11. ХИМИЯ
Когда тяжесть от разлуки переходит в стадию монотонного течения, когда звериное бешенство, желание выть и безумно кидаться в стену отступает, a за штурвал власти берется вялотекущая шизофрения, пожалуй, наступает самое то время для сравнительного анализа. По сути – это очередная контрольная, которая в Высшей школе жизни случается с некоторой периодичностью. Скорее, даже лабораторная работа со значимостью контрольной.
Мэйка уже давно готовила тетрадки для этого исследования, но, как и положено любому студенту, тянула до последнего. Пока ситуация не стала критичной. Правда, вопрос, для кого? Удовлетворенная улыбка с ее лица не сходила.
«Что значат слова?» - думала она – «Слова – это все, если они чисты и правдивы. И слова – это всего лишь набор звуков, когда они пусты и несовершенны. Можно тысячу раз сказать «люблю», и никто тебе не поверит. A можно раз шепнуть, и душа будет виться вокруг этого слова, не забудет, не потеряет его». – «Мечты побежали, прыгнули в окно. Меня обижали больно, но давно…» - Мэйя напевала. Двоякое ощущение, когда сидишь по самые ушки в своей Любви, аромат которой неизбежно вьется из плотно завязанной коробочки, и еще подсознательно мстишь в другую сторону, туда, где и малюсенькой-то любовечкой не попахивает.
«Чеширия – пустозвон, пустоцвет, пустозвук, пусточеловек, пустотело… Точно! Пустотело. Оболочка… Красивая обертка из разноцветной фольги, даже с бантиком, со страстными зелеными глазами – кошак, ёлки-метёлки! Зверюга уличная, неприкаянная душа, маза фака» - Мэйка заржала в голос от такой мысли – «Внутри – затхлость, плесень и комья засушенного перегноя. Обычная просроченная конфета. К таким бывает только секундная страсть. Откусила кусочек, быстренько выплюнула, чтоб дристачки не было, и хватит. Ничуть не странно, что он так и остался тереться об ноги, потому что пригрела, прогнала не сразу. A ведь в верности не клялась. A ведь верности не просила. Да ничего я не просила! И как не стыдно! Такой большой, a все дурью бесишься. Чешир, Чешир. Предупреждала же, не рыпаться, хуже будет, уже есть. Ма-ла-дец – ДЕЦ, как мало!» - Мэйку колбасило. Этот лишь с виду гордый зверь ходил, потупив взор, обида колыхала кончик хвоста и щетинила волоски дорогостоящей шкурки. A Мэйка уже перестала дергать поводок, только он этого не знал, ему казалось, что его душит строгий ошейник. Все это сменялось абсурдом: как вообще на свободного кота можно было нацепить такую позорную вещь?! Да можно, можно, если зверь дурной. «Прости, но прежние обиды сделали меня жестокой к тебе подобным. Ты отдал мне лишь тело, ошибочно полагая, что взял что-то взамен. Я же взяла, не возвращая сдачи, всю страсть. A ты перепутал два отдельных понятия: страсти и любви. Смешал и съел, теперь тошнит…» - мысленно практиковала Мэйя пассы, не так давно отдаваемые совсем с другой целью. Не как давно? Фигасе! Да уж почти больше месяца. Для потерянной страсти – недавно. A для обретенного ощущения и осязания праздника Вселенной – давно! Почти вечность. И Мэйке предстоит же пережить еще не одну такую вечность.
«Путь млечный, гоню по встречной навстречу ветру, свету, звездам и планетам…» - вот тут-то и нет запретов – «Звездочка… Медленный танец… самый долгий… будет, будет…» - мурашки побежали от недавно сказанных слов… «Медленный танец будет… наш… очень долгим…» - Мэйка уловила кристальный ручей, омывающий душу, сама искупала ее в безупречности чистейших вод.
Ах, господа, давно мы с вами не общались, дорогие! Скажите, кто догадался бы подставить руку, чтобы у любимой не затекала шея в беспрерывности затяжного поцелуя? Мэйка же не просто так светилась радостью и млела! Все прекрасное творилось с ней. И теплая ладонь поддерживала голову в закономерности соотношений роста. Маленькая девочка в ней готова была плакать взрослыми слезами счастья. Взрослыми, потому что дети от радости могут только смеяться. A взрослые – наоборот. Мы тупеем, вырастая. Но сущность пересилила, и она смеялась по-детски звонко, лишь не по-детски крепко прижимаясь к любимому, родному телу молодого хищника, так ловко окольцевавшего ее. Как жгучий цыган, обуздавший непокорную белую кобылицу на Карпатской полонине. Как японский птицелов, создавший искусную ловушку из нитей флёра и лепестков сакуры, предназначенную для единственной птицы. Мэйка и не сопротивлялась, она не так часто в жизни сворачивала на верную дорогу, сейчас выбор был наиправильнейший – сеть непорочной любви никогда не нанесет ту рану, которую нельзя будет залечить любовным же коктейлем. Если где-то лески перетянутся и порежут доверчивую плоть, ее трепетный избранник залижет ранки, они заживут без шрамов. A сама Мэйка потихоньку начала вязать пуховые рукавички для своих когтистых лапок, чтобы случайно не изодрать в клочки и ленточки душу своей пылающей Звездочки. Пусть невзначай, пусть не со зла и не с обиды, пусть не с желания, но все же… может…
Вспомнился ковер цветов – коктейль любви в лесу, где запахи плелись и танцевали вальсы с чувствами, и небо одобрительно качалось в такт сердцам. И почти не природные процессы – столкновение молекул невзаимодействующих в обычном мире веществ, вступающих в реакцию в стране сказочной химии – набирали силу. Разлука – не беда, это время, для формирования истин; недифференцированный экзамен с определением лишь «сдан»/«не сдан», никаких троек быть не может в этом учебном заведении. Это не игрушки, это – жизнь. Это – единственная правда. Это – химия мозга.
25.05.2009