Исии

Захаров Владимир Евгеньевич
Поэма в эпистолярном жанре.
      

        Дорогая Даша!
        Все вы прекрасно знаете о том, что с лёгкой руки твоего досточтимого папеньки Андрея Николаевича, я давно и непоколебимо пребываю в состоянии творческой импотенции. Тем не менее, рискуя похерить сложившиеся у вас семейные стереотипы, я всё же решусь преподнести тебе на память эту небольшую, так сказать, нехитрую историю о женщине, которая прошла по долгой дороге жизни, храня в сердце свет былой любви к легендарному герою, заставившему однажды многих служителей Марса поскрежетать зубами. Впрочем, тот скрежет слышится доселе.
        Увы-увы!.. Завистники не переводятся на свете. Они плодятся.
        А годики колонной стройно маршируют из светлого грядущего прямо в мглистую даль забвения; все мимо нас. Своим размеренным, неукротимым натиском они сметают ветхую рухлядь, бывшую на лице Земли прежде. И это правильно. Ведь грядущее оттого и светлое, что соткано волшебством иллюзий, грёз и надежд. А прошлое  не изменишь, не возвернёшь. И люди умирают, теряются во мраке безвременья, меркнут в небытие; как и не бывало их вовсе, как и не бывало. Закончилась великая эпоха! Всё. Тёмная-тёмная ночь, без Луны, без звёзд. Вселенская пыль. Тишина мира. Страшно. Да?
        Нет. Проснись же, Даша, ну!.. Увидишь, как восходит вновь лучезарное Светило, попирает, словно гидру, фригидность нынешнего века; чёрный морок грузными клубами отступает к Западу.И вот – глас громоподобный раздаётся оттуда, будто рокочет: Захаров!..  сверни свои потрясающие опусы трубочкой и засунь, пожалуйста, в жопу… Ах, любезный Вы мой Андрей Николаевич! Теперь  будем друг перед другом комедию ломать? Поверьте, здесь Ваши грубости не к месту, ведь мы сейчас не на базаре, правда? Мы с Вами в хрустальном храме любви. Не лучше ли склонить нам главы непутёвые пред вечностью; там, где священнодействует Женщина! 
Да-да, словно воочию мы видим её, понуро бредущую по безымянным токийским улицам, омытым затяжными осенними дождями. И так много лет, ежемесячно, отправляется она пешком через весь город в здание бывшего Советского Посольства, где ей привычно выплачивают скудное денежное пособие за безвременно погибшего в годы войны мужа. О, у неё хороший слух! Конечно же, она слышит, что вислозадые посольские секретарши, шушукаясь, посмеиваются за её спиной: мол, вот опять заявилась эта старая японская шлюха Исии Ханаку, так сказать, боевая подруга героя… Разумеется, всем известно: была у него в Москве жена - Катюша. И что? Шесть лет совместной жизни - в горе и в радости, до самых последних его дней, до могилы - ужели больше ничего ни для кого не значат? Жизнь… Древо, выросшее на  прибрежной скале.
        Ох, тяжко жить на свете человеку, маета. Отчего так? Мир Божий, что ли, сделался слишком велик, или людишки народились тут мелкодушные? Выцветшими от слёз глазами вглядывается Исии в трёхцветное полотнище, безвольно повисшее на высоком флагштоке Посольства. Как всё преобразилось вокруг, всё не по-прежнему!.. А может, старость пришла незваная, во блёклое олово обратила ненароком звонкое злато юности, оставила лишь память о былом. Смирись, душа! Не рвись наружу ввысь в ночь полной Луны! Забудься в сладостных воспоминаньях; они твои навсегда, повсюду с тобою.
Когда-то, давным-давно, мужчины выходили в общество не в пёстрых трусах до колен; они предпочитали строгую военную форму с пистолетом на поясном ремне. Не приторная вонь французского одеколона, густой запах дёгтя и оружейной смазки сопровождал их повсюду. Какая девушка могла устоять?.. Втапоры Исии, переполненная женскою силой,  работала в небольшом, но вполне приличном увеселительном заведении. Там ей и посчастливилось познакомиться с блестящим офицером Третьего Рейха Германской нации. Его округлые печальные глаза, арийский профиль и безукоризненные манеры зажгли огонь в неискушённом сердце бедной гейши. Казалось, неумолимый Рок соединил их невзначай, и бесконечная ночь чёрным пологом сокрыла их от мира… Но  снова воспылал рассвет; заря кинжалом Солнца пронзила тело неба!
        Офицер остался доволен и был добр настолько, что обещал подарить грампластинку, как-нибудь в следующий раз. И, представьте, всё-таки подарил!.. Музыку любил беззаветно: Бах, Бетховен, Малер, Русские народные песни… Современную же не переносил. Однажды под утро Исии пробудилась от беззвучных рыданий милого. Она приподнялась на подушке и положила его красивую голову себе на изящную грудь.
- Что с тобою, дорогой мой?
- Ничего.
- Но я же вижу, ты скучаешь. Скажи…
- Я одинок. Я так здесь одинок! - не сдержавшись, прошептал он.
- Почему? Ведь у тебя много германских друзей!..
- Нет. Ты глупая.
И верно – лишь спустя десять лет Исии поняла подлинную причину тех скупых мужских слёз: тою ночью Советская Россия подверглась вероломному нападению со стороны фашистской Германии. Тогда он крепко обнял её и в задумчивости произнёс:
- Если тебе когда-нибудь потребуется материальная помощь, обращайся в Советское Посольство, без стеснения.
В другой раз, получив от доверенного источника информацию о том, что на Родине его объявили изменником, он, в порыве откровенности, признался:
- Знаешь, любимая, мы с тобою могли быть счастливы только в Советском Союзе. Но это уже невозможно. Никогда…
        Многие до сих пор полагают, будто ему был непонятен японский язык. Это досужие выдумки. Вот и служанка, помнится, всё подначивала её: как же, дескать, госпожа может объясняться с господином?.. Да очень просто, он прекрасно всё понимал! А будь иначе, разве смогли бы они беседовать ночи напролёт? Ведь Исии и сейчас знает лишь несколько слов по-русски. Зато накрепко запомнились стихи революционного поэта-коммуниста, которые она вызубрила  по настоянию супруга: «Палтияренинбризнецыблатяктоборее…» Часто просил он прочитать наизусть эти бессмертные строки, и почему-то всегда смеялся до слёз…
        Стара она стала, опостылело жить на белом свете; никому нет до неё дела, всегда одна. Давно иссякли силы, бороться за место под солнцем… Исии нервно прокручивает массивное вдовье кольцо на безымянном пальце левой руки. Не нажила она себе палат каменных, не скопила богатства к старости. Собственно, всё её достояние, всё наследство – это кольцо. А ведь всем хорошо известно, что оно сделано из зубов её покойного мужа! Опускает Исии воспалённые глаза долу, не желает уже видеть безумный пир нашего мира.
        Сгустились сумерки над Токио, погасло небо. Разливанное море электрического света причудливо окрасило город. Какофония урбанистических звуков достигла высшей степени хаоса. Припозднилась Исии, пора возвращаться домой. Но взгляд невольно останавливается на массивном сером фасаде старинного административного здания. Полвека тому назад здесь закончились её мытарства по кругам бюрократического ада. По этим каменным ступенькам она, словно вольная птица из клетки, выпорхнула на этот тротуар, прижимая к сердцу вожделенное письменное разрешение на эксгумацию трупа… Не останавливайся, Исии, тебе предстоит путь неблизкий, так поспеши к вечному твоему одиночеству. Видишь – ночь вступает в свои права; в такое время на улицах города становится небезопасно.
В одну из таких же безлунных ночей молодая Исии вместе со случайно подвернувшимися подружками, выпив для храбрости по стаканчику-другому сакэ и, захватив фонарики и лопаты, отправились на загородное кладбище раскапывать общую могилу. Порывистый ветер трепал одежду, засыпал узкие глаза песком; карликовые деревья клонились из стороны в сторону. Нервы были напряжены в надрывно звенящую струну, готовую сей миг оборваться, лишь чувство супружеского долга принуждало её не прекращать начатое дело. Наконец, из-под слоя извёстки показались бренные человеческие останки, сваленные кое-как в кучу. Каждую косточку приходилось перебирать почти на ощупь, не полагаясь на тусклый свет гаснущего фонаря. И вдруг душа у ней встрепенулась и в горле перехватило дух. Да, она узнала его сразу! Узнала по железячке, соединяющей берцовую кость, по пряжке со свастикой от поясного ремня и по вставным зубам… В порыве безрассудной нежности, она приложила его пожелтевший череп себе на изящную грудь. Ему это всегда так нравилось!.. Подружки лежали поодаль, без чувств.
Сей череп, политый обильными слезами и отполированный поцелуями верной Исии, в своё время принадлежал известному в кругах военных историков лицу, лицу советского разведчика Рихарда Зорге. 
Наконец – мой последний аккорд прозвучал мажорно, и добавить к вышеизложенному мне боле нечего. В смыслах я вообще никак не разбираюсь, а по поводу морали обращайтесь прямо к Адаму с Евой. И не смотри на меня с таким недоумением, дорогая Даша. Я не инопланетянин, поэтому стараюсь, по мере возможности, изъясняться на доступном тебе языке. Впрочем, выскажусь иначе. Положим, человек всю жизнь ходит по замкнутому кругу, значит ли это, что таким образом, он следует за Солнцем? Значит ли это, что его цель – вечное блуждание по замкнутому кругу? Нет? Ну конечно же – нет, Даша! Потому что наша цель – суть есть Солнце! Истинно так!.. Хотя, по правде говоря, далеки мы все от истины-то, ох, как далеки…
А вон, гляди – там Исии ковыляет с палочкой от Русского Посольства вверх по безымянной токийской улице. Я кричу ей, что есть мочи: Исии!.. Погоди, Исии!..- Ничего не слышит Исии. Слишком далеки мы все от неё.