***
Ночь сомкнулась над Магниткой,
Фонари горят и звезды,
Люди спят в своих постельках,
Перед этим съев котлетку.
Лишь не спит один Данила,
Из гостей идет он к дому
Очень пьяный, пьяный в жопу
Он шагает по сугробам.
Он кастрюлю выдул пива,
Взял еще с собой в дорогу,
Курит и бормочет песню
О любви ко всей планете.
Вдруг Данил остановился
Возле памятника Умке,
(Что воздвигли в нашем сквере
Идиоты с жил.конторы,
Думая, что будто дети
Будут охуенно рады,
Видя в центре самом сквера
Тупорылого медведя.
И от радости детишки
Похватают все лопаты,
И пойдут копать газоны,
И цветы ***чить в клумбы!
Но детишки, бля, не рады!
Они серют на газоны,
Пиво пьют и бьют бутылки,
Жилконтору поражая).
Вот, Данил остановился,
И назЕмь поставил кружку
С золотым игристым ершем,
Что развел он впополаме,
Расстегнул свою ширинку,
Пуговку и портупею
На джинсАх своих зассатых
Расстегнул при этом тоже,
И штаны свои спустивши
Стал мочиться на медведя
Аккуратно, чтобы в кружку
Брызги сильно не летели,
Потому как ерш – напиток,
Что в своих ингридиентах
Числит пиво лишь и водку,
А мочи в нем быть не может.
Так стоял он, испускаясь
На фарфорного медведя,
И задрав башку в ушанке,
Созерцал на небе звезды,
Размышляя о вселенной,
Что она – ****ец – какая!
Огромадная, паскуда,
А он маленький и пьяный
По сравненью со вселенной
Совершенная песчинка,
Что вселенная однажды
Поглотит его, пьянчугу,
Поглотит и не заметит,
Что поэт он и философ,
Что любил он и томился –
Ей все это параллельно.
Но при этом он, песчинка,
Созерцает всю вселенну,
И ее в себе вмещает,
Тоже, типа, поглощая…
Так задумался Данила,
Не заметив, что давно уж
Ссыт в свою пивную кружку,
Ерш безбожно разбавляя.
Тут внезапно заскрипели
Тормоза очень знакомо,
И ужасно-серый бобик,
С жутко красною мигалкой,
Весь забитый до отказа
Пацанами из омона,
Тормознул возле Данилы,
Выпуская пассажиров
С автоматами и в масках,
Мускулистых, как Шварцнейгер,
И таких же, бля, свирепых,
Как Ван-Дамм Жан-Клод Иваныч.
Кулачищами своими
Они двинули поэту
Прямо в почку, отчего он
Рухнул в снег пушистый, белый.
А потом еще прикладом
И ногами, и дубинкой
Они ****или Данилу
И смеялись, словно дети.
А Данила позабыл уж
О вселенной и о смерти,
Джинсы натянуть пытался
Под ударами лихими
На свою больную жопу,
На которой заалел уж
Отпечаток от ботинка,
Что дает мин. обороны
Всем омонвцам бесплатно,
Чтоб они ботинком этим
Террористов и поэтов
Били метко, бля, под жопу,
Для создания порядка
В нашей доблестной державе,
Что фашистов победила
Шестьдесят назад три года,
В честь чего вот в этом сквере,
Где от****или Данилу,
И поставлен монументик
Беложопому медведю.
Отомстив за наших предков
Нарушителю порядка,
Весь омон упаковался
И уехал на заданье,
А Данила отлежался,
Приложил снежок к ушибам,
Закурил и ерш искристый
Допивать тихонько начал,
Совершенно позабывши,
Что нассал в него недавно!
Вот такой неистрибимый
Наш поэт Кривой Данила!
06-07.01.2009
Восьмикрылый засерун
Я лежал на матрасе и курил сигаретку,
И сказку писал для маленьких деток,
Про то, как великий Павлик Морозов
Был папой повешен на ветке березы,
Как ежики Павлику выели глаз,
И как это дело вгоняло в экстаз
Бессмертного нашего батьку Махно…
Вдруг черное что-то разбило окно
И в комнаты центре, паскудно ощерясь,
Уселась какая-то странная ересь.
У ней ирокез на башке, восемь крыл,
Семь тысяч зубов, вместо глаз две дыры,
Носяра огромный и очень сопливый,
Когтистые лапы и хвостик игривый.
Мы долго друг друга буравили взглядом:
Гад на меня, а я зырил на гада.
Вдруг пернула гнида, испортив озон
Отверстьями жопы, которых мильён,
И кучу в пять метров зловонного кала
Она насрала и, хихикнув, съебалась.
А я, охренев от такого паскудства,
С тех пор позабыл про стихи и искусство.
11.01.2009
***
Опять всю ночь не буду спать,
Буду курить, стишки писать,
И, закоптив всю комнатушку,
Я брякнусь пьяный на подушку,
Буду на жизнь свою смотреть,
И потихонечку трезветь…
***
Я помню свое детство золотое,
Как бегал с палкой вместо автомата
Вокруг помойки, бомжиков пугая,
Крича товарищу: «Пиф-паф! Умри, паскуда!»
И если друг отказывался дохнуть,
Крича, что у него, мол, бронекаска,
Которая все пули отражает,
То я лупил его по черепу дубинкой,
Доказывая ложность утвержденья.
Я вспоминаю, как в подвал спустился,
И крысу там убил своим сандалем,
А после схоронил ее на клумбе,
Куда и ныне приношу порой цветочки.
Я помню, как спустился в теплотрассу,
И там бомжей увидел, страшных, словно черти,
Но с ними познакомившись поближе,
Я понял, что они еще страшнее.
Я помню, как за двадцать пятой школой
Пил страшную сивушищу из горла,
А после был смешной и очень пьяный,
И друга обблевал тогда впервые.
Я помню, как милиции попался,
За распивание напитков на скамейке,
И как права качал там, и смеялась
Ментовка вся и выпустили сразу.
Ах, детство мое, детство золотое,
Умчалось ты далеко, безвозвратно,
И ничего с тез пор не изменилось –
Все те же мусорки, подвалы, теплотрассы…
11-12.01.2009
***
Я сижу перед окошком, пиво пью
И песни Цоя слушаю в магнитофоне,
А под окнами моими ходят люди постоянно,
Ссут, и срут, и матерятся – я швыряю в них бутылкой,
Попадая прямо в темя, убивая их навеки,
И их души колготятся за спиной моей в тельняшке.
13.01.2009
К Анфисе
Перед телеком сидел я
И пельмени с майонезом
Поглощал огромной ложкой,
Расписною, хохломскою.
Мне в упор же из экрана,
Грудь на стол, как два арбуза
Положив, болтала что-то
Сама Чехова Анфиса,
Отчего пельмени жрал я,
Ни жуя совсем ни разу,
Просто сглатывал их молча,
Майонезом запивая.
Я сидел, пупел и думал:
«Отчего же у Анфисы
Грудь прекрасная такая
И большая, как две дыни?
Как арбуза два грузинских?
Как ядра два от Царь-пушки?
Как две атомные бомбы?
Как планеты две огромных?»
«От того, наверно, это –
Отвечал себе я тут же –
Что она их натирает
Сверхбожественным настоем,
Что придумал в винной роще
Добрый бог – веселый Бахус,
Для того, чтоб у вакханок
Сиськи больше становились,
Чтоб росли, как будто тесто
На дрожжах, чтоб наливались
Сверхбожественною мощью
И сатиров козлоногих возбуждали дуть в свистелки.»
Каждый день после тусовки
Входит в розовый свой домик
Наша Чехова Анфиса
И с себя снимает платье,
И трусы и лиф огромный,
Все это бросает в урну,
И сжигает, потому как
Завтра выйдет все из моды.
А потом она на груди
Наливает майонезу
Десять пачек и не меньше,
Взбитых сливок три флакона,
Сок какой-нибудь агавы,
Мишек плюшевых меж сисек
Зажимает штучек восемь,
Плюс котях святой коровы
С очень выменем большущим,
Потроха макак, что ели
В жизни только черносливы,
Винегрет кладет на груди,
Слезы Андерсон Памэлки,
Слюни стариков беззубых,
Сперму Будды Гаутамы,
Мозги Буша президента,
И все это покрывает
Сверху пеною пивною,
Что собрал с октоберфеста
Личный Гитлера помощник
Онанист, слюнтяй и гомик,
Педофил и извращенец,
Фетишист, маньяк, садюга
Герман Геббельс окаянный.
И состав этот волшебный
Восемь девственниц таиландских
В грудь Анфисочке втирают,
Мантры страшные читая,
И растут Анфисы груди,
Под ласканьями невольниц,
Я же под столом валяюсь,
Наблевав пельменей горку…
26.01.2009
***
Пуля дырку прорубила
Во вздыхающей груди,
Улетела и остыла,
Сзади тумбу повредив.
Неудобно с дыркой в ребрах,
Продувает сквознячок.
Примощусь на стульчик твердый.
Между пальцев кровь течет.
Отлетает, оседает,
Истекает человек,
И под хохот общий тает,
Как весною первый снег…
2006
***
Лошадь дохлая не скачет
Ни в дорогах, ни в полях.
Черви груду мяса спрячут.
Мир дохлятиной пропах!
Баба дохлая не блудит
Ни в сортирах, ни в кустах,
И детей рожать не будет.
Мир дохлятиной пропах!
Дохлых не убьешь дубиной,
Дохлым дать не сможешь в пах,
Дохлому не есть рябины.
Мир дохлятиной пропах!
Ночью дохлый пес не воет,
Дохлый мент не чистит блях,
Дохлого живой зароет.
Мир дохлятиной пропах!
Дохлый гражданин не плачет,
Нет улыбки на губах,
Дохлый ничего не значит.
Мир дохлятиной пропах.
2006
Тайна жизни
Деревянные сортиры
Пораскинуты по миру,
Тайну держат в черных очках,
Заглянешь туда, дружочек,
Сунешь голову в дыру,
Сразу станет тебе ясно,
Словно рано по утру,
Отчего так жизнь прекрасна
И зачем же люди мрут…
2006
Пить, как Мандельштам
Я пью за гвоздику в стакане,
За ленинский военкомат,
За воду, сипящую в кране,
За всех, кто меня матерят,
За тополь, летящий в июне,
За смог комбинатовских труб,
За всякого кто в меня плюнет,
И всех, что пока не плюют,
За мрачную воду Урала,
За спесь перепивших ****ей,
За враки центральных каналов,
За мертвую тишь пустырей,
За ругань бомжей расписную,
Волос моих перхотный лоск,
За ветер вонючий, что дует
Сквозь длинный кишечник – Магнитогорск.
Я пью, но скажите мне, дети,
Что взять, чтоб я сделался пьян?
Липучий портвейн тридцать третий,
Иль пенистый крепкий Шихан?
11-12.06.2006
Роды
Солнце тихонечки, из-за тучки мрело в маслянистых небесах,
Я на балкон вышел в расцветастых трусах
И вниз сплюнув тягучей слюны вязкую мразь,
На мир улыбнулся охая, ахая и благоговейно крестясь.
«Какое же, боженьки, вокруг великолепье!
И неужто я, эдакая сволота и человеческое отребье,
Достоин красотищу всю эту созерцать!
Красотища-то ишь-ты, преет, едрена-мать,
Тужится, рожает эстетическое наслаждение,
Дабы стоял я на балконе и охуевал от восхищения,
Чтобы я руки заламывал за волосатый затылок,
Чтобы я смотрел на солнца лучистый обмылок,
И слезами обливался размером с вишню компотную,
Чтобы скулы у меня сводило от молитвы добротной,
Чтобы внутренности тягуче и томно, как сгущенка
Вывернулись на изнанку, словно новая дубленка,
Чтобы я в горячечном, психопатическом вдохновении
Родил это убогое стихотворение!»
9.07.2005
***
Молодежную идею
Я махнул на литр водки!
Трудно мне гиперборею –
Волос длинный – ум короткий.
Чистота залог здоровья,
Я больной в помойно луже!
Вот говно лежит коровье,
Рядом я ничуть не хуже.
Ссы на грудь, чтоб пахло морем –
На курортах места мало.
Это, брат, еще не горе,
Когда все уже пропало.
2005
***
Выброшенный неизвестно откуда,
С насморком сопливым и хриплой простудой,
Сижу и пялю глазки умные ввысь.
Хорошо бесприютному. Эх, заебись!
Ботинки шнурочками подвязал худыми,
Котенка погладил и бутылками пустыми
Забрякав в авоське, побрел.
Варит, кумекает мозговой котел,
Познает, курва, бездонное мироздание,
Обижается на людское дурное воспитание!
Как будто отдельно произрастает от тела,
Как будто голова взяла и улетела,
А ноги и руки, и живот фаршированный
Шагают себе маршем неровным,
Кое-как, наперекосяк слушая команды
Но в большинстве не разбирая, и в строе парадном
Идут такие же безголовые чучела,
Идут, шатаясь по своим делам,
В трамваях, стучащих железяками колес,
По тротуарам, что тянутся вдоль берез,
Идут и едут безголовые человеки,
А головы отдельно, растопырив веки,
Думают об чем-то совершенно постороннем.
Мыслей этих не бойтесь, не тронем,
Нам это совершенно безынтересно,
Интересует нас лишь мелкое, телесное.
Вглубь не вдаемся, нам этого не надо,
Мы только следим за движением парада,
В трамваях, автобусах и всяких иных средстав безголового передвижения по матушке-земле…
23.06.2005