Она смотрит на меня приветливо. И Ей невдомек, что Она просто – моя Муза. Муза, ускользнувшая в мир людей из беспросветных недр обычного кармана.
В этом кармане моей куртки всегда покоятся в ожидании неизбитых идей и неожиданных сюжетных поворотов потертый блокнот и незамысловатая шариковая ручка. Близкий мне человек подарил эту ручку. Он надеялся, что именно ей будут написаны мной захватывающие сознание и щемящие сердце истории.
Было время, и Муза обитала в моем кармане: то среди исписанных страниц, то на кончике чернильного стержня. Этот карман, по необъяснимой причуде закройщика, был пришит именно в том самом месте, где так неспокойно бьется мое сердце.
Теперь-то я понимаю, что Муза не могла просто уместиться в моем внутреннем кармане. Она была слишком велика и так много для меня значила, чтобы просто в нём томиться. Скорее всего, местом Её обитания всегда было мое сердце.
Вот это уже ближе к истине. В моем сердце Она бы запросто разместилась. Да, так оно было. До того дня, в котором Она вдруг решила, что Ей пришла пора покидать пределы моего внутреннего кармана.
Я потерял Её три месяца назад. На дворе стоял февраль, и я не имел понятия, как будет выживать в условиях приближенных к арктическим моё покинутое сердце. Без Неё. На колком ветру.
Она думала, что бежала из моего кармана. А оказалось, что пыталась покинуть моё сердце. Мои мысли каждое мгновенье были заняты лишь Ей. И когда я по привычке в очередной раз направлял свою руку в карман, чтобы записать в старый блокнот свою очередную грусть, то всякий раз осекался. Грусти было навалом, и только вдохновения мне недоставало.
Она многое поняла про мир, в который ушла то меня. А еще про нас. Наверное, Она все правильно поняла, раз приняла такое решение. Она ведь не спросила моего совета. И Ей недосуг было ставить меня в известность. Она просто выскользнула из моего кармана в районе маленькой дырочки, которую проделал в его подкладке острие шариковой ручки.
Разве я мог держать Её против воли? Разве у меня было право на то, чтобы не отпускать Её от себя в этот мир? Раз Она ушла, значит, была нужна кому-то еще. Кто был этим человеком? Что вдохновляла Она его писать? И был ли он с Ней бережен? Любил ли он Её, заботился ли о Ней?
И вот сейчас Она стоит передо мной, как ни в чем не бывало, и загадочно улыбается. Значит, Она снова от кого-то сбежала. И теперь опять свободна.
Меня так и подмывает спросить: чья же Она теперь? И я осекаюсь, потому что понимаю всю бестактность вопроса. Ведь Муза не может принадлежать кому-то конкретно. Она способна вдохновить каждого и, в то же время, оставаться ничей.
Она смотрит на меня и беззвучно шевелит губами. Что Она говорит? Она говорит, что снова вернулась. Она говорит, что будет теперь со мной. Она с опаской поглядывает на мою куртку. Неужели Она думает, что я снова попытаюсь упрятать Её в темный и тесный карман?
Я хочу сказать Ей, что буду относиться к Ней еще бережнее. Я хочу дать Ей понять, что теперь буду внимателен к Её настроению. И даже намереваюсь присягнуть Ей на верность и произнести слова любовной клятвы.
Но Она лишь насмешливо смотрит на меня и говорит, что делать это совсем не обязательно. Она вернулась, потому что так потребовал мой опустошенный мир. Она вернулась, потому что у меня с Ней так много общих историй. Она вернулась, чтобы вдохновить меня на новые безрассудства, о которых я потом смогу поведать миру.
Я не могу на Неё наглядеться. Еще какое-то мгновенье и Она снова окажется там, где и положено быть настоящей Музе: в моём сочиняющем истории сердце. Я стараюсь запомнить черты Её лица. Они действительно божественны. Я люблю Её так горячо, что ощущаю, как нетерпеливым жаром творчества пылают доселе холодные кончики моих пальцев.
Я стараюсь запомнить каждое Её слово, каждое Её движенье и каждое мгновенье, проведенное рядом с Нею. Она не торопиться уходить, хотя бесцеремонные часики на Её изящном запястье отсчитывают время. Наше время. И я обнимаю Её прямо на глазах у суетливых прохожих и принимаю всю без остатка своим сердцем…
…Она стоит напротив меня и смотрит недоуменно. Она уже поняла, что Она – моя Муза. Только вот Ей невдомек, как же это Она раньше умещалась во внутреннем кармана моего дырявого сердца?