Я благодарю Ольгу Лалибелу за идею и название этих миниатюр.
Тёплый летний вечер. Я еду в трамвае. Передо мной сидят парень с девушкой. Обоим лет по 16 – 17. Парень обхватил девушку обеими руками и елозит своим ртом по её губам. Он изрядно пьян. Изредка он отрывается от неё и издаёт какое-то нечленораздельное мычание, среди которого прорезаются отдельные понятные, но непечатные слова, затем снова припадает к её губам. Он не целует её, а именно елозит по её лицу своими губами. Из уголка рта свисает нитка слюны. Она не отвечает ему поцелуями, но и не отворачивается. Её, похоже, забавляет его поведение.
Вдруг он встаёт, перегибаясь через неё, высовывает голову в открытое окно трамвая и блюёт, сотрясаясь в конвульсиях. Половина окна снаружи залеплена содержимым его желудка. Но девушку это нисколько не смущает. И когда парень, утершись рукавом, садится и снова начинает мусолить её ещё совсем детское личико, она с готовностью подставляет ему свои розовые губки.
Весенняя сессия на втором курсе. С утра я пришёл к моему другу Кольке Волконскому, чтобы вместе готовиться к экзамену, но за окном – солнечный июньский день, нарядные девушки, и мы, немного позанимавшись, решили прогуляться, придумав себе оправдание, что это якобы повысит эффективность наших занятий.
Колька – потомок князей Волконских, один из которых стал прототипом Андрея Болконского в «Войне и мире». Яркий, своеобразный парень, умный, благодаря чему в школе перескочил через класс и в университете оказался самым младшим на курсе. Конкретно меня он младше на полтора года. Но я – невысокий, да и всегда выглядел моложе своих лет. А Колька – наоборот, крупный, солидный, с огромной головой, которую делают ещё больше густые вьющиеся волосы.
От избытка вдруг обретённой в сессию свободы мы решаем подстричься.
В парикмахерской в этот знойный июньский полдень никого нет, и одинокий мастер томится от безделья. Я сразу юркаю вперёд и усаживаюсь в кресло, а солидный Коля, видя, что ему придётся ждать, закуривает в проёме открытой двери. Мастер оборачивает мою шею салфеткой и, повернувшись к Кольке, спрашивает:
- Как подстричь Вашего мальчика?
Тёплый сентябрьский вечер. Я возвращаюсь от официального оппонента, с которым я обсуждал мою диссертацию. Соответственно, на мне – мой единственный выходной костюм, белая рубашка с галстуком, в руке – дипломат, а в нём – первый, самый ценный экземпляр уже переплетённой диссертации (печаталось на машинке пять экземпляров одновременно через копировальную бумагу, и первый был самый чёткий, а последний – практически не читаемый).
Вдруг вижу сцену: молодую женщину, держащую за руку девочку лет трёх, тянет за рукав подвыпивший мужик, матерясь и требуя, чтобы она вернулась домой. Женщина говорит, что она с ним больше жить не будет. Вокруг, как водится, собралось человек двадцать зевак. Они молчат и ничего не делают, но их присутствие явно удерживает мужика от более агрессивных действий. Он в ярости трясёт женщину за плечи, она, отпустив руку девочки, обеими руками пытается оттолкнуть его.
Вдруг девочка, почему-то не обратив внимания ни на кого из окружавшей их толпы, бежит прямо ко мне, идущему метрах в тридцати, и кричит:
- Дяденька, спасите мою мамочку!
В мозгу мгновенно пронеслось:
«1. Мужик на голову выше меня и килограммов на двадцать тяжелее; я – тренированный, умелый боец и справлюсь с ним, но он-то об этом не знает и из-за превосходства в габаритах наверняка полезет драться, и, в случае серьёзной драки, что будет с моим костюмом? С диссертацией?
2. Ситуация не опасна, при толпе он ничего женщине не сделает».
В результате я стал мямлить что-то вроде того, чтобы она не пугалась, сейчас всё образуется…
Девочка, в отчаянии взглянув на меня, побежала назад, к своей мамочке. А тем временем женщине удалось оттолкнуть мужчину, и она, снова подхватив за руку подбежавшую девочку, быстро пошла прочь, а мужик остался стоять в кругу зевак, матерясь и грозя кулаком.
Вышло всё по-моему, но до сих пор меня преследует воспоминание об этой сцене как о самом постыдном эпизоде моей жизни…
На даче поспела чёрная рябина, и, чтобы вывезти её, мне понадобилась пара больших картонных коробок. Позади станции метро «Горьковская», где я выхожу, возвращаясь с работы, - помойка, на которой всегда громоздится куча коробок из-под товаров, продаваемых в близлежащих ларьках. Вход в метро ярко освещён, а позади – темнота сентябрьского вечера.
Я перебираю коробки, выискивая подходящие, как вдруг слышу:
- Гони деньги!
Подняв голову, я увидел рядом двух парней и направленные на меня пистолеты. Я почему-то решил, что это – обитатели помойки (я нередко видел, как внутри её кирпичной загородки горит костёр из тех самых коробок и несколько фигур греются вокруг него), и они требуют от меня деньги за коробки.
- Да вы что, ребята? – говорю я, улыбаясь, - какие деньги? Это же выброшенные коробки!
- Ты что, не слышал? Деньги давай! – повторил тот, что повыше, и повёл стволом.
Говорили они негромко, поскольку метрах в пятнадцати, перед входом в метро, стоял патрульный УАЗик с омоновцами.
«Вот дураки! – подумал я, - хотят денег за эти дрянные коробки!»
- Да нет у меня никаких денег! Я тут рядом живу, вот за коробками вышел! – сказал я, подсмеиваясь.
Парни переглянулись, потом высокий, усмехнувшись, сказал:
- Ладно, мы пошутили! – и они, спрятав пистолеты за пазуху, быстро пошли в метро.
Я выбрал коробки и, посмеиваясь при воспоминании об этом эпизоде, пошёл домой. «Вот дурни! – повторял я про себя, - деньги за коробки! Ещё и пистолетами пугают!». Я почему-то воспринимал пистолеты как игрушечные, хотя выглядели они вполне натурально, тем более, в темноте. Вновь и вновь прокручивалась в голове эта сцена. Припомнилось, что, представляя всё в виде шутки, парни рассмеялись как-то уж очень натужно, неестественно. Потом мне пришло в голову, что для платы за коробку пистолеты - это уж очень круто! И вдруг уже перед самым домом меня пронзило: «Да это они же ограбить меня хотели! А вовсе не за коробки деньги требовали! И пистолеты, возможно, настоящие! Эх, дурак, надо было омоновцев на них напустить! Эх, дурак, дурак!».
Будильник приказал мне подниматься и идти на работу. Я зажёг свет. Лампы вспыхнули очень ярко, и свет их был необычного спектра, не желтоватый, а словно дневной. Я подумал, что это спросонья, и глаза, как всегда, скоро привыкнут. На кухне холодильник почему-то тарахтел, как трактор. Голова ещё не включилась, и я пошёл умываться. Но тут лампочки стали перегорать одна за другой. До меня дошло, что они горят в страшном перекале. Заподозрив неладное, я бросился к холодильнику и отключил его.
Я померил напряжение в сети, и глаза мои вылезли на лоб: 360 В !!!
Позвонив в аварийную службу и отключив все электроприборы, я пошёл на работу. Вечером, придя домой, я увидел погружённые в темноту окна нашего дома. Аварийная ничего не сделала, и по-прежнему в розетках было 360 В.
Исправили только к концу второго дня (в субботу). Итог: перегорели блок питания компьютера и входной звонок. У многих соседей потери гораздо больше.
Причины нам так и не сообщили. Один сосед, у которого перегорело множество электротехники и даже полы с подогревом, стал судиться, но ничего не добился.
Но как такое напряжение выдержал холодильник?! Вот что значит – советская техника!
Зашёл я к своей родственнице. А у неё - дочка, 21 год, весьма красивая. От поклонников отбоя нет. Мать попросила её сходить за хлебом. Она пофыркала, носик поморщила, потом схватила мобильник, выскочила из комнаты... Через 5 минут - звонок в дверь, она побежала открывать и вернулась с хлебом.
- Костя? - спросила многозначительно мать.
- Да-а! - презрительно махнула дочка рукой и победно усмехнулась.
А через полчаса - снова звонок в дверь. Она опять побежала открывать, некоторое время не появлялась в комнате, потом вошла с букетом роз, а сама чуть не плачет.
- Рома? - так же проницательно спросила мать.
- Да... - чуть слышно ответила она. Потом вдруг с яростью:
- Я выброшу этот веник! Не хочу, чтобы он тут стоял!, - и, расплакавшись, убежала.
В первые годы реформ, когда было очень туго с деньгами, я дополнительно подрабатывал репетиторством, и мне всё попадались девчонки. Так у меня на занятиях такой хохот стоял! Но это всё были девяти –. А однажды попалась такая красотка - я как её увидел, так прямо дух перехватило! Она закончила школу, год проработала в библиотеке, и вот, решила поступать в ВУЗ. Уже не ребёнок, как все эти девятиклассницы. Сидит, щебечет про синусы-косинусы, ресничками хлоп-хлоп, на височке завиток волос, прозрачная блузочка, из-под короткой юбочки коленки сияют... "Да-а," - думаю, - "И за это мне ещё деньги платят! Да тут впору самому доплачивать!"
Рассказал я про эту мою ученицу приятелю. И он тоже загорелся репетиторствовать. Нашёл двух симпатичных десятиклассниц, стал их готовить к выпускным экзаменам и к поступлению в ВУЗ. Но оказался чересчур пылким. Ещё и экзамены не начались, а обе его ученицы уже забеременели. Ну, он, как честный человек, на одной из них женился. Очень его совесть мучила, что нельзя жениться сразу на обеих. Всё меня благодарил:
- Такие классные тёлки! Спасибо тебе за идею!