Сашкины фантазии

Валери Таразо
Сашка был большой фантазер и это все знали. То, что его фантазии часто сбывались, все забывали, но только не он. Он знал, что ни одна бомба не попала в почту, которая расположена рядом с яростно забрасываемым бомбами железнодорожным разъездом и вокзалом. Немецкие самолеты сыпали бомбы, которые сожгли санитарный поезд, но ни одна из них не попала в вокзал и в почту, хотя вокруг было много воронок. Сашка знал, что его колдовство не способно всегда защитить, а неудачи колдовства объяснимы только тем, что оно распространяется не далеко. Санитарный поезд стоял на запасных путях, куда сбрасывались бомбы. Это далеко от действия колдовства и Сашка не мог помочь уцелеть санитарному составу.
Он плакал от досады за свою немощь во время криков гибнущих в огне раненых солдат. Как он ругал себя за эту немощь! Дедушка говорил, что Сашка здесь не при чем. Однако мальчишка твердил о своих странных догадках. Сумел же он спасти себя, бабушку и корову во время ужасной грозы, когда молнии впивались в землю рядом от него. Ведь это он молился за здоровье бабушки, коровы и свое, стоя на коленях в громадной луже в голой степи.  Почему бог тогда услышал его, а когда гибли десятки русских солдат, он не смог защитить их?
Почему он так часто жалел немцев, когда шли вагоны с пленными? И почему он так часто плакал, когда играли губные гармошки?
Может быть, потому что он жалеет немцев, он не смог защитить русский санитарный поезд. И бабушка, и бабы жалели пленных немцев, принося к охраняемым вагонам хлеб. Быть может, бог не защитил наш санитарный поезд, потому что мы сами жалели немцев? Ведь нельзя одной рукой убивать, а дугой рукой жалеть. И в этих рассуждениях Сашка совсем запутался. Вот где фантазиям был простор!
Туське было легче - она объясняла все просто: “Быть убитым – попасть в рай за доблесть”.
 - И немцам тоже – спросил Шурка.
 - И немцам, но если они не хотели воевать – ответила девочка.
У нее на все был взгляд девчонки, знакомой с библией. Когда Сашка стал взрослым, он слышал нечто подобное от священников и от мусульман. Но раньше для него все были равны, и он с трудом понимал логику Всевышнего. Голова шла кругом, когда он задумывался о справедливости бога.
Сашкины теории справедливости были сложны и запутанны, но, при своей изобретательности, все же он находил объяснения самым тяжелым случаям. Если же свой своего соседа убил топором за золотые побрякушки – это он никак не мог понять и оправдать.
Будучи фантазером, он легко верил чужим фантазиям и просто небылицам. Однажды двоюродный брат Анатолий пообещал Сашке изготовить часы лучше тех, что брат свинтил с немецкого танка. Это была мучительная процедура втирания репейника в запястье, закончившаяся тяжелой ночью и образованием волдыря, который мучил Сашу неделю. Никаких часов, конечно, так и не получилось, но ремень деда погулял по задам мальчишек. Тогда Шурка понял, что за доверчивость надо страдать минимум два раза.
Фантазер, он и окружающий мир воспринимал как сказку. У него уже с детства был идеалистический взгляд на бытие. Как ему вдолбили потом материализм - трудно сказать. Точнее то, что он исповедовал потом, - была смесь материализма и идеализма. Но в детстве Сашка даже этих слов-то не слышал, и легче принимал реальное, чем идеальное. А потом, когда стал совсем взрослым, он полностью запутался, поняв, как ограничен для него материализм.

Реальный случай произошел с бабушкой в Цареве, где они жили с дедушкой еще до Сашкиного рождения. Впечатлительный мальчишка, он настолько ярко запомнил случай с бабушкой и представил его фантастическое продолжение, что он не любил, когда Евдокия Ивановна сухо рассказывала о случившемся эпизоде своим товаркам. Эх, так ли все было, бабушка?!
В десятке километров в пустынной ахтубинской степи на высоком левом берегу располагалась тюрьма. Однажды бабушка застала в своем доме беглеца, который не сделал бабушке никакого вреда, а, напившись и попросив кусок хлеба, ушел куда-то. Бабушка, правда, рассказала ему о том, как добраться до гигантского города Сталинграда, где нетрудно затеряться и найти пропитание. Надо только ночью переплыть Ахтубу и двигаться по лесу и займищам до Красной Слободы; откуда плавают сотни баркасов и лодок с продуктами в  Сталинград.
Шурка передавал этот рассказ по-своему, с прикрасами и ужасными деталями. Туська любила слушать историю, в которой все было, как в детективе. Разве знали Шурка или бабушка о детективах? Скажи так, они ничего бы не поняли. И, тем не менее, рассказ Сашки напоминал рассказы Честертона.
В Шуркином рассказе все случившееся было не в Цареве, а Калмыке, где скрывалась от немцев семья, состоящая из бабушки, дедушки, шестерых внучат разного возраста а, иногда, появлялись мамы Сашки и мамы двоюродных братьев и сестры. Как оказался Сашка на кровати напротив кровати взрослых, история умалчивает. Но это именно он заметил, как чья-то рука высунулась из-под кровати взрослых и потянулась за недокуренным окурком деда. Это он пошел в сени пописать и шепнул деду о страшном бандите под кроватью. Дед, ложась спать, хранил пистолет под подушкой (у него была касса!) и ему было легко вооружиться и прогнать бандита.
Этот случай пересказывался в разных вариантах, хотя все было на два года раньше Сашкиного рождения. Когда он рассказывал происшествие  двоюродным братьям и сестре, у них возникал законный вопрос: “А где были мы?”. Ответ был прост: “На сеновале”. Лийка возражала, мотивируя тем, что она никогда не спит на сене. Анатолий, которому  было восемь лет, хитро улыбаясь, подморгнул Шурке.
Потом, зачастую, Шурка говорил правду, но ему никто не верил, и он привык к такому положению. Правда, оно было мучительно обидным. Например, однажды он рассказал о страшной болезни – сифилисе. Вся молодь ничему не поверила и ела в столовой картофельные котлеты, не обращая внимания на старика с проваленным носом. Сашка же убегал из столовой. Сведения о сифилисе, которые он почерпнул из журнала “Нива”, научившись к шести годам читать по слогам, оказались правдивыми, но лишь отчасти.