Помимо Антохи в комнате был ещё кто-то. Этот кто-то бесчинно топал по полу маленькими зловещими ножками, скрежетал чем-то и стремился залезть под одеяло. Кто-то маленький, покрытый колючей и жёсткой шерстью, лазил по нему, да так, что нельзя было не почувствовать. Несколько раз даже Антоха пытался скинуть это неведомое существо на пол. Удачно. Звук грохнувшегося на пол тела был не из приятных. Тело ворочалось, чем-то кому-то угрожало своим писклявым языком, переворачивалось на живот и вновь и вновь стремилось взять штурмом одеяло, словно неприступную крепость… Каждая новая попытка отличалась всё большей настойчивостью и уверенностью в своей безнаказанности.
- Да что ж ты делать-то будешь, а? Ебучий случай, - выругался Антоха в кромешную тьму. При этом он очередной раз спихнул ногой с кровати маленький пушистый комочек, встал и включил свет. Огляделся.
- ****ь! Что это ещё, сука, за ***ня то такая! - отсутствующие волосы на голове встали бы дыбом от увиденного, но их не было. Потому он лишь пригладил густую бороду своей могучей рукой.
На полу, везде, во всех уголках, там и тут сновали противные, огромных размеров, пауки. Их было много. Откуда взяться им в таком количестве у него в квартире оставалось загадкой, но факт их присутствия оставался фактом, причём мало приятным. Один из пауков, оборзев окончательно, подлез к ногам Антона и, выставив вперёд свои волосатые лапки, стал карабкаться по нему.
- Да иди-ка ты на ***, мудило членистоногое! - Антон сбросил его, схватил лежавший на столе журнал, скрутил его и принялся неистово бить орудием по вражьим кудрям. Вскоре весь пол был покрыт кроваво-чёрными следами, что ступить было негде…
Мельком бросил взгляд под кровать. Огромная серая мышь с огромными зелёными глазами командовала отрядом паукообразных, возвышаясь на каком-то подобии деревянного щита на колёсиках. Те, кто знают или видел нищих попрошаек-инвалидов без ног или смотрел фильм «Открытые ладони» понимают, о чём я. У мыши так же не было задних лап, а передние были длинные и сильные. На её короткой шее висел золотой медальон на цепочке. Завидев его, мышь осклабилась всей своей пастью и, поняв, что проиграла, быстрыми размашистыми движениями передних лап покатила на своей коляске во всю свою мышиную прыть, что было сил.
- Стой, сучья морда, кому говорю!
Антоха бешено орал и на корячках полз за мышью, колотя своим свёртком по полу. Но трижды проклятая зелёноглазая мышь-инвалид, как ни странно, оказалась проворней. Она забилась под шкаф и скрылась из виду.
От стуков, возни и отборного громкого мата проснулись соседи снизу. Они застучали по батарее, напоминая, что уже поздняя ночь и завтра им на работу.
Антоху окончательно добило это:
- Да пошли вы тоже в ****у все, ублюдки! Да я вас в рот **** и вашу работу!
Было слышно, как негодуют соседи снизу и обещают вызвать милицию, если он не успокоится. Соседи с других квартир так же начали выказывать своё недовольство.
Вскоре ему позвонили в дверь.
Антоха нехотя пошёл открывать, в одних трусах и свёрнутым журналом в руках. Соседей было двое. Они были заспанные и злые. Вступать в перепалку с ними Антоха не собирался, он хотел лишь показать им причину, по которой и был устроен весь сыр-бор.
- Молодой человек, вы что себе позволяете? Время знаете сколько? Либо вы ведёте себя достойно, либо мы пишем коллективную жалобу на вас! - чётко и ясно сказал ему один из соседей тоном, не требующим возражений.
- У меня пауки, - отмазывался Антоха, - огромные чёрные пауки. Они покрыты шерстью полностью. Как тарантулы, наверное. Я не знаю, откуда они взялись. Их много. Там. В спальне. Их десятки. Я поубивал их. Можете сами посмотреть, если не верите мне. Идите же! Идите!
Антоха возбуждённо говорил им, его взгляд был стеклянный и он постоянно крутил свёрнутым журналом перед их лицами, показывая запёкшуюся кровь на нём и ошмётки паучьих тел.
- Тьфу ты, мать твоя женщина! - сплюнул один сосед и вышел вон из квартиры её странного хозяина. Другой сосед остался.
- Ну, пошли, посмотрим, что у тебя там за пауки такие. Тарантулы говоришь? Откуда им в наших краях взяться, не знаешь? - средних лет мужчина пошёл в направлении спальни. Антоха последовал за ним.
- Вот, как вам картинка! - спросил Антоха у мужчины, показывая на раздавленные трупики, что всюду были… как он думал.
Пол был чист. В смысле он не был, конечно, чист, Антоха давно уже не убирался, но трупиков не было. Их не было так, как будто их не было вовсе. Никогда.
- Да как же, вот, журнал посмотрите, - Антоха показал вновь журнал. Журнал был чист. На нём не было ни крови, ни ошмётков паучьих тел. Он был как новый, только купленный, лишь измят слегка. Его пробил озноб. Он стоял и тупил, не понимая, что происходит. Ведь только что их было много, они были всюду, а теперь их нет. Они исчезли. Ничего нет. А мышь? Может, и её не было? Да нет, была. Точно была. Про мышь он не стал говорить…
- Молодой человек, вам бы выспаться не помешало. Не морочьте мне голову и ложитесь спать, я прошу вас, по-человечески прошу.
После сказанного сосед ушёл к себе. Вниз. Ведь он то и жил квартирой ниже.
Антоха закрыл за ним дверь и оглядел себя в зеркало, что стояло в прихожей. Растерянный и озадаченный вид его смотрел оттуда. Отражение ехидно улыбалось и что-то ему говорило. От увиденного глаза полезли на лоб. Антоха стоял и смотрел, а отражение в зеркале жило своей жизнью. Кричать от страха не было больше сил, как не было и желания делать это. Обессиленный Антон прижался к стене, напротив зеркала, и начал сползать вниз. «Зеркальный» же продолжал что-то говорить и смеяться. Антоха не мог его слышать, и он просто пытался прочитать по губам обращённое к нему. Ничего не получалось – Антоха плохо умел читать по губам. «Зеркальный» нагнулся куда-то, затем встал. В руках он держал ту самую зеленоглазую мышь-инвалид с золотым кулоном на шее. Мышь тыкала в него пальцем с зеркала и открывала свою пасть. Антоха сидел на полу и, схватившись за голову, молча и тупо наблюдал, как в телевизор. «Зеркальный» смотрел на себя сквозь стекло и ругался. Он бережно держал мышь, будто она была бесценна, и гладил её. Затем он опять нагнулся, исчезнув из виду на короткое, непродолжительное время. «Зеркальный» встал, посмотрел немигающим и холодным взглядом на Антоху и пальцем поманил к себе.
На трясущихся ногах Антоха подошёл к зеркалу. Тот, который за стеклом, подозвал его ещё раз, пальцем, чтоб он подошёл поближе. Антоха повиновался. Парень за стеклом смотрел не мигая. От взгляда веяло холодом и кидало в дрожь. Антоха следовал его указаниям как загипнотизированный и приблизился к зеркалу максимально близко. Сердце бешено билось. «Зеркальный» стоял, не двигаясь, и взгляд его уже не был холодным. Скорее наоборот. Он был напуган, как был напуган реальный Антоха, стоящий у зеркала с дрожью в коленках и одних трусах. Физиономию «зеркального» скрутило от адской боли. Он часто хлопал своими чёрными глазами и плакал. Реальный же стоял как заколдованный и продолжал пялиться. Сердце выскакивало из груди, носом от напряжения пошла кровь. «Зеркальный» продолжал мучаться от боли. Ему было больно. Отчего? Какая неведомая сила заставляет так страдать его? Антоха не знал, но знал, что это очень больно и ему не хотелось быть на его месте. Затем густая смоляная борода «зеркального» зашевелилась. Из неё вылезли длинные худые пальцы. Они были тонкие, эти пальцы, худые. Настолько худые, что были заметны суставы. Эти пальцы раздвинули бороду «зеркального» в аккурат на две части. В образовавшемся проёме на Антоху из бороды смотрел чей-то коварный, круглый глаз…
- Сукаааа! Сука! Сука! Съеби туда, откуда пришёл! - реальный Антоха взял стул.
«Зеркальный» Антоха замотал головой и стучал кулачищами по обратной стороне стекла. Изнутри. Он говорил ему, что не надо этого делать. Не надо! Мать твою так, не надо!
- Сука ты, пидор гнойный! Говна кусок, ебучий червь! - реальный Антоха замахнулся, другой Антоха закрыл глаза руками, а круглый глаз из бороды, похожий на совиный, продолжал смотреть, двигая своим зрачком. Антоха бросил стул в зеркало и оно разбилось… Из спальни послышался петушиный крик и звук хлопающих крыльев. Антоха рванул в спальню и не застал петуха. Тот исчез куда-то, оставив после себя лишь перо и немного жидкого помёта. Антоха взял перо и вытер ногой помёт. Перо было реальное. И красивое. Оно было настоящее. Вы слышите – оно было настоящее! Реальное. Такое же реальное, как и он сам.
Светало. Антоха вытер кровь с носа и вырубился обессиленный…
У Антонины были ключи от квартиры и она спешила к любимому.
Антоха же шёл по парку. Ну да, ведь он спит сейчас. Он шел, беззаботно озираясь по сторонам. Когда он проходил мимо старой и слепой бабки, та окликнула его, назвав по имени. Антоха опешил и повернулся к ней.
- Зло на тебе великое. Вижу. Погубит тебя женщина с пером. Вбей иглу в дверной косяк, повяжи красную нить на руку, а перо закопай в полночь, но не раньше чем через три дня. Слышишь, три дня тебе…
Старуха говорила своим беззубым ртом и стучала клюкой о землю. На месте глаз у неё были лишь шрамы. Выжженные когда-то давно углём. Старуха была ведьмой, и люди боялись её глаз. Поговаривали даже, на кого посмотрит старуха, так те в скором времени совсем хирели. Загибала их болезнь неведомая. Так люди и выжгли ей глаза.
Толкнув речь, старуха попятилась назад, крича что-то своим беззубым ртом.
Антоха почувствовал прикосновение к себе. Он с криком вскочил.
Это была Антонина. Она лишь хотела обнять его и поцеловать.
- Что с тобой, Антошенька? Успокойся, это просто дурной сон. Ммм, как я люблю тебя, дурья башка! - Антонина гладила его по лысой голове и запустила свои пальчики в его густую и чёрную бороду. Она без ума была от этой бороды. Борода – это символ мужества.
- Почему кровь у тебя, Антон? И зачем ты зеркало разбил? Теперь за него платить надо. Ведь ты же понимаешь, что квартира не твоя, а съёмная. Что теперь хозяйка скажет, когда узнает?
Антохе хотелось всё рассказать, но он не стал. Ему не хотелось выглядеть посмешищем во второй раз.
- Ладно, я ненадолго. Ты есть наверно хочешь? Пойду приготовлю, а ты приберись пока, - подвела итог Антонина.
Потом был секс. Неистовый и беспощадный. Антоха остервенело ёб Антонину во все щели, не удивительно, ведь ей уезжать скоро на три дня. Антоха ёб с запасом.
- О, Антошенька, какой ты у меня сильный! - произнесла оттраханная во все щели Антонина. Антоха перебил её:
- Подожди, стой. Смотри, что у меня есть, сейчас покажу.
Он встал с кровати и преподнёс ей небольшую шкатулку, обтянутую кожей. Эту шкатулку она подарила ему на годовщину их знакомства, с тех пор прошло уже более 5-ти лет.
- Открой, посмотри. Это тебе мой подарок, - ласково просил Антоха и гладил её по волосам.
Антонина приняла шкатулку и открыла её немедленно. Любопытство взяло верх над ней. Открыв её она с ужасом отбросила ту подальше от себя. Перо вылетело и плавно опустилось на кровать.
- Совсем уже не нормальный, что ли? - Антонина схватила одеяло и трясущимися руками прикрыла свою грудь.
- Оно красивое, правда.
Антоха взял перо и провёл им по шее любимой.
- Красивое, как ты!
- Убери его от меня немедленно!
- Ну почему же? Ведь оно прекрасно! Знала бы ты удивительную историю его появления, ты бы так не говорила. Посмотри только, как переливается оно на солнце…
Антонина резко встала и засобиралась. Судорожно натягивая на себя разбросанные тут и там вещи, проронила: «Дурак ты! И не лечишься…». И ушла, хлопнув дверью.
- Сама дура! - крикнул ей вслед Антоха, - самая настоящая дура! Мразота ****ая!
Антоха закрыл дверь на все замки. Три дня. Он думал о той слепой старухе. Три дня. Один день уже прошёл. Точнее ночь. Осталось ещё две. Сегодня одна и завтра другая. Что за ****ая поебень свалилась ему на голову?
В холодильнике была водка. Много водки. Ебись в рот как много. Сигарет, правда, мало осталось. Да и *** с ними, с сигаретами. Зато окурков хоть жопой жуй! Решено. Напьюсь сегодня. Ведь пьяному всё до лампы. Я – раб лампы, я – раб лампы. Да пусть горит всё жарким пламенем: на хую я вертел этих пауков и мышей!
Антоха пил… а за окном темнело. Темнело за окном и пил Антоха. Курил и пил. Пил и курил. А за окном темнело. Гранёный стаканище, тупое наследие социализма, сидел в руке, как влитой. Антоха был с ним заодно, с этим стаканом, как вдруг…
В спальне раздался смех.
«Началось в колхозе утро!» - пронеслось в хмельной башке.
Он взял огромных размеров кухонный нож и отправился в спальню – изучить причину веселья. Кто смеётся в его доме?
В спальне, на кровати где он обычно спит и **** Антонину, сидел маленький зловещий карлик с непропорционально маленькой головой. Он был в полосатой пижаме и в тапках на босу ногу. От такой наглости Антоха набросился на карлика и принялся ножом кромсать его. Он схватил своей огромной ручищей за маленькую карличью голову, хотел уже было отрезать её, как вдруг карлик хлопнул в ладоши, цокнул языком и Антоху тут же с силой отбросило к стенке и прижало к ней, да так сильно, что все кости его затрещали…
- Кто ты, потрох сучий? Не дави меня больше, перестань… - Антоха умолял и прижимался к стенке. Давление ослабло и его отпустило, но руки были словно из бетона, так что не мог он шевелить ими.
- Я домовой. Я живу в прихожей, за шкафом, - пояснил ему карлик.
- Что ещё за бред, какой такой в ****у домовой? Что за чушь! Что за бред ты несёшь…
Карлик крутил своей ублюдочной маленькой головой. Его порезы от ударов ножом стали затягиваться буквально на глазах. Вскоре их не осталось вовсе, лишь резаная местами полосатая пижама напоминала о случившемся.
- Домовые никогда не умирают, кретин! – произнёс карлик, пристально разглядывая перо в своих ручонках.
- Откуда это у тебя?
Антоха огрызнулся:
- Да пошёл ты… в свой шкаф. Гнида!
Карлик не унимался.
- Я разговаривал с тобой вчера. Через зеркало. Зачем ты разбил его? Ведь я предупреждал тебя о грядущем, но ты не захотел слушать. Теперь уже поздно. Антонина купила билет…
Антоха снова огрызнулся:
- Да пошёл ты! Срать я на тебя хотел… Отдай перо!
Карлик уставился на него недоумевающее и начал смеяться. Этот противный смех вновь начал прижимать его к стенке. Затрещали кости. Карлик смеялся долго. Всю ночь. А Антоха всю ночь посылал его. Соседи снова забили по батарее. Звонили в дверь. Антоха не мог встать и показать им проклятого карлика. Чтоб те видели. Но нет. Карлик так сильно прижимал его, что ему трудно было даже пошевелиться. Они кричали что-то за дверью и колотили в неё. Антоха посылал и их тоже!
- Не сметай со стола хлебные крошки, жлоб!
После этих слов карлик поднял свои тощие руки вверх. Закрыл глаза. Его стало трясти, со рта пошла пена. Затем стена начала расходиться. Всё те же тонкие пальцы с суставами раздвинули её. Опять этот глаз. Но уже большой. Чертовски большой. Во всю стену. Глаз смотрел на него, двигая зрачком. Обезумевший Антоха кричал во всю глотку и швырял всё, что потяжелее, в стену. Затем глаз остановился на нём, на Антохе. Карлика перестало трясти, он стал медленно уменьшаться в размерах, пока не исчез вовсе. Сотни пауков выпрыгивали из отверстия в стене и заполонили собой всё. Антоха обезумел окончательно. Пауки заползали ему в рот, в уши и откладывали там яйца. Бесчисленные полчища этой нечисти сновали всюду. Затем в комнату гордой походкой вошёл петух с золотыми шпорами. Он стал склёвывать пауков. Всех до единого. Их было много. Красив был петух. И силён. Он смотрел на Антоху и клевал пауков, давил их ногами и бил крыльями. О, Боже, как же красив этот петушок. Чертовски красив! Он шикарен. Он изящен. Он грациозен. Он мужик. Закончив войну с пауками, петух величаво захлопал крыльями, поджал под себя одну ногу и… спел свою великую песню.
Светает…
Антоха лежит на заблёванном полу. Подушка на кровати изрезана и кругом разбросаны перья от неё. Эти перья белые и некрасивые. Антоха берёт с кровати то перо, которое отличается от остальных своей неземной красотой. Оно одно здесь такое. Оно божественно и великолепно. Оно всё. Антоха влюблён в него. Оно дорого Антохе. Оно бесценно. Оно – его жизнь!
Жрать. Надо пожрать. Сейчас же. Антоха ползком пробирается на кухню и открывает холодильник. А жрать-то и нечего! Есть только водка. Много водки. ***ва туча водки. Он берёт бутылку, зубами срывает пробку и пьёт. Пьёт до свинячьего визга. Борода его, кривая и слёженная, топорщится в разные стороны. Потом он вырубается. Уходит в аут. Вечером вновь приходит в себя и забивает в дверной косяк швейную иглу. Завязывает красную нить на левой руке и… вновь пьёт. Как сука последняя. У него лишь есть водка. И перо внеземной красоты. ****ь! Люди слепы как щенки. Они не видят всей красоты его.
На третью ночь всё было тихо. Относительно. Не было больше ни пауков, ни мышей, ни карликов! Лишь с окна смотрела на него старая уже Антонина и трогала себя за подбородок. На лице её, изрытом морщинами, были слёзы. Она что-то говорила и гладила себя. Негодующе покачивала головой из стороны в сторону, выражая собой недовольство.
«До чего ты довёл себя, Антошенька?».
Он прочитал это по губам. Дар сей снизошёл свыше…
Через три недели Антоху выписали из наркодиспансера. Похудевшего. Но не буйного. Врачи прозвали его меж собой Седая Борода. Его борода поседела. За те три дня. Не было в нём больше мужской силы, как и не была больше чёрной борода его.
Первое, что сделал Антоха, так это пошёл на могилу Антонины. Там он и закопал неземной красоты перо… Антонина погибла в железнодорожной аварии: пьяный стрелочник перевёл стрелки и два поезда столкнулись лоб в лоб. Не успел Антоха. Не успел… На утро третьей ночи дверь его взломали и силой увезли. Наебала его старуха слепая, наебала…
25 мая 2009 г.