Суша 2. Характер

Николай Борисович
Общежитий у Калининградского рыбного института было несколько, а жил я все пять лет в том, что на с нерусским трудным для понимания названием улице Генделя. Которую как ни коверкают отправители: и Дембеля, и Пенделя, и даже – сразу видно, образованный человек писал – Ганглия, а письма все равно доходят. Уж больно известная улица: расквартированы там УКГБ по Калининградской области, городская тюрьма с дверью приема передач, да центральный вытрезвитель. Последний пиарит себя нагляднее остальных учреждений: каждую пятницу оттуда выезжают на промысел воронки и раковые шейки с мигалками – студенты дразнят их хмелеуборочными комбайнами – причем по этой нашей Генделя и главной площади города с серым Лениным машины движутся вереницей как на параде, а только потом уже расползаются веером по городу. Ну, и последней достопримечательностью улицы работает соединяющее главный институтский корпус (до 1945 г. – управление гестапо Восточной Пруссии) и городскую тюрьму наше общежитие (до 1945 г. – один из этой самой тюрьмы корпусов).

И живет в нем в одной комнате с одной опять-таки моей приятельницей сказочная девушка Гала Тарасюк. Сказочная потому, что при трех равновеликих вайтлз – и таком же в сантиметрах росте – умеет, отклоняясь назад, доставать затылком попы. Смотреть на эти упражнения сбегается полкурса, но пялятся все в основном на натягивающие футболку сиськи без лифчика.

А живет она Строго По Расписанию.
То ли прочитала где-то, то ли услышала, что залогом жизненного успеха является
самодисциплина – и с брезгливостью сторонится нашего раздолбайского существования. Направил ее на учебу – и платил повышенную стипендию – какой-то украинский совхоз, директор которого удумал наделать в оврагах карповые пруды, так что вернуться она может только обратно в родное село. И вернуться она обязана неиспорченной городом. Поэтому девушка не выпивает, не курит и старается к тому же не интересоваться мальчиками. Что достаточно непросто с ее лицом Вячеслава Михайловича Молотова, сиськами мухинской колхозницы и непонятно на чем разработанной гибкостью.
Поэтому над кроватью у нее висит аккуратно вычерченный график: подъем, умывание
(холодной водой в общей умывалке: душ включают раз в неделю), гимнастика, завтрак, занятия (с учетом институтского расписания по дням недели) в аудиториях, занятия в библиотеке…
И два часа в день на чтение. Час по специальности про карпоразведение, а второй час – культурная художественная литература: Дрюон, Пикуль и Распутин с Мопассаном.
Так вот, читает она непременно с заведенным будильником. И как только тот прозвенит – то есть, просигналит, что отведенный час прошел – как читать перестает. Хоть бы и на середине фразы. Берет ручку и ставит после слова, на котором застает звонок, галочку. Объясняет, что если давать себе поблажку и после звонка не останавливаться, а расчитываться и дальше, особенно про интересное – с этого-то все разгильдяйство и начинается.

Несгибаемой воли ведь пример. А мы-то, даже когда и звоночек уже прозвенит, и после шестой кружки пива, бывает, остановиться не можем.