Ручей называется Шумный. Его верховья сплошь заросли голубикой. Ручей этот переполнен так называемой форелькой (вообще-то, это разновидность гольца), которая в жару скапливается на мелководье у самого берега, греясь на солнышке. При приближении человека рыбка удирает на глубину, рисуя на поверхности воды многочисленные прямые линии – следы своего быстрого, как молния, движения к середине ручья.
В августе 2008-го года, в большую жару, раздевшись по пояс (легкий ветерок сдувал комаров и мошку) я обследовал голубичные заросли, размышляя, где следует начать сбор ягоды. Нашел подходящее место, снял рюкзак и уселся на кочку. «Покурю – думаю – вопреки предупреждению Минздрава и начну страду сбора урожая». Я находился на небольшом возвышении, откуда вся заболоченная площадь хорошо просматривалась. Задымил и с восторгом стал обозревать окружающий ландшафт.
Через полминуты увидел медведя. Метрах в восьмидесяти от меня большой очень темного окраса (почти черный) «хозяин» изволил кушать голубику, активно двигая мордой по ветвям и помогая лапами.
Я человек жадный, поэтому подумалось: «Наверное, там больше голубики, чем здесь. Уж он-то, конечно, лучше меня знает, где ее надо собирать. Его надо вспугнуть, чтоб убежал, и перейти на то место».
Было бы ружье – «бахнул» бы в воздух и, наверняка, обратил в бегство любителя голубики. Но такового не имелось.
Взял два камня размером с кулак и трижды сильно ударил ими друг о друга. Никакой реакции у моего соперника в сборе ягод. Пришлось встать и подойти метров на двадцать ближе. Теперь нас разделяло метров шестьдесят. Ударил камнями и крикнул: «Ого-го-го!». Мишка молниеносно поднял голову и замер. Я тоже замер. Смотрит в моем направлении, уши торчком и видно, что принюхивается.
Ветерок тянул от него в мою сторону – запаха человека он не мог почуять. Удары камнями и мое «ого-го-го» почему-то не испугали. Надо сказать, что медведи сильно близорукий «народец», почти слепой. Наверное, он видел некоторое размытое, неопределенной формы пятно на зеленом фоне кустов, но не признал в нем человека. Секунд через десять, как ни в чем не бывало, продолжил обед. «Во, блин…» - косноязычно подумал я.
Приблизился еще метров на десять, снова ударил три раза камнями и крикнул «ого-го-го». Все повторилось: секунд десять внимательно и неподвижно смотрел медведь в мою сторону, прислушиваясь и принюхиваясь. Затем совершенно спокойно вернулся к своему занятию.
Подумалось вот что: «Надо бороду сбрить и подстричься. Он, гад, меня за своего принял. Да и грудь волосатая…» Выбросил в мох камни и немного подумал. Ума у меня не очень много, поэтому любое думанье дается с трудом.
«Ближе подходить не буду – твердо и не очень мужественно придумал я – пусть кормится, а мне придется довольствоваться этой своей «деляной», даже если и поменьше на ней ягоды».
Вернулся к рюкзаку.
Я человек ленивый. Поэтому собираю ягоду вначале в литровую банку, а затем высыпаю в большую картонную коробку. Дурю сам себя этой баночкой. Через ее стекло видно, как, пусть и медленно, но растет все же объем добытой голубики. Коробку воспринимаю, как «черную дыру», в которую, сколько не бросай, даже дно никогда не закроешь.
Ползал на коленях между кустами и наполнял банку. Иногда приподнимался и смотрел на медведя. Тот находился там же и занимался тем же.
Любой процесс, даже скучный, увлекает. Я перестал поглядывать на соседа-сборщика где-то на половине банки, забыв о нем. Когда она наполнилась, встал и направился к рюкзаку, в котором коробка. Сделал два шага и резко обернулся, услышав за спиной сопенье и мгновенно вспомнив о медведе. Теперь нас разделяло метров тридцать. Я слышал шумное дыхание и шорох кустов под его лапами. Он спокойно и обстоятельно продолжал обгладывать кусты голубики.
Здесь проявилось еще одно мое отвратительное качество – я струсил. Медленно, плавно, стараясь не шуметь, подошел к рюкзаку, взял его подмышку и направился прочь с этого поля.
Возможно, мишка тоже подумал: «Вон там мой собрат кормится. Наверное, в том месте больше ягоды» - и решил переместиться ко мне поближе. А может быть, он мигрировал из таких диких мест, где вообще людей не бывает, и не известно ему, что эти двуногие твари очень опасны и кровожадны. Они со страшным грохотом умеют плеваться смертоносным свинцом. Никогда раньше не приходилось видеть такого темного окраса медвежьей шкуры, что косвенно подтверждает версию о медведе-мигранте.
Так я позорно вернулся домой с одним литром голубики. Грибов, правда, еще немного по дороге насобирал. Мало их почему-то. Сухо, что ли? Может быть, на квадратном километре их не намного больше, чем медведей.
Александр Румянцев