Багряный, кровавый закат. Не шумит ветер в деревьях. Трава не гнётся на полях. На пустоши вечерний холод... Осенние краски, точно быстрыми размашистыми мазками кистью художника по холсту. Всё смазано, неясно и только посреди пустыря дурацким пятном вырисовывается грязно-серая кладка в осколках раскрошившегося красного кирпича.
– Становись!
Автор, сгорбившись, бредёт в сторону стены. Его холщёвая, грубая рубаха с отсутствующими пуговицами полощется на внезапно накинувшемся ветре белым стягом, тяжёлые капли дождя оставляют на ней тёмные крапинки.
– Наизготовку!
Измождённое заросшее лицо с отпечатком блаженного внутреннего умиротворения гордо задирается вверх, к самому небу. Несколько недель вынужденного заточения и вот свежий воздух, и осенняя полу-печаль, полу-радость окутывают вольное сердце. В тёмно-карих глазах загорается пропавший блеск. Мужчина как будто стремится вобрать в себя последние ощущения-картинки: алые облака, куски серо-голубого неба, отсветы на собственных щеках; торопится запечатлеть последний ослепительно яркий миг жизни, использовать до максимума короткую возможность вспомнить прошлое...
– Пли!
Грохот выстрелов взрывает безмятежное очарование вечера. И словно бы в ответ гулко отдаётся в небесах далёкий раскат грома. Отвесно срываются крупные капли. Порывы воздуха сбивают оставшихся людей с ног.
Ветер, успокоившись на миг, опускает взметнувшиеся в воздух увядшие листья... Узорчатые "лодочки" – розовым, багряным, рыжим – лениво опадают на землю. И через секунды после затишья в новую силу барабанит тугими холодными струями дождь. Неожиданно темнеет и всё погружаются во тьму.
Чёрные фигуры в плащах ругают погоду и торопливо уходят к машине, а на пожухлой траве заброшенного пустыря остаётся лежать безвольно, бессмысленно тело под бьющим потоком всё усиливающейся грозы.
На застывшем лице отсутствует улыбка...
И совсем не кино.
Реальность.
Аминь.
8 Июль 2008 г.