкого обсуждения учебных проблем.
В разговорах парни стали невольно обходили стороной темы, которые могли вызвать проявления Паш-киной религиозной нетерпимости. Лишь однажды к нему добровольно обратился Саня, почувствовавший, что заболел.
- Что-то температура у меня подскочила ужасно, - пожаловался он на первой лекции сидевшему рядом Пашке. - Ты говоришь, у вас там молитвами исцеляют. Может, помолишься за меня - вдруг поможет, - наполо-вину в шутку предложил он.
Пашка, воодушевленный таким доверием, еле дождался перерыва. Они вышли в коридор, где остано-вились немного в отдалении от куривших парней. Саня тяжело дышал, на его широком пунцовом лице болез-ненно блестели покрасневшие глаза. Пашка склонился над другом, положив ладони к нему на плечи, зажму-рился и зашептал, перемежая молитву «на языках» энергичными восклицаниями: «Болезнь, уходи, во имя Ии-суса! Дьявол, оставь этого человека в покое, ты не имеешь над ним никакой власти, все его болезни остались на кресте! Он исцелен ранами Иисуса!» и покачиваясь всем телом в такт словам. Закончив, он с улыбкой посмот-рел на Саню и сказал:
- Во имя Иисуса, ты исцелен. Болезнь ушла, скоро должны исчезнуть все внешние симптомы.
Не обращая внимания на насмешки парней, он гордо, с сознанием выполненного долга, прошел в ауди-торию.
Через несколько минут после начала лекции «исцеленный» Саня повернулся к Пашке:
- Ты знаешь, а ведь полегче стало!.. Вот что крест животворящий делает, - в шутку добавил он.
К большому огорчению Пашки, это облегчение оказалось временным. Уже к окончанию занятий Саня совсем сник, а на следующий день, обнаружив красную сыпь на животе, обратился к врачу и тут же был на-правлен в инфекционную больницу с диагнозом «корь». Но еще большее разочарование неудавшийся целитель испытал через несколько дней, когда сам почувствовал недомогание. На очередное собрание ячейки он пришел уже с сыпью и недоуменно обратился к присутствующим с вопросом: почему же так получилось? Братья и се-стры, не растерявшись, тут же использовали свое знание Библии, чтобы найти с десяток причин, по которым для Бога могло быть угодным допустить такое. Согласившись со всеми их предположениями, лидер ячейки подвел итог:
- Мы не можем знать замыслов Господа, но все, что он делает, исполнено смысла, и не надо мучить себя сомнениями по этому поводу. Ты читал в Библии книгу Иова? Нет? Обязательно прочитай. Иов был очень праведным человеком, жил преуспевающе и любил Господа. Но Сатана попытался опорочить его в глазах Бога и сказал, что Иов любит Бога только за то, что тот благоволит к нему, и если бы этот праведник лишился всего того, что у него есть, то он проклял бы Бога. Чтобы доказать, что это не так, Бог разрешил Сатане лишить Иова всего: имущества, родных и, в конце концов, здоровья. Иов перенес ужасные испытания, он чуть было не от-вернулся от Бога, но все же вера его преодолела все трудности. А Бог вознаградил его за это: он вернул ему все то, что у него было и даже больше. Это очень важная книга в Библии, обязательно прочитай её и ты поймешь, что не надо сомневаться в Господе.
- Помнишь, что я тебе сказала, когда мы как-то зимой возвращались с собрания? - сказала Ира и повер-нулась к остальным. - В автобусе были обледеневшие стекла и ничего вокруг не было видно. А я Паше что-то рассказывала, и мне не хватало какого-нибудь хорошего примера, чтобы проиллюстрировать мои слова. И тут неожиданно Господь подсказал мне, и я ему объяснила: «Смотри, вот ты едешь в автобусе, не зная, куда. Доро-га длинная, на ней очень много поворотов, которые невозможно отследить вслепую, а за окнами ничего не вид-но. Ты не видишь, куда едешь, но знаешь, что этот автобус привезет тебя домой, потому что ты веришь шофе-ру. Веришь, что он будет ехать по правильной дороге и привезет тебя, куда надо. Это, конечно, в том случае, если ты сел в правильный автобус. Но, придя к Господу, ты, несомненно, сделал правильный выбор и тебе те-перь не придется переживать, куда заведет тебя дорога жизни. Господь - лучший водитель, и он ведет тебя по правильному пути, только надо слушать его Слово». Твоя болезнь, - вновь обратилась она к Пашке, - это часть Божественного замысла, и не стоит переживать по этому поводу.
Все дружно согласились со словами Иры.
9
Единственным человеком из числа Пашкиных одногруппников, с которым ему еще удавалось находить общий язык, был Коля. Но трудно было не заметить, что их встречи стали более редкими и уже не имели для обоих того значения, как раньше. Пашка не желал себе в этом признаваться, но все же не мог не понимать, что в отношениях с самым близким другом появилась трещина. Все их разговоры, даже начавшись с отвлеченных тем, приходили к обсуждению религиозных вопросов, и сразу же рушилась та гармония общения, которую они всегда так ценили в своей дружбе.
С самого начала Коля, в отличие от Пашки, с гораздо большей осторожностью относился к тому, что слышал от пастора и от других посетителей собраний. Он не принимал на веру ни одного слова, предваритель-но не сверившись с текстом Библии и не обдумав тщательно смысл написанного. Вследствие такого подхода, он довольно часто подвергал сомнению услышанное на проповеди и после собрания с недоумением обращался к другу, пытаясь разрешить свои сомнения. А Пашка, бегло взглянув на противоречивое место в книге, тут же находил какой-нибудь мало-мальски приемлемый ответ и начинал уговаривать Колю не заниматься ерундой и не заострять внимание на таких вопросах. Он давно уже усвоил для себя одно объяснение - вполне понятное и позволяющее с легкостью отмахнуться от решения трудных вопросов: то, что написано в Библии - инспириро-вано Богом, это выше всяких сомнений и не нуждается в подтверждении, а все сомнения в душе человека - от Дьявола.
Пашка уже выздоравливал, когда однажды Коля, подавленный, зашел к нему после собрания. Он сел у стола и некоторое время молчал, задумчиво перелистывая свой Новый Завет, потом наконец-то заговорил.
- Ты просто не представляешь, что сегодня было. Тур такое устроил …, - он зажмурился от неприятного воспоминания и опять ненадолго замолчал. - В самом конце, когда уже спели все песни, он начал петь «на язы-ках», и весь зал тоже. Это было так долго, что все несколько раз затихали, думая, что заканчивается, но он на-чинал снова. А потом сказал, что чувствует сегодня особенное присутствие Святого Духа и что сейчас будет возлагать руки, чтобы благословение сошло на всех. Начал с группы прославления. Подошел и дотронулся ка-ждому до головы. Все упали! Пока они лежали, он спустился вниз и прошел вдоль первого ряда и там прика-сался к каждому. Почти все после того, как он прикасался, тоже падали в кресла. Потом он снова поднялся на сцену и опять всех уронил на пол. И так ходил по кругу несколько раз, все быстрее и быстрее. Но это еще цве-точки, - Коля мрачно усмехнулся. - Потом началось вообще что-то ужасное: он даже перестал дотрагиваться до людей! Зато начал дуть. Ты представляешь это зрелище? Тур бегает по сцене, подбегает к музыкантам, к пев-цам и дует. И вот тут я увидел такое, что мне стало страшно: он дунул на Олю, и она упала! И если бы ты ви-дел, как именно упала!.. Паша, ты не поверишь, но я видел это своими глазами: у неё ноги оказались в воздухе еще до того, как она спиной коснулась пола!! - громким шёпотом закончил он фразу, потрясенно глядя на Паш-ку. - А потом он пошел между рядами и дул то в одну, то в другую сторону, и падали не только те, кто был у крайних кресел, но некоторые и в середине рядов! Я стоял и молился, - Коля закрыл глаза и молитвенно сложил руки. - «Господи, помоги! Пусть он пройдет мимо меня, не позволь ему сделать это со мной»… Ты не был там, поэтому не поймешь этого, но мне было по-настоящему страшно.
- А что такого-то? - усмехнулся Пашка. - Ведь в этом ничего плохого нет - ну, упал бы тоже. После этого такие классные ощущения.
- Да как же ты не поймешь?! Разве Бог может позволить, чтобы такое безумие происходило на служе-нии? Это не от Бога! - горячо воскликнул Коля.
- А от кого, от Дьявола, что ли? Не смеши.
- Ничего смешного! Почему ты забываешь о волках в овечьей шкуре? Помнишь, Иисус предупреждал о том, что придут лжепророки? Нельзя быть таким беспечным! Я с самого начала сомневался в том, что они там проповедуют, - Пашкин слух неприятно резануло слово «они» вместо ставшего уже привычным «мы». - Я мно-го думал, читал разные книги, сравнивал, анализировал. Я хотел уйти еще тогда - после того, как якобы бесов изгоняли, но все же решил еще немного понаблюдать за тем, что происходит на собраниях. А сейчас пришел к окончательному выводу, что «Слово Истины» - это обман. Там царят темные силы. Православная церковь - единственная истинная. Я возвращаюсь в православие.
Пашка вспомнил случай, про который говорил Коля.
На одном из собраний (он тогда еще не играл в группе прославления и сидел ближе к центру зала) во время долгой молитвы у первого ряда началось какое-то смятение. Несколько человек столпились и смотрели будто бы на пол. Тут же к ним подбежал один из местоуказателей и присел. Пашка подумал, что на полу кто-то лежит, и не ошибся. Через несколько секунд оттуда донесся крик, потом еще один. Люди вокруг недоуменно смотрели в ту сторону, но продолжали молиться. Сквозь шум молитвы Пашке вскоре удалось расслышать про-износимые кем-то спереди слова: «Девочка бесноватая», «Бесов изгоняют». Местоуказатель, склонившийся над девочкой, громко выкрикивал: «Уходи прочь! Во имя Иисуса оставь её!». Девочка затихла, но когда Пашка по-думал, что сейчас там все разойдутся по своим местам, страшные звуки возобновились. Она то пронзительно визжала, то начинала почти рычать голосом настолько низким, что невозможно было ожидать такого звука от ребенка. Временами сквозь крик у неё прорывалось слово «Нет!», истошно повторяемое много раз. В её воплях был слышен непреодолимый панический страх перед чем-то, чего не видели окружающие. Пашке стало жутко, он повернулся влево - на Коле не было лица. Тур призвал всю церковь молиться за изгнание беса и быстро спустился со сцены. Люди расступились, пропуская его. Вокруг вновь поднялся громкий шум, но он не смог за-глушить страшные звуки, доносившиеся с первого ряда. Девочка то затихала, то вновь начинала кричать - это продолжалось, наверно, около десяти минут. Все это время Тур молился над ней. Когда наконец-то, по его сло-вам, бес ушел, в зале повисла тяжелая тишина. Еще несколько минут люди толпились у сцены, а потом разо-шлись, и тут Пашка увидел, как какая-то женщина ведет по направлению к выходу девочку лет тринадцати-четырнадцати, поддерживая её за пояс.
Сейчас он явственно вспомнил тяжелое впечатление от этой картины: девочка, выглядевшая очень хруп-кой, шла с трудом, тонкие руки бессильно висели вдоль тела, а глаза - карие, казавшиеся почти черными от по-темневших век - смотрели напуганно и хранили в себе след пережитой муки. Пашке было очень жаль девочку, но одновременно с этим его разбирало жгучее любопытство: что же ей пришлось увидеть? Коля в тот раз не высказал открытое недовольство, но Пашка видел, что происшедшее произвело на него неизгладимое впечат-ление. Коля молчал до конца собрания и хмуро думал о чем-то, не слушая проповеди.
- Да ты что?! - вскочил Пашка с кровати. - Какое православие? Неужели ты за все это время мало услы-шал о нем? Разве тебе не хватило, чтобы раз и навсегда уяснить, что это мертвая религия? Н-да… - он снова сел и заворчал. - Делать тебе нечего - вот что я скажу. «Думал, анализировал»… Тоже мне, мыслитель нашелся. Да от Дьявола все эти мысли! Нет у тебя веры, вот и мечешься от одного к другому. А в результате останешься на бобах. Я где-то читал что-то вроде басни о том, как сороконожку спросили: «У тебя столько ног, как ты не пу-таешься в них и можешь ходить?» Она задумалась: действительно, а как это получается? И тут же разучилась ходить. И ты так же поступаешь: задаешь себе подобные вопросы, а потом сбиваешься с пути.
- Нет, ты меня теперь ничем не переубедишь. Они на православие поклёп возводят, чтобы побольше лю-дей к себе заманить, а на самом деле - это самая истинная вера. И православную церковь придумали вовсе не те, кто отошел от первоначального христианства. Это они только так говорят. А в действительности православная церковь выросла именно от той, которую основали апостолы. А все остальное - католичество, протестантство - все это уже лжеучения, которые ответвились впоследствии от православия.
Он вышел в прихожую и вернулся с книгой, которую протянул Пашке:
- «Основы православия», автор протоиерей Фома Хопко. Почитай - там вся история церкви описана.
- Не надо, - брезгливо отвел Пашка его руку, бросив косой взгляд на изображение иконы на обложке книги.
- Эх, Паша, Паша… Думаешь, что идешь к Богу, а сам уходишь все дальше в сторону… - Коля помол-чал, что-то вспоминая, потом отнес книгу обратно и пришел уже со своим Новым Заветом. - Я тебе сейчас по-кажу… смотри, - он ткнул пальцем в текст и почти торжествующе передал книгу Пашке. - Прочитай-ка вот это место. Вслух.
- «…И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в третьих, учителя-ми, - неохотно начал читать Пашка, - далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспомо-жения, управления, разные языки. Все ли Апостолы? все ли пророки? все ли учители?..» Ну и что ты тут выис-кал? - скептически спросил Пашка, не дочитав до конца.
- Неужели не видишь? Понятно же сказано: у каждого в церкви своя функция, как у разных членов одно-го организма. И молитва на языках - это такой же дар, как и дар пророчества или любой другой. Только отдель-ным избранным людям это может быть дано. Но никак не всем подряд! А теперь послушай - что ты скажешь на это? «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнаю-щие или неверующие, - то не скажут ли, что вы беснуетесь?» - с нескрываемым торжеством закончил Коля.
Пашка недовольно взял у него книгу и, перечитав услышанную фразу, начал выискивать поблизости ка-кие-нибудь другие слова, которые могли бы разъяснить ситуацию. Ничего не найдя, он недовольно закрыл кни-гу.
- Надо будет у Тура спросить, он сможет объяснить, что именно в этих словах подразумевается.
- Да что там еще может подразумеваться? Ведь написано яснее некуда! Ты просто упрямишься и не хо-чешь это признавать.
- Да, не хочу! - вспылил Пашка. - Мне и так хватает атак Дьявола, а тут ты еще подкидываешь поводы для всяких сомнений. Удружил, называется.
- Ну ладно, извини, - обиделся Коля. - Я не буду тебе больше надоедать. Это только в «Слове Истины» людям проповедуют насильственным образом, а я теперь не буду так делать. Человек должен сам придти к ве-ре, и я надеюсь, что ты когда-нибудь поймешь, что я был прав. Я буду молиться, чтобы тебе открылась истина.
Коля действительно перестал ходить в «Слово Истины». Пашка поначалу пытался переубедить его, при встречах рассказывая об интересных событиях, происходивших на собраниях, но все было бесполезно. Вскоре он примирился с решением друга и обратил все свои душевные силы на самосовершенствование и проповедо-вание другим людям.
10
После одного из собраний Алексей остановил Пашку, собравшегося уже было уходить:
- Постой-ка. Держи, - он протянул ему несколько небольших листков бумаги, на каждом из которых был записан адрес и имя. - Эти люди когда-то ходили на собрания, а потом перестали. Они все живут неподале-ку от тебя. Твоя задача такая: вечером выйди прогуляться и навести каждого. Нужно показать людям, что Бог не забывает о них, и что в церкви их ждут.
- А что мне говорить? - растерялся Пашка.
- Да ничего особенного. Прежде всего, конечно, поздоровайся - так, чтобы человек почувствовал, что ты рад встрече. Спроси, не случилось ли чего. Почему они перестали ходить? Поинтересуйся, нет ли каких проблем, это будет для них очень приятно: обычно никого чужие проблемы не интересуют. Ну, и пригласи на собрание, скажи, что их там все ждут. С Ирой вместе сходить можешь, - добавил он, заметив неуверенность на лице Пашки.
Пашка, действительно, пригласил с собой Иру, и на следующий вечер, после репетиции группы про-славления они пошли по адресам. Начав с ближайшего дома, они поднялись на четвертый этаж темного подъ-езда, и Ира позвонила. Дверь открыла женщина с полотенцем в руках:
- Вам кого? - настороженно спросила она.
- Сашу пригласите, пожалуйста, - улыбаясь, попросила Ира.
Женщина, похоже, хотела что-то сказать, но передумала и повернулась:
- Саша, к тебе.
Из комнаты вышел парень. Пашка раньше его не видел.
- Саша, здравствуй! - радостно сказала Ира. - Мы из церкви «Слово Истины», ты тоже ходил на наши собрания. Что-то тебя давно не видно, мы подумали: дай-ка зайдем, узнаем, что случилось. У тебя нет никаких проблем?
- Да нет, все нормально, - смущённо ответил Саша.
- А почему не приходишь? У нас там сейчас такие собрания начались: это просто вау! Такие исцеления происходят, столько новых людей приходят к Господу…
Парень смущенно молчал, глядя в сторону, но тут со стороны кухни послышались быстрые шаги, и в прихожую вновь вышла его мать.
- Так, ребята, хватит! - нервно сказала она. - Нечего мне тут парню голову морочить! Что же это такое: ходят и ходят… Я вас очень прошу: оставьте вы его в покое! Не надо нам этого!
- Хорошо, мы уйдем, но знайте: Иисус любит вас, - сказала Ира все с той же улыбкой на лице.
Они вышли в подъезд. Дверь тут же громко захлопнулась, и из-за неё приглушенно донеслось:
- А ты чего еще с ними разговариваешь? Гнать надо было взашей этих сектантов. Я ещё сомневалась, что они оттуда, а то бы сразу выставила за дверь!
Пашка с Ирой спустились. У выхода из подъезда она ободряюще похлопала его по плечу:
- Не унывай, брат, это нормально: таков этот мир. А ты просто всегда помни, что Иисусу было намного тяжелее.
- Ну, как же их еще убеждать? - Пашка выглядел расстроенным.
- Все нормально, - назидательно произнесла Ира. - Не все сразу. Капля камень точит, главное - не за-бывать, что у нас есть братья и сестры, которым нужна наша поддержка. Их родители могут плохо встречать тебя, но не обращай на это внимания. Все равно, в памяти этого Саши останется то, что мы приходили, и когда-нибудь это окажет свое действие.
Вскоре они были уже у следующего дома, где предстояло навестить некую Людмилу Михайловну. Эта женщина встретила их гораздо приветливее и даже напоила чаем. В разговоре она не скрывала того, что в по-следнее время её вера сильно пошатнулась. В ответ на слова своих собеседников, убеждавших её, что все это - результат «атак Дьявола», и справиться с ними намного легче, если регулярно посещать собрания, она лишь безнадежно махала рукой.
Вновь оказавшись на улице через двадцать минут, они решили действовать дальше поодиночке: време-ни оставалось не так много, а листки с адресами не убывали. Пашка уже избавился от нерешительности и опять почувствовал слегка возбужденное состояние, знакомое ему по евангелизациям. Он с переменным успехом прошелся самостоятельно еще по нескольким адресам и уже возвращался домой, когда неподалеку от школы навстречу ему попалась подвыпившая компания. Несмотря на темноту, он сразу же узнал среди идущих Витьку по прозвищу Магадан. Пашка замедлил шаг, но встречи было уже не избежать.
Будучи старшеклассником, он старался не бывать здесь. Эта школа находилась всего в десяти минутах ходьбы от той, где учился Пашка, но, необъяснимо почему, в обеих школах из поколения в поколение переда-валась ненависть к соседям. Не раз случалось, что оказавшийся в чужом дворе подросток возвращался домой жестоко избитым. После этого в ближайшие же дни совершалось организованное возмездие. Пашка и его дру-зья особенно боялись Магадана, верховодившего местной шпаной. В последнее время междоусобные войны «стенка на стенку» прекратились, но он все равно почувствовал страх перед этой встречей.
Было совершенно ясным, что парни обратили внимание на чужака и не пройдут мимо просто так. Паш-ке стало совсем не по себе, и он, даже не успев толком подумать над тем, как действовать, неожиданно для са-мого себя выпалил:
- Иисус любит вас!
Парни остановились.
- А мы его не любим! - с пьяным задором воскликнул один из них, сильно пошатываясь. - Что мы, го-лубые, что ли?
Компания захохотала. Высокий парень, до этого стоявший немного позади, вдруг шагнул навстречу Пашке.
- Да это же Паха! - обрадовался он. - Он нормальный пацан, я его знаю.
Теперь и Пашка узнал своего знакомого по собраниям. По удивительному совпадению, он только что заходил домой к этому парню и не застал его. Олег появился в церкви вскоре после встречи нового года. Он хо-дил на собрания около месяца, а потом исчез, но за это время они с Пашкой успели несколько раз пообщаться и запомнить друг друга.
- Слышь, нормальный пацан, добавь-ка деньжат, а то на пиво не хватает, - сказал Магадан.
Пашка торопливо нащупал в кармане несколько монет и отдал их. Магадан, прищурившись, посмотрел на деньги и увесисто хлопнул Пашку ладонью по спине:
- Маловато что-то. Ну ладно, будешь должен, - улыбнулся он, сверкнув золотой коронкой. - Иди домой, а то мама потеряет.
Пашка пошел и, оглянувшись, увидел, что от толпы отделилась фигура Олега, который направился к нему.
- Погоди, - Олег подошел к Пашке. - Ты извини, что так получилось. Я не стал с ним спорить: беспо-лезно. Он, когда «синий», никого не слушает - тебе бы еще хуже было... Ну, как жизнь?
- Да ничего, - Пашка начал успокаиваться. - Вчера на собрании был почти целый зал, вообще классно было. Тебя что-то давно не видно, какие-нибудь проблемы?
- Да нет, все нормально. Просто не могу, - Олег замялся. - Не могу я быть таким правильным, хоть убей. Ведь если туда ходить, надо все выполнять. Не пей, не кури, девчонок не люби… Только одну можно. А я так не могу. Ну, люблю я их всех! - слегка виновато улыбнулся он. - Не могу больше месяца с одной быть.
- Как это? - удивился Пашка. - А зачем тебе другие-то?
- Надоедает ведь одна и та же.
- Да мне кажется, не может быть такого, - Пашка недоуменно смотрел на Олега: такие мысли ему и в голову никогда не приходили.
- Ну, ты сам попробуй всю жизнь одну и ту же кашу есть! Надолго тебя хватит?
- Но это ведь не каша… А может, все-таки придешь? - уже почти безнадежно спросил Пашка.
- Нет, Паха, даже не зови. Бесполезно, не смогу я.
- Ну, смотри сам. Но ты помни, тебя там всегда ждут.
- Ладно, помню, - улыбнулся Олег. - Ну, давай. Счастливо!
- Пока.
Он пошел домой, с досадой вспоминая только что случившееся. Было неприятно думать о том, каким образом он обратился к парням. Не так уж много истинной веры было в его словах об Иисусе. Все это больше походило на игру под дурачка - лишь бы не тронули. «Трус, притворившийся юродивым», - промелькнула ко-лючая мысль. Он в сердцах пнул лежавший на дороге камень.
11
8 марта Пашка вернулся из Дома Офицеров пораньше. Мать попросила его не задерживаться: помимо праздника всех женщин она сегодня отмечала еще и день своего рождения.
С кухни доносились женские голоса и шум приготовлений. Из комнаты показалась невысокая корена-стая фигура дяди Игоря - мужа маминой подруги, тети Светы. Они были одними из самых давних и лучших её друзей. Дядя Игорь оторвал взгляд от книги, которую держал в руках.
- Здравствуй! - добродушно поприветствовал он Пашку.
- Здравствуйте, - Пашка крепко пожал протянутую ему руку. Он всегда уважал этого образованного и интеллигентного человека, вежливого и интересного собеседника.
Они прошли в комнату.
- Ну, рассказывай как твои дела?
- Да идут потихоньку, - уклончиво ответил Пашка.
- Замечательный ответ, - улыбнулся дяди Игорь. - Есть одно меткое выражение: «Нудный человек - это тот, кто на вопрос «Как дела?» начинает рассказывать». Так что тебе это не грозит.
- А о чем рассказывать-то? - усмехнулся Пашка. - Много чего в жизни происходит, всего не расска-жешь. Вот когда конкретный вопрос задают, тогда другое дело.
- А, понятно. Ну, давай тогда с конкретными вопросами. Мама рассказывает, что у тебя новый интерес в жизни появился, расскажи мне, а то я ничего еще не знаю.
- А, это пожалуйста. Я и сам хотел вам рассказать, только видимся редко. Я ведь теперь хожу в церковь «Слово Истины» на христианские собрания. Знаете, совершенно новая жизнь началась: уходят старые привыч-ки, новый смысл во всем, что делаю, появляется…
Начиная рассказывать людям о своей новой жизни, Пашка тут же воодушевлялся; речь его становилась быстрой и эмоциональной, глаза загорались. Дядя Игорь с интересом наблюдал за его поведением и не узнавал того паренька, что раньше при встрече первым делом тащил его в свою комнату, чтобы похвастаться новыми записями.
- …Это хорошо, что мы сегодня увиделись, а то я никак не мог найти возможность вас с тетей Светой пригласить на наши собрания. Как-то не так получается: хожу по улицам, зову совершенно чужих людей, а вас - до сих пор так и не получилось.
- Знаешь, Павлик… - дядя Игорь поправил указательным пальцем очки. - Я не смогу воспринять ника-кую религию в принципе. Я, по натуре своей, технократ. Поэтому мне, к сожалению, не понять твоих убежде-ний. Попробуй с тетей Светой поговорить, может, ей это окажется нужным.
Пашка пошел на кухню, где его сразу же задействовали как подсобного работника. Он начал мыть по-суду и обратился к тете Свете:
- А я вам пожаловаться хотел. Мама в последнее время не воспринимает меня всерьез. Или смеется, или ругается. Я никак не могу её убедить, в том, что надо начать жить по-новому. Может быть, вы поможете мне на неё воздействовать?.. И незачем хмыкать, - обиженно повернулся он к матери.
- Па-а-ша, - протянула тетя Света, сдержанно улыбнувшись. - Ну, ты что? Какой же я тебе здесь союз-ник? Я ведь такая же, как и она, безбожница. До этого ли мне? Не та у нас с твоей мамой жизнь, чтобы еще о чем-то таком думать. И так забот хватает…
- Так в том-то и дело! - подхватил Пашка. - К нам приходят люди со своими заботами и проблемами, и Бог помогает их решить.
- Ты можешь хоть сегодня не говорить о своем Боге? - одернула его мать. - Перестань, пожалуйста. Не порти мне праздник.
- У-ф-ф, - выдохнул Пашка. - Какой ты все-таки тяжелый человек.
- О! Света, ты посмотри на него, - всплеснула она руками. - Оказывается, это не он, а я - тяжелый чело-век. Вот спасибо-то! Дожила…
- Да ладно, ладно… - смутился Пашка.
Он не стал больше возвращаться к этой теме и продолжал работать молча.
Вскоре приготовления были закончены, приглашенные уже собрались, и все начали шумно усаживать-ся за красиво накрытый праздничный стол. За время, проведенное на кухне, у Пашки разыгрался аппетит, по-этому он сразу же занял место на диване и начал наполнять свою тарелку салатами.
- Ты бы, Павлик, сел рядом с мамой: будешь её кавалером, - сказала подошедшая Ирина Сергеевна, тетка Пашкиной матери. - Надо же её обслуживать. Будешь следить, чтобы тарелка была полной.
Пашка чувствовал себя не своей тарелке в присутствии этой чопорной женщины. Когда она была у них в гостях, он всегда вёл себя скованно. Ирина Сергеевна очень любила, чтобы все проходило чинно, в соответст-вии с правилами, которые считала незыблемыми не только для себя, но и для всех окружающих. Даже за обыч-ным обедом в её присутствии Пашке приходилось разрезать мясо на мелкие кусочки с помощью ножа и вилки, пользоваться салфетками и выполнять еще множество мелочей из столового этикета. Любое нарушение тут же каралось, в лучшем случае, брошенным исподлобья строгим взглядом, в худшем - коротким, но жестким нра-воучением. Она до сих пор считала его за ребенка и при случае не упускала возможности заняться его воспита-нием.
Пашка не стал спорить и сел с краю стола, возле матери. Все расселись по своим местам. Дядя Игорь деловито открыл бутылку водки и начал разливать. Пашка неприязненно глядел на эту процедуру. Когда дошла очередь до его рюмки, он сказал:
- Мне не надо.
- Печень пошаливает? - пошутил дядя Игорь.
- Нет, просто не хочу, - даже не улыбнулся в ответ Пашка.
- Ну, конечно, с друзьями ты всегда хочешь, а меня поздравить - это тяжело, - напряженно взглянула на него мать. В любое другое время такой отказ её бы только порадовал, но сейчас, при мыслях о его истинной причине, ей было неприятно.
- Я и с друзьями не хочу, мне это теперь вообще не надо, - пробурчал Пашка.
- Ну ладно, давай только одну, чисто символически, - пошел на компромисс дядя Игорь. - С тебя пер-вый тост за маму, а потом мы не будем больше приставать.
Пашка взял рюмку и, теряясь под пристальным взглядом Ирины Сергеевны, коротко сказал:
- Мама, я тебя поздравляю с днем рождения. Будь счастлива! За тебя.
- Спасибо, сынок, - грустно улыбнулась мать. - Главное, ты меня не огорчай.
Выпив, все оживленно начали закусывать, и на некоторое время за столом воцарилась обычная для первых минут застолья тишина, которую нарушало лишь позвякивание вилок о тарелки. Пашка неожиданно заметил, что выпитая рюмка не вызвала привычную эйфорию, а наоборот, привела к какому-то тягостному со-стоянию. Он смотрел на гостей и чувствовал нарастающее недовольство. Их лица начали казаться ему неприят-ными, а методичное движение жующих челюстей и то, как они тянутся, чтобы положить себе в тарелку еще че-го-нибудь, вызывало раздражение. Вообще, все окружающее начало его тяготить. В голову приходили непри-ятные мысли.
«Зачем, спрашивается, люди собираются? Чтобы усесться толпой за стол, выпить и молчать, тупо пе-режевывая салаты. Да им даже поговорить не о чем, пока они трезвые! Абсолютная духовная разрозненность. Посмотрел бы я на них, если бы сейчас исчезла водка. Как бы они себя повели? Сидели бы со скучающим ви-дом, перебрасываясь отдельными, ничего не значащими, фразами, а потом, быстро набив желудки, моменталь-но бы разбежались. «Спасибо, все было очень вкусным, но нам пора: дела». Так все и было бы. А сейчас, как всегда, дядя Игорь, скажет свои заезженные тосты: сначала «за день рождения Татьяны, который так удачно совпал с днем восьмого марта», а следующий - «за день восьмого марта, который так удачно совпал с днем ро-ждения». Каждый год одно по одному… После этого они быстренько запьянеют и начнут о чем-то разговари-вать. Все равно о чем - что на язык попадется: об инфляции, о ценах, о работе, о том, кто, где и с кем пил. А потом их в пляс потянет. Мама опять включит свою любимую из старья «Не сыпь мне соль на рану». Блин, не сыпь мне сахар в пиво… Или эту: «На теплоходе музыка играет», и начнут скакать с красными мордами, сши-бая все вокруг. Тьфу! А потом будут пить, пока кто-нибудь не заснёт тут же. А столы до утра неубранными бу-дут стоять. Дурдом. Свалить бы отсюда».
Пашка дождался горячего, поел и, с горечью отметив про себя, что события развиваются именно так, как он предполагал, молча вышел из-за стола и пошел одеваться. Он неожиданно понял, чего хочет сейчас.
- Паша, а ты куда? - спросила тетя Света.
- Да надо сходить… - неохотно ответил Пашка. - Вы уж тут как-нибудь без меня, хорошо?
- Павлик, ты что? - удивилась мать. - Как это - «вы без меня»? А кто мне на гитаре будет играть?
- Мам, ну надо мне. Дела, понимаешь. Я тебе потом как-нибудь сыграю.
Он взял гитару с собой и ушел.
Все за столом приумолкли. Наконец, тетя Света печально сказала:
- Да, вот, оказывается, как бывает. Я за своего Юрку все переживаю: как он там служит? Все ли у него в порядке? Не отправят ли куда? А тут, вроде, под боком мальчишка, а волнений не меньше.
- Я уже не знаю, что делать, - сказала мать надтреснутым голосом. - Все перепробовала: и уговаривала, и ругалась - бесполезно. Как об стенку горох. Чувствую, теряю я его… Приходит оттуда, а у меня такое ощу-щение, что это не мой сын: все в нем чужое стало. И поступки, и разговоры, даже интонации голоса измени-лись, как будто какой-то акцент появился… Раньше все пилила его за что, что свою музыку слушает. Господи, да пусть бы хоть круглые сутки слушал!.. За последний месяц хоть бы раз включил - нет. С друзьями вообще перестал встречаться. Я не понимаю, что его теперь в жизни интересует? Чем его можно увлечь? Я всегда счи-тала, что у него слишком много увлечений - отнимают время от учёбы, а тут все как рукой сняло. Ему ведь ни-чего теперь не надо, только ездить и ездить в этот проклятый Дом Офицеров… Я со спиной лежала, так он ко мне в больницу за три недели два раза только приехал.
- Если уж не может не верить, то надо его хотя бы в православие вернуть, - сказала Ирина Сергеевна. - Пусть верит, но нормальной жизнью будет жить.
- Да я уже думала об этом. С работы знакомую приглашала, которая в храм ходит. Думаю, из двух зол выбирают меньшее. А он как раз с другом своим, с Колей, оказался. Она им слово - они ей десять в ответ. Чуть что, Библию открывают, пальцем тыкают: вот, вот, вот. Она через полчаса сдалась. «Не могу, - говорит, - ребя-та, вас переспорить. Вроде бы, все верно говорите. Еще и меня заставили сомневаться. Теперь буду у батюшки помощи просить…» Вот так вот. Он эту Библию чуть ли не наизусть знает. У меня такое ощущение, что их там буквально натаскивают. Беда одна с ним…
Пашка, выйдя на улицу, тут же почувствовал облегчение. На душе было радостно: он шел поздравить с праздником своих сестер. По дороге купив пару шоколадок, он свернул к видневшейся неподалеку девяти-этажке, в которой девушки снимали квартиру.
Дома у них уже были гости - четверо парней из Абакана, закончившие обучение в Библейской школе. Возвращаясь из Москвы, они, по приглашению друзей, посетили иркутский филиал «Слова Истины». Сегодня утром в Доме Офицеров гости делились впечатлениями от своей жизни в Библейской школе. Ира с Лидой жили в двухкомнатной квартире и после встречи пригласили братьев на эти несколько дней остановиться у них, в свободной комнате.
Пашка с радостью познакомился с этими парнями. Они оказались добродушными и веселыми, очень разговорчивыми - сразу было видно, что это люди из «Слова Истины». В этой большой компании Пашка мо-ментально забыл о той обстановке, что оставил дома. Он оживился и сразу же предложил провести что-то вроде репетиции под его аккомпанемент. Недавно из Швеции пришли переводы новых песен, и группа прославления начала их разучивать. Ира увлеченно ухватилась за его идею: она очень любила петь. К тому же, ей, как и Паш-ке, захотелось научить новым песням абаканских братьев. Но, как оказалось, задача эта была непроста.
Ни один из парней, к сожалению, не обладал полноценным музыкальным слухом, а один из них, по имени Костя, фальшивил просто ужасно. Поэтому Пашке почти не пришлось играть на гитаре: большую часть времени они с Ирой совершенно бесплодно истратили на то, чтобы объяснять Косте, как правильно взять ту или иную ноту. Тем не менее, им было очень весело и радостно, и время пролетело незаметно. Пока они репе-тировали, общались и пили чай с пряниками, незаметно наступил вечер, и Пашке пришлось собираться.
Домой он пришел довольно поздно. Все гости разъехались, а мать уже успела прибраться и, лежа на диване, смотрела телевизор. Он заглянул к ней в комнату - она даже не повернулась в его сторону. «Обиделась, - подумал Пашка. - Ну да ладно, забудется. Ничего страшного не случилось». Он прошел к себе, включил запи-си шведского прославления и прилег на кровать, с наслаждением вытянувшись. Еще раз вспомнил время, про-веденное у девушек, и неожиданно почувствовал таким счастливым, что от избытка чувств слезы радости чуть не навернулись на глаза.
- Господи, спасибо! - прошептал он. - Ты открыл мне глаза на то, какой должна быть настоящая жизнь. Страшно представить, что я сейчас жил бы, как раньше. Так, как живут все они.
Он еще какое-то время полежал, наслаждаясь своими радостными мыслями, но вдруг его взгляд на-толкнулся на старуху-смерть с косой, смотревшую на него с конверта одной из пластинок. Он раньше не обра-щал на это внимания, но сейчас вдруг почувствовал резкое противоречие между новым образом жизни и внеш-ним видом своей комнаты. С «металлом», он, похоже, расстался навсегда, а вот все остальное, связанное с этим, так и тянулось за ним хвостом из прошлой жизни.
«А зачем? - впервые возник у него вопрос. - Содержание жизни совершенно изменилось, а внешнее её оформление осталось прежним. К чему хранить эту шелуху? В память о прошлом, которое умерло? Дом-музей какой-то получается. В самый раз мемориальную табличку прибить: «В этой комнате в начале 90-х годов два-дцатого века жил, учился и слушал сатанинскую музыку металлист Павел Андреев». Разве мне это теперь нуж-но?».
Он встал и взволнованно прошелся по комнате, захваченный новой идеей. Конечно же, это безобразие давно пора убрать!
Пашка подошел к самому большому плакату, висевшему над кроватью, взялся за его угол и осторожно потянул на себя. Бумага отслоилась неожиданно легко, к ней прилипла лишь малая часть белой краски с рисун-ка на обоях, сами же они остались без видимых повреждений. Он потянул решительнее, и через несколько се-кунд посреди стены светлым прямоугольником обозначились обои, бывшие скрытыми почти три года. Начало было положено. Пашка положил плакат на пол и подошел к следующему.
По мере того, как стена возвращалась в свое предыдущее, давно забытое, состояние, Пашкой все боль-ше овладевал азарт. Из колонок торжественно доносилось: «Свобода через кровь Христа!», а он то запрыгивал на кровать, то соскакивал с неё, ликующе носился от картинки к картинке и срывал их, уже не заботясь о том, что могут повредиться обои. Закончив с плакатами, он перешел к другой стене и принялся за конверты пласти-нок. На полу росла бумажная куча. На самом её верху вскоре оказались и картины Пашкиного друга.
Он остановился и окинул взглядом, казалось, засиявшие стены, а потом поднял обе руки вверх и, за-крыв глаза, запел под магнитофон. Когда песня закончилась, он опять осмотрелся - что бы еще сделать? - и увидел череп на столе, который тоже давно уже не использовался по назначению. Пашка взял череп, открыл окно и, посмотрев, не идет ли кто внизу, с размаху бросил его вниз. С удовлетворением увидев, как на несколь-ко метров в разные стороны разлетелись темные осколки, он закрыл окно и снова оглядел комнату. Тыкву от расправы уберегло только то, что она служила светильником.
Ну вот, вроде бы всё. Пашка возбужденно ходил по преобразившейся комнате и пел. Нужно было что-то делать со снятыми плакатами и конвертами. Первой мыслью было - порвать их, а пластинки поломать и вы-бросить, как это сделал в свое время Тур. Но у Пашки не хватило на это решимости. Он подумал о том, какую радость сможет принести своим друзьям, живущим в общежитии, отдав им все эти «богатства». Он достал большую дорожную сумку, куда уложил все пластинки, а сверху отдельно закрепил скрученные в рулон плака-ты. Сумку выставил в прихожую, чтобы завтра же отвезти её.
Убедившись, что новый порядок в комнате наведен, Пашка уже собирался лечь спать, но вдруг запо-здало вспомнил, что между колонками натянута колючая проволока. За долгое время она настолько примелька-лась ему, что он не сразу обратил на неё внимание.
- Спряталась, да?! От меня не уйдешь! - театрально захохотал он, вспрыгнул на табуретку и начал сни-мать проволоку. Но сделать это оказалось не так-то просто. Когда-то он поработал на совесть, закрепляя её. Раззадоренный Пашка начал сдергивать проволоку, не обращая внимания на боль в прокалываемых ладонях. В конце концов, его старания увенчались успехом. Снятую проволоку он нервно скрутил в комок и бросил в при-хожую, к входной двери. Отмыв руки от крови и обработав их «зелёнкой», Пашка наконец-то добрался до кро-вати. Засыпая, он чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
12
Дождавшись окончания последней лекции, Пашка вышел на улицу и направился в сторону общежития.
В этот четверг в церкви ожидалось особенное собрание. Неделю назад из Швеции пришел контейнер с гуманитарной помощью - одеждой для малоимущего населения. Пастор обратился к залу с просьбой сообщить адреса неблагополучных семей, знакомых прихожанам. Всем нуждающимся в помощи были отправлены пись-ма с приглашениями на благотворительное собрание, где после проповеди должна была состояться раздача ве-щей. Собрание начиналось на два часа раньше, чем обычно, поэтому Пашка не успел бы заехать домой за гита-рой. С утра он завез её в общежитие, где оставил у парней.
День выдался неожиданно теплым. Все вокруг напоминало о приближении весны: почерневший нозд-реватый снег на обочинах, дробный шум воды, льющейся с нагретой крыши института, яркое солнце, тепло ко-торого уже проникало сквозь одежду. Пахло по-особенному - прохладной влажностью весеннего воздуха. Пашка пересек сквер, с наслаждением, подобно домашней кошке, оказавшейся на улице, втягивая ноздрями эту свежесть и радуясь тому, что впервые за долгую зиму ноги не скользят, а уверенно ступают по оттаявшей ас-фальтовой дорожке. Начались общежития. Обычно мрачные и угнетающие своим темным, красно-коричневым кирпичом, сегодня и они радостно блестели окнами. Дорогу перебежала свора собак, ошалевших от первого те-пла.
Он вошел в общежитие №9 и на мгновение ослеп, попав с солнечного света в полумрак коридора. Здесь не чувствовалось наступления весны. Поднимаясь по лестнице, он сморщил нос от знакомого запаха затхлой подвальной сырости, которая не переводилась здесь круглый год. Прошел по коридору третьего этажа и нерешительно остановился у темной двери с номером «317». Он знал, что на днях у парней появились суще-ственные запасы «травы». Наверняка, и сейчас за этой дверью что-то происходило. Правильным ли будет ему, верующему, находиться в этой компании? Колебался он недолго, вспомнил слова Христа: «Врач нужен не то-му, кто здоров, но тому, кто болен». Его присутствие там - хорошая возможность донести до парней Слово Бо-га. Постучал условно - трижды коротко костяшкой указательного пальца, а затем, после секундной паузы - один глухой удар кулаком. Хозяева не заставили ждать, тут же в приоткрывшейся двери показалась помятая физиономия Шурика.
- О, Пашок пришел! Заходи, - обрадовался он и повернулся в комнату. - Я всегда говорил, что у него нюх на коноплю. Чувствует, когда надо зайти. Жаль только, что курить перестал - такие кадры уходят. Ты на-долго?
- С полчасика посижу, потом поеду.
Комната была разделена на две части высоким, под самый потолок, шкафом, тыльная сторона которо-го, оклеенная плакатами, смотрела в сторону входа. Справа от двери, в отгороженном шкафом закутке, распо-лагался кухонный стол и несколько стульев. На грязной скатерке громоздилась посуда с присохшими остатка-ми еды, из-за неё выглядывала сковорода, заполненная бурой водой с плававшими в ней жиринками. В воздухе стоял тяжелая смесь запахов неприбранной кухни, табачного дыма и ацетона. Он разделся, миновал узкий про-ход между шкафом и стеной и зашел в саму комнату. Давно не мытый пол, по которому ходили не разуваясь; двухъярусная кровать у одной стены, еще одна напротив. Над ней - большой календарь с фотографией трех по-луобнаженных красоток на пляже в Майами. Небрежно разбросанная по кроватям и стульям одежда. Невольно вспомнилась чистая, уютная комнатка Наташи и Марины. Они жили здесь же - этажом выше.
Перед Шуриком, сидевшим на углу двухъярусной кровати, на табуретке стояла литровая банка. Он сворачивал из листа бумаги длинную трубку.
- Сегодня химка понтовая получилась: прёт, как удава, - взглянул он на Пашку. - Сейчас еще новый способ попробуем, с банкой. Рекомендую.
Шурик улыбнулся покрасневшими глазами - ввалившимися, окруженными полуприкрытыми, по-лягушачьи припухлыми, веками.
Кроме него в комнате находились еще два её обитателя.
Рядом с Шуриком, откинувшись на стенку, сидел с закрытыми глазами Стэп. Пашка забыл, откуда произошло это прозвище. Худой, длинный и нескладный, тот всегда ходил ссутулившись, невразумительно бормоча и глядя слегка затуманенно. У Пашки сложилось впечатление, что Стэп, когда бы он его ни увидел, все время «под кайфом». Может, это было и не так. Поговаривали, что у того не все в порядке с головой - якобы, именно этим объяснялись некоторые странности его поведения.
Пашке запомнился один случай. Прошлым летом они, накурившись, залезли впятером на крышу об-щежития. Заканчивался день, и низко в небе кружили ласточки. Парни лениво сидели у выхода с чердака и на-блюдали за их стремительным полетом - казалось, птицы пикировали прямо на них и, не долетев немного до крыши, резко сворачивали в стороны. Ласточек было очень много. «Интересно, сколько их тут?» - спросил кто-то. Стэп окинул стаю взглядом, немного подумал и совершенно серьезно сказал: «Да мешка полтора, не мень-ше».
На верхней кровати лежал Илюха. Соломенные волосы, бесцветные глаза, прямой нос с широкой пере-носицей и доброжелательная улыбка на этом фоне - в его внешности не было ничего особенного, что заставля-ло бы ожидать от этого парня предосудительных поступков. Между тем, Пашка знал, что Илюха - единствен-ный из его знакомых, кто, не довольствуясь ощущениями от конопляного дурмана, иногда колется. Из-за этого он еще до «Слова Истины» относился к нему настороженно.
- Привет, Пашок! - добродушно обратился Илюха к гостю. - Присаживайся. Что-то ты совсем нас за-бросил, почти не приходишь. У нас сегодня супертяга, торчим не по-детски. Попробуешь травки из Урика? Не отказывайся, уважь старых друзей. Мы же тебе дерьма не предложим. Не хочешь химки - зимника курни, у ме-ня как раз небольшой башик завалялся. Никакого растворителя - экологически чистый продукт. Красота!
- Какая разница - с растворителем или без? Все равно - отрава. Не буду я. И вам не советую.
- Нет, нам такие советы не нужны. Нам без нашей без травы - и ни туды, и ни сюды, - ухмыльнулся Илюха. - Посмотри лучше, какие я штаны сегодня приподнял, - он приподнялся и свесил с кровати ноги, одетые в широкие голубые джинсы.
- Сколько такие стоят? - брюки Пашке не понравились, спросил только для поддержания разговора.
- Не знаю, - засмеялся Илюха. - Говорю же тебе: приподнял.
- Как это - приподнял?
- Не знаешь, как? Пошел на рынок, да приподнял - у китайцев. Главное, момент не упустить. Ловкость рук и никакого мошенничества. Классные ведь штаны?
- Украл, что ли? - поразился Пашка.
- Ну, зачем такие громкие слова? Взял поносить. Да ладно, чё ты сразу скис? Не расстраивайся: там еще много осталось - переживут. Ваще, - повысил он голос, - у них все забрать надо и вышвырнуть отсюда! Понаехали - узкоглазые уроды. Убивать их надо.
Пашка сел на свободную кровать и насупился.
- Откуда в тебе столько злости? Нельзя быть таким. За что убивать-то? Они такие же люди, как и ты.
- За то, что дома не сидят, а у нас гадят. Не нравятся мне они, вот и всё… А злым быть легче, чем доб-реньким. Вот ты - добрый и всегда будешь от этого мучиться. Христианство - самая дурацкая религия: вас всех можно, как кроликов перерезать - будете молчать. А вот ты сам - вообще никогда не дерешься? Если тебя уда-рят, другую щеку подставишь? Или нет?
- Не знаю, - проворчал Пашка.
- Илюха, да ладно, чего ты к нему прицепился? - вступился Шурик. - Кулаки есть, надо будет - заедет. Спускайся лучше, у меня уже все готово.
- Да я ничё. Не обижайся, Паха, это я так... Заморочили тебе голову девки эти, - он показал пальцем на потолок. - Взял бы да послал их подальше. Они и Шурика пытались охмурить, когда он после академа в их группу попал. Помнишь, Шурик, как ты новую жизнь начинал?
Шурик захихикал.
- Приходит как-то с института, - продолжил Илюха, - «Я, - говорит, - сегодня курить не буду, возьмусь за ум - начну учиться. Девчонки пригласили с ними уроки делать, обещали даже пловом накормить на ужин». Мы ему: «Да ладно, мол, Шурик, не обламывайся. Хоть пару раз затянись, потом и плов в кайф пойдет». Уго-ворили, курнул немного. Ушел. Двух часов не прошло - возвращается. «Пацаны, - говорит, - есть еще, чего кур-нуть?» - «А ты чего не учишься?» - «Да пошли они!..». Вот мы ржали тогда над ним.
- А я сначала попытался заниматься, а они молча не могут - все про Бога мне рассказывают. Чем даль-ше, тем больше. Сели ужинать, говорят: «Надо возблагодарить Господа за пищу». Я не знаю, что делать, встал вместе с ними, серьезную харю состроил. Они помолились, начали есть. И всю дорогу меня грузили своими проповедями. А плов-то, блин! Больше разговоров было… Поставили какую-то миску собачью - на четырех че-ловек! А меня на хавчик прибило! Половину у них слопал и не наелся. Еще здесь догонялся, когда пришел. Эти, - он кивнул в сторону Стэпа, - меня материли: «Зачем, спрашивается, ходил туда?».
- Да дуры набитые они, - воскликнул Илюха. - С такой внешностью разве можно в монашки идти? Ли-шить мужскую половину общаги возможности с ними переспать! Это же преступление против общества. У-у-у! Я бы им обеим...
Пашка возмущенно покраснел, но промолчал.
- Напиши протест в ООН, - впервые подал голос Стэп, с усилием разлепив веки и глядя исподлобья. - Пусть призовут их к ответу… Паша, привет! Я тут молочком вкинулся, что-то меня совсем размотало. Все-таки, надо было два глотка делать, а не три. Представляешь: пошел в сортир, стою возле унитаза, расстегива-юсь. Тут чувствую, как будто из руки что-то выпало - показалось, что конец на пол уронил. Уже почти накло-нился за ним, чтобы поднять, тут только врубился, что гоню по-черному. Это, оказывается, ремень из руки вы-скользнул.
- Да-а, - задумчиво протянул Шурик. - А если бы по правде отвалился? Вот тебе и сходил пописать… Ну его нафиг - такие приколы. Забивай, - он протянул Илюхе пачку «Беломорканала». - Делай подлиннее: сей-час Леха с Женькой подойдут. Они какую-то лекцию переписывают.
Пашка подошел к подоконнику, где лежали пластинки, которые он отдал парням. На верху стопки ле-жали несколько дисков, которые появились здесь уже после этого. Чтобы хоть чем-то заняться, начал рассмат-ривать их. Привлек внимание конверт с надписью Tiamat - альбом этой группы был у него на кассете, раньше он слушал его с удовольствием. Сразу же насторожил рисунок на лицевой стороне: в центре был крест с распя-тым на нем вороном. Он достал внутренний конверт с текстами песен и чуть не выронил от неожиданности диск: фотографии музыкантов были расположены на фоне перевернутого креста - символа сатанизма. На груди у одного из них висели сразу два креста - оба тоже перевернутые. Пашка пробежался глазами по текстам. Слу-шая уже более трёх месяцев проповеди с синхронным переводом, он стал довольно уверенно ориентироваться в английском языке, особенно в части религиозных слов и выражений. Поэтому его взгляд сразу же зацепился за несколько строчек одной из песен: «Я поклоняюсь Люциферу… Я поклоняюсь Сатане… Я поклоняюсь Дьяво-лу». Он тут же с отвращением положил пластинку на место и вернулся на кровать, еще раз порадовавшись то-му, что избавился от своего пагубного увлечения.
Раздался условный стук в дверь: пришли Лёха с Женей.
- Ты уже здесь? - усмехнулся Женя, увидев Пашку. - Тоже покурить решил?
- Нет, просто сижу. Рано ехать еще.
Парни разделись и зашли в комнату.
- Дверь закрыли? - поднял глаза Шурик. - Ну, садитесь. Раскурим трубку мира.
- А что это за приспособления у тебя? - спросил Женя, указывая на банку с трубкой.
- О-о-о, - многозначительно протянул Шурик. - Сейчас ты все узнаешь, мой юный друг. Илюха, взры-вай!
Илюха осторожно подкурил набитую зельем папиросу, глубоко затянулся и передал её Шурику. Тот взял папиросу зажженным концом в рот, опустил мундштук в банку, и начал дуть. Густой тяжелый дым, оседая на дно, заполнил всю емкость. Шурик взял приготовленную трубку, опустил её в банку и вдохнул дым, кото-рый тут же, как по волшебству, исчез. Он несколько секунд не дышал, потом громко выдохнул воздух и, взяв папиросу, наполнил банку дымом для следующего. Папироса и трубка пошли по кругу в сосредоточенном мол-чании. Пашка с неодобрением наблюдал за происходящим.
«Косяк» еще не был докурен до конца, а лица парней уже расплылись в глуповатых улыбках.
- Ты что? Ты же лопнешь! - в притворном ужасе округлил глаза Шурик, глядя на Женю, задержавшего дыхание и натужно покрасневшего.
Женя не выдержал, прыснул и захохотал. Все тоже засмеялись, глядя на него.
- Слушай, Шурик, а в чем прикол вот так, с банкой, курить? - спросил он, успокоившись.
- Да никакого прикола, просто так цепляет сильнее.
Докурив, они расселись на кроватях, обводя комнату блуждающими взглядами.
Некоторое время все молчали, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Из похрипывавшего радио-приемника, стоявшего на подоконнике, донеслось: «Мне осталась одна забава…».
- …Пальцы в рот, да веселый хруст, - звонко подхватил Шурик, вновь вызвав раскаты смеха в комнате.
- Терпеть не могу этого хвостатого, - сказал Леха. - Надо вырубить радио. Включите что-нибудь нор-мальное! Где проигрыватель?
- В четыреста вторую отдали послушать.
- Ну вот… Давайте хоть постегаем. А то сейчас все загрузятся - каждый на свою тему. Надо гнать кол-лективно.
- Общага - рассадник коллективного гона, - выдал Женя. - Меня что-то сушняк придавил, пойду, чай поставлю.
- Мужики, ну какой вам прикол вот так бессмысленно время проводить? - спросил молчавший до этого Пашка.
- Тебе же есть какой-то прикол на собраниях сидеть. А что там интересного?
- Ты там не был, а говоришь. Одни исцеления чего стоят…
- Да ты с этими исцелениями нам уже все уши прожужжал! - перебил его Женя и передразнил: - «Чу-до, чудо! Слепые слышат, глухие видят…»
- Хромые нюхают, - продолжил Шурик, вызвав у окружающих очередной приступ истерического сме-ха.
- Тебе там интересно, а нам в кайф вот так время проводить, - продолжил Илюха. - Каждому своё.
- А можно совместить полезное с приятным, - рассудительно заметил Стэп. - Вот если по укурке при-дти на собрание, там, наверно, можно поугорать.
- Ага. А самый прикол будет, когда тебя оттуда выгонят за то, что громко будешь ржать и мешать всем. Представь, пастор тыкает в твою сторону пальцем и говорит: «Вон!!!», - Шурик громко прорычал послед-нее слово. - Ты начнешь мазаться, типа: «Ну чё, вам жалко что ли?». А он подойдет - и по башке тебя Библией. Раз, другой, третий! Книга - в клочья. А потом все остальные навалятся, будут колотить тебя по башке Библия-ми и орать: «Изыди! Изыди!», - Шурик заливисто засмеялся тоненьким смехом над собственной фантазией.
- Чепуху какую-то придумал, - недовольно отозвался Пашка. - Ты ведь, Шурик, нормальный парень. А когда накуришься, можешь такие вещи говорить. Ты в эти минуты становишься марионеткой в руках дьявола. Конопля - это его орудие, которое он использует для того, чтобы сделать тебя податливым и управлять тобой. Ты, накурившись, очень легко можешь согрешить. Именно Дьявол научил людей употреблять наркотики, что-бы они всегда оставались подвержены греху.
- Паша, хорош грузить, - сказал Женя.
- А животные тоже подвержены греху? - неожиданно спросил Илюха.
- Нет, конечно. Они не являются подобием Бога и Дьяволу незачем демонстрировать на них свое мо-гущество. Он стремится принизить человека, а тем самым - и Бога, - уверенно ответил Пашка и насторожился. - А что?
- А почему тогда животные тоже наркоманят?
- Как наркоманят? Опять гонишь?
- Это ты гонишь, - невозмутимо ответил Илюха, встал и подошел к столу.
Он порылся в ящике стола и достал небольшую книгу.
- Мне тут одна книжка случайно под руку попалась. Автор - какой-то Леви. Так себе, ничего особен-ного. Но одно место мне понравилось. Сейчас, подожди… Вот, нашел! Слушай. «…Скажите, зачем павианы и слоны выискивают в глубинах своих экологических ниш какие-то опьянительные плоды, высасывают из них кайфы, а потом ведут себя странно, нехорошо?.. Зачем крысы в экспериментальных условиях вовсю хлещут водку, если подносят? И им это нравится… А коты, кошки?.. Почему эти гении самосохранения с такой преве-ликой нежностью принюхиваются к валерьянке? А если только случайно разлить пузырек, тут же нализывают-ся и в дымину, и в драбадан, и в стельку… Почему и зачем даже самые что ни на есть дисциплинированные муравьи, эти образцовые труженики и воины, выискивают в траве каких-то особенно микроскопических жуч-ков… ломехоуз, - с трудом выговорил Илюха незнакомое слово, - и со страстью необычайной лижут им, изви-ните, задницы? Вот зачем, - он повысил голос, - чтобы выдоить из них некое молочко, от которого и балдеют».
- Почему Илюха все бросает и едет на «плаху» в Урик? - в тон ему продолжил Шурик. - Вот зачем: чтобы нарвать там конопли и сварить из неё «молочко», от которого он тоже балдеет, как муравей.
Все вновь зашлись в безудержном смехе.
- Нет, ты понял, о чем там говорится? - вернулся к теме разговора Илюха, отсмеявшись. - Животные тоже наркоманят! Значит, все ваши теории - чепуха на постном масле. Человек - такое же животное. Только по-круче. А если с другой стороны посмотреть, то еще неизвестно, кто умнее. Ни один зверь добровольно не от-даст свой кусок пищи. А некоторых людей, оказывается, так просто уговорить отдать все. Достаточно только рассказать им сказку про Бога и можно собирать в карман живые «бабки».
- А зачем вы деньги отдаете? - возмутился Стэп.
- А у них там на выходе стоит какой-нибудь Шварценеггер и никого не выпускает. Надо заплатить, чтобы дверь открыл, - пошутил Женя.
- Нет, не так. Там над сценой висит лозунг: «Граждане, сдавайте валюту!», - сострил Лёха, недавно прочитавший «Мастера и Маргариту». - Они, раскаявшись, выходят к сцене и бросают на пол все деньги.
Пашка нервно встал:
- Лёха, перестань!
После одной, особенно яркой, проповеди о пожертвованиях Тур призвал всех выйти к сцене и бросать деньги прямо на пол, под ноги стоявшим на сцене, демонстрируя этим свою независимость от земных богатств. Группа прославления пела, а люди длинной цепочкой выходили к первым рядам и усыпали сцену мелкими ку-пюрами. Потом двое местоуказателей долго собирали их в коробки. Пашка как-то рассказал об этом случае Лё-хе и сейчас был очень обижен его шуткой.
- Нет, Пашок, правда: зачем вы отдаете им деньги? Они ведь наживаются на вас, - спросил Шурик. - Ты посчитай, какие суммы у них накапливаются, если на каждом собрании две сотни человек скинутся даже понемногу?
- Это нам кажется, что суммы очень большие. Конечно, большие - для студентов. А ты представь, сколько денег нужно уплатить за аренду актового зала и других помещений Дома Офицеров. Плюс к этому, стоимость звуковой аппаратуры - ведь это очень дорого! Наверняка, долго копили. А еще расходы на то, чтобы организовать собрания в школах и домах культуры - для других людей, которые не ходят в нашу церковь и да-же не знают о ней. И вообще, ты думаешь, пастор положил деньги в карман и делает с ними, что захочет? Ни-чего подобного. У нас есть женщина из числа прихожан, которая назначена кассиром. Она заведует всеми день-гами, все записывает и высчитывает, что куда. Короче, натуральным образом ведет бухгалтерию. И то, что ос-тается после всех официальных расходов, отправляется в Швецию. А уже оттуда приходит зарплата пастору.
- Вот! - обрадовался Стэп. - А говоришь, что он не берет деньги из пожертвований. Он их для маски-ровки отправляет в Швецию, а в результате они у него же и оказываются. Халявщик он - ваш пастор. Сидит у вас на шее.
- А ты как хотел? Просто Бог предоставляет ему возможность зарабатывать деньги таким способом. Есть-то ему все равно надо.
- Зачем ему зарплата? Пусть Бог его кормит, - сказал Илюха.
- Он его таким образом и кормит. Священнослужители в Ветхом Завете питались от жертвенника. Тот, кто проповедует, уж конечно заслуживает, чтобы люди его накормили.
- Так кормите, какая проблема? Принеси ему булку хлеба, налей стопарь: «На, Тур, кушай!», - развесе-лился Шурик.
- Нет, так тоже нельзя: он привыкнет, захочет еще. На водке разоришься, - с серьезным видом заметил Стэп.
Вдоволь насмеявшись, парни устало замолчали и погрузились в свои ощущения. Женя сходил к столу, налил себе чая и встал со стаканом посреди комнаты, задумчиво глядя в окно.
Пашка взглянул на часы - через пять минут можно было выходить. Неожиданно из-за стенки донеслось отчетливо слышное в тишине комнаты визжание электродрели. К этому звуку откуда-то с другой стороны тут же присоединился громкий плач ребенка. Шурик открыл глаза:
- Мама сыну сверлит зубки…
Женя, прихлёбывающий чай, внезапно поперхнулся и застыл с открытым ртом. Глаза его выкатились из орбит, лицо позеленело.
- Смотрите: он умирает стоя! - торжественно изрек Шурик.
Такого взрыва смеха сегодня Пашка еще не слышал. Все дико хохотали, согнувшись и схватившись за животы. Шурик подтянул к груди коленки, обхватив их руками, и повизгивал. Стэп успокоился первым и ска-зал:
- Мужики, ну вы чё? Похлопайте кто-нибудь: он же захлебнется!
Илюха встал с кровати и с восторженным видом захлопал в ладоши:
- Бис! Бис!
Женя наконец-то прокашлялся и тяжело задышал.
- Уф! - выдохнул он с облегчением, вытирая рукавом слезы. - Шурик! Ты больше так не шути, а то бу-дешь на поминки деньги сдавать.
- Ладно, счастливо оставаться, - поднялся с кровати Пашка.
- Ну, бывай… Сыграй им там что-нибудь забойное из «металла»… За нас не забудь помолиться… - по-сыпались напутствия.
Выйдя на улицу, он сощурился от яркого солнца и с облегчением вдохнул. Свежий воздух пьянил по-сле пребывания в прокуренной комнате. Откуда-то сверху доносилось радостное щебетание весенней птахи.
13
Вскоре после неудавшегося для Пашки праздничного застолья произошел случай, который окончатель-но убедил его в том, что выбор в отношении образа жизни сделан, и обратного пути нет.
Он сам бы уже и не надумал встречаться с теми людьми из студенческого отряда, которые вместе с ним прошлым летом работали проводниками. Но надо же было случиться тому, что после лекций он столкнулся у самого выхода с Сашей Хомяковым - бывшим командиром отряда. Этот здоровяк обрадованно воскликнул и оттащил Пашку в сторону:
- На ловца и зверь бежит! А я уже весь политех облазил: ищу, кого бы позвать с собой. Сегодня наши встречаются в кафе «Контакт»: резерв организует вечер встречи проводников студенческих отрядов. Хочешь классно провести вечер? Выпьем, с девчонками познакомимся! У меня, понимаешь, билет лишний оказался: не пошел один человек. Всего сто пятьдесят рублей. Пойдешь?
- Нет, Саша, извини, я не хочу, - покачал головой Пашка.
- Я тебе займу до стипендии, если с деньгами напряженка.
- Нет, тут в другом дело… - он наморщил лоб.
- Занят вечером?
- Да нет…
- Ну, так какие проблемы? Давай!
Эта идея сразу же вызвала у Пашки неприятие: вновь оказаться трезвым среди пьяной компании ему со-всем не хотелось. Но Хомяков был очень настойчив и, уговаривая его, особенно напирал на то обстоятельство, что билет он уже никому больше не успеет предложить. В результате Пашка почувствовал себя чуть ли не ви-новатым в том, что у Саши пропадут деньги, и неохотно согласился подъехать к восьми часам вечера к радио-заводу, возле которого находилось кафе. Но когда подошло время ехать туда, он почувствовал такое нежелание встречаться с этими своими знакомыми, что отругал себя за слабоволие, не позволившее отказаться от предло-жения.
Все эти люди остались далеко позади в прошлой жизни. Его с ними уже ничего не связывало, кроме воспоминаний о поездках, которые уже изрядно потускнели в памяти и перестали вызывать ностальгию по сту-ку колес и по времени, проведенному с веселой компанией в тесном купе. Сейчас между ними зияла такая про-пасть, что он не ожидал ничего хорошего от этой встречи. Так оно и получилось.
Придя, Пашка уселся за свой стол в скверном настроении, и чтобы настроиться на праздничный лад, вы-пил бокал сухого вина. Но это ему не помогло: он вновь, как и восьмого марта, почувствовал после выпитого лишь угнетенное состояние. Как бы он ни пытался расслабиться, шутить и веселиться с остальными, его не от-пускала навязчивая мысль о том, что он поступает неправильно, находясь в этом месте.
В меню торжественного ужина водка не входила, на каждом столе стояло лишь по две бутылки вина. Такое скромное количество горячительных напитков не могло удовлетворить молодежь, пришедшую на вечер. Уже через двадцать минут после начала, то тут, то там на столах начала появляться водка, купленная в близле-жащих магазинах. Вскоре Хомяков предложил скинуться и тоже купить бутылку, но Пашка отказался от уча-стия. Пока Хомяков ходил за водкой, двое парней, сидевших вместе с ними за столом, ушли знакомиться с де-вушками, проводившими время без мужской компании.
Пашка остался один. Он некоторое время поскучал, глядя по сторонам. Вокруг было очень много краси-вых девушек. Некоторых он помнил в лицо, других видел сегодня впервые. После того, как его взгляд задер-жался дольше положенного на чьих-то стройных ножках, он упрекнул себя за нескромные мысли и отвернулся.
Не успел еще вернуться Хомяков, как в зале потушили часть ламп и включили музыку. Танцевать Паш-ка не собирался. Он сидел и разглядывал танцующих, думая о своем. На душе было неуютно.
Он несколько раз поймал на себе взгляд какой-то девушки, проявлявшей явный интерес к одиноко си-девшему парню. Она была очень даже симпатичной, но Пашка прогонял от себя мысль о том, что можно было бы с нею познакомиться. Незнакомка сама неожиданно подошла к нему, когда заиграла медленная музыка, и присела рядом. Она была уже заметно выпивши.
- Сидишь, скучаешь… Нет, чтобы девушку на танец пригласить.
Она томно посмотрела прямо в его глаза и, не дождавшись ответа от растерявшегося Пашки, сказала:
- Пойдем!
Девушка взяла его за руку и повела к танцующим парам. Она сразу же обвила руки вокруг его шеи и почти повисла на нем. Пашка танцевал неуверенно, осторожно переступая ногами и стараясь не наступить на её туфли. Он был в смятении. С одной стороны, было очень приятно от мысли, что, оказывается, он кого-то может заинтересовать, притом настолько, что даже знакомство произойдет не по его инициативе. Но вместе с этим он отдавал себе отчет в том, что сейчас этот факт не может ничего значить для него. Если раньше такое событие было бы пределом его мечтаний, то теперь все в душе протестовало против легкого, ни к чему не обязывающе-му, знакомства и дальнейшего сближения с девушкой без строгих моральных устоев. Эта встреча просто не могла иметь никакого продолжения.
- Тебя как зовут, - спросила она.
- Паша.
- А меня Таня.
- Очень приятно, - ответил Пашка и опять замолчал. Он не знал, о чем можно поговорить с ней.
- Ну, и что же ты молчишь? - наконец, не выдержала Таня. - Расскажи что-нибудь интересное. Развлеки даму!
У Пашки не было никакого желания развлекать эту кокетливую особу, от которой, к тому же, неприятно пахло водкой и соленой рыбой.
- Может, тему подбросишь? - неохотно ответил он. - Что-то ничего в голову не лезет.
- Фу, какой ты скучный… - протянула она. - Давай сам придумывай.
Пашка продолжал молчать.
- Слушай, ты джентльмен или не джентльмен? - разыграла возмущение Таня. - Давай скорее, а то твоя дама совсем заскучает.
Он не успел ничего сказать, потому что она тут же переключилась на другое:
- Ты знаешь, что это играет?
- Вообще, слышал раньше, но не знаю, что это.
- Эта композиция называется «Одинокий пастух», - девушка выглядела довольной своей эрудицией. - Красивая музыка, да же?
- Угу, - кивнул Пашка.
- А ты чего такой скованный? - вдруг спросила она, тесно прижавшись к нему. - Будь проще, и люди к тебе потянутся. Пойдем, выпьем?
- Я не пью.
- Так не бывает, - она засмеялась. - Я ни одного парня не видела, чтобы не пил.
- Ну вот, теперь увидела.
- А почему? Болеешь, да? Бедненький…
Это прозвучало сочувствующе, но Пашка в её словах заподозрил издевку. Ему все меньше хотелось об-щаться с этой развязной девицей.
Он так и не смог начать какой-нибудь интересный для обоих разговор и к концу танца окончательно раз-очаровал свою новую знакомую.
- Ну, давай, сиди дальше, - довольно холодно сказала она, когда замолчала музыка. - Если что - заходи.
Пашка вернулся на свое место и сел, подавленный и угрюмый. Было жалко выброшенных на ветер денег и стыдно за то, что польстился на столь бессмысленное времяпрепровождение. Гуляющие студенты тем време-нем совсем запьянели. Вокруг стоял сплошной гул голосов, перемежаемый отдельными вскриками, повизгива-ниями и хохотом. За одним из столов кто-то затянул песню, которую подхватил нестройный хор голосов. После первого куплета песня оборвалась, и из того угла донесся звон битой посуды и громкий возглас матом.
Пашка не выдержал, быстро оделся и вышел из кафе.
Днем на улицах уже вовсю хозяйничала весна, но сейчас его встретил легкий морозец. И какими же при-ятными показались ему эта вечерняя прохлада и безлюдье! Он не торопясь шел к остановке, с радостью думая о перевороте в своем сознании. Этот мир стал ему настолько чуждым, что все, раньше столь важное для него, те-перь вызывало полное отвращение. Тур был прав: очищение произошло. Теперь он совершенно свободен от ал-коголя, и незачем идти на компромисс с общественным мнением, выпивая хотя бы понемногу в традиционных случаях. Находиться в пьющих компаниях тоже не имеет смысла. «Все, больше ни капли!» - твердое решение было принято. Пашка испытал такое чувство, как будто вдруг избавился от тяжелой ноши. На душе стало не-выразимо легко - как в тот раз, когда он вынес приговор своей музыке и всему, с ней связанному.
Он шел, напевая песню из репертуара группы прославления, смотрел ввысь и наслаждался черными глу-бинами ночного неба с рассыпанными по нему искорками звезд.
14
С тех пор, как Пашка стал отдавать «Слову Истины» все свободное от учебы время, дни для него начали бежать непрерывной, всё ускоряющейся чередой. В своих новых заботах не успев даже заметить, как пролетел второй семестр, он был неприятно поражен тем, что наступила пора сдачи зачётов и подготовки к экзаменам. За предыдущие месяцы он расслабился и вне института почти не вспоминал об учебных делах, совсем редко вы-полняя практические задания. Пашка теперь очень редко бывал дома, но когда это и случалось, находил для се-бя более важные дела: читал и перечитывал Новый Завет и брошюры Ульфа Ларссена, взятые на время у Ната-ши. Мысли о предстоящей сессии как-то не тяготили его. Впервые он задумался на эту тему после неожиданно-го визита Димы, с которым они не встречались после размолвки на улице.
Дима появился в одну из суббот. Он нерешительно стоял на пороге, держа в руке скрученный лист ват-мана.
- Паш, ты меня извини, погорячился я в тот раз. Выручишь? - он виновато улыбнулся.
- Сейчас не могу, - холодно ответил Пашка, пропуская гостя в квартиру. - Мне на евангелизацию надо ехать.
- Я опять подвисну конкретно в эту сессию, если это не сдам. Ну, помоги!..
- Я же сказал: не могу.
- А, может, завтра? Или на днях?
- Вряд ли. У меня теперь каждый день очень занят. А ты, кстати, еще не передумал?
- Ты о чем?
- О том, чтобы ходить в «Слово Истины».
- Чего тут еще думать? - помрачнел Дима. - Нет, конечно. С самого начала всё ясно было. Не нужен мне никакой ваш Бог.
- Ну вот. Тогда и с черчением сам решай, раз такой самостоятельный, - не сдержал раздражения Пашка.
Дима, задумавшись, смолк, потом резко повернулся и вышел в прихожую.
- Так, значит… С этой стороны решил попробовать: я на собрание - ты мне черчение. Хитро! Исключи-тельно христианская изворотливость ума. Чему вас там только учат?.. - бормотал он, одевая ботинки. - Где лю-бовь к ближнему, где бескорыстная помощь? Мужская дружба, в конце концов! Тут уже попахивает товарно-денежными отношениями. Оказывается, у нас появились не только «новые русские», но и «новые христиане». Обалдеть! Что ж, придется поискать кого-нибудь попроще - без идейных заскоков. Кто сможет помочь просто по дружбе, а не за что-то. Или сам освою. Учиться - всегда пригодится… Пока, Иуда. Привет пастору.
Пашка не особенно расстроился по поводу этого неприятного разговора, гораздо сильнее его озаботила мысль о том, что близка сессия. Вполне можно было бы наверстать упущенное: взять у одногруппников лек-ции, подучить материал, попросить кого-нибудь, чтобы потренировали его решать задачи. Он и раньше не был образцовым учеником в течение семестра, но при этом каждый раз серьезно брался за дело, когда наступала пора подведения итогов. Но ведь на все это требовалась уйма времени - придется сломать жизненный уклад, к которому он уже привык, и заниматься в ущерб посещениям «Слова Истины». Такой вариант ему совсем не нравился. Да и вообще, за последние полгода у него полностью пропал интерес ко всем формулам, чертежам и к учебе в целом.
При встрече он поделился своими переживаниями с Ирой. Она ненадолго задумалась и ответила:
- Знаешь, я для себя с этой проблемой уже определилась, но тебе не могу ничего посоветовать. Можно даже сказать, что не имею права. Это очень сложный вопрос - его можно решить, только слушая, что Бог гово-рит тебе. Понимаешь, тут нет единого подхода. Для кого-то, возможно, учеба в институте - только трата време-ни. Бывает, Господь предназначил человека для совсем другой жизни, а он оказывается глух к словам Бога, и упрямо продолжает заниматься каким-то своим делом - например, той же учебой. Надо всегда слушать Бога, чтобы знать, по какой дороге пойти.
- И ты уже знаешь, какая дорога перед тобой? - слегка взволнованно спросил Пашка.
- Да. Я много молилась, чтобы услышать, что скажет Господь. Так и оказалось: мое место не в институ-те. Я должна проповедовать людям. Евангелизации - вот смысл моей жизни. И я уже решила: летом уезжаю в Москву. Буду учиться в Библейской школе. Слава Богу за то, что он указал мне это, - она благодарно улыбну-лась, закрыв глаза.
- Вот это да! - удивился Пашка. - А у тебя разве там кто-нибудь из родственников живёт?
- У меня есть один большой родственник. Он и здесь со мной, и там тоже будет. Это мой Отец - Господь, - она опять улыбнулась. - Разве могут быть другие родственники, которые смогут мне помочь лучше, чем он?
- Так ведь где-то жить надо, - засомневался он. - И работать. Ведь деньги нужны - и на жизнь, и за обу-чение платить. Как это все можно найти в чужом городе?
- Буду и жить, и работать. И деньги будут. «Ищите прежде Царствия Божьего, а остальное приложится вам», - забыл? Думаешь, братья из Абакана к родственникам поехали? У них там тоже никого не было. Андрей нам рассказывал, с чего они начинали. Было тяжело сначала. И на вокзале несколько дней пришлось ночевать, и не ели как-то целые сутки. Всё было. Но на то нам и дана вера, чтобы не бояться трудностей. Господь не ос-тавит своих детей в трудную минуту. Они все-таки нашли работу, и не самую плохую. Денег хватало и на еду, и на обучение, и на то, чтобы двухкомнатную квартиру снять.
Этот разговор запал Пашке в душу, и в последующие дни он не раз в мыслях возвращался к нему. Его неотвязно мучил вопрос: а вдруг и его жизненное предназначение в другом? Может быть, он напрасно тратит время на изучение робототехники и автоматизированных систем?
Библейская школа… При этих словах у него всегда пробуждалось смутное желание изменить размерен-ное течение жизни, и возникали романтические мечты о дальней дороге, о самостоятельной жизни, о трудно-стях, которые он будет достойно преодолевать. Сколько уже раз Тур рассказывал, как важно для христианина пройти обучение в этой школе, приводил примеры божьих благословений и чудес, происходивших в жизни библейцев. Но Пашке раньше казалось, что все это уж точно не для него. Он учится в институте, остаётся не-многим более двух лет учебы, потом устроится на Иркутский завод тяжелого машиностроения и будет там ра-ботать. План жизни был предельно ясен, и в нем не оставалось места для годового проживания в Москве - не-известно, где и на какие средства.
В последнее время все изменилось. Он стал часто задумываться об учебе в Библейской школе и надеялся вскоре получить от Бога ответ на вопрос, возникший у него после разговора с Ирой. Он сомневался, действи-тельно ли этот настрой получен им свыше, или же это его собственные мысли, но к началу сессии у него уже было вполне оформившееся желание все бросить и вместе с Ирой и другими взять этим летом билет на поезд. Она, понимая, что Пашка не уверен до конца в божественной природе своего устремления, посоветовала ему не горячиться и попытаться получить ответ именно от Бога, а пока окончательной уверенности в этом нет, не ду-мать о том, чтобы бросить институт.
- А если тебе тяжело готовиться к экзаменам, проси помощи у Господа, - сказала она. - Он может сделать так, чтобы ты все легко и быстро запомнил. Ему гораздо приятнее видеть тебя на собраниях, чем сидящим ча-сами над учебниками.
Он так и поступил. На днях должен был состояться первый экзамен. У него были далеко не все лекции по этому предмету, но он не мог перебороть нежелание выучить хотя бы имеющиеся. Несколько вечеров перед экзаменом Пашка провел как обычно: побывал на репетиции, молитвенной школе и на собрании. И только ве-чером последнего перед экзаменом дня, вернувшись из Дома Офицеров, он все же заставил себя взять в руки тетрадь с лекциями по предмету «Информационные устройства роботов». Пробежался взглядом по перечню эк-заменационных вопросов: «Устройства очувствления роботов», «Системы технического зрения», «Измери-тельные преобразователи (датчики)»... Почти ничего из этого Пашка не помнил. Нужно было открывать тетрадь и учить все с самого начала. А уже так хотелось спать… Он тяжело вздохнул и подумал: «Господи, дай мне си-лы хотя бы прочитать все это на один раз».
Пашка неплохо усвоил содержание нескольких первых лекций, еще штук пять прочитал, что называет-ся, «по диагонали», но всю тетрадь так и не осилил. Из тридцати вопросов он сейчас уверенно смог бы ответить только на шесть, но ничего уже было не изменить. Часам к двенадцати его одолела апатия и безразличие ко всему, что касается учебы. «Не сдам, так не сдам… Пусть выгоняют. Что ни сделается - все к лучшему. Тогда уже точно не останется никаких сомнений, что моё место в Библейской школе». Подумав так, он убрал тетрадь в дипломат и лег спать, стараясь даже не думать о завтрашнем дне.
А на экзамене случилось чудо. Пашка и сам не надеялся, что помощь Бога может оказаться такой явной и действенной. Чтобы не мучить себя ожиданием, он зашел в числе первых и сразу же взял билет. Прочитал на-звания вопросов - «Назначение, классификация информационных устройств роботов», «Электромагнитные ло-кационные устройства» - и поразился: оба из них он успел полноценно выучить вчера вечером! Это было рав-носильно выигрышу в лотерею. Экзамен он сдал на «пять».
Весь последующий день Пашка только и делал, что восторженно свидетельствовал всем братьям и се-страм, о том, что Бог сделал для него. Последующих экзаменов он уже не боялся. И все они удивительным об-разом оказывались сданными с первого раза. В каком-то случае получалось в нужный момент вспомнить прой-денное, в каком-то - списать с чужой шпаргалки. В общем, никакая предыдущая сессия ему не сходила с рук так легко, как в этот раз.
Примерно в это же время он еще раз испытал ощущение помощи Бога. Недели две назад на собрании Тур призывал всех не посвящать себя бытовым заботам:
- Надо думать не об этом. Переживайте лучше о том, чтобы познать истину и достичь Божьего Царства. Все, что нужно для жизни, Господь сам предоставит вам - и еду, и одежду. Вы всегда будете сыты и одеты, ес-ли будете слушать его Слово и идти по верному пути. Откройте Евангелие от Матфея, глава шестая, стих два-дцать шесть: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небес-ный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?». Поэтому я хочу сказать, не тратьте время на то, чтобы просить у Бога еду или одежду, как это делают многие. Он лучше вас знает о том, что вам надо. Просите его о небесной мудрости и о силе в Духе - это есть самое важное. А все остальное у вас будет.
Пашка задумался над содержанием своих молитв: нет, он никогда не просил Бога о том, чтобы у него появилась какая-нибудь новая красивая одежда. Хотя кое-что и не помешало бы. Вот, рубашка начала изнаши-ваться - уже нитки из рукавов торчат, и цвет потеряла. Стало приятно оттого, что можно не распространять на себя замечание Тура.
А недавно на молитвенной школе к нему подошла местоуказатель Лена, развернула какой-то сверток и вытащила джинсовую рубаху, застегивающуюся кнопками. Она приложила её к растерявшемуся Пашке и до-вольно произнесла:
- Ну вот, как на тебя сшита. Бери.
- Зачем? - Пашка ничего не понимал.
- Как зачем? Носить! Бери, бери.
- Так, это… - он не находил слов.
- Брось стесняться. Просто попала ко мне рубашка - неважно, как. Мне она не нужна, а Бог сказал, что это для тебя. Так что носи.
Дома Пашка примерил рубаху и с минуту крутился возле зеркала: до того она ему понравилась. Такой он еще не видел ни у кого из своих знакомых. Ему сразу же вспомнилось недавнее собрание и своя мысль о том, что пора бы купить новую рубаху. Он сопоставил эти два события - сомневаться не приходилось. Это именно то, о чем говорил Тур. Он не просил в молитвах обновку, но все же получил её. Бог заботится о нем!
Этот небольшой случай продолжил цепочку событий, произошедших в Пашкиной жизни за последнее время и наглядно показавших ему, что помощь свыше - это не миф, а реальность. Вместе с тем укрепилась его вера, и все меньше оставалось сомнений в том, что нужно ехать в Библейскую школу.
Когда наступили первые жаркие дни, прихожане «Слова Истины» в одно из воскресений выехали за го-род, на Ангару, где Тур проводил водное крещение. Пашка уже давно ни во что не ставил крещение, получен-ное в свое время в православной церкви. Тогда батюшка говорил очень много и непонятно, а потом побрызгал ему на челку водой из какого-то чана. В «Слове Истины» проповедовалось учение Христа о крещении в воде, символизирующем рождение нового человека. Тур всегда говорил, что при этом человек должен полностью окунуться в воду, и обещал, что такое крещение будет проведено летом. Этот день, наконец, настал.
Крещение проводилось долго: было очень много желающих принять его. После того, как Пашка отстоял на берегу с полчаса, подошла его очередь. Пастор, стоявший по пояс в воде, предложил ему обратиться к Богу со словами обещания новой жизни. Пашка еще раз повторил, что пришел с покаянием за все совершенные им грехи и принимает Иисуса своим Господом и Спасителем. Тур с силой надавил ему на голову, на секунду пол-ностью окунув его в холодную речную воду. Пашка вскочил и тут же опять нырнул, исчез под водой и через несколько метров появился уже метрах в десяти от Тура. Вынырнув на поверхность, он размеренно заработал руками и начал быстро удаляться. Описав широкую дугу и вернувшись на берег, он начал бегать, чтобы со-греться. Душа ликовала: только что в его жизни произошло самое знаменательное для христианина событие!
Возвращаясь домой, он был уже уверен в том, что поедет учиться в Библейскую школу, а потом посвятит жизнь служению Господу. Беспокоил только один вопрос: как отреагирует на его решение мать? Он продумы-вал десятки вариантов того, как рассказать ей об этом. Для неё это, конечно, будет ударом - вполне возможно, что получится скандал.
Он переживал зря: разговора на эту тему вообще не получилось. Мать встретила его расстроенная, было видно, что она плакала.
- Бабушка из Анапы звонила…, - она тяжело вздохнула. - Дедушка очень болен. Парализовало до пояса, уже два месяца с кровати не встает. Она сразу не сказала, все надеялась на что-то, но ему было всё хуже и хуже. И вот на днях рак определили у него... Умрет, наверно, скоро…
Она всхлипнула и провела уголком платка под глазами.
- Бабушка не справляется одна. Он ведь под себя ходит, нужно все время его переворачивать и менять белье. Постоянная стирка. А еще на огород каждый день надо ездить, поливать. Засохнет ведь всё: жара стоит страшная… Мы с ней поговорили, просит, чтобы ты приехал, помог. Пока у тебя каникулы.
Пашка тяжело опустился на стул. Такого удара он никак не ожидал.
Его расстроили и само тяжелое известие, и мысль о том, что если он поедет, то лишится недельного от-дыха в летнем библейском лагере на берегу Байкала. Также под большим вопросом оказывалась Библейская школа. Но отказать старикам в помощи было невозможно. Они столько заботились о нем, когда он был ма-ленький, что не поехать туда сейчас было бы черной неблагодарностью с его стороны. Пашка никогда не про-стил бы себе этого.
- Покупай билет… - буркнул он, затем прошел в свою комнату, завалился на кровать и обессилено уста-вился в потолок.
Конец второй части
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
1
За окном вагона уже вторые сутки проплывали бескрайние южные степи. Пашка лежал на верней полке и скучающе смотрел в окно. Взгляду почти не за что было зацепиться. Равнина, сплошная равнина на десятки, а может быть, сотни километров вокруг. Лишь иногда это пространство рассекает одинокая линия электропере-дачи, появляющаяся из-за горизонта с одной стороны и скрывающаяся с другой. Изредка неподалеку от желез-ной дороги покажется рыжевато-коричневый столбик - суслик, с любопытством и страхом рассматривающий громадную металлическую змею, нарушившую своим грохотом тишину окрестностей. Покажется и тут же юркнет куда-то - как будто и не было никого, просто показалось. Где-то вдалеке парит высоко в небе хищная птица - кружит, по нескольку минут не делая ни одного взмаха большими сильными крыльями.
«Широка страна моя родная…», - вспоминались слова песни. - «Теперь уже и не моя. Совсем Казахстан обособился: на станции все по-казахски написано, а кое-кто из торгашей уже и рублями не берет».
Страна действительно широка. Уже сколько времени они едут через эту степь, а она все не кончается. А до этого так же долго тянулись российские просторы - с бесконечной тайгой и полями. Тогда было интереснее смотреть за окно: всё какое-то разнообразие. Но гнетущее ощущение оставлял вид редких деревень, полуза-брошенных, забытых Богом. Веяло от них неживым; тоскливо глядели черными проемами окон покосившиеся подгнившие избушки. Казалось, не могут здесь жить люди, но нет: то тут, то там мелькнет фигура человека, хо-зяйничающего в убогом дворе, или же идущего с коровенкой через поле. Все-таки теплилась какая-то искорка в этих островках человеческой жизни посреди океана тайги.
Год назад, проезжая по этой дороге проводником вагона, Пашка не обращал особенного внимания на за-брошенную глубинку: хватало забот по работе, а в свободное время или отсыпался, или присоединялся к чьему-либо застолью. В этот же раз его до глубины души расстроил окружающий пейзаж. Кто расскажет этим людям о Боге и об искупительной жертве Христа? Да сюда, возможно, за сто лет ни один проповедник ногой не сту-пит. Еще в прошлых веках миссионеры ездили в Африку, подвергали себя неисчислимым опасностям, рискова-ли жизнью, чтобы просветить каких-то дикарей. А здесь живут наши, российские люди, по какой-то прихоти судьбы похороненные заживо среди бескрайних лесов и полей. Тут, наверно, есть и такие, кто за всю жизнь ни разу не выбирался из своей деревни. От рождения до смерти они только и знают, что надо затемно проснуться, накормить скотину, убраться, принести воды - дел хватает до самой ночи. И так всю жизнь…
Другое дело - города. Манят они людей к себе, завлекают благами цивилизации. Как мотыльки летят на свет огня, так и провинциалы тянутся в центр, к ярко освещенным улицам и огням больших витрин. Но кто-то остаётся. Ведь невозможно, чтобы все уехали из деревни. Сельское хозяйство должно как-то существовать, не прожить без него городу. Пашка не особенно разбирался во всех этих вещах, но проплывавшие мимо окна виды невольно наталкивали на такие размышления. В памяти само собой всплыло словосочетание «проблема дерев-ни», которое он несколько раз слышал по телевизору, не вникая в его суть. Он предположил, что, наверно, сей-час думает именно об этой проблеме. Решение, на его взгляд, существовало и было очень простым: в деревню должно придти Слово Бога.
Нужно, чтобы современные миссионеры, такие как Тур, отважились бы поехать туда и сделали то же самое, что сейчас делают в больших городах. А потом… А потом что-то изменилось бы - это точно. Бог не ос-тавил бы этих людей. Они стали бы жить в благополучии и достатке, и никуда не хотели бы уезжать.
Пашка представил себя миссионером, приехавшим в самую заброшенную сибирскую деревню. Было для него что-то привлекательное в жизни на природе, вдали от городской сутолоки и грязи. Он даже примирился бы с отсутствием удобств. Можно вполне обойтись без магнитофона, а топить печку и подогревать воду - не такая уж большая проблема. Пашка, конечно, понимал, что его представление о деревенской жизни самое что ни на есть поверхностное и, возможно, сильно отличается от реального положения вещей, но не смущался этим.
Сейчас, проехав уже более половины пути, он морщился, как от боли, вспоминая эти мечты, возникав-шие в начале поездки. Ему не удалось провести евангелизацию даже в своём купе - что уж там говорить о це-лой деревне? А ведь начиналось все так многообещающе…
Когда Пашка сообщил в церкви, что ему необходимо уехать, сам Тур перед собранием подошел к нему:
- По правде говоря, мне не хотелось бы, чтобы ты уезжал, - мягко сказал он, положив тяжелую ладонь на его плечо. - Тебе будет очень тяжело вдали от церкви, без её поддержки. Дьявол обязательно постарается вос-пользоваться этим и будет тебя искушать. Я боюсь, что ты можешь не выдержать и поддаться ему. Каждое лето мы теряем очень много братьев и сестер из тех, что уезжают домой на каникулы. Даже очень сильные в Духе люди ломаются. Очень тяжело оказаться одному среди неверующих. Все время читай Библию и молись Госпо-ду, чтобы он помог тебе.
А незадолго до окончания собрания Тур обратился ко всем:
- Нашему брату придется на некоторое время уехать в другой город. Давайте все помолимся за то, чтобы его поездка была удачной. Чтобы он выдержал все атаки Дьявола и не ослабел в вере. Также молитесь за пла-ток, который Павел повезет своему больному дедушке. Пусть Господь услышит нашу молитву и даст ему исце-ление.
Зал зашумел, а Тур склонился со сцены и обхватил руками Пашкину голову, громко молясь «на языках». Пашка ожидал сильного сошествия Святого Духа, ему очень хотелось испытать то ощущение, от которого лю-ди падали на пол. За него молились, не переставая, минут пять, но, как ни старался он расслабиться и ощутить опьянение Святым Духом, ничего не произошло. Он вернулся на свое место разочарованный и с недовольством выслушал высказывание пожилой женщины с соседнего места:
- Что же ты не упал? Мало в тебе веры.
Пашку возмутил упрек: эта женщина посещала далеко не каждое собрание - уж у него-то веры было по-больше, чем у неё! Он еле сдержался, чтобы не огрызнуться.
Зато по дороге домой с ним разговаривали лидер ячейки, Сергей, с женой. Они рассказали, как однажды ездили к родителям в Волгоград и проповедовали в течение всего пути - туда и обратно - а также в самом горо-де. В результате их евангелизаций за это время более сорока человек приняли Иисуса сразу же после их пропо-ведей. Эта цифра настолько поразила Пашку, что он зарядился уверенностью и твердо решил последовать их примеру и так же плодотворно потрудиться в дороге. Но в действительности все получилось совсем по-другому.
Его соседями по купе оказались трое мужчин, между которыми еще до отправления поезда завязался разговор. Пашка, забравшись на свою верхнюю полку, прислушивался, стараясь найти место в их беседе, где удачно получилось бы вставить какую-нибудь фразу для того, чтобы начать разговор о Боге. Пока у него не по-лучалось вмешаться в разговор, он лежал и рассматривал своих попутчиков, с которыми ему предстояло ехать пять с лишним суток.
Самым разговорчивым из них был пожилой круглолицый лысоватый толстяк с одышкой, то и дело при-кладывавшийся к бутылке с пивом. Изредка у него возникали приступы хриплого кашля, и тогда он замолкал на несколько минут. Двое других мужчин, средних лет, охотно поддерживали разговор, и когда поезд тронулся, все уже знали, кто, куда и к кому направляется.
- Ну а ты, студент, чего молчишь? - наконец обратился к Пашке толстяк. - Куда едешь? Расскажи дяде Пете.
- А почему вы решили, что я студент? - удивился Пашка.
- А физиономия у тебя шибко интеллигентная. Разве не угадал?
- Угадали, - улыбнулся Пашка. - Я в Анапу еду.
- Хороший город, я туда иногда летом на выходные приезжаю, - довольно засопел дядя Петя и пояснил. - А сам я из Краснодара. На каникулы едешь?
- Ага.
- Ну, повезло тебе. Накупаешься вволю в теплой-то водичке. Это тебе не Ангара. На песочке поваляешь-ся, на девчонок в купальниках насмотришься. Красота.
- Да, - согласился с ним второй мужчина, которого звали Николай, патлатый, с загорелым обветренным лицом, и впалыми щеками с глубокими бороздами, в которых угадывались бывшие ямочки. - Был я там как-то раз. Девчонок молодых там много, глаза разбегаются. Познакомиться - раз плюнуть. Правильно говорят, что в Тулу со своим самоваром не ездят. И зачем я только жену с собой взял? - он засмеялся.
- Послушай, студент, полезный совет, - дядя Петя поднял указательный палец и продолжал, делая пау-зы, чтобы отдышаться. - Когда познакомишься с девчонкой и вечерком с ней соберешься встретиться… не пей крепленого вина… Из тебя потом в самый ответственный момент не мужик получится, а размазня… Ты лучше возьми сухонького, вот тогда вся ночь - твоя… А вообще, смотри, поосторожнее, а то мало ли что… - ухмыль-нулся он.
- Нет, мне это не грозит, - уверенно ответил Пашка и понял, что момент назрел. - Я вообще не с девчон-ками знакомиться еду. У меня гораздо более важное дело: я должен рассказать людям о Боге. Вот в вашей жиз-ни имя Иисус какое-нибудь значение имеет? - обратился он уже ко всем.
Ему ответил третий пассажир купе. Крепкого телосложения, коротко стриженый, с массивной нижней частью лица и светлыми, почти прозрачными глазами, он сразу напомнил Пашке героя кинобоевика. Сходству не давали довершиться его добрый взгляд и приветливая улыбка. После Пашкиного вопроса эта доброта куда-то сразу пропала, а в голосе мужчины прозвучали металлические нотки:
- Земляк, не надо, а! Меня такие, как ты, уже дома заколупали, дай хоть здесь отдохнуть. Присядут на уши и поехали… Если сильно охота, так иди в другой вагон, там и втирай всяким лохам. А здесь нечего.
- Как хотите, - стушевался Пашка.
Николай промолчал, а дядя Петя зашелся в приступе удушающего кашля. Отдышавшись, он заговорил о политике, как будто продолжая давно начатый разговор.
Думая о предстоящей поездке, Пашка был уверен, что никакое пренебрежение окружающих не сможет помешать ему. Но первая же неудача почему-то настолько выбила его из колеи, что в этот день ему больше не хотелось вновь начинать разговор о Боге. Он почти не слезал со своей полки и запоем читал Новый завет.
На следующее утро после прочтения Евангелия Пашка вновь почувствовал вдохновение и во второй раз, воспользовавшись случаем, вклинился в разговор попутчиков с каким-то замечанием на религиозную тему. Стриженый, лежащий на нижней полке, приподнялся на локте и почти грозно посмотрел на него:
- Зёма! Я же тебя попросил. Плохо доходит, что ли?
Пашка осекся и больше не пытался начинать такие разговоры. Он большую часть времени лежал молча, иногда неохотно отвечая на вопросы дяди Пети, который посмеивался над незадачливым проповедником, но все же втягивал его в разговор, расспрашивая о жизни.
- Эй, исусик, спускайся сюда: водку пить будем, - пригласил он его, вернувшись с улицы во время стоян-ки поезда на станции.
- Спасибо, не хочу, - сухо ответил Пашка.
- Не хочешь старичка уважить? Эх ты…
Пашка поймал неодобрительный взгляд стриженого и отвернулся, уставившись в книгу. Вскоре он ус-лышал шелест разворачиваемой фольги и тут же воздух купе насытился запахами копченой колбасы, вареных яиц и солёных огурцов. Поезд тронулся.
Пашка сначала старался не отвлекаться от чтения, но голоса его спутников звучали все громче и громче, и ему все же пришлось отложить книгу. Он перевернулся на живот и стал смотреть в окно на унылые степные пейзажи.
В разговоре соседей по купе неожиданно выяснилось, что дядя Петя и Николай, каждый в свое время, работали на иркутском мясокомбинате. Они тут же погрузились в воспоминания.
- … Был у нас один изобретатель, - сказал дядя Петя. - У него работа была - кости вывозить за проход-ные на тележке. Ну, а он сообразил: положит под кости несколько палок колбасы - и наружу. Не сосчитать, сколько так вытащил. Только пришлось прекратить… Один раз пожадничал и еще в рукав куртки одну запихал - кто-то увидел. Сообщили на проходные, что вывозит. Он подходит, а ему сразу: «Стой! Что несешь?». Конеч-но, сразу товарищеский суд. Спрашивают его: зачем же ты, такой-сякой, народное добро расхищаешь? Он рас-сказывает: шел по территории, недалеко от выхода какой-то ящик лежит подозрительно. Только что вроде его не было. Пнул, говорит, ногой, а оттуда палка колбасы выкатилась. Ну, подобрал: не пропадать же добру! Су-нул за пазуху и тут же забыл об этом. Я, говорит, уже четыре ходки сделал через проходную с этой палкой. И вот тут самый смех получился. Председатель товарищеского суда заслушался, как он рассказывает…а потом чуть с кресла не вскочил. «Так что же ты её сразу за проходными не оставил?! Выложил бы её в гараже, и все!..». Смеялись так, что стекла дребезжали.
Довольный произведенным эффектом, дядя Петя посмотрел на смеющихся Николая и стриженого и по-вторил:
- Оставил бы, говорит, в гараже… Так увлекся рассказом, что даже забыл о том, что он должен судить. Просто по-человечески посочувствовал мужику… Долго мы потом это вспоминали.
- А в тележке у него разве не нашли? - не выдержал заинтересовавшийся Пашка.
- Нет, - махнул рукой дядя Петя. - Им же настучали, что он за пазуху сунул. Там и искали. А про тележку никто и не знал - он её все-таки вывез тогда. Но потом перестал. От греха подальше.
- Да, умельцев хватало, - сказал Николай. - У нас водила был, так тоже исхитрялся. На шлаковозке рабо-тал. А там у него сбоку кабины окошечко такое было, крышкой прикрыто. Неприметная такая крышка, на паре болтов держалась. Он сообразил её снять и посмотреть, как бы это дело использовать. А там оказалась неболь-шая такая ниша - даже и не знаю, зачем она там. В общем, килограмма три-четыре туда легко можно было за-пихать. Вывозил постоянно. Начальство начало подозревать: чувствует, что тащит он, а как, не поймут, и всё тут! Не получается с поличным взять. Как-то раз посадили к нему вахтершу, чтобы проверила, нет ли там чего в шлаке, когда он его высыпает. Может быть, колбаса там или мясо? А свалка эта далеко за городом, - пояснил он стриженому. - Приехали туда, она вылезла, а он опрокинул кузов и поехал. Оставил её одну на свалке! Она с этой мусорки кое-как добралась домой на перекладных. Ну, а водилу начальник на следующий день вызывает в кабинет: орёт, ругается: «Что же ты, сукин сын, делаешь?! Ты зачем её там бросил?» - «А что, я там буду ждать её, пока она, как поросенок, копается? Меня котлы ждут! Я собирался еще раз выгрузиться, и как раз её забрать, а она не дождалась». В общем, отбрехался… Так они и не поняли, как он мясо вывозит.
- Давайте выпьем за наш изобретательный народ, - предложил дядя Петя, разливая водку.
Он выпил первым, крякнул и погладил себя по животу.
- Что там говорить, заначек много всяких… В любой машине. Например, снимаешь кожух, вытаскива-ешь радиатор - вот тебе и пустое место. Складывай, что хочешь.
Он тщательно пережевал кусок колбасы, задумчиво глядя за окно, и продолжил:
- Это еще ладно. Для комбината то, что работяги таскали - это мелочь. А вы слышали, однажды был су-дебный процесс? Сразу семьдесят человек по делу проходили... Я не помню, в каком городе, но шума тогда много было по этому поводу. Какой-то начальник засветился там. Воровал в неимоверных количествах. Орга-низовал это дело с размахом. Тактику разработал просто изумительную. Один из его сообщников говорил ох-ране, что слышал, будто кто-то тащить собрался. А указывал совсем другое место. Туда, конечно, подтягивали охранников, а подставной человек перебрасывал через забор совсем немного: несколько палок колбасы, пару костей. Для отвода глаз. А тем временем совсем с другой стороны другие свободно чуть ли не машинами выво-зили. Вся охрана-то в том, первом, месте собиралась… Вот так у человека голова работала… А потом все-таки догадались и однажды подъехали сразу с двух сторон. Там их и взяли… Четыре месяца судебный процесс шел. Ему дали, по-моему, пятнадцать лет, а остальным от пяти до десяти.
Пашка еще долго слушал разговоры попутчиков, глядя за окно. У него то и дело возникало желание что-то сказать или спросить, и он с трудом сдерживался, чтобы лежать молча. Ему становилось страшно от того, что эта простая беседа за бутылкой водки так его притягивает. Ведь он считал, что такое общение для него дав-но умерло и не может быть интересным. Он тщетно пытался понять, откуда вдруг появлялись эти порывы слезть с полки, сесть рядом с ними и поговорить на равных.
Эта внутренняя борьба продолжалась у него до самого Краснодара. Он не мог проповедовать и с удивле-нием понимал, что не хочет этого. В последние месяцы ему казалось, что евангелизация - это занятие, которое ему по душе: он рассказывает людям о Боге не потому, что Тур призывает всех это делать, а потому что он ис-пытывает потребность в этом. Сейчас он понимал, что должен проповедовать, но не только не мог начать, но даже не хотел попытаться. Ему оставалось только признаться себе в том, что его попутчики сильнее его, и он не может противостоять Дьяволу в их душе.
«Что ж, - решил он, смирившись с поражением. - Надо больше молиться перед тем, как я начну пропове-довать. Здесь не получилось, но в Анапе я уж точно наверстаю упущенное».
Он с нетерпением ожидал окончания поездки и испытал огромное облегчение, выйдя рано утром из по-езда на перрон краснодарского вокзала. Солнце еще только встало, но утренняя прохлада уже отступала перед его сдержанным жаром, грозившим перерасти к полудню в настоящее пекло.
Пашка уверенно отказался от услуг таксиста-армянина, шустро подскочившего к нему сразу же у выхо-да с перрона, и пошел через площадь к автовокзалу.
Анапа была от него всего в каких-то четырёх часах дороги.
2
Дом почти не изменился. Как и раньше, побеленные по весне стены местами уже облупились и были пе-стро изукрашены кляксообразными пятнами от спелых ягод и фруктов. Этими «боеприпасами» перебрасыва-лась в своих баталиях подросшая на смену Пашкиному поколению ребятня. Воспоминания детства нахлынули с непреодолимой силой и заставили его остановиться у подъезда и оглядеться по сторонам. В этот полуденный жаркий час на улице никого не было: люди спрятались от зноя за плотными шторами квартир.
Вокруг было тихо, и ничто не мешало ему представить двор таким, каким он был годы назад, когда он так же играл здесь со своими ровесниками: азартно бросался яблоками и сливами и носился как угорелый, па-дая и расшибая в кровь коленки и локти, а затем, поморщившись, поднимался и с улюлюканьем летел дальше. Увидев эту картину мысленно, он испытал теплое, нежное чувство к тому Пашке - маленькому мальчику, жившему здесь когда-то, а сейчас явственно возродившемуся в его воображении - чувство, тут же сменившееся саднящим ощущением чего-то безвозвратно утерянного, от чего стало тоскливо и холодно на душе.
Стряхнув с себя состояние, вызванное ностальгическими воспоминаниями, Пашка развернулся и вошел в подъезд. Там он в легком нервном возбуждении от ожидания встречи остановился на первом этаже перед зна-комой дверью, обитой рыжим дерматином.
После минутной нерешительности он коротко нажал кнопку звонка - за дверью тут же послышался звук семенящих шагов, быстро приближавшийся. Пашка ясно представил бабушку, спешащую навстречу дол-гожданному гостю, но, когда дверь открылась, приготовленное приветствие поневоле застряло у него в горле. Конечно же, вполне можно было предположить, что прошедшие годы заметно отразятся на внешности бабуш-ки, но, тем не менее, увиденное было для него полной неожиданностью. Вместо довольно упитанной женщины с каштановыми волосами, сохранившей остатки былой красоты, какой он запомнил её, его встретила сухонькая почти старушка со сморщенным лицом и жидкими прядями бессильно повисших волос; лишь взгляд её остался прежним - добрый и ласковый, он вновь заставил Пашку мысленно вернуться в свое детство. Но наиболее сильное впечатление на него произвело изменение в росте бабушки, показавшейся ему неправдоподобно ма-ленькой. Перед отъездом из Анапы - он хорошо помнил это - она была на голову выше его, теперь же, вытя-нувшийся вверх, он примерно настолько же перерос её. Такой разительный контраст сразу не укладывался в го-лове: казалось, что он стоит перед какой-то другой женщиной - не его бабушкой; незнакомые морщины и се-дина в волосах усиливали это ощущение.
- Ой, длиннющий-то какой! Дрожжами тебя мама, что ли, кормит? - пошутила она с порога, всплеснув руками и в восхищении глядя на Пашку снизу вверх. - Приехал все-таки! Вот дедушка-то порадуется! Как он тебя ждет в последнее время, если бы ты знал… - её глаза заблестели слезами.
Приезд любимого внука и плачевное состояние, в котором он застал дедушку - её непреходящая боль по-следних месяцев - все вместе подорвало её душевные силы, и натянутые нервы сдали. Вытирая скатывавшиеся по щекам слезы, она указала рукой в сторону спальни:
- Подойди к нему, он там… Спит: только что уколы поставили…
Через открытую дверь в спальне была видна часть кровати, поставленной посреди комнаты - так, чтобы можно было подойти к ней с обеих сторон. Пашка в волнении медленно прошел по узкому коридорчику и за-шел внутрь. Дедушка не спал. Он лежал на кровати, накрытый простынёй, и смотрел отсутствующим, ничего не выражающим, взглядом в окно. Узнать его было еще тяжелей, чем бабушку. Лицо осунулось, побледнело; кожа натянулась на резко обозначившихся скулах; подбородок покрывала неровная, клочками, седая борода. Услы-шав шаги, он медленно повернул голову в сторону входившего в комнату Пашки. Тот, подойдя к нему, накло-нился, нерешительно прикоснувшись губами к колючей щеке. Первые слова дедушки он сразу не понял: голос, показавшийся совсем чужим, был хриплым и еле слышным.
- Пахнет от меня, - повторил дедушка, виновато улыбаясь.
Было видно, что ему очень тяжело предстать перед внуком в таком жалком виде.
Ещё не так давно бодрый, неунывающий мужчина, полный сил и жизненной энергии, на редкость хоро-шо выглядевший для своих лет - окружающие постоянно восхищались его нестареющей внешностью - теперь он, совершенно беспомощный, мог только лежать и, преодолевая мучительную боль, пронзавшую, казалось, все внутренности, неуверенно шевелить руками и головой.
Пашка стоял перед ним, чувствуя чуть ли не боль в груди от невыразимого сострадания к родному че-ловеку, представшему перед ним в виде жалкой развалины.
После долгой разлуки даже очень близких людей часто бывает, что разговор начинается с некоторым трудом. Волнение ли от встречи, или, может быть, некоторая отчужденность, возникающая от времени, прове-денного вдали друг от друга, не дают в первые минуты с ходу завязаться непринужденному разговору - такому, как если бы расставание произошло только вчера. Но еще труднее было найти тему для первого разговора сей-час, когда невозможно было закрыть глаза на то, что перед ним лежит человек, измученный долгой жестокой болезнью. Сделать вид, что все в порядке, и разыграть обычную радостную встречу - казалось ему просто ко-щунственным лицемерием перед лицом смерти. И, напротив, сразу же заострить внимание на болезни, начать расспрашивать о самочувствии не поворачивался язык. Он понимал, что этим может разбередить душевную ра-ну.
Еще неделю назад, на собрании все казалось таким простым - он приедет, тут же достанет из сумки платки, над которыми молилась вся церковь, положит их ему на лоб и сам начнет горячо молиться. Потерявший изрядную долю своей уверенности за время дороги, а сейчас вдобавок обескураженный увиденным, он смог только досадливо отогнать от себя мысли о молитве, малодушно оправдываясь в душе тем, что успеет сделать это позже: ведь не последний же день он здесь, а только приехал. Так и не найдя подходящих слов для начала разговора, он просто присел на табуретку рядом с кроватью и молча смотрел на дедушку. Тот заговорил пер-вым:
- Вот так, сынок… Угробили твоего деда. Третий месяц лежу тут, гнию заживо… Сначала приходила врач…редко, но все-таки была. А потом забросили меня совсем: не нужен никому. Лежи, подыхай…Списали…
Услышав эти первые, произнесенные почти без выражения, надтреснутым голосом, слова, полные бе-зысходности, Пашка почувствовал, что слезы неумолимо подкатывают к глазам, а горло распирает болезнен-ный комок.
- Пролежни у меня, - продолжал дедушка. - Ведь лежу на спине, не двигаясь. Спасибо Тоне, соседке. Обрабатывает она мне их. Если бы не она, давно бы уже сгнил совсем…
Пашка переживал по поводу своего молчания, которое - он боялся - дедушка мог расценить как холод-ное к нему отношение. Он, мучительно раздумывая, как просто и естественно, без пустых слов, проявить свое участие, осторожно положил ладонь на костлявое плечо старика и, глядя ему в глаза, когда-то голубые, а сейчас заметно поблекшие, нежно провел ею по его предплечью. Дедушка взял его руку и с трудом положил к себе на грудь, отвернувшись к окну. Было видно, что глаза его заблестели. Через некоторое время он тяжело сглотнул - острый кадык неестественно высоко выступил над складками морщинистой кожи - и опять прервал молчание, повернувшись к внуку:
- Иди на лоджию: там, в шкафу, внизу, возьми туфли - я купил недавно, а поносить не удалось. Они совсем новые. Мне уже не пригодятся. - На его лице появилось подобие улыбки.
Пашка сразу же встал, с облегчением ухватившись за этот повод ненадолго выйти из спальни. Первые минуты пребывания там ему, в жизни еще не сталкивавшемуся с такой болью в душе от присутствия рядом со смертельно больным человеком, родным и любимым, показались неимоверно тяжелым испытанием.
Бабушка, слышавшая разговор из кухни, уже доставала из шкафа туфли, до которых ему, впечатленно-му увиденным, в этот момент не было никакого дела. Мало того, было неприятно думать о том, что он сейчас оденет их, молчаливо согласившись с тем, что дедушке они больше не понадобятся. Он почувствовал, что тем самым так же, как и врачи, «спишет» его. Это слово, неожиданно услышанное им в применении к живому че-ловеку, приобрело совершенно новый, трагичный смысл, вобравший в себя извечные людские черствость, хо-лодность и равнодушие к чужим бедам.
- Потом померю, не надо сейчас, поставь пока, - попросил он её и сел за стол.
Она села напротив и продолжила разговор на эту тяжелую тему. Слишком много накипело в душе и только ждало благодарного слушателя, чтобы выплеснуться на него - не чужого, безразличного человека, а то-го, кто сможет, услышав, сопереживать всей душой.
- Если бы ты знал, Пашенька, какая мне мука с ним выпала. Ведь уже столько времени как прикован-ный лежит. Рак у него, четвертая стадия - последняя. Уже точно рентген подтвердил. Я ему не говорю про это, а сама только реву да плачу…
Она опять не выдержала и, прикрыв ладонью дрожащие губы, зажмурив глаза, переполнившиеся сле-зами, беззвучно всхлипывала и некоторое время молча покачивала головой из стороны в сторону.
- Встали на очередь за коляской инвалидной - говорят, не раньше, чем через год будет. Да не проживет он еще год - ему она сейчас нужна! У него вся спина в пролежнях, ведь не шевелясь лежит! Не знаю, что бы я без Тони делала - соседка наша из третьего подъезда, медсестрой в больнице работает, помнишь её? Она часто с тобой маленьким разговаривала. До чего верно говорят, что друг познается в беде: сколько лет рядом прожили, и я даже не знала, что у нас в доме есть такой добрый и отзывчивый человек. Она же сюда каждый день, как на работу, ходит, обрабатывает его раны. Потом посмотришь, что у него там… А как он, бедный, мучается, когда мы его поворачиваем на бок, чуть ли не кричит: боли у него страшные внутри. Он еще терпел как-то поначалу, но потом я его все-таки уговорила уколы ставить. Не буду, говорит, и всё тут - наркотик это. А потом согласил-ся. Уже больше месяца Тоня его колет. Вот сейчас перед твоим приходом поставила - видишь, какой он затор-моженный. Зато хоть не так мучается… А стирки-то сколько: под себя он ходит, не может контролировать - все отнялось. Поначалу так из-за этого переживал, даже есть отказывался, чтобы не текло с него. Лучше, говорит, с голоду подохну. Да он и сейчас почти не ест: совсем аппетит пропал. Меньше, чем ребенок ест…
Она, в который раз тяжело вздохнув, поднялась со стула и заторопилась на кухню.
- Прости, что заболтала тебя сразу с дороги: мне и поговорить-то не с кем в последнее время, вот и на-пала. Сейчас покормлю тебя борщом - давно не ел южного!
Пашка снова подошел к спальне - дедушка, казавшийся спящим, повернулся к нему:
- Шипит что-то - ты слышишь?
- Нет, вроде бы, - прислушался Пашка.
- Может, на кухне чайник закипел? Посмотри…
Чайник на плите не стоял; ничто другое в квартире не издавало звуков, напоминавших шипение. Пашка в недоумении вернулся к дедушке:
- Нет, тихо все.
- Значит, галлюцинации начались, - безразлично сказал он, и это спокойствие в голосе снова угнетаю-ще подействовало на Пашку. Просто не верилось, что человек может настолько привыкнуть к болезни, чтобы так равнодушно говорить об этих страшных переменах в своем организме.
Дедушка же, как ни в чем ни бывало, продолжил:
- Ну, рассказывай, как живете-то там, сибиряки? Мама писала, что спину ломала зимой - как же она так неосторожно? Теперь до самой старости будет болеть на погоду да и просто так, когда устанет… Молодым бесполезно говорить о том, чтобы здоровье берегли, а потом как прижмет-прижмет, вот тут-то и наплачешься. Вон как меня скрутило, - он прищелкнул языком и замолчал.
- Она уже давно ходит без корсета, правда, устает быстро, не может очень долго ходить: спина болеть начинает. Но, может, пройдет со временем. Врач говорит, что процесс выздоровления еще не закончился, потом лучше будет себя чувствовать.
- Ну и ладно, пусть выздоравливает. Зачем ей лишние болячки нужны? Вам теперь вообще можно не болеть: я за вас уже все вылежал - столько терплю, что на всех хватит, еще и останется.
Несмотря на то, что, вопреки опасениям первых минут встречи, разговор с дедушкой вроде бы начал завязываться, Пашка испытывал неприятное ощущение неуверенности. Он не мог решиться рассказать дедушке о своей новой жизни, о многочисленных чудесных исцелениях, о которых свидетельствовали в церкви, и о том, что он верит в его выздоровление и будет за это молиться. Ведь именно для этого он ехал сюда! Вся церковь провожала его, приняв горячее участие в судьбе его дедушки - он же, приехав, был вынужден, не понимая при-чины происходящего, мучительно бороться с нелепым смущением, не дававшим ему сказать и слова о вере. Он, наверно, так и не решился бы заговорить об этом, но дедушка, уже несколько взбодрившийся, вдруг сам затро-нул эту тему:
- Мама жаловалась, что ты там в какую-то секту ходишь, пожертвования отдаешь, дома не ночуешь. Или, может, дивчину какую завел, а? - он еще находил в себе силы, чтобы шутить. - Ей же подарки нужны, вот и деньги уходят - все понятно. А матери про секту сочиняешь, а? Ну-ка, рассказывай.
- Нет, деда, правда. Я тебе как раз хотел рассказать об этом, - оживленно заговорил Пашка, обрадован-ный неожиданной помощью. - Я ведь теперь в церковь хожу, только не в православную, а в новую - у нас пас-тор из Норвегии. Я раньше ходил иногда в православную церковь, но она ничего не изменила в моей жизни.
- А зачем что-то менять? Разве у тебя плохая жизнь? - остановил его дедушка.
- Нет, ты не понял! Я имел в виду, что у меня было очень много недостатков - я жил неправильно, гре-шил…
Пашка приостановился - очень хотелось привести самый яркий пример из того, что изменилось в его жизни - отказ от конопляного дурмана, но признаться в этом дедушке было невозможно. Он переборол секунд-ное колебание, найдя более скромные прегрешения, которые тоже можно было использовать как свидетельство о чудесных избавлениях от дурных наклонностей.
- Ты же не знаешь: я ведь начал в институте курить и, сколько ни пробовал, бросить не получалось. А сейчас почти без усилий избавился от этой привычки: в церкви за меня молились. Другой пример. Раньше я слушал тяжелую музыку - ну, ты, наверно, слушал такую: визг, грохот, крики - так вот, я был буквально поме-шан на этом. Все свободное время проводил, слушая её, чуть ли не всю стипендию тратил на кассеты и пла-стинки. Тоже перестал. Ты вот маму спроси, насколько ей спокойнее жить стало, после того, как в квартире прекратился этот шум. А самое главное, что мы действительно видим множество примеров того, как Бог дейст-вует в нашей жизни. Вот в православной церкви я никогда так ясно не чувствовал, что Бог есть, что он слышит то, что я говорю, и помогает мне во всем. А здесь за то время, что я хожу на наши собрания, я увидел, что все так и есть. А сколько было чудесных исцелений! В православной церкви не молятся за больных возлаганием рук, хотя Иисус заповедал своим ученикам, чтобы они молились за исцеления. Поначалу так и было, в книге деяний апостолов они на каждом шагу исцеляли встреченных калек - это и было основное подтверждение того, что сила Святого Духа с ними. Сейчас именно наша церковь делает это, а когда на твоих глазах глухой начина-ет слышать - как тут не поверить и не сделать веру главным в своей жизни? Когда я уезжал, вся церковь моли-лась за то, чтобы ты выздоровел. Я привез несколько платков, над которыми молились. Я сейчас возложу их на тебя и помолюсь сам - ты обязательно выздоровеешь. А вообще, мне нужно много рассказать тебе про Бога, чтобы ты принял Иисуса в свое сердце и был спасен для вечной жизни.
Слова, как и раньше, приходили сами собой - Пашка говорил без умолку, - но он вдруг заметил, что те-перь при этом не чувствовалось ликования в душе, как раньше, на евангелизациях. Тогда он загорался от собст-венных слов настолько, что переставал замечать реакцию собеседника и был убежден, что все из сказанного на-столько прекрасно, что просто не может не затронуть душу слушателя. Сейчас он вдруг понял, что говорит так легко и свободно только потому, что за месяцы пребывания в «Слове Истины» выучил все эти фразы наизусть. Уверенности в том, что сказанное - истина, а тем более в том, что произносимые слова «вложены в его уста Святым Духом», не было. Мало того, появилось неприятное навязчивое ощущение, что он убеждает в сказан-ном не столько дедушку, сколько самого себя. Поэтому, когда он достал из дорожной сумки платки и положил их дедушке на грудь, ему уже было ясно, что никакой молитвы на языках сейчас не получится - для этого нуж-на была вера, Пашка же чувствовал только какую-то пугающую пустоту в душе. Его хватило только на то, что-бы, закрыв глаза, немного пошевелить губами, мысленно обращаясь к Богу: «Господи, помоги ему, пожалуй-ста! За что ему такое наказание? Тебя прошу не только я - вся церковь молилась за него. Во имя Иисуса - исце-ли его!!!».
Голос бабушки, звавшей завтракать, избавил его от необходимости сидеть и вместо того, чтобы ис-кренне молиться за выздоровление родного человека, мучительно бороться с самим собой, с появившимся не-понятно откуда угнетающим безверием.
После завтрака ему все же пришлось вернуться к этим переживаниям. Бабушка, усадив его рядом с со-бой на диване, начала подробно расспрашивать о последних новостях в жизни иркутской родни. Посокрушав-шись в первую очередь по поводу травмы дочери, она перешла к Пашкиному увлечению:
- Я по маминому письму недопоняла: ты к баптистам, что ли, ходишь?
- Да к каким баптистам? - снисходительно улыбнулся Пашка. - Я даже и не знаю, кто они такие. У нас совсем другая церковь.
Он повторил то, что рассказывал уже десятки раз знакомым и незнакомым людям, и опять был непри-ятно удивлен равнодушием, с которым он говорил об этом. Возникала даже какая-то неприязнь к себе.
«Ты же отправлен с поручением проповедовать неверующим людям, нести слово Бога! В поезде пять суток провел в бездействии, а теперь здесь рассказываешь обо всём без присутствия Святого Духа. Так любой бы мог рассказать, но какая сила в этих словах? Как ты можешь убедить другого в том, в чем сам не чувствуешь полной уверенности? А ведь здесь не чужие люди, а твои бабушка и дедушка - те, кому в первую очередь нуж-на твоя вера, особенно дедушке, которому осталось жить совсем недолго».
Размышляя таким образом, Пашка поймал себя на том, что уже не верит в выздоровление дедушки - факты были слишком сильны. И как бы он ни убеждал себя, вспоминая слова пастора и других проповедников о том, что для Бога нет ничего невозможного, и он может даже воскресить человека из мертвых, перебороть доводы разума не получалось.
Скомкав конец разговора под предлогом того, что ему хочется сходить на море, Пашка ушел, остав-шись один на один со своими мыслями. Его одолевал пессимизм, грозивший перерасти в депрессию. За время пребывания в церкви он успел забыть, каково находиться в этом состоянии, теперь же неожиданно почувство-вал, что близок к нему, как никогда за последние месяцы.
3
Пашка шел на море и размышлял.
Надо было начинать проповедовать. С кого лучше начать? Идти на городские улицы и рассказывать не-знакомым людям, или обратиться к друзьям детства? За прошедшие десять лет все настолько изменились, что ему придется буквально заново знакомиться с теми, с кем он когда-то играл в песочнице. Как они примут его?
Пашка мысленно одернул себя, упрекнув в сомнениях:
«Какая разница, как примут? Ты ведь не должен рассчитывать, что тебе за это «спасибо» скажут! Забыл, как Иисуса приняли? Тебе в любом случае легче, так что гони прочь такие мысли. Ты же уже избавился от них в Иркутске, зачем же начинать здесь все сначала?».
Он с волнением подошел к обрыву скалы. Перед ним раскинулось бескрайнее море - темно-синее, с бе-лыми барашками волн. Солёный ветер порывами дул в лицо. В душе вновь проснулась светлая грусть по без-возвратно ушедшему детству, проведенном здесь. Пашка простоял несколько минут, задумчиво глядя вдаль. Мысли о прошлом накатили на него, совершенно заслонив все то, о чем он думал только что, по пути к Высо-кому берегу. Как кадры кинохроники, быстро промелькнули в памяти эпизоды давних лет.
Пашка снял кроссовки и спустился вниз по узкой дорожке, протоптанной за много лет на осыпающемся склоне скалы. Мелкие осколки камней заставляли то и дело отдергивать привыкшие к обуви ноги, но все же было приятно идти босиком по нагретой пыли. Он вспомнил, как в детстве быстрее других мальчишек ловко сбегал вниз по этой тропке, с гордостью ожидая внизу отставших друзей. Спустившись, он неторопливо раз-делся, сложив джинсы и футболку на большой ровный камень.
- Ну, здравствуй, - сказал он морю, своему старому другу, и быстро зашел в воду.
Он никогда раньше не заплывал так далеко, а сейчас просто не мог остановиться. Теплая вода ласкала тело; Пашка набирал полный рот её и отфыркивался, с удовольствием ощущая до боли знакомый соленый вкус. Он плыл и плыл, и ему начинало казаться, что можно так плыть, не останавливаясь и не уставая, до самой Тур-ции. Высокий берег превратился в узкую длинную полоску, которая уже не скрывала от взгляда наблюдатель-ную вышку пограничной военной части и девятиэтажные новостройки разросшегося в сторону предгорий горо-да.
Пашка лег на спину, закрыл глаза, раскинул руки и ноги и долго лежал так, покачиваясь на волнах и ощущая себя свободно парящим в невесомости над пропастью. Здесь было уже очень глубоко. Он очнулся от скользкого прикосновения, повернулся и увидел большой, с футбольный мяч, купол медузы-корнерота, про-плывавшей рядом. Пашка еще раз окинул взглядом ленту берега, протянувшуюся вдали, развернулся и поплыл обратно.
Оказавшись на суше, он растянулся на горячей гальке среди скопления загорелых тел отдыхающих, на-крыл голову свернутой футболкой и почти задремал. Но вовремя вспомнил, что южное солнце очень коварное и не щадит белую кожу людей, впервые оказавшихся после приезда на пляже. В детстве его однажды поразил рассказ о том, как двое отдыхающих в первый же день пролежали у моря с утра до вечера, а потом оба сконча-лись от солнечных ожогов.
Пашка поднялся и пошел домой. Идти было легко. Ноги, казалось, пружинили и сами несли его вперед.
Вернувшись во двор, он сразу же увидел компанию парней, сидевших на стенке подвальной пристройки с торца соседнего дома. Скрывшись от солнца под жестяным навесом, они весело шумели, о чем-то разговари-вая. Пашка замедлил шаг, присматриваясь.
«Такие белые волосы только у Сашки были. Неужели это он? Был самым дохлым из двух домов, худю-щий, как жердь, а этот какой-то верзила… Да нет же - он! Его лицо».
Парни повернулись в его сторону и замолчали. Когда он подошел ближе, уже не оставалось сомнений, что все они - его знакомые.
- Пашо-ок!.. Ты, что ли? - по-кубански певуче протянул один из них, удивленно улыбнувшись.
Это был Вовка по прозвищу Ящик, с которым Пашка часто ссорился в детстве: хулиганистый мальчишка то и дело норовил забрать у него всякую новую игрушку. Сейчас, конечно же, все неурядицы забылись, и Паш-ка почувствовал искреннюю радость при виде хоть и повзрослевшего, но такого же, как и раньше, круглого и пучеглазого лица с торчащими в разные стороны непослушными волосами.
- Я, - улыбнулся он, - и подошел вплотную к парням.
Он только сейчас заметил, что на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, стояла открытая бу-тылка водки, три стакана, литровая банка с водой и блюдце с салатом из помидоров и огурцов.
- Насовсем приехал? - спросил Вовка.
- Нет, на каникулы только.
- Ты ведь сейчас где-то в Сибири живешь? Чем занимаешься?
- В политехе учусь. В Иркутске.
- Тяжело, наверно? - сочувствующе спросил белокурый Сашка.
- Да, вроде, ничего. В общем-то, не надрываюсь, - усмехнулся Пашка.
- А чему ты там учишься?
- Да какая разница? - вступил в разговор третий парень, Андрей, которого они в детстве звали Дюсей. - Главное, что приехал человек. Надо за встречу выпить.
Дюся выглядел коренастым крепышом с грубыми чертами лица и выгоревшей на солнце чёлкой. Он с размаху налил в стакан водки и протянул его гостю.
- Нет, не надо, - Пашка замахал перед собой рукой. - Вы только не обижайтесь: я просто не пью.
- Хм, - удивился Дюся. - Ну, ладно, как хочешь.
Он выпил сам и быстро отправил вдогонку ложку салата.
После отъезда Пашку при попадании в новую компанию каждый раз начинала преследовать мысль о том, что нужно проповедовать окружающим. Но неудача в поезде почему-то настолько расстроила его, что сей-час все в душе у него запротестовало против того, чтобы начать разговор о Боге. Он с надеждой ухватился за мысль, что нужно вернуться домой и некоторое время посвятить чтению Библии и молитве, чтобы укрепиться в вере и суметь рассказать обо всем этим парням.
- Я сейчас тороплюсь: дома дела есть. Позже как-нибудь встретимся, - пообещал он им.
- Приходи, конечно, - сказал Вовка. - Посидим, расскажешь что-нибудь интересное. А если водку не лю-бишь, так можем и винчиком хорошим угостить.
Дома его встретил жаркий влажный воздух и запах стирки. Из ванной комнаты вышла бабушка:
- Как ты вовремя! Я как раз дедушкины постели перестирала. Ты возьми таз, сходи, развешай. А то мне уже тяжело его таскать.
Он развешал на улице бельё, вернулся и заглянул в спальню. Дедушка спал. Пашка достал из пакета платки, за которые молилась церковь, и положил один платок ему на лоб, а другой - на грудь, приоткрыв одея-ло. Он успел даже немного помолиться шёпотом. Подошедшая к двери спальни бабушка недоверчиво хмыкну-ла, а потом, вздохнув, сказала:
- Не надо, сынок… Васькина мама все поначалу «святую» воду приносила, раз-другой побрызгала на не-го, молитвы свои читала, а что толку? Ничуть лучше не стало. А он её потом прогнал. Надоела ты, говорит, со своими причитаниями. Да я и сама в это всё не верю, ты же знаешь. Так уж, не отказывала ей, всё-таки от души человек старался.
- Тем более что вера у неё наша, русская, - продолжала бабушка, когда они вернулись на лоджию, - а у тебя вообще не понятно, что. Вот про деньги мама жаловалась, что ты сколько-то отдаешь каждый месяц. Разве так можно? - она повысила голос. - Сейчас так тяжело с деньгами, а ты кому-то их даришь. Вас там что - за-ставляют?
- Никто никого не заставляет, - терпеливо начал объяснять Пашка. - И не кому-то это, а Богу. Еще во времена Ветхого завета он установил правило, что нужно ему отдавать десятую часть всего, что получаешь - «десятина» называется. А он всё равно потом еще больше вернет, так что не надо по этому поводу переживать. Можно не делать пожертвований сверх этой суммы, но десятая часть - эти деньги принадлежат Богу, и тот, кто не отдаёт их, получается, что ворует деньги у него.
Пашка нахмурился, чувствуя, что отвечает без прежнего энтузиазма и уверенности в голосе.
- Десять процентов?! - возмутилась бабушка. - Почему это ты должен их отдавать? Ведь это так много! Безобразие какое-то… И что, с тех денег, которые мы тебе с дедушкой присылаем, тоже отдаёшь?
- Ну да, это же тоже фактически мой доход…
- Нет уж, мой дорогой! Ты это прекращай, а то останешься совсем без этих денег. Еще чего выдумал! Мы тут горбатимся, все думаем, как бы Пашеньке лишней копейкой помочь, а он эти деньги отдаёт кому-то. Да я тогда вообще не буду посылать, зачем мне это надо?
Она еще долго ворчала на кухне, гремя кастрюлями, а Пашка завалился на диван с Библией в надежде обрести исчезающую куда-то уверенность, без которой он не мог, как раньше, убеждать людей. Сейчас он про-сто не нашел в себе силы спорить с бабушкой.
Чтение Евангелия на некоторое время увлекло его, дав свежую пищу для поддержания пошатнувшейся веры. Но когда он ближе к вечеру решил впервые взяться за чтение Ветхого завета, результат оказался прямо противоположным ожиданиям.
Он помнил, как однажды, через несколько дней после того, как в церкви самым активным прихожанам подарили Библии, Ира рассказывала в автобусе о своих впечатлениях от чтения. До этого у неё был только Но-вый завет, и, получив подарок, она первым делом взялась за изучение Ветхого завета. «Это очень тяжёлая кни-га, - сказала она тогда. - Её можно понять, только имея сильную веру». Пашка в тот раз не придал большого значения её словам. Но незадолго до отъезда он тоже получил Библию, а теперь имел достаточно свободного времени, чтобы взяться за её прочтение.
Первые главы Писания вдруг показались ему средоточием безграмотности, отражением древних люд-ских представлений о геоцентрической системе мира. Объяснения, которые он когда-то использовал, отвечая на каверзные вопросы друзей, теперь не казались ему убедительными. Разве мог Бог доносить до людей заведомо ложную картину создания мира, совершенно отличающуюся от реального положения вещей? Ведь на самом деле все было совсем не так! Вселенная есть, от этого не отмахнуться. Но по Библии всё мироздание ограниче-но снизу плоскостью Земли, а сверху - твердым небесным куполом со светильниками-звёздами. Чушь какая-то…
Пашка с трудом отогнал крамольные мысли и продолжил чтение. Но последующие главы еще более усилили тягостное впечатление.
В его вере всегда главным было упование на то, что Бог - это противник любого зла, происходящего в мире. Первые же ветхозаветные предания неожиданно пошатнули этот образ благого Небесного Отца. Всплыли в памяти слова стихов Александра Розенбаума: «Кровь сочится сквозь переплет толстой книги нашей исто-рии…». Там, как он понимал, имелись в виду трагические страницы истории России сталинского периода. Пашка многое слышал о событиях того времени и всегда болезненно воспринимал статьи и книги, где расска-зывалось о миллионах жизней, принесенных в жертву культу личности, о миллионах искалеченных людских судеб. Но сегодня вечером три десятка лет преступлений Вождя против собственного народа показались ему сущей мелочью по сравнению с теми сотнями и тысячами лет, в течение которых Бог, если верить Ветхому за-вету, уничтожал человека - собственное творение.
Кровь, кровь и еще раз кровь - на каждой странице Ветхого Завета. Массовые истребления людей там происходили на каждом шагу. При этом, в большинстве случаев, инициаторами убийств были не грешные лю-ди - сам Бог давал повеления: побить камнями того-то человека, напасть на тот-то народ и уничтожить всех, не щадя ни женщин, ни детей. Помимо этого, не брезговал ветхозаветный Господь и собственноручными распра-вами. Еще в самом начале человеческой истории он настолько разочаровался в своём творении, что решил уничтожить всех людей. Всех, кроме одного - Ноя.
Историю всемирного потопа Пашка, конечно, знал и раньше, но как-то до сих пор не задумывался о том, зачем нужно было оставлять живыми Ноя с женой - этих новых прародителей человечества, вторых Адама и Еву. Сейчас этот вопрос внезапно всплыл. Первый эксперимент не удался - человек получился далеко не со-вершенным и не достойным того, чтобы продолжать жизнь на Земле. Как же не предусмотрел всеведущий Гос-подь, что и потомки Ноя не будут являть из себя образец для подражания? Грех остался в жизни людей. Притом местами приобрел такой размах, что примириться с этим Бог не смог. Пришлось вновь принимать меры. Ко-нечно же, ему с его могуществом не составило труда сжечь пару городов - Содом и Гоморру, жители которых слишком уж рьяно предавались разврату.
Другие люди и народы были мучимы и уничтожались им даже за более мелкие прегрешения. Иногда - просто в назидание остальным. А иногда - для эффектной демонстрации его могущества. Как, например, полу-чилось с египтянами.
Эти люди во главе со своим новым фараоном оказались виноваты в том, что угнетали сынов Израилевых, которые жили на их земле и размножались так быстро, что это встревожило хозяев. Египтяне использовали обычный для того времени способ для ограничения численности иудейского населения - они начали умерщв-лять каждого младенца мужского пола.
Это, конечно, оказалось не по душе Богу, который особенно благоволил иудеям и даже называл их своим народом. Сынов Израилевых он выделил среди остальной массы людей только за то, что когда-то первый из них, Авраам, продемонстрировал слепую веру, решившись по повелению Господа принести в жертву собствен-ного сына. До убийства, благо, дело не дошло, так как голос ангела вовремя остановил старика. «…Теперь я знаю, что боишься ты Бога, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня», - сказал он ему. Ока-зывается, ветхозаветному Господу нужна была не любовь, а, прежде всего, людской страх. И для достижения этой цели он использовал целый арсенал своего всемогущества. Провинившиеся наказывались им жестоко и изощренно.
Для освобождения иудеев из рабства нужно было, чтобы египетский фараон разрешил им уйти из его земли. Богу достаточно было явить лишь одно знамение, чтобы фараон повиновался и отпустил господний на-род восвояси. Но нет - это было бы слишком мелко для Всемогущего. Он решил показать свои силы в полной мере - так, чтобы весь мир содрогнулся, услышав о том, как могут быть наказаны непокорные.
Господь запланировал для достижения своей цели «десять казней египетских». А для того, чтобы фараон не сдался раньше времени и не отпустил иудеев после первой же демонстрации могущества Бога, тот «ожесто-чил сердце фараона», то есть сам заставил его поступать непокорно и продолжать удерживать иудеев. И так он делал после каждой казни - после того, как вода в реке превратилась в кровь, после нашествия жаб, мошки и песьих мух, после моровой язвы, воспаления с нарывами и града, после полчищ саранчи и наступления тьмы - после каждого из этих издевательств над целым народом, он «ожесточал» сердце фараона, не позволяя тому добровольно отпустить иудеев. И даже после чудовищной десятой казни - гибели всех первенцев египтян, он не позволил сердцу фараона «размякнуть» и вынудил его преследовать вышедший из Египта израильский народ. Там он явил очередное чудо. Воды моря расступились перед священным народом, а потом вновь сомкнулись - уже над египетской армией. Так эффектно был завершен исход иудеев из Египта. Мощь и величие Господа бы-ли продемонстрированы в полной мере. Творец мог теперь удовлетворенно возлежать на своем царственном ложе и строить планы дальнейшего воспитания человечества.
Пашка и сам не заметил, как начал представлять Бога в виде простого смертного со всеми человеческими недостатками и отрицательными душевными качествами - самовлюбленного, честолюбивого и тщеславного, хитрого и завистливого, злобного и полного ненависти. Ко всему прочему, он обладает безграничной силой и использует её для подчинения себе всего живого, отвратительно улыбаясь и потирая ладошки при созерцании людских мучений и смертей. Пашка отгонял эти мысли и продолжал читать, но образ такого Бога вырисовы-вался в его воображении все яснее и четче с каждой новой главой Писания.
Люди и народы все время делают что-то неправильно, и он постоянно проклинает кого-то. Проклятия чрезвычайно разнообразны и показывают безудержную фантазию садиста, получившего в свое распоряжение многие тысячи подопытных людей. Поле для жестоких экспериментов - бескрайнее. В книге «Второзаконие» Пашка в смятении продирался сквозь описания многочисленных наказаний, которые должны преследовать то-го, кто не будет слушать голоса Господа и не будет стараться исполнять все заповеди его и постановления. Здесь и неимоверно длинный перечень страшных болезней и язв, должных довести человека до смерти, здесь и голод, засуха, потеря всех близких, мучения от притеснителей и множество других ужасов. «И сойдешь с ума от того, что будут видеть глаза твои»… Поразивший Пашку перечень проклятий завершился уверением в том, что «…как радовался Господь, делая вам добро и умножая вас, так будет радоваться Господь, погубляя вас и истребляя вас…».
Да, приходилось признать, что Бог не взирал хладнокровно со своих высот на гибнущих людишек, а про-являл эмоции - да еще какие! И там, где наказание могло бы быть просто актом возмездия в назидание потом-кам, происходит нечто невообразимое - красочно рисуется торжество маньяка над растерзанной жертвой.
Пашка на минуту отвлекся от книги, вспомнив слова, которые часто были на слуху - слова о вечном ад-ском огне, где «плач и скрежет зубовный». Он и раньше, будучи непоколебимым в вере, не воспринимал ад бу-квально. Слишком уж кошмарной была такая вечная смерть - никак нельзя было поверить в то, что Бог может быть настолько мстительным, жестоким и бесчувственным. Эта, не поддающая описанию, вечная боль в огне - чересчур большое, несоизмеримое наказание даже за самое страшное преступление на Земле. Пашка раньше старался не озадачиваться этим вопросом и склонен был воспринимать такое описание ада, как фигуральное. Сейчас он вдруг понял, что тот, кто писал эти строки в Библии, вовсе не использовал их как метафору - именно настоящий огонь, в котором будут корчиться живые тела, имелся в виду. Нет, невозможно представить, что это было инспирировано Богом. Такое мог придумать только человек с больной психикой, жаждущий страшной мести своим обидчикам и притеснителям. Не имеющий возможности рассчитаться с ними в этой жизни, он на-шел какое-то облегчение, придумав яркую картину их вечных мучений после смерти.
И, видимо, такие же простые люди, отличающиеся от других грешников лишь большим самомнением и каким-то образом оказавшиеся при святилище, записывали собственные мысли и представления о Боге, возом-нив, что это знание пришло к ним свыше. Ведь невозможно поверить ничему из прочитанного!
Параллельно с ужасными насилиями, Господь не забывает то и дело превозноситься над миром. Какими только эпитетами не награждает он себя: великий, сильный, страшный, Его величие, Его крепкая рука, высокая мышца Его - этими и многими другими напыщенными фразами изобиловали истории, которые читал Пашка. Такого откровенного самолюбования он не встречал ни у одного человека. Разве может быть таким Бог?.. Ско-рее всего, это так же чья-то фантазия.
Пашка отложил книгу и откинулся на диванную подушку, закрыв глаза. Не было сил читать всё это. Он никогда не ожидал встретить в священной книге столь живописные подробности человеческих мучений и со-вершенно неожиданную реакцию Творца на них. Это совершенно противоречило назначению Библии как учеб-ника праведной жизни. Через какое-то время он опять открыл книгу, решив поискать в следующих главах Вет-хого завета что-то более подходящее для того, чтобы не разочароваться окончательно в богодухновенности Священного Писания.
Но, словно по воле какого-то рока, он, перелистывая страницы и останавливаясь местами, чтобы про-смотреть несколько строк, обратил внимание на имя Елисей, напомнившее о сказке Пушкина. Прочитав всего полстраницы об этом Елисее, он дошел до места, после которого захлопнул Библию и отбросил её в сторону. Там было написано:
«И пошел он оттуда в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их, и проклял именем Господ-ним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка».
Это было уже слишком.
4
После неудавшегося чтения Ветхого завета Пашка понял, что почва настолько выбита у него из под ног, что бесполезно пытаться самому разобраться в прочитанном и искать духовную поддержку в странных строках «священного» писания. В последующие дни он больше ни разу не смог себя заставить прикоснуться к Библии. Оставалось надеяться лишь на то, что по возвращении в Иркутск он первым делом прибежит на очередное соб-рание, попросит помолиться за него и будет как можно больше общаться с братьями и сёстрами, пока в его ду-ше не водворится прежний мир. Он был вынужден признаться сам себе в том, что здесь, вдали от них, в окру-жении людей без веры, ему было не под силу достичь этого. Вспомнились слова Тура, которым Пашка тогда не придал значения, а наоборот, усмехнулся про себя - уж кто-кто, а только не он сломается вдали от церкви. Сей-час он почувствовал стыд за эту самоуверенность. Всё получалось именно так, как говорил Тур - окружающее безверие оказалось сильнее его веры, какой бы сильной она ему тогда ни казалась.
Чтобы не дать себе впасть в отчаяние от произошедшего, Пашка постарался обратить своё внимание на домашние дела и заботы, связанные с уходом за дедушкой. Всё-таки именно это изначально было целью его приезда сюда.
Следующим вечером, после ухода соседки-медсестры, обрабатывавшей больному пролежни на спине, Пашка попросил дедушку рассказать его родословную. На верхней полке старого исцарапанного шкафа, сто-явшего в спальне, стояло несколько фотоальбомов. Долгие годы семейные фотографии лежали в конвертах из-под фотобумаги, но немногим больше, чем десять лет назад - Пашка запомнил эти дни - дедушка принёс пустые фотоальбомы, развёл почтовый клей и стал наводить порядок. Рассортировав фотографии по родственникам и по годам, он аккуратно наклеивал каждую в соответствующий альбом. Эта работа заняла у него много вечеров.
Пашка в детстве любил рассматривать альбом со своими фотографиями и почти не заглядывал в другие. Там было обилие незнакомых людей, о которых он ничего не знал. К тому же в двух альбомах на задних стра-ницах были наклеены фотографии с похорон, которые он боялся смотреть.
Он знал, что его прадеда, дедушкиного отца, арестовали в печально известном тридцать седьмом году. Долгие годы родственники считали, что ему не давали переписываться, а через восемь лет пришло сообщение, что он умер в тюрьме от какой-то болезни. Когда много лет спустя начали открывать мрачные архивы того времени, дедушка получил письмо о том, что, в действительности, его отец не сидел ни в какой тюрьме ¬- его расстреляли вскоре после ареста. Примерно в то же время, по какому-то нелепому доносу, безвременно ушёл из жизни и один из дедушкиных братьев.
Сейчас Пашку посетила мысль о том, что было бы очень неплохо узнать что-нибудь о других своих род-ственниках. Он почувствовал что-то вроде стыда по поводу того, что так внимательно, чуть ли не заучивая, чи-тал целых три страницы Библии, где говорилось: «Адам родил того-то, этот родил того-то…», но ничего не знал о своих ближайших предках. Незнакомые лица со старых фотографий могли бы с помощью дедушки ожить и рассказать много интересного.
Он взял с полки самый старый альбом и присел на кровать.
- Деда, расскажи мне что-нибудь о родственниках. Тут столько людей, а я, кроме прабабушки, никого и не знаю.
- Ну давай… Только очки принеси мне, ничего уже не разгляжу без них.
Дедушка надел очки и попытался взять в руки альбом, но Пашка увидел, что ему уже не хватает сил, чтобы уверенно держать толстую книгу. Он взял альбом сам и открыл на первой странице.
Первые две фотографии напоминали музейные экспонаты. Они были сделаны явно ещё до революции, но сохранённые чьими стараниями почти в первоначальном виде, поражали качеством изображения - словно совсем недавно группа людей оделась в бутафорские одеяния, и опытный мастер сделал черно-белое фото в ко-ричневых оттенках, стилизованное под старинное. Лишь надломленные уголки и трещины посреди бумаги вы-давали истинный возраст фотографии.
- Вот это твой прапрадед, - дедушка указал дрожащей рукой на строгого вида солидного бородатого мужчину в старинном костюме, стоявшего в окружении большой семьи. - Нет, постой, он же мой прадед, это, получается, для тебя целых три раза «пра».
- Прапрапрадед?? ¬¬- Пашка разинул рот. ¬- И тогда уже фотографировали? Когда же это было?
- Да ещё далеко было до конца прошлого века… Посмотри, за спиной какая оранжерея. Красиво жили… Зажиточные купцы были, интеллигентные люди. Раньше модно было говорить, что ты рабоче-крестьянского происхождения. А я всегда гордился тем, что у меня такие предки…
- Это его сын, мой дед, - продолжал дедушка, переходя ко второй фотографии. - Вот его жена. Работала у них в семье в прислуге, а потом забеременела от него. Прадед долго разговаривать не стал, стукнул кулаком по столу: «Женись». И всё. Жили дружно, любил он её. Посмотри, сколько ребятишек... Тут ещё отца моего нет, он у них младший был… А дед недолго прожил: расстреляли его «красные» прямо возле дома. Мог бы убежать через чёрный ход, да то ли не успел сообразить, то ли понял, что всё равно от них не скроешься, вышел к ним, как был - в рубахе. Сильный был… даже застрелить сразу не смогли из своих наганов. Не знаю, правда это или нет, но рассказывали, что только с седьмой пули упал, а до этого так и шёл прямо на этих сволочей…
Он замолчал. Пашка задумчиво перевернул страницу. На следующем развороте было расположено много фотографий более мелкого размера. Дедушка остановил свой взгляд на одной из них:
- А вот и мой отец. Высокий, красивый был… Тоже короткая жизнь досталась. Тогда начальников такого ранга как чумой косило… Даже провиниться ни в чём не нужно было. Брали всех подряд, сразу статью лепи-ли… Как сейчас помню. Вечер, мы с братом играем, валяемся на медвежьей шкуре, и вдруг слышим - машина подъезжает. И стук в окно - тук, тук, тук. И через некоторое время ещё раз. На всю жизнь этот звук запомнил… И голос: «Андрей Тимофеич дома?». Открыли дверь, заходят двое в чёрных кожаных куртках. Он всё сразу по-нял, обнял мать, сказал: «Таня, расти детей сама. Прощай», и ушёл с ними. И всё, с концами…
- А это дядя Всеволод, - указал он на соседнюю фотографию. - Если бы не он, не было бы сейчас, навер-но, никого - ни матери твоей, ни тебя… После того, как отца арестовали, мать - прабабушка твоя - стала женой «врага народа», а мы - детьми «врага народа». Идешь по улице, а мальчишки бегут следом и кричат: «Сын вра-га народа!». Так ведь и этого мало было кровопийцам этим… Женьку, брата, вскоре тоже расстреляли, и нас ос-тальных, оказывается, хотели в лагеря отправить, не успели немного... Мать не знала об этом, и не узнала бы, если бы не дядя Всеволод. Его тогда тоже забрали, и на допросе услышал он, что у них уже вся наша семья на очереди стоит. До расстрела дело не дошло, повезли его в лагерь… Вагон был деревянный, и одна доска на по-лу подгнившая. Они с мужиками голыми руками разобрали пол и стали прямо на ходу спрыгивать под поезд - посреди тайги. Многие тут же под колёса попали, а кому-то повезло. Дядя Всеволод тоже выжил… Пешком до-брался до Нижнеудинска, по темноте пришёл к нам домой и сказал матери, чтобы собирала нас и уезжала куда-нибудь...Оставили мы наш дом, всё побросали и спрятались в средней Азии. Там у тёти Наташи жили, пока Усатый не сдох…
Дедушка заметно устал. Паузы между предложениями становились всё дольше, и, в конце концов, ска-зав: «А вот здесь…», он не закончил фразу и уронил руку. Другой рукой снял очки и протянул Пашке, тяжело сглотнув.
- Все, не могу больше… Сил больше нет. Поспать надо…
Он замолчал. Пашка поставил альбом на место и вышел на улицу, находясь под впечатлением от услы-шанного.
Сколько необычных людских жизней прошло рядом с дедушкой, сколько интересного и важного мог бы он ещё рассказать. Как жаль, что никогда раньше не задавался Пашка целью узнать свою родословную, рас-спросить подробнее тех, кто ещё нес в глубинах своей памяти истории близких и далёких судеб. А успеет ли он услышать обо всём этом теперь?
5
На улице уже смеркалось. Южные ночи темные и начинаются очень рано даже летом, когда день длин-нее всего в году. Пашка задумчиво обошёл вокруг дома, прислушиваясь к пению цикад. Яркая лампочка, осве-щавшая вход в подвал соседнего дома, выхватывала из темноты знакомую компанию парней, расположившихся на своём привычном месте. Приглушённое расстоянием, доносилось бренчание на гитаре.
Пашка вдруг почувствовал такое сильное желание подойти к друзьям детства, взять в руки гитару и спеть что-нибудь, что ему стало не по себе от этой мысли. На память приходили вовсе не церковные песни, а те, что он играл почти целый год назад в студенческой компании. И впервые за последнее время он поймал себя на внутренней борьбе. Сначала внутри что-то грозно восстало и сказало ему о том, что не там его место, что нельзя ему в его новой жизни позволить себе такое времяпрепровождение. И тут же другой, давно забытый го-лос, не менее властно заявил: «Но я же хочу!». Пашка сразу сам не понял, что с ним происходит.
В некотором смятении он вернулся домой, где поймал себя на том, что пытается скрыться от чего-то не-понятного, проснувшегося в душе. Мимоходом бросил взгляд на свои книги, лежавшие на тумбочке, и всё же прошёл мимо, не почувствовав в них силы, способной сейчас помочь ему. Включил на лоджии свет, сел за стол и тупо уставился на холодильник.
- Так быстро вернулся? - удивилась бабушка. - Погулял бы подольше, свежим воздухом бы подышал, по-ка не так жарко.
- Да хотел на берег сходить, но стемнело как-то быстро…
Пашка воспользовался первой пришедшей в голову отговоркой. Темнота вовсе не удержала бы его от прогулки к морю - наоборот, было в этом что-то привлекательное. Море ночью успокаивается от обычного дневного волнения, словно засыпает после целого дня труда. Затихает несущий с бескрайних просторов про-хладу бриз, и на глянцевой поверхности воды проступает мистическим светом лунная дорожка. Действительно, стоило бы пройтись сейчас до берегового обрыва и остаться один на один с величавой и непостижимой красо-той ночного моря. Может быть, там, слившись душой с первозданным великолепием этого нерукотворного творения, ему удалось бы избавиться от своих сомнений и вернуться к внутреннему покою.
Пашка поднялся из-за стола, нервно прошелся туда и обратно по лоджии, а потом, не выдержав внутрен-него напряжения, резко подался в прихожую.
- Знаешь, наверно, всё-таки схожу, - ответил он на вопросительный взгляд бабушки. - Неохота дома си-деть, погода такая хорошая.
Он вышел на улицу, и вновь что-то сжалось в груди от знакомых аккордов, отчётливо слышных в вечер-ней тишине. Проходя мимо парней, он ещё раз взглянул в их сторону и, не успев ещё объяснить себе, что соби-рается сделать, неожиданно свернул к ним. Те сразу заметили его приближение, и Сашка первым поприветст-вовал гостя:
- О! Пашок, привет! Наконец-то. Почему не заходишь?
- Да никак не получалось выбраться, - уклончиво ответил Пашка, против своей воли расплывшийся в ра-достной улыбке.
Вовка отставил в сторону гитару, и потянулся к двухлитровой пластиковой бутылке с вином.
- Ну, давай заходи, а то столько лет не виделись и теперь всё мимо проходишь.
О начал разливать вино по стаканам, а Пашка поймал себя на мысли, что не может придумать подходя-щих слов для того, чтобы отказаться от предложения. Ему вдруг стало ясно, что он вовсе не хочет отказываться и, тем более, рассказывать о том, почему он это делает. Более того, он понял, что, выходя из дома во второй раз, шёл вовсе не на море, а именно сюда, и лишь не мог признаться в этом самому себе.
- Держи «штрафной», - Вовка протянул ему полный стакан вина. - «Улыбка»! Напиток богов. Ты такого, наверно, в жизни ещё не пробовал. Видел в своем Иркутске такое?
- Нет, конечно, - улыбнулся Пашка.
- Да откуда у них там нормальное вино будет? - скривился Дюся. - Отсюда в бутылках никто не повезет на такое расстояние. В лучшем случае, что-нибудь в цистерне доставят, чтобы там на местном заводе разлить. Так его по дороге десять раз «поженят» да ещё на самом заводе.
- Что сделают? - переспросил Пашка.
- Ослиной мочой разбавят.
Парни захохотали, Дюся улыбнулся и пояснил:
- Шутка. Это я так, кино вспомнил. Короче, вино отливают, а туда вместо него воды, чтобы первона-чальный объем восстановить. Так что, Паша, если и увидишь там у себя «Анапу», «Улыбку», или ещё что-нибудь из нашего, не обращай внимания - это полный фуфел.
- Хорошо, если просто разбавленное, - сказал Сашка, - а то ведь ещё в каком-нибудь подвале сделают та-кую гадость, что там вино и рядом не стояло. Помнишь, в детстве леденцы ели - петушки на палочках?
- Помню, конечно.
- А знаешь, из чего их делают?
- Нет, - улыбнулся Пашка. - Сладость да сладость. Никогда даже не задумывался.
- Сахар! - торжествующе провозгласил Сашка и замолчал, ожидая реакцию Пашки.
- В смысле? - недоумённо переспросил тот.
- В прямом! Можешь сам попробовать. Возьми сковородку, разогрей до средней температуры и насыпь туда сахару. Он начнёт плавиться и превратится в тёмный сироп!
- Ну и? - Пашка всё ещё не понимал, при чем здесь леденцы и вино.
- Так вот, когда он застывает в специальной формочке, и получается леденец. А если не дать застыть, и разбавить этот сироп водой со спиртом, то получится такая коричневато-красная жидкость. Когда в бутылку разлито - вроде, вино да вино! Нас, конечно, на это не поймаешь, но тех, кто не разбирается, наколоть можно легко - как два пальца об асфальт! И даже могут не понять, что вкус совсем другой. Тот, кто на севере всю жизнь прожил, может и не знать вообще, какой вкус должен быть у настоящего креплёного вина. Пьют этот жженный сахар и радуются, когда по башке стукнет. А то, что там ни грамма виноградного сока нет, всем по барабану… Короче, давайте выпьем за встречу, а то уже столько держим, что скоро закипит в руках.
Пашка вслед за остальными медленно поднёс стакан с вином ко рту, нерешительно замер на секунду, а потом, словно бросившись в омут с головой, несколькими большими глотками выпил всё вино, замерев после этого и наслаждаясь ароматом южного напитка.
После долгого воздержания выпитое почувствовалось неожиданно быстро. Голова слегка закружилась, в желудке почувствовалось тепло, а настроение вдруг подскочило так, что все недавние сомнения показались та-кими ничтожными, что на них и времени-то тратить не стоило.
- А мы уже думали, ты так и не появишься. Как тогда уехал, так и пропал. Почему не приезжал-то? - спросил Сашка.
- Да пока в школе учился, у матери всё денег не было, чтобы съездить в отпуск. А после первого курса я пошёл работать летом проводником на поезд. Пришла девчонка какая-то на лекцию, пригласила. Говорит, кто хочет летом заработать, приходите в резерв проводников, соберем студенческий отряд. Зарплату неплохую по-обещали. Так я и прокатался два лета. Сначала хотел денег заработать на поездку в Анапу, но оказалось, что зарплату за всё лето выплачивают только в сентябре. Мы перед лекциями ездили в кассу за деньгами. Так что летом у меня денег не появилось. Сюда сильно тянуло, а ехать не на что.
- Накопил бы на следующий год, - сказал Дюся, сплюнув черешневую косточку.
- Да какой там накопил? - усмехнулся Пашка. - Их бы инфляция сожрала. Да если бы её и не было, так бы они и пролежали целый год, ага! Столько всего хотелось купить, целый список набросал, а потому сидел, репу чесал, что же всё-таки выбрать? Купил проигрыватель Вега-109, со встроенным усилителем и колонками. Сильная вещь.
- Ништяк, - кивнул Вовка. - Мало того, что по стране покатался на халяву, так ещё и бабки получил на такую технику.
- Не, ну насчёт «покатался» - это ты, конечно, зря. Это же тебе не пассажиром ехать, когда валяешься на полке, дуешь пиво и за окно глазеешь. Там пахать надо было конкретно. К тому же, мы, в основном, ездили по местным линиям, а не по стране. Это совсем другое дело. Представь себе длинный трамвай, который потихонь-ку едет, останавливаясь у каждого столба. Так мы этот рейс и называли - «столбовоз».
- Какой рейс? - перебил Вовка.
- Иркутск - Тайшет. 670 километров. Это расстояние скорый поезд проходит, если не совру, часов за де-сять. А мы, как черепаха, ползли в полтора раза дольше. Врагу не пожелаю на таком ездить. Перегоны - в луч-шем случае, двадцать-тридцать минут. И на каждой остановке кто-то выходит, кто-то садится. Это такой ге-моррой, что не пересказать. Бегаешь, как савраска, не знаешь, за что хвататься вперед. И с тем, чтобы выспать-ся, проблемы офигенные. На такой короткий рейс обычно ставили троих проводников на два соседних вагона - вместо двоих на один. И надо было как-то рейс поделить так, чтобы все поспали поровну. Мы, первые рейсы, пока свой график не разработали, вообще почти не спали - ходили, как зомбики. Потом придумали, как менять-ся. В результате, у каждого из троих за рейс получалось в сумме по восемь часов сна, но разбитого на два захо-да по четыре. Тоже ничего приятного. Как-то не удавалось свои часы полностью отоспать. После четырёх таких оборотов от Иркутска до Тайшета я по дороге домой на выходные в автобусе натурально засыпал - никогда раньше в жизни такого не было, чтобы сидя мог заснуть.
Пока Пашка рассказывал, Дюся налил вина и, дождавшись паузы в рассказе, предложил всем по очеред-ному стакану. Пашка, увлеченный своими воспоминаниями, с аппетитом, как стакан сока, выпил протянутое вино, и продолжил:
- А ещё был один прикол. Мы в первые рейсы ни разу не сталкивались с ревизорами, ещё совсем их не боялись и внаглую брали «зайцев». А я, кроме этого, как-то раз даже позвал с собой скататься своего другана. Хотелось ему похвастаться новой работой, да и чтобы не скучно было в дороге. И, по закону подлости, именно в этот рейс к нам впервые сели ревизоры. Самое обидное, что сели уже в Алзамае, ехать-то оставалось совсем не много. Было уже утро, а я не выдержал и свалился спать прямо в свое дежурство. Так получилось, что мы ещё с вечера выпили с пассажирами - короче, я под утро никакой был. Ну, и отрубился. А Димка тут же, в ногах у меня, присел, к стенке прислонился и тоже задремал. И тут ревизоры в вагон заходят. Мало того, что в по-следнем купе у меня «зайца» нашли (самое обидное, что не мой «заяц», я с него денег не брал, вообще его не видел - он, видимо, в один из вагонов зашёл, потом прошёл по составу, и у меня спрятался), так они ещё и меня застали спящим, а рядом безбилетного Димку. Тут же акт оформили, Димке штраф выписали и заставили опла-тить всю дорогу от Иркутска - я не догадался соврать, что он где-нибудь только что, например, в Нижнеудин-ске подсел. Так им всё и выложил - другана, мол, взял с собой из Иркутска. Самому и пришлось за его проезд заплатить. Балбес…
Пашка усмехнулся, смолк на мгновение и тут же весело встрепенулся:
- Но я не про это хотел рассказать. Слушайте дальше. Короче, акт оформили, бабки уплатили, доехали до Тайшета. А ведь как-то обратно надо добираться. Я Димке читаю инструктаж. Так и так, сидишь молча, из на-шего купе не высовываешься. Либо я, либо Женька (напарник мой), если что, тут же сообщаем, и ты пулей ны-ряешь в рундук. Туда уж точно не полезут. Обсудили, всё отрепетировали - вроде, должно выйти без проколов. Но всё равно после того раза мне как-то не по себе, всю дорогу держусь начеку. И тут вдруг посреди ночи, ко-гда я сплю после дежурства, влетает в купе Жека, глаза вытаращил и кричит: «Пашка! Быстро просыпайся, вставай, ревизоры!!!». Меня с кровати будто подбросило, я, не задумываясь, подскакиваю, сталкиваю Димку с полки, открываю рундук и начинаю его туда толкать. Тот, как мне показалось, ещё и проснуться не успел, буд-то бы ничего не понимает, кое-как впихивается в ящик, а я быстро захлопываю полку и опять ложусь сверху - типа, сплю. А этот засранец Жека спокойно смотрит на часы и говорит: «Нормалёк! В нормативы уложились - меньше, чем полминуты. Молодцы!». И начинает дико ржать. И Димка тоже. Они, оказывается, вместе задума-ли меня разыграть. Мне обоих захотелось тут же на месте пристукнуть.
Пашка засмеялся вместе с парнями, вспомнив в деталях забавное происшествие.
- Классно! Пашок, ты расскажи ещё что-нибудь интересное, - предложил Сашка. - А то в нашей деревне ничего особенного не происходит, нам уже и поговорить не о чем. Варимся тут в собственном соку.
Пашка наморщил лоб, пытаясь извлечь из памяти что-нибудь достойное быть вынесенным на всеобщее обозрение. Он целых два лета отдал работе на железной дороге. За это время стук железнодорожных колёс стал для него почти родным, он пережил множество веселых ситуаций, познакомился со многими интересными людьми. Если сейчас начать вспоминать обо всём этом, не хватило бы целой ночи, чтобы рассказать друзьям о каждой волнующей или смешной истории. Пашка затих, растерявшись перед обилием впечатлений, внезапно всплывших в памяти. Дюся, не дождавшийся начала рассказа, спросил:
- А почему ты должен отвечать за то, что «заяц» в твой вагон залез? Там чёртова туча народа едет, по-пробуй за всеми уследи.
- Вот именно, что должен, - усмехнулся Пашка. - Работа такая… Тебе доверили вагон, твоя задача обес-печить порядок в нем. Не только отсутствие грязи, но и отсутствие безбилетников. Кстати, тот случай, когда они приходят из соседних вагонов, довольно редкий. «Зайцы» попадают в вагон, как правило, с разрешения проводника. Стоишь на посадке, подходит к тебе человечек и говорит потихоньку: «Командир, возьми до Ту-луна». Часто бывает, что билетов почему-то уже нет в кассе, или просто сэкономить хочет, заплатить помень-ше, чем билет стоит. И вот ты стоишь и думаешь: взять - не взять? Деньги-то предлагают неплохие - и ведь просто за то, что пустишь в вагон, больше от тебя ничего не требуется. Они иногда готовы просто в тамбуре постоять. Но есть риск. Прикидываешь, через какие станции придётся проехать, садятся ли там обычно ревизо-ры. Все взвесишь, а потом или рискнёшь, или говоришь ему: «Извини, братан, не могу».
- А как ревизор узнает, что он безбилетник, если все билеты у тебя находятся, а не у пассажиров? - спро-сил Сашка.
- У нас, правда, такого ни разу не было, но говорят, что они могут посчитать, сколько пассажиров и сколько билетов. Если пассажиров больше, всё понятно. Остается только по номерам мест сверить, где лишний человек. Самое обидное, что для «зайца» потери минимальные: он может сказать, что едет на пару станций, с него возьмут чуть-чуть за это расстояние плюс символический штраф. Кстати, когда я за Димку платил от Ир-кутска до Тайшета, стоимость билета была 170 рублей, а штраф - какая-то вшивая десятка! Одно название, а не штраф. Так что «заяц» вообще ничем не рискует. А вот меня за этот акт вызывали «на ковёр» к большому на-чальнику, и чуть даже пятьдесят процентов премии не сняли. Вот налетел бы… Хорошо хоть, на первый раз простили. Мозги маленько промыли и всё.
- А их много, этих ревизоров? - спросил Вовка.
- Обычно два или три человека в состав садятся на проверку.
- Так они ведь только один вагон проверяют, а в остальных в это время никого нет?
- Ну да, - ответил Пашка, не понимая, к чему клонит Вовка.
- Так какая тогда проблема? Говоришь «зайцу», чтобы слинял быстренько в соседний вагон, когда реви-зоры придут, вот его и не посчитают.
- Молодец, соображаешь, - улыбнулся Пашка. - Так и делаем обычно. Или в другой вагон отправляем, или в вагон-ресторан… О! Вспомнил!
Пашка, уже захмелевший после двух стаканов вина, указал на бутылку:
- Дюся, начисли, надо горло смочить. Сейчас вам по этому поводу прикол расскажу. Хотя, сильно при-кольного ничего не произошло - мне тогда не до веселья было. Но сейчас уже можно и посмеяться.
Дюся не заставил себя просить дважды. Все быстро выпили и отставили стаканы в сторону в ожидании интересного рассказа.
- Да, ребята, это просто эликсир жизни! Ничего подобного не пробовал! - воодушевленно признался Пашка.
- Короче, едем как-то на Москву. Это в прошлом году было. Мы тогда уже были не новички, и доверили нам на фирменном поезде «Байкал» покататься. Я тогда впервые в метро проехал, по Москве прогулялся. А, ну да… в общем, по Новосибирску садятся ревизоры. И ведь надо было так получиться, что этот хрен прямо на-против моего вагона стоял и за посадкой наблюдал. Я гляжу - какой-то маленький кругленький мужичок в форме, ну и ладно, мало ли их таких тут на вокзале ходит. Стоит, ну и пусть стоит. А тут ко мне один подходит и просится проехать, ну, буквально каких-то часов пять, не больше. И предложил неплохо, не жадничал. Я ему без лишних разговоров - проходи на такое-то место. Отъехали от Новосибирска, и тут наши по цепочке пере-дают, что ревизоры сели. Блин!.. Я этому мужику и говорю: «Слушай, сейчас проверка придёт. Ни мне, ни тебе эти проблемы не нужны, сходи, по составу погуляй часок. В вагоне-ресторане посидеть можешь. Я тебя там найду, когда они сойдут. Он уходит, у меня в вагоне все чисто, я спокойно жду ревизоров. Заходят. И тут я ви-жу, что это тот коротышка, который напротив вагона стоял на посадке! Ёпрст!...Зашёл в вагон и чуть ли не бе-гом прямиком ко мне. Как заорёт: «Где он?». До меня сразу дошло, что он увидел, как мужик со мной догова-ривался. Ну, что мне оставалось делать? Включаю дурака: «Кто - он?». Типа, вообще не понимаю о чём он. Этот монстр в погонах на меня злобно так смотрит и продолжает допытываться: «Не надо мне морочить голо-ву! Я всё прекрасно видел. Где безбилетник?». А мне на душе так легко, радуюсь, что отправил мужика из ва-гона, и спокойно ему отвечаю: «Вы что-то путаете, у меня все пассажиры с билетами». Смотрю, он уже начина-ет психовать. Ну, действительно, он ведь на сто процентов уверен, что видел, а его тут перед всеми выставляют дураком, которому что-то почудилось. «Ну ладно!» - и прямиком в то купе, где был мужик! Я думаю, надо же, гад какой - даже в окна посмотрел, куда тот прошёл. Там, естественно никого нет, только женщина с ребенком сидит. Так он ведь и её спросил, не было ли здесь кого-то. Та то ли протормозила, то ли поняла, что к чему, и решила мне помочь - короче, говорит, никого здесь не было. Ну, тут ревизор вообще взбесился. Там чуть ли не слюни летели, когда он к своей напарнице повернулся и начал орать, что сам видел, как безбилетник сел и прошёл в это купе. Не утих, пока не заглянул во все остальные купе. После этого проверили у меня бумаги, все оказалось нормально, и ушли. Злой был, аж пыхтел. А я порадовался, но, как оказалось, рановато. Проходит бу-квально минут двадцать, смотрю - опять идут. А с ними мой «заяц»! Вот тут-то мне хреново стало. Вы бы виде-ли, с каким торжеством этот гад ко мне подходил. У него аж грудь распёрло - конечно, ведь доказал всем свою профессиональную хватку, довел дело до победного конца. Оказалось, что, когда они проходили через вагон-ресторан, он этого мужика увидел и узнал. Ага! Подходит к нему - с какого вагона? А тот ему все и выложил. Ему-то что: я же говорю, штраф - копейки. Не догадался я его, блин, проинструктировать на это случай. Ведь он мог бы просто сказать, что ни с кем не договаривался, просто проскользнул мимо проводника и прошёл в ва-гон-ресторан. В общем, попался я тогда. Хорошо, что был у нас денежный фонд - скидывались на этот случай. Там ещё кроме меня кое-кто проштрафился. А начальнику поезда акты привозить в Иркутск - совсем не в тему, вот он и постарался. После проверки они в штабном вагоне отмыли все нарушения бутылочкой коньяка, доба-вил он туда какую-то сумму и расстались по-хорошему: мир, дружба, жевачка. Но это не всегда проходит. Бы-вает, такие попадаются принципиальные, что никакой фонд не поможет. Им каждый акт, как бальзам на душу. Упёртые везде есть…
- Да…, - задумчиво протянул Сашка, доставая пачку сигарет. - Пашок, закуришь?
- Нет, спасибо, я бросил. Долго не получалось, а потом всё же смог. Сейчас вообще не тянет.
Пашка не врал. Курить ему совершенно не хотелось, и это радовало. После сегодняшнего «грехопаде-ния» он бы совсем не удивился, если бы взял сигарету. Между тем, сам тот факт, что он сидит среди неверую-щих и вместе с ними предаётся чисто мирским радостям, его уже не тяготил. Спиртное помогло расслабиться и не воспринимать происходящее как что-то постыдное и противоречащее его жизненным убеждениям. Наобо-рот, он чувствовал себя как никогда легко и понимал, что ему совсем не хочется прекращать разговор и идти домой. Парни же, увлеченные его рассказами, были готовы слушать дальше.
- Я все-таки не понимаю, как можно правильно посчитать всех пассажиров, - недоумевал Дюся, - ведь кто-то может уйти в другой вагон, кто-то, наоборот, придет в гости, кто-то в сортире застрянет. Толку-то с та-кого счёта…
- Ты знаешь, у них глаз уже такой намётанный, что сразу соображают, что к чему. Да хотя бы по за-правленым кроватям. Даже по ним уже иногда можно понять, что где-то лишний. Не переживай, разберутся. Наверно, не в каждом случае, но часто ловят таким образом. Ха! - вдруг обрадовался Пашка. - Ещё вспомнил! Вот это вообще классная история.
Тут его остановил улыбающийся Сашка.
- Стой-ка, давай ещё по одной. У тебя хорошо получается после того, как горло промочишь.
Он разлил по стаканам остатки из бутылки.
- Блин, ребята, я ведь сейчас совсем закосею, - неубедительно попытался отговориться Пашка.
- Да ты го-онишь, - пропел Вовка. - Это же детская доза!
- Ладно, - согласился Пашка и, выпив, продолжил - медленно, с расстановкой, наслаждаясь пережива-ниями событий того времени. - Это была первая и единственная моя поездка в Адлер. Рейс ужасно долгий - двенадцать суток туда-обратно… Я в этот раз в Анапу ехал, чуть не повесился от скуки за эти пять с половиной суток. Последние несколько часов перед прибытием уже не мог ни читать, ни плеер слушать. Просто изнывал уже, ходил по вагону с одного конца в другой. А проводником ехать все-таки полегче. Там скучать не прихо-дится, работы хватает. Пока все, что нужно, сделаешь, пора спать; проснулся - сутки уже позади. Да и вообще интереснее, можно по вагонам пройтись, к другим проводникам в гости сходить. Короче, участвуешь в жизни поезда, а не просто, как пассажир, со стороны наблюдаешь. В общем, неплохо съездили... Да, что-то я в сторону ушёл, хотел рассказать-то другое. Мы уже возвращались в Иркутск, и тут по Волгограду подходит к моему ва-гону какой-то молодой мужик - весь в белое одет – брюки, рубашка, туфли. И волосы тоже светлые-светлые. Вон, почти как у Сашки. Было уже поздно, почти ночь. Все новые пассажиры уже сели, посадка заканчивалась. А он мне говорит: возьми до Нижнеудинска, выручи - без денег остался, всего двести рублей есть. Ха! Почти пять суток дороги за двести рублей - это всё равно, что на халяву прокатиться. А мне риск офигенный, ведь за это время несколько раз ревизоры могут сесть. Придётся его прятать. Я, понятно дело, хотел его сразу послать, но он, блин, так жалобно смотрел, чуть ли не умолял. Дома, говорит, пять лет не был, родителей не видел. Как добираться без денег? Короче, пожалел я его. Не ради этих двух сотен взял, просто захотелось сделать доброе дело. А риск был не только в ревизорах. Если бы моя напарница Надя узнала, что я тут благотворительностью занимаюсь, она бы меня с поезда на ходу сбросила!
- Здоровая баба? - спросил Вовка.
- Да не-е, коротышка, но, бывало, как гаркнет… Она постарше меня на три года, вот и пыталась всю дорогу воспитывать да жизни учить. То не так сделал, это не так. Сколько раз мы с ней собачились, всего и не вспомнить. В общем, тут без вариантов - нужно было, чтобы она об этом не узнала. А то и мне пистон бы вста-вила, и его бы высадила посреди дороги. Я ему политику партии разъяснил: научил, как не попадаться ей лиш-ний раз на глаза, и как действовать, если пойдут ревизоры. И поехали мы вместе с ним через полстраны. Мужик оказался хоть и немного странноватый, но порядочный и, главное, интересно с ним было разговаривать. Суток через двое я уже не представлял, как бы без него ехал. Мы с Надюхой менялись в три часа ночи по местному времени. И самое тяжёлое время - от наступления темноты до конца смены, я обычно ужасно мучился. С тру-дом пересиливал желание на всё плюнуть, прилечь где-нибудь среди пассажиров на свободную койку и отклю-читься. Перегоны, в основном, длинные, делать в это время нечего. Все вокруг спят, а ты, как проклятый, си-дишь в своей служебке, считаешь минуты до смены. И вот этот Витя меня тогда конкретно выручил. Садились мы с ним на какое-нибудь боковое место, и он начинал рассказывать о себе. Да так увлекательно, что мне даже спать переставало хотеться. Оказывается, он служил в Армении, познакомился там с местной девчонкой и же-нился на ней сразу после службы. Три года после армии прожил там, так и не выбравшись домой, в Нижне-удинск. За все время, что там был, так научился говорить по-армянски, что русский начал забывать - ему там по-русски не с кем было разговаривать. Говорит натурально с акцентом! И даже медленно так говорил, видно, что слова вспоминал на ходу. Он из-за этого мне сначала каким-то пришибленным показался. Потом пообща-лись, смотрю, мужик, в общем-то, нормальный. Много интересного о той жизни мне рассказывал. И так не-обычно было, когда он рассказывает что-то, потом раз - и начинает неожиданно по-армянски говорить. И сам этого не замечает! Потом, наверно, по моему лицу видит, что что-то не то, врубается, что переключился на дру-гой язык, извинится, и то же самое сидит, по-русски рассказывает.
- Да ну, разве так бывает? - засомневался Дюся.
- Получается, что бывает. Я тебе точно говорю, нафига мне врать? Если только он сам притворялся, что не замечает... Хотя зачем взрослому человеку такие спектакли устраивать? В общем, не знаю… Но дело не в этом. Самый прикол был потом, когда мы уже двое-трое суток вместе проехали, хорошо познакомились, а он даже успел вникнуть, в чем заключается моя работа. Один раз предложил с чем-то помочь, другой. И пошло-поехало. Скоро он уже вовсю убирался в вагоне, выходил на станциях, чтобы купить мне еду. Само собой, его двухсотка в первые же дни ушла на продукты - не ехать же ему голодному. Я уж на эти деньги совсем махнул рукой. Но он мне так помог, что грех было жаловаться. Дошло до того, что он за меня ночами дежурил, когда я совсем валился с ног. Пойду, завалюсь на пару часиков и спокоен, что вагон под присмотром. Мало того, что его некоторые пассажиры принимали за проводника, когда он там с веником ходил, так он ещё и ночью, пока я спал, посадку проводил! Посмотрит билеты, впустит народ. Но это ещё не все!..
Пашка выдержал интригующую паузу и торжествующе выдал:
- Он даже «зайцев» научился брать! Договорится, впустит, деньги возьмет. Всю информацию запишет, чтобы я ничего не перепутал - где человек сидит, откуда и куда едет. Денежки в нашу кассу положит. Я встаю - у меня весь расклад на руках. Можете себе представить: «заяц» садит в поезд «зайца»! Принаглели мы тут с ним, конечно, но, благо, всё обошлось. Толковый помощник оказался, ни в чем меня не подвел. Будь мы с ним на фирменной «Ангаре», я бы ему и «китайки» доверил катать. Кстати, наверняка, не знаете, что это такое, да же?
Все недоуменно покачали головами.
- У нас там помимо левого дохода с «зайцев» иногда ещё одна возможность была подзаработать. В по-ездах выдают два типа постельного белья: в основном, это хлопчатобумажное барахло. Его только постирали, погладили, а цвет у него такой, будто месяц не стирано. А если еще на него кто-то хотя бы на пару часов при-ляжет, то оно вообще в мятую тряпку превращается. С таким халява не пройдет. Но иногда получали с прачки льняные комплекты. Это не материал, а просто сказка! Белый, плотный, почти не мнётся. Мы, когда на «Анга-ре» ездили, нам такие выдавали. Теперь смотрите, что получается. Рейс короткий, многие из пассажиров спят только одну ночь. При этом есть некоторые, которые, наверно, вообще во сне не ворочаются: принесут бельё сдавать, а оно будто только что из нового мешка вытащено. И полотенец хватало таких, к которым даже не притрагивались. Некоторые со своими ездят. Так вот, ночью перед прибытием в Братск было мое дежурство. Я закрывался в служебке и несколько часов делал «китайки». Технология такая: берешь использованный ком-плект в хорошем состоянии, складываешь его по исходным линиям сгиба, сбрызгиваешь слегка водой и прока-тываешь бутылкой - типа, как утюгом, или, вернее, как скалкой по тесту. А в воду маленько хлорки добавля-ешь, чтобы запах был, как у отбеленного белья из прачки. И оно оттуда как раз ещё слегка сыроватое приходит. Короче, в результате получается совершенно нулёвый комплектик, кладешь его среди остальных и выдаешь новым пассажирам на обратном пути. А чистую прибыль в карман. Там есть ещё один нюанс с тем, как сделать, чтобы по документам количество использованного белья и пассажиров сходилось, но я вам не буду мозги заби-вать, на пальцах трудно объяснить.
- Блин, ну вы там аферисты, - покачал головой Сашка. - Зачем рассказал? Теперь на поездах страшно ездить, ещё какую-нибудь простыню сифозную подсунут…
- Да ладно, не переживай, это редко бывает.
- А почему «китайки» называется? При чем тут китайцы? - спросил Дюся.
- А фиг его знает… Наверно, их когда-нибудь только китайцам подсовывали. А потом понравилось, и стали всем подряд… А, ч-чёрт, я ведь совсем забыл концовку той истории с «зайцем» Витей рассказать! То, что мы с ним скорефанились и вместе работали, это все, конечно, интересно, но самый прикол был в другом. Мы ведь всю дорогу успешно партизанили - скрывали от Нади свой секрет. Притом хохма такая, что Витя этот от неё не прятался, он все время где-то на виду был! По-моему, она его даже видела, когда он подметал или печку в тамбуре топил. А я всю дорогу переживал за то, что она поймет, что он «левый». Смотрю, где-то с полпути беспокоиться начала. Посмотрит билеты, потом бумагу, где мы всех записываем, потом снова билеты, потом пойдёт по вагону - озабоченно так смотрит по сторонам. Смотрю, считает! Ёшкин кот! Ну, думаю, сейчас она Витю вычислит, и нам обоим секир-башка будет… Нет - походила, походила, уселась, молчит. На следующий день та же история. Смотрю, мучается бедняга, все пытается понять, что не сходится. И, конечно, ничего не по-лучается у неё: народу полный плацкартный вагон, пятьдесят два места - сто четыре носка, попробуй-ка разбе-рись! Потом уже ко мне подошла с таким похоронным видом, что мне её даже жалко стало. «Паш, слушай, у нас на одного пассажира больше, чем билетов. Я уже всю голову сломала, считать замучилась, не могу понять, почему так. Вчера думала, может быть, ты «зайца» посадил, но сегодня опять та же история. У нас есть сейчас «зайцы»?» Я ей с честными глазами отвечаю, что нет - те, которых брал ночью, уже все вышли. Так она и не поняла в чем дело, короче, задали мы ей головоломку на полдороги. А ведь Витя у неё всю дорогу под носом крутился, но она на него и не подумала. Да даже и мысли такой не возникло, что «заяц» может пять суток от-крыто ехать в вагоне! Это уже выше всякой наглости.
Пашка снова засмеялся.
- И что, так она об этом и не узнала? - поинтересовался Дюся.
- Неа. И сейчас не знала бы, если бы я сам не проболтался. Мы, когда приехали, долго стояли в депо, ждали, когда у нас вагоны примут. К нам соседи пришли на чай с южным вареньем, посидели, потрещали. Ну, у меня настроение отличное - ведь домой наконец-то добрались, и с «зайцем» этим все обошлось, не попался ни Наде, ни ревизорам. Вот я и расслабился, захотел похвастаться, как ловко это дело провернул. «Надь, - говорю. - Ты меня сильно не убивай, ладно? Витька-то наш белесый «зайцем» с нами ехал аж с самого Волгограда». Её там просто порвало. Пришлось мне много добрых слов в свой адрес услышать. Но все же успокоилась понем-ногу. А я парням подробно рассказал, как это было, они просто обалдели. Вот так…
Пашка вздохнул.
- Да, столько всего было интересного за это время, если все рассказывать, до утра можно сидеть… Са-нёк, дай-ка гитару, спою что-нибудь, да пойду домой, там уже меня, наверно, потеряли.
Пашка подхватил протянутую гитару - исцарапанную, затасканную по дворам - и ласково провёл ла-донью по изгибу барабана. Подстроил струны, взял несколько аккордов. Душа пела.
Он смолк задумчиво, не зная, что ему сильнее хочется сыграть. Растерянность эта была недолгой. Тут же из под пальцев поплыли звуки мелодичного перебора, и высокий молодой голос разрезал тишину ночного двора:
- «Дождь,
звонкой пеленой наполнил небо майский дождь»…
6
Несложные задания бабушки - помочь с уборкой дома, сходить в магазин, развешать белье, помочь пере-вернуть дедушку на бок во время обработки его ран - оставляли достаточно свободного времени для того, что-бы пару раз за день сбегать искупаться.
Пашка, который понял, что за прошедшие вдали от родного города годы ужасно соскучился по морю, каждый раз заплывал настолько далеко, что оставшихся сил едва хватало для возвращения. Подплыв к берегу, он некоторое время лежал в воде на мелководье, отфыркиваясь, потом, осторожно ступая по скользким камням, выходил на берег, тяжело дыша после долгого заплыва. Вытянувшись на старой выгоревшей подстилке, он на-слаждался жаркими лучами солнца, которые, казалось, гладят тело своим горячим прикосновением. Изредка налетавшие с моря порывы прохладного ветерка успокаивали кожу, начинавшую раскаляться от разошедшего-ся не на шутку светила. Пашка лежал, вспоминая, как они давным-давно с друзьями вот так же плескались в те-плых волнах и после этого сохли, улёгшись прямо на камнях. Вспомнилась та мальчишеская гордость, грани-чившая с зазнайством - по поводу того, как они, местные пацаны, хорошо умеют плавать по сравнению с при-езжими ровесниками. Сейчас вокруг Пашки почему-то почти не было парней его возраста, но, выходя из воды, он замечал одобрительные взгляды взрослых мужчин, обращавших внимание на него, чувствовавшего себя как рыба в воде. Это было довольно приятно, и Пашка уже даже перестал упрекать себя в желании быть заметным на фоне отдыхающих. В конце-концов, усомнившись в истинности Библии, он погрешил гораздо больше, чем позволив себе немного тщеславия на пляже.
Так проходили день за днём. Пашка постепенно перестал терзать себя мыслями о том, что не проповеду-ет и даже не читает книг, привезённых с собой. Он окончательно признался себе в том, что оказался слабее ок-ружающего мира и не может тут уже ничего исправить. Уже через день после встречи с друзьями Пашка позво-лил себе взяться за мирскую книгу. Чем-то ведь нужно было заполнить свободное время, остававшееся вечера-ми после того, как дедушка засыпал после укола. Пашка решил, что книга будет более безобидным вариантом, нежели просмотр телевизора, и выбрал из двух зол меньшее. По сравнению с недавней выпивкой это занятие выглядело довольно безобидным. К тому же, он успокоил себя обещанием по приезду в Иркутск по возможно-сти скорее вернуться к своему нормальному состоянию верующего человека.
Почти все книги, которые были у бабушки с дедушкой, они отправили ему контейнером в Иркутск после его переезда. И, как оказалось, за прошедшие годы ничего нового из литературы у них не появилось. На един-ственной оставшейся в доме книжной полке стояла медицинская энциклопедия, песенник 1949 года выпуска, малый атлас мира, брошюры с рецептами блюд и стопка каких-то журналов. Пашка уж было подумал, что при-дется обратиться за книгой к кому-либо из соседей, но тут заметил, что двое из журналов напоминают перио-дические издания из серии «Роман-газета». Он вытащил их из стопки. Да, так и есть - «Роман-газета». В.Дудинцев «Белые одежды». На обложке был изображён торс мужчины, пронзённого несколькими стрелами.
Он уже не раз где-то слышал это название, но не имел ни малейшего представления, о чём книга. Особо-го желания браться за чтение она у него не вызвала, но выбирать было больше не из чего, а идти к соседям не хотелось. И было не так уж важно, чем именно убить время. Пашка прилёг на диван и начал читать, мысленно отметив, как необычно было видеть у себя в руках такую книгу. Он не читал художественной литературы уже месяцев восемь.
В первый же вечер он, сам того не заметив, «проглотил» больше половины первой части, и очень уди-вился, когда, проснувшись на следующее утро, вдруг понял, что ждёт того момента, когда удастся снова сесть за книгу. Он выкраивал для чтения всё время, бывшее свободным от домашних дел, даже брал журнал с собой на море и читал в перерывах между купаниями. Меньше, чем за три дня книга была прочитана. Перевернув по-следнюю страницу, Пашка медленно отложил журнал в сторону, мыслями продолжая оставаться в гуще опи-санных событий.
Он не мог вспомнить, была ли среди ранее прочитанных им книг хотя бы одна, подобная этой. В детстве он увлекался фантастикой и приключениями. Книги Жюля Верна и Александра Беляева, с трудом добытые во времена книжного дефицита, являлись гордостью его скромной домашней библиотеки. Сюжеты произведений этих авторов были, бесспорно, увлекательнейшими, но все они внезапно померкли перед романом, открываю-щим перед читателем суровую правду жизни, изображающим реалистичные образы людей, которые ради того, чтобы открыть человечеству истину, не побоялись восстать против системы, против жестокого государственно-го механизма, способного беспощадно перемолоть непокорных.
Главный герой книги, Федор Дежкин, молодой талантливый ученый, вдруг выясняет, что политизиро-ванная наука современности скрывает от людей факты, доказывающие состоятельность такой науки как «гене-тика». Загнанные в подполье энтузиасты простыми и наглядными опытами демонстрируют предопределён-ность свойств новых биологических видов их генетическими корнями, но никак не внешними природными ус-ловиями. Увенчанные же лаврами лжеучёные не просто по недосмотру упускают из виду результаты этих ис-следований - они, в силу идеологии, навязанной неким бездарем, оказавшимся в фаворе у власти, сознательно запрещают подобные изыскания и нещадно клеймят бунтарей, осмелившихся искать запретную истину. Федор Дежкин, направленный в институт в качестве проверяющего для того, чтобы разоблачить рассадник ереси, про-являет себя как настоящий ученый, для которого наука важнее, чем политика. Случайно натолкнувшись в ходе проверки на результаты крамольных опытов, противоречащие навязываемой свыше теории, он проявляет дос-таточно любознательности, чтобы перебороть в своем разуме строгие догмы и выяснить истину. Но одной лю-бознательности недостаточно - после этого ему потребуется также немало смелости для того, чтобы не пойти на поводу у высоких руководителей и для победы над лженаукой сделать всё зависящее от него.
Пашка сначала не решался себе в этом признаться, но все же не смог закрыть глаза на некоторое сходст-во ситуации, в которой оказался главный герой книги, с его собственной. Нет, ему подобное преследование не угрожало. Не нужно было ни от кого прятаться, скрывать своё мнение, молчать, боясь расправы. Но Федор Дежкин, со своей упрямой ямочкой на подбородке, как будто строго говорил со страниц книги ему, Пашке, о том, что каждый имеет право на собственное мнение. И пусть это мнение противоречит тому, что говорят ок-ружающие, но подчинять свое мышление тому, что они силой навязывают, нельзя, несмотря на весь их автори-тет и власть.
По спине пробежал холодок - такой, как бывал в детстве, когда взрослые обнаруживали какой-то его проступок. Он сам испугался своих мыслей, когда вдруг признался себе в том, что просто не хочет проповедо-вать истины, которые ему самому уже и не кажутся такими незыблемыми. Признался себе в том, что чувство-вал себя очень уютно среди друзей детства, когда на днях составил им компанию, и понял, что хотел бы снова оказаться среди них. Вспомнил, что в тот раз, когда в первый они предлагали посидеть с ними, он на самом де-ле не хотел уходить, но просто заставил себя это сделать, потому что иначе поступил бы неправильно.
«Неправильно, не по стандарту…» - вспомнились неожиданно слова Димы про прокрустово ложе. Пашка в тот раз соврал. Он прекрасно знал этот миф, но не пожелал признаться в этом другу, чтобы тот не продолжил разговор на неприятную тему. Сейчас он сам, безо всякого напоминания со стороны, ощутил себя находящимся в этом ложе. Есть истина со строго определёнными границами - это следовало из учения церкви. А всё осталь-ное, что не вписывается в эти границы - это происки лукавого. Есть мысли, инспирированные Богом, а всё ос-тальное, что не соответствует им, нашёптывается Дьяволом. Эта мысль - правильная, она от Бога. А эта - пло-хая. Она от Дьявола. Третьего не дано.
«Как же так??», - чуть не вскричал он вслух. - «А где же тогда мои собственные мысли?.. Если всё, о чём я думаю, внушено мне или Богом, или Дьяволом, то, получается, что ничего самостоятельно в моей голове не появляется? Чушь какая-то… Я, выходит, сам не способен мыслить? Моё сознание - это лишь совокупный ре-зультат двух внешних воздействий с разными знаками? Положительного и отрицательного… А сам я, значит, просто марионетка? С какой стороны сильнее потянут, туда и движусь?..»
Пашка вышел на улицу и долго ходил вокруг дома, мучительно переживая бунт в своей душе. Образ Фе-дора Дежкина неотступно стоял перед глазами. Пашка, во время чтения испытавший восхищение перед этим сильным человеком, сейчас невольно ассоциировал себя с ним и понимал, что не смог бы принять правильное решение в той ситуации, в которой оказался главный герой «Белых одежд». Ведь он принимал на веру абсо-лютно всё, что говорилось в церкви, не подвергая услышанное ни малейшему сомнению. А всё прочее безого-ворочно отметал.
Получается, что за последние месяцы он сам перестал логически мыслить. «Единственно верное» реше-ние любого вопроса тут же предлагалось ему пастором, братьями и сестрами, которые не давали уйти его мыс-лям в крамольном направлении. И он благодарно принимал готовую информацию, радуясь возможности избе-жать тяжелых раздумий и, возможно, ошибочных шагов. Сейчас у него впервые возникло беспокойное чувство - почти возмущение тем, что он должен покорно принимать на веру слова других людей, утверждающих - при-том ничем не подкрепленными словами - что они слышат Господа и точно знают, что должны делать осталь-ные.
«А если я хочу думать сам? Собирать информацию, анализировать, делать выводы - разве не для этого человеку дан такой мощный инструмент, как мозг?!».
Пашка сам не заметил, как начал мысленно спорить с самим собой - с тем, который ещё оставался внутри него и продолжал упрямо, но уже почти бессильно, отвечать десятки раз слышанными церковными аксиомами на выпады своего оппонента.
«И насчёт рождения духовного человека, которому чужд грех! Если он ему чужд, почему тогда меня так тянет к старому?? Похоже, что никакого чудесного изменения во мне не произошло. Ведь не умер же этот ду-ховный человек здесь, в Анапе! Получается, что все эти месяцы я лишь усилием воли удерживал себя от всего запретного, и это мне удавалось сравнительно легко, потому что был серьезный стимул - постоянное посеще-ние собраний, желание не ударить в грязь лицом перед братьями и сестрами. Я мог бы выпивать и в Иркутске, но как бы я после этого смотрел им в глаза? Одно это могло удержать меня. А то, что я так болезненно стал пе-реносить, когда рядом со мной выпившие люди - так это же вполне естественно для трезвого, оказавшегося в компании пьяных! Для этого и верующим не надо быть, чтобы почувствовать себя не в своей тарелке…».
Вернувшись домой, Пашка почувствовал себя измученным внутренней борьбой и внезапными разочаро-ваниями. Результатом всех размышлений был удручающий вывод: расстаться с церковью он не сможет, так как жизнь в вере стала его единственной светлой целью, но при этом, может быть, в чем-то вернется к старой жиз-ни. Возобновит мирское общение с одногруппниками, перестанет отказываться от праздничных застолий, нач-нёт, как и раньше, думать о жизненных проблемах и самостоятельно принимать решения. Но как при этом он сможет по-прежнему улыбаться братьям и сестрам, глядеть в их честные глаза и бессовестно врать о том, что он не признаёт спиртного и не слушает мирскую музыку? И кого на самом деле он будет при этом обманы-вать?..
Он оказался словно между молотом и наковальней. С одной стороны довлела необходимость праведной жизни, с другой - неумолимо надвигалось понимание того, что он уже, скорее всего, не сможет жить так, как в последние месяцы. Продолжать ходить в церковь и, вместе с этим, грешить так же, как окружающие его без-божники - надолго ли хватит его сил, чтобы вынести такую двуличную жизнь? В конце-концов, он сломается и наложит на себя руки. А дальше…
Ему вдруг захотелось взвыть в полный голос от мысли, что после этой земной жизни начнётся другая, вечная - среди праведников в белых одеяниях, проживших свою жизнь честно перед собой и перед Богом. Гос-поди, неужели и там не будет покоя в душе? У Пашки сдавило грудь от мысли, что такая жизнь может быть вечной. Может быть, это и есть ад?
Лучше бы вечной была смерть …
7
Дедушка угасал с каждым днём.
Если в первые дни после приезда Пашки он мог относительно долго разговаривать и при этом высказывал вполне здравые мысли, то теперь его способность поддерживать разговор таяла на глазах. Он, в основном, молча лежал, молча съедал несколько ложек еды, оставляя нетронутой большую часть принесенного бабушкой. Когда в дом заходил кто-то посторонний, он интересовался тем, кто это был, и уже через несколько минут за-бывая об услышанном ответе, во второй и в третий раз спрашивал то же самое.
Расстроенный Пашка уже понял, что он приехал слишком поздно, и выяснить подробнее свою родослов-ную, а также услышать подробные рассказы о жизни давних родственников уже не получится. Как ни тяжело было это признать, но уход дедушки в иной мир оставался лишь вопросом времени.
Постепенно стало уменьшаться количество забот, связанных с уходом за больным. Пашка вечерами, сво-бодный от дел, понимая, что видит дедушку живым последние дни, часто присаживался возле его кровати и с болью смотрел на умирающего, пытаясь улыбнуться, когда неподвижный дедушка изредка обращал на него свой взгляд. Платок из церкви он давно уже убрал назад в сумку, совсем растерявшись и уже не зная, кого ви-нить в отсутствии результата - собственное ли безверие, или, может быть, бесплодную веру церкви в такие ис-целения…
А ещё через пару дней дедушка вечером вдруг забеспокоился и позвал Пашку к себе в комнату. Бабушки не было дома, она ненадолго отлучилась к соседке. Был вечер, на улице уже стемнело; в комнату сквозь откры-тую форточку с улицы проникала тишина, не нарушаемая ничьими голосами. Тем не менее, дедушку, похоже, что-то встревожило. Он приподнял руку над одеялом:
- Слышишь?..
Пашка ничего не слышал.
- Трещит… Дом трещит…
Опять начались галлюцинации.
- Да нет, всё нормально, ничего не трещит.
- Тихо!.. Вот, опять!.. Вон там стенка трещит! Что же делать? Сейчас все рухнет!..
- Деда, да тебе послышалось, ничего нет! - попытался Пашка успокоить больного. - Все в порядке. Закрой глаза, поспи.
- Да ты что? - раздражённо воскликнул дедушка. - Зови скорее Мишу Гилёва - управдома, он в первом подъезде живёт, пусть срочно всех на улицу выгоняет. Сейчас ведь всё развалится!.. Как же я тут останусь, но-ги-то не ходят!.. - почти заплакал он от отчаяния.
Пашка оказался в полной растерянности. Он никогда не был в подобной ситуации, и совершенно не пред-ставлял, что тут можно сделать. Какая-то неведомая стихия подчинила себя дедушкин разум, затуманив его сознание мрачной пеленой. Никакие доводы логики тут уже не помогали… Слёзы жалости появились в Пашки-ных глазах.
Дедушка тем временем уже оказался во власти нового наваждения. Он, широко раскрыв глаза от ужаса, вытянул трясущуюся руку по направлению к шифоньеру:
- Ой, падает! Он сейчас упадёт прямо на меня! Павлик, держи шкаф скорее - падает ведь!
Пашке стало совсем не по себе, когда он попытался представить, что сейчас видит дедушка. Должно быть, комната представлялась ему перевёрнутой и массивный шкаф под воздействием силы тяжести уже начинал крениться в сторону кровати.
Пашка подошёл к шифоньеру, коснулся его дверей ладонями и постарался как можно спокойнее сказать:
- Деда, не переживай, все ровно стоит, ничего не падает. Ты не переживай, поспи.
Это не помогло. Дедушка ещё в течение нескольких минут в паническом страхе упрашивал вынести его из разваливающегося дома, а потом, внезапно успокоившись, закрыл глаза.
Он лежал, тяжело дыша, но на лице его уже не было того выражения безумного страха, так напугавшего Пашку.
А на следующий день вдруг оказалось, что дедушка не проснулся. Нет, он не умер. Его громкое дыхание по-прежнему было слышно в доме, а одеяло на груди ритмично вздымалось и тут же проваливалось назад, на секунду замирая неподвижно в нижней точке своего движения. Тем не менее, за весь день он ни разу не поше-велился и не открыл глаз. Такой странный сон очень встревожил бабушку. Она то и дело заходила в спальню, чтобы проверить, не изменилось ли чего в состоянии больного. Но никаких изменений не наступало.
К вечеру второго дня бабушка не выдержала и позвонила в «Скорую помощь».
Подъехавшие врачи с первого взгляда определили, что больной впал в кому. Померили давление, поразив Пашку ранее не слышанными цифрами - шестьдесят на сорок. Один из врачей спросил, продлить ли немного биение сердца, чтобы дотянуть до понедельника. Бабушка поинтересовалась, хоронят ли в воскресенье. Оказа-лось, что выходных дней на кладбище нет. Стало быть, необходимости в каких-то искусственных способах продления жизни не было. Днем раньше, или днём позже - есть ли в этом разница, когда человек уходит навсе-гда?
После того, как в доме стихла суета, вызванная приездом «скорой», Пашка зашел в спальню, включил тусклое бра и сел возле кровати. Он долго смотрел на умирающего дедушку, с трудом пытаясь осознать проис-ходящее. Перед ним лежал человек, которого от смерти отделяли какие-то часы. Человек, которого пока еще нельзя было признать мертвым лишь из-за того, что его сердце продолжало биться, поддерживая видимость жизни в неподвижном теле. Где сейчас находится тот, с кем Пашка разговаривал еще два дня назад? Видит ли он окружающее из своей почти безжизненной телесной оболочки, или же облегченно смотрит на неё уже со стороны, освободившись наконец-то от оков немощной плоти? А может быть, и не то, и не другое?..
Пашка уже настолько устал переживать свое безверие, что даже не удивился внезапно пришедшей мысли о том, что сознание может умереть вместе с телом. Прозвучавший кощунственно вопрос врача о том, когда им удобнее встретить смерть дедушки, довершил неразбериху, царившую в его голове в последние дни. Всего-навсего человек - просто медик, владеющий искусством применять различные средства химического происхо-ждения, уверенно ставил себя на одну ступень с Богом, заявляя о том, что он в силах отдалить час смерти. Пашка уже не пытался как-то себе все это объяснить и защитить свои недавние убеждения, которые совсем ос-лабли. Он почувствовал какую-то апатию ко всему, что касалось веры. Мысли переключились на другое.
Теперь стало совершенно ясным, что дедушка совсем скоро умрет, а отсюда следовала необходимость ор-ганизации похорон и поминок. Пашка поморщился, вспомнив о множестве неприятных дел и забот, предстояв-ших им с бабушкой в скором времени. Он толком не представлял, что именно придется делать, но бабушка на-верняка должна была это знать. А он уж как-нибудь справится с теми делами, где понадобится его участие. Все это, конечно, очень неприятно, но придется перетерпеть.
Его взгляд неожиданно упал на шкаф с фотоальбомами. Нижнее пространство шкафа давно уже служило для хранения дедушкиных инструментов. Он сел на пол, открыл низкие дверцы и увидел разнообразные от-вертки, пассатижи, кусачки, лерки, метчики, штангенциркули, микрометры и множество прочих слесарных приспособлений, которые дедушка, мастер на все руки, в изобилии сумел собрал за свою трудовую жизнь, не-смотря на страшный дефицит того времени.
Пашке явственно вспомнилось, как в раннем детстве он часто с трепетом открывал заветные дверцы и са-мозабвенно рылся в многочисленных коробочках и пакетиках, лежавших в шкафу. Лучших игрушек для него тогда не существовало. Растроганный дедушка часто говорил:
- Вот помру, всё себе заберешь.
- Деда, а ты скоро помрешь? - спрашивал глупый малец, которому не терпелось скорее стать обладателем всех этих несметных сокровищ.
Пашка с горечью усмехнулся, вспомнив об этом, и с тяжестью на сердце пробормотал:
- Вот и дождался… Бери. Всё теперь твое.
Инструменты, действительно, надо было забрать. Бабушке, оставшейся одной, они будут ни к чему, и только незаметно разойдутся по рукам тех, к кому за помощью ей теперь придется обращаться. Все увезти с со-бой Пашка, конечно, не смог бы, но можно было выбрать из всего этого самое необходимое и ценное. Он начал неторопливо перебирать инструменты.
Он увлекся этим занятием настолько, что почти перестал обращать внимание на громкое дыхание уми-рающего. Но вдруг встрепенулся, вспомнив бабушкины слова. Она недавно сказала, что дедушку перед похо-ронами нужно будет побрить. А что, если он умрет уже завтра? Пашка уже как-то свыкся с тем, что эта смерть неизбежна, и с дедушкой придется расстаться навсегда, но мысль о том, что ему придется брить мертвеца, была жутковата. Решение пришло само собой. Надо побрить его прямо сейчас - пока он еще живой. Он все равно ни-чего не почувствует, находясь в коме.
Пашка приостановил возню с инструментами и достал из прикроватной тумбочки дедушкины бритву, по-мазок, крем для бритья и ножницы. Сначала он укоротил отросшую бороду ножницами. Потом принес поло-тенце, кружку с горячей водой и попытался аккуратно намылить дедушке щёки и подбородок.
- Надо бы полотенце намочить, распарить лицо сначала, - посоветовала подошедшая бабушка.
- Да ничего, так тоже получится, - ответил Пашка, вытирая капли воды с дедушкиной шеи.
Бабушка отошла, а он начал бритье и тут же пожалел, что не послушался её совета. То ли щетина была слишком жесткой, то ли он не совсем правильно закрепил новое лезвие, но станок двигался по коже с трудом, с громким хрустом цепляясь за волоски. И, видимо, это грубое вмешательство каким-то образом нарушило неиз-менное состояние, в котором дедушка пребывал последние двое суток.
Все это время он дышал как-то по-особенному: резко, с присвистом в горле - как будто задыхаясь - корот-ко вдыхал и тут же протяжно выдыхал воздух. Эти непривычные звуки, ритмичные, как звук какого-то меха-низма, доносились из спальни без изменения с того времени, как дедушка впал в кому. Но не успел еще Пашка побрить ему левую щеку, как вдруг дыхание стало замедляться. По-прежнему резкие вдохи и длительные вы-дохи стали перемежаться все удлиняющимися паузами, во время которых в комнате наступала полная тишина. Это длилось не больше, чем полминуты. И вдруг после очередного выдоха наступила такая долгая пауза, что Пашке стало не по себе. «Нежели это всё?» - мелькнула мысль, от которой мурашки пробежали по спине. Вне-запно дедушка открыл глаза - Пашка вздрогнул от неожиданности. Они были удивительного ясно-голубого цвета, такими он их не видел в эти последние дни. Дедушка всего несколько секунд лежал так, потом сильно, как от боли, зажмурился и стиснул зубы. Правая рука, согнутая в локте и лежавшая у него на груди, крепко стиснулась в кулак. Сквозь плотно сжатые веки выкатилась крупная слеза и стекла по щеке. Через какое-то мгновение всё закончилось. Только что напряженные до предела мышцы обмякли; лицо расслабилось, приоб-ретя какое-то незнакомое, чужое выражение.
Пашка опустил ослабшую руку с бритвой, повернулся к двери и тихо сказал:
- Бабушка!..
- Кажется, всё… - нервно добавил он, когда бабушка, торопясь, зашла в спальню.
Она прислушалась к тишине, вздохнула, но, не успев поддаться чувствам, поторопила себя.
- Так, я сейчас схожу к Тоне, позову её, пусть проверит.
Пока бабушка ходила к соседке, Пашка второпях сбривал остатки дедушкиной щетины. После того, как он оказался свидетелем леденящего душу появления старухи с косой, эта процедура уже не так пугала его. Самое страшное было позади.
Пришедшая медсестра, бегло взглянув на дедушку и проверив пульс, отправила бабушку звонить в скорую помощь - вызвать врача, который официально подтвердит смерть. Прежде чем отойти, бабушка достала из шкафа носки, выходную рубашку и костюм, приготовленные заранее и дожидавшиеся своего часа.
- Тоня, поможешь его одеть, ладно?
- Конечно, конечно, - ответила медсестра.
- Ну, давай, дружок: нужна мужская сила, - продолжила она, обращаясь к Пашке. - Поворачивай его, я начну рубашку одевать.
Пашка с трудом повернул громоздкое тело на бок, опять увидев марлевые тампоны, прикрывавшие так и не зажившие язвы пролежней. После того, как один рукав рубашки был натянут на непослушную руку, он ос-торожно ослабил усилия. Дедушка вновь оказался лежащим на спине, но правая половина его лица, в течение этого короткого времени упиравшаяся в матрас, побагровела, а один глаз открылся. Эта картина вызвала в душе у Пашки суеверный ужас. Казалось, покойный подмигивает им. Тоня быстрым движением ладони закрыла глаз, а через полминуты отлила от лица и кровь, так неестественно исказившая его черты.
Некоторое время ушло на то, чтобы продеть в рукав вторую руку и застегнуть рубашку, и повторить ту же процедуру с пиджаком - уже после того, как относительно легко были надеты брюки. В результате всех этих усилий к приезду скорой помощи дедушка лежал на кровати, уже облачённый в костюм, который при жизни не надевал уже много лет - не было повода… Его, когда-то красивое, лицо, даже потеряв свой цвет и с закрытыми глазами, излучало какое-то благородное спокойствие, внушавшее успокаивающую мысль о том, что наконец-то позади остались все его муки последних месяцев.
Дежурная бригада врачей, уже во второй раз появившаяся в доме за последние два часа, за несколько ми-нут бесстрастно выполнила привычную работу по констатации смерти, и тут же уехала.
Поскольку причина смерти тяжелобольного была известна и без вскрытия, а бабушка к тому же не хотела затягивать с похоронами, тело не стали отдавать в морг. Ещё одну ночь мог дедушка провести на своей кровати и более суток - в своём доме, прежде чем придут к нему многие люди и проводят его в последний путь.
Машина «Скорой помощи» уехала, Тоня тоже вскоре ушла домой, а Пашка с бабушкой остались одни. В доме внешне не изменилось ничего, лишь торжественная выходная одежда появилась на дедушке, который так же, как и в прошедшие двое суток, лежал неподвижно на кровати. Но пришедшая смерть окутала квартиру мис-тической атмосферой и наполнила душу Пашки вызывающим нервную дрожь осознанием того, что здесь толь-ко что свершилось одно из непостижимых таинств этого мира. Час был поздний, но не так-то просто было по-сле пережитого лечь спать.
И тут он внезапно подошел к холодильнику, достал оттуда начатую бутылку водки, стоящую там неиз-вестно с каких времён, налил себе добрых полстакана и выпил залпом. Благо, бабушка подошла чуть позже, и не была поражена невиданным зрелищем. Пашка, морщась, уже закусывал выпитое черешней.
- Что-то я разнервничался, - пояснил он в ответ на её удивленный взгляд. - Надо расслабиться маленько. Тяжело.
- Да, конечно, - согласилась бабушка и продолжила нервно ходить по квартире, не находя себе места.
- Пойдём на улицу, прогуляемся немного, - предложил Пашка. - Надо подышать, чтобы полегче заснуть было.
8
Летний дождь в Анапе - довольно большая редкость. И чаще всего он бывает «слепым» - в одном месте чуть сбрызнет землю редкими каплями, а в стороне из-за облаков уже выглядывает солнце. Редко когда облака затянут небо на целый день так плотно, что не видно просвета.
Вот и сегодня ¬- не успел ещё дождь превратить кладбищенскую землю в чавкающую грязь, как возмущен-ный тёплый летний ветер разогнал прочь облака, осушил пыль дорожек и слёзы на лицах провожающих дедуш-ку в последний путь.
Похороны прошли быстро. Несколько минут рутинной работы подпитых кладбищенских землекопов, тра-диционно угощаемых родственниками усопших водкой, и вот уже навеки скрыто от людских глаз то, что ещё недавно было живым человеком. Все прошло очень тихо - без растравливающей душу музыки оркестра, без на-пыщенных речей провожающих, словно пытающихся за один раз запоздало высказать покойному всё то хоро-шее, что по непонятным причинам умалчивали при его жизни.
На обратном пути Пашка задержался. Он с трудом нашёл на разросшемся за последние годы кладбище среди зарослей низкорослых декоративных деревьев знакомую плиту из мраморной крошки. С овальной фото-графии на него смотрело до боли знакомое детское улыбающееся лицо. Было очень странным осознавать то, что он, Пашка, стал старше на десяток лет, а Васька так навсегда и остался маленьким мальчишкой.
И тут впервые за много лет он озадачился вопросом: а как же они будут общаться, встретившись в загроб-ном мире? В детстве они стояли на одной ступени умственного развития, у них были одни интересы, увлече-ния. А разве сейчас смог бы Пашка дружить с каким-нибудь десятилетним пацаном? Можно, конечно, предпо-ложить, что Васька, прожив все эти годы в другой жизни, сейчас в душе такой же взрослый, как и Пашка, но неужели при этом изменилась и его внешность? Ведь невозможно было себе представить человека с уровнем развития двадцатилетнего парня, при этом сохранившего внешний вид ребенка. Но тогда, если Пашке суждено прожить в этом мире до старости, то, придя в царство воскресших, он встретит Ваську в облике некоего незна-комого дедушки, который чужим голосом скажет: «Пашка, привет!». Нет… совсем не такой он всегда пред-ставлял себе будущую встречу с другом. Была какая-то недосказанность в теории загробной жизни. В каком же облике там существуют люди?..
Эта мысль ещё долго не давала ему покоя. От бесплодных рассуждений он немного отвлёкся во время по-минок, которые бабушка устроила дома, с трудом разместив за двумя столами пришедших соседей. Пашка про-вёл около получаса за столом. Он, уже никого не стесняясь, поднимал вместе со всеми свою рюмку водки, и за-кусывал сначала борщом, а потом отварным рисом с изюмом.
Наевшись, он поднялся и под каким-то благовидным предлогом вышел на улицу. Ноги сами вели его к мо-рю. Там, избавившись от людского шума и оставшись один на один с величественным чудом природы, можно было навести порядок в голове, попытавшись разобраться с огромным количеством переживаний и впечатле-ний последних дней.
Свежий ветер гнал по небу обрывки облаков. На море было лёгкое волнение, выглядевшее вполне по-летнему. Но у Пашки было такое настроение, что поневоле вспоминалось осеннее море - хмурое, серое, озлоб-ленно обрушивающее высокие холодные волны на опустевший берег. Осенью они с друзьями совсем редко хо-дили к морю - купаться там было уже нельзя, а находить удовольствие в том, чтобы просто посмотреть на суро-вую безжизненную стихию, они ещё не умели. Сейчас он смотрел на бескрайнее полотно теплой воды с вкрап-лениями людских тел возле берега, а перед его глазами стояла та, запомнившаяся с детства, картина осеннего моря, сливающегося у горизонта, кажущегося совсем близким, с низким тёмным небом.
На душе у него было сумрачно. Он тщетно силился представить себе то светлое место, где сейчас нахо-дится дедушка. Ничего не получалось. Любая мысль натыкалась на препятствие в виде свежих воспоминаний о том, как он уходил.
Если смерть - это лишь переход души человека в новую жизнь, независимую от бренной телесной оболоч-ки, то почему же последние дни дедушкиной жизни так изуродовали его нетленный разум, который должен быть превыше немощного тела? Все эти галлюцинации показывали, что необратимые изменения, происходя-щие в человеческом организме, напрямую отражаются в его сознании. Умирает мозг - гибнет разум. Торжест-вующе поднял голову призрак презренного материализма, провозглашающего доминирование плоти над созна-нием.
Пашка вдруг вспомнил о душевнобольных людях. Это не кома, не предсмертное состояние - это вся их жизнь. Год за годом ходят они по этой земле - отверженные, навечно занесённые в списки «сумасшедших». Что произошло с их бессмертной душой? Разве может эта частица божественного духа быть больной? Где-нибудь в Библии сказано про это? Нет, болезни - это удел грешной земной плоти. Так где же находится здоровая душа человека, который в своей земной жизни вдруг оказывается одержимым душевным недугом? Ждет его где-то на небесах, надёжно законсервированная в ожидании возвращения своего хозяина? И останется ли самим собой человек, в земной жизни бывший сумасшедшим, а по приходу на небо обретший свое нормальное, нетронутое болезнью, состояние? Не станет ли он чужим для тех, кто посвятил всю свою жизнь уходу за беспомощным существом, для тех, кто многие годы видел его таким, привязался душой к нему, ущербному, полюбил его тако-го, как есть?
Пашка вздохнул от обилия вопросов, на которые не было ответов. Церковь, безусловно, смогла бы их най-ти - она может дать ответ на любой вопрос… Но церкви рядом не было, и, к тому же, Пашка уже совсем не был уверен, что эти ответы устроили бы его. Разве кто-нибудь из его братьев и сестер во Христе был рядом с ним, когда умирал дедушка, разве видели они его мучения? Не будут ли простыми домыслами их ответы на эти во-просы?
Он отошёл от обрыва и посмотрел на дорогу, ведущую к горам. За все дни, проведенные здесь, он так и не сходил в ту сторону. До сих пор он ни разу не был там после гибели Васьки. Дорога на стрельбище с детства стала для него закрытой.
Пашка на минуту остановился, а потом решительно направился туда.
Через пять минут закончилось асфальтированное шоссе, и началась пыльная грунтовая загородная дорога. Он уверенно шёл вперед. Пора было преодолеть свои страхи перед событием, оставшемся в далёком прошлом. Пашка шёл, вдыхая просоленный воздух, оглядывался, мимоходом рассматривая незнакомые высокие ново-стройки, дружными рядами наступающие на предгорья. Но голова его была занята не созерцанием - мысли, тя-желые и серые, как те, ожившие в памяти, осенние тучи, пролетали над ним.
Душевнобольной человек может быть по-своему счастлив. Ведь он не осознаёт своей болезни, ему ещё проще радоваться жизни, чем нормальному здоровому человеку, отягощённому грузом забот и проблем. Он не видит своей ущербности. А вот как быть тем, кто, находясь, что называется, в трезвом уме, полностью осознаёт свою физическую неполноценность? Сколько есть в мире людей, обреченных провести жизнь в инвалидной ко-ляске и не способных самостоятельно ухаживать за собой. При этом они имеют светлое сознание - судьба не дала им даже такого маленького подарка, как возможность не замечать того, что они не такие, как все.
Пашка вспомнил некоторых людей, которых он успел встретить за свою жизнь - тех, кто перенес ДЦП и на всю жизнь оказался запертым в клетке своего жестоко исковерканного тела. Одного из них он запомнил с дет-ства: этого мальчика из соседнего дома родители всегда возили в коляске. Пашка тогда ещё был слишком ма-леньким, чтобы понять происходящее, но ему все равно в глаза бросались запрокинутая большая голова, непод-вижность и чрезмерно крупный рост ребенка - такие дети обычно давно уже могли передвигаться самостоя-тельно. На днях он увидел его вновь.
При воспоминании об этом становилось не по себе.
Мальчика по-прежнему возили в коляске. Только ростом он был уже почти с Пашку, а коляска была не детская, а инвалидная. Он сидел, уронив назад голову, казавшуюся огромной по сравнению с тщедушным, вы-тянутым в длину, телом. Видно было, что ни одна из его мышц никогда в жизни не работала - мальчик напоми-нал живого скелета, увенчанного непомерно большим черепом. Его большие глаза смотрели вверх, а рот был все время приоткрыт, как будто ему было тяжело дышать.
Пашка сначала думал, что этот мальчик ненормальный, и его до глубины души поразило то, что он услы-шал от бабушки: оказывается, эта страшная болезнь не нарушает деятельности мозга. Ребенок способен интел-лектуально развиваться, может учиться наравне со сверстниками и даже лучше их, и при этом полностью осоз-нает свое состояние. Пашка был совершенно подавлен мыслью о том, что жизнь может так жестоко обойтись с человеком. Проще было бы родиться каким-нибудь дауном. Ходить бесцельно по земле, улыбаться самому себе и быть счастливым только от того, что ты жив.
За какие же несовершённые грехи наказаны эти дети? Наследственное проклятие? Может ли быть что-то более нелепым, чем отвечать за грехи тех, кто жил задолго до тебя?
А за что страдают вместе с ними их родители, вынужденные до конца жизни нести свой безнадёжный крест? Вместо того, чтобы в лице детей обрести опору для немощной старости, они должны до последнего дня заботиться о своем большом ребенке и уходить из этого мира, мучаясь мыслью о том, кто же дальше поддержит их несчастное беспомощное чадо. Мало того, что грешникам обещана вечная мука после смерти, так ещё и при жизни они страдают неизвестно за что - и это выглядит особенно несправедливым на фоне благоденствия сы-тых толстосумов и всякого рода процветающих мерзавцев.
Почему хваленая господняя справедливость действует только там - на небесах, которых к тому же никто из живых никогда не видел? Зачем мучить праведника на Земле, если он уже праведник и тем самым достоин лучшей жизни? И зачем разрешать беззаконникам творить зло, если все люди - твои дети? Какой любящий ро-дитель сможет хладнокровно взирать со стороны, как один из его детей избивает другого? Не бросится ли он на помощь слабому?
Слишком много вопросов… И все они внезапно навалились на Пашку в тот момент, когда он был вдали от источника, питавшего огонёк его веры. Не было рядом никого, кто мог бы предложить хоть какой-то ответ на один из них. И изменилось бы что-нибудь, если бы кто-то и был?..
Он подумал об Ире - она была способна ещё лучше его самого отбиться от нападок неверующих, найти ответы на все вопросы, подыскать аргументы против любого возражения. Но разве смогла её уверенность по-мочь Маше?
Маша… Пашка внезапно вспомнил эту девушку, одну из тех, что с детства были незаслуженно обижены Богом. И как это часто бывает, она была вынуждена обратиться за помощью к тому же, с чьего молчаливого со-гласия жестокая судьба исковеркала её тело, а вместе с ним и её жизнь.
«Дома не ночуешь…», - сказал ему дедушка при первой встрече. Пашка сразу понял, какой случай имел-ся в виду. Это было всего один раз. В ту ночь он действительно вернулся домой только под утро.
Собрание проводилось уже не у Сергея, а в квартире у Иры с Лидой. В их округе жило уже достаточное количество прихожан «Слова Истины» для того, чтобы организовать для них новую ячейку. Собрание в друж-ной компании затянулось, а разговор между делом перешёл на тему чудесных исцелений. И тогда чей-то взгляд упал на Машу, которая была на собрании ячейки в первый раз.
Она появилась в церкви совсем недавно с двумя подругами - все они учились в техникуме на остановке «Подстанция». После болезни, перенесенной в детстве, её левая нога так и осталась скрюченной. При ходьбе она сильно припадала на неё. Маша передвигалась без костылей, но очень медленно, все движения её были не-уверенные. Разговаривала она очень тихо, опустив глаза вниз, при этом так неразборчиво шамкала, что иногда было трудно понять, что она говорит. Кроме этого, весь её облик нёс на себе печать какой-то болезненной не-ухоженности. Тусклые редкие волосы, свисающие как пакля, и отсутствие нескольких передних зубов, вместо которых стояли коронки из дешевого металла - такими были ещё несколько штрихов, завершающих портрет этого несчастного создания.
Глядя на Машу, Пашка испытывал щемящее чувство жалости. Ему становилось мучительно стыдно за то, что он, молодой, сильный, привлекательный, позволял себе жаловаться на неудачи в отношениях с девуш-ками. Маша - вот кто мог с полным правом считать себя обделённым судьбой и вытолкнутым на обочину жиз-ни. Он чувствовал себя чуть ли не виноватым в том, что судьба одарила его всем необходимым, и он имеет не-соизмеримо больше, чем эта молодая девчонка, которая, в отличие от своих подруг, была навсегда обречена вместо восторженных взоров поклонников ловить, в лучшем случае, лишь сочувствующие взгляды, бросаемые исподтишка сердобольными прохожими.
Пашка уже не мог вспомнить, кто первым предложил тогда молиться за исцеление Маши. Но все, под-хваченные единым порывом, согласились, загоревшись идеей своей коллективной верой сотворить чудо. Они встали вокруг Маши, положили ей руки на плечи, закрыли глаза и начали истово молиться, выпрашивая у ми-лосердного Отца исцеления для одной из его несчастных дочерей.
Никто тогда не задал вопроса - а что именно должно измениться? И как скоро? Должна ли была прямо сейчас, во время молитвы, распрямиться кость в изуродованной ноге? Должны ли были на ней тотчас нарасти мышцы? А может быть, вместо искусственных зубов в этот момент чудесным образом появятся зачатки новых? Они не обсуждали этого. Если не сразу, то постепенно - но чудо должно было произойти, ведь они все верили в это! Им было совершенно ясно лишь одно - им, начинающим христианам, такое серьезное исцеление нельзя со-вершить пятиминутной молитвой. Молиться нужно было долго.
Они молились «на языках» и по-русски, шёпотом и почти выкриками, сидя и стоя… Устав, все усажива-лись за стол, а Ира ставила очередной чайник на плиту. Так, чередуя молитвы с чаепитиями, они досидели до того времени, когда за окном уже начало светать. Завершая последнюю молитву, Ира торжественно провозгла-сила: «Маша, во имя Иисуса, ты исцелена! Слава Богу! Не переставая, верь в это сама, и постепенно ты уви-дишь, как все последствия твоей болезни исчезают».
Прошло несколько дней, потом неделя, другая… Чуда не случилось. Маша по-прежнему хромала, шам-кала и глядела на весеннее пробуждение природы с прежней болью в глазах, которая, похоже, даже усилилась несбывшейся надеждой.
На одном из следующих собраний ячейки, в отсутствие Маши, Ира грустно подвела итог: «Да, ребята, мало у нас веры, все-таки слабы мы ещё в Духе. Молитесь, молитесь, молитесь… Просите у Бога эту силу».
После этого о неудавшемся исцелении больше не говорили. А Маша вскоре перестала появляться в церк-ви.
Пашка, захваченный своими воспоминаниями, неожиданно увидел, что уже приближается к столбу, пре-дупреждающему о входе в опасную зону. «Стой, стреляют!» - гласила надпись на красном металлическом кру-ге. Еще сотня метров, и начнётся зона стрельбища. Пашка медленно подошёл к брустверу, показавшемуся ему удивительно низким.
Похоже было, что стрельбище давно уже не используется. Все заросло травой, среди которой с трудом можно разглядеть площадку, откуда раньше велись стрельбы. Пашка остановился. Как ни тяжело было ему вернуться мыслями в тот день, он нашёл в себе силы найти взглядом страшное место, навсегда оставшееся в памяти. Подходить туда он не стал.
Обернувшись к обрыву, он задумчиво окинул взглядом живописную картину моря, к вечеру постепенно успокаивающегося от дневного волнения. Заходящее солнце сквозь просвет в облаках оставляло на водной гла-ди золотистую дорожку, края которой были иззубрены все ещё не утихшими волнами. Внизу виднелась узкая полоска каменистого берега, безлюдная и почти сливающаяся с отвесной скалой.
На Земле проходили века и тысячелетия, и лишь эта первозданная красота неизменно оставалась в зените своего великолепия. Сменяли друг друга поколения людей, гибли в войнах тысячи и миллионы людей, а мор-ские волны неизменно спокойно, со скрытой мощью, накатывались на извечные скалы, превращая их острые осколки в морскую гальку, ласкающую своим прикосновением людские ступни.
Сколько людей жило на Земле за всю её историю? Ученые, наверное, смогли бы ответить на этот вопрос - уже придуманы настолько большие астрономические цифры, что их названия сами по себе ничего нам не го-ворят. Бесчисленные количества людских судеб погребены под тысячелетними напластованиями земли. Что в этих масштабах значит жизнь отдельно взятого человека? Ноль…
Пашке вдруг стало обидно от мысли, что он так старается жить праведно, отдаёт столько сил тому, что-бы жизнь его соответствовала законам - божьим и человеческим, а результат всех его стараний безвестно скро-ется среди миллиардов… - или биллионов?.. или ещё какой-нибудь там цифре с непроизносимым названием - людских жизней, прожитых до него и навеки скрытых от летописцев и учебников истории. Уже через каких-то сто лет всем живущим на Земле будет совершенно наплевать на то, что жил когда-то такой человек в истории России, размышлял о смысле жизни и мучился, выбирая правильный жизненный путь. В лучшем случае, какой-нибудь из его любознательных праправнуков выяснит для себя некоторые подробности его жизни, и всё… Пыль веков быстро погребет страницы Пашкиного земного пути, скрыв от всех титаническую работу его бес-покойного разума.
Пашка отошёл от обрыва и направился к городу, все ещё погружённый в свои тяжкие размышления.
Никогда раньше, даже в самые тяжёлые минуты своей жизни, ему не приходилось столько душевных сил отдавать для того, чтобы разобраться в том, как ему следует жить. А особенно тяжело было ощущать эту нераз-бериху в голове после месяцев, проведенных в Слове Истины - там, где все было предельно понятным, и жизнь стремительно катилась вперед по твёрдым рельсам. Сейчас Пашка ощущал себя неуверенно бредущим по пус-тыне, все больше увязая босыми ступнями в раскалённом солнцем песке. И поблизости нет ни одного оазиса, дарующего жизнь…
Какой бы заманчивой ни выглядела перспектива провести лето в родном городе, купаясь в море и заго-рая под южным солнцем, Пашка понимал, что ему сейчас, в первую очередь, необходимо любой ценой найти душевное равновесие. Еще неделя-другая этих бесконечных «почему» вполне могут довести его до одной из крайностей - до худшей...
Оставалась надежда на возвращение домой. Вновь оказаться в спасительной атмосфере собраний - только там есть единственная возможность вернуть спокойствие в угнетённый разум. И, уехав сейчас, он ещё успеет попасть в летний библейский лагерь.
Подходя к дому, Пашка уже твердо решил для себя, что в один из ближайших дней поедет в Иркутск.
9
Вновь слышится монотонный стук колёс, вновь в открытое окно влетает знакомый запах креозота, и мимо проносятся одна за другой станции, оставляя позади ряды шумных торговок. С каждым днем всё ближе Ир-кутск. Поезд прибывает утром в воскресенье.
Пашка рассчитывал, что сразу же, будучи не слишком отягощённым своей полупустой дорожной сумкой, появится на собрании «Слова Истины». Он уже не очень-то верил в то, что после этих трех недель душевного бунта получит облегчение всего лишь за одно посещение церкви, но надеяться было больше не на что. Не-сколько собраний, потом поездка на залив в библейский лагерь. После этого или произойдет чудо, или… Или же не произойдет. Тогда ему придется изображать из себя добросовестного христианина, тщательно скрывая от всех давшие щедрые всходы семена атеизма, невесть откуда появившиеся в его сознании за эти три недели.
Пашка изнывал от духоты и одиночества. Люди на соседних полках то и дело менялись, и большую часть пути он ни с кем не общался. Хотелось холодного пива. На станциях скучающие пассажиры выходили раз-мяться и вдохнуть воздуха, который был чуть свежее, чем в вагоне. Торговки-искусительницы соблазняли их мгновенно запотевающими на жаре бутылками. Кое-где продавали и вяленую рыбу. Пашка героически держал-ся.
Наконец до Иркутска осталась лишь одна ночь пути. Пашка, взволнованный приближением к дому, долго не мог заснуть. Когда за окном замелькали яркие огни, а поезд начал замедлять ход и завизжал колёсами на стрелках перед очередной крупной станцией, он поднялся с полки, одел кроссовки и пошёл в тамбур. Нужно было пройтись по свежему вечернему воздуху, может быть, после этого удастся заснуть.
Он выглянул в окно - Нижнеудинск, родина его матери. Сам он ни разу не был в этом небольшом городе.
Вокзал был слабо освещен. В полутьме Пашка разглядел подходящую к вагону шумную выпившую ком-панию. «Сейчас начнут в вагоне гулять, тогда уж точно не заснуть будет», - недовольно подумал он.
Но из четырёх подошедших лишь один достал билет и показал его проводнице. После этого он ещё долго стоял со своими провожающими - мужчиной и двумя девушками - возле ступенек вагона. Они громко весели-лись, вспоминая о том, как провели этот день.
Когда проводница сказала пассажирам заходить в вагон, провожающий, словно фокусник, добыл откуда-то из-за пазухи бутылку водки, с хрустом отвинтив крышку, тут же извлек из кармана своего спортивного кос-тюма складной стакан, наполнил его и предложил другу:
- Давай на дорожку!
Тот выпил, закусив заботливо протянутым ему пучком зелени.
- Ну, Сергуня, давай до встречи! Приезжай ещё! Мы тебя будем ждать! - завизжали пошатывающиеся де-вицы.
Провожающий протянул Сергуне, уже поднявшемуся в тамбур, начатую бутылку:
- Возьми на дорогу, чтоб не заскучать в пути. До встречи! Счастливо!
Пашка зашёл в вагон последним. Вслед за ним поднялась проводница, громко хлопнув вагонной дверью.
Он подошёл к своему месту и увидел, что напротив уже располагался только что появившийся в вагоне Сергуня. Забросив на багажную полку свою сумку, тот отряхнул ладони, присел и окинул быстрым взглядом своего соседа по купе.
При ночном освещении было трудно оценить возраст нового пассажира. Пашка неуверенно предположил, что тот лет на пять постарше его. Невысокий, поджарый, с сильными загорелыми предплечьями, сильно кон-трастировавшими в полумраке с рукавами белой футболки.
- Серега, - он без лишних предисловий протянул Пашке крепкую ладонь.
- Пашка.
- Домой едешь?
- Ага, в Иркутск - улыбнулся Пашка.
- Я тоже, - Серега достал из пакета полбулки хлеба, увесистый шмат сала и банку рыбных консервов. - Ну, давай возвращение отметим. Хорошо, что не спишь, я думал, одному скучать придется.
Пашке хватило всего нескольких слов, произнесённых попутчиком, чтобы почувствовать к нему доверие и порадоваться новому знакомству.
Серега разложил продукты на столе возле початой бутылки водки, резво поднялся и отошел в сторону ку-пе проводников, тут же вернувшись с двумя стаканами.
- Издалека едешь? - поинтересовался он, вытаскивая стаканы из подстаканников.
- Издалека… Из Анапы.
- Ого, - присвистнул попутчик. - И как тебя туда занесло?
- Бабушка у меня там. А дедушка умер, вот только похоронили.
- Да… С жизнью не поспоришь… Пришел срок - значит, пора. А у меня уже и бабку, и деда зарыли. У нас в стране пожилые люди долго не живут, так - доживают. Вот взять, например, Германию - там человек на пен-сии только жить начинает! Всю жизнь пашут, как лошади, и ждут, когда же лафа начнётся. А потом начинают кататься по всему миру. Мне посчастливилось там разок побывать, насмотрелся на бодреньких старичков. Со-всем другая жизнь…
Серега замолчал, наклонившись над столом и стараясь впотьмах не пролить водку мимо стакана.
- Ну, давай! За возвращение.
Пашка выпил, уже почти не вспоминая о своем образе христианина.
- А я из Братска еду, - закусив, пояснил Серега. - В командировке там был. А на обратном пути к друзьям в Нижнеудинск заехал.
- Кем работаешь?
Пашка сразу не расслышал ответ собеседника, пережевывающего кусок сала, и переспросил:
- Кем?
- Мент я. - повторил Серега. - Да ты не думай, хоть про нас много гадостей говорят, но обычно фигня всё это. Не такие уж у нас тупые люди работают. Хватает умных и порядочных мужиков. Я вот сам, например, не поверишь, пофилософствовать люблю. Со школы увлекался рассуждениями о смысле жизни. Могу любого на эту тему переговорить. А ещё у меня высшее техническое образование. Политех наш закончил. Так что мент менту рознь.
- О, я тоже там учусь, - обрадовано воскликнул Пашка.
- Слушай, моё тебе пожелание, чтобы нашел после учёбы нормальную работу. У нас ведь в Иркутске всего один завод был, куда все машиностроители шли после окончания - ИЗТМ. А после того, как страну начали раз-валивать, такой гигант производства уже почти загнулся. Я поработал там немного и решил - хватит. По не-скольку месяцев ждать зарплату, которая к тому же никак за инфляцией не может угнаться - нет уж, спасибо…
- А разве в милицию любого берут?
- Ну, во-первых, ты после политеха вовсе не «любой». Там на военной кафедре уже получишь какое-никакое, а офицерское звание. Это в милиции ценится. Во вторых, сейчас везде появляются персональные ком-пьютеры, а я этим делом сильно увлекся, пока учился, и сейчас, если что случится, могу порядок навести в этой коробке. А в милиции тоже нужны технические спецы. Важнее другое: нужно чувствовать, что не зря работа-ешь. Что есть людям польза от твоего труда. Я не так давно в этой конторе, но понял, что дело они делают нуж-ное. Чтобы там ни говорили… И я помогу, сколько сил хватит…
- А в Братске ты что делал?
- Работал, - усмехнулся Серега. - Давай я сейчас не буду об этом? У меня железное правило. О работе - только на работе. Помнишь анекдот о том, что если мужик начинает говорить о работе, значит, он уже напился? А поскольку я ещё могу уверенно лежать на полу без посторонней помощи, будем считать, что я вполне трезв, и никаких разговоров о работе.
- В Братске у меня любимая, - продолжил он после небольшой паузы, озарившись приятными воспоминаниями. - Моя Светланка. Ждет меня все время, а я любой повод использую, чтобы в командировку рвануть. Вот и в этот раз месяц с ней прожили.
Он с мечтательным видом прикрыл глаза, и снова плеснул водки в стаканы.
- Давай-ка выпьем за любовь. Чтобы у каждого из нас была тихая гавань, где можно пересидеть семейные бури. Сейчас вернусь домой, а жена уже соскучилась, забыла о всех своих выступлениях, встретит отлично - накормит, напоит, приласкает.
- Так у тебя ещё и жена есть?? - чуть не поперхнулся Пашка.
- У меня их считай что две. Одна в Иркутске, другая в Братске. Я их обеих люблю, и ни одну не хотел бы потерять. А они, что самое важное, друг про друга не знают. Иркутская жена, которая у меня официальная, уве-рена, что я там только работаю, а братская убеждена, что в Иркутске у меня никого нет, и я просто пока не могу из-за контракта уволиться оттуда, чтобы насовсем переехать к ней. Для обеих я единственный. Им хорошо, а мне тем более.
Пашка растерянно молчал. Такое надругательство над семейными ценностями задевало не только христи-анские добродетели, но его собственные убеждения, впитанные с детства из книг.
- Вот так… - продолжал Серега. - Жизнь содержит в себе множество сюрпризов, надо только не упускать свой шанс - и всё будет твоим.
Улыбка самодовольства вырисовалась на его лице.
- Но ведь это же измена… - робко попытался возразить Пашка. - Как же можно так обманывать любимую женщину?
- А я никого и не обманываю. Я с ней совершенно искренен. Я не притворяюсь, что я её люблю. Когда я в Иркутске, в моём поведении ничего не зависит от того, чем я там в Братске занимался. Для жены той моей жиз-ни не существует, и она вполне счастлива. Так что обмана никакого нет.
- Так ты, наверно, её уже разлюбил и поддерживаешь нормальные отношения только ради порядка?
- Да нафига мне такой порядок был бы нужен? - возмутился Серега. - Я бы уж давно от неё сбежал. Если честно, то были у меня такие мысли после года совместной жизни. Как раз начиналось воспитание дочки. Тя-жело было с непривычки. А тут ещё жена пилит - то не так сделал, это не так. Так меня это всё припарило, я даже внушил себе, что совершенно разлюбил её. И ведь уже не сбежишь - ребятишка маленькая в доме ползает. Как её без отца оставить? Только ради неё и вытерпел. А сам себя убедил в том, что через некоторое время со-вместного проживания любовь исчезает, и остается лишь привязанность.
Пашка, ухмыльнувшись, кивнул в знак подтверждения того, что уже знаком с этим мнением.
- А потом я вдруг задумался, а что же такое «привязанность»? И тут на меня словно прозрение нашло: ведь эта самая привязанность - это вовсе не какое-то постороннее чувство как противоречащее любви. Наоборот, она является частью этого сложного чувства, которое называют «любовь»!
Пашка сдвинул брови, пытаясь не упустить нить рассуждения.
- Если не ошибаюсь, древние греки различали пять видов любви. Любовь «агапэ», любовь «эрот», или как её там, блин?.. Забыл… Короче, есть пять разных видов любви - фактически пять совершенно разных чувств, которые почему-то называются одним словом. Мать любит ребенка, ты любишь женщину - много ли общего в этих чувствах? Фиг найдёшь сходство, а называется одним словом. Как будто не могли разные слова приду-мать, чтобы не морочить людям голову. И дело ещё осложняется тем, что в отношениях мужчины и женщины, как правило, встречаются не классические - в чистом виде - разновидности этого чувства, а различные их соче-тания. То есть, во взаимоотношениях людей встречаются, наверно, не пять а все пятьдесят пять видов оттенков чувств, называемых одним словом - «любовь».
Он замолчал и вопросительно посмотрел на Пашку.
- Врубаешься?
- Угу, - кивнув, промычал Пашка, откусывающий кусок от бутерброда с салом.
- Так вот: можно ли при таком многообразии вариантов уверенно утверждать, что я не люблю свою жену, если всего-навсего не испытываю к ней того сильного, до нервной дрожи, восторженного ощущения, ко-торое было в самом начале наших отношений? Один психолог написал (считаю, совершенно правильно), что такое чувство любви - это болезнь. Все валится из рук, теряешь голову, никакой работоспособности - симпто-мы налицо. И почему-то считается, что чувство с такими внешними проявлениями - это настоящая любовь, а все остальное - увлечение, привязанность. И вот начинаешь придирчиво анализировать своё чувство - а любовь ли это? А может быть, нет?
- Ты знаешь, а ведь я тоже каждый раз, когда вдруг увлекался какой-нибудь девушкой, всегда пытался определить: что это - настоящая любовь или увлечение? - понимающе подтвердил Пашка, увлеченный услы-шанным.
- И не ты один! Это типичное заблуждение. Я сам довольно долгое время маялся дурью, каждый раз придирчиво анализируя свое чувство: что это - любовь или нет? Да любовь, конечно! Пусть она длилась всего какой-то месяц, но она была! И я произвел переворот в своем сознании: с тех пор больше не поддерживаю все-общее мнение о том, что настоящая любовь - одна, большая и на всю жизнь, а все остальное - лишь ее види-мость, ошибочно принимаемая за подлинное чувство. Нет же! Ничто в жизни не остается неизменным, поэто-му глупо требовать, чтобы любовь не менялась со временем и никогда не проходила. Тем более, это чувство, а чувства, пожалуй, самое непостоянное из того, что есть в нашей жизни.
- «Любовь - вопрос чувства, не вопрос морали. А чувство не знает предательства. Оно растет, изменя-ется, исчезает - где же тут предательство?» - задумчиво процитировал по памяти Пашка. - «Черный обелиск» Ремарка - сильная книга…
- Блин, Пашка, держи краба! - восторженно воскликнул Серега, ещё раз сжав Пашкину кисть своей мо-гучей ладонью. - За такое взаимопонимание просто необходимо выпить!
Они ненадолго прервались, и тут же, не успев ещё толком закусить, Серега воодушевленно продолжил свою речь.
- Все изменяется! В этом и есть правда жизни. То есть, не стоит расстраиваться, если вдруг поймешь, что романтическая любовь прошла. На ее место приходит другая любовь - чувство не такое яркое и ошелом-ляющее, заставляющее порхать мотыльком, но несравненно более глубокое. Оно совершенно другое: не надо даже пытаться сравнивать его с тем, которое было в самом начале, и потрясенно убеждаться в том, что отноше-ния изменились. Изменились - и хорошо! Так и надо! Ничто в жизни не должно стоять на месте. Разнообразие в чем бы то ни было - это не излишество, а необходимое условие самой жизни. Жизнь не существует в застывших формах.
Пашка перестал жевать и вытаращил глаза на этого доморощенного философа. Не верилось, чтобы из политехнического института могло выйти что-то подобное… А Серега тем временем упоённо продолжал:
- Все логично, но все же сразу возникает вопрос: а как же то, первое, чувство, которое так будоражило и лишало покоя, дарило сладостное предвкушение чего-то неизведанного и манящего? Неужели я обречен ни-когда больше не испытать его? Мне дан великий дар чувствовать и переживать. Не слишком ли жестоким будет совершить над собой это насилие, если я не позволю себе больше никогда испытывать эти чувства? Я ведь про-сто изувечу свое естество в прокрустовом ложе общепринятой морали!
Пашка удивился совпадению - опять встретилось ему упоминание о пресловутом ложе. Услышав столь яркую метафору, вдруг явственно представил Серегу лежащим в этом жутком приспособлении. Тот, глядя по сторонам, видел проходящих в мини-юбках красивых девушек, и рос на глазах. Ноги его начинали выглядывать за запретную черту и откуда-то сверху молниеносно падал топор гильотины, отсекая сначала торчащие ступни, потом кусочки голени - сантиметр за сантиметром.
- За свою жизнь - пусть не такую уж длинную - я успел не раз убедиться (как из книг, так и на собст-венном опыте), что ни в коем случае нельзя слепо следовать догмам, будь они религиозные, политические или любые другие. А ведь устоявшиеся моральные нормы вполне можно расценить именно как догмы! Поэтому надо проверить, насколько им можно доверять. Для этого давай мы сейчас вместе с тобой вернёмся к самому началу человеческой истории.
Пашка согласно кивнул.
- Откуда возникла потребность в возникновении такого понятия, как мораль?
Серега, похоже, уже ощущал себя стоящим на трибуне. Взволнованный собственным рассказом, он да-же забыл о выпивке и закуске и лишь увлеченно делился своим опытом.
- Рассмотрю предельно простой из возможных вариантов. Когда-то какому-то человеку стало плохо. Ну, ударил его соплеменник палкой, которую взял в руки, когда перестал быть обезьяной. Самое обычное дело. Тот пришел в пещеру, пожаловался сородичам, те ближайшим соседям рассказали. Все солидарно поохали, по-ахали: какой нехороший неандерталец! Нашему человеку плохо сделал! Вот тебе и общественное мнение сло-жилось. Тут же возник элементарный вывод: человеку не должно быть плохо. Вот она - основа всей морали! А все остальные моральные постулаты - это логическая надстройка над этим изначальным утверждением. При-том, из чего состоит эта надстройка - напрямую связано с условиями существования человека. Особенно сильно на ее формирование влияет религия. Но с религиозными догмами я не собираюсь безоговорочно соглашаться и даже не буду о них сейчас говорить.
- А ты вообще веришь в Бога? - заинтересованно перебил его Пашка.
- Это другой вопрос, - отмахнулся Серега, - Я тебе потом скажу, что по этому поводу думаю. А сейчас сделаю вот что - сформулирую один тезис, ты его вдумчиво выслушай, и присмотрись придирчиво к этому ут-верждению. Увидишь ли ты в нём что-то нелогичное и предосудительное с общечеловеческой точки зрения?
И он выразительно огласил:
- «Человеку должно быть хорошо, но с условием, чтобы при этом не было плохо другим». Как тебе?
- Вполне логичный тезис, - согласился Пашка, подумав.
- Отлично. Тогда беру его как фундаментальный и сам получу из него надстройку, которая, в конечном итоге, и будет являться моралью. Моей собственной моралью, в истинности и справедливости которой я не бу-ду сомневаться, требованиям которой буду строго следовать. Допустим, я влюбился в другую женщину. В со-ответствии с общепринятыми нормами, этого достаточно для того, чтобы считать себя поступившим амораль-но. А по моей теории, этот факт в чистом виде ничего не значит. Сделал ли я плохо своей жене? Нет, конечно - ей ни тепло, ни холодно от того, что у меня там происходит за пределами дома. Пока человек не знает о каком-то событии, оно для него не существует. А вот если я, влюбившись, возвращаюсь домой неизвестно во сколько, или вообще не ночую дома, при этом веду себя невнимательно и даже грубо по отношению к жене - моё увле-чение на стороне напрямую ущемляет её интересы. Тем самым мой изначальный принцип нарушен: мне хоро-шо, но от этого плохо близкому человеку. Уловил?
- Серега, да ты просто гений - парадоксов друг, - усмехнулся Пашка. - Надо же было такое придумать! Логично до невозможности. Но разве тебя самого совесть не мучает? Ведь приходится врать!
- А что такое вранье? - снисходительно усмехнулся тот. - Просто набор слов… Не слова формируют нашу жизнь, а дела. Только тогда, когда моей жене будет плохо, меня начнёт мучить совесть. А если ей хорошо, какой тогда смысл мне себя изводить мыслями - вру я или не вру?
Пашка затих, переваривая услышанное. Серега удовлетворенно продолжал:
- А теперь можно определить и частный случай моего основополагающего тезиса - для семейной жиз-ни. Звучать он будет так: я не имею морального права допустить, чтобы жена усомнилась в моей верности. Де-лай, что угодно, но так, чтобы не знала жена. Это краеугольный камень мира и спокойствия в семье. Простое и мудрое правило.
- Ты знаешь, - Пашка выглядел растерянным. - Я, конечно, ещё не женат и не могу с тобой спорить на равных. Но ты мне все же объясни, как ты добиваешься того, чтобы дома оставаться любящим мужем, в то время, когда твои мысли устремлены к другой? Когда я в кого-то влюбляюсь, для меня не существует других девушек, я их просто не замечаю. Вся жизнь концентрируется вокруг этой - единственной. Я просто не могу представить, как бы я смог, возвращаясь домой и ни на минуту не переставая думать о той, кого люблю, ещё и проявлять какую-то нежность к жене. У меня не оставалось бы на это душевных сил. Ведь нельзя любить двоих сразу…
- Вот! - торжествующе подытожил Серега. - И ты стал жертвой всеобщего заблуждения. Конечно, ты не можешь совершенно одинаково любить обеих. Но нельзя считать, что одно чувство может как-то противоре-чить другому, конфликтовать с ним. Это может привести к ошибочному ощущению того, что другая женщина дороже, чем жена, и даже вызвать тяжелый стресс, возникающий от необходимости выбора - «или, или». Что-бы предотвратить это, надо только вспомнить о том, что любовь к жене и любовь к другой женщине настолько отличны друг от друга по своему содержанию, что эти два чувства находятся в двух непересекающихся плоско-стях. Это совершенно разные чувства! Более того, в идеализированном варианте мое увлечение может даже благотворно влиять на отношения с женой.
Он поймал недоумевающий взгляд Пашки и продолжил:
- Невероятно? А почему бы и нет? Когда человек возвращается домой чем-то расстроенный, становит-ся плохо и его семье. И наоборот, если он приходит в добром расположении духа, его настроение так же пере-дается близким. У меня самого, конечно, немного другой случай - я живу параллельно как бы в двух жизнях, но ведь многие удачно справляются с тем, что у них две любимых в одном городе. И вот он прилетает домой, что называется, на крыльях любви, все еще переполненный радостными воспоминаниями. Он рад жизни и счаст-лив, он благодушен и добр, переполняющие его положительные эмоции прямо выплескиваются на окружаю-щих. И всем тоже становится хорошо на душе. Замечательно, не правда ли? И это не фантастика. Это вполне можно достичь, но только нужно ни на секунду не забывать о том, что такая идиллия получится лишь в том случае, если не ставить в противоречие чувства к жене и к другой женщине. Вот…
- Блин, что-то меня сегодня после выпивки на речи пробило, - улыбнулся он после паузы. - Как Энди Таккера. Читал О.Генри?
- Ага, - засмеялся Пашка, вспомнив рассказ «Трест, который лопнул».
- Ну ладно, теперь самое время промочить горло философа.
Серега налил снова.
- Давай выпьем за то, чтобы мой выстраданный опыт не просто скопился в хранилищах мозга, а приго-дился людям. И я очень надеюсь на то, что ты не потеряешь эти мысли. Дай бог, чтобы они тебе когда-нибудь помогли…
- Кстати, о боге, - продолжил он тут же. - Ты меня немного не вовремя спросил, а вот сейчас отвечу. Я верю только в то, что человек не произошел от обезьяны. Есть какой-то космического масштаба источник ду-ховной энергии, который подпитывает наши жизни. В это я верю. Но это совсем не то, что люди называют бо-гом. Оно не участвует в нашей жизни, не помогает и не мешает. Мы сами делаем свою судьбу… Ты знаешь, раньше мне хотелось верить в бога. Бывают моменты, когда чувствуешь себя слабым, и тогда ужасно хочется, чтобы он действительно существовал, помог, поддержал… Сколько раз я ни рассчитывал на это, все было бес-полезным. Приходилось выкручиваться самому. Так я ни разу и не ощутил его присутствия в своей жизни. И как бы ни хотелось мне в него верить - идея-то хорошая - но не могу... Остается верить только в себя.
Он склонился к Пашке, поманив его к себе, и закончил заговорщицким шепотом:
- Послушай, что скажу: в моей семье Я - бог. Пока справлялся и верю, что дальше буду справляться.
Оба замолчали на какое-то время.
- Да, Серега, ну ты грузанул… - наконец выдал озадаченный Пашка.
- Извини, конечно, если задел какие-то твои убеждения - это просто мое мнение, можешь не принимать его близко к сердцу. У каждого свой путь. А что касается любой религии, то я глубоко уверен в том, что все они придуманы людьми. Их многочисленность говорит сама за себя. Напомню тебе тот же «Черный обелиск», хорошо, что ты тоже его тоже читал. Помнишь, где он смотрит на полку с книгами и видит десятки книг, напи-санных разными авторами, каждый из которых уверен, что может открыть людям смысл жизни.
- Ага, помню, - кивнул Пашка. - И каждый предлагает свое решение вопроса.
- Вот! И там есть отличное сравнение с жидкостями для ращения волос. Куча производителей, множе-ство различных средств. А ведь все предельно просто: если бы хоть от одного из них волосы действительно росли, то покупали бы только его, а производители других давно уже обанкротились бы. Улавливаешь, к чему я?
Пашка неуверенно замычал, пытаясь предсказать мысль собеседника, но так ничего и не придумал.
- Ну, тогда подскажу: сколько в мире разных религий?
- Да не один десяток, наверно… - Пашку вдруг осенило. - А-а-а, теперь я понял, к чему ты клонишь…
- Замечательно! И вот простой и логичный вывод: если хотя бы одна из религий рассказывала о на-стоящем, а не вымышленном Боге, то все верили бы именно в него, по той простой причине, что он был бы сильнее и действеннее всех тех идолов, о которых рассказывают другие.
Он сделал паузу и, не дождавшись никакой реакции от задумавшегося Пашки, продолжил:
- А причина, по которой в мире так много религиозных течений, одна. Я где-то об этом прочитал. Ока-зывается, любая религия - это бизнес. Причем, очень высокодоходный бизнес. Ты просто не представляешь, ка-кие там бабки крутятся. Гигантская сеть «клиентов», приносящих регулярные финансовые вливания, притом они ещё сами находят других «клиентов» для постоянно растущей «фирмы». Превосходный образец сетевого маркетинга, только товар очень необычный. Продаются места в загробном мире. Это ещё круче, чем торговля воздухом! И ведь работает!
Пашка откинулся на стенку купе, глядя на редкие точки огоньков, проплывавших за окном во мраке ночи. Он понимал, что не может ничего возразить против услышанного.
Действительно, какая нелепость заключена в том, что в мире существует множество религий. И ведь приверженец любой из них свято убежден в том, что именно его религия - единственно верная, а во все ос-тальные обращаются люди, безнадёжно обманутые. При этом он не берет в расчет того, что все остальные та-ким же образом убеждены в своей правоте и воспринимают в качестве обманутого его самого. В чем причина этого? Может быть, в том, что любому человеку присуща способность считать себя умнее других? Наверно, именно это и позволяет ему не допускать мысли о том, что обманули именно его, а не кого-то другого.
Пашка вспомнил ситуацию, когда люди из «Свидетелей Иеговы» проникли в числе прочих гостей на открытое собрание, которое «Слово Истины» проводило для горожан на острове Юность. Пока со сцены вещал пастор, пока разыгрывались театрализованные представления, и играла «группа прославления», эти представи-тели «конкурирующей фирмы» затесались в задние ряды зрителей и начали там свою пропаганду. Они настой-чиво убеждали людей в том, что те попали к «волкам в овечьей шкуре», и что нужно немедленно уходить от-сюда и узнать единственно верную истину от «Свидетелей Иеговы».
Серега достал пачку сигарет.
- Покурим?
- Я не курю, но за компанию схожу, поговорим там.
Они вышли в тамбур. Серега закурил и продолжил:
- Мало кто размышляет о том, есть ли смысл в «том свете». На первый взгляд, это хорошее утешение для тех, кто страдал здесь. Многие на это покупаются. И почти никто не задумывается о том, что здесь можно пережить такое, после чего никакая загробная жизнь, при всей её сказочной привлекательности, тебе совсем не понадобится. Наоборот, ты будешь молить Бога только об одном - о вечном забвении. Только бы избавиться от своих воспоминаний.
Серега тяжело вздохнул. Его мужественное лицо помрачнело. На Пашку остро взглянули зеленые глаза из-под насупившихся бровей.
- Я тебе сейчас приведу хороший пример. Мне один наш опер рассказывал историю. Не так давно про-изошла. Действовала в городе банда, когда ещё кооперативы были. Кое-кому ведь удавалось неплохо на этой деятельности заработать. Так вот эти твари вламывались в квартиру к какому-нибудь кооперативщику, и пыта-ли его, пока не скажет, где все его деньги - слышал, наверно, о таком? А бывало и такое, что денег у того не оказывалось, но они не верили, думали, врет. Такому выжить уже не суждено было. А последнее их преступле-ние было самым зверским. Хорошо, что после этого их все-таки вычислили, а то неизвестно, скольких бы ещё людей замучили. А тот случай был, действительно, страшным. Искали деньги, не нашли, пытали обоих - и му-жа, и жену. Этот опер там был, у него после того случая седые волосы появились. Зашли они домой, трупы сра-зу и не нашли. Оказалось, они в погребе были спрятаны. Им плохо стало, когда они их увидели. Он мне вкратце рассказал, как эти маньяки над ними обоими издевались, но я тебе не буду пересказывать, а то ещё сблюешь тут… По сравнению с тем, что они придумали, утюг на животе - это просто детские шалости. Что-то зря я об этом заговорил… Опять тяжело на душе стало…
- А ты почему вспомнил про эту историю?
- Это я все к тому же. Есть ли смысл в жизни после смерти? Как можно там жить, если в памяти у тебя по-прежнему стоят страшные картины того, как на твоих глазах несколько часов издеваются на твоей женой? Сможешь ли ты быть радостным и счастливым среди всех этих беззаботно порхающих ангелов, не знающих та-кой боли? Нужна ли тебе такая вечная жизнь?.. Я уверен, что единственным желанием этих людей, если бы они возродились после смерти, было бы умереть снова, чтобы только не помнить пережитого ужаса…
Пашка молчал в глубокой задумчивости.
Они вернулись, допили остатки водки и легли спать. До Иркутска оставалось ещё несколько часов.
10
Он пришел в Дом Офицеров за полчаса до начала собрания. В фойе второго этажа ещё никого не было. Пашка оставил сумку у вахтерши и вышел на улицу, сделав небольшой круг по центру города. Он чувствовал себя неуютно перед этим собранием. Казалось бы, предстоящая встреча с братьями и сестрами должна была внушать оптимизм, но что-то было не так. Он никак не мог понять, что именно его угнетает. В памяти по замк-нутому кругу проплывали одно за другим события прошедших недель. Слишком многое было сделано, сказано, подумано - то, чего не произошло бы, останься он в Иркутске. Он чувствовал себя словно зараженным каким-то вирусом, результат разрушающей деятельности которого был невидим окружающим, но внутри его сознания уже проделавшим ощутимую работу.
Наконец ясно проявилась причина его нерешительности. Невозможно будет поделиться своими на-строениями с остальными. Как признаться им в своих крамольных мыслях, в которых он даже не может раска-яться? Придется что-то умалчивать, а это, как и любая неискренность, претило ему и вызывало внутренний дискомфорт.
К одиннадцати часам он вернулся в Дом Офицеров. Шум голосов вырвался навстречу Пашке, когда тот поднялся по лестнице.
Он подошёл к дверям, возле которых стояли несколько человек, пока не зашедших в зал. Среди них Пашка сразу разглядел светлое каре «местоуказателя» Лены. Она тут же радостно повернулась к нему:
- Привет, брат! Уже вернулся! Как хорошо, а то мы по тебе так сильно скучали. Ну, как твой дедушка?
Он отвел взгляд от ярко-зеленых глаз Лены.
- Похоронили десять дней назад…
- Значит, все-таки решил Господь забрать его душу, - почти не смутившись, ответила она, лишь немно-го понизив голос. - Наверняка ему сейчас там хорошо, все земные страдания закончились. Верь и молись за его вечную жизнь. Раз Бог решил, что пора - значит, есть в этом какой-то смысл. Не переживай напрасно.
Пашка задумчиво кивнул.
- Как ты сам то? - поинтересовалась Лена.
Он наморщил лоб и неуверенно развел руки в каком-то неопределенном жесте.
- Да так…
- Да, понимаю, - попыталась она улыбкой подбодрить его. - Я знаю, что там далеко не халлилуйя. Дер-жись, брат, все будет нормально.
Пашка опять кивнул, отведя глаза в сторону.
Актовый зал был заполнен лишь наполовину. Чувствовалось, что за дверьми Дома Офицеров стоит ле-то - пора отпусков и каникул. Пашка вспомнил, как он радовался тому, когда на каждом новом собрании запол-нялось какое-то количество ранее пустых кресел. Тогда он мечтал о том счастливом дне, когда в зале не оста-нется ни одного свободного места. Сейчас вид полупустого зала ещё более усилил его неуютное душевное со-стояние.
Он вошёл внутрь, сразу окинув взглядом передние ряды. Большинство знакомых ему людей сидело на своих обычных местах. Виднелись там и новые люди.
Пашка медленно пошел вперед, а потом на мгновение замялся и вдруг сел на один из последних рядов, среди незнакомых посетителей. Он решил встретиться со всеми уже после собрания, когда его настроение хотя бы немного нормализуется.
Собрание шло долго - как обычно по воскресеньям.
Пашка понуро смотрел на выступление группы прославления, которая тоже поредела. Кроме Пашки-ной бас-гитары временно отсутствовал также и синтезатор: Женя уехала на каникулы. Среди солистов не хва-тало Марины. Скудное звучание ансамбля явственно напомнило ему о тех днях, когда он впервые появился здесь. Вспомнил он и самое первое посещение.
Как это было давно… Казалось, с того памятного дня прошла целая маленькая жизнь. Восемь месяцев? Да, целых восемь месяцев. А тот день вспоминался ярко, словно записанный на пленку. Многое тогда не по-нравилось ему, но многое было и интересным. А сейчас он сидел, скучающе наблюдая за сценическими дейст-виями, которые успел выучить наизусть. Все казалось серым и тусклым на фоне яркого анапского солнца и бликов морской воды. Сошествия Святого Духа не ощущалось. Да и было ли оно раньше - это сошествие? Сколько в недрах человеческого подсознания непознанного, сколько ещё загадок стоит перед теми, кто изучает темные глубины человеческого мозга… И наверняка когда-нибудь ученым удастся классифицировать и забот-ливо разложить по полочкам науки все то непонятное, что происходило с людьми в этом зале - все эти голово-кружения, падения, истерики при «изгнании бесов».
Чуда, на которое он рассчитывал, возвращаясь из Анапы, не произошло. Пашка не ощутил ни малей-шей доли согревающих ощущений и энтузиазма. Он не воодушевлялся ни знакомыми песнями, ни торжествен-ными словами пастора, гремевшими со сцены. В душе было пусто. К середине собрания он уже не мог отде-латься от навязчивого сожаления о том, что вернулся в Иркутск посреди лета, когда можно было ещё столько времени отдыхать на море.
Тягостно проходили часы собрания. Все-таки дождавшись его окончания, он прошел к сцене.
Тур приветствовал его поднятой ладонью и широкой улыбкой, Саша-переводчик, блеснув белыми зу-бами, горячо пожал Пашке руку.
- Снова в бой? - по-русски с едва заметным акцентом спросил Тур, широко улыбнувшись.
Пашка криво усмехнулся, едва найдя в себе силы посмотреть ему в глаза.
К нему подошли поздороваться несколько знакомых парней. Все выглядели очень обрадованными его возвращением. Благо, никто не начинал разговор о здоровье дедушки - видимо, Лена уже всех предупредила.
- Паша, подожди нас, мы уже скоро. Мне нужно с Туром поговорить, - попросила Ира, которая вместе с Лидой была тут же.
- Хорошо, - ответил он и добавил, - я у выхода постою.
Он вышел, облегченно вздохнув. Было очень трудно смотреть братьям и сестрам в глаза, делая вид, что ничего не случилось. Он опасался того, что в его взгляде они тут же прочитают все, что творится у него душе.
Минут через пять в дверях появились девушки.
- Пойдем, - улыбнулась Ира.
Они прошли немного молча.
- Мы слышали про твоего дедушку. - серьезным голосом сказала она. - Прими наши соболезнования. Но ты его ещё обязательно увидишь, правда. Поэтому смерть не должна быть трагедией для верующего челове-ка. Этим мы сильны.
Пашка молча кивнул.
- В любом случае, мы рады, что ты уже вернулся, - продолжила Ира, просветлев. - Тебя очень не хвата-ло в церкви. Люди разъехались, на евангелизации мало кто ходит, хотя погода самая подходящая для этого. Группа прославления тоже пострадала. Ну, ничего, мы ещё все наверстаем. И у меня есть для тебя ещё одна хо-рошая новость.
Она загадочно улыбнулась.
- Поскольку с евангелизациями возникла такая проблема, Тур решил попробовать ещё один способ - проводить массовую евангелизацию возле торгового комплекса. Мы в эту субботу уже делали это. Самое тяже-лое - довезти туда аппаратуру.
- Даже с аппаратурой? - удивился Пашка.
- Да! Все, как на настоящем собрании, только на улице. Как говорится, если гора не идет к Магомету…
- А откуда там электричество?
- Нашли удлинитель метров на тридцать, протянули в здание и воткнули за одним из прилавков. Поста-вили рядом с ним Диму, чтобы он присмотрел. Это наш новый брат, он вскоре после твоего отъезда появился в церкви. Очень сильный молодой человек - сильный, как христианин, я имею в виду. Не успел придти, тут же увлеченно начал ходить на евангелизации. И вчера - пока стоял возле прилавка, не просто следил за шнуром, а тут же провел евангелизацию для продавщицы. К ней все равно покупателей не было, стояла там, скучала, а он не растерялся. Пока шла проповедь на улице, он там свою проповедь для продавщицы провел. Просто молодец!
Пашка неожиданно вспомнил, как он полгода назад рассказывал об Иисусе женщине в автобусе. Ему стало неприятно от этого воспоминания.
- Так вот, самого главного я ещё не сказала, - продолжила Ира уже в автобусе. - Саша скоро уедет в Москву - в библейскую школу. Мы решили, что ты на этих уличных собраниях будешь вместо него играть на гитаре.
- Классно, - Пашка попытался изобразить радость. - Страшновато, правда, перед всем народом…
Ему вовсе не было страшновато: он уже точно знал, что не будет играть. И на следующее собрание он уже не пойдет. Как ни было страшно самому себе в этом признаться - ему стало совершенно понятно, что в «Слово Истины» пути ему больше нет. Оставался самый главный вопрос - как жить дальше? Пашка решил пока не думать об этом.
Рассказать о принятом решении прямо сейчас было совершенно невозможно. Оставалось притворять-ся, что ничего не произошло, и поддерживать разговор до окончания поездки.
Когда девушки вышли из автобуса, Пашка вдруг испытал до сих пор неведомое ему чувство свободы. Не той свободы «через кровь Христа», о которой пелось на собраниях, а какой-то новой, загадочной и обе-щающей что-то новое и светлое уже в этой жизни, а не в загробной.
Хотя лифт уже давно работал, он, чувствуя прилив бодрости, легко забежал на верхний этаж, аккуратно провернул ключ в скважине и неслышно вошел.
В прихожей его встретил запах жареной печенки и звуки ложки, лязгающей о сковородку. Мать была на кухне и не услышала, как он вошел. Она, вздрогнув, обнаружила его присутствие, когда он стоял уже почти за её спиной.
- Уф! - выдохнула она. - Ты зачем так пугаешь-то?
Пашка подошел ещё ближе и обнял её.
- Мама, я вернулся, - улыбнулся он.
- Да я вижу, - усмехнулась мать.
- Ты не поняла… Я совсем вернулся.
Конец третьей части
ЭПИЛОГ
Жаркие дни иссушили зноем улицы Иркутска. Тополиная листва, по весне сочно-зеленая, уже потем-нела и покрылась летней пылью. Над разогретым асфальтом колыхалось марево, искажая фигуры людей, вид-невшихся в дали набережной. Медленно проходили по аллее пары, утомленные непривычной для начала авгу-ста жарой.
На газоне, спасаясь в тени деревьев, развалилась компания лохматой молодежи. Затянутые в узкие джинсы парни с девчонками блаженно топтали траву босыми ногами. Доносился шум звонких голосов, гром-кие хлопки открываемых пивных бутылок и бренчание на гитаре.
Вниз по реке спустился речной трамвайчик. Доплыл почти до моста и, разворачиваясь, описал широ-кую дугу, сносимый течением. На противоположном берегу, на фоне приземистого здания иркутского желез-нодорожного вокзала, проползла голубой ленточкой электричка.
Пашка стоял у парапета, расслабленно впитывая прохладу Ангары, навеваемую редкими легкими ду-новениями ветерка. Он уже который день приезжал сюда, чтобы прогуляться по своему любимому маршруту - вдоль реки. У него было достаточно свободного времени, чтобы спокойно, не торопясь, окинуть взглядом про-шедшие месяцы этого года. Подумать и понять: что же все-таки произошло с ним на самом деле?
Недавно к нему домой опять приходили Сергей с женой. Всё выпытывали, почему Пашка перестал хо-дить в церковь. Зря он им тогда, в первый раз, наплел какой-то ерунды о якобы не сданных зачетах и экзаменах и большом количестве того, что нужно выучить за лето, чтобы не отчислили из института. Нужно было сразу же найти в себе смелость и признаться в том, что он потерял веру в христианскую религию в целом и в пропо-веди «Слова Истины» - в частности. Не так-то легко было бы сказать об этом. Он просто не представлял выра-жение их лиц, услышь они такое… Но после этого, наверно, не стали бы ходить к нему, то и дело восторженно напоминая о том, какое «чудесное собрание» скоро будет. Пока они ещё надеются на то, что он может вернуть-ся. Зря надеются.
Пашка вдруг хмыкнул, вспомнив собственные походы к «заблудшим овцам», которых нужно было вер-нуть в лоно церкви. Как это все было нелепо…
И ведь он тогда был абсолютно уверен в том, что таким навязчивым образом можно убедить людей из-менить свою точку зрения. Насильно навязать им «истину» - единственную и непогрешимую. Как же он сам не понимал того, насколько глупо со стороны выглядит его поведение? Почему все услышанное в зале собраний получало непоколебимый фундамент в его разуме и стремительно вырастало в сверхпрочную конструкцию ве-ры? И почему все это сооружение, которое никому и никакими доводами разума не удалось разрушить, вдруг рухнуло с такой легкостью само - стоило лишь ему на три недели оказаться вне церкви?
Все это напоминало рассказы о гипнозе и о подчинении одним человеком воли другого. Может быть, что-то подобное происходит и в «Слове Истины»? В Туре чувствуется какая-то внутренняя сила… Непонятно только, почему это действует не на всех.
Хорошо, а как же тогда исцеления? Значит, все-таки - самовнушение? Получается, что так… К тому же, ни одного реально исцеленного он сам и не видел. Рассказы, одни рассказы. А если взять конкретные случаи, то получается что-то совсем другое. Нога Маши не стала прямой. Правда, глухонемой брат из Абакана как-то раз на одном из собраний промычал что-то своим друзьям, показывая на уши, и они радостно заголосили по поводу того, что он стал слышать. Он, кивая, подтвердил их слова. Пашка тогда был в диком восторге. Но потом оказа-лось, что слух все-таки не вернулся, и об этом случае перестали говорить.
Вот и получалось, что за все это время не произошло чего-то реального, осязаемого. Падения людей от прикосновения рук и прочие подобные «чудеса» могут объясняться гипнозом, а все «исцеления» на поверку могли оказаться либо плодом воображения экзальтированных прихожан, либо даже откровенной ложью. В по-следнее он по-прежнему не мог поверить, но и без этого хватало оснований для того, чтобы усомниться во всех свидетельствах об исцелениях.
Итак, чудес не было... Была лишь попытка убежать от себя самого, слабого и беспомощного среди про-блем окружающего мира. Ведь так приятно звучали сказки о вечной жизни, где всё будет легко и прекрасно. Но может ли счастье быть вечным?..
Ведь и на этой земле есть множество людей, сумевших устроить свою жизнь так, что они имеют всё, что только можно пожелать. Счастливы ли они? Пашка попытался представить себя одним из хозяев этого ми-ра, обладающим такими несметными богатствами, что их хватило бы на покупку всего земного шара вместе с его обитателями, будь он выставлен на продажу.
Он довольно быстро мысленно пробежал взглядом по перечню всевозможных приобретений из числа наиболее дорогостоящих. Человеку, ничем не ограниченному в своих расходах, все это можно было приобрести за несколько дней. Потом, например, объехать весь мир за год, или пусть даже за несколько лет. Увидеть все, что только можно увидеть. А что дальше?..
Люди - странные существа. У животных все просто. Все их усилия направлены на удовлетворение ин-стинкта самосохранения и являющегося его надстройкой инстинкта продолжения рода. Когда эти два фунда-ментальных инстинкта удовлетворены, ни одна животина не испытывает чувства дискомфорта. Человек же ка-ким-то непостижимым образом приобрел себе ещё один инстинкт, неуклонно требующий приносить ему в жертву годы жизни. Этот ненасытный инстинкт - жажда приобретения материальных благ и ценностей. Не об-ладания, а именно приобретения. Наивысшее удовлетворение испытывается лишь в момент получения чего-то нового. Проходит несколько минут, часов, дней - и вот уже эмоции поугасли, ценность полученного заметно снизилась, а впереди уже маячит следующая цель.
Пашка представил себе цикличную схему: «цель - достижение цели - утеря значимости достигнутого - новая цель». Круг замыкался, вовлекая любого человека - не важно, богатого или бедного - в бесконечную гонку за недостижимым. Все достигнутое тут же сбрасывается со счетов, а смысл жизни остаётся в дальнейшем движении вперед.
Страстный коллекционер вмиг станет несчастнейшим человеком, собери он в своих многочисленных кляссерах все до единой марки мира. Пытливый учёный сойдет с ума от бездействия после того, как откроет самый последний закон природы, полностью обнажив перед человечеством суть мироздания. Самый богатый человек в мире проклянёт свои сокровища, когда поймет, что ему уже нечего желать в этом мире.
Так есть ли какой-то смысл в такой вечной жизни, где обиженные на грешной земле праведники будут вознаграждены безграничным изобилием на мифических небесах? К чему они будут стремиться в течение от-пущенной им вечности?
Пашка не сомневался, что искушенные в теологических спорах церковные светила легко ответят на этот вопрос, снисходительно усмехаясь над жалкими выпадами ничтожного творения Господа, возомнившего себя мудрецом. И он даже предполагал, каким мог бы быть их ответ. Что-то вроде того, что высшее счастье - это познание Божественной любви, а поскольку Бог бесконечен, то таким же бесконечным окажется процесс познания. Или ещё что-нибудь подобное.
Такой ответ уже не удовлетворял Пашку, и он даже не стал развивать этот мысленный спор. Для него несомненным оставался лишь факт, что он живет. Живет пока в этой жизни, а будет ли за ней следующая - это уже другой вопрос. Там будет видно.
А сейчас нужно найти силы, чтобы признаться самому себе в том, что он восемь месяцев прятался от реальности в призрачном мире, талантливо выстроенном за стенами Дома Офицеров неким человеческим гени-ем.
- Страус, вот ты кто, - вслух сказал Пашка.
Нужно было скорее вытащить голову из песка и, внимательно осмотревшись, пойти вперед. Пусть на-перекор ветру - но только вперед. Слишком много времени было потеряно в бездействии. Позади остался чуть ли не год, а он все ещё находится на том же месте, где застигло его искушение закрыть глаза на жизнь, прохо-дящую мимо, и одурманить себя красочными грёзами.
Друзья ушли вперед, едва не был потерян душевный контакт с матерью, подруги до сих пор так и нет - разве этого мало? Но могло быть ещё хуже, не остановись он вовремя. Это просто удача, что он оказался в та-ких условиях, когда удалось самому задуматься о том, что он до этого охотно принимал на веру.
Он вновь вспомнил рассказ «Трест, который лопнул», о котором упомянул Серега во время ночного разговора в вагоне. Там были слова, которые напоминали его ситуацию: «…трест и похож, и не похож на яйцо. Когда хочешь раскокать яйцо, бьешь его снаружи, а трест можно разбить лишь изнутри». Сколько ни пытались различные люди - атеисты или православные - поколебать Пашкину уверенность в своей правоте, все было бес-полезно. Наоборот, он лишь ещё более укреплялся в своих убеждениях. Снаружи этого было не сломать. Но стоило ему самому, изнутри, подвернуть сомнению, на первый взгляд, незыблемые догмы, как с треском рас-сыпалось все то, что заботливыми стараниями пастора, а также «братьев» и «сестер» тщательно выстраивалось в его душе. Теперь было самое время возвести что-то новое на месте рухнувшего идола.
Пашка, вдохновленный своими размышлениями, оттолкнулся от парапета и решительно направился в сторону острова Юность. Он чувствовал необходимость сделать сейчас что-то особенное - в ознаменование на-чала своей новой жизни.
Ему не пришлось долго ломать голову над тем, с чего её начать. Не пройдя и сотни метров по набереж-ной, он увидел девушку в легком летнем сарафане, неторопливо прогуливавшуюся в некотором отдалении по аллее. Пашка замедлил шаги и некоторое время шел почти вровень с ней, то и дело оборачиваясь влево.
Высокая, стройная, с завитками каштановых волос и неторопливой грацией кошки - она просто притя-гивала к себе взгляд. Вот он - случай, лучше которого и придумать нельзя. И требовалась от Пашки какая-то мелочь - всего-навсего подойти и начать разговор, поздоровавшись. Чем это отличалось от той ситуации, когда он подходил к десяткам людей на евангелизациях?
- Ну, давай, - пробормотал он. - Иди. Иначе так навсегда и останешься зрителем в этом спектакле под названием «жизнь».
Он свернул в сторону аллеи, нагнал девушку и, собрав всю волю, выдавил из себя:
- Добрый день! Вы знаете, я тоже не считаю, что знакомство на улице - это самый лучший вариант. Но мне стало ужасно обидно от мысли, что сейчас мы разойдемся в разные стороны, и я больше никогда вас не увижу. Давайте познакомимся? Меня Паша зовут.
- Аня, - после секундной заминки приветливо взглянула она на него.
В пятнистой тени аллеи, под навесом раскидистых тополей, шли рядом двое счастливых детей этого мира. Шли по тернистой дороге земной жизни навстречу своему неведомому будущему, не предсказанному ни одним проповедником. Каким оно будет - зависит только от них.
И пусть не оставит их удача на этом нелегком пути…
Иркутск, Москва
1998-2005