Обида, маленькая, но злая и острожалая, как оса… С одной стороны, для мира она ничего не значит- мир большой, ему нет дела и до более важных вещей, чем крошечная язвочка в чьей-то душе. Однако, обида- как огонек свечи. Если заботливо и вдохновенно раздувать его – он начнет жечь ладони.. А потом, превратившись в пожар – огромный, неуправляемый, пугающий и завораживающий одновременно –сожжет полмира. Ну или хотя бы маленький город. С мощеными камнем мостовыми и аккуратными, будто кукольными, домиками.
Конечно, это только нелепые фантазии. Город цел и невредим. Но все же если не болезненные ожоги, то жирные пятна копоти чужой обиды надолго остаются в сознании его обитателей. По крайней мере, тех, кто встречается с ней взглядом. Даже случайно. Им становится не по себе от плещущейся в них ненависти и досады. Да разве это могут быть глаза маленькой хрупкой девочки, похожей на фарфоровую куклу? Впрочем, параллелей с куклой даже не возникает – разве что с куклой-убийцей из детских страшилок…
Конечно, это глупости. Она простая девушка, неглупая, красивая, молодая… Просто непонятная им. Что, в сущности, неудивительно- откуда у них возьмется понимание? У них было детство. В детстве – плюшевые, теплые медведи, в мягкий живот которых так здорово уткнуться лицом и замереть от уютного, как бабушкина кофта, ощущения счастья. Воздушные шары – яркие, трепещущие в пальцах, похожие на пойманную, наконец, птиц счастья. Приторный, но непреодолимо приятный вкус леденцов на палочке. Чья-то добрая рука на плече – отца, матери, брата.. Непоседливая стайка шумных, дружных и встрепанных птенцов- дворовых и школьных приятелей. Потом – юношество, весна, светлый жизеннный путь и.. и любовь – куда же без нее?
У них все это было и есть. У их детей – будет. А у нее ничего этого не было – ни прочной семьи, не приятелей, ни шаров, медведей и даже – смешно сказать – старого двухколесного велосипеда. Был детский приют, немолодые, вымороченные, а потому постоянно злые воспитательницы. .. Ловкие, верткие и жестокие зверята – товарки и товарищи, распознавшие в ней самого слабого звереныша – идеальную мишень для дротиков детской жестокости….Надорванное письмо, брошенное ей под ноги вперемешку со словами: «Да пошла ты со своей любовью и своими записочками, крыса белобрысая!» И была горсть бубенцов, которыми она играла, а когда подросла – просто вертела в ладонях, оставшись одна.
Казалось, теперь декорации сменились – она выросла, сбежала в другой, пусть и небольшой, но город. Она учится в музыкальном училище, снимает комнату на чердаке- хоть какой-то, но угол… Однако каждое утро мир бьет по лицу ее перчатка, каждый день она подливает масла досады и злой памяти в маленький, но стойкий огонек в своей душе. Простить… Простить – значит, забыть. Значит, примириться. А есть вещи, которые забыть просто нельзя. И смириться тоже.
Люди этого не понимают, они искренне считают ее сумасшедшей, а то и ведьмой. Они не понимают, что она незлая- просто у нее никогда не было плюшевых медведей и воздушных шаров. Они не знают, как по ночам она плачет от обжигающего ее огня ненависти, ломает пальцы и дает себе клятву никогда не прощать. Они не слышали, как со звоном упала на мостовую ее детская игрушка – бубенцы. «Если вы все, что у меня есть – зачем вы вообще нужны??»
Она еще не знает, что, увидев однажды большого плюшевого медведя и связку рвущихся в небо шаров, поймет, что давно их расхотела. Что устала их хотеть, устала от постоянной изматывающей войны. А потом слышит тихий мелодичный перезвон бубенцов, подобранных кем-то с мостовой и украшающих ныне карниз маленького домика. И тогда она погасит претендующий на звание вечного огонь и напишет прекрасную музыку. Откроет нотную тетрадь и напишет в ней свою новую жизнь, легкую и красивую, как пение ветра в полых колокольчиках, изгнавшего навсегда злого духа обиды.
Хочется верить, что это произойдет скоро. Очень скоро.