Нельзя, к сожалению, вечно отсиживаться в пещере. Из блаженной темноты меня вытаскивают на свет божий, я кричу под безжалостными лучами Солнца, обжигающего кожу. В диком страхе оглядываю мир. Я лежу на холодном утесе, высоко над ним, подо мной колышется величественное, зеленое море леса, покрываясь рябью от прилетающего, шаловливого ветра, дальше холодная синева пустыни. Ветер играет и там, поднимая поземку и заметая одинокие следы. Мимо меня равнодушно проходит женщина, вытащившая меня из пещеры. У нее нет лица, только черные волосы до пояса, как змеи, покачиваются и извиваются, стремясь укусить неосторожного путника. Она исчезает в тумане, словно художник стирает неудавшийся набросок. С трудом встаю, пытаюсь её догнать. Падаю, встаю и снова падаю. Филин сердито проухал. Пробежала торопливо лисица. Надо спускаться с горы.
Слишком долгий путь вниз. Как же я долго иду, осторожно обходя темные провалы, в которых прячется ночь, набивая шишки и учась выживать в этом жестоком и одновременно прекрасном мире. Вот и конец моего спуска, который служит началом дороги, прямой, как стрела, проходящей через лес и упирающийся в горизонт. Как по ней легко идти. Солнце перестало быть моим врагом, мне хорошо в тенистом полумраке леса. Я могу идти по ней вечно. Здесь только мелкие проблемы - это так прекрасно. День пытался догнать ночь, несчастные любовники, никак им не встретиться. Жалея их, смотря за их погоней на все терпящем небе, я увидел поворот дороги, кривую окольную тропу. На повороте был силуэт девушки со свечой. Она стояла на мертвом песке, не блестевшим золотом, в круге зеркал. И в каждом отражался только силуэт, но в зеркалах он отличался от настоящей девушки. Одно отражение имело крылья и нимб, другое рожки и испачканное кровью платье, третье было мертво, и тлен кропотливо потрудился уже над ним. Девушка зажгла свечу, поманила меня и вошла в одно из зеркал, внезапно потемневшей, словно в нее закачали беспросветный мрак души. Не раздумывая, не колеблясь, я шагнул в пустоту вслед за ней. Космическая темнота обволокла меня, подарив ощущение бескрайнего одиночества, кругом была только она, темнота и свет далекой свечи тусклым медяком манил меня, показывая дорогу, рассекая её безжалостно. Меня бросало то жар Сахары, то в холод Антарктиды, пытались сбить свирепые ветры, а когда им это удавалось, то я полз за своей путеводной звездой, свечой, снова вставал, и снова терпел, упорно шел за ней во мраке. Я не видел девушку, только неторопливый полет-танец огонька свечи. После очередного порыва ветра я его почти потерял и в отчаянном рывке, силясь догнать, попытался прыгнуть. Свет, словно с клетки выдернули покрывало. Я стою на кладбище, где аккуратно, рядами, посажены надгробия. На каждом из них стоит светильник с потухшей, где почти догоревшей, где почти не горевшей свечой. Я вижу силуэт девушки со свечой, которая еще горит, она идет неторопливо через кладбище. Туман ласково покрывает ее ноги, а белое платье создает иллюзию, что она плывет, летит. На каждом надгробии вместо даты рождения и смерти показан удаляющийся её силуэт, словно в экране телевизора. Устало сажусь, прислонившись к холодному надгробию, смотря, как она удаляется. Полная луна неодобрительно смотрит на меня. Девушка почти исчезла, когда я понимаю – я еще не видел её лица. Срываюсь, пытаюсь догнать едва видимый, потухший огонек в молочно-белой пелене тумана.
Туман приятней мрака. Мрак ничего не скрывает, туман скрывает. Мрак не любит гостей, туман любит, создавая приятную прохладу и не пуская в себя злые ветра.
Почти заблудившись, я выхожу тумана на пляж с живым, приятно блестящим золотом, песком. Волны ласково, нежно, словно возлюбленную. ласкают берег. Зарывшись в песок, одиноко, ждя меня, горит для меня свеча. Девушка исчезла. Обидно, что я так и не увидел её лица. Осторожно, разрывая слегка теплый песок, я беру свечу, и несу её дальше, смотря, чтобы она не потухла, продолжая свой путь, ведя свою свечу, а может это она продолжает меня вести?